Текст книги "Оковы и плети (СИ)"

Автор книги: StilleWasser

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Гермиона вдруг подумала о том дне в клубе, когда Драко пришлось из-за требования Кастора Уорвика публично наказать её. Когда все закончилось, они столкнулись с ним по дороге в Красный зал, и он попытался спровоцировать её на грубость, чтобы добиться еще одного наказания. Драко тогда вспомнил историю из прошлого Уорвика, и один-единственный намек на то, что тот эпизод может быть предан огласке, заставил Кастора мгновенно ретироваться. Речь шла о его темных делишках с Малфоем-старшим и Макнейром. Драко отказался рассказывать ей подробности, но, судя по всему, Поллукс говорил именно об этом: Кастор пообещал Пожирателям некий опасный артефакт из его коллекции, но брат отказался его отдавать, и, скорее всего, это привело к большим проблемам для всей семьи Уорвиков. Значит вот почему они предали Поллукса анафеме.

– Но зачем стирать память своей семье? – пораженно спросила Гермиона. Это была больная для нее тема, и слова Поллукса задели её за живое. – Это же необратимо!

Уорвик лениво приблизился и окинул её фигуру холодным взглядом, словно увидел в первый раз, хотя во время их встречи в «Трех метлах» уже имел возможность всё рассмотреть. Затем, будто спохватившись, плотоядно улыбнулся и оперся локтем о деревянную поверхность, к которой она была прикована.

– Моя милая девочка, – прошептал он и провел жесткими сухими пальцами по её щеке, – ты, наверно, думаешь, я буду скучать по мамочке? По этой властной упрямой суке, которая порола нас с братом розгами каждый раз, когда наши мнения расходились с её?

Его пальцы очертили линию подбородка и, скользнув по шее, миновали ключицы и задержались на верхней застегнутой пуговице блузки.

– Скажи, Гермиона, могла ли ты подумать, что одинокий хозяин богом забытой лавочки антикварных вещей, из памяти которого стерли целый год и буквально изолировали его от семьи, и окажется тем человеком, что являлся тебе в кошмарах по ночам? Ведь ты думала обо мне, не так ли? Думала так часто, что я стал твоим незримым спутником. Хозяином твоих мыслей и страхов. И даже когда этот белобрысый крысеныш Малфой смел прикасаться к тому, что принадлежит мне, в твоей красивой головке все равно царил я!

Он сделал быстрое движение рукой, и пуговица отлетела куда-то в сторону, а верхние полы блузки слегка разошлись, обнажив округлости груди, стянутые ажурной тканью лифчика. Гермиона шумно выдохнула, когда Поллукс, не отрывая ледяного взгляда от её испуганных глаз, провел по кромке кружева, слегка задевая кожу.

– Да, я сделал это, чтобы отвести от себя подозрения, – он втянул носом аромат её духов и облизнулся, словно хищник, почуявший кровь. – И Обливиэйт на себя я наложил сам. Когда хоть немного владеешь окклюменцией, можно защитить нужные воспоминания от стирания, а потом скрыть их от авроров. Я прокололся лишь в одном – купил редкий ингредиент для зелья у трусливого старого Хопкинса, который сдал меня Аврорату. Жалею, что сразу его не прикончил. И что в итоге не вышло подставить братца.

– Зачем вообще понадобилось зелье? Я ведь чуть было не согласилась стать твоей нижней добровольно, – Гермиона старалась говорить спокойно, но голос сорвался на последнем слове. Нужно было отвлечь, заболтать Уорвика, чтобы потянуть время, собраться с силами и бросить в него заклинание. Второго шанса не будет, поэтому действовать надо наверняка, но пока он касается её груди, забираясь пальцем под кружево лифчика и смотрит таким сальным взглядом, сосредоточиться не получается.

– Ты, кажется, забыла свое место, моя милая Гермиона, – обманчиво ласково проворковал Поллукс и схватил её за волосы, оттянув так, что от боли на глазах выступили слезы. – Здесь я задаю вопросы. Как ты поняла, несмотря на все мои попытки сбить ищеек со следа, что под именем «Джеймс Олливер» скрываюсь именно я? И когда ты это поняла? Кто еще знает? Отвечай!

