Текст книги "Роман Молодой"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

ГЛАВА 3
БИТВА У ШИШЕВСКОГО ЛЕСА

Князь Тит Мстиславович Козельский погонял своего коня: у него совсем не было времени на спокойную езду. Нужно было поспеть на помощь свату – великому князю Олегу Ивановичу Рязанскому. Ранней осенью 1365 года на его земли хлынули татарские орды мурзы Тагая. Олег Рязанский стал собирать все возможные силы для отпора сильному врагу. Раньше он не осмелился бы сопротивляться татарам. Обычно при нашествии татар рязанские князья либо отсиживались в столице своего княжества – Переяславле-Рязанском – прячась за его мощными дубовыми стенами и высылая к степным хищникам послов с выкупом, либо бежали в глухие окрестные леса. На этот раз князя Олега не было в Переяславле: известие о вторжении татар застало его у князя Владимира Ярославовича Пронского. Совещаться и рассуждать было уже некогда, и Олег послал к князю Титу людей с просьбой: «прибыть побыстрей к Пронску с дружиной и оказать помощь против неведомых татар».

Тит Мстиславович поспешно собрал «конную рать» в пятьсот копий, взял с собой сыновей Федора, Ивана, зятя Олега Рязанского, женатого на его дочери Агриппине, и самого младшего Василия, родившегося совершенно неожиданно, когда его отцу уже было пятьдесят! Престарелый князь Тит впервые выехал на «ратное дело». Так уже получилось, что в молодые и зрелые годы он оказался под опекой своего племянника – Василия Пантелеевича Карачевского – и «просидел» в своем Козельске, не зная «бранной славы». Ему не хотелось, чтобы и его сыновья оказались в стороне от воинских подвигов. – Пусть же мой Василий Зазрека, – сказал он перед походом, – примет участие в сражении и окропит свой меч горячей вражеской кровью!

«Зазрекой» он называл своего младшего сына потому, что считал его позднее рождение делом совсем ненужным, «зазряшным», тем более что после его рождения княгиня, доселе крепкая, веселая, никогда не жаловавшаяся на свое здоровье, вдруг заболела, стала прямо на глазах таять и, наконец, скончалась, оставив супруга в неутешном горе. – Эх, зазря я зачал этого Василия! – сокрушался князь Тит весь остаток своей жизни. – Мой младший сын принес жестокую беду!

Князь же Василий, рослый двадцатичетырехлетний молодец, не знавший матери, был так похож на нее лицом, что седовласый князь Тит постоянно вздыхал, глядя на него и вспоминая любимую супругу. Однако, несмотря на это, он всегда помнил, чего стоило его рождение, и относился к сыну холодно. Вот и теперь, во время быстрой скачки, он косо поглядывал в сторону весело гарцевавшего рядом со своими молодыми дружинниками сына Василия.

Путь козельских князей, пролегавший по хорошо известной им лесной дороге, был достаточно удобен и короток. Они срезали большой угол и приблизились к рязанской дороге. Тит Мстиславович ждал встречи со своим сыном Святославом Карачевским как раз перед выходом на большую дорогу. Вот почему он спешил. С утра до вечера козельцы скакали без остановки, пересаживались во время езды на свежих лошадей и к вечеру, наконец, достигли того места, где их должен был ждать Святослав Титович. Однако его не было. Раздраженный старый князь приказал сделать привал. – Нет смысла идти к Рязани с малыми силами! – сердито сказал он. – Нынче старик быстрей молодца!

Но конное войско карачевского князя Святослава пришло на пересечение дорог только к утру. Его самого не было с воинами. – Наш могучий Святослав Титович сейчас очень занят, славный князь, – сказал его воевода Добромир Голованович, возглавлявший рать. – Он послал своих людей ко многим князьям, включая Дмитрия Ольгердовича Брянского, и ждет от них посланников в Карачеве! Но, чтобы тебя не томить, он прислал со мной отряд в шесть сотен копий!

