Текст книги "Роман Молодой"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Книга 2
СЛУЖИЛЫЙ МОСКОВСКИЙ КНЯЗЬ

ГЛАВА 1
«ВЕЛИКИЙ МОР»

Князь Роман со своими людьми скакали по московским улицам в поисках злоумышленников. При любом крике или шуме они мчались на своих конях к месту, откуда доносились звуки, но «крамольников» не находили. Обычно перед их глазами представал очередной умиравший, корчившийся в агонии заболевший москвич. Трупов было столько, что их не успевали убирать! Страшная эпидемия охватила доселе цветущий веселый город.

Великий князь Дмитрий по совету митрополита Алексия и бояр принимал решительные меры по обеспечению порядка в столице удела и уменьшению возможного урона от страшной болезни. Вот и князю Роману Брянскому он поручил объезд самых темных московских улиц, откуда в тяжелые времена исходили бунты и беспорядки.

Брянцам приходилось прилагать все силы для того, чтобы выполнить приказ великого князя и «не ударить лицом в грязь». Благодаря их бдительности, люди из неблагонадежных кварталов даже не пытались «поднять смуту» и просто вымирали.

Еще в начале лета 1364 года страшная болезнь пришла в Нижний Новгород. Говорили, что ее принесли с собой чужеземные купцы из Орды, якобы из Бездежа. Затем эпидемия распространилась на Рязань, Коломну, Переяславль и к осени пришла в Москву. Особенно жестоко «моровая язва» поражала люд тех городов, которые не совсем пострадали в прежние «поветрия». Так, совершенно вымерло Белоозеро, там «не уцелел ни один человек». Сильно пострадали Тверь, Владимир, Суздаль, Дмитров, Можайск, Волок и другие мелкие города и веси. В Москве «поветрие» нанесло меньший ущерб, но, не видевший раньше ничего подобного князь Роман Молодой был потрясен до глубины души зрелищами людских страданий. Заболевшие плевались кровью, кашляли, их сжигал ужасный внутренний жар. У многих воспалялись железы, появлялись «престрашные чирья» в паху или на шее, и человек в двух-трехдневный срок умирал, жестоко мучаясь. За день, бывало, умирало до ста – ста пятидесяти человек.

К тому времени как случилась эта беда, Роман Михайлович со своими людьми уже обустроились в Москве и жили неплохо. Правда, в самом начале они не встретили теплого приема. Когда брянский князь со своим большим обозом прибыл в Москву, это было для великого князя Дмитрия, его бояр и священников неприятной неожиданностью. – Нам только не хватало еще одного жалкого нахлебника! – бормотали недовольные бояре. Весьма прохладно принял брянцев и четырнадцатилетний великий князь Дмитрий. Если бы не святейший митрополит, вовремя посоветовавший ему проявить учтивость, с уст великого князя едва не сорвались слова досады и раздражения. Но, слава Богу, все обошлось. Внешняя видимость приличия была сохранена, и брянцы могли лишь догадываться, что знатные москвичи им не рады. Даже место для поселения было дано им не самое лучшее: пустошь близ Кучкова поля! Обычно московские князья довольно щедро одаряли тех князей, которые приходили к ним на службу: давали «богатые города и хлебные веси», а тут лишь пустошь!

Но подобная встреча и скупость молодого великого князя недолго огорчали брянцев, ибо они приехали «в славную Москву» не с пустыми руками. Князь Роман, не выплативший в прошлом году Орде «выход», прихватил половину брянской казны: два десятка бочонков со слитками серебра да с десяток телег, до верха наполненных превосходными мехами. Немало ценностей привезли и его бояре. В короткий срок они с помощью нанятых ими «работных московских людей» и своей челяди отстроили такие терема, что бояре великого князя Дмитрия только «дивились». В первое время брянцы покупали даже «надобную снедь» за собственное серебро и не были обузой казне великого князя. Постепенно московская знать изменила свое отношение к ним, и в скором времени великий князь Дмитрий зачислил князя Романа Михайловича с его двумя сотнями дружинников в свой особый полк – «Запасной». А это значило, что с той поры брянцы уже пребывали на «московских хлебах» или «на кормлении»! К ним ежедневно поступали продукты и напитки в полном изобилии.

