Текст книги "Смерть планам не помеха. Часть вторая: Наперегонки со временем (СИ)"

Автор книги: Стоящий в тени.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

====== Предисловие. И снова человек. ======

Рингоноки понимала, что сейчас расплачется. Такое с ней бывало – она очень сильно привязывалась к людям, и ей было очень тяжело покидать их, пусть и на время. Рекко мурлыкала на руках и тёрлась о щёку, словно чувствуя боль хозяйки, но Рингоноки было всё равно очень плохо. Не только морально – физически. Нестерпимо захотелось плакать. «Мысль материальна» Над Каракурой наверняка начинают уже собираться облака. А Рингоноки только прибыла в дом Урахары.

– Здравствуйте, Рингоноки-сан! Как вы сегодня интересно выглядите…

– Благодарю. Наверное, не лучшим образом я выгляжу.

– Ну почему же? Для такой меланхолической и неврозной личности, как вы, у вас просто замечательная выдержка.

– Ом. – Рингоноки садится на пол и прячет новое лицо в новых руках. На полное подчинение чужого тела требовались несколько секунд. На привыкание к телу – минуты две-три. Впрочем, в последнем Рингоноки уже сомневалась – всего она использовала шикай в своей не-жизни только на трёх людях. Первый был её однокурсником, тогда у неё вместо крови текла магма, на временные неудобства в виде смещённого центра тяжести, непривычных реакций тела и прочих мелких проблем она просто не обратила внимания. А потом был Бьякуя.

Тогда она поняла, что есть мужчина. С тех пор она их и не стеснялась. А быть в теле Бьякуи ей тогда очень понравилось. Как возможный объект любви и заботы он её не привлекал, но тело у него было превосходное, она это готова была сказать в рупор на весь Готей.

Был ещё Кира, но в его теле Рингоноки чувствовала себя непривычно плохо, просто камень на душе. Такой красивый и хороший синигами мучился от банального одиночества и непонимания.

А теперь, в теле Ичиго, она наконец поняла одну вещь: главной причиной её странности в выборе партнёров была не ориентация. Вернее, не совсем ориентация, но привязка предпочтений к собственному полу. Так, когда она была в своём теле, ей нравились женщины. Особые предпочтения – грудь больше, чем у самой Рингоноки, и ростом выше, чем сама Рингоноки. Ну, из правила были исключения – Нанао и, иногда, (очень редко, когда близости с Маюри не было дольше двух недель) Хинамори. Но теперь, когда она в теле абсолютно и безнадёжно инертного в романтическом плане Ичиго, она поймала себя на мысли, что Урахара весьма и весьма симпатичный…

– Знаете, Рингоноки-сан, я не телепат, но ход ваших мыслей я улавливаю… – голос Урахары звучал как-то необычно близко и глухо

– Ом.

– Тогда, может, вы отпустите мои плечи. Массаж вы делаете неплохо, признаю, но я ведь представляю на вашем месте Куросаки-сана, и мне это не очень нравится…

Рингоноки отпустила Урахару и в один прыжок достигла тёмного угла, где попыталась исчезнуть. Ей было стыдно. «Это из-за того, что я соединилась Клубничкой сильнее, чем предполагала? Или из-за того, что мне очень одиноко? Но я должна держать себя под контролем, должна, должна…»

Урахара оценил состояние Рингоноки как близкое к истерике и затяжной депрессии, поэтому вздохнул и пошёл на кухню за тортиком и чаем. Обычно это ему помогало.

Через полчаса, когда Рингоноки успела рассказать ему события последнего месяца-двух, выпить два полных чайника зелёного чая и приняться за третью коробку пирожных, Урахара осознал, что с ней произошло.

– Рингоноки-сан, ваша энергия действительно очень схожа с силой Ичиго, но дело не в этом. Вы сколько шикай удерживать можете?

– (жор-жор-жор)

– Сначала прожуйте.

–Семь часов.

– А сколько вы пробыли в теле Ичиго до того, как очнулись?

– Не больше пяти часов.

– Вы и до шикая сражались, так?

– Так. Значит, на отделение от Ичиго у меня просто не хватило энергии? Нетсуден говорил, что энергии на отделение не расходуется…

– Ну ошибся он, с кем не бывает? Кстати, насчёт него. А разве он не с вами?