– Шесть сотен? – улыбнулся сразу же успокоившийся Тит Козельский. – Тогда ладно! Нам хватит этого числа, и мой славный сват, Олег Иваныч, будет доволен! А сам Святослав нам нынче не нужен. Зачем тащить с собой на войну всех сыновей? Еще неизвестно, как пойдет дело! Мне совсем не жалко себя, старого пня, но не хотелось бы смерти сыновей…И зачем он посылал своих людей в Брянск? Нужны ли мы тому литовцу, сыну Ольгерда? Хотя мы теперь родственники с Ольгердом через моего сына Святослава, и чем бес не шутит, может литовцы нам и помогут, если успеют к месту битвы…Вот если бы мой зять Роман Молодой удержал за собой Брянск, тогда бы это было верное дело! Однако же он проявил свой гордый нрав и не захотел покориться воле славного Ольгерда! И зачем он так поступил? Разве мир стоит не на покорности и хитрости? Уж сколько я сам претерпел обид от племянника Василия! Однако же пережил того злобного старика!

И он махнул рукой, дав знак воинству собираться в путь.

Еще с полдня его воины бороздили пыльную рязанскую дорогу, пока, наконец, им не встретились боевые союзники. О том, что ему навстречу идет Олег Рязанский, князь Тит узнал от вернувшейся разведки. – Сюда идет сам великий князь с бесчисленной ратью! – сказал любимый дружинник козельского князя Пенько, возглавлявший «сторожу». Он только что, за неделю до похода, похоронил своего отца, княжеского огнищанина Гордыню Остановича, но от участия «в брани» не отказался.

– Тогда будем ждать! – весело сказал Тит Мстиславович, подавая своим воинам знак становиться лагерем на ближайшем поле. Княжеские дружинники засуетились, слезая с коней и передавая их слугам. А к князю Титу подошли его сыновья и воеводы – Стешко Всеславович, сын козельского боярина Всеслава Тулевича и уже упомянутый Добромир Голованович. Слуги между тем принесли снятые с телег скамьи и кресло для старого князя. Но не успели князь и его воеводы усесться и начать «ратный совет», как повалила густая пыль, и на их стоянку ворвался рослый, одетый в боевую кольчугу и тяжелый железный шлем воин. Его большие голубые глаза, казалось, светились внутренним огнем, а короткая, но густая бородка, покрытая, то ли пылью, то ли сединой от пережитых страданий, встала дыбом. – Зачем вы устроили отдых?! – прокричал он, едва кивнув головой в знак приветствия князю Титу. – У нас совсем нет времени: рядом татары! Подавай знак своим воинам!

– Здравствуй, славный Олег Иваныч! – вскричал Тит Мстиславович. – Ты один или с другими князьями?

– С князьями! – быстро ответил великий рязанский князь. – Со мной здесь Владимир Ярославич Пронский да Федор Глебыч Муромский. Мы все разом объединились против татар! Быстрей присоединяйся к нам! Тогда мы опередим сыроядцев! И если они не учуяли нас, мы дадим им бой у Шишевского леса! Скачите же!

И он, развернув коня, скрылся в густых клубах пыли.

– По коням! – вскричал Тит Мстиславович, молодецки вскакивая в седло. Он дрожал от предвкушения предстоявшей битвы, но нисколько не боялся. – Господи, помоги! – бормотал он, мчась впереди своих дружинников. – Хорошо бы одержать славную победу и оставить о себе, хоть на старости лет, добрую память!

Тем временем, на берегу небольшой реки Войны войско трех русских князей столкнулось с татарской конницей. Мурза Тагай уже знал о близости русской рати и хорошо подготовился к сражению. Олег Рязанский напрасно пытался его опередить и глубоко заблуждался, что татары будут избегать сражения. Славный ордынский полководец Тагай, уже давно ушедший из Сарая и основавший собственное княжество в Наручади, неподалеку от русских земель, собрал под своей рукой лучших ордынских воинов, которым надоели вечные сарайские «замятни», и стал частенько тревожить русских, совершая набеги и беспощадно разоряя беззащитные города и веси. К нему, прославившемуся своими, приносившими «несметные богатства» походами, со всех сторон шли степные хищники, жаждавшие легкой добычи. Войско Тагая росло не по дням, а по часам, а когда достигло целого тумена, самоуверенный мурза решил напасть на столицу Рязанского княжества. И ему удалось неожиданным набегом сжечь и разграбить захваченный врасплох Переяславль-Рязанский. Теперь его войско, отягощенное добычей и длинной вереницей пленников – бесценного ясыря, приносившего самые большие доходы – стояло и ждало русских, не собираясь расставаться со своей добычей.

