Текст книги "Роман Молодой"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

ГЛАВА 18
КНЯЖЕСКИЙ СЪЕЗД

Золотая осень 1360 года прошла в суете и тревогах. Со сменой великого владимирского князя на Руси не стало спокойней. Венчание во Владимире князя Дмитрия Константиновича Суздальского не вызвало радости у прочих русских князей. На этом торжественном событии присутствовали лишь братья-князья Андрей, Дмитрий и Борис Константиновичи. Прочие же князья, несмотря на то, что злорадствовали в свое время потере Москвой Владимира и великокняжеского «стола», как только разобрались в сложившейся ситуации, Дмитрия Константиновича не поддержали. Последний не был старшим из трех братьев, а старший – Андрей – не захотел брать на себя «тяжкий груз ненадобной власти». Удельные князья давно привыкли к главенству Москвы, роптали, порой, на «превеликие поборы и московскую корысть», но подчиняться вчерашнему нижегородскому князю не хотели. В свою очередь, Москва заняла выжидательную позицию. Вернувшийся из тяжелого литовского плена митрополит Алексий, ставший по завещанию покойного великого московского князя Ивана Ивановича княжеским «местоблюстителем», повел «государевы дела» осторожно. Видя ордынскую «замятню» и частую смену сарайских ханов, он решил понаблюдать за дальнейшим развитием событий в Орде, а, чтобы не вызвать на свою голову гнева татар, временно подчинился решению хана, создав видимость безразличия к отнятию великокняжеского ярлыка у Москвы. Но и благословлять это дело он не захотел. Князь Дмитрий Константинович был венчан 22 июня суздальским владыкой. Сам же митрополит в это время находился в Великом Новгороде: «поставил на владычество» архиепископа Алексия. Таким образом, митрополит нашел удобный повод не поддерживать на деле нового великого князя.

Одновременно с этим, посоветовавшись с боярами, митрополит Алексий принял решение передать весь ордынский «выход» князю Дмитрию Константиновичу, чтобы тот сам отвез в Сарай всю царскую дань.

Само собой разумеется, Москва отвезла во Владимир значительно меньше серебра, чем раньше, ограничившись лишь уплатой установленной ханами дани. Подарки хану и его приближенным был вынужден теперь платить новоиспеченный великий князь. Вот тут и осознал Дмитрий Константинович, как тяжела «шапка Мономаха»! Дополнительное серебро еще надо было достать! В довершение ко всему, во Владимир прибыли татарские послы от нового хана с требованием наказать «царских врагов». Оказывается, во время беспорядков в Орде, новгородские «вольные люди» совершили набег на татарские владения. Они огнем и мечом прошлись по средней Волге и разграбили город Жукотин. Уцелевшие от погрома жукотинцы пожаловались ордынскому хану. Пока хан разбирался и принимал решение, разгневанные татары устроили самосуд над русскими купцами в Булгаре. В свою очередь, купцы, имевшие ханские привилегии и доселе не подвергавшиеся грабежу, направили своего представителя с жалобой к ордынскому хану, требуя возмещения ущерба и наказания разбойников. При расследовании дела хан определил главных виновников – новгородских ушкуйников – и повелел: – Чтобы впредь не было подобного, коназ Дэмитрэ должен поймать всех разбойников из Новэгэрэ, выдать их на расправу в Сарай и возместить ущерб пострадавшим купцам!

Вот и пришлось раскаяться великому владимирскому князю Дмитрию Константиновичу в том, что он так поспешил принять «под свою руку» Великий Новгород! Если бы этот беспокойный край пребывал под властью московского князя, то все «новгородские беды» пали бы на Москву.