Его глаза блеснули опасным огнем, и Гермиона, сморгнув слезы, выкрикнула:

– Никто! Никто больше не в курсе, клянусь! Я до последнего не знала! Я поняла это, лишь открыв глаза и увидев обстановку этой комнаты! Старинная кровать, древняя доска с вырезанными рунами – всё это наводит на мысли, что я в антикварной лавочке! А увидев твое лицо, я уверилась в своих подозрениях! Ты не мог весь вечер в «Трех метлах» принимать Оборотное зелье незаметно!

Поллукс вдруг выпустил её волосы и застыл, глядя перед собой невидящим взглядом. В какой-то момент Гермионе показалось, что он словно к чему-то прислушивается, но сама она не слышала ни звука, кроме своего колотящегося сердца. Его рука бездумно теребила цепочку на груди, но вещь, висящая на ней, скрывалась под рубашкой.

– Я чувствую твой страх, – вдруг со странной интонацией проговорил Поллукс, повернув к Гермионе голову, но глядя сквозь нее. – Он не такой, как у той, второй. Она сломана и теперь мало на что годится. Тебя же сломать очень трудно. Ты предназначена мне провидением!

Он вдруг моргнул и повторил:

– Ты предназначена мне. Предназначена, – Уорвик сфокусировал свой взгляд на её лице и заговорил как прежде: – Во что бы ни стало ты должна была стать моей. Но прежде я хотел поиграть с тобой. Ты ведь любишь прелюдии? О, наша была такой сладкой. Тебе нравились мои маленькие послания? Сначала я решил подарить тебе немного ласки. Те девочки, которых я поймал в Хогсмиде, – разве они были не в твоем вкусе? Я приказал им дождаться удобного момента, доставить тебя в уединенное место и немного поласкать. Но ты не оценила моей доброты. Тогда я отправил тебе второе послание. Тот клуб, куда сумел затесаться мой братец, всё еще считается одним из самых безопасных мест магической Британии? Что ж, если правильно наложить Империус на одного из его членов, этот миф сразу развеивается, – он протянул руку к груди Гермионы, но вдруг отпрянул, словно резко передумал касаться её. – Нужно всего лишь заложить в сознание человека триггер – четкий приказ дождаться определенных обстоятельств, прежде чем действовать так, как нужно мне. Это сработало и с твоим рыжеволосым дружком. О, это было мое особенное послание тебе. Он должен был оказаться с тобой наедине и тогда… Ты ведь умная девочка. Ты же поняла, что я хотел тебе сказать устами этого рыжего дурня?

– Что я не могу чувствовать себя в безопасности даже в самых защищенных местах. Что тебе не составляет труда добраться до людей из моего ближайшего окружения и приказать им все что угодно, – тихо проговорила Гермиона, концентрируясь для решающего удара. – Что ты все равно станешь моим Хозяином.

– Стану твоим Хозяином, – проговорил Поллукс, будто смакуя это слово. Но вдруг он резко тряхнул головой и воскликнул: – Нет! Нет, я не трону тебя!

И, словно в противоречие своим же словам, Уорвик подскочил к Гермионе и рванул её юбку наверх. Дрожащей рукой он торопливо, будто кто-то пытался отнять у него связанную пленницу, провел по её бедру, но, стоило его пальцам скользнуть выше кромки чулок, к ажурным трусикам, как его тряхнуло словно от удара током. Отшатнувшись, Поллукс выхватил палочку.

– Она моя! Моя! Слышишь?! – закричал он, но его сверкающие безумием глаза не были сфокусированы, как будто он смотрел куда-то внутрь себя.

Гермиона со страхом наблюдала за ним, понимая, что медлить больше нельзя. Уорвик явно был не в себе. Усилием воли она отстранилась от происходящего и вызвала в памяти свое самое счастливое воспоминание: квартира Малфоя, ванная, запотевшая стенка душевой кабины, губы Драко, слизывающие капельки воды с её шеи, и его тихий шепот: «Я люблю тебя…». Ощущение тепла затопило её с головой, а кончики пальцев начало слегка покалывать – магия откликнулась на призыв. Оставалось лишь облечь её в заклинание.

– Я слишком долго за ней охотился, – с ненавистью отчеканил Поллукс, и его глаза вспыхнули яростью. – И теперь я возьму свое. Мобилиарбус!