Татары знали о своем численном превосходстве и не сомневались, что Олег Рязанский не соберет даже равного им воинства – почти в десять тысяч человек. Так и было на самом деле. Однако татары забыли о другом – что русские воины не были грабителями, их не избаловала привольная жизнь степняков, они были истинными ратниками и сражались только с воинами, а не с женщинами и стариками! К тому же русские были озлоблены жестоким татарским набегом и, понимая, что в случае поражения им нечего ждать милости от победителей, отчаянно сражались.

Князь Олег Рязанский и его люди только что, перед сражением с татарами, узнали о тяжелой судьбе Переяславля-Рязанского и рвались в битву. Они не стали дожидаться нападения татар и, имея вдвое меньше, чем у них, воинов, обрушились тремя отрядами на конницу Тагая. В центре шел большой, полностью конный, полк Олега Рязанского, слева от него – вполовину меньший – конный отряд Федора Глебовича Муромского, за которым следовала вооруженная длинными копьями пехота, справа – конный полк Владимира Ярославовича Пронского. С гиканьем и криками они устремились прямо в центр татарского войска, которое не дрогнуло. Татары были привычны к конным сражениям и рубились с русскими на равных. Сам Тагай, окруженный восхвалявшими его приближенными, стоял за спиной своих воинов на небольшом холме и руководил битвой. Увидев, как русские вгрызлись в самую середину его конницы, он радостно потер руки и сказал: – Аман урусам! Они попали в полное окружение!

Стоявшие рядом с ним льстецы радостно завопили: – О, мудрейший из мудрых! О, величайший полководец! О, могучий хан, достойный славного Сарая!

– Славного Сарая, – мечтательно улыбнулся мурза Тагай, наслаждаясь грубой лестью. – Теперь до него недалеко! Вот только порублю этих глупых коназов…

Битва между тем все больше ожесточалась. Русские так озверели, что, забыв об опасности и побросав щиты, рубились изо всех сил! Особенно много хлопот доставляла татарам пехота Федора Муромского. Воспользовавшись тем, что шедшая впереди конница закрывала татарам видимость, русские пехотинцы, вытянув перед собой копья, подошли к врагам вплотную и в давке сумели перебить отборных воинов Тагая. Видя беду, угрожавшую его правому крылу, Тагай подал знак, и его большой, «запасный», отряд ринулся на русских пехотинцев. – Аллах! – вопили татары. – Аман вам, урусы!

– Слава Рязани! Слава могучему Олегу! – кричали в ответ рязанские дружинники.

– Слава Мурому! Смерть сыроядцам! – доносилось из муромского полка. Воины же Владимира Пронского бились молча, но более успешно. В то же время муромцы, охваченные превосходящим их в численности врагом, только отбивались и теряли силы. Сами князья сражались с врагами в первых рядах и подавали своим воинам пример доблести. Вот рядом с рязанским князем Олегом двое татар напали на выскочившего вперед рязанского конника, который, размахивая над головой мечом, стал быстро уставать и, получив тяжелую рану в спину, потеснился назад. – Не выдам тебя! – вскрикнул Олег Иванович, и, взмахнув своим тяжелым мечом, не боясь рвавшихся к нему со всех сторон татар, сбил с коней преследователей своего дружинника. – Отходи же, если ранен! – прохрипел он истекавшему кровью воину, и тот, закрытый отважным князем от врагов, молча, едва держась за шею коня, отошел в тыл.

Отчаянно сражался и рослый, превосходивший силой своих и татарских воинов Владимир Пронский. Его меч, обагренный кровью многих врагов, неутомимо поднимался и опускался. Князь же Федор Муромский, вытесненный своей «железной» пехотой, был вынужден отойти в тыл. Все его конные воины к тому времени уже были убиты или выбиты врагами из седел, и он один возвышался над дружиной на своем боевом коне.

В самый разгар сражения подоспел Тит Козельский со своими воинами. Олег Рязанский уже устал их ждать, и все поглядывал назад, удивляясь, куда же козельцы подевались. В это время татары усилили натиск, и Олег Иванович подумал, что князь Тит струсил и позорно бежал. – Эх, теперь мы все здесь «ляжем костьми»! – сказал он сам себе сквозь зубы. Но в это время раздались зычные крики и из Шишевского леса прямо во фланг татарам ударили воины Тита Мстиславовича. Сам старый князь скакал позади двух полков – козельского и карачевского – вместе с сыновьями. Впереди их воинов мчались воеводы. – Какой же хитрый этот Тит Козельский! – с усмешкой бросил князь Олег. – Надо же, пролез через лес и так ловко обманул сыроядцев! Ну, теперь держитесь, татары!