Брянцы стали привыкать к московской жизни. В семьях молодых бояр и дружинников появились младенцы. Не прошло и года с приезда князя Романа в Москву, как его супруга Мария Титовна родила второго сына – крепкого розовощекого Василия.

Что же касается служебных обязанностей, то они были не обременительны. Князь Роман со своими дружинниками принимали участие в обязательных «ратных учениях», которые великий князь Дмитрий очень любил, и показывали на них свои военные навыки. Умение брянцев владеть оружием восхищало всех москвичей, и вскоре они убедились, что князь Роман и его люди – ценное приобретение для Москвы. Особенно удивляло москвичей умение брянцев стрелять из луков. Не только рядовые дружинники метко поражали стрелами цели, но и их военачальники-бояре и даже сам брянский князь! Как-то князь-юноша Дмитрий Московский позвал Романа Михайловича с собой на охоту. Его люди нашли медвежью берлогу и «знатное лежбище кабанов». Совместно с брянскими дружинниками, москвичи «растревожили лютого зверя» и успешно справились с поставленной великим князем целью: добыли медведя и трех крупных кабанов! Сам Дмитрий Московский пронзил рогатиной сердце прижатого охотниками к земле огромного медведя. А кабанов перебили все сообща.

Когда же добычу погрузили в телегу, великий князь с улыбкой глянул в чистое небо и вдруг увидел взлетевшую над ближайшим болотом цаплю. – Жаль, что не захватили с собой доброго сокола! – сказал он с унынием. – Это было бы славное и лакомое жаркое!

Роман Брянский, стоявший рядом с ним, не задумываясь, снял с плеча лук, наладил стрелу и пустил ее вслед за большой птицей. Цапля к тому времени уже взлетела достаточно высоко, и москвичи с улыбкой смотрели на брянского князя. Стрела между тем, со свистом рассекая воздух, достигла цели, и было видно, как от цапли полетели перья, показавшиеся издалека маленькими снежинками. И под одобрительные крики довольных москвичей крупная жирная птица, пронзенная стрелой, упала едва ли не к ногам изумленного Дмитрия Московского. – Вот так да! – пробормотал князь-юноша, потирая нежный пушок подбородка. – А ты – отменный стрелок, князь Роман!

– Да ничего тут нет отменного, великий князь, – сказал с улыбкой Роман Молодой. – Каждый брянский воин стреляет еще лучше!

После этого Роман Молодой стал частым спутником великого князя на охоте.

Помимо этих дел, брянские воины в определенное время следили за порядком в городе. Запасной полк состоял из нескольких отрядов, и брянский был одним из них. Они по очереди объезжали Москву днем и ночью и часто предотвращали «злодейства и крамолу»! Сам князь обычно в этих объездах не принимал участия. Брянские отряды поочередно возглавляли его старшие бояре Жирята Михайлович, Супоня Борисович, молодые бояре Избор Жирятович, Белюта Соткович, Будимир Супоневич и Ждан Воиславович. Иногда на подмену выходили самые молодые бояре – Иван Будимирович и Вадим Жданович. Все они с охотой выполняли свои поручения и были на хорошем счету у великого князя.

Когда же случилось несчастье, и город поразила жестокая болезнь, князь Роман был вынужден сам выезжать «на караул» со своими людьми. Некоторое время он с опаской проезжал пораженные чумой «околотки»: страшная болезнь, по слухам, была исключительно заразной и распространялась по воздуху, от чего ее называли «поветрием». Но со временем стало ясно, что не все люди подвержены опасности заражения. Подавляющее меньшинство совсем ею не болело, и были случаи, правда, редкие, когда выздоравливали заболевшие. Смерть в основном косила стариков, младенцев и «голодную чернь». Молодых же, сытых людей, в большинстве случаев, болезнь щадила.

