Текст книги "Роман Молодой"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

ГЛАВА 7
СВАДЬБА В КОЛОМНЕ

Морозным январским днем в Коломне игралась свадьба. Московские князья часто здесь женились, и поэтому москвичи называли Коломну «венчальным княжеским городом». Обычно свадебный стол возглавляли родители молодоженов, но здесь женился сам великий князь! Да и родители его к этому времени скончались. Поэтому во главе стола сидел шестнадцатилетний Дмитрий Иванович Московский со своей невестой – белокурой красавицей Евдокией, дочерью князя Дмитрия Константиновича Нижегородского. Стол был один, но длинный, за ним сидели, с одной стороны – по правую руку великого князя – митрополит Алексий, за ним – великий тверской князь Василий Михайлович, князья Федор Романович Белозерский, Василий Васильевич Ярославский, Андрей Федорович Стародубский, Василий Константинович Ростовский, Борис Константинович Городецкий, Владимир Андреевич, двоюродный брат великого князя, Иван Симеонович Новосильский, Иван Константинович Тарусский и Роман Михайлович Молодой; с другой стороны – по левую руку невесты – ее отец, великий суздальский и нижегородский князь Дмитрий Константинович, за ним – его сыновья Василий, Симеон и старые московские бояре. В соседней же – самой большой боярской палате княжеского терема – за двумя длинными столами восседали с обеих сторон молодые московские бояре, бояре удельных князей, епископы, сумевшие приехать на свадьбу, и московские священники.

Лучшие воины князя Дмитрия и удельных князей расположились еще в одной палате терема, примыкавшей к боярской.

Жених и невеста были одеты в довольно скромные для их положения, белые, расшитые алыми цветами одежды, без золота, серебра и драгоценных камней. Только легкая шапка великого князя да венец княжны Евдокии блистали мелкими алмазами. Рослый не по годам Дмитрий Иванович с едва пробивавшимися усами и бородкой выглядел совсем ребенком на фоне мужественных князей и знати. Он с обожанием смотрел на свою невесту и молча улыбался. Его брак с Евдокией Дмитриевной во многом был устроен митрополитом Алексием и московскими боярами. Согласие великого князя на этот брак рассматривалось ими как жертва молодого государя своему княжеству: ведь благодаря ему произошло окончательное примирение Москвы и Нижнего Новгорода! С другой же стороны, поведение великого князя Дмитрия Московского расценивалось как его покладистость, признание им воли митрополита и старейших бояр.

Однако великий князь Дмитрий Иванович считал свой брак удачным: четырнадцатилетняя розовощекая и голубоглазая красавица Евдокия пришлась ему по душе! У молодого великого князя было немало забот. В эту зиму он с двоюродным братом Владимиром Андреевичем начали великое дело – строительство белокаменного Кремля. Многочисленные чернорабочие везли со всех сторон важный строительный материал – «дикий камень». Замысел Дмитрия Московского сводился к созданию вокруг Москвы «неприступного города» перед возможным столкновением с Ордой и Литвой. Отношения с татарами обострились после прошлогоднего вторжения новгородских разбойников в Нижний Новгород и убийства «бусурманских купцов».

Привезенные Романом Брянским и московскими воеводами пленники – новгородский боярин Василий Данилович с сыном Иваном – были брошены в московскую темницу и содержались там как заложники. В Великом Новгороде царила «превеликая тревога». С одной стороны, тамошние бояре не считали себя виновными в набегах новгородских ушкуйников и «мелких дворянчиков», потому как сами не могли с ними справиться. Но с другой стороны, «злодеи» ведь были новгородцами, и власти несли ответственность за их действия! Конечно, проще было бы захватить всех преступников и выдать их Москве, чтобы те ответили за злодейства «своими головами», но среди зачинщиков набегов были прямые родственники новгородских бояр…Вот и не спешил Великий Новгород с ответом на великокняжеский гнев.

Свадебный пир вел отец невесты – Дмитрий Константинович. После того как митрополит благословил свадебный стол и произнес напутственные слова молодым, нижегородский князь взял бразды правления в свои руки и время от времени провозглашал тосты за здоровье молодых. Помимо этого, он приглашал сидевших напротив него удельных князей высказаться в адрес жениха и невесты. Великокняжеский тесть был доволен: пусть он не великий владимирский князь, но зато – его зять! – Нам лучше быть друзьями до самой смерти! – думал он. – Я и без того – великий князь, хоть и нижегородский!