– Не со мной. Он остался ждать меня в Сейретее. Интересно, где он сейчас…

В это время в Готее происходило примерно следующее: на должность капитана пятого отряда принимали Хирако Шинджи, дождь шёл уже три часа подряд, Момо метала в нового капитана огненные шары, Нанао нервничала, Маюри успокаивал плачущую дочь, Укитаке свалился с приступом, Донохане ныла, Ренджи в одиночестве доедал котлеты, Сой Фонг пинала Омаэду, Ретсу чуть не довела Главнокомандующего до инфаркта своей улыбкой, Комамура выл, Бьякуя сидел в кабинете и пил коллекционное вино… Всё, в принципе, шло своим чередом, как всегда было при исчезновении Рингоноки. Наиболее точно всеобщее настроение выразил Хирако Шинджи:

– Рингоноки – это такая нервная и жадная невоздержанная* хрень, без которой жизнь кажется чёрно-белой и невыносимо тихой, несмотря на полные холодильники и отсутствие буравящего спину взгляда.

Рингоноки поблагодарила Урахару за гостеприимство и оказанную поддержку, пообещала зайти позже, когда освоится в Каракуре, и направилась в сторону дома Куросаки. Иссин собирался было взбодрить сына ударом, но остановился на полпути из-за непривычного выражения лица Ичиго. Иссин видел своего сына серьёзным, видел обидевшимся, раздражённым, весёлым, насупленным (это была любимая эмоция Ичиго), взбешенным, сосредоточенным, злым…даже спящим видел, и такое иногда бывало. Но сейчас он увидел грусть. Не слёзы, не отчаяние, хотя и не без этого, а тихую грусть, одиночество и усталость. Иссин понял: случилось ужасное.

– Что случилось?

– Много чего. – не стал отпираться сын и прошёл мимо, направляясь в свою комнату. За ним шла белая с рыжим кошка, японский бобтейл. Ичиго прошёл наверх, заперся (видимо, ещё и забаррикадировался, так как Иссин не смог выбить дверь) и до утра из комнаты не выходил. А утром, когда Юзу проснулась, из кухни уже шёл приятный запах готовящейся еды. А ещё на кухне был Ичиго. В данный момент он резал овощи для закуски.

На вкус эти блюда, как ни странно, были весьма неплохи. И в этот момент Иссин понял, что с его сыном всё в порядке. Просто этот рыжий пацан – не Ичиго. Вот и разгадка странного поведения Ичиго. Иссин сразу после завтрака схватил «сына» за руку и повёл в свою комнату.

– Ты не Ичиго. Кто ты и где мой сын?

– Капитан пятого отряда Куротсучи Рингоноки, жена Куротсучи Маюри и Куротсучи Нанао, временно исполняю обязанности Куросаки Ичиго. Из-за досадного инциндента с шикаем, банкаем и Финальной Гетсугой временно спаяна с Ичиго.

– Бывший капитан десятого отряда Куросаки Иссин, вдовец, постоянно исполняю обязанности отца Куросаки Ичиго. А когда отделишься от Ичиго?

– Не знаю точно, но вроде бы после возвращения им своих сил.

– Он их вернёт?

– Да. Но нескоро. Я вижу будущее, можете мне поверить. Если можете.

– Верю. Так ты капитан, да ещё и жена Маюри? Когда я видел его в последний раз, он не собирался жениться. И Нанао замуж ни за кого выходить не собиралась.– Иссин пришёл в относительно благодушное расположение духа. Сейчас он хотел узнать больше о Рингоноки. Пятому отряду не везло с капитанами – может, хоть она выделится из общей массы?

М-да, узнал он порядочно. Рыдали в обнимку. Ну, Рингоноки просто выглядела так, словно сейчас плачет, но слёзы не текли. Зато за окном лило как из ведра. «Мысль материальна…и почему вся эта ситуация так мне знакома?»

«Может, потому что это уже было?»

Точно. Уже было. Нетсуден в день после назначения Рингоноки капитаном пятого отряда описал эту ситуацию.

