Текст книги "Первопричина 3: СССР, любовь и магия (СИ)"

Автор книги: Stereoman

Соавторы: Артём Соболь
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

Глава 32

Ближе к обеду, все включая Грибочкину перемещаются на участок Громовых, где уже всё готово. В беседке накрыт стол. Тихонов со своими жёнами здесь. К удивлению Игоря, развесёлой троицы пока нет. Все садятся, Сидор приволакивает ещё литр настойки и после первого стакана, закурив папиросу, делая вид что Игоря здесь нет, начинает общаться с Тихоновым и Ивановым.

– Итак, товарищи родственники, пора подвести итоги и решить кто что дарит на свадьбу. От нас с Нино – машина, плюс деньги. Немного, тысяч десять. Кухонный гарнитур, новый, ещё упакованный. Стенка, хорошая, тоже новая, и телевизер. Тот здоровенный «Рекорд.» Диагональ два метра. Самуил, ты?

– Я? Задал ты вопрос, дружище, – качает головой Иванов. – Деньгами помогу. Пусть сами что нужно покупают. Ну и, с меня путёвки, на всех. На Кубу. А там пляжи, море, пальмы. Экскурсии по джунглям. Николай Андреевич, а вы?

– А я смотрю на жениха, – глядя на Игоря улыбается Тихонов. – Смотрю и думаю, у него сейчас глаза выпадут или чуть попозже? Товарищи, мне кажется вы сильно торопите события. Я всё понимаю и сам тянуть не хочу, не по нашему это. Но и вы поймите, Игорь не отсюда и такая спешка для него, немного пугающий фактор. Да и потом…

Что именно потом Тихонов не говорит. Но улыбаясь двигает Игорю бутылку лимонного сока.

– Так кто торопит? – посмотрев на это разводит руками Сидор. – Пусть встречаются, узнают друг-друга, а на следующий год…

– Исидор! – показывая кулак повышает голос Нино.

– Ладно, как школу закончат, – поднимает руки Сидор. – Так всё-таки, Андреич, что подаришь?

– Хм-м-м… Ты же не отстанешь? Ладно. Подарю деньги. Пусть сами решают что им надо. Остальное потом, когда квартиру или дом получат. Это уже как они решат. Также, могу предложить Елене работу в нашем НИИ, такой специалист нам будет полезен. Марию тоже пристроим…

– Так я это, – поднимает руку Грибочкина. – Я подруга, просто. Ага.

– Я могу и подруге семьи помочь, – не веря её словам щурясь кивает Тихонов. – А вы знаете что? Вы пока посидите, а мы с Игорем до магазина прогуляемся. А то ни шампанского, ни сладостей. Ну и покурим заодно.

Игорь и Тихонов тут же удаляются. Сидор и Иванов начинают спорить. Женщины наседают с расспросами на Лену с Таней. За воротами… По мнению Игоря, если Тихонов сейчас скривиться, укажет на него пальцем и скажет – твоя душа теперь моя. То… И всё-таки Игорь поверить не может что такое сходство возможно. Ну вылитый Кэри Хироюки Тагава.

– Николай Андреич… – мямлит Игорь.

– Всё нормально, не нервничай, – улыбается Тихонов. – Я не ругаться тебя позвал. Скорее наоборот, поблагодарить.

– Даже так?

– Да, Игорь, именно так, – закуривая и предлагая Скворцову сигарету кивает Николай. – Ты парень умный, по тебе сразу видно. И хоть из-за упёртости довёл мою дочь до нервного срыва, нашёл в себе силы и поступил как мужчина. Хотя… Упёртость. Судя по количеству лимонного сока, тебе сейчас не из-за убеждений плохо. Совсем тяжело?

– Невыносимо, бать. Невыносимо. Спать, есть, даже просто расслабиться, пока Маша сок в меня силой не влила не получалось. Боль такая…

– Боль? В первый раз слышу.