С прибытием новых сил русские воодушевились и вновь пошли вперед. Врагам оставалось только отбиваться. Конечно, если бы они пустили во врагов тучу стрел, русским бы, оставшимся без щитов, не поздоровилось, но враги, попав в давку, все никак не могли начать стрельбу из луков. – Так мы скорей перестреляем собственных людей! – бормотал, скрипя зубами, мурза Тагай.

Битва между тем стала еще более яростной. Русские сражались, как будто перед концом света. То тут, то там падали сраженные их мечами татары. Вопли умиравших и стенания истекавших кровью раненых заглушили даже стук и лязг мечей. Густо пахло кровью. В красном тумане, в поту и крови, русские медленно продвигались вперед, теряя людей. Но татар гибло больше!

Мурза Тагай не верил своим глазам. Его превосходные, отборные воины пятились назад. – Надо бы все же отогнать их стрелами! – решился, наконец, он. – Пусть погибнут и наши воины, но мы победим урусов!

Вдруг раздался дикий вопль, и перед татарским полководцем рухнул, словно тяжелый мешок, его любимец – рослый, могучий телохранитель. Из груди убитого торчала красная оперенная стрела.

– Опередили, хитрые урусы! – вскричал Тагай, поворачивая коня. – Теперь нам надо спасаться!

И он поскакал, забыв обо всем: и о своем оставленном на поле боя воинстве, и о льстецах, падавших вокруг него с коней от русских стрел и, тем более, о богатстве и славе.

Его войско недолго сопротивлялось после бегства своего полководца и под натиском неутомимых русских медленно поползло назад. Еще немного, и непобедимые доселе степные разбойники, развернувшись, показали врагу свои спины. Победа была полной!

– Жаль, что мы не подготовились к лучному бою! – пробормотал Олег Рязанский, в свое время давший приказ вести сражение вплотную и отказаться от луков. – Тогда бы мы перебили всех сыроядцев! Однако чьи же воины так вовремя выпустили стрелы?!

Он развернул своего коня и в полной тишине поскакал к стоявшему пешим, шагах в ста от него, князю Титу Козельскому, который, окруженный пешими же муромскими воинами, держался обеими руками за голову и громко, безутешно рыдал. К нему приблизился князь Федор Муромский с перевязанной рукой и, соскочив с коня, обнял его.

Вся конница в это время была далеко: преследовала убегавших врагов. Князь Олег слез с коня и подошел к свояку. – Что случилось? – спросил он, недоуменно разводя руки. – Мы же победили! Надо бы радоваться!

Князь Тит Мстиславович оторвал руки от заплаканного лица и поднял голову. – Я потерял сына в этой жестокой брани! – сказал он хриплым скорбным голосом. – Моего младшенького, Василия! Вот тебе и «Зазрека»! Сам Господь наказал меня за мой глупый язык!

И он вновь отчаянно зарыдал.

В это время со всех сторон сбежались освобожденные из татарского плена рязанцы.

– Слава тебе, наш могучий князь! – кричали они. – Слава Олегу Иванычу! – вторили им другие!

Эти крики отвлекли князя Тита от глубокой скорби, и он замолчал, не желая позориться перед простонародьем.

– Я скорблю о твоем горе, брат, – громко сказал, заглушая крики славословия, великий князь рязанский, – и чувствую себя твоим должником до «скончания веков»! Но кто же те славные и меткие лучники? Если бы не они, мы бы потеряли еще многих воинов! Ты не знаешь?

– Там было два десятка этих лучников, – тихо ответил безразличным голосом князь Тит. – И у моих воинов были луки…Но татар поразили не они…Это были лучшие люди моего зятя – Романа Молодого – который служит славному Дмитрию Московскому!

– Дмитрию? – вздрогнул, словно ужаленный, услышав имя своего соперника, Олег Рязанский. – Неужели, правда?

