Текст книги "Роман Молодой"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

ГЛАВА 23
ГНЕВ ОЛЬГЕРДА ЛИТОВСКОГО

Великий литовский князь Ольгерд обсуждал с братом Кейстутом в своей «тайницкой светлице» последние новости. Он не хотел ни с кем, кроме Кейстута, делиться своими мыслями на происходившие события. Братья дружили с раннего детства, поддерживали друг друга, и всем было известно, что именно благодаря Кейстуту Ольгерд занял великокняжеский «стол». Вот и в это весьма трудное время Ольгерд Гедиминович решил переложить часть своих забот на плечи брата. Князь Кейстут только что вернулся из дальней поездки: осматривал окраины великого княжества Литовского. Ему было что рассказать брату.

Несмотря на все усилия великого князя Ольгерда и успехи в борьбе с немецкими рыцарями, периодически совершавшими набеги на литовские окраины, воинственные крестоносцы продолжали им угрожать. Правда, в последнее время немцы погрязли в спорах с Псковом. Древний русский город с трудом отбивался от обнаглевших захватчиков. Едва ли не каждый год немцы терпели неудачи у его стен, но все равно не успокаивались. Даже перемирие между ними и Псковом не позволяло псковичам спокойно жить. Вот и в прошлом году немцы убили нескольких псковских торговых людей на Лудви, а в ответ псковичи схватили их богатого купца и потребовали выкуп за убитых соотечественников. Немцам пришлось пойти на уступки, но мир вновь был нарушен. – Это хорошо, что немцы увязли в псковской земле на долгое время, – подытожил Кейстут свое повествование о делах на севере, – однако тот город очень важен и для нас! Лучше бы нам сражаться с немцами на псковской земле, чем допускать их в пределы Литвы! Пусть твой сын Андрей станет псковским князем! Тот богатый город остался без военачальника: все князья вымерли во время поветрия! И было бы лучше, если бы Андрей прибрал этот Псков к своим рукам!

– Правильно! – кивнул головой Ольгерд Гедиминович. – Я с тобой полностью согласен! Пусть тогда мой сын Андрей уезжает из Полоцка и занимает псковский «стол»! Псковичи не раз приглашали его к себе…Известно, что Андрей до сих пор зовется псковским князем. Он только не проживал в том славном городе, а посылал туда мелких, служилых князей. Достаточно вспомнить молодого князя Юрия, который так нелепо погиб в стычке с немцами или Астафия с сыновьями, которые умерли вот уже три года тому назад от лютого поветрия…А теперь пусть сам управляет этим городом! Однако же поведай о делах в других наших землях.

Кейстут рассказал о своей поездке на Волынь и Подолию. Там царили «тишь и благодать». Совсем недавно князь Кейстут прошелся по Волыни с большим войском, отвоевал у поляков захваченные еще в 1340 году королем Казимиром галицко-волынские земли: Холм, Луцк и Владимир. Правда, часть земель вместе с Галичем остались у Польши, но успех был значительный. – Пусть ляхи владеют Галичем и беспокойным Львовом! – усмехнулся, глядя в глаза Ольгерда, Кейстут. – Всем известно, какой там злобный и коварный люд! Там собрались одни крамольники, считающие себя особым, избранным Богом народом! Ляхи жестоко помучаются с ними! Вот уж глупцы! Лучше бы вывели всех тамошних людей в чистое поле и беспощадно их перебили!

– Эх, брат, – покачал головой Ольгерд, – одними убийствами задачу не решишь! Та земля сама по себе проклята или захвачена злыми духами, поэтому тамошний народ такой глупый и злобный! Ты правильно сказал о ляхах: пусть они сами расхлебывают ту вечную заваруху. А там, быть может, боги смилостивятся и снимут вековое проклятье с тех земель…Тогда мы возьмем их в свои руки без особых трудов! Ты поведай мне, как там мой Владимир! Прочно ли ему сидится в Киеве? Нет ли ему угроз от татарского царя?