Что делать? Где достать денег? Как удовлетворить требования ордынского хана? – Вот какие вопросы встали перед бесхитростным, но жадным до власти князем Дмитрием Константиновичем. Пришлось собирать княжеский съезд. И вот в эту осень великий владимирский князь послал ко всем «малым князьям» своих киличеев с призывом – прибыть в Кострому на княжеский съезд. Кострому он избрал для того, чтобы избежать «владимирского позора», когда удельные князья не явились на его венчание, тем самым не признав «царскую волю». Поскольку княжеские съезды собирались в крайних случаях, и князья могли высказать свое мнение по многим важным делам русских земель, новый великий владимирский князь понадеялся, что в Кострому приедут все удельные князья. Туда же прибыли ханские посланники – мурзы Урус, Каирбек и Алтынцыбек. Они возглавили небольшой стол, устланный белой скатертью и поставленный встык к длинному столу, образовав огромную букву «Т», рассевшись в больших черных креслах, расположенных рядом. По правую руку от самого старшего татарского посланника, Уруса-мурзы, на скамью, возглавив длинный стол, воссел великий владимирский князь Дмитрий Константинович. Напротив него расположился его старший брат Андрей, оказавшийся по левую руку от мурзы Алтынцыбека. За ним сидел князь Константин Васильевич Ростовский, владевший Борисоглебской частью удела, и младший брат великого князя – Борис Константинович. Остальную часть этой скамьи занимали бояре собравшихся князей. Рядом с великим князем сидели суздальский и костромской епископы, а прочие места пустовали. Почти все удельные князья с пренебрежением отнеслись к княжескому съезду и на призыв великого князя не явились. Последний сидел мрачный, как туча, чувствуя себя оскорбленным и униженным. Собравшиеся посидели еще некоторое время в ожидании, но, как только стало ясно, что больше никого не будет, малолюдный съезд начался.

Разговаривали по-татарски, кто как мог, но оказалось, что русские владели этим языком неплохо. Татары тоже знали некоторые русские слова и часто вставляли их в свою речь.

Первым подал голос старший татарский посланник мурза Урус. Не вставая, как это было принято у русских князей при выступлении, он коротко сказал: – Мы видим, коназ Дэмитрэ, у тебя нет настоящей власти, и прочие князья тебя не уважают! Поэтому мы сообщим обо всем нашему повелителю и попросим передать ярлык на Уладэ-бузург другому коназу! И еще скажу, что у вас совсем нет порядка, и ваши разбойники угрожают городам нашего государя! Почему ты, коназ Дэмитрэ, до сих пор не возместил ущерб ограбленным купцам и не поймал тех разбойников?

– Так получилось, знатный человек, – мрачно ответил Дмитрий Константинович, – что удельные князья, смущенные Москвой, не выполнили моих требований! Все наши князья так боятся не угодить Москве, что даже не явились на этот съезд! Разве я не прав, князь Константин?

– Прав, брат, – ответил Константин Ростовский. – Даже мой сосед, владелец Сретенской части Ростова, праведный Андрей Федорыч, говорил мне, что он не едет сюда, в Кострому, из-за страха перед московскими властями!

– Кто там сейчас коназом в Мосикэ? – спросил, покраснев от гнева, мурза Каирбек. – Неужели он так силен?

– Какое там! – усмехнулся князь Андрей Константинович. – Дмитрий Московский – еще отрок! Откуда у него сила?

– Зачем тогда говорить всякую чепуху?! – возмутился Алтынцыбек. – Разве может тот младенец кого-нибудь запугать? Нечего дурачить нас, ханских людей! Мы видели ваших могучих коназов на приеме у государя! Неужели они испугались жалкого юношу?!

– Но в Москве делами заправляет вовсе не Дмитрий! – пробормотал багровый от стыда великий владимирский князь. – А сам святитель Алексий и московские бояре…

– Удивительно! – усмехнулся Урус-мурза. – Неужели и в остальных городах у власти стоят служители церкви и бояре, а ваши князья только возят в Сарай ханский «выход»?!