Вот почему те темные окраины Москвы, которые объезжали брянцы, были наиболее опасны: там обитала «жалкая беднота»! Здесь смерть косила всех без разбора, и монахи соседних монастырей не успевали вывозить на кладбища тяжелые телеги с трупами. В воздухе стоял удушливый запах мертвечины, едва заглушаемый чадом горевших можжевеловых ветвей, разносимых по городу монахами, верившими, что ужасная болезнь отступает от едкого дыма.

Брянский князь и его люди, наглядевшись на смерть простолюдинов, самоуверенно посчитали, что они неуязвимы и смело въезжали в места скопления больных бедняков, разгоняя толпы отчаявшихся людей и призывая их к порядку. Однажды князь Роман, сопровождаемый Жирятой Михайловичем и Супоней Борисовичем, с двумя десятками дружинников въехали в узкую улочку, откуда доносились громкие вопли. Увидев стоявших посредине улицы мужиков, числом до десятка, они устремились к ним. Кричавшие были явно больны: они горели от жара и буквально выли, высунув языки, словно волки, предвкушая неминуемую смерть. Один из больных, рослый, худощавый, увидев князя Романа, с воплем кинулся к нему: – Здесь сам князь! – кричал он, разбрызгивая кровавую слюну. – Он – наш лютый враг! Смерть тебе, окаянный злодей!

– Опомнись, несчастный человек! – крикнул боярин Жирята, выскакивая на своем коне вперед и заслоняя собой князя. – Здесь нет врагов, а только друзья!

– Друзья? – молвил с хрипом задыхавшийся мужик и остановился. – Я вижу ваши сытые и здоровые лица! Видно, хорошо нажились на нашей кровушке! – Он нагнулся к земле и поднял оглоблю. – Накося, злобный боярин! – крикнул с яростью он, поднимая тяжелую деревяшку и нанося ею удар.

– Ах, ты, крамольник! – взвыл Жирята Михайлович, едва удержавшись в седле: оглобля безумного мужика попала в голову лошади. Та взвилась на дыбы. Если бы не слабость больного, он бы наверняка убил несчастное животное…Но и этого удара оказалось достаточно, чтобы лошадь, одурев, промчалась вперед, передавив стоявших кучкой грязных и лохматых мужиков. Вслед за ней проскакал и боярин Супоня, довершив бойню. Князю Роману и дружинникам, оцепеневшим от страшного зрелища, осталось только молча смотреть, как бились в агонии, умирая, раздавленные больные.

– Ох, какая неудача! – бормотал растерянный, огорченный князь. – Поворачивайте коней, люди мои! Поехали подальше от этих страшных мертвецов! Эй, Жирята, Супоня, давайте же возвращаться!

И брянский отряд, стремительно развернувшись, скрылся в вечернем полумраке.

Через два дня заболел и слег боярин Жирята. – Я чувствую лютую боль между лопаток, как будто кто-то пронзил мою грудь рогатиной, прямо у сердца! – жаловался он, краснея и покрываясь густым липким потом. Два дня он лежал, кашляя и выплевывая кровь, пока, наконец, на его шее не появился огромный фурункул. – Прощай, славный князь и береги себя! – только и успел он сказать пришедшему к его одру Роману Молодому, уронив на подушку свою седую голову.

Не успели похоронить несчастного Жиряту, как слег и другой пожилой боярин – Супоня Борисович. Он продержался три дня и скончался с появлением на спине, напротив сердца, опухолевидного вздутия. Испытывая страшные муки, Супоня с самого начала болезни утратил способность говорить и лежал, выпучив глаза, широко раскрыв рот, высунув окровавленный, искусанный собственными зубами язык, с которого по губам стекала на пол кровавая пена.

После того как похоронили Супоню, заболели все слуги умерших бояр, ухаживавшие за больными. Они тоже вскоре умерли, и князь Роман со своими людьми поняли, что их надежды на неуязвимость растаяли, как дым.