– И в последний. Через секунду вы всё забудете. Я уже всем говорил. Директору, одноклассникам, девушкам своим, Грибочкиной. Они слушают, но не слышат. А потом вообще забывают. Вот и вы…

– Я всё помню, – смотрит на меня Тихонов. – И я попробую разобраться. Сейчас, запишу на всякий случай. Слушай, а ты знаешь, тогда в кабинете директора, это не первая наша встреча.

– Да вы что. А…

– Лечил твою маму. И тебя. Проводил операцию. Ага, в институте. Тогда я кое-что узнал. Можно сказать, благодаря тебе, позже я спас Женю. Хм-м-м… Знаешь что, о том что тебе больно, больше никому не говори. Это очень странная история и будет лучше если знать о ней будем только мы. Теперь… Я подумаю как помочь тебе. Но ты про сок не забывай. Пей как можно больше. Сменим тему. Ты знаешь про особенности Женьки. Девушка инвалид, вызывающая у всех отвращение. Ты для неё подарок судьбы. Нет, не думай что она просто ухватилась за единственный шанс. Женька не такая, у неё характер. Просто ты ей понравился и это о многом говорит. Плюс запечатление. Но всё-таки… Я рад. Знаешь, я уже отчаяться успел. А тут ты…

– Вам, как я думаю, тоже тяжело было.

– Ещё как, – качает головой Тихонов. – Знаешь ли, очень трудно вынести, когда не можешь обнять своё дитя. Когда любишь всем сердцем, но банально не можешь взять её за руку. Мы привыкали два года. Да, целых два года мы не подавая вида помогали ей учиться ходить, занимались с ней и усиленно тискали. А когда укладывали нашу драгоценность спать, целовали её, убегали в ванную и все втроём, и её старший брат рыдали от невыносимых ощущений. Мы долго смотрели как Женька живёт одиночкой и всё больше и больше замыкается в себе. Как вдруг, в одночасье, всё изменилось. В ней загорелась любовь к жизни. В первый день вашего знакомства, она пришла домой совершенно другой. Первым делом, даже спрятанные таблетки выкинула. Конечно, я заменил смертельную дозу снотворного лёгким успокоительным, но… Я рад что ты здесь. Спасибо тебе.

С этими словами, Тихонов останавливается и кланяется. Игорь, поскольку аниме смотрел, повторяет его действия. Выпрямляется…

– Николай Андреевич…

– Ёсимасу Тодо, – улыбается он. – Моё настоящее имя. Хотя, кроме жён и КГБ его никто не знает. Да и я стараюсь забыть.

– Благодарю за доверие. А почему так?

– Долгая история. Ты, Игорь, когда-нибудь слышал про отряд семьсот тридцать один?

– О Господи…

– Да-да, – нервно усмехается Тихонов. – Лучше бы я тоже не слышал.

Пока они идут, Тихонов рассказывает как всё было. А было очень интересно и даже страшно. В сорок пятом, молодой двадцатипятилетний врач Ёсимасу Тодо, получает приказ о переводе в исследовательский лагерь. Тогда ещё убеждённый в проводе Императорской идеологии Тодо, радуясь скорой победе над варварами, быстро собирает вещи и отбывает под Хабаровск. В тот же день, всё его мировоззрение рушится. Через неделю пребывания в лагере «Лес Божественных Деревьев» Тодо начинает понимать, что всю жизнь ему врали. Что монстры не там, не зад линией фронта, а здесь, в лагере. Те ужасы, что видит молодой врач, потрясают его до глубины души. Цинизм сотрудников зарождает в душе ярость. Видя как врачи и учёные творят ужасные вещи и проводят бесчеловечные опыты, Тодо от чувства позора даже самоустраниться собирается. Переломный момент, в жизни так и несостоявшегося изверга наступает после операции, если это зверство можно так назвать. На его глазах, коллеги вскрывают и разбирают на органы ребёнка. От чего Тодо приобретает уверенность, что с этим филиалом ада надо заканчивать.