– Это не так, мой господин, – сказал князь Андрей Константинович. – У нас есть сильные и властные князья! Вот, например, Святослав Смоленский и Роман Брянский. Но и они пляшут под дудку Москвы! Мы приглашали их на этот съезд, но они решительно отказались! Они, правда, не входят в великое Владимирское княжество, но обладают достаточным влиянием…

– А тот Роман Молодой вообще отказался признавать меня великим князем! – пробасил Дмитрий Константинович. – Мало того, он даже не проявил должного уважения к моему посланнику, сказав, что я получил грамотку на Владимир от самозванца Ноуруза! А когда мой человек напомнил, что новый государь подтвердил то пожалование, брянский князь с усмешкой молвил, что «и этот царь Хызр недолго усидит на своем престоле, а новый государь, без всякого сомнения, вернет Владимир Москве»! Вот он и побоялся обидеть молодого Дмитрия Московского, считая, что тот вскоре станет великим князем! И после этих оскорбительных слов брянский князь прогнал моего гонца с позором и громким смехом!

Татарские мурзы переглянулись. – Якши, карашо, Дэмитрэ, – сказал, усмехнувшись, мурза Урус, – мы доложим об этом нашему повелителю и накажем того Ромэнэ! Однако скажи, как ты собираешься исполнять ханский приказ?

– Ну, э-э-э, – пробурчал великий князь Дмитрий, – тогда придется ехать в Великий Новгород и ловить тех разбойников!

– Так кто же поедет? – вопросил, сурово сдвинув брови, мурза Каирбек. – Неужели ты исполнишь волю государя одними словами?

– Не только словами, – промолвил князь Андрей Константинович. – Придется самим туда ехать!

– Тогда ладно, – кивнул головой мурза Алтынцыбек, – с этим все ясно! Но вот как вы будете возмещать ущерб купцам и людям из Жукотэ?

– А мы прикажем новгородцам расплатиться за своих разбойников! – сказал, ударив кулаком по столу, великий владимирский князь.

– А если люди из Новэгэрэ откажутся платить? – прищурил свои черные узкие глазки мурза Урус. – Что вы тогда будете делать?

– Тогда возложим этот долг на плечи наших тягловых людей, – пробормотал князь Андрей. – А ответственность будут нести все удельные князья. Это – плата им за грубость и попрание царской воли! Разве я не прав, владыка?

– Не знаю, сын мой, – ответил суздальский епископ. – Наша русская земля нынче не богата серебром! Но если говорить правду, то платить должны виновники содеянного, а не сторонние люди!

– За что же разорять тех, кто не причастен к преступлению? – поддержал своего соседа по скамье костромской епископ. – Пусть сами новгородцы отвечают за дела своих беспокойных жителей!

– Ну, так что вы решили? – насупился мурза Каирбек. – Долго мы еще будем разглагольствовать?

– Мы решили, почтенные люди, – сказал, улыбаясь и глядя преданными глазами на татарских послов, великий князь Дмитрий Константинович, – что мы сами поедем в Новгород и поймаем тех злодеев. А потом выдадим их государю на суд и расправу! Что касается ущерба от разбойников, то это – дело Великого Новгорода! Пусть привозят в Сарай нужное серебро!

– А если они не уплатят, тогда мы пройдем с огнем и мечом по всей земле Новэгэрэ! – грозно молвил мурза Алтынцыбек. – Да так пройдем, что не только разгромим Новэгэрэ, но пожжем Брэнэ, Смулэнэ и пощиплем твои земли, бестолковый Дэмитрэ! Берегись!

– За что же мои земли, почтенный? – смиренно улыбнулся Дмитрий Константинович. – Вот Брянск и Смоленск, это – правильно! Да еще бы Москву сюда прибавить!

ГЛАВА 19
РАЗБОРКИ В ОРДЕ

– Встань же, Ромэнэ, – сердито сказал Хызр-хан, глядя на лежавшего перед ним брянского князя, – и покажи мне свои глаза!

Князь Роман встал на колени и смело глянул на ордынского хана. Последний буквально впился в него своим огненным взором, но брянский князь выдержал этот взгляд.

– Престранно, Ромэнэ, я не вижу в твоих глазах ни страха, ни лжи, – пробормотал хан, чувствуя неуверенность. – Однако же скажи, коназ-урус, почему ты не приехал на совет коназа Дэмитрэ и непочтительно высказывался о моем правлении?!

– Вот почему царь так рассердился! – подумал князь Роман. – Значит, люди Дмитрия Суздальского донесли о моих гневных словах!