В конечном счете, болезнь добралась и до княжеских воинов: заболел каждый четвертый! Князь, любивший своих дружинников, лично посещал страдальцев, выделил немало серебра на их дополнительное питание и, к его радости, половина заболевших выздоровела!

Тем не менее, на этом страшное «поветрие» не закончилось. Горе пришло и в семью самого князя. Как-то, вернувшись с очередной поездки по городу, Роман Михайлович вошел в свой терем и был встречен встревоженными слугами. – Славный князь, – говорили они сбивчиво, – захворала наша матушка-княгиня!

Князь кинулся в опочивальню и застал лежавшую там на кровати супругу, задыхавшуюся от жара. – Ох, Марьюшка! – простонал он. – Держись!

– Держусь, Роман! – сказала сохранявшая сознание смелая женщина. – Еще рано оставлять тебя одного!

Ее мужество и уверенность в победе над тяжелым недугом решили исход болезни: через три дня княгиня стала поправляться и вскоре уже весело ходила по своей светлице, радуя сердце супруга, просидевшего все эти дни у кровати любимой женщины.

Однако эта радость была омрачена жестокой потерей. Так и не оправился от болезни любимец князя – годовалый младенец Василий. Роман Михайлович и его супруга еще не знали о случившейся беде. Дети оставались в своих светлицах под надежным присмотром: у каждого из них были мамки и многочисленные слуги. Сама княгиня, долгое время пребывавшая без сознания, потеряла счет времени. А вот князь, обезумев от горя, когда увидел терзаемую болезнью жену, забыл обо всем! Княгиня же не раз, даже в горячечном бреду, говорила о детях, но князю было не до них…

Теперь же, чувствуя себя здоровой, но все еще боясь выходить из светлицы, чтобы не заразить детей, она спросила: – А как наши чада? Здоровы ли? Веселы? Надо бы сказать им о моем спасении!

Князь подскочил, как ужаленный: – Уже бегу, радость моя! Я скоро!

Он спускался вниз, дрожа от волнения и смутно чувствуя тревогу. Вечерело, и в передней светлице, где сидели слуги, царил полумрак: лишь за столом горела единственная свеча. Глядя на мрачные, заплаканные лица сидевших на скамье людей, князь понял все без слов. – Неужели мои дети…, – пробормотал он, заливаясь слезами и хватаясь обеими руками за скамью.

– Не все, славный князь, – тихо сказал его верный молодой слуга Улеб. – Умер только наш любимец, маленький Василий…А твой старший сын Дмитрий и милые дочери живы-злоровы!

ГЛАВА 2
БРЯНСКИЕ ДЕЛА

Зима 1364 года была суровой. Снег выпал еще в ноябре, но сильные морозы ударили в начале декабря. Было так холодно, что говорили «даже птицы падали мертвыми с небес на землю»!