Тьма, холод. С небес падают капли…не дождя – слёз. Небо плачет чужими слезами. Чьё-то сердце покрылось изморозью вновь. Одиночество, пустота. Кто-то опять никому не нужен. Кто-то опять одинок. Долг, обязанность. Кто-то проживает чужую жизнь. Кто-то хочет стать собой. Дорога, поиск. Лишь выполнив чужое желание можно получить назад утерянное. Две души как одна. Долгая дорога домой, сквозь миры. Где же то, что надо найти? Память, сила. Рожденный для мира, умерший для войны. Сражение как обязанность, сражение как жизнь. Вечная война с миром и собой. Ночь, день. Снова льёт дождь, снова болит мятежная душа. Кого-то ищут, но не могут найти. Дни пусты, а по ночам небеса плачут за того, кто не может этого делать...**

Рингоноки была абсолютно права тогда. Это было её будущее. Почему было? Это и есть её будущее. И она сделает всё, чтобы прожить эти полтора года как Ичиго…ну, или, хотя бы, как человек. «Можно считать, что у меня отпуск. Я в любом случае теряю только время. Своё драгоценное время, которого у меня нет и никогда больше не будет.”

Комментарий к Предисловие. И снова человек. * – имеется в виду и невоздержанность в еде, и отношения Рингоноки с Маюри и Нанао.

– предсказание Нетсудена из главы “Мировые пробелы” (Человеческое лицо).

====== Всё как вчера, но без него... ======

“Я так хочу, так хочу ощущений:

У меня есть лишь миг эйфорий и мучений,

Пока не вернётся в холодную вечность

Моя уязвимость, моя человечность.” – Fleur «Человечность».

Вот уже шла неделя с начала проливных дождей. Дождь начинался строго после семи вечера и заканчивался в семь утра. Погода удручающе действовала на жителей Каракуры, на синоптиков, на синигами и на Пустых. И тут произошло ещё одно удручающее событие – после недельного отсутствия по болезни в школу возвращался Куросаки Ичиго.

Орихиме и Садо были рады тому, что их друг так быстро пришёл в норму после потери сил синигами. Хотя он и избегал их всё неделю, не отвечал на звонки, игнорировал на улице и в магазине, они не обиделись. Наверное, Орихиме тоже была бы в депрессии, если бы потеряла свои силы. Но сейчас Куросаки выглядит как обычно – его кожа вернулась к своему обычному персиковому цвету, глаза яркие, живые, он даже мурлыкает себе под нос какую-то мелодию. Но тут Садо как-то дёрнулся и прошептал:

– Это точно Ичиго?

Орихиме удивилась. Как это может быть не Ичиго?

– Садо-кун, в чём дело? Это Куросаки-кун, разве нет?

– Не уверен…но что-то в нём не то. Посмотрим.– Садо сел на место и принялся искать напрягшую его деталь. Да, Ичиго вёл себя как раньше, даже жестче – хулиганы только подняли руки, а он уже уложил их на лопатки. На первом уроке получил пятёрку, чем очень удивил учителя – тема была сложная, даже Исида не сразу понял. А тут Ичиго, отсутствовавший на прошлой неделе, разобрался за десять минут.

Орихиме же никак не могла понять, что имел в виду Садо под словами «Это точно Ичиго?», но изо всех сил пыталась. Пока не заметила одну странность к концу урока, когда Ичиго снова вызвали решать. Его голос звучал непривычно – слова Ичиго отдавались в голове так странно…голос был такой приятный…

…что Орихиме пришла в себя только со звонком.

– Садо-кун, что произошло? Меня словно ввели в транс!

– Почему словно? Так и было.

– Но почему Ичиго такое сделал?

– Ичиго ничего не делал.

Просто этот человек – не Ичиго. Это – теневой синигами. Тот, кто всегда в центре событий, но всегда в тени. Это Рингоноки.

Рингоноки уже неделю жила в теле Ичиго. Война с Айзеном закончилась, и теперь она ждала возможности покинуть тело этого рыжего. Первую ночь было тяжелее всего – её выворачивало изнутри, слёзы хотели течь, но не могли из-за клятвы. А утром она призналась Иссину и его дочерям в том, что не является и являться Ичиго не желает. Она хочет, очень хочет снова стать самой собой – жадной, подозрительной, хмурой, невоздержанной и некрасивой капитан пятого отряда. Снова хочет стать женой Маюри и Нанао. Снова хочет сидеть в кабинете и смотреть на улицу сквозь чёрное стекло окон, тайком читая контрабандно провезённые «Playboy» и «Penthouse», кушая яблочное варенье и зарисовывая тайком своего лейтенанта на полях только что проверенного отчёта. Да, рисует она плохо. Да, Рукия рисует несравненно лучше. Ну и что?