Когда московские бояре пришли свататься к его дочери, он сразу же подумал, что к нему пришла неожиданная удача! Вот почему он выглядел таким радостным на свадебном пиру.

Наиболее яркую речь произнес великий тверской князь Василий Михайлович. Благодарный за то, что Дмитрий Московский поддержал его в споре с племянником Михаилом Александровичем из-за удела умершего князя Симеона Константиновича, он разливался соловьем! – Счастья вам да удачи, славный Дмитрий Иваныч и раскрасавица Евдокия Дмитривна! – говорил он. – Вы так хороши и любимы всеми русскими князьями! Желаю вам согласия, любви и доброго потомства! Вот вам мои подарки! – он нагнулся и достал рукой из-под скамьи небольшой сундучок. – Это – невесте: золотой браслет с крупным измарагдом и шемаханское серебряное зеркало! – молвил он, улыбаясь. – А это – тебе, знатный жених: большая золотая цепь с иконкой святого Николая!

Прочие князья поочередно вставали, произносили речи и дарили молодым подарки.

Князь Роман Брянский сидел за столом с непроницаемым лицом, едва сдерживая обиду. Его людей, в отличие от людей других князей, даже не пригласили на свадебный пир! Да и самого князя посадили на дальнее место, за новосильским и тарусским князьями! Великий князь Дмитрий Иванович был очень недоволен действиями своего войска и князя Романа Молодого в новгородской земле. – Вы не смогли поймать бесстыжих разбойников! – возмущался он, когда те вернулись в Москву. – А новгородский боярин не заменит нам их!

– Вот тебе и московская служба! – с горечью думал князь Роман. – Никому ты не нужен, если не имеешь своего удела! – Он вспомнил, как совсем недавно к нему прибыл посланец брянского князя Дмитрия Ольгердовича с приглашением приехать в Брянск. – Наш славный князь протягивает тебе руку дружбы, – сказал гонец. – Ты – всегда желанный гость в нашем городе!

– «Гость», – пробормотал про себя, сидя за свадебным столом, князь Роман, – и еще в собственном городе! Это – просто насмешка!

На самом же деле литовский посланец привез письмо брянскому боярину Белюте Сотковичу от отца, мечника брянского князя, с просьбой проведать его. Белюта, отпросившись у князя Романа, вскоре уехал в Брянск.

– Еще неизвестно, вернется ли назад мой Белюта, – подумал князь и почувствовал, как его левой руки коснулся Иван Тарусский. – Смотри, брат, на тестя великого князя! Он машет тебе рукой! – прошептал тот.

Роман Михайлович очнулся от раздумий и, глянув перед собой, понял, что наступила его очередь произносить славословия. Он встал, с усилием улыбнулся и сказал: – Я желаю молодым долгих лет, счастья и всяческих благ! Чтобы у вас были здоровые и сильные дети, а между вами – мир и согласие! – Он пригнулся и достал из-под скамьи длинный татарский меч в серебряных, золоченых ножнах с золотой рукоятью, усыпанной драгоценными камнями. – Это – великому князю! – молвил он, передавая подарок, добытый его людьми в сражении с татарским мурзой Тагаем, через сидевших за столом князей. Все они с восхищением рассматривали бесценную вещь. Наконец, меч достиг великого князя-жениха и тот даже привстал, любуясь им. – Вот это – подарок! – сказал он, улыбаясь и вытаскивая из ножен голубой стальной клинок – Благодарю тебя, славный Роман! Какая красота! Ты так мне угодил, что я буду помнить это всю свою жизнь!

Князья с завистью посмотрели на бывшего брянского князя.

– А это – золотые серьги с волшебными лалами! – произнес, волнуясь, князь Роман и передал соседу блеснувшие при ярком свете свечей крупные золотые пластинки с рубинами. – Пусть же красавица-невеста носит их на радость и счастье!

ГЛАВА 8
СМУТА В ТВЕРСКОЙ ЗЕМЛЕ

– Помоги мне, славный великий князь, – писал Василий Михайлович Тверской, склонившись над столом в маленькой клетушке своего небогатого терема в Кашине, – и вызволи из плена мою несчастную супругу! У меня совсем нет сил из-за старости, чтобы воевать со своим племянником! – Он выпрямился и, глядя на свет мигавшей на столе большой восковой свечи, задумался.