– Там все тихо, брат, – улыбнулся Кейстут. – Твой Владимир спокойно восседает в этом полуразрушенном городе. Ты правильно сделал, посадив его там сразу же после смерти хитроумного князя Федора!

Литовцы воспользовались благоприятными обстоятельствами – неурядицами в Орде, борьбой Москвы с нижегородским князем Дмитрием Константиновичем за великокняжеский «стол» – и быстро, без борьбы, заняли всю Подолию до самого Черного моря. Город за городом добровольно переходили в руки литовцев. Великий князь Ольгерд обещал жителям всех вновь присоединенных земель освобождение от уплаты татарского «выхода». И в самом деле, все русские земли, занятые Литвой, были избавлены от ордынской дани на весь период жестокой борьбы татарских «царей» за власть. Татарам было просто не до них. – А нам они платят только одну треть от татарской дани, – сказал, улыбаясь, князь Кейстут, – и очень тем довольны…Да и наша казна не в убытке!

– Для нас это – нужное подспорье! – кивнул головой великий князь Ольгерд. – Теперь нам хватит денег, чтобы содержать сильное войско, способное бить не только крестовых немцев, но и совершать походы на Москву! Сейчас мы можем спокойно воспринимать все козни Москвы!

Князь Ольгерд рассказал брату о последних сведениях, полученных им от своих лазутчиков из Москвы. К лету 1363 года великий князь Дмитрий Иванович уже прочно встал на ноги. Имея ярлык на великое владимирское княжение еще от хана Мюрида, он, волей митрополита Алексия, договорился «с людьми Мамая» и ранней весной получил ярлык на великое княжение также и от царя Абдуллаха, ставленника Мамая! Татарский посланник с ярлыком прибыл во Владимир, где его ожидали великий князь Дмитрий Иванович с братом Иваном и двоюродным братом Владимиром Андреевичем. Обряд вручения ярлыка и венчания на великое владимирское княжение прошел при большом стечении народа. На нем присутствовали многие удельные князья, включая молодого смоленского князя Люба Святославовича и Романа Михайловича Брянского. Великий смоленский князь не решился ехать сам во Владимир, не желая ссориться с Литвой, а прислал своего малолетнего представителя. А вот Роман Брянский не побоялся гнева Ольгерда Гедиминовича! – Мой названный сын не только сам приехал во Владимир и восславил там москаля Дмитрия, но даже совершил с ним поход на несчастный Суздаль! – подчеркнул, сдвинув брови, великий князь Ольгерд.

Как стало известно, сарайский хан Мюрид, узнав о поездке мамаевых людей к Дмитрию Московскому, пришел в сильный гнев, объявил о лишении Москвы ярлыка на великое княжение и передаче великокняжеских прав Дмитрию Константиновичу Суздальскому. В это время в Сарае пребывал князь Иван Белозерский. Хан Мюрид вручил ему ярлык для князя Дмитрия Константиновича и потребовал, чтобы белозерский князь доставил его по назначению. Вместе с князем Иваном поехал татарский посол Или-ака с тридцатью татарами. Прибыв с Суздаль, они объявили князю Дмитрию Константиновичу волю своего повелителя и были с радостью им приняты. Вместе с татарами и своей дружиной князь Дмитрий Суздальский поехал во Владимир – венчаться на великое княжение. Но кто-то из суздальских бояр, дружественных Москве, сообщил об этом Дмитрию Московскому. Последний немедленно собрал «великую рать» и повел ее на Владимир. По предположению Ольгерда, основанному на ложных сведениях лазутчиков, в московском войске пребывал со своей дружиной и брянский князь Роман. Узнав о движении войск из Москвы, Дмитрий Константинович, побыв великим князем всего двенадцать дней, ушел назад в Суздаль. Но москвичи, разгневанные его действиями, заняв Владимир, двинулись на Суздаль и осадили в нем злополучного соперника. Просидев за городскими стенами, князь Дмитрий Константинович, «запросил мира». К тому времени москвичи выжгли все окрестности Суздаля, разорив население удела. А молодой князь Дмитрий Московский выдвинул осажденному сопернику обязательное условие – отказ от борьбы за великокняжеский «стол». Пришлось униженному, напуганному князю Дмитрию Константиновичу «целовать крест» и соглашаться со всеми требованиями молодого московского князя. Последний, добившись своего, ушел назад в Москву, а незадачливый Дмитрий Суздальский отправился к своему старшему брату Андрею в Нижний Новгород «жаловаться о своем горе».