Работу по дому она взяла на себя – вставала в семь утра, готовила на всех, стирала-убиралась, причёсывала сестёр Ичиго (они всё знали – подслушивали), читала учебники и постепенно успокаивалась. Она успокоилась настолько, что снова начала замечать явное.

Кинушикую не давала о себе знать, как и Пустой Ичиго. Рингоноки сначала думала, что её Пустая влипла в серьёзные неприятности, но однажды ночью всё же смогла попасть в свой внутренний мир. Первое – это уже не её внутренний мир, а Ичиго. В её уютном мире никогда не было серых небоскрёбов и Зангетсу. Обоих. Один из них, который Пустой, сейчас развлекался с её Пустой (причём личной). Кинушикую была не против, скорее уж за. Рингоноки не была тактичной, но решила в этот раз не мешать сладкой парочке и поговорить со «стариком» Зангетсу.

– Они уже долго любятся?

– С момента твоего соединения с Ичиго.

– Значит, ты сейчас исполняешь обязанности моего занпакто?

– Почти. Ты ведь сама всё знаешь. Я – не занпакто Ичиго, я его силы квинси. Ты не расскажешь это ему? – если учесть, что под «ним» имелся в виду Ичиго…

– Я буду молчать. А вы…– Рингоноки на мгновение запнулась, но всё же договорила,– …действительно воплощение Яхве, предводителя квинси?

– Да, это так. Ты испытываешь смутную симпатию к Императору квинси? – Зангетсу было скучно, так что он решил немножко развлечься. Яростное мотание головой Рингоноки он воспринял как «Что бы я к нему не испытывала, хрен ему достанется, а не я». Зангетсу был некрасив, но выглядел мужчиной. В отличие от Юмичики, Бьякуи и даже Нетсудена, Зангетсу ну совершенно не походил на женщину даже издали. Те, впрочем, тоже могли быстро показать незадачливому ухажеру, кто перед ним. Рингоноки никогда не принимали за мужчину, но часто сравнивали с такими, как Зараки и Кьёраку. Никакого кокетства, невысокий грубоватый голос, любовь к женскому полу, готовность постоять за себя и свою семью, непреодолимая тяга к холодильнику по ночам и просто невероятная для женского пола готовность говорить правду пугала мужчин и помогала хранить верность Маюри и Нанао. Несмотря на частые фантазии о большей части женского состава Готея, Рингоноки не изменила бы своим даже под страхом смерти.

– У тебя, кстати, очень громкие мысли. Я уже вторую ночь смотрю эротику.

– Ладно.– Рингоноки не было жалко. Нотации ей никто давно не читал, а если бы и читал, она бы всё равно не слушала. Зато теперь она хотя бы не чувствует непривычного и мучительного чувства одиночества и бесполезности. Зангетсу и два Пустых – это уже неплохая компания.

В реальности всё пошло тоже неплохо: на уроке Рингоноки вызвали к доске и она, вспомнив школу и содержание учебников, решила задачи. В конце урока ей пришлось что-то говорить – она не запомнила, что – и тогда Рингоноки осознала одну очень приятную и неожиданную вещь. Мурлыкающие нотки в голосе Ичиго, его глаза, её непроизвольно высвободившаяся реацу – это оказало гипнотизирующий эффект на всех, кто смотрел в её глаза и слушал её голос. Первой мыслью Рингоноки была: «Как это можно использовать?» Второй: «Почему в теле Бьякуи я этим не обладала?»

Но Рингоноки понравилась её новая особенность. Пока весь класс был в оцепенении, она быстро посмотрела в глаза каждому. Садо явно её раскусил. Орихиме чувствует, что перед ней не совсем Ичиго, но ещё сомневается. Исида же даже не замарачивается. Рингоноки понимает, что её реацу сама по себе никуда не делась – она обволакивает каждого в этом помещении, словно пытается поглотить. «Величайший мне дарован дар: видеть явное, слышать главное, чувствовать важное.»

На перемене она подошла к Садо и вкратце обрисовала ему ситуацию. Тот понял и пообещал в случае чего подсказать, что к чему. А ещё была Орихиме. Рингоноки подошла и к ней.