Доска, к которой была прикована Гермиона, вдруг взлетела и, повинуясь движениям палочки Уорвика, приняла горизонтальное положение в метре от пола. Следующий жест – и на ткани юбки возник кривой разрез. Рука Поллукса слегка дрогнула, и магическое лезвие задело кожу на ноге, распоров её. Гермиона вскрикнула и тут же сжала зубы, стараясь не терять концентрацию.

– Вот так, кричи, – пробормотал Уорвик, беспорядочно шаря по ногам и между бедрами своей пленницы. – Как твоя подружка. Она сначала пыталась сопротивляться, а потом делала всё, что я пожелаю. В твоих интересах пропустить первый этап и сразу перейти ко второму – где ты моя послушная рабыня. Тогда и я буду для тебя хорошим Верхним.

Его настойчивые пальцы добрались до её трусиков, и один нырнул под ткань.

– Я никогда не буду чьей-то рабыней! Ступефай! – воскликнула Гермиона, и всё её тело исторгло из себя мощнейшее заклинание, которое врезалось в Уорвика и отбросило его к окну, оглушив. Послышался грохот разбитого стекла, и тело Поллукса шумно рухнуло на пол.

Заклинание, которым была связана Гермиона, рассеялось, также как и чары, удерживающие доску в воздухе. От удара об пол в глазах помутилось, а в голове зазвенело, поэтому понять, откуда вдруг возник незнакомый голос, удалось не сразу.

– Наконец-то! Как же ты мне надоел, чародей! Жаль, тебя не оглушили еще раньше! Девчонка моя, и не смей накладывать на нее свои грязные лапы! А ты, девочка, полежи пока, не вставай. Пройдет головокружение после удара головой, вот тогда мы с тобой и потолкуем.

========== 22. ==========

Комментарий к 22.

Ане Броуди.

Отдельное спасибо группам Rage и Lingua Mortis Orchestra за создание потрясающей атмосферы и нужного настроя при написании этой главы их песней “Cleansed by fire”. Если они когда-нибудь прочитают мой фик, то vielen Dank fuer die Begeisterung, Jungs (шучу).

He was notorious on his own

As a hunter of the witches known.

He would not rest ‘til his duty’s done.

Rage ft. Lingua Mortis Orchestra “Cleansed by fire”

Солнышко ласково касалось лица, а дурманящий пряный запах земли и трав пьянил не хуже молодого вина. Щебетание птиц казалось приглушенным, словно они чувствовали приближение грозы, которая к вечеру должна приползти с востока. Нужно загнать корову в стойло пораньше и укрыть растущие на заднем дворе мандрагоры: они не любят влагу и могут простудиться. Зато поутру можно будет собрать болиголов и цикуту: после дождя они будут напоены соками, и зелья получатся особенно удачными.

Гермиона протянула руку вправо, к корзинке, полной свежесобранной ароматной малины, и, взяв на ощупь пару штук, отправила их в рот. Сладчайший сок тут же потек в горло, стоило слегка надкусить спелые ягоды, и она улыбнулась. На завтрак будут блинчики со свежей сметаной и малиной. Он очень их любит.

– Оливия!

Гермиона неторопливо потянулась, все еще не открывая глаза. Слева приближались тяжелые мужские шаги, и высокая, в половину роста человека, трава недовольно зашумела, расступаясь и пригибаясь под уверенной поступью.

– Оливия! Вот ты где! Думала, я не отыщу тебя здесь? – в его нарочито-строгом голосе слышалась улыбка, и Гермиона, притворявшаяся спящей, не выдержала и тоже улыбнулась. Трава снова зашуршала, и она почувствовала рядом тепло чужого тела. А потом поцелуй на губах, слаще, чем собранная ею малина.

– Оливия…

– Дэмьен, – прошептала в ответ Гермиона и открыла глаза.

***

Сидящий у кухонного стола человек был сильно обеспокоен. Соломенная шляпа, которую он вертел и мял в руках, уже мало была похожа на головной убор, и под его ногами скопилась горка сухой трухи. Гермиона подбадривающе улыбнулась ему, не обращая внимания на мусор на полу, – всё можно будет убрать одним движением волшебной палочки, когда гость уйдет. Она еще раз помешала густое варево в огромном чугунном котле и большим черпаком разлила его по трем глиняным кувшинам. Аккуратно устроив их в корзине, она протянула её гостю.