К зиме 1367 года престарелый князь, в который раз оказался в своей родовой вотчине – Кашине, потеряв свой стольный город Тверь, занятый его племянником Михаилом Александровичем Тверским. Опять начался извечный спор дяди с очередным племянником!

Прежним соперником великого князя Василия был Всеволод Александрович Холмский, умерший во время «морового поветрия». Он до конца своей жизни боролся с дядей за Тверь и считался его злейшим врагом. Казалось, со смертью этого князя наступит мир и покой на тверской земле. Однако на смену умершему врагу Василия Михайловича пришел другой – уцелевший во время эпидемии младший брат князя Всеволода Михаил.

Последний, получив по завещанию от умершего князя Симеона Константиновича его удел, настолько усилился, что стал угрожать власти своего дяди Василия Михайловича. Тот обратился к тверскому епископу Василию с просьбой осудить завещание Симеона Константиновича, как незаконное, ибо оно не было согласовано с ним, великим тверским князем.

Но епископ Василий ничего не сделал для того, чтобы «смирить гордыню презлого Михаила» и только слегка пожурил его, «оправил», как говорили тогда в Твери.

Великий князь Василий Михайлович не стал тогда обострять отношения с племянником, надеясь, что тот образумится. Он спокойно уехал с ордынским «выходом» в Сарай, полагая, что очередной ярлык тамошнего хана укрепит его положение. Но в Орде вновь начались неурядицы. Не успел он приехать в Сарай, как там состоялся очередной дворцовый переворот, и хан Азиз-шейх был убит. Погибший ордынский повелитель и без того непрочно сидел на своем троне, но убаюканный тем, что уже почти три года удерживал власть, повел себя независимо по отношению к сарайской знати и попытался возродить старые традиции могучих ханов, перед которыми трепетали подданные. Он мог позволить себе насмешки над мурзами, не прислушивался к советам мулл и имама, а тех придворных, которые, несмотря на привычное раболепие перед властью, осмеливались ему возражать, он изгонял, лишал имущества и даже отнимал у них жен! Грубость и жестокость Азиз-шейха не укрепили его положение. Одни сарайские мурзы бежали в далекие степи под руку великого временщика Мамая, только и ждавшего очередной «замятни» в Сарае, другие ушли «в Булгары», обосновавшись там и устраивая набеги на русские земли, самые же влиятельные представители знати, ропща и негодуя, объединившись против неугодного им хана, готовили заговор. Чашу терпения татарских мурз переполнила расправа хана Азиза над известным мурзой Булак-Темиром. Незадачливый мурза совершил поход на земли великого князя Дмитрия Константиновича Нижегородского и безжалостно выжег села и волости его брата князя Бориса. Но нижегородцы не испугались многочисленного татарского войска. Сам Дмитрий Константинович вместе с братом Борисом и уже взрослыми детьми, собрав «великую рать», двинулся навстречу врагу. Мурза Булак-Темир не решился сразу вступить в бой и отошел к реке Пьяне. Там русские князья, разгневанные жестоким вражеским набегом и «безжалостным разорением», встретили татар и в недолгом сражении разгромили их, «истоптав в реке Пьяне», после чего начали преследование, перебив большую часть «злых бусурман». Мурза Булак-Темир «с превеликим бесчестием» и маленьким отрядом вернулся в Сарай. Однако здесь он не только не получил ханской поддержки, но был схвачен воинами Азиз-шейха, обвинен в «самовольном походе на покорных доселе урусов» и безжалостно казнен.

Убийство Булак-Темира всколыхнуло Сарай. Разгневанные мурзы послали своих людей в далекие степи и пригласили «на ханский трон» очередного потомка «Великого Предка», Пулад-Тимура, который, придя со своим войском, успешно расправился с незадачливым предшественником. Голова Азиз-шейха была выставлена на всеобщее обозрение, и Василий Михайлович Тверской имел возможность самолично видеть, как татары плевались в сторону оскаленного, с выклеванными воронами глазами, окровавленного черепа, торчавшего на длинном шесте посреди торговой площади.