После долгой подготовки и поиска единомышленников, Тодо добавляет в еду, разработанный им же токсин замедленного действия. Через трое суток, охрана и руководство засыпают. Тодо открывает двери камер и загонов. Вооружает пленных, выдаёт им лекарства и одежду. Сам собирается остаться чтобы лично уничтожить извергов. Однако, советские солдаты, утаскивают его с собой. Что они говорили, не зная языка Тодо не понимал. Однако, решив что умереть в плену русских будет лучше, пошёл. Русские же, прихватив документацию, руководство и несколько охранников, пошли к своим.

Потом было долгое разбирательство, несколько месяцев лагеря. Ну, а потом вызов к начальству и предложение искупить вину. Так Тодо становится полевым медиком, берёт винтовку, сумку и отправляется на фронт. Где доказывает что свой и ему можно верить. И ему верят. Учат языку, помогают и видя как он старается принимают. Ну, а дальше, сильнейшее облучение арданиумом, открытие способностей. Конец войны и попытка найти себя в изменившемся мире. Что получается.

– Мне имя в окопе дали, – уже подходя к магазину улыбается он. – Солдат один, ему после взрыва фосфорного снаряда глаза обожгло. Я к нему, помощь оказать, а он меня за друга своего принял. Так я и стал Колей.

– А Тихонов? – спрашивает Игорь.

– Тихим был, много слушал когда язык учил. Вот так и получилось. Сначала звали Тихоней, а потом Тихонов. У нас это семейное. Аха-ха-ха… Нда… Тяжёлое было время. Уж сколько лет прошло, а все эти ужасы до сих пор перед глазами стоят. Дети, женщины, солдаты, все те кого эти изверги замучили. Они видятся мне, стоят, смотрят на меня. И знаешь, мне от этого никогда не избавиться. Неважно сколько я спасу, скольким помогу и дам новую жизнь. Те несчастные…

– Так вы же не виноваты…

– Виноват, Игорь, виноват. И я, и мой род, и весь мой народ. Все мы. Но знаешь что, здесь я счастлив. Мне нравится политика партии. Нравится что Союз отвергает расовые предрассудки и неравенства. Нравится что я, врач, могу помогать всем без исключения. Что мои открытия и достижения работают на благо всех, всего Советского народа. Нравится… Извини, прошлое покоя не даёт. Не хотел портить тебе настроение своими проблемами. Да и бредни старика…

– На старика вы не похожи.

– Тем не менее, мне семьдесят восемь. Хотя да, ты прав, ощущаю я себя, едва ли на тридцать. Так, идём быстрее, не хочу пропускать праздник по случаю знакомства. Надеюсь у тебя серьёзные намерения?

– Самые-самые, – часто кивает Игорь и пока Тихонов не видит уныло вздыхает.

Ну и заодно понимает, что теперь ему точно не отвертеться. Совсем, никак…

Некоторое время спустя. Игорь.

После похода в магазин и разговора возвращаемся, садимся за стол. И как только садимся, из дома выходят они. Оля, Женька и Маша. Все трое… Оля в коротком цветастом сарафане. Женя в белой блузке с галстуком и короткой юбке. Маша в обтягивающем топе и ещё более короткой чем у Жени юбке, но на ногах гетры.

Все с причёсками и легким макияжем на лицах. Они подходят к столу, здороваются и присаживаются.

– Ну как? – в своей манере спрашивает Оля.

– Улёт, – закрывая мне рот рукой кивает Лена. – Долго готовились?

– Ещё вчера начали, – отводя взгляд мямлит Женя. – Извините.

– За что? – удивляется Лена. – Вы так старались.

Что это с ней? Её подменили или что-то сделали? Или…

Начинается пьянка, для меня с лимонного сока. Лена с Таней беззаботно общаются со всеми. Девушки надувшись от важности хихикают и строят мне глазки. Сидор наливает. Странно ведёт себя только Грибочкина, но кроме меня этого почему-то никто не замечает. Особенно её интересуют Лена с Таней и Женя

Она, несмотря на то что пьяная, подмечает каждое их движение. Её глаза как прицелы и этими прицелами она смотрит за обстановкой. Как хорошо поддатый Сидор, во время рассказа очередной увлекательной истории расходится и называя Лену с Таней дочками обнимает их. И нет, на него их особенность не действует. А вот на остальных исправно работает. Не на всех, мамы Женьки тоже этого не замечают. Рахиль и Нино Вахтанговна же, несмотря на то, что мило общаются и даже обнимаются, к Лене с Таней стараются меньше прикасаться.