– Вот, мистер Уирби. Пусть ваша дочь принимает по половине кувшина утром и вечером, и всю хворь как рукой снимет.

– Правда?! – мистер Уирби вскочил, дрожащими руками принимая из рук Гермионы корзинку. – Оливия, как тебя отблагодарить?! Вот… Вот, у меня есть кое-что…

– Не надо, – спокойно покачала головой Гермиона, и гость, суетливо шарящий в карманах, поднял на нее недоверчивый взгляд. – Пусть ваш ребенок будет здоровым, а у меня и так уже всё есть.

Она бросила взгляд в окно, где во дворе на натянутой меж двух столбов веревке сушились мужские рубашки и штаны. Мистер Уирби, бормоча слова благодарности и не веря своему счастью, попятился к двери, но Гермиона уже не обращала на него внимания: на тропинке, ведущей к хижине, показалась Рут Шелби. Уже минул второй год, как справили их свадьбу со старостой, Джоном Шелби, а детишек им бог так и не послал. Сплетницы шептали, что на молодой и красивой Рут лежит проклятье, но Гермиона знала, что это не так. Она вынула из шкафчика бутылочку с уже готовой настойкой золотого корня, которую миссис Шелби втайне подливала старику Джону в эль. Если делать это регулярно, то уже через пару месяцев мерин должен снова стать жеребцом, а Рут – понести.

***

Долгий стук в дверь вырвал Гермиону из спокойного сна. Что-то случилось, она это чувствовала: страх был разлит в воздухе, а еще – тяжкое душащее ощущение чужого горя. Подняв голову, она увидела в темноте на фоне окна, через которое проникал тусклый свет ущербной луны, силуэт сидящего на кровати мужчины.

– Дэмьен…

– Не вставай. Я разберусь.

Он поднялся, нащупал штаны и рубаху и, наскоро одевшись, вышел в коридор.

– Кого недобрая принесла в ночной час? – рявкнул он, но без особой злобы, и распахнул дверь.

– Где она?! Дэмьен, где она?! Я не шучу! – староста Шелби был разъярен и, судя по голосу, готов был броситься на вышедшего к нему мужчину с кулаками.

– Что случилось, Джон?

– Рут! Твоя ведьма отравила мою жену и ребенка! Я нашел бутылки из-под дьявольского снадобья в её комнате ! Она думала, я не знаю, к кому она бегает каждую неделю! Оливия! Я знаю, что ты там! Выходи, ведьма!

– Успокойся, Джон! – в голосе Дэмьена отчетливо звучало предупреждение, но, судя по звукам возни, староста никого не желал слушать. Он пришел с единственной целью – отомстить.

Накинув халат и теплую шаль, Гермиона выскочила на крыльцо, где Дэмьен уже заломил руки Джону и собрался спустить его со ступенек.

– Мистер Шелби! – её звонкий холодный голос заставил обоих мужчин обернуться и на миг забыть о неравной схватке, в которой дородный приземистый староста, в жизни не державший в руках ни топора, ни вил, не имел никаких шансов против высокого мускулистого наемника, способного убить голыми руками.

– Оливия, иди в дом, – бросил Дэмьен, но Гермиона упрямо подошла ближе, прищурив глаза.

– Я не травила Рут, мистер Шелби! – громко и уверенно проговорила она. – Вы не хуже меня знаете, что ваша жена приходила ко мне за снадобьем против вашего мужского бессилия! И оно сработало, если она смогла понести! Вот только вся деревня слышала, как вы вечерами поколачивали свою беременную жену! Вы сами убили Рут и ребенка, мистер Шелби!

Оба мужчины застыли, пораженные словами Гермионы, но в следующий миг удивленное лицо Джона исказилось яростью.

– Как ты смеешь, дерзкая сука?! – взревел он, но тут же взвыл от удара по лицу, нанесенного Дэмьеном. Из разбитого носа хлынула кровь, и староста упал на колени.

Гермиона повернулась и открыла один из шкафчиков, стоящих в коридоре. Быстро перебрав многочисленные баночки и бутылочки, она достала одну и бросила под ноги Джону.