Но вслух он сказал: – Я никогда не говорил непочтительных слов о тебе, государь! А в Кострому я не пошел потому, что слова великого князя Дмитрия для меня не указ! К тому же, мой Брянск не повинен в преступлениях против твоих людей и прочих купцов! Мы совсем далеки от беспорядков и мятежей во владимирской земле и не хотим лезть в их бестолковые дела! Нам хватает своих трудностей. Для нас главное – вовремя и в достаточном количестве доставить тебе наш «выход»! А других дел у нас нет! Вот если бы мои люди что-нибудь натворили, тогда бы я был виноват перед тобой. Зачем мне ходить на съезды глупцов? Учиться у них беспорядкам? Пусть лучше они учатся у меня, как хранить тишину и порядок в уделе, а также не причинять вреда твоим людям! Выслушав брянского князя, ордынский хан несколько успокоился. – Конечно, надо беречь свой улус и держать в руках тягловый люд…, – буркнул он. – Однако почему ты осуждал мои действия? Ты ничего об этом не сказал! Неужели ты веришь, что я пришел к власти ненадолго?

– Я не верю этому, государь! – сказал без тени смущения князь Роман. – Никакой человек – ни князь, ни славный мурза – не может предугадать судьбу своего повелителя…Однако есть признаки, по которым можно определить ошибки государственных людей!

– Так ты решил судить своего хана?! – вскричал, подскочив со своего трона, разгневанный Хызр. – Не боишься потерять свою башку, коназ-урус?

– В этом случае – невелика потеря! – усмехнулся Роман Михайлович. – Но вот я вижу, что свою башку потерял именно ты, государь!

– Да как ты смеешь, презренный дурак, оскорблять меня?! – буквально взвыл, побагровев, ордынский хан. Придворные, сидевшие вокруг на подушках, зашумели, заговорили. За всю свою жизнь они не помнили подобного разговора русского данника с великим ханом!

– Я могу поведать тебе, государь, и не такую правду! Я не боюсь сказать то, что есть! – спокойно молвил князь Роман, не обращая внимания на шум и гневные крики хана и его вельмож. Даже всегда спокойный Тютчи, стоявший слева от ханского трона, покраснел от волнения.

– Что ж, тогда поведай мне свою правду, Ромэнэ! – прохрипел, едва сохраняя самообладание, хан Хызр.

– Вот какая моя правда, государь! – спокойно ответствовал брянский князь. – Расскажу о государях, которые правили до тебя. Я не знаю, хорошие они были или плохие, это судить тебе…Однако все они не обижали московских князей и давали им грамотки на главный город – Владимир. И те московские князья следили за порядком в своем великом княжении, исправно платили «выход», любили своих государей и держали в узде удельных князей. А теперь по твоей воле грамотка на великое княжение отнята у Москвы и передана слабому князю – Дмитрию Суздальскому…Это привело к смутам и неурядицам не только во владимирской земле, но и здесь, в славной Орде!

– Чем же плох этот Дэмитрэ из Новэгэрэ? – прищурил свои узкие глазки хан Хызр. – Где же правда в твоих словах?

– Он плох хотя бы за то, что оболгал меня и довел до тебя обидную ложь! – решительно молвил князь Роман. – Если бы он был честным человеком, то сам пришел бы ко мне, хотя бы здесь, в Сарае, и высказал свое несогласие с моими словами! Вместо этого он побежал к тебе, государь, жаловаться, как непотребная девка! Это – поступок не воина, а болтливой женки!

Ордынский хан, услышав такое откровение, заколебался. Он был явно озадачен не только решимостью слов брянского князя, но и его бесстрашием. – Ладно, якши, – пробормотал он, не зная, что говорить и делать, – правильно, что не позвали сюда других коназов! Нечего им слушать такие сумасбродные слова. Даже не знаю, как с тобой поступить…Ты привез вовремя и сполна «выход» и дары, но высказал такие слова, что я не знаю, давать ли тебе ярлык на тот лесной улус? Иди же, я потом сообщу тебе свою волю!