После этого Дмитрий Московский довольно легко расправился с союзниками суздальского князя и всеми, кто ему сочувствовал. Так, он отправил на Галич и Стародуб, некогда дружественные Москве столицы удельных княжеств, большие отряды дружинников и «согнал» князей Дмитрия Галицкого с Иваном Федоровичем Стародубским из своих «вотчин». Им также ничего не оставалось делать, как отправиться в Нижний Новгород к своим союзникам «с горючими слезами».

Меньше других пострадал ростовский князь Константин Васильевич. Он сразу же, как только узнал о приближении к Ростову великокняжеского войска, послал в Москву к князю Дмитрию людей «с челобитьем», в котором «слезно раскаивался в своих ошибках и обещал впредь беспрекословно подчиняться воле великого князя Дмитрия». Зная о преклонном возрасте ростовского князя и его плохом здоровье, великий московский и владимирский князь ограничился его извинениями и решил отозвать свое войско от Ростова.

– Вот так Дмитрий Московит проявил свою силу и подал дурной пример другим князьям! – мрачно молвил Ольгерд Литовский. – Видя, что все дозволено, оживился и Василий Тверской. Он сидел до времени как тихая мышь, но вдруг выступил в поход на своего племянника Михаила Александрыча, осадив его город Микулин. Правда, они скоро помирились, но тот поход – недобрый знак!

– Значит, надо готовиться к войне с Москвой! – кивнул головой князь Кейстут. – В противном случае, Дмитрий Московит сядет нам на голову!

– Мы всегда готовы пойти на Москву! – решительно сказал Ольгерд Гедиминович. – Это наш давний и лютый враг! Но мне особенно обидно за моего названного сына Романа!

– В сведениях о брянском князе есть много сомнительного, – пробормотал князь Кейстут. – Он был очень предан тебе и славной Литве! Неужели ты забыл его батюшку Михаила, отважно сражавшегося за славу великой Литвы? Он даже отдал свою жизнь в борьбе с нашими лютыми врагами! Я не верю в предательство брянского князя Романа! Неужели у нас объявились враги твоего названного сына, плетущие за его спиной свои лживые паучьи сети? И я совсем не верю о походе Романа Молодого на Суздаль да еще в войске москаля Дмитрия! Как я знаю, брянцы никогда не воевали с русскими князьями…

– Эх, если бы так! – покачал головой великий литовский князь. – Однако я не раз присылал к нашему Роману своих людей, пытаясь его вразумить! Но он не послушал меня и не отстранил от владычества московского ставленника! Даже больше того! Когда тот умер, он вновь принял в Брянске московского епископа!

– В этом нет преступления, брат, – нахмурился князь Кейстут. – Не все так просто! Ты же знаешь, что Роман Молодой – православный христианин? Как и его покойный батюшка…Да и кто может назначить в Брянск епископа, кроме митрополита Алексия? Ведь наш праведный митрополит Роман скончался! А тот московский митрополит Алексий, возвращаясь из наших земель, посетил по дороге Брянск и назначил им епископа! Здесь нет никакой крамолы! Попробуй, зацепи эту церковь! Тогда будет такая смута, что вовек ее не успокоишь! Разве ты не знаешь, какие у брянцев злобные нравы?!