– Правда, великий князь! – громко сказали подскакавшие к князьям брянские дружинники Иван Будимирович и Вадим Жданович. – Это славный Роман Михалыч прислал к вам на помощь нас, своих лучших стрелков! Будучи при дворе великого князя Дмитрия, он узнал, что на вас напали татары и сразу же отрядил нас сюда, чтобы мы выбили из седел самых сильных татарских воинов. Наш добровольческий отряд быстро устремился к рязанской дороге и у Шишевского леса натолкнулся на воинов Тита Мстиславича…Как видно, не зря!

ГЛАВА 4
ПОХОД К ВОЛГЕ

Несмотря на декабрьский холод, трехтысячное московское войско шло на Нижний Новгород: восстанавливать в правах князя Дмитрия Константиновича Нижегородского. Сам великий князь Дмитрий Иванович решил оказать помощь своему вчерашнему сопернику. К полкам Дмитрия Константиновича он присовокупил свой Запасной полк, в состав которого входили две сотни брянцев во главе с князем Романом Молодым. Дмитрий Московский не неволил Романа Михайловича. Общую команду Запасным полком осуществлял его воевода, а бывшему брянскому князю было предложено лишь послать своих людей. Но князь Роман тогда сказал: – Я хочу быть со своими людьми и разделить их судьбу. Пусть я погибну в жестокой брани, но свою честь не опозорю, а может, и сберегу людей!

И он отправился в поход. Запасной полк сначала дошел до Суздаля, где московских воинов ожидал Дмитрий Нижегородский, а потом все вместе пошли к Волге.

Почти все войско было конным. Лишь небольшой отряд из полутораста пехотинцев-копейщиков следовал на телегах. Для сидевших, накрытых попоной воинов, дорога была труднее, чем для конных: без движений им было холодно.

Роман Михайлович ехал впереди войска рядом с Дмитрием Нижегородским – широкоплечим, светловолосым, немного угловатым мужчиной, уступавшим ему в росте, но навряд ли в силе. Князь Дмитрий Константинович ехал мрачный, насупив свои густые светлые брови и опустив вниз длинный, с горбинкой, нос. Он ни о чем не разговаривал и лишь думал грустную думу. Да и кто бы на его месте веселился? Ведь он вел войска на родного брата – князя Бориса! Последний занял Нижний Новгород и не собирался его уступать старшему брату! – Зачем он начал тяжелую усобицу в столь трудное время? – размышлял про себя Дмитрий Константинович. – Ведь люди мрут от «злого поветрия»!

В самом деле, «моровая язва», прокатившись по русским землям, нанесла немилосердный урон городам и весям! В конце прошлого года, 23 октября, в Москве, умер князь Иван Иванович, брат Дмитрия Московского. А с начала нынешнего, 1365 года, понесли потери «лучшие люди» во всех русских городах. В Ростове во время жестокого мора скончался князь Константин Васильевич с женой и детьми. Умер и владыка Петр, отпевавший несчастных. Особенно жестоко поразила зараза Тверь. Скончалась великая княгиня Анастасия Александровна, вслед за ней умерли княгиня Авдотья Константиновна и князь Симеон Константинович, завещав «отчины своего удела» князю Михаилу Александровичу. Казалось, болезнь пошла на спад, но вдруг последовали новые жертвы: заболела и скончалась княгиня Софья, жена Всеволода Холмского, извечного соперника великого тверского князя. Не отходивший от постели любимой женщины Всеволод Александрович, заразившись от нее, тоже вскоре умер. Затем скончались его брат Андрей Александрович с женой Евдокией, и, наконец, князь Владимир Александрович и «много бояр, княжеских слуг и богатых купцов». Что же касается простонародья, то их, умерших бедняков, никто не считал. Поговаривали, что вымерло до трети Руси!

В Москве мор прекратился несколько раньше, но люди, даже выжившие после тяжелой болезни, продолжали умирать! Особенно много вымерло в этот год пожилых людей и младенцев. А подвела итог страшному испытанию кончина великой княгини Александры Васильевны, матери Дмитрия Московского и дочери знаменитого тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова. Прочная нить, связывавшая род бояр Вельяминовых с великим московским князем, оборвалась…