Когда князь Роман, вернувшись в свою гостевую юрту, рассказал боярину Кручине, приглашенному княжеским слугой, о состоявшемся во дворце разговоре, последний пришел в ужас. – Какая беда! – пробормотал он, выслушав князя. – Этот царь не простит такой обиды! Ты подлил масла в огонь, храбрый князь!

– Ничего! – усмехнулся Роман Михайлович, опрокидывая чашу с ароматным греческим вином. – Пусть этот лупоглазый Хызр услышит, наконец, настоящую правду! А если будет надо, я обложу того Дмитрия самой грубой бранью! В моих жилах не зря течет кровь моего славного предка, великого русского святого Михаила Всеволодыча!

– Оно-то так, князь батюшка, – покачал головой Кручина Миркович, – однако я лучше сбегаю к Тютчи, на его подворье, и узнаю, какая гроза нависла над нами!

Вечером он пришел в княжескую юрту хмурый, растерянный. – Тютчи пребывает сейчас в грусти и растерянности, – тихо сказал он после того, как князь посадил его жестом руки на скамью напротив княжеского дивана. Роман Михайлович спокойно восседал и, казалось, совсем не переживал за свое утреннее выступление во дворце. – От чего же так расстроился славный Тютчи? – спросил он с улыбкой. – Неужели от моих слов?

– Может от твоих слов, а может – от царского гнева! – пробормотал боярин. – Однако все поняли, что этот царь долго в Орде не усидит! Своими словами ты раскрыл всем глаза! Нам надо сейчас, как посоветовал Тютчи, тихо отсидеться и дождаться нового царя…После твоего ухода из дворца этот царь Хызр обвинил всех старых сановников прежних государей в сговоре против него! И даже напустился на Серкиз-бея! – Вот как ты меня любишь, хитрец Серкиз! – кричал раздраженный хан. – Ни слова не сказал против того Ромэнэ! Все отмалчивался! – Досталось и Тютчи, и даже славному Мамаю за молчание! Из-за этого все знатные люди сильно обиделись на царя, а Серкиз-бей поведал Тютчи, что хочет навсегда уехать из Сарая! Он готов уйти на службу даже к русским князьям! И Тютчи тоже признался мне, что если бы знал, куда податься, так сразу бы уехал отсюда! Может, возьмем его к себе в Брянск? Подумай, княже!

– Господи, спаси! – воскликнул Роман Михайлович. – Нам еще только не хватало некрещеного татарина! А с ним все семейство – женки, дети, прислуга…Мы принесем к нам в Брянск новую смуту!

– Значит, отказать славному Тютчи? – спросил, волнуясь, Кручина Миркович. – Тогда мы потеряем его дружбу!

– Не спеши, мой мудрый боярин, – тихо сказал князь Роман. – Мы еще подумаем, помолимся Господу, а потом и решим…

Прошло два дня. Брянский князь, прислушавшись к совету своего боярина, тихо отсиживался в гостевой юрте и смиренно ожидал дальнейших событий. Он кликнул своего мальчика-слугу и уже собирался распорядиться, чтобы ему подготовили коня для прогулки в степь, как вдруг в этот самый момент к нему в юрту вошли неожиданные гости.

– Принимай нас, сын мой! – раздался густой бас из прихожей. Роман Михайлович вздрогнул от внезапной догадки и дал знак слуге отойти от входа. В княжескую светлицу-опочивальню вошел величественной поступью московский митрополит Алексий, одетый в длинную, до самого пола, черную монашескую рясу, с большим золотым крестом на груди, свисавшим с массивной золотой цепи, и в белом клобуке, натянутом на голову, на передней части которого яркими разноцветными нитями был вышит образ Пресвятой Богородицы. Рядом с ним, по правую руку, стоял рослый голубоглазый светловолосый отрок, одетый в красную княжескую мантию, синие штаны китайского шелка, нижние части которых выбивались из-под мантии, и были аккуратно вставлены в красные же, козьей кожи, сапожки с загнутыми вверх носками. На голове юноши возвышалась типичная княжеская шапка, низ которой был обшит мехом черной куницы, а верх блистал алым атласом.