Дмитрий Ольгердович, новый брянский князь, венчался в это время на удельное княжение. Обряд проходил в Покровской церкви. Князь с супругой Ольгой стояли, окруженные брянскими боярами и приехавшими с ним еще в прошлом году знатными литовцами, и слушали проповедь брянского епископа Парфения. Целый год глава брянской епархии колебался: венчать или нет литовского князя! Не было согласия ордынского хана, молчал и митрополит московский «и всея Руси» Алексий. С Ордой было не все ясно. Кому следовало платить дань? За короткое время в Сарае сменилось несколько ханов. Только в прошлом году на сарайском троне побывало трое «царей»! Так, летом 1363 года в Сарай вошел некий Хайр-Пулад, приглашенный на правление частью недовольных ханом Мюридом сарайских мурз. Расправившись со своим предшественником, новый хан, перебил и его сторонников из татарской знати. При нем татары потеряли Подолию, потерпев поражение у Синих Вод (притоке Южного Буга) от войск Ольгерда Литовского. Слава Сарайской Орды, как доселе непобедимой, померкла. Продолжалась и междоусобная война. Затаившийся в ногайских степях Мамай вновь поднял голову, совершил набег на Сарай и, разбив слабое войско Хайр-Пулада, занял ордынскую столицу. На ханском троне оказался его ставленник – хан Абдуллах. Однако и он долго не усидел «на царстве». Весной 1364 года из Синей Орды пришел новый потомок «Великого Предка» – Пулад-ходжа с большим войском. Мамай со своим ставленником были вынуждены опять уходить в далекие степи Причерноморья. Летом же в Сарай, охваченный «лютым поветрием», ворвался очередной «законный царевич» – Азиз-шейх – устранивший своего предшественника и занявший ханский трон. К тому времени страх перед ордынской силой почти исчез, и многие русские князья перестали ездить в Сарай с данью, не нуждаясь в ханских ярлыках. Азиз-шейх попытался исправить сложившееся положение дел, его посланники побывали в нескольких русских городах, но в Сарай за ярлыком для своего отца приехал лишь Василий Дмитриевич Суздальский. Сам же его отец – Дмитрий Константинович Нижегородский – не захотел ехать «к хилому царю», сославшись на болезнь. Князь Василий Дмитриевич привез с собой серебряные слитки – обычный ордынский «выход» – и просил ярлык только на земли отцовского удела. Довольный его покорностью и возмущенный поведением Дмитрия Московского, платившего дань Мамаеву ставленнику Абдуллаху, новый ордынский хан выдал ярлык на великое владимирское княжение Дмитрию Константиновичу и «наказал» князю Василию отвезти «грамотку» в Нижний Новгород. В начале зимы суздальский князь Василий прибыл к отцу «с царским пожалованием», но тот только посмеялся. – Зачем мне эта липовая грамотка! – сказал он. – Завтра в Сарае объявится новый царь и даст грамотку кому-нибудь еще! Нет, пусть уж лучше Дмитрий Московский остается великим князем и отдувается за всю Русь перед царями или царевичами! Только жаль, что напрасно растратили серебро!

Русские города, вошедшие в состав великого княжества Литовского, совсем прекратили уплату «выхода». И брянский князь Дмитрий Ольгердович не возил дань в Орду. Ушедший на службу в Москву князь Роман Михайлович оставил в казне половину серебра, за что новый брянский князь был ему благодарен. – Это хорошо, что мы не пленили Романа Молодого! Батюшка непременно бы казнил его! – говорил он брянским боярам. – Я же совсем не хотел этого! Мы все, сыновья Ольгерда, знаем о храбрости и душевной доброте славного князя Романа!

Дмитрий Ольгердович не помешал князю Роману Молодому уйти сначала из Брянска, а потом – из Коршева. Литовцы заняли Коршев, а, узнав, что князь Роман ушел из города по лесной дороге, не стали его преследовать.

Литовский князь не захотел ничего менять в Брянске. Он сохранил боярский совет, «не обидев ни одного боярина», не покусился и на сложившиеся порядки. Кроме того, будучи православным христианином, он взял с собой в Брянск только единоверцев, русских и литовцев. С первых дней своего пребывания в городе Дмитрий Ольгердович показал себя «человеком истинной веры» и посещал «святой храм» даже чаще, чем его предшественник! Он ничем не обидел и нового владыку – ставленника Москвы – Парфения. Дмитрий Литовский спокойно управлял уделом и не просил брянского епископа о венчании! Владыка сам понимал, что для укрепления власти нового брянского князя следовало исполнить этот важный церковный обряд, однако был еще жив законный князь – Роман Молодой…Брянский епископ несколько раз посылал письма со своими людьми в Москву, прося митрополита Алексия разрешить ему «узаконить власть князя Дмитрия». Но митрополит не дал согласия и лишь посоветовал «набраться терпения и принять решение под свою ответственность».

Такой ответ не устраивал епископа Парфения, но брянские бояре, постепенно привыкавшие к новому князю, единодушно высказывались за его венчание. К всеобщему удовольствию, брянский князь, не плативший Орде дань, постановил уменьшить вдвое подушную подать с городского населения. – Пусть теперь выплачивают только одну куну от семьи! – заявил он на боярском совете.