Новый хан неприветливо принял Василия Тверского в своем дворце. – Нам очень кстати твое серебро, бестолковый урус! – сказал он князю, стоявшему на коленях перед его золотым троном. – За это тебе – рахмат! Однако ты должен принести еще! Я думаю, что здесь только половина законного «выхода»…

Василий Михайлович вздрогнул и поднял голову. На него смотрел красивый седовласый татарин, одетый в шелковый желтый халат, такого же цвета штаны из плотной, но, судя по виду, мягкой ткани, желтые же, обшитые шелком туфли с загнутыми носками, с небольшой белой чалмой на голове. На драгоценном поясе нового хана, сверкавшем алмазами и рубинами, висел длинный кривой меч в золотых ножнах с рукоятью, мерцавшей блеском драгоценных камней от многих свечей, горевших во дворце.

– У меня больше нет серебра, мудрый государь, – пробормотал князь Василий. – Мы обшарили все сусеки, чтобы собрать тебе законный «выход»!

– Неужели ты не видел башку глупого Азиза? – усмехнулся хан, покрутив указательным пальцем руки свои изящные седоватые усы и взяв в пригоршню небольшую, но густую, черную, с проседью, бороду. – Ты хочешь, чтобы я отправил на кол и твою башку?

– Спаси, Господи! – прохрипел напуганный князь, глядя в сузившиеся от гнева зрачки темно-карих ханских глаз. – Тогда я пошлю людей в Тверь и поищу серебро! Пощади меня, могучий государь! Дай мне время! Я не могу все сделать сразу! Надо, чтобы мои люди отыскали серебро и прислали сюда…

– Тогда посиди в Сарае, глупый коназ! – сказал хан, приходя в хорошее расположение духа. Его тонкие брови, согнувшиеся дугой во время приступа ярости, вновь распрямились, и на округлом лице уже познавшего тяжесть жизни сорокалетнего воина появился румянец. – Иди в свою юрту! – сказал он своим грозным, но уже спокойным голосом, тряхнув головой. – И сегодня же посылай своих людей за серебром! Да не забудь: серебра должно быть не меньше, чем сейчас!

Увидев судорожное движение хана, князь Василий поспешно вскочил и, пятясь, потащился к двери. – Вот какая беда! – думал он, выходя на воздух. – У нас теперь – жестокий царь! Весь дергается, трясет головой! А его шея – покрыта глубокими шрамами! Спаси нас, Господь, от такого злодея!

В тот же день князь Василий послал половину своих воинов и бояр добывать серебро в тверском уделе. В результате дополнительных поборов «тишайший» князь Василий стал в глазах простых тверичей и даже тверских князей, владевших землями в княжестве, «негодным и жадным правителем». Во время его отсутствия в Твери произошли беспорядки, и город был занят племянником – князем Михаилом Александровичем.

Сам великий тверской князь ничего знал о случившемся и мучительно долго отсиживался в сарайской гостевой юрте.

В конце лета в Сарае вновь произошли перемены. На сей раз в ордынскую столицу явился некий царевич Джанибек, а голова хана Пулад-Тимура, не понравившегося татарской знати, угодила на опустевший к тому времени кол на торговой площади.

– Вот и погиб из-за своего вздорного нрава, – размышлял князь Василий Тверской, глядя на искаженное предсмертной мукой ханское лицо с выпученными глазами, – а ведь был великий воин! Но оказался негодным царем!

Очередной хан, Джанибек, принял князя Василия сразу же в тот день, когда княжеские люди привезли серебро. Им не удалось собрать второй «выход», наскребли лишь четверть заданного. Но хан был доволен и этим. – Ладно, якши! – сказал он, высокий стройный тридцатилетний красавец, одетый в шелковый зеленый халат и светло-серые легкие штаны. – Я слышал о грабительстве того Пулада и поэтому прощаю тебя, невинного коназа!

– Благодарю, милостивый государь! – сказал князь, глядя на улыбавшегося Джанибек-хана. – Долгих тебе лет и великой славы!

– Можешь идти, коназ-урус, – молвил хан, потирая свою редкую, но длинную рыжеватую бороду. Его тонкие ровные усы, лежавшие на верхней губе, словно ощетинились дыбом, а большие карие глаза прищурились.

– Вот какой справедливый царь! – думал князь Василий, пятясь к выходу и глядя на крупный алмаз, сверкавший в большой белой чалме хана. – Пусть бы правил себе как можно дольше!

Не успел он вернуться в свою гостевую юрту, как слуга доложил, что к нему прибыл вестник из далекой Твери.

