Текст книги "Драконий маг (СИ)"

Автор книги: Svir

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Благодарю… – проронил Тарелль. – Ты ведь думаешь на инеистых драконов, не так ли?

– Они сродни тебе, могли бы заморочить мое «око»…

– Но не стали бы топить нагов, – продолжил за него Тарелль. – Если инеистые драконы действительно сродни мне, нашли бы гораздо более интересный способ погубить жертву.

– Например, заморозили бы.

Тарелль нахмурился.

– А ты думаешь, почему они зовутся инеистыми? – проронил Дракон.

– Лед, сон и грезы – побратимы смерти, – задумчиво прошептал Тарелль, – но не вода, хотя она может нести гибель и застывать.

– Есть водные драконы и драконы льда. Есть инеистые, совмещающие холод и иллюзии; огневики, подобные мне; небесного электричества, ветра и много-много других. Однако использовать силы противоположного толка никто из моих соплеменников не умеет. Мы не учимся магии, мы ею дышим и творим сами. Некоторые, как я, даже не чувствуем ее. Только вам, людям, подвластны все стихии и тонкие материи.

– И все равно, какие-то даются нам без усилий, а иные – едва-едва, – проронил Тарелль и скосил взор вниз: туда, где под тканью мерцала татуировка в виде месяца, обращенного рогами вверх и взлетающей над ним птицы – знак мастера иллюзий и ловца душ.

Как однажды рассказал Тарелль – и Дракон не видел причины ему не верить, – татуировку никто не наносил (да и не смог бы), она самочинно появилась на теле после наступления совершеннолетия. До этого Тарелль и не задумывался о том, что является магом, скорее считал себя юродивым, видевшим мир не так, как другие люди. После возникновения знака исчезли все шрамы и ссадины, которые он навешивал на себя по невнимательности, новых не появлялось, хоть серпом порежься, а серьезные раны заживали очень скоро.

«А моя метка осталась, – не без гордости за себя подумал Дракон и добавил: – Значит, я не ошибся. Мой человек. Мой маг».

– Скажи, что вернешься, – попросил он уже вслух.

– Ты ведь знаешь: разбрасываться такими обещаниями – гнать от себя госпожу удачу, – ответил Тарелль. – Нет ничего зыбче грядущего, только глупец может воспринимать его реальностью, – но тотчас улыбнулся и добавил, прочитав что-то на лице Дракона: – Но я клянусь тебе, Амартэ, сделать все для нашей скорой встречи.

– Позови – и я прилечу. Всем глотки перегрызу за тебя, лишь укажи на недруга! – пообещал Дракон. – Услышу, где бы ты ни находился.

– Проблему нагов силой не решить, – заметил Тарелль, – я справлюсь сам. А ты долечивайся и, будь добр, доверяй своему магу в вопросах, в которых он смыслит значительно больше тебя.

– Нахал! – расхохотался Дракон и подумал, что истинный ловец душ – вовсе не тот, кто может упечь кого-либо в камень, а который имеет власть благодаря одному лишь присутствию рядом. И неважно, что теплокровный, всего лишь человек, которому с Драконом не тягаться. За него собственной жизни не жаль.

– Тебе нравится, – фыркнул Тарелль и поднялся. – Мне пора.

– Я провожу.

– Нет, – властно произнес маг и тотчас пояснил: – С тобой я попрощался сейчас, Мириш все понимает, а появление хозяина замка в столь поздний час лишь привлечет внимание. Я очень рассчитываю на сон в дороге, а не на ночное бдение и прислушивание к каждому шороху.

– Невыносимое создание, – вздохнул Дракон, – вертишь мной, как пожелаешь. Мириш умна, мудра и заслуживает доверия, но с чего ты взял, будто простился со мной?

В одно мгновение он оказался рядом, ухватил за плечи, притиснул к себе и поцеловал – страстно, жарко, настойчиво и дерзко, как давно хотел, но ни разу не позволял себе, ведь маг, соглашаясь провести с ним пять лет, поставил просто невыносимое условие, запрещая и себе, и Дракону близость. И пусть злится или жалеет о своей глупости – времени успокоиться и поразмышлять у него будет много.