– Оно-то так, брат, – буркнул Ольгерд, не имея веских возражений. – Однако мой названный сын Роман совершил еще один проступок – отказался присылать сюда, в Вильно, все собранное им серебро! Он продолжает выплачивать ордынскому царю прежний «выход», вопреки моему приказу! Правда, сейчас он отсылает серебро не в Сарай, а какому-то царю Абдулле, ставленнику Мамая…Однако, налицо непризнание моей воли! Разве это не преступление?

– Это, в самом деле, плохо! – кивнул головой князь Кейстут. – Он обязан присылать нам брянское серебро!

– Хорошо, что ты согласился хоть с этим и увидел проступок неверного мне Романа! – усмехнулся Ольгерд Гедиминович. – Поэтому я хочу прогнать его из Брянска без всякой жалости и даже отнять у него жалкий удел, полученный в приданое от Тита Козельского – городок Коршев! Пусть помыкается в бедности и нужде, а тогда сам приедет ко мне, своему названному отцу, с жаркими слезами! Я вижу, что какой бы русский князь не сел в этом проклятом Брянске, он всегда несет беду нашей славной Литве! Тогда я пошлю на Брянск большое войско и посажу там своего сына Дмитрия! Пусть он сам прогонит изменника Романа и прочно усядется на брянский «стол»!

ГЛАВА 24
«ЛИТОВСКОЕ ЗЛО»

Князь Роман Михайлович сидел в небольшом деревянном креслице, поставленном его верными слугами в проеме дубовой крепостной стены, и всматривался в даль. Перед ним простиралась бескрайняя равнина с синеющей излучиной реки, через которую тянулась извилистая светло-коричневая дорога, скрывающаяся за горизонтом. – Неужели враги придут в мой лесной городок? – рассеянно думал он, не чувствуя ни обиды, ни раздражения. – Господь дал и также легко взял!

Сидевшие рядом с ним на бревнышках дружинники тоже молча смотрели перед собой. На их лицах запечатлелись грусть и разочарование. Еще бы! Из богатого, цветущего Брянска попасть в такую глушь! Что мог дать им маленький Коршев с его немногочисленными жителями? Хоть бы с голоду не умереть!

Роман Брянский глянул на своих людей с улыбкой. – Пусть и недовольны мои люди, – рассуждал он про себя, – однако любят меня больше, чем свой родной Брянск! Сами, по доброй воле, прибыли сюда, в дикие леса, чтобы разделить со мной трудности изгнанника! Однако может на самом деле это не горе, а Божья благодать? Здесь такая тишина! – И он вспомнил свой взбалмошный, постоянно бунтовавший Брянск.

Так получилось, что к началу осени 1363 года Роман Михайлович Молодой из удельного князя богатой и сытой земли превратился в мелкого владельца захолустного городка на окраине карачевской земли, доставшегося ему в приданое от жены Марии.

Это событие как бы подтверждало предсказание брянского епископа Нафанаила, которое он сделал накануне своей смерти, случившейся в мае. Владыка очень тяжело переживал последний бунт брянских горожан, убийство чернью боярина Кручины, грубые и жестокие слова, оскорблявшие достоинство князя, бояр и даже священников, исходившие от толпы, обступившей городскую крепость.

Князь Роман тоже очень переживал гибель любимого боярина. – Такого человека теперь не найти во всем белом свете! – в сердцах говорил он на торжественных похоронах, вытирая слезы. – Этот славный боярин много трудился на благо брянской земли! Он не раз спасал меня от гнева неправедных царей и совсем не дорожил своей жизнью! Он не был великим воином, но и среди отважных бойцов нет ему равных по храбрости!

Отпевание покойного Кручины Мирковича проводили в церкви Горнего Николы, стоявшей за пределами брянского кремля. Князь сам попросил епископа сделать это в доступном городскому люду месте. Он не прислушался к голосу своих бояр, пугавших его рассказами о случившейся в этой церкви «лютой крамоле», когда горожане убили князя Глеба Святославовича. – Я не боюсь злобной черни! – сказал князь Роман на боярском совете. – Пусть делают так, как предопределено нашим Господом!