– Так вы и правда Рингоноки-сан… А Куросаки-сан точно очнётся? С ним всё в порядке?

– Он просто спит. Что с ним может случиться?

– Правда? Ну…я, просто…– Рингоноки понимает. Понимает, потому что сама испытывает такие же чувства.

– Я понимаю. Ты ведь любишь его? Любишь?

– Нет-нет-нет, как в могли такое подумать?! Он мне просто друг!

– Орихиме. Ты любишь Куросаки Ичиго? Отвечай же!– начинает использовать новую способность Рингоноки. Зрачки у Иное расширяются, взгляд плывёт, и она отвечает.

– Люблю, Рингоноки-сан. Больше своей жизни люблю. Но никогда ему не признаюсь, у меня не хватит смелости.

Это говорила уже не Орихиме явно – это говорило её сердце. И Рингоноки решает взять всё в свои руки.

– Если бы я ждала инициативы от мужчины, я бы до сих пор была девственницей. Не понимает намёки – скажи прямо. Он в любом случае не убьёт тебя. Ичиго уже кое-что подозревает, кстати. Всё, теперь иди на урок. – сеанс гипноза прервался. Орихиме «неожиданно» вспомнила, что сейчас будет занятие, и побежала на урок. Рингоноки почувствовала себя старой, умудрённой опытом и сединой женщиной. Хотя ей только в мае исполнится восемнадцать. «Хорошо, что в Готее 13 не принято спрашивать о возрасте. Рукия выглядит младше Ичиго, а по возрасту годится ему в прабабки. Учитывая, что мне в тот день (первая ночь с Маюри) было всего лишь шестнадцать…»

– Эй, шнобель, кончай рыдать!!! Ты нас затопишь, шмакодявка рыбомордая!!!!

Рядом с Хогэном ударила молния.

– Ей, не надо молоньями кидаться-то!

– Не надо меня утешать! – голос перешёл в другую тональность, а потом грянул гром, который напомнил синигами и занпакто плач.

Тем временем наступил вечер. Перед тем, как лечь и медленно провалиться в сон, Рингоноки решила изучить своё новое тело внимательнее, найти слабые и чувствительные места. Это соединение гораздо сильнее, чем предыдущие её использования шикая. «Шея чувствительна, но в меру. Так, уши нормальные, грудь в норме, живот тоже, ниже смотреть не имеет смысла…так-так, а это что ещё?» – во всём была виновата пятая точка. Подозрительно чувствительная пятая точка. «Зангетсу, как это понимать?»

«Здесь соединение с Ичиго наиболее явно выражено. Ваши нервы соединились…а, следовательно, и чувствительность. Я не виноват.»

«Я вас и не обвиняю. Просто у меня появилась ещё одна причина поскорее вернуться домой…здесь очень холодно. Дома Маюри и Нанао грели меня с обоих сторон, хоть было тесновато.»

На грудь Рингоноки забралась Рекко и замурчала, когда Рингоноки с грустной улыбкой начала её гладить.

– Ну, хотя бы ты меня не оставила…– Случайно заглянувший в комнату отец Ичиго быстро ретировался – было очень непривычно видеть своего сына (пусть теперь и не совсем) с кошкой на груди и с грустной улыбкой на губах. Рингоноки становилось очень одиноко по вечерам. Когда Рингоноки было очень одиноко, ей хотелось плакать. Когда ей хотелось плакать, в Каракуре (Уэко Мундо, Готее 13) шёл дождь. Когда где-то шёл дождь, плохо становилось не только ей, но всем тем, кто не любил дождь. Дождь не любил никто. Вывод – если плохо Рингоноки, плохо всем.

Нетсудену было тоже плохо: настолько, что он засел над Готеем на уровне облаков и рыдал. Нет, не так: РЫДАЛ. Плохо было всем.

– Так это меч той бабы, что Хиёри ногами избила?

– Ну да.

– Офигеть…– Кенсей посмотрел в сторону облаков гораздо уважительнее, рассудив, что каков хозяин, таков и меч,-…ну, тогда пусть ещё немного порыдает.

====== Совершенная эйфория. ======

Очередное утро. Такое же мерзкое, как и предыдущие двадцать. Рингоноки снова вспоминает Маюри и Нанао, Нетсудена, Момо, всех знакомых ей синигами, Пустых, людей…постепенно дело доходит до Бьякуи. Сейчас Рингоноки была бы счастлива увидеть даже его. Он, конечно, не лучший из синигами, но ей настолько одиноко, что и Кучики пришёлся бы весьма кстати.