========== 13 ==========

Мириш правила парой крылатых длинношеих тварей, запряженных в колесницу. Если слизняков вырастить до размера коровы, снабдить лошадиными головами на лебединых шеях и недоразвитыми крылышками – будет самое то. Зато, как заверила прекрасная нагайна, в темноте «кони» видели превосходно, да и обещали домчать до поселения к рассвету. Поверить в последнее было мудрено, но Тарелль решил не выказывать сомнений. Отвесив Мириш изящный поклон, оцененный ею благосклонно, он ухватился за стенки колесницы и, подтянувшись, забрался внутрь (наги поступали также, по понятным причинам они не признавали лестниц, ради высокой гостьи замок даже преобразовывал часть их в пологие спуски и подъемы).

– Набирайся сил, Тарелль. Я разбужу тебя, если что-то случится, – сказала Мириш, и он не стал отказываться. Пол колесницы устилали мягкие подушки. Маг с удовольствием устроился на них и прикрыл глаза.

Нагайна взяла поводья, Тарелль ощутил мягкий толчок и ничего больше. Мерное покачивание очень скоро усыпило его. Казалось, они стоят на месте и никуда не двигаются, но, открыв глаза за час до рассвета и увидев над собой стремительно несущиеся ветви деревьев, он убедился в обратном.

– Мы прибудем с первыми лучами солнца, – пообещала Мириш. – Легок ли был твой морок?

Мороком наги предпочитали называть сон. А еще – брожением по тайным тропам. Видимо, соседство с инеистыми драконами накладывало на них отпечаток. Недаром хрустальные горы имели и другое название: долины грез (помнится, Тарелль смеялся, прочитав об этом впервые, ведь, казалось бы, разница меж горами и долинами очевидна, и лишь потом, размышляя, он понял, насколько верно наги подметили извечный закон зеркальности тонких миров: то, что во сне низ – есть верх, а право – лево).

– Благодарю, госпожа, – откликнулся Тарелль. – Легким, приятным и совершенно незапоминающимся.

– Не помнить себя в грезах – последнее дело, – сказала она и покачала головой, – Амартэшинасш… упоминал о твоей беспечности.

– Иногда сны – просто сны, госпожа, – ответил Тарелль, мысленно наградив Дракона несколькими далеко не лестными эпитетами. – Говорю тебе как мастер иллюзий.

– И о твоей самоуверенности Амартэшинасш… также не забыл прибавить, – лукаво улыбнулась ему Мириш, на несколько мгновений лишив дара речи.

«Дай только время, разберусь здесь и немедленно вернусь!» – мысленно обращаясь к Дракону, пригрозил Тарелль, закипая от злости. Правда, перед внутренним взором, стоило подумать о возможной мести, предстала вовсе не очередная перепалка с холодной резкой отповедью, а жаркие объятия, поцелуи и черные простыни. Скулы тотчас обожгло, а по всему телу пронеслась волна огня – вот уж чего точно сейчас недоставало!..

– Не сердись, маг, – попросила Мириш. – Я лишь шучу. Я прекрасно понимаю, какая в тебе сила.

– Что ты, госпожа, я не смею.

Мириш мягко улыбнулась и принялась рассказывать:

– Прародительница инеистых драконов, божество Греза – младшая сестра Повелителя Мрака, а возможно, и его возлюбленная – то никто не скажет. Ей они и поклоняются, от нее же взяли способность насылать сновидения и любовь к шуткам над беззащитными созданиями. От праотца своего, сильнейшего из драконов льда, давным-давно покинувшего этот мир и утратившего интерес к его созданиям, взяли они самолюбование и умение замораживать все живое.

Тарелль выдохнул, сжав кулаки. Полубожества (если не полностью, ведь Мириш помянула о возможной любовной связи между Грезой и Мраком; некоторые рептилии могли брать черты у нескольких любовных партнеров и отражать их в детях), взявшие у одной власть над умами, а у другого безмерный эгоизм, любовь к одиночеству и кто его знает что еще?.. Никогда раньше у него не было таких врагов. Осталось лишь надеяться, что к происходящему они не имели отношения. Инеистые драконы показались ему крайне неприятными существами, с которыми точно не хотелось бы встречаться.