Он не стал искать виновных «в лютом зле», но сам со своими боярами явился в святой храм и, вопреки установленному порядку, когда говорят только одни священники, высказался по поводу жестокой смерти «славного боярина». Это был невиданный и неслыханный доселе поступок! Князь дождался завершения ритуала церковного отпевания и, после того как епископ Нафанаил произнес последнее слово, поднял руку. – Я хочу сказать несколько слов брянским горожанам! – громко промолвил он. Церковь была буквально набита народом. Здесь стояли, широко раскрыв рты, и купцы, и ремесленники, и даже городские бездельники-бродяги, которые вновь объявились за последние годы. Не глядя на окружавших его верных бояр – Жиряту Михайловича, Супоню Борисовича, Сотко Злотковича и многих других – князь, не стесняясь своих слез, обильно текших по его щекам, говорил так, что, казалось, в его душе пробился необычайный родник красноречия. – Зачем вы, горожане, погубили такого бесценного человека?! – взывал он к толпе. – Он ведь не хотел кровопролития и защитил своей жизнью вас, неблагодарных брянцев! Я бы еще мог понять вас, если бы вы расправились с каким-то лютым злодеем или лихоимцем, а не с человеком, не раз спасавшим ваш город от злых и беспощадных врагов! Не счесть заслуг славного Кручины перед всеми вами! За что же это злодеяние?! Неужели вам понадобилась жизнь этого великого труженика, человека небывалой доброты, невиданного ума, верного христианина? Как измерить вашу злобу и позор?! Пусть же сам Господь станет вашим суровым и праведным судьей! А мы умываем руки от ваших мерзостей! Аминь!

Ответом князю было громкое отчаянное рыдание всей собравшейся толпы. Горожане единодушно, как по приказу, бросились на пол, неистово ударяясь головами и умоляя Бога простить их великий грех.

Князь же, глянув на гроб, в котором лежало, закрытое саваном, изуродованное до неузнаваемости тело Кручины Мирковича, перекрестился и медленно пошел, с трудом пробиваясь через распростертые по всей церкви тела людей, напуганных Божьим судом и княжеским словом.

Неожиданная речь брянского князя положила конец городскому бунту. В лице простолюдинов, да и бояр, Роман Михайлович поднялся на такую высоту, на какой доселе ни один брянский князь не бывал. Горожане расценили его речь как пророческую, а самого князя стали воспринимать чуть ли не как святого! Казалось, что теперь он прочно обосновался в городе, и никакая сила не сможет помешать ему спокойно жить и управлять уделом.

Однако так только казалось. В городе, в самом деле, установился порядок, и княжеское имя уже никто не осмеливался хулить. На боярских советах молодой князь уже не просто выслушивал поучающих его бояр, но и сам говорил «красное слово», которое воспринималось местной знатью, как непреложная истина.