По левую руку от святителя стоял важный надутый боярин Иван Симеонович, седовласый и седобородый, одетый в коричневый кафтан, расшитый серебряными галунами, подпоясанный тяжелым, сверкавшим серебряными и золотыми пластинами поясом, и длинные серые штаны, вправленные в черные, добротные сапоги. На голове боярина красовалась небольшая шапочка из меха светлой куницы с павлиньим пером. – Да благословит тебя Господь, сын мой, здоровья тебе и душевного спокойствия! – пробасил митрополит, крестя голову склонившегося перед ним брянского князя.

– Здравствуйте, славный святитель, молодой князь и важный боярин! – сказал, улыбаясь и не веря своим глазам, князь Роман. – Да садитесь же, дорогие гости, сюда! – князь указал рукой на длинную скамью, стоявшую напротив дивана, с другой стороны от его лакированного китайского столика. – Эй, Улеб! – он хлопнул в ладоши. Напуганный мальчик, только что выбежавший в прихожую, вновь предстал перед князем. – Сбегай-ка, Улеб, – молвил князь, – за моим боярином Кручиной, а потом – в караван-сарай, к почтенному Джаруду, чтобы он принес сюда лучшие яства!

– Не надо нам яств, сын мой, – пробормотал, протестуя, святитель. – Мы сыты и пришли сюда просто поговорить…

– Ничего, святой отец, – весело сказал князь Роман. – Может, что-нибудь отведаете…

Пока слуга бегал по княжескому поручению, гости завели неторопливый разговор. Святейший митрополит сразу же объяснил брянскому князю, по какой причине они пришли к нему в юрту. Дело в том, что о смелой речи князя Романа перед татарским ханом узнали во всем Сарае, слухи дошли до сарайского епископа Иоанна, а он, в свою очередь, сообщил о случившемся митрополиту Алексию. Последний особенно заинтересовался сказанными Романом Брянским словами о ханской ошибке. Однако все сведения были получены знатными москвичами из чужих уст, и им хотелось узнать, как же обстояло дело, от самого Романа Михайловича. Брянский князь вкратце рассказал о своем посещении ханского дворца и едва ли не дословно передал свою речь, в которой он осудил передачу Владимира князю Дмитрию Константиновичу.

Московские гости внимательно слушали его и, как только князь Роман замолчал, одобрительно покачали головами.

– Благодарю тебя, сын мой! – молвил митрополит, улыбаясь и как бы согревая своим теплым проникновенным взглядом брянского князя. – Мы не ожидали, что ты выступишь на защиту обиженной Москвы!

– И я благодарю тебя, брянский князь! – тихо произнес легким подростковым басом молодой князь Дмитрий Иванович.

– Спасибо тебе и от имени московских бояр, князь Роман! – прогудел, отдавая дань учтивости, боярин Иван Симеонович. – Мы долго будем помнить твою доброту и смелость!

– Но я ничего такого не сказал! – скромно возразил князь Роман. – Я просто рассердился на несправедливые слова царя Хызра и выложил ему без прикрас всю правду-матку. Вы бы видели, как этот бусурманский царь выпучил глаза и налился кровью! Было так смешно!

– Не смешно, а печально! – покачал головой святитель. – За это можно было потерять свою голову! Я уже не говорю о городе и уделе! Вы, черниговские князья, всегда были горячи и вспыльчивы! А это – не во благо! Мера должна быть и в храбрости!

В это время прибежал боярин Кручина Миркович и сразу же, не успев ничего сказать, упал на колени между своим князем и столом, за которым сидели знатные гости.

– Господи, благослови! – митрополит перекрестил его голову, протянув через стол руку.

– Садись, мой верный Кручина, рядом со мной! – распорядился Роман Брянский, усаживая боярина на диван напротив москвичей.

Они продолжили прерванный разговор. Вскоре прибежали чайханщик Джаруд, состарившийся и поседевший, со своими слугами. Они быстро накрыли небольшой стол лучшими блюдами караван-сарая. Услужливый Джаруд оставил часть яств в прихожей вместе с двумя своими помощниками, которые только и ждали сигнала от княжеского мальчика-слуги, что следует еще принести, а что убрать со стола.