– Боюсь, ты не так меня понял, – внимательно следя за ним и не забывая погонять своих «скакунов», заметила Мириш. – Инеистые драконы не злы и не добры. Они, как и все мы, сами выбирают свой путь.

«Это уж само собой», – подумал Тарелль и попросил:

– Расскажи о первой жертве.

– Тариш – юная нагайна, она оказалась первой. В трех месяцах, считая с сегодняшнего дня, одной из глухих ночей, ее брат, Тараш, проснулся от неясного беспокойства и холодного ветра. Встав, он заметил, что дом пуст, а входной полог отброшен в сторону.

Мириш говорила путано, особенно, касаясь времени, но Тарелль решил не заострять на этом внимания. Главным сейчас было понять, какие события предшествовали первой смерти.

– Тараш отправился искать ее?

– Да. На берег реки.

Наги не умели плавать, но всегда селились рядом с водой. Они жили охотой и рыбной ловлей, несмотря на свои вкусовые предпочтения. Мясо и рыбу солили и продавали. Из шкур шили одежду и одеяла, которые были поистине незаменимы, когда с хрустальных гор налетали холодные ветра, приносящие мороз, метели и вьюги; из чешуи делали поразительные по красоте украшения и шкатулки.

– Почему туда?

– У Тариш имелось в камышах секретное место, да и воды она никогда не боялась, говорила, будто в глубине живет друг, который любит ее песни.

– Сколько ей было лет? – спросил Тарелль, поздно сообразив, что ответ его не удовлетворит: все же у людей, холоднокровных и нагов разное понимания о детстве.

– Мала – ты же об этом спрашиваешь?

Он кивнул.

– Тариш не любили в поселении, считали странной? – Слишком много Тарелль знал подобных историй: ребенок-изгой, которого не принимали лишь оттого, что отличался от других.

Люди не терпели не таких, как они. Деревенских дурачков, которых не могли подтянуть до своего уровня – жалели. А вот тех, до кого приходилось тянуться самим, а опустить не выходило – ненавидели, завидовали и показательно презирали. Тарелль тоже являлся одним из «ненормальных» и, будучи ребенком, навыдумывал невидимых друзей в количестве. Некоторые из них обретали плоть и жизнь в его снах, а затем и грезах. Лишь счастливая случайность огородила его от привлечения внимания какого-нибудь потустороннего чудовища, жаждущего войти в мир и дотянуться до живых. Очень многим везло меньше.

– Вовсе нет. Она всегда была любимицей, да и кто бы посмел при таком брате?

– А Тараш – первый воин на деревне?

– Книжник, – поправила Мириш и рассмеялась. – Мне чудится, или ты действительно пытаешься натянуть на нас людские личины?

– Стараюсь понять, чем именно ребенок привлек монстра. Ведь не случается такого, что из-за хорошей жизни сбегают от реальности.

– В мире холоднокровных это дар, а не побег. Всеми поощряемый, Тарелль. Когда нагайна рождается, все мы надеемся, будто в ней проснется способность видеть невидимое и слышать непроизнесенное. Именно такая, спустя некоторое время, сможет стать моей преемницей. Но, увы, такой еще не было. До Тариш. Брат вытащил ее из воды, едва не захлебнувшись сам. Только и спасло, что рост у него больше. Он готов поклясться: кто-то пытался утянуть его на глубину.

– Она жива?!

– Да. Но с тех пор лишь плачет и отказывается говорить со всеми, даже со мной.

– А брат?

– Тараш рядом с ней денно и нощно, но Тариш не узнает его, при этом зовя неустанно.

– Беда… – прошептал Тарелль и надолго задумался. Что он, в сущности, имел? Если пока не касаться инеистых драконов и их козней, то одаренного ребенка, либо привлекшего внимание потустороннего существа, либо пробудившего кровожадную тварь из реки. Брата, сходящего с ума от беспокойства и наверняка готового перегрызть глотку любому, кто лишь заикнется о роли сестры в произошедшем. Утопление в реке жителей поселения и сжирание их же в лесу. А теперь прибавить к этому полное незнание нагов, их быта и уклада. И да, Тарелль снова натягивал на них собственный опыт, который касался в основном взаимоотношений с людьми. – Сколько поселян погибло за это время?