И князь, наконец, узнал о том, что в столице его удела засел племянник! Через три дня после визита в ханский дворец Василий Михайлович, получив ярлык на великое тверское княжение, отправился в свой наследственный удел – Кашин – откуда написал в Москву, великому князю Дмитрию, жалобу на действия племянника. Дмитрий Московский, посоветовавшись с митрополитом Алексием и боярами, прислал в Кашин и Тверь митрополичьих приставов с требованием ко всем князьям, связанным со случившейся ссорой – прибыть на суд святителя. Но князь Михаил Александрович, испугавшись суда, бежал в Литву. А в Москву явились: из Кашина – князь Василий Михайлович с сыном Михаилом и племянником Еремеем, а из Твери – только епископ Василий.

Митрополит признал ошибочным поведение тверского епископа Василия, «который неправедно рассудил спор об уделе князя Семена» и строго того предупредил. Князя же Василия Михайловича он оправдал, не найдя в его поборах преступления, и, посоветовавшись с великим князем Дмитрием Ивановичем, решил помочь великому тверскому князю вновь вернуться в свою столицу.

Обрадованный этим князь Василий отправился в Кашин за своим войском. Его сопровождал большой отряд московских дружинников, возглавляемый Романом Брянским. Сам Василий Михайлович попросил об этом великого князя Дмитрия Московского: он не забыл гостеприимства своего старого знакомого! Кроме того, бывший брянский князь был известен своим последним походом на земли Великого Новгорода, где он проявил себя справедливым, некорыстным военачальником. – Мне не нужны такие воеводы или другие князья, – рассудил Василий Тверской, – которые могут разграбить мои земли…

В самом деле, воины Романа Молодого вели себя достойно. Они только сопровождали «кашинскую рать». Сам же Василий Михайлович не очень-то «посчитался» «со злыми крамольниками»! Кашинцы беспощадно разоряли и жгли встречавшиеся на их пути тверские села, а затем, войдя в Тверь, стали искать сторонников мятежного племянника и грабить всех, на кого бы ни указали многочисленные доносчики. Эти необдуманные действия привели к всеобщему недовольству. Тверичи возненавидели своего великого князя и сообщили жителям других городов удела о его «бесчинствах». В результате, князь Василий не смог больше взять ни одного города. Озлобленные и напуганные горожане отказались открыть перед ним городские ворота. Не помогла и «волоцкая рать», присланная на помощь Дмитрием Московским. Волочане безжалостно разграбили тверское Поволжье, не пожалев даже сел Спасского монастыря Тверской епископии, и ушли назад, отягощенные «дармовым добром» и длинными вереницами пленников.

Безуспешно пройдя весь свой удел, князь Василий Михайлович добрался до Кашина, где остановился на отдых. Он рассчитывал в скором времени вернуться в Тверь, где оставались его супруга и челядь.

Но 27 октября к Твери подошло большое литовское войско, ведомое князем Михаилом Александровичем. Он был торжественно встречен горожанами, и, узнав о походе своего дяди Василия Михайловича, разгромившего весь удел, приказал немедленно задержать его жену, княгиню Елену, князя Еремея и «всех их людей».

После этого мятежный племянник повел литовское войско на Кашин, желая «сурово наказать своего злобного дядю».

Но сражения не произошло. У Андреевского села князь Михаил был встречен кашинскими посланниками, просившими мира. – Наш князь слишком стар, чтобы тягаться с тобой за удел! – сказали они. – Помилуй его, молодой князь!

– Ладно! – согласился Михаил Александрович. – Я не против мира и не хочу ему мстить! Но мой дядя должен отказаться от великого княжения в мою пользу!

И он махнул рукой своим воеводам, подавая знак возвращаться назад.

Князь Василий, очнувшись от набежавших раздумий, вновь наклонился к столу. – А может попросить у него назад мою Тверь? – мелькнула мысль. – Жаль отдавать ее племяннику! Но вот удержу ли я свою столицу? Зачем мне тяжелая война на старости лет? Эх, если бы был жив мой сынок Василий! Остался-то один младший Михаил! Надо ли подставлять его под меч воинственного племянника? Мы же только что заключили перемирие! Пусть подавится этой Тверью!

Он взял в руку гусиное перо, обмакнул его кончик в чернила, но, поразмыслив, положил на стол. – Не буду писать в Москву! Не нужна мне эта мятежная Тверь! А насчет жены и других пленников я сам договорюсь с племянником»! – решил он и почувствовал, как с его груди спадает тяжелый камень. – Надо было еще раньше отказаться от великого княжения! Пора уже подумать о Боге!