Город вновь стал богатеть. Купцы исправно платили в казну налоги с проданных товаров, утаивая лишь самую малость. Охотники, добывавшие пушнину, исправно сдавали в княжескую казну установленную треть. Многочисленные ремесленники, мастерские которых широко раскинулись по всему посаду, тоже приносили доходы князю. Опять стали наполняться слитками серебра княжеские бочонки. Еще больше укрепились отношения брянского князя с Москвой. Туда зачастили брянские купцы, выгодно сбывавшие на тамошних рынках меха, шкуры животных, мед и даже воск, который был намного выше качеством, чем московский! В Брянск приезжали и московские купцы, привозившие добротные ткани, ремесленные изделия из железа, различные украшения и особенным образом приготовленную, по-московски, вяленую и соленую рыбу. Часто ездили в Москву и княжеские посланники. Казалось, что все идет к союзу между двумя княжествами! Но этого-то и не хотела Литва! Брянский князь Роман уже не раз слышал предупреждения и даже угрозы из уст посланников великого князя Ольгерда, однако ничего не предпринимал для смягчения его гнева. Литовцы считали, что он изменил их интересам и предал своего «названного отца»! Но князь Роман вовсе не был предателем! Он, конечно, понимал, что не выполняет требований своего покровителя Ольгерда Гедиминовича, однако поступал против его воли только потому, что не видел другого пути для благоденствия своего удела. Роман Молодой простодушно считал, что, проявляя самостоятельность, выгодную его княжеству, он тем самым оправдывает свое высокое назначение, в том числе и в интересах…Литвы! – Когда мой город и удел станут сильными и богатыми, – говорил он епископу Нафанаилу, – я непременно буду оказывать помощь великому князю Ольгерду! А когда у меня будет сильное войско, я поведу его на немцев, и мы со славным Ольгердом навсегда устраним крестоносную угрозу! Тогда же я смогу отправлять своему названному отцу целые обозы с серебром!

Пока же он не присылал в Литву серебро даже после настойчивых требований литовских посланников, накапливая богатства на будущее.

Епископ Нафанаил, слушая душевные излияния князя, обычно молчал и только улыбался. Он долго оставался верен своей привычке говорить и давать советы только в случае крайней необходимости. Но вот владыка совершенно неожиданно, когда казалось, дела князя и епархии стали процветать, занемог и в один из теплых весенних дней скончался, принеся еще одно тяжелое горе брянскому князю. Перед смертью мудрый епископ призвал к своему одру Романа Михайловича и сказал: – Я ухожу к Господу со спокойной душой, но тебя, сын мой, жалею! Тебе бы быть не князем, а человеком святой церкви! Я немало повидал на своем веку разных князей, но, честно говоря, никогда не верил, что на княжеском «столе» может сидеть праведник! Так уж повелось на святой Руси, что все начальнические места занимают злые и неправедные люди, пекущиеся только о своем плотском благополучии! У кормила власти совсем нет людей, любящих свой народ и Отчизну! Там засели одни волки в овечьих шкурах! А потому у нас, в русской земле, одни беды и страдания! Но ты не такой, сын мой! Ты и землю свою бережешь, и народ жалеешь! Значит, ты не долго будешь правителем богатого удела! Жди же скорого изгнания от безжалостных литовцев! Никто не будет держать праведника у власти! И зачем Литве сильный Брянск? Ты был нужен Ольгерду только для того, чтобы вытаскивать из пламени горячие колосья, отсылать в Литву брянское серебро и постепенно ослаблять город и удел! И если бы ты осуществил его замысел, превратив Брянск в разоренный, захолустный городок, Ольгерд был бы рад и, в конечном счете, присоединил бы эту землю к своей могучей Литве! Но ты не пошел по этой дороге! Ты слишком честен! Кроме того, у тебя – доброе, бескорыстное сердце! Все это несовместимо с княжеской властью! Что там твои зазнобы? Это – твой единственный и незначительный грех! Но даже их ты взял не насилием, а любовью…Я предсказываю тебе скорое изгнание, долгую, трудную жизнь, и смерть в старости от меча русского князя!

С этими словами епископ Нафанаил почил, откинувшись головой на подушку.

Брянск остался без владыки! И князь Роман, недолго думая, отправил в Москву посланца к митрополиту Алексию с просьбой прислать епископа в осиротевшую епархию.

Митрополит московский и «всея Руси» внимательно отнесся к просьбе брянского князя, собрал совет епископов и предложил «избрать брянским владыкой достойного человека». Однако желающих ехать в Брянск совсем не оказалось! Вопреки суровой церковной дисциплине, ни один из высоких духовных лиц не согласился с предложением митрополита! Сам же святитель не хотел насилия над волей своих людей! – Пусть будет твоим владыкой праведный брянский человек, – отписал он князю Роману. – Ты сам выбери наиболее достойного из людей святой церкви и немного подожди: летом я приеду к вам в Брянск и благословлю нового епископа!