«Кинушикую…Хватит удовлетворять свои низменные желания, поговори со мной. Я близка к отчаянию. Ты знаешь, что может сделать отчаявшаяся Рингоноки Куротсучи.»

«Знаю, знаю. Ты можешь сделать всё – ведь в состоянии отчаяния у тебя совершенно отключается тормоз. Там в подвале у Ичиго лежит старый велосипед. Если делать нечего, можешь его починить.»

Рингоноки полежала ещё немного, а потом встала и пошла вниз. Велосипедом уже явно давно не пользовались – он был покрыт толстым слоем пыли. Рингоноки подошла и начала вычищать железяку.

– Тебе тоже одиноко?

«…»

– Ты тоже никому не нужен?

«…»

– Не расстраивайся. Я из тебя сделаю классный велик.

Иссин в этот момент подумал: «Разговаривает с велосипедом. Звать Урахару на подмогу или справлюсь сам?»

Реацу Рингоноки – вещь странная. Раньше Рингоноки думала, что этой субстанции вообще нет у неё. После соединения с Кинушикую она поняла, что реацу всё-таки есть, но такая сжатая, что её невозможно почувствовать. Во время боя с Кенпачи выяснилось ещё, что Рингоноки может манипулировать своей силой и даже растворяться в тенях реацу. Поэтому Рингоноки начали называть «теневым синигами». А во время боя с Айзеном Рингоноки поняла структуру своей силы – кислота. Кислота, силу которой можно регулировать. И сейчас Рингоноки использовала эту силу для быстрого уничтожения пыли на велосипеде. Рингоноки подумала ещё немного и сказала велосипеду:

– Теперь тебе нужно имя. «Весна 207» подойдёт. – скоро должен был наступить март, скоро должен был наступить день Х для Рингоноки. День, когда проявлялись её гены коровы. Рингоноки уже начала прикидывать, что делать в этом случае. Вариантов было, в принципе, четыре: Орихиме, Садо, Исида, подвал. Исида, скорее всего, откажется. С Орихиме не позволяет совесть. С Садо – здравый смысл (не откажется ведь). Остаётся только подвал. «Надо будет попросить Иссина запереть подвал на замок и приготовить, на всякий случай, успокоительное и верёвки…желательно ещё и кляп. А то использую гипноз, не откажется ведь. А мне с этим синигами ещё больше года вместе жить».

На этой весёлой ноте Рингоноки закончила сегодняшнюю работу в подвале и пошла готовить обед на пятерых: трёх Куросаки, Ичиго и себя. Рингоноки была весьма прожорливой, даже в теле Ичиго. Желудки у них, судя по всему, тоже слились друг с другом. А это значит, Рингоноки надо есть не только много, но и правильно, ведь источник её реацу находится именно там.

После сытного обеда Рингоноки так хорошо и легко, что она решает покататься по городу на Весне 207 (Рингоноки теперь называла велосипед только по имени). Улицы пустынны, небо застилают серые тучи, а Рингоноки так хорошо, что она даже не объезжает лужи. Так свежо, прохладно, спокойно. Так хорошо и уютно, как в своём внутреннем мире. Рингоноки смотрит наверх и почти наяву видит прекрасное чистое небо за ними. Ах, как же хорошо за облаками…

Рингоноки неожиданно понимает, что летит. Замечтавшись, она непроизвольно выпустила часть реацу…и теперь Весна 207 летела! Летела вверх; летела туда, куда вела велосипед Рингоноки. Реацу окутывала велосипед синим свечением, Рингоноки смотрела на Каракуру с высоты птичьего полёта. Наверху было так хорошо, так спокойно и тихо, и Куротсучи испытала такое облегчение, что тучи начали расходиться в стороны. Впервые за последние двадцать дней над Каракурой засияло солнце.