Так же вскрывается то, что Оля и Маша, перестали реагировать на Женю. Сидят рядом, обнимаются. Что вообще происходит?

Поймав на себе взгляд Грибочкиной, достаю сигарету и предлагаю ей отойти на покурить. Как только выходим за ограду, хватаю её и прижимаю к забору.

– Ух, Игорёк, не здесь же, – закатывая глаза притворно стонет она.

– Ну и что это? Что за слежка? Сидишь, наблюдаешь. Зачем?

– Интересно.

– Не ври мне

– Я серьёзно. Огоньку дай. Спасибо. А ты чего разнервничался?

– Подозрительно всё это, – отойдя и сунув руки в карманы говорю. – Прости. Нервничаю. Сама понимаешь. Меня только отпустило.

– Тут радоваться надо, а ты. Такие невесты… Так и представляю себя среди них. Шучу. Или не шучу. Сама не знаю. Но запечатление было, я уверена.

– Значит не шутишь. Странная ты, Машенька. Красивая, но странная.

– Не страннее вас всех. Кстати, в понедельник, перед походом, зайди ко мне, сдай анализы. Если можешь сам, если нет то Лену позови. А если что, то я тебе помогу.

– Маш!

– Нервный ты, – затягиваясь ворчит Маша. – И шуток не понимаешь. А ещё ты вредный. Ты же уже мой! Чего артачишься? Ладно, пойдём. А можно я тебя обниму?

– Нет.

– Даже чуть-чуть?

– Чуть-чуть можно. Всё, покурили, идём.

Надо узнать у Лены что за хрень с ней творится. Или… Нет, с ней разговаривать бесполезно.

Дальнейшие посиделки проходят без приключений. К вечеру, все начинают расползаться. Первым уводят перебравшего и плачущего о том что его дочка выросла Иванова. За ними начинают собираться Тихоновы. Однако спокойно уйти им не даёт пьяная Грибочкина, которая вспоминает о важном деле и утаскивает Тихоновых и Рахиль на разговор.

Мои, помогают убраться, моют посуду, после чего, получив от Сидора литрушку настойки, идём продолжать уже к нам. Все, то есть я и пятеро. И тут странно… Почему Лена ведёт себя спокойно? Что-то задумала?

У нас, садимся в беседку, пока девушки готовят закуски подготавливаю баню. Закуриваю и со стороны наблюдаю за ними. И, ебстественно, замечаю очередную странность. Маша и Оля, хоть им не очень приятно, со страшной силой липнут к Лене и Тане. Стараются обнимать их, держатся за руки. Не забывают и про Женьку, которую просто тискают.

Возвращаюсь к ним, присаживаюсь, обнимаю Лену и тут же привалившуюся ко мне Иванову. Оля наливает выпивку, подаёт стаканы…

– А вот и я! – заваливается на участок Грибочкина.

Идёт, у беседки теряет равновесие, падает и…

– А чего так скучно? Вы что без музыки? О! Я придумала! Давайте танцы устроим. Так, как эта штука называется… Стриптиз! Шеста нет… Хрен с ним, на ящике станцую.

Ящик тут же оказывается притащен к беседке. Грибочкина включает на телефоне музыку, с трудом забирается на «сцену» и начинает извиваться. В ритм не попадает, однако старается. Распустив волосы что-то изображает, наклоняется и виляет задом.

– Маш? – глядя на неё спрашиваю. – Я вот всё понять не могу… Ты на самом деле дура или прикидываешься?

– Я комбинирую, – расстёгивая шорты хихикает Грибочкина. – А теперь самое интересное! Шорты нафиг, лифчик тоже. Ух!

Снять шорты не получается, Грибочкина падает на траву. Тут же встаёт и продолжает, но уже на земле. Лишние предметы одежды улетают в сторону, сидящая рядом Иванова закрывает мои глаза рукой.