«Моровая язва», казалось, ушла на русский север – поразила Торжок, Псков и достигла Великого Новгорода. Но рецидивы страшной болезни еще продолжали отзываться в других городах. Нелепая междоусобица между суздальско-нижегородскими князьями-братьями возникла после неожиданной смерти «от злого поветрия» их старшего брата, князя Андрея Константиновича, случившейся еще весной в Нижнем Новгороде, которым тот владел. «Кроткий» князь Андрей, сойдя в могилу «иноком в схиме», не оставил письменного завещания – «духовной грамоты» – но он очень любил своего младшего брата Бориса, который также жил в Нижнем Новгороде, и тот, ссылаясь на посмертную волю старшего брата, якобы высказанную умиравшим на словах, занял город и объявил его своим уделом. Но поскольку завещания не было, следующий по старшинству после умершего брат, Дмитрий Константинович, ссылаясь на обычное право, выехал со своей матерью, «многими боярами» и суздальско-нижегородским епископом Алексием, чтобы принять «под свою руку» самый большой город отцовского удела.

Однако Борис Константинович, не проявлявший раньше свой «злой нрав», не впустил старшего брата в Нижний Новгород! Он лишь прислал к нему человека, сообщившего от его имени, что «этот город, согласно воле старшего брата, законно принадлежит ему, и он не откроет ворот перед князем Дмитрием»! Пришлось униженному Дмитрию Константиновичу уезжать в свой Суздаль, «несолоно хлебавши»!

Тем временем князь Борис Константинович отправил посольство с богатыми дарами в Сарай к хану Азизу. Последний был рад вмешаться в русские дела и перессорить между собой князей! Он немедленно выписал ярлык на владение Нижним Новгородом Борису Константиновичу и отправил туда своих послов Байрам-хожду, от своего имени, и Асана – от имени ханши. Затем сарайский хан вновь захотел отомстить Дмитрию Московскому и выдал в очередной раз князю Дмитрию Константиновичу ярлык на великое владимирское княжение, который повезли в Суздаль его сын Василий Дмитриевич и ханский посол Урусманды.

Дмитрий Константинович опять не принял ханского «пожалования», «пожурил» сына за «неправильный поступок», а ханского посла, богато одарив, отослал в Сарай.

А вот князь Борис Константинович не отказался от ярлыка на Нижний Новгород, благо, что сам на него напросился!

Пришлось Дмитрию Константиновичу, исчерпавшему все родственные доводы, обратиться, после долгих колебаний, к своему прежнему сопернику – Дмитрию Ивановичу Московскому. Сначала великий московский князь хотел решить дело миром. Он послал своих людей в Нижний Новгород к князю Борису и предложил ему «поделиться с братом своей вотчиной». Но тот, приветливо приняв москвичей, наотрез отказался уступать!

В дело вмешался сам митрополит Алексий и потребовал от своего тезки – суздальского и нижегородского владыки – повлиять на строптивца. Но последний в этом не преуспел и даже занял выжидательную позицию. Это возмутило митрополита, и он, собрав совет «знатных людей церкви», «отнял епископию» у владыки Алексия. Несчастный епископ, не ожидавший таких суровых мер, недолго прожил после ухода от духовных дел и скончался зимой этого же.

Дмитрий же Московский, не желая междоусобицы, прибегнул к последнему средству – пригласил настоятеля Троицкого монастыря в Радонеже, известного христианского деятеля и чудотворца Сергия, и попросил его съездить в Нижний Новгород, чтобы уговорить вздорного князя Бориса «соблюдать закон и Божью волю».

Сергий Радонежский немедленно выехал в Нижний. Здесь он долго беседовал с князем Борисом, убеждая его прекратить ненужную и опасную для Руси ссору с братом. Когда же тот не согласился «с праведными словами отца Сергия», ему было предложено поехать в Москву на совет к великому московскому и владимирскому князю Дмитрию Ивановичу. Но упрямый Борис Константинович не согласился и с этим! Тогда отец Сергий принял крайнее решение – «закрыть все церкви», а князя Борису пригрозил отлучением.

В Нижнем Новгороде сложилась довольно тяжелая обстановка. С одной стороны, князь Борис, вопреки «закону» и здравому смыслу, не признавая советов великого князя владимирского и даже самой церкви, оставался при своем мнении. С другой же стороны, простонародье, лишившееся возможности посещать церкви, «возроптало». Постепенно от упрямого князя Бориса отошли и нижегородские бояре, пытавшиеся уговорить его уступить брату.

Однако тот ни с кем не соглашался!

Вот и пришлось князю Дмитрию Константиновичу прибегнуть к последнему доводу – военной силе.