– Настойка крапивы. Поможет остановить кровь. Мне очень жаль Рут, она была хорошим человеком. Но теперь её не вернуть. Убирайтесь из моего дома, мистер Шелби, и забудьте сюда дорогу! – отчеканила она и, зябко кутаясь в шаль, ушла в дом.

– Ты слышал Оливию, Джон, – прогудел голос Дэмьена. – Пошел вон!

***

На закате на озере было тихо. Ребятишки уже накупались и разошлись по домам, а влюбленные парочки предпочитали менее сырые места. Можно было спокойно собрать лирный корень, не привлекая ничьего внимания.

Еще раз хорошенько оглядевшись по сторонам, Гермиона достала палочку и произнесла заклинание, чтобы отпугнуть гриндилоу, которые поднимались из глубины на поверхность, чтобы поохотиться, лишь в темное время суток. Скинув тяжелые башмаки и подвязав подол платья, Гермиона прошлепала босыми ногами по илистому берегу озера и спустилась к воде. Тучи комаров тут же радостно накинулись на новую жертву и, еще раз оглядевшись, она произнесла отталкивающее заклинание. От скрупулезного отбора подходящих для зелий корневищ её отвлек скрип деревянных досок у берега слева. Приглядевшись, она различила в сгущающихся сумерках фигуру мужчины, прыгающего с мостков в воду. Он был без рубашки, в одном исподнем, и Гермиона тут же зарделась, узнав в нем Дэмьена. Вынырнув, он откинул намокшие темные волосы назад, а мускулистая грудь светлым пятном выделялась на черной глади озера. Укрывшись в прибрежных зарослях аира, Гермиона продолжила работу, изредка поглядывая на плавающего мужчину. Её мужчину.

Вдруг он коротко вскрикнул и резко ушел под воду. Раздался громкий плеск, а затем Дэмьен вынырнул, и на его груди алым расцвели маленькие кровавые пятнышки, расположенные по кругу. Следы зубов. Гермиона, забыв про корзинку, бросилась в воду. Гриндилоу всегда атаковали стаей, и у одинокого пловца, тем более магла, не было против них ни единого шанса. Время будто остановилось, пока Гермиона изо всех сил плыла к середине озера, где Дэмьен сражался против водных тварей как лев, судя по громкому плеску и будто вскипевшей воде. Нырнув, Гермиона убедилась, что она права, но человек уже проиграл битву стае водяных чертей, которая утаскивала его все глубже.

– Асцендио! – вынырнув, прокричала она, и вода, забурлив, вытолкнула из себя искусанного и поцарапанного Дэмьена, истекающего кровью. Гермиона плохо помнила, как снова наложила чары, отпугивающие гриндилоу, и вытащила Дэмьена на сушу. Судорожно нашарив в оставленной на берегу сумке пару бутылочек с зельями, она влила их ему в горло, и он закашлялся, приходя в себя.

– Оливия! Как ты здесь оказалась? – Дэмьен сел и помотал головой, приходя в себя. И тут же его глаза испуганно расширились, когда он увидел, как укусы на его теле затягиваются, будто их и не было. – Что за чертовщина?! И что за твари были там, в озере? Никогда не видел ничего подобного. Набросились стаей, и я уже попрощался с жизнью!

Гермиона всхлипнула, представив, что могло бы произойти, не окажись она этим вечером на озере. Её мужчина просто пропал бы без следа, и она никогда не узнала бы, что с ним случилось.

– Не плачь, всё в порядке, – Дэмьен уверенно обнял её и усадил к себе на колени. – Это ты вытащила меня? Но как? Как ты справилась с этими тварями? И как смогла дотащить меня до берега?

– Я должна тебе кое-что рассказать, – прошептала Гермиона, решительно вытаскивая палочку. – Дэмьен, я… не просто травница. Я чародейка.

***

Теплая летняя ночь была особенно прекрасна своими звездами, рассыпанными над головой, как драгоценные алмазы на дорогом бархате. Сидя на крыльце с чашкой травяного настоя в руках, вдыхая сладковатый аромат цветущей розовой вечерницы и смотря в небо, Гермиона чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. В доме спал уставший после дневных хлопот Дэмьен, отведавший её сытного пирога с рыбой и поспевшего как раз на днях яблочного вина. Снадобье от ожогов для кузнеца было готово, как и настойка бадьяна для старой Мэг, и можно было позволить себе просто насладиться вечером, никуда не спеша.