Грибочкина, судя по звуку забирается на ящик, музыка заканчивается.

– Ну как? – спрашивает она.

– Кажется, это было лишним, – ворчит Лена. – Иди спать ложись.

– А в баню? Я что, зря ехала? Нет, нифига, мыться пойдём все.

– Ты себе это как представляешь? – убрав руку Ивановой спрашиваю. – Мы все, разденемся и пойдём в баню? Все мы? В баню? И там будем мыться?

– А что? В чём проблема? Нет, ну если ты стесняешься, можешь после нас идти. Лен, что ему опять не нравится?

– Маш, а ты не перегибаешь? – спрашивает Лена.

– Ну если чуть-чуть. Хорошо, давайте устроим голосование. В нашей семье равноправие, значит… Кто за, поднимите руку.

Руку поднимают сама Грибочкина и Оля, впрочем последняя видя мой взгляд руку быстро опускает.

– Теперь кто против?

Руку поднимаем мы с Женей. Остальные…

– Два за, два против, – стоя на ящике задумчиво бормочет Грибочкина. Ну, давайте уже, разрешите эту ничью. А я пока выпью.

Тряся голой грудью и вихляясь, Грибочкина подходит к столу, хватает полный гранёный стакан, выдохнув выпивает его, мотает головой и икнув падает пластом назад. Падает и больше не шевелится.

– Умеет же она отдыхать, – качая головой заключает Лена. – Игорь, давай-ка её в дом.

Затаскиваю бессознательную Грибочкину в дом, бросаю на диван. Лена укрывает её простынёй, приносит тазик и ставит у кровати. Приволакивает табуретку, ставит на неё стакан воды и бутылку минералки. Поправляет на Грибочкиной простынь, убирает с лица волосы и немного подумав, целует в лоб. Улыбаясь отходит…

– Вы более близки чем я думал.

– Ну да, – хихикает Лена. – Ты не обращай внимание. Машка, она хоть и дура, но хорошая. Ей тоже нелегко.

– Ага… Хлебала как верблюд на водопое.

– Игорь! Не надо так! Она…

– В семью брать будем? А что, вы подруги, глядя на вас могу сказать что как сёстры. Запечатление у нас случилось. Да и задница у неё…

– Игорь, блядь… Не беси меня, шутник хренов. Пошли, нас там ждут. Хотя ты знаешь. Вот это вот блондинистое чучело. Как бы тебе сказать. Скажу как есть. Её я бы приняла с распростёртыми объятиями. Так что, если ваше запечатление подтвердится… Я не против. Но только давай без загонов.

– Лен…

– Что? – хмурясь выдаёт она.

– Люблю тебя.

– Дурак, – широко улыбается она.

– Прости меня, Лен. Я не знал что всё так получится. Я…

– Нормально всё, – обнимая меня вздыхает Лена. – Это должно было случится. Буду брать пример с Кошки, она вообще не парится. Да и девчонки не особо заморачиваются. Идём…

Возвращаемся в беседку. Выпиваем, закусываем, курим и обнимаемся. Лену и Таню целую, остальных пока стесняюсь. Да и они тоже. Что странно.

Через два часа, решаем что пора расходиться. Выпиваю сок, побольше, и иду провожать девушек, но как только выхожу за ворота…

– Мы сами дойдём, – улыбается Иванова. – Сейчас проводим Женьку и пойдём спать. – Спасибо за такой чудесный день и приятный вечер.

– Да я то что…

– Целуй! – напирает на меня Оля. – По-настоящему.

Киваю, обнимаю девушку и целую в губы. На что она стискивает меня жадно, но очень неумело целует. Судорожно дышит… От алкоголя или потому что в этом мире в край охренел, позволяю себе чуть больше дозволенного. Запускаю руки под платье, глажу бёдра и сжимаю попу. От чего Громова вскрикивает, хихикая отталкивает меня и облизывая губы грозит пальцем.

Ко мне подходит Женька, обнимает и заранее предупредив что руки распускать не стоит, целует меня. И если Ольга умеет хоть что-то, то у Женьки это точно первый настоящий поцелуй. Однако поцелуй прекрасный.