Всё однажды заканчивается, вот и Рингоноки начала спускаться вниз. Было это уже к вечеру, когда Рингоноки уже немного устала и проголодалась. Плавный и медленные спуск вниз напомнил Рингоноки один из самых интимных моментов её не-жизни: когда они с Айзеном возрождались из небытия, она потянула его в холодную темноту, в сторону жизни. Да, это ощущение она никогда не забудет: сердце почти выпрыгивает из груди от смеси восторга и страха, решимости и отчаяния, любви к жизни и…ещё чего-то, что она испытывала к Соуске. Наверное, это дружба. А дружбы между мужчиной и женщиной, как известно, быть не может…если, конечно, женщина не Рингоноки.

Тогда она тоже вот так опускалась: медленно и неотвратимо, но спускалась обратно на грешную и такую любимую землю. Переднее колесо по воображаемой нити приблизилось к земле и плавно коснулось её. А потом и второе. Рингоноки убрала реацу и уже нормально доехала до дома. В голове её возник интересный план…

А в Готее всё шло по старинке: Нетсуден рыдает, Нанао волнуется, Ямамото пугается, Бьякуя празднует, Ренджи в тоской вспоминает вкусные котлеты и суп Рин-но-самы, Момо подкладывает кнопки на стул Хирако, Кенсей жалеет об отсутствии Рингоноки на голову Маширо, Маюри…а у Маюри нет времени скучать по жене – Елена бушует.

– Баю-баюшки-баю, где же носит мать твою?! Придёт серенький волчок, вскроет он тебе бочок! Отдохнуть я не могу, третий день таблетки пью. Третий день ты портишь жизнь! Спи, малышка, не проснись!– яростно укачивал дочь Маюри. Елена отца не боялась вообще – малышка в свои почти полгода осознала почти сразу: что бы папа не говорил, ничего он ей не сделает. А сделает – вернёт как было, если не хочет получить по носу от мамы. От обоих разом. Елена затихает всё-таки. Папа действительно очень устал, спит урывками, работы масса, почему бы его и не послушаться?

– Нему, посиди с ней. И если она внезапно заорёт, я из тебя чайник сделаю!

– Да, Маюри-сама. – Елена сестру относительно слушается. Нему небезосновательно считает, что её сестра (пусть и не совсем) прекрасно всё понимает. Елена не спит, она внимательно осматривает всё вокруг медовыми, как у отца, глазами. У Елены прямой нос Маюри, тот же рот, оттопыренные уши, и только чёрные волосики достались ей от матери. У Рингоноки были чёрные волосы, пока она не использовала шикай в первый раз. С тех пор в её фиолетовых волосах больше нет ни одного чёрного вкрапления. Но гены не изменились.

– Елена-сама, не орите, пожалуйста. Вы слышали, что сказал Маюри-сама.

– Омь. – сказала девочка и закрыла глаза. Нему она вроде бы слушалась.

– Нет.

– Исида, ты полетишь со мной завтра?

– Нет!

– Исида, ты полетишь со мной завтра?

– Нет, нет и нет! Нет!!! Я не полечу, сколько можно повторять?! Попроси Орихиме, Садо, Урахару наконец!

– Орихиме боится, Садо перевешивает, Урахара не хочет.

– Я тоже не хочу!

– Не хочешь? Или боишься? Боишься, так ведь? – Рингоноки прекрасно понимает Урю. Если бы ей предложили сесть на заднее сидение велосипеда и полетать на нём, она бы тоже отказалась. Но если бы ей не оставили выбора…

Рингоноки резким движением сняла с Исиды очки и внимательно посмотрела в синие-синие глаза. Она начала говорить.

– Ты боишься. Боишься лететь со мной. Но не бойся, я выдержу. Не боишься ведь?

– Не боюсь. – завороженно подтвердил Исида.

– Завтра на рассвете подойдёшь к моему дому. Подойдёшь?

– Подойду. – подтвердил Исида. Рингоноки снова надела на него очки и пошла домой. Она прекрасно знала – хоть он и не вспомнит о факте гипноза, он заподозрит неладное сразу. Но придёт. Придёт обязательно.

– …девять дней пройдёт, и захватит он мир. Теперь запомнил?

– Запомнил, запомнил. А что, ничто и никто не сможет помешать ему?

– Может, может. Я тебе сказал только ту часть песни, которую разрешено говорить. А теперь говорю ту часть, которую нельзя: Но случиться может так, что потеряет император все силы свои: едва возьмёт по доброй воле душу свою назад, едва спасёт квинси сына двух матерей, и едва понесёт от императора женщина о двух костяных рогах.

– В каком смысле «о двух костяных рогах»? Пустая?