– Каждые десять дней река уносит жизнь. Лес же убивает без разбору.

– Через который мы едем?

Мириш кивнула.

– А твой спутник? Ты говорила, он погиб по дороге на пир.

– Он вдруг переменился, – Мириш погрустнела и вздрогнула, когда где-то в чаще вскрикнул… кто-то из лесных обитателей.

– То есть?..

– Зрачок стал круглым, как у тебя, и почернел, – сказала Мириш. Тарелль к своему удивлению только сейчас осознал, что глаза у нее подобны змеиным или кошачьим. Немигающие провалы без белков, полностью затопленные серо-голубой радужкой и с узким темно-синим зрачком в золотой окантовке – чарующий взгляд, очень опасный и как же… Как, высшие силы его побери, Тарелль мог просмотреть такое?!

– Удивлен? – спросила Мириш, и он кивнул. – Я же вижу скрытое.

– И насколько хорошо видишь?

– Амартэшинасш… полагает, будто я умею читать в душах, но он ошибается. Ни в душах, ни в мыслях, ни в грядущем – это мне неподвластно. Но вот понимать, что у кого на сердце, я могу. Потому тебе и легко говорить со мной, маг, а ведь ты первый человек, которого я увидела.

Это радовало: не придется объяснять все по миллион тысяч раз и еще заверять, будто не хотел оскорбить. Но на общем фоне…

– От Жараша начало веять смертью. Не спрашивай, если ты не наг, не поймешь: мы умеем чувствовать биение жизни и ее отсутствие в той оболочке, которую носит каждый из нас. Тараш, как ни любил сестру, не полез бы за ней в воду, отлети ее душа в царство Мрака.

Тарелль кивнул.

– Пока еще мог двигаться, Жараш попытался отобрать поводья, но я не позволила. Тогда он просто спрыгнул. Ну, что скажешь? Я же вижу, подозрения у тебя есть.

Таррель сел, прислонившись спиной к холодной стенке колесницы и обняв колени руками.

– Ты только не гневайся, госпожа, хорошо?

– Думаешь, Тариш вызвала монстра? – спросила она и, дождавшись кивка, продолжила: – Упаси тебя змей-прародитель сказать такое при Тараше, но мне ты можешь говорить о любых предположениях и подозрениях.

– Не все так просто, поскольку монстр не один, – договорить он не успел. Колесницу резко качнуло, а Мириш вскрикнула. Он едва успел изменить позу, встав на колено и подхватив ее. – Госпожа?!

В бездонных глазах плескало бледное небо человеческого мира – бездонное, безоблачное, глубокое, от него голова шла кругом, а глаза слезились, потому что Мириш тоже плакала.

– Тише… – усилием воли оторвав от нее взгляд, попросил Тарелль, – посидите здесь.

Он поднялся, глянул на дорогу впереди. «Кони» взволнованно мотали головами и издавали звуки, одновременно похожие на фырканье и чириканье. Лежащая на дороге преграда им явно не нравилась. Да и кому бы пришлась по вкусу, интересно? Даже у Тарелля, который к нагам не питал любви, впрочем как и ненависти, отсеченный от всего остального тела змеиный хвост вызывал страх, смешанный с отвращением. Судя по отсутствию крови (все равно, какого цвета) вокруг, отсекли хвост уже много позже наступления смерти, а значит, кинули сюда умышленно – хорошо, если лишь для острастки.

Мириш ухватила его за рукав и прошептала:

– Не ходи, я чувствую ловушку.

– Я тоже, не тревожьтесь, – ответил Тарелль и, подхватив выроненные вожжи, протянул их нагайне. – Мне нужно взглянуть.

У каждого мага свой неповторимый почерк – шаг. Только это останавливает многих нещепетильных представителей магического сообщества от экспериментов с людьми – второй. Существа магические тоже оставляют ясный след – третий. Пусть Тарелль не видел всего, здесь обитавшего, он узнает его, если наткнется снова – четвертый… стоп! Волна смертельного холода окутала его со всех сторон, мгновенное узнавание подкосило, но он все же не упал, лишь стиснул челюсти до зубовного скрежета.