Маша Иванова, даже подходит с трудом. Кое-как, на негнущихся ногах. Подходит, задыхаясь быстро целует и отбежав прячется за Ольгу. Девушки машут руками и хихикая удаляются.

– Ну, мир не такой уж и развратный. Да, ведут они себя более чем как… Кхем… Но тем не менее, они скромные и… Светить задницей не стесняются, а поцеловаться… Да и ладно. Надо привыкать.

Возвращаюсь, слышу смех из бани, заваливаюсь туда и вижу сидящих на полке женщин. Все в мыле, они сидят и хихикая гладят друг друга большими розовыми губками. Обе смотрят на меня, улыбаются и манят пальцами.

– Я просто обязан к этому привыкнуть, – раздеваясь улыбаюсь.

Подхожу и уже пытаюсь присесть к ним…

– Нет стой, не двигайся, – окатывая меня тёплой водой строго говорит Лена и начинает мыть меня. – Сегодня всё будет так, как мы захотим.

– Оу…

– Да, – собирая волосы в хвост улыбается Таня. – Мы в кино видели. «Развратные мамочки» называется, там очень похожая на наш случай история. Стой, не двигайся.

– Стою…

Таня улыбаясь встаёт на колени, подмигивает Лене, облизывает губы и…

– Ух…

Глава 33

Утро, просыпаюсь от поглаживаний по волосам, хватаю Лену, укладываю рядом. Понимаю что она в футболке, хихикая задираю её, целую её грудь, урча провожу языком по соску, обхватываю его губами и втягиваю…

– Ох… – слышится томный голос. – Ещё…

Так, стоп! Голос, это не Лена, не Таня, вообще не Женя и далеко не Оля с Машей. Это…

Открываю глаза, поднимаю голову и вижу кусающую губы Грибочкину. Выплёвываю сосок, вздыхаю…

– Два вапроса, Мария Андревна. Два… Какого хера ты делаешь в моей кровати? И какого хера ты делаешь в моей кровати голая?

– Не в твоей, а в нашей, – улыбается она, обнимает и показывая чудеса силы стискивает меня. – Так это, мимо я проходила.

– Маш!

– Ну чего? Лена с Таней ушли, а я внизу замёрзла. Думаю пока никого нет погреюсь у тебя, а ты раз и проснулся, ещё и приставать начал, извращенец. Я виновата в том, что ты свои животные позывы сдержать не можешь? Ты продолжай, они надолго ушли. Можешь даже ниже спуститься… О! А давай в позе шестьдесят девять. Ты кстати как предпочитаешь, сверху или снизу?

– Маш! – пытаясь выбраться, но понимая что Грибочкина в разы сильнее и у меня ничего не получится выдыхаю и обнимаю её. – Ты что, качаешься?

– Когда пьяная, – ещё сильнее стискивая меня урчит Грибочкина. – Если ты про спорт, то нормативы в армии сдавала на отлично. Сто пятьдесят от груди жму, тридцать раз. Бег, подтягивания, плавание, стрельба, всё на высоте.

– Понятно. А…

– А Лена в попу даёт? А Таня? А хочешь попробовать?

– Мария Андревна…

– А что? Мы же запечатлены! Да и в секрете это сохраним. А ты когда-нибудь пробовал? А хочешь попробовать? В попу хочу!

– Иди! – пытаясь оттолкнуть её восклицаю, но понимая что из объятий мне не вырваться выдыхаю. – Поехавшая. Нет, не пробовал. Те с кем я встречался в том мире, как бы не одобряли. Машенька, подай сок. Мне что-то нехорошо.

– Ну и дурочки, эти твои подруги, бывшие – вставая чешет голову Маша. Крутится, замечает на тумбочке бутылочку, подаёт мне и морщась смотрит как я пью. – Ладно, не буду торопить события. Ты всё равно мой и теперь никуда от меня не денешься. Вставай, завтрак на столе в беседке. Лена с Таней ушли на реку с Нино, Рахиль и Тихоновыми, просили позаботиться о тебе. А ты? Мало того что чуть не трахнул, так ещё и изводишь меня.