– А теперь, – сказал брянский князь, подняв свой большой серебряный кубок с греческим вином, – выпьем за твое здоровье, славный святитель, и за молодого князя Дмитрия, который обещает быть могучим воином! Долгих вам лет и счастливой жизни!

– Благодарим! – хором ответили знатные гости, поднимая серебряные чаши.

После небольшого пира и возлияния собеседники еще долго говорили о жизни, о трудностях и последних событиях на Руси и в Орде. А они не радовали…

– Что нам ждать, если сам Господь подал еще в прошлом году знамение? – сказал, качая головой, московский митрополит. – Тогда, на Филиппово говенье, солнце покрылось темной кровью, а во время великого говенья появились огненные зори, шедшие по всему небу с востока на запад! А какой был страшный мор в Пскове? Я сам ездил туда…Мы провели крестный ход и отслужили три литургии! Но грехи не позволили остановить беду! Смерть косила псковичей так жестоко, что скончались даже местный князь Астафий с сыновьями Карпом и Алексием!

– Тот год был особенно тяжелым! – грустно молвил князь Роман. – Тогда новгородские разбойники разорили царский город Жукотин! От этого было много бед! А суздальский князь Дмитрий Константиныч ухитрился и меня приплести к тому разорению! Он был очень недоволен, что я отказался приехать в Кострому на его съезд! Вот поэтому он оговорил меня перед бусурманским царем! Но вот удалось ли ему поймать тех новгородских ушкуйников?

– Удалось, славный князь! – сказал боярин Иван Симеонович. – Дмитрий Константиныч со своими братьями и ростовским князем Константином Василичем отправились на север, в новгородскую землю. Там они наткнулись на какую-то новгородскую ватагу и захватили разбойников в плен. Но говорят, что сами новгородцы передали в их руки своих преступников, осужденных по другому делу и ожидавших казни. А люди Дмитрия Суздальского, который пока зовется великим князем, привезли сюда, в Сарай, тех злодеев и выдали их за главных виновников жукотинского погрома! Царь Хызр, недолго думая, приказал подвергнуть их жестоким мучениям, а потом казнил! Затем в Сарай приехали бояре из Великого Новгорода, привезли с собой много серебра и «замяли» то печальное дело.

– Это – правда, что Дмитрий Нижегородский пребывает в Сарае? – спросил, прищурившись, брянский князь. – Надо бы без пощады набить ему рыло!

– Это не следует делать, сын мой! – замахал руками отец Алексий. – Ты принесешь только горе и себе, и своей земле! Там, на одном подворье, расположились четыре князя – Андрей Константиныч с братом Дмитрием, Константин Ростовский и Михаил Ярославский. Они объединились против Москвы – «друзья по нужде»! Опасно задевать их здесь, в Сарае! А поэтому сиди, сын мой, тихо-спокойно и не серди понапрасну ордынского царя!

Святитель с удовольствием побеседовал и с брянским боярином Кручиной, который рассказал москвичам немало интересного из своей посольской жизни: о встречах со знатными татарами и многими ордынскими ханами. Он вкратце поведал и о своей дружбе с семьей тайного ханского советника Тютчи, предки которого познакомились с его прадедом еще во времена Бату-хана. – И вот теперь, – молвил он в заключении, – тот верный царский человек хочет уйти на службу к русским князьям! Он устал от бесконечных смен бусурманских царей и желал бы спокойной жизни. Об этом мечтает и его знатный друг Серкиз-бей! Они готовы уйти хоть сейчас со своими родственниками, челядью и даже татарскими воинами…А нам не по силам принять такую уймищу народа! Им нет места в нашем Брянске, да и князь опасается беспорядков…

– А почему бы этому Тютчи не поехать к нам в Москву?! – вдруг громко сказал своим звонким мальчишеским голосом князь Дмитрий. – Нам нужны ученые татары и славные воины! В Москве найдется хорошее подворье и для того Черкиз-бея! Так что можешь передать им, славный боярин, мое приглашение! Пусть едут в Москву!