Пришлось Роману Брянскому собирать совет бояр и пригласить туда всех городских священников. На этом совете, прошедшем в шумной, до хрипоты в голосах, говорильне, с превеликим трудом удалось «найти нужного человека». Выбор пал на архимандрита Успенского монастыря, «что на Свини», Парфения, обладавшего «дивным голосом».

Последний долго не соглашался «с волей знатных и набожных людей», но, в конце концов, был вынужден уступить.

Летом в Брянск пожаловал сам святейший митрополит Алексий. Он ездил в Литву «наводить порядок» в делах западной русской епархии, пришедших в упадок после смерти его соперника, митрополита Романа. Святитель был теперь главой православной церкви всех русских земель, в том числе и тех, которые были захвачены Литвой. Поездка прошла без осложнений: литовские власти не осмелились препятствовать его деятельности, как это было в недавние времена. Но великий князь Ольгерд, тем не менее, был разгневан тем, что митрополит Алексий не посетил его в Вильно и не произносил ему здравицу во время церковных служб в Литве.

А тут еще святитель заехал в Брянск, где при стечении множества горожан, в самой большой церкви города – Горнего Николы – провозгласил новым епископом «славного Парфения»!

Великий литовский князь Ольгерд был просто разъярен! Вопреки своему обычному правилу – не спешить – он вызвал к себе во дворец сына Дмитрия и приказал ему немедленно собрать большое войско, возглавить его и пойти на Брянск, чтобы «занять город, пленить того бесстыжего Романа и доставить его в Вильно»!

В Брянске быстро узнали о походе литовцев. Об этом сообщил приехавший из Смоленска гонец князя Святослава Ивановича. – На тебя идет огромное войско! – сказал он князю Роману. Последний поспешно собрал боярский совет. Бояре безоговорочно решили поддержать своего князя «и дать литовцам жестокий отпор». Вспомнили даже Романа Старого, одержавшего в давнее время победу над «ратью могучего Миндовга»! Даже горожане, недавно бунтовавшие и славившие великого литовского князя Ольгерда, были готовы «грудью встать на защиту своего князя».

Но Роман Михайлович, несмотря на поддержку «славных брянских людей», не захотел кровопролития и объявил о своем отъезде. – Я не хочу причинить горе моим людям и, тем более, воевать со своим названным отцом! – решительно сказал он. – Я уеду в свой захудалый Коршев, данный мне Господом! Значит, не судьба мне быть князем славного Брянска!

И он стал собираться к отъезду. Супруга князя, узнав о его решении, нисколько не огорчилась. – Наконец-то ты забудешь своих блудливых банных девок! – весело сказала она. – Мы так хорошо тогда жили в нашем Коршеве! И детей заимели, и были счастливы! А тут лишь раздоры и мятежи! Все, что Господь не сделает – только к лучшему!

Княжеская семья собралась довольно быстро. А вот со свитой пришлось повозиться. Сначала князь Роман хотел взять с собой лишь два десятка дружинников, которые были у него в Коршеве. Но напросились еще почти две сотни воинов. Из бояр с князем Романом выехали его воевода Супоня Борисович, Жирята Михайлович, Ждан Воиславович и Белюта Соткович, сын Сотко Злотковича, княжеского мечника. Все они уезжали с семьями, детьми, внуками и даже некоторые с правнуками! Сам престарелый Сотко остался в Брянске. – Не обижайся, славный князь, – сказал он. – Я уже слишком стар для дальних походов…Пусть мои больные кости останутся навеки здесь. Бери с собой моего сына с семейством! Он будет тебе верным и надежным помощником!

Роман Михайлович оглядел обозы своих бояр и остолбенел: собралось больше трех сотен человек!