Они появились из-за угла молча, и ни один звук не выдал их приближение, кроме треска чадящих факелов. Впереди шли мужчины во главе с Джоном Шелби, но женщины тоже не отставали. Вся деревня.

За ней пришла вся деревня.

Гермиона встала, чувствуя, как холодеет на сердце. Ведь в доме спал её возлюбленный. При мысли о нем её охватил ужас: даже самый опытный воин не справится с такой огромной толпой, пусть сплошь состоящей из крестьян, вооруженных вилами и топорами. Нужно увести их от него, отвлечь, пока Дэмьен не бросился на её защиту навстречу верной гибели.

– Мистер Шелби, – холодно проговорила она, поднимаясь и оказываясь лицом к лицу с людьми, которых она много лет лечила снадобьями и зельями, ни разу не взяв за свою помощь и медяка. – Я не ждала гостей так поздно.

– Замолчи, ведьма! – взревел староста, и толпа слаженно поддержала его, потрясая факелами. – Больше ты никого не околдуешь и не сведешь в могилу! Найдена еще одна жертва твоих злодеяний, и на сей раз тебе не сойдет это с рук!

– Еще одна жертва? – спокойный голос Гермионы мгновенно заставил возмущенных людей замолчать, и она поняла, что они её боятся. Что же наговорил им Шелби, если те, кто исправно год за годом приходили к ней за помощью, теперь возжаждали её крови?

– Эндрю Пим мертв! – провозгласил Шелби, и толпа разразилась обвинениями и ругательствами в адрес «проклятой ведьмы», погубившей лесника.

– Старый Пим пил, не просыхая! – понимая, что им все равно, упрямо сказала Гермиона. – Я долго пыталась вылечить его больную печень, но тщетно!

– Ты отравила его! Так же как мою дорогую Рут! Сжечь ведьму! – прокричал староста, и толпа с готовностью подхватила клич, медленно, пока еще нерешительно, начав наступать.

Гермиона потянулась к магически расширенному карману платья, где хранила палочку, и похолодела: её там не было. Бросив взгляд на выступивших вперед старосту, кузнеца и еще нескольких самых крепких мужчин, она зашарила взглядом по траве под ногами, но палочки нигде не было видно.

– Не это ищешь? – вдруг раздался за спиной родной голос, и Гермиона застыла с заледеневшим от жуткого предчувствия сердцем. Обернувшись, она увидела возлюбленного со своей волшебной палочкой в руках.

– Дэмьен? – испуганно пролепетала Гермиона, и теперь её охватил настоящий ужас. Он выглядел совсем не так, как она привыкла его видеть. Вместо легкой кольчуги и плаща наемника на нем была серая мантия, подпоясанная простой бечевкой, а на груди сверкал серебром большой крест на толстой цепи.

– Я епископ Дэмьен Броуди, главный инквизитор Кентский и Эссекский, – хладнокровно глядя на Гермиону, сказал он.

– Что? – прошептала она, не веря своим ушам. Раненый наемник, которого она подобрала у дороги почти при смерти и выходила, оказался охотником на ведьм, втершимся к ней в доверие, чтобы убедиться, что она действительно умеет колдовать?

– Ты не это ищешь? – Дэмьен поднял ее волшебную палочку, а затем одним движением разломил пополам.

Гермиона вскрикнула: она всей кожей ощутила, как лопается древесина клена, обнажая свое сердце – перо сокола. Если обман возлюбленного причинил ей душевную боль, то потеря палочки отозвалась болью почти физической. В глазах помутилось, и она сперва не поняла, что кто-то схватил её за предплечье.

– Ведьма лишена своего дьявольского инструмента! Теперь она не сможет никого околдовать! – провозгласил Дэмьен, и Гермиону дернули куда-то в сторону, потащив за собой.

– Ты так долго ждал. Полгода, Дэмьен… мы прожили вместе полгода… – прошептала она вышагивающему рядом спокойному инквизитору, но кто-то отвесил ей пощечину, разбив губу, и она услышала полный ненависти голос Шелби:

– Заткнись, ведьма!