– Тарелль!..

Внутренний огонь опалил застывшие легкие, Тарелль закашлялся, сморгнул едкий дым, и только потом понял, откуда взялась отвратительная вонь: сам того не собираясь, он подпалил тушу. Синее пламя плясало по тому, что осталось от нага, – минута и на дороге осталась лишь горстка пепла, которая не могла бы уже никому навредить. Слева раздался тяжкий вздох, Тарелль посторонился, пропуская пару «коней». Когда протягивал руку, чтобы запрыгнуть обратно в колесницу, та заметно подрагивала.

– Что это было? Зачем? – Мириш правила своими «конями», не мигая глядя перед собой. Дорогу она наверняка не видела. И спрашивала она так, словно не являлась правительницей нагов, а всего лишь напуганной женщиной, пусть и с хвостом. Хотелось взять ее за руку, сжать, притянуть к груди, однако Тарелль решил, что уместным подобное поведение не будет. Он и сам терпеть не мог выказывать слабость перед кем-либо.

– Не ищите злого умысла там, где его нет, госпожа, – сказал он. – Ваш спутник упал в темноту, там и был съеден, хвост же… его кинули сюда случайно. Я сам думал на угрозу или ловушку, но это не так.

– Ты уже понял?..

– Даже если я прав, кто-то же топит ваших людей… то есть… подданных, а не сжирает, предварительно выгнав из тела душу. Давайте доедем до поселения.

«Потому что эта тварь точно ненавидит воду, да и саму жизнь – тоже», – добавил он про себя.

========== 14 ==========

Башня стояла грозная, неприветливая. Стоило лишь вступить на лестницу, кожу начали кусать снежинки. Тарелль так и не смог наделить ее разумом, но в создании чего-то сродни ему преуспел. И эта недосущность теперь выказывала недовольство. Дракон не сомневался: его самого еще не выкинули вон лишь потому, что он провел в этих стенах годы, сидя в посохе.

– Ничего, мы все поправим, – произнес он, входя в библиотеку и разглядывая полнейший разгром.

Стеллаж валялся на полу, книги лежали скученно, из переплета самой древней торчал кусок темной мантии. Судя по всему, поживиться мародерам не посчастливилось. Скорее, поживились самими мародерами.

– Ноги хоть унесли? – спросил Дракон, одобрительно хмыкнув.

– Уху-ху, – ответил сидящий на люстре огромный черный сыч или филин – Дракон в птицах не разбирался (как только не сверзился вниз вместе со всей конструкцией?).

Дракон ухмыльнулся. Он не намеревался отпускать от себя своего мага, но не собирался и терпеть несправедливость в отношении к него. Именно поэтому башня будет стоять и поддерживать в себе порядок, а заодно и охранять близлежащие земли, дабы не один королишка не позарился. Да и с самим людским правителем стоило поговорить (по меньшей мере). Дракон терпеть не мог неблагодарных тварей, к каким бы расам те ни принадлежали. Да и с бардаком в среде прочих магов следовало разобраться. Драконы травлю не устраивали никому и никогда. Даже самым отвратительных червям-навозникам они, если только бойкот объявляли – не больше. А эти ополчились на ничего (уж об этом Дракон знал как никто) не предпринявшего против них чародея.

«А почему бы не натравить на них прежних друзей Тарелля»? – мысль явно заслуживала обдумывания, но вдоволь насладиться ею и приступить к реализации плана по обелению черной репутации своего человека Дракон не успел. Амулет, висевший у него на шее, потеплел. Это означало, что кто-то настойчиво желал пообщаться с ним через зеркало. Пришлось спешно возвращаться, благо расстояние от башни до дворца он пролетел в мгновение ока.

– Неожиданно, – заметил Дракон. Изображение искажалось: видимо, Тарелль сидел напротив миски с водой. – А зеркала не нашел? Уже соскучился?

– Как много вопросов, – усмехнулся маг. – Со стихиями мне всегда было проще работать – это ответ на первый. Пожалуй – на второй. Мое возникновение ожидаемо, ведь не думал же ты, будто я пропаду надолго или, подобно гордому глупцу, не обращусь за помощью, когда она так нужна?