– Очень хорошо, молодой князь! Ты мудр не по годам! – весело ответил Кручина Миркович. – Тогда я пойду к тем знатным людям и передам им твою волю! Пусть же они посетят вашу юрту и договорятся о службе!

– Тогда поспеши, славный брянский человек! – сказал побагровевший от выпитого вина боярин Иван Симеонович. – Через два дня мы уедем в Москву! Нам не удалось получить грамотку на великое княжение! Слава Богу, что хоть смогли оправдаться перед царем от клеветы того князя Дмитрия! Пусть же он помается со своим великим княжением! А там – увидим!

С тем и расстались знатные московские гости с брянским князем Романом и вскоре уехали из Орды. Вместе с ними подался в далекие северные леса и бывший тайный советник ордынских ханов Тютчи со своей семьей и скудным скарбом. Мурза Серкиз-бей тоже побывал в гостях у Дмитрия Московского, но сразу в Москву не поехал. – Сначала я побываю на верхней Волге, – сказал он московскому князю, – и поищу вольную жизнь. А если там ничего не сладится, приду к тебе на службу, Дэмитрэ! – И он отправился в мордовское Запьянье.

Через несколько дней после отъезда москвичей из Сарая там вновь начались серьезные беспорядки.

Как-то поутру князь Роман проснулся от страшного шума: людских криков, визга скачущих всадников, топота копыт и лязга железа. По улицам Сарая носились какие-то конные воины, грабившие богатые дома и всех встречавшихся на их пути странников. Брянский князь немедленно собрал весь свой отряд из двухсот отборных дружинников и повелел им окружить юрты своих людей. После этого он послал своего воеводу Супоню Борисовича с небольшим отрядом к ханскому дворцу, чтобы узнать, что же произошло. Последний довольно скоро вернулся с неожиданной вестью: скончался хан Хызр! – Там, во дворце, засел его молодой сын Темир-ходжа, – доложил воевода Супоня, – и объявил себя ордынским царем! А надолго ли он – неведомо!

– Надо бы нам сходить во дворец и посмотреть на нового царя! – сказал, смеясь, Роман Михайлович. – Вот вам мое предсказание: больше нет этого злобного Хызра!

Князь Роман со своими людьми быстро доскакали до ханского дворца. Оставив коня и меч своим воинам, брянский князь устремился к входу. У дворца стояли вооруженные кривыми мечами стражники. Все трое, узнав брянского князя, приветливо заулыбались. – Подожди немного, мурза-урус! – сказал старший, седовласый воин. – Я пойду к славному Мамаю и доложу о тебе!

Вскоре он вернулся и, принимая в ладонь серебряную деньгу, буркнул: – Входи же, славный коназ. Молодой государь тебя ждет!

Князь Роман вошел в приемную залу дворца, осторожно переступил порог, но на колени не упал, а прямо пошел к золоченому ханскому трону. Однако, остановившись на середине пути, он глянул перед собой и вздрогнул: золоченый трон пустовал!

– Сюда, сюда, коназ-урус! – донеслось до него из темного угла, и там кто-то зашевелился. Князь прошел вперед и увидел слева от трона сидевших на корточках, словно вросших в подушки, знатных татар. Их было семеро. Двух он знал, это были мурзы Мамай и Сатай. Лиц остальных вельмож он раньше не видел. В углу дворцового присутствия горела одна свеча, и ее было достаточно, чтобы разглядеть лица сидевших.

– Садись, коназ-урус! – громко сказал самый молодой из знатных татар, располагавшийся между Мамаем и каким-то черноволосым рослым мурзой. – Я – ваш новый государь!

Князь Роман уселся на корточки рядом с мурзой Сатаем и пристально вгляделся в лицо Темир-ходжи. Ничего примечательного он не увидел: перед ним сидел молоденький, веснушчатый, худенький татарин, каких он часто встречал на улицах Сарая. У новоявленного хана еще не было ни усов, ни бороды! Однако, как оказалась, нрав у него был поистине царский!