Впервые брянский князь принял решение о смягчении налогового бремени! И это был умный поступок! Ведь простые брянцы уже давно не платили в казну «законную мзду». Хищнический промысел пушного зверя привел «к оскудению брянских лесов», и теперь лишь опытнейшие охотники, уходившие, порой, «в дремучие леса и далекие края», могли добывать ценные меха «в нужном числе». Лишь городские богачи могли платить прежние налоги. Бедняки же, внося в казну только «по одной куне», становились вечными должниками. Своим указом брянский князь освободил их от долгового гнета и облегчил работу своим сборщикам налогов. Такое решение хотел принять еще Роман Молодой, но не успел. А Дмитрий Ольгердович «показал добрую волю» и легко укрепил свою власть!

В довершение ко всему, он, к удивлению епископа Парфения, проявил «любознание» к «древним преданиям о делах брянских князей». Дмитрий Ольгердович попросил владыку прислать к нему «городского летописца» и с удовольствием слушал «Божьего старца Митрофана», читавшего ему старинные свитки. Таким способом князь узнал о событиях, произошедших на брянской земле, о жизни местных князей, их достоинствах и ошибках, о мятежах «безумной черни» и победах «брянского воинства». Это помогло ему в дальнейшем управлять «доселе непокорным городом». Так, отправившись нынешним летом на охоту, князь столкнулся в лесу с группой брянских охотников, незаконно проникших в заповедный, княжеский лес. Как известно, князь Василий Смоленский самым жестоким образом расправился «с хищными злодеями» и нажил себе во всем городе врагов. Об этом летописец подробно сообщил в своем свитке. Зная об ошибке того князя, Дмитрий Ольгердович приказал своим людям задержать нарушителей, а когда перед ним предстали, гремя цепями, «лесные тати» и со слезами на глазах «повинились», он ограничился лишь только поучениями и строго предупредил их, что «если они еще раз будут пойманы в княжеском заказнике, то пусть пеняют на себя». После этого князь приказал своим приставам «снять все цепи и колодки с глумных дурачков и отпустить их на все четыре стороны»! Такое великодушие нового брянского князя поразило не только простонародье, но и бояр. Поэтому епископ Парфений, считаясь с мнением своей паствы, решил не «затягивать с венчанием»…

А во всем остальном Дмитрий Ольгердович мало чем отличался от своих предшественников. Он любил пиры и всевозможные застолья «с хмельными напитками», хотя никогда не напивался «до упада» и не терял голову, не отказывался и от «плотских утех». Ему пришлись по душе все прежние княжеские любовницы, но особенно понравилась ключница – красавица Шумка. Последняя повзрослела и стала еще красивей! В первый же день своего пребывания в Брянске он, увидев Шумку, не смог устоять перед ее чарами и «вечером познал красную девицу». Князь Дмитрий потом не раз вспоминал добрым словом своего предшественника, оставившего ему и банных девушек! Он полюбил «брянскую баню» и каждый раз вернувшись с охоты или «ратных учений» спешил «ладно попариться и предаться дивным утехам»!

Супруга князя Ольга, дочь захудалого служилого русского князя, не ревновала своего мужа «к банным девицам». Она пережила не одно горе: все ее народившиеся дети скончались в младенчестве…Несмотря на молодость и красоту, княгиня часто болела и тяготилась близостью с мужем. Теперь же князь, увлекшийся красотками своего предшественника, «успокоил свою плоть» и освободил супругу от опостылевшей ей обязанности.

Вот и стояла княгиня Ольга рядом со своим супругом перед епископом Парфением спокойная, умиротворенная.

Князь тоже молчал, слушая владыку и размышляя про себя. Он очнулся от своих мыслей лишь в тот момент, когда церковный служка надел на его голову княжеский венец. – Да благословит вас Господь на славное княжение! – пропел звонким басом брянский епископ, осеняя княжескую чету большим золотым крестом. – Славы вам, здоровья и долголетия!