Признаться, Дракон ожидал чего-нибудь подобного и обрадовался тому, что ошибся.

– Тебе понадобилась моя сила?! Я вылечу немедленно.

– Увы, – Тарелль куснул нижнюю губу и поморщился. – Все самые отвратительные предположения сбылись, и с этой тварью ничего не сможешь сделать даже ты.

– Да ну? – Дракон опасно сощурился.

– Она находится на ином слое реальности: висит между миром грез и нашим. Мне тоже не удастся уничтожить ее, если ты не сделаешь кое-что…

– А подробнее?

– Тварь выпустил, а вернее, упустил один из инеистых драконов – больше просто некому. В моем мире, случалось, маги, сродни мне, тоже вытаскивали существ из кошмаров – кто-то из интереса; другие из желания, чтобы их боялись; некоторые собирались продать чудовище какому-нибудь глупому королю, затеявшему войну. Самое неприятное – монстра не изгнать и не убить, пока жив тот, кто его вызвал, или неизвестно имя призыва.

– Драконы не выдают своих, даже преступивших законы, Тарелль.

– Я этого и не прошу, – заверил тот, – однако тварь убивает твоих вассалов, а значит, наносит ущерб по меньшей мере репутации хранителя.

– Так и есть. И я немедленно свяжусь с главой этого стада, – прорычал Дракон.

– Припугни его так сильно, как сможешь.

– Да я призову Мрака на его голову!

– Они же родичи, – фыркнул Тарелль. – Сдается мне, эта угроза не подействует.

– Ты снова меряешь всех по людям, – упрекнул Дракон. – У Повелителя Мрака очень своеобразное отношение к собственным порождениям, – сказал он и осклабился.

– Я в тебе не сомневаюсь. Главное, чтобы у этого высшего инеистого возникло желание отыскать виновника и вытрясти из него имя твари, причем в самое ближайшее время. Мне оно необходимо, как воздух, – брови Тарелля сошлись над переносицей, и он снова закусил губу. Вода искажала, не позволяла рассмотреть во всех подробностях, но Дракон знал точно: переживать настолько бурно, что это видно со стороны, его маг просто так не будет.

– Даю слово, Тарелль. Поговорю с этой льдистой гадиной немедленно.

– Тогда до встречи, мой Дракон, очень на тебя надеюсь.

Изображение пошло рябью, некоторое время Дракон смотрел в глубину омута, затем пропал и он.

Раздался мелодичный звон, и золотой дракончик опустился ему на макушку, потоптался там немного и наконец улегся в гнезде, под которое использовал символ власти хранителя. Тоже почувствовал, что не все хорошо у Тарелля – волнуется. Удивительно, но человек в драконьем замке сразу пришелся ко двору.

– Я хотел бы тебя кое с кем познакомить, но сначала ответь: как ты относишься к совам?

В ответном звоне послышался смех.

– К весьма невоспитанным совам и пока еще не осознающим себя в полной мере, – предупредил Дракон.

Звон стал громче и, как показалось, заинтересованнее.

– Вот и хорошо, – проговорил Дракон и глянул на окно, за которым простиралась глухая ночь: самое время разбудить и наорать на холодную скользкую гадину. – Тогда отправляйся, – сказал он дракончику. – Башня Тарелля ждет тебя.

Он провел рукой над поверхностью зеркала и взревел формулу призыва, прибавив неполное, но звучное имя главы инеистых драконов:

– …Орак! Темную твою ледяную душонку в вечное пламя! Отвечай немедля!!!

Вызов пришлось повторить трижды, затем поверхность зеркала подернулась морозными узорами и покрылась шапкой льда.

– Гадина ледяная, – прошипел Дракон и дохнул пламенем. Лед немедленно превратился в воду, стек на пол небольшой лужицей.

– Зачем же столь грубо, Амар? – откликнулись из-за зеркала, пока не появляясь в нем.

Драконы, говоря промеж собой, традиционно сокращали истинные имена друг друга до четырех литер. Сейчас это казалось издевкой.

– Хочу видеть тебя, дрянь инеистая!