– Извини, не проснулся.

– Бывает, но если хочешь нахлобучить меня…

– Маш! Не спеши… Честно скажу, хочу. Очень хочу, но давай не будем торопиться. У нас Лена не забывай.

– Хм-м-м…

– Чего?

– Да так, – указывая мне ниже пояса хихикает Маша. – Ты не торопишься, а вот твой дружок, кажется изнемогает. Смотри как напрягся. Вы вот что, порешайте с ним, если надумаете то скажите. Или может пока никого нет…

– Да блин! Сгинь отсюда!

Смеясь Грибочкина убегает к лестнице. Там резко останавливается, задирает футболку и шлёпает себя по заднице.

– Ух, хороша. Но есть вопросы. Маш, а тебя давно из дурдома выпустили?

– Недавно, но какой ценой, – хихикает она. – Мне от престола отречься пришлось. И с братьями по разуму с Плутона все контакты прекратить. Вот так. Спускайся, извращуга, завтрак стынет. Самые вкусные блинчики, приготовлены с любовью, нежностью. Тесто сиськой взбивала. Жду в беседке.

Долбанутая… Больше ну никак не назовёшь. Отправить бы её… На Плутон. Нда, вот только этой блондинистой курицы мне для полного счастья не хватало. Может меня прокляли? Хотя… Чего это я? Мне нравится. Если отправлю Машку в открытый космос, своим ходом до Плутона, то учитывая запечатление сам же и ломанусь догонять. Интересно, а этих запечатлений у меня сколько будет?

Встаю, одеваюсь, привожу себя в порядок, спускаюсь вниз и зевая топаю к беседке. Грибочкина уже там, глядя в телефон курит и быстро что-то печатает. А на столе и правда стопка блинов. В чашечках сгущёнка, как обычная так и варёная, два вида варенья, паста из грибов «клубничников.» Молоко и чай на выбор.

– Откуда у нас молоко, – сворачивая блин и макая его в сгущёнку спрашиваю.

– Подоилась с утра. Ты меня так возбуждаешь, что лактация началась. Ты попробуй, вкусно.

– Лактация? Так она вроде после родов наступает. Или я ошибаюсь?

– В редких случаях при сильном возбуждении, – набирая текст бормочет Грибочкина. – У нас другие правила. А что, у Лены с Таней не было? Странно.

– Альтернативная физиология.

– Не то чтобы альтернативная, Игорёк. Костей у нас столько же. Органы такие же. Основные отличия с железами внутренней секреции, наша эндокринная система немножечко другая и работает по другому. Есть несколько лишних желёз. Ну и ДНК. В этом плане мы отличаемся сильнее. По белковому составу тоже.

– Понятно, что нихрена непонятно. Ладно. Кому пишешь? Хахелю?

– Ну да, прощальное письмо, – бормочет Маша, наливает себе стопочку и выпивает. – Так и так, мы расстаёмся. Нашла настоящую любовь. Теперь есть кому блины по утрам жарить. Вопрос можно?

– Ну…

– Тебя по утрам минетом будят?

– Кха… Нет.

– Ага! – подскакивает Маша. – А…

– Я с закрытым ртом сплю. Да и других мужиков в нашем доме нет.

– Ой дурак, – качает она головой. – Сам дурак и шутки у тебя дурацкие. Ну, а ты хочешь?

– Маш, прекрати, а. Ну серьёзно, не смешно уже.

– А я и не смеюсь. Ты подумай. Характер у меня конечно не сахар, но это от недостатка мужской ласки. Я быстро в норму приду. Ночь-две…

– Подожди.

– А если…

– А говорю подожди.

– Даже если твои женщины согласятся?

– Маш, они согласятся. Я в этом уверен. Но как согласятся, это уже другой вопрос. Может быть тихо, может быть с радостью. А может быть снова через истерики с присвоением мне звания кобелины. Понимаешь, Лене очень тяжело. Я сомневаюсь в том, что она тебя сразу с нами спать уложит.