– Не волнуйся, Джон, – звучный голос Дэмьена легко перекрывал выкрики толпы. – Без палочки её слова ничто. Да, Оливия, ты оказалась не такой сговорчивой, как другие травницы, и я ждал целых полгода, пока ты явишь мне свою мерзкую дьявольскую сущность. Терпеливо ждал, пока ты решишься довериться мне…

– И всё это время не гнушался спать с ведьмой? – выкрикнула Гермиона, которую уже беззастенчиво хватала, пинала и рвала на ней одежду почуявшая вседозволенность толпа.

– Я принес свое тело в жертву во имя веры и благой цели! – рявкнул инквизитор. – На костер ведьму!

И тогда Гермиона увидела его – огромное кострище, сложенное на околице деревни. Прямо посередине был вкопан высокий столб, и при виде него Гермиона впервые ощутила настоящий страх. Она слышала от матери, научившей её всему, что некоторые волшебники умеют колдовать и без палочки, но сама она этого не умела.

Дэмьен лично привязал её к столбу под крики и улюлюканье толпы.

– Подлец! – прошипела она ему и плюнула в лицо. Броуди лишь ухмыльнулся, отерев щеку.

– Храбришься, ведьма? Если бы твоя мать не сглупила и все-таки отправила тебя в Хогвартс, тебя наверняка взяли бы на Гриффиндор, – прошептал он ей на ухо и дернул её за волосы цвета воронова крыла, заставив посмотреть на него. – Удивлена? Ты думала, я жалкий магл? О нет. Я представитель древнего магического рода…

– Ты сквиб! – выплюнула ему в лицо Гермиона и тут же получила еще одну пощечину. Лицо Дэмьена застыло непроницаемой маской, и она поняла, что права. Тогда, отвернувшись от Броуди, она обратилась к жителям деревни:

– Добрые люди! Я всегда помогала вам! Лечила! Отдавала свои снадобья, не прося взамен ничего! Так вы решили отплатить мне?

Толпа затихла, но никто не решился высказаться в защиту ведьмы, обвиняемой Святой инквизицией в порочной связи с нечистым и колдовстве. Тогда Гермиону охватили отчаяние и ярость:

– Будьте прокляты вы все и ты, Дэмьен! Вы сгорите точно так же, как и я! И будете пылать адским пламенем вечно!

– Хватит! – отрезал Броуди. – Оливия Джеймсон, ты обвиняешься в колдовстве и пособничестве дьяволу! Я, епископ Кентский и Эссекский, выношу тебе смертный приговор! Поджигайте!

Удар локтя инквизитора – и Гермиона потеряла сознание.

***

Боль.

Бесконечная, безграничная боль. Она пропитала все естество и выплеснулась наружу, превратившись в неудержимую сокрушительную ярость. Порыв ураганного ветра размел костер с догорающими останками, и Гермиона где-то на краю сознания поняла, что изувеченное огнем тело, от которого уже мало что осталось, когда-то принадлежало ей. Но сейчас это уже было неважно. Теперь она была ветром, кинувшим в лицо своре убийц сноп огня, разметавшим угли, так что занялась сухая трава, позволив пламени дотянуться до дерева. Аккуратно сложенного и плотного подогнанного друг к другу дерева, из которого были сделаны жилища её убийц. Треск огня, грохот рушащихся балок и крики сгорающих заживо людей звучали песней, победной песней её мести за свою преданную любовь и обманутое доверие.

Песнь восторга слилась с завыванием ветра, и Гермиона промчалась над деревней, хохоча и плача. Но вдруг взгляд выхватил одинокую фигуру человека в серой мантии, спешно седлающего коня. Животное вставало на дыбы и не желало слушаться, страшась разбушевавшегося вокруг огня, и человек злобно хлестал его кнутом, цедя сквозь зубы ругательства. Восторг снова сменился яростью и жаждой мщения. Но просто сжечь предателя, предводителя своры убийц, Гермионе показалось мало. Страстно, до безумия захотелось снова жить, обрести плоть. И наблюдать, как мучитель медленно сходит с ума и угасает, а затем умирает, бесполезный и никому не нужный. Собаке собачья смерть.