– Какой гонор! Узнаю огневика, – Орак наконец предстал во всей своей красе. В боевой форме он являлся ледяным крылатым змеем. В форме обычной – изящным молодым мужчиной. В его внешности не находилось ни одного темного оттенка, даже ресницы и брови были белыми. Волосы серебрились, словно лунный свет на снегу. Глаза – две прозрачные голубые льдинки. Губы – присыпанный снежинками перламутр. Кожа – сталь, прикрытая тончайшим беленым полотном.

Когда-то Дракон находил подобное сочетание белого с белым очень красивым, а Орака – интересным собеседником. Слишком много весен унеслось с тех пор. Еще недавно он чувствовал сожаление по поводу того, что лед и пламень не сходятся. Теперь у него появился Тарелль, и Дракон очень надеялся – навсегда.

Орак чуть сдвинулся, представая в зеркале полностью обнаженным. Дракон удивленно приподнял брови.

– А чего ты хотел, Амар, столь настойчиво вытаскивая меня из постели? И поскольку я не только спал, – возбужденный орган слегка дернулся, словно намекая на недавние занятия, от которых отвлекли хозяина. Орак, улыбнувшись и облизав губы, провел по нему рукой, погладив головку, – то очень-очень-очень хочу тебе отомстить. Моли Повелителя Мрака, чтобы повод, из-за которого ты меня побеспокоил, оказался достаточно весомым, – он пропел угрозу так, словно та ничего не значила, но на самом деле она была более чем реальна. Инеистые драконы слыли самыми злопамятными существами мира холоднокровных и не зря.

– Достаточно того, что причина кажется важной МНЕ, льдистая ты гадина! – Дракон окончательно вышел из себя.

Орак обратил взор к потолку и показательно тяжело вздохнул.

– Я слушаю весьма внимательно, Амар, не томи.

– Не ты ли предложил мне договор, по которому никто из твоей своры не вредит моим подданным, а я оставляю в покое долину грез? – немного успокоившись, произнес Дракон.

– И, насколько мне известно… – с заискивающей улыбочкой, тотчас показавшейся мерзкой, начал Орак, но Дракон с такой силой ударил кулаком по подлокотнику каменного кресла, что тот потрескался, а зеркало слегка подпрыгнуло. – Брось, Амар! – тотчас посерьезнел Орак и сел приличнее. – Подумаешь, пару грез наслали. Это весело, а временами и обоюдно приятно. Кто там снова нажаловался? Мириш уже давно пора скрутить в узел своих змей, а не ползать к тебе из-за всякой мелочи.

– Речь не о кошмарах, которые вы насылаете на нагов.

– Ну, знаешь ли… еще никто не называл ночь в моих объятиях так, – в голосе послышалась обида, но вряд ли она была искренней, скорее, Орак продолжал играть. – Наши милые развлечения не приносят вреда, Амар. После того раза мы очень бережно относимся к ранимой психике… некоторых особей.

– Наги умирают, Орак!

– Многочисленные и необратимые разрывы сердец?

– Это не смешно. Кто-то из твоих гадов вытащил тварь из глубин сновидений и не удержал. Теперь она висит между грезами и реальностью, а для поддержания себя жрет нагов!

По лицу Орака прошла тень, словно смывая все наносное. Через мгновение напротив сидел словно совсем другой собеседник. Глаза показались глубже и более серьезными, даже старыми. Лицо неуловимо преобразилось, став бледнее. Губы – тоньше: Орак поджимал их, испытывая недовольство.

– Я понял, о какой твари речь, – голос потух, больше не напоминая мелодию, рожденную пением сосулек на ветру. Теперь сосульки не звенели, а срывались вниз и разбивались. – Я не знал о ее приходе в мир, но понимаю, чем это грозит. Однако позволь узнать: откуда это известно тебе, ни разу добровольно не вступавшему на тропы сновидений?

– Сейчас в поселении нагов находится мой маг, – нехотя пояснил Дракон, гоня от себя очень нехорошее предчувствие.

– Человек? Тот самый?.. Я слышал, будто ты завел себе зверька с той стороны врат, но не полагался на правдоподобность сплетен.