Пока войско готовилось к походу, на рязанские земли напали татары Тагая. Князь Роман Михайлович, узнав об этом, собрал своих воинов и послал к рязанскому князю Олегу два десятка своих «охочих людей». Слухи о разгроме Тагая дошли до Москвы, но брянские воины еще не вернулись назад, когда московское войско пошло на Нижний Новгород.

Пришлось князю Роману искать замену своим двум десяткам отборных воинов и превосходных лучников. Благо, что у многих старых дружинников имелись уже взрослые сыновья. Но молодежь, конечно, не обладала опытом и навыками закаленных в боях ратников. Да и ответственность за их жизни ложилась на Романа Молодого. Вот и ехал он, смущенный и грустный. Он также не хотел, чтобы великий князь Дмитрий Иванович проведал о посылке брянского отряда в помощь Олегу Рязанскому, его сопернику. Москва ведь искони враждовала с Рязанью! Имелись у него и недоброжелатели среди московских бояр. Если бы они узнали о самовольном поступке служилого князя Романа, было бы трудно избежать неприятностей! Особенно радовались бы бояре из семьи покойного Алексея Босоволкова и их сторонники, ненавидевшие Брянск и брянцев… – Этот Роман несет нам только горе! – подзуживали они подчас в уши молодому Дмитрию Московскому. Однако тот до поры до времени не обращал внимания на их злые слова. – А там еще неизвестно, как поведет себя великий князь! – думал, покачиваясь в седле, Роман Молодой. Он тоже выглядел озабоченным и сердитым, под стать Дмитрию Константиновичу. Так и ехали они молча, не глядя перед собой. Повалил густой, но сухой, «кусающийся» снег, стало совсем темно.

– Придется ехать через сугробы! – пробурчал очнувшийся от забытья князь Дмитрий Константинович и вытянулся в седле. – Я видел во сне густой снег! Вот сон и сбылся! Не к добру это Господне знамение!

– Снег во сне – не к горю! – покачал головой князь Роман. – Значит, твое дело – белое, справедливое! Не будет кровопролития, а твой брат попросит у тебя прощения!

– Эх, брат, – покачал головой, стряхивая с добротной медвежьей шубы снег, князь Дмитрий, – твоими бы устами да мед пить! Эх, если бы так случилось!

В это время вдруг послышался топот копыт, и к Дмитрию Константиновичу подскакали высланные вперед дозорные, пятеро вооруженных только луками всадников.

– Славный и великий князь! – кричал старший из них, и Роман Молодой, не видя их лиц, понял, что они – из войска суздальско-нижегородского князя – ибо москвичи признавали великим только своего Дмитрия Ивановича. – Перед нами – городок Бережье! Там собралось множество людей!

– Неужели вражеское войско? – буркнул покрасневший от волнения князь Дмитрий. – Значит, будем сражаться?

– Я не увидел никаких воинов! – громко сказал подъехавший еще ближе к своему князю ратник. – Там собрались бояре со слугами и попы в ризах!

– Неужели ты прав, славный Роман? – осветился лицом князь Дмитрий. – Тогда за мной – бочка «доброго грецкого вина»! Теперь я верю твоим словам!

В самом деле, у Бережья стояли пешие, скорбно склонившие головы, нижегородские бояре со священниками и молча ждали грозное войско.

– Прости нас, великий и мудрый князь! – завопили из толпы, едва только князья Дмитрий и Роман приблизились к ним. – Руби наши бестолковые головы!

– Господи, помилуй! – троекратно пропели священники, перебивая крики бояр.

– Не бойтесь! – крикнул Дмитрий Константинович. – У меня нет желания кого-либо наказывать! Я только хочу увидеть своего любимого брата Бориса!

Толпа расступилась. И перед подъехавшим вплотную к нижегородцам князем Дмитрием предстал исхудавший, почерневший от горя князь Борис. – Прости меня, мой родной брат! – заплакал он, срывая с головы теплую княжескую шапку. – Я отказываюсь от княжения и впредь обещаю больше даже не помышлять об этом! Меня попутал лукавый! – И он буквально «залился» слезами.

– Я вижу, что должен тебе, Роман, бочонок доброго вина! – повернулся к бывшему брянскому князю радостный, подобревший Дмитрий Константинович. – Теперь я знаю, что твои слова обладают большим весом и глубоким смыслом! Слава Господу, что нам не пришлось проливать родную кровь и гневить всемогущего Бога!