Кровожадный огонь, убивший её, вдруг стал источником силы. В него вплелись крики жителей деревни, и их муки подпитали Гермиону. Она рванулась, с усилием преодолевая неведомое сопротивление, и вдруг её окутали твердость металла и человеческое тепло, нагревшее его. А затем сознание медленно угасло, будто этот рывок отнял последние силы, и Гермиона уснула. Чтобы проснуться несколько лет спустя внутри креста на теле епископа Дэмьена Броуди, главного инквизитора Кентского и Эссекского.

***

Гермиона открыла глаза и увидела свое отражение, которое смотрело на нее когда-то с неподвижной глади озерной воды. Длинные волосы цвета воронова крыла, бледная, почти прозрачная кожа, упрямо вздернутый носик и холодные бесчувственные глаза, которые в тот раз светились теплом и любовью. Вдруг откуда-то всплыло имя – Оливия. Так её зовут. Или нет?

Гермиона потерла раскалывающиеся от боли виски и снова подняла взгляд. Отражение не двигалось, и её охватил страх. Разве они не должны повторять каждое движение человека? А потом из самых глубин сознания появилось еще одно имя – Драко. Её возлюбленного зовут не Дэмьен, а Драко! И она сама вовсе не Оливия! А Гермиона! Её зовут Гермиона Грейнджер! Как она могла забыть!

– Зачем… – голос был хриплым, и пришлось прочистить горло, прежде чем снова попытаться заговорить: – Зачем ты показала мне всё это? Я словно прожила твою жизнь… и умерла твоей смертью… Зачем, Оливия?

– Это всё, что у меня осталось, – голос призрака был печальным, но очень красивым: звучным, переливчатым, как будто хрустальным. – Воспоминания о прошлом. Привидения сотканы из них. Каждая душа, не пожелавшая уйти на ту сторону и задержавшаяся здесь, – всего лишь воплощенные воспоминания и эмоции. Я показала тебе их, потому что хотела, чтобы ты знала. Чтобы ты поняла меня.

Глядя, как призрак сожженной волшебницы отплывает чуть дальше, к лежащему на полу без сознания Поллуксу, Гермиона почувствовала, как её мозг, одурманенный видениями прошлого, снова начинает работать с прежней быстротой.

– Что случилось с Дэмьеном? – спросила она, нервно запуская руку в и без того растрепанные волосы. Её охватило знакомое свербящее чувство, как бывает всегда, когда загадка, над которой долго бьешься, готова вот-вот решиться. Не хватало лишь одного маленького кусочка пазла для полной картины.

– Он умер, – отозвалась Оливия, и её красивое лицо исказилось гримасой злорадного удовлетворения. – Обезумел и сам шагнул с крыши своего собора. Самоубийца. Теперь он горит в адском пламени, как я и обещала.

– Сам шагнул? – Гермиона вспомнила то чувство сонного бессилия, которое охватило её… нет, Оливию, когда душа проникла в крест епископа Броуди. – И сколько тебе понадобилось времени, чтобы он сам шагнул с крыши?

Оливия улыбнулась, но её глаза оставались холодными, отчего улыбка была похожа на звериный оскал.

– Почти десять лет. Я была очень слаба поначалу, поэтому он с легкостью сбрасывал оковы моего влияния на него. Но я была терпелива и медленно, шаг за шагом подтачивала твердыню его разума, пока та не рухнула. Это отняло все мои с таким трудом накопленные силы, а ярость больше не подпитывала меня, ведь месть свершилась. После смерти Дэмьена я несколько веков спала, надежно укрывшись внутри его креста. Мне повезло: медальон сохранился, сменяя хозяев, и жернова истории не перемололи его вместе со мной. Пробудившись опять, я заново начала собирать силы, приглядываясь к происходящему вокруг, наблюдая и изучая изменившуюся за прошедшие века жизнь. И с каждым годом мне всё больше нравилось то, что я видела. Вдруг я ощутила, что это не конец, что я не сгорела когда-то давно на костре. Я почувствовала, что впервые со дня смерти Дэмьена у меня возникло какое-то желание, совсем не похожее на жажду мести, наполнявшую мое существование смыслом, а меня – силами. Я снова захотела жить.