– Тот самый, – слова казались огромными тяжелыми глыбами, срывающимися с утеса и падающими в море. – И если ты не успеешь отыскать виновника; если не вырвешь у него имя твари; если хотя бы волос упадет с головы Тарелля – я лично перегрызу глотки каждому из вас, а долина грез станет таковой в действительности. Все хрустальные горы под корень срою!

– Самое неприятное – ты ведь можешь, – проронил Орак. – Так значит, его зовут Тарелль…

– Времени тебе до рассвета!

========== 15 ==========

Ночь тянулась бесконечной темной полосой. Она – любимая союзница мастеров иллюзий – именно сейчас казалась мучительницей, ведь под ее покровом хорошо чувствовали себя и пришельцы из-за грани, а их здесь оказалось более чем достаточно. Тарелль сидел за столом, рядом стояла плошка с водой, которую он использовал для разговора с Амартэ. Кажется, чары призыва высосали из него последние силы. Теперь он только и мог, что положить голову на скрещенные руки и вспоминать все, произошедшее с ним утром и днем по приезде в поселение.

Низенькие землянки так и тянуло назвать как-нибудь повысокомернее, но первое впечатление оказалось обманчиво. Под холмиками с круглыми входами, занавешенными толстыми шкурами неведомых рептилий, скрывались целые подземные дворцы и лабиринты улиц. Наги предпочитали строиться вниз, а вовсе не вверх, будто люди. Река находилась от жилищ в непосредственной близости, и Тареллю становилось неуютно при одной лишь мысли о том, что вода может подмыть или обрушить какую-нибудь стенку – до того момента, пока Мириш не объяснила невозможность подобного. По правде сказать, он мало чего понял, но говорила нагайна убедительно, к тому же не одно поколение нагов вылупилось из яиц в этом поселении.

Встретили его, можно сказать, радушно. Взрослые смотрели с надеждой. На лицах молодняка читался интерес, детвора же веселилась вовсю. Для них, впервые увидевших двуногого – а Тарелль поехал в привычной для себя, но диковатой для здешних обитателей одежде, – он сразу стал объектом насмешек. Впрочем, необидных. После же пары фокусов, не стоивших ни капли магических сил, его полюбили буквально все хвостатые малявки.

Единственными, кто оказался не рад гостю, были брат и сестра – Тараш и Тариш. Юная нагайна, стоило Тареллю войти к ним в дом, забилась в уголок и горько заплакала, неустанно зовя брата. Бледная, голубоглазая, с пушком светлых волос, торчащих во все стороны, она обещала стать к возрасту совершеннолетия настоящей красавицей. Даже слезы ее не портили, не говоря о хвосте, по причине малых лет оканчивавшемся золотой кисточкой.

Отвлекать ее мелкими чудесами было совестно, но Тарелль все равно попробовал и попал впросак. Все секреты его трюков Тариш разгадывала с легкостью, иллюзии же отвлекали ее лишь на миг, потом она снова принималась плакать и звать брата. От нее удалось добиться лишь нескольких слов, которые и в фразу-то складывались так себе: «Друг. Поможет – обещал. Но братик… бедный мой братик». А потом стало еще хуже, потому что в землянку ворвался Тараш, и был он вне себя от гнева.

«Вон отсюда!» – приказал он.

Не вмешайся Мириш, он, должно быть, кинулся бы в драку. Тарелль не сомневался, что на него нападут, и если о чем-то и думал, то как бы не напугать Тариш. Вряд ли ей было восемь, но выглядела она именно на этот возраст. В конце концов пришлось уйти, но даже у двери Тарелля не отпускал пылающий ненавистью взгляд мутно-бирюзовых глаз.

– И откуда только у существа, боящегося воды, взор разъяренного штормового океана? – прошептал он.

– Что ты сказал, Тарелль? – Мириш подошла к нему, легко провела по волосам и вздохнула. – Мальчик мой, ты совсем спишь.

– Вовсе нет, – он поднял голову и веки. – Я не устал, просто задумался.

– При этом сказал сущую нелепость, – мягко пожурила она. – У нагов не бывает глаз, цветом сравнимых с водой.

– Но… – попытался возразить Тарелль, однако не преуспел в этом.