– Не знаю. Пророчество невыполнимо: когда это император заберёт назад силу у штернриттера? Как может родиться сын двух матерей? И как можно скрестить Пустого и квинси? И случиться это всё, согласно пророчеству, может лишь в те последние девять дней.

– Эх, придётся всё-таки драться с синигами…

– И не говори, самому не хочется. Что поделаешь, невыполнимо пророчество…

====== Курс на ускорение. ======

На следующий день Рингоноки встала даже раньше обычного. Встала, приготовила завтрак и обед на всех, оделась и пошла на улицу. А там…

Рядом с домом стоял трамплин. Весна 207, отполированная и укреплённая, лежала неподалёку. Урахара, его малышня и Тессай, Иссин с дочками, Садо и Орихиме, Рекко – все рядочком сидели на тротуаре и чего-то ждали. Когда они заметили Рингоноки, поднялась буря аплодисментов. Рингоноки уже начала было думать о прыжке через забор, но её поймали и вытащили во двор.

Исида медленно приближался к велосипеду на негнущихся ногах. Хотелось креститься. А ещё больше – домой, под одеяло, и гори всё синим пламенем! Даже если бы сейчас перед Урю появился столь нелюбимый отец, парень кинулся бы к нему на шею и слёзно попросил бы отнести домой…ну, или просто защитить от Рингоноки. Потом, конечно, он бы всё отрицал, но сейчас…

Рингоноки приняла выжидательную позицию на старте. Две подушки на заднем сидении должны были позволить Урю не только сесть, но слезть с велосипеда. Рингоноки жестом велела квинси сесть, и Урю, страдальчески возведя глаза к небу, сел и положил руки на бёдра впереди сидящему…

…никто не понял, почему Рингоноки вдруг издала непонятный вопль: «А-а-а-а-а-ах!!!» и чуть было не спрыгнула с велосипеда. Иссин тихо выругался и отвёл взгляд – хоть он и знал, что сейчас в теле его сына находится капитан Готея 13, молодая и предположительно красивая, но эти странные выражения лица…Урахара понял, что Рингоноки на мгновение потеряла над собой контроль.

– Не сюда. На талию. – Рингоноки за считаные секунды восстанавливает спокойствие и на её лице снова появляется уже привычное грустное выражение. Урю гордо поднимает вверх подбородок и разворачивается спиной к «Ичиго». Урю не понял, с чего это Рингоноки так отреагировала на прикосновение ниже пояса, но осознал главное: Рингоноки уязвима. Она ведёт себя естественно, но этот эпизод чётко говорит о её редкостной чувствительности. Додумать мысль Исида не успел – Рингоноки поехала. Провожали их как героев – даже с хлопушками (днём салют некрасив).

– О! Хорошо летят! – Урахара даже малость завидовал Рингоноки.

Рингоноки снова чувствует это – Эйфорию с большой буквы. Будто она снова растворяется в океане собственной силы, словно она снова висит между жизнью и смертью. Говорят, люди ненавидят такого рода воспоминания, но для неё это стало самым ярким событием не только в её жизни синигами, но и в жизни человека. «Кто бы мог подумать, что грань между смертью и жизнью окажется столь прекрасной? И сейчас, хотя я жива, я снова это чувствую! Чувствую, следовательно, живу!»

Урю же трясло, укачивало и сдувало ветром. Раньше он не боялся высоты – теперь боится. Раньше его не укачивало на велосипеде – теперь укачивает. Раньше он не боялся Рингоноки (недолюбливал, избегал, считал странной, но не боялся) – теперь боится. И больше всего сейчас Урю хочется домой. Можно даже к Рюкену. Отец, по крайней мере, не катает по небу на багажнике велосипеда. Рингоноки замечает состояние квинси и из элементарного чувства жалости решает вернуть его домой. Но параллельно, чтобы хоть немного развлечься, решает познакомиться с отцом Урю. «Если я правильно видела, то он вполне ещё неплохо выглядит. Ничуть не хуже сына, по крайней мере. И где-то неподалёку его клиника…»

Окно открылось. Рингоноки направилась туда и влетела в помещение, хотя и с затруднением. Лицо отца Урю, когда к нему в кабинет влетели Ичиго и Урю на велосипеде, навсегда отпечаталось в её памяти. Наверное, в его памяти тоже.