– Как же я размещу в своем маленьком городе такую уймищу народа?! – возмутился он. – Вы же бросаете свои богатые терема и нажитое за многие годы добро! Мой городок Коршев беден и неуютен! Зачем вам, знатным людям, ехать со мной? Литовцы ничего вам не сделают, а только поставят нового князя!

Но боярин Жирята ответил за всех: – Пусть мы будем жить в бедности и тревоге, но тебе, наш князь Роман, не изменим! Так что принимай нас в свой городок, и мы будем начинать новую жизнь!

Пришлось Роману Молодому смириться с волей своих бояр, и за три дня до прихода литовского войска большой княжеский обоз выехал в Коршев.

Они, хорошо зная дорогу, без особых трудностей добрались до далекого городка, но когда туда прибыли, испытали большие неудобства. Возможно князь и его люди со временем сумели бы хорошо обустроиться и «зажить припеваючи», но вот не пробыли они в городке и недели, как из Брянска к ним прискакал тайный посланец бояр с известием о том, что «большое литовское войско пошло на Коршев»! Гонец также сообщил, что литовцы беспрепятственно вошли в Брянск, не чинили насилий и грабежей, а брянский «стол» занял сын великого князя Ольгерда, Дмитрий. – Скоро состоится венчание! – добавил посланник. – И владыка Парфений не против этого, поскольку Дмитрий Ольгердович – православный христианин!

Из слов брянского гонца князь Роман также узнал, что литовцы не ограничились взятием Брянска, и решили преследовать его. – Они хотят взять меня в плен и отвезти к Ольгерду! А может и убить! – сказал князь своим боярам.

– Тогда мы должны дать им достойный отпор! – решительно бросил Супоня Борисович.

– Надо устроить засаду на лесной дороге, – поддержал его Жирята Михайлович, – и жестоко покарать наглецов!

Но князь не согласился с ними. – У нас нет сил против большого войска! – возразил он. – И я совсем не хочу сражаться с людьми Ольгерда! Славные литовцы были моими братьями в недавние времена, а сам Ольгерд – как родной отец! Но в плен я не сдамся! Мне бы увидеть их войско…Если оно невелико и меньше полутысячи, то мы подождем их прибытия, и я поговорю с литовским князем или воеводой. Но если их рать будет велика, нам придется уходить отсюда. Поедем в Москву, к молодому великому князю Дмитрию! Он не раз обещал мне и моим людям дать защиту и убежище в случае вражды с Литвой…

И вот князь Роман сидел, глядя с крепостной стены на дорогу, по которой должны были идти литовцы. Но ничего не было видно: дорога казалась пустынной, и вспоминавший свою прежнюю жизнь князь задремал.

Вдруг неожиданно, в полусне, он услышал крик своего воеводы, сидевшего рядом на бревне, и очнулся. – Смотри, княже! – тот вытянул вперед правую руку, указывая ею на дорогу. – Вон они, литовцы! Их премного!

Князь глянул перед собой и вздрогнул: вдали, верстах в пяти, через реку переходили литовские воины. Они, казавшиеся маленькими, игрушечными, были едва видны, но, тем не менее, его зоркий глаз оценил их численность.

– Тысячи четыре, Супоня! – пробормотал князь. – А может больше?

– Больше, княже, – молвил, прищурившись, седобородый воевода. – Их там будет не меньше…пяти тысяч!

– Ну, тогда, – вздохнул князь Роман, – пойдем к нашим телегам! Время еще есть! Вы подготовили обоз?

– Давно уже, княже! – кивнул головой Супоня Борисович. – Телеги подведены прямо к лесным воротам…И нашим проводникам хорошо известна дорога на Москву. Если мы сейчас же выйдем, нас уже не догонят!

– Что ж, с Богом! – перекрестился князь, спускаясь по лестнице вниз. – Значит, такова моя судьба! Собирайтесь, люди мои: мы едем в Москву!