– А вечером она по-другому говорила, – нагло улыбается Маша. – Она поняла что от запечатления не отказаться и не отменить.

– Запечатление… Как же оно меня задолбало. Вопрос закрыт. Давай ждать.

– Давай, – встав тянет руку Маша. – Давай! Но если твои женщины будут не против, ты берёшь меня к себе без всяких вопросов. Взамен я отдаю тебе всю любовь и нежность на какую способна. Идёт?

– Маш, к чему всё это? Ты же местная. Ты знаешь что всё это будет. Запечатление есть. Я не отказываюсь от тебя. Да блин я сам хочу видеть тебя с нами. Всё время. Я прошу лишь подождать.

– Ух! Ну всё, совсем скоро, ты меня на руках в ЗАГС заносить будешь. Понял?

– Понял, я не против.

Нда… У меня уже шесть. Я же сдохну. Мне же их не вывезти. Хотя, если сдохну, то приятной смертью. Убит силой любви.

– Так, всё, – хлопнув в ладоши выдаёт Маша. – Ешь, посуду сам помоешь. А мне в город пора. Ты сиди здесь, я сейчас мимо проходить буду, можешь попялиться на мою задницу. Или… Переодеться поможешь?

– У меня руки жирные, так что нет. Да и потом, вдруг я тебя обнять захочу. А в таких обтягивающих кожаных штанах, я не сдержусь, переобниму и вы… В общем ладно.

– Сучонок, ты мне за всё ответишь. Как только всё наладится, я с тебя не слезу. Всё, мне пора.

Почему я больше не удивляюсь? Привык наверное. Ну да, человек зверь такой, ко всему привыкает. Или сок помогает? Вот уж не думал что лекарством для меня окажется эта дрянь. Хотя…

А блины и правда вкусные. Надеюсь про молоко она пошутила? Или…

Хватаю стакан нюхаю, пробую… Нет, нормальное. Сладковатое немного. Пошутила значит. А отказался бы я? Нет ну это уже какое-то извращение. Пить грудное молоко. Хотя… Мне и чая на трусах хватило.

Сижу ем, макаю блины в варенье и грибную пасту. Нахожу пасту потрясающе вкусной. Настолько что без блинов съедаю её ложечкой. Запиваю молоком.

Вскоре из дома, облачённая в кожаный костюм вываливается Грибочкина. Пошатываясь и кривляясь проходит мимо. Ставит шлем на стол, крутится на месте. Бросив ключи наливает себе стопочку, выпивает…

Хватаю ключи и прячу в карман. Нагло улыбаюсь Маше и продолжаю есть.

– Верни, – вытянув руку хмурится она. – Игорь, верни, мне в город ехать надо.

– Ты в сопли. Разбиться хочешь?

– Но мне надо! – обиженно надувает губы Маша. – Отдай

– Когда проспишься. А теперь в дом иди. И чтобы о поездке не слышал. Всё поняла?

– Вредина. Ладно.

Провожаю взглядом убегающую в дом Машу. Слушаю как она чем-то грохочет. Вытираю салфеткой руки, закуриваю…

– А Машка куда? – подходя к беседке спрашивает Лена.

– Привет любимая. А Машка. Ты не поверишь, но она чуть пьяная в город не улетела. Теперь сидит, козни строит.

– Ты о чём? – непонимающе смотрит на меня Лена.

– Если бы я сам понимал. Если в кратце, то твоя подруга, по причине запечатления решила прибиться к нашей семье. Наверное из-за запечатления. Ну или любовь с первого взгляда. Или какие-нибудь свои причины. Может КГБ приказало…

– С чего ты взял? – напрягается Лена.

– Ну, вокруг меня крутятся интересные люди. Причём некоторые, крутятся слишком быстро. А ты случаем не из КГБ?

– Я? – указывая на себя руками спрашивает Лена. – Игорь, где я, а где КГБ? Ты ещё Таню подозревать начни. А что, Комитет Государственной Безопасности он такой, каждую учительницу затащить готов. Так что с Грибочкиной?

– Боюсь, что втрескалась твоя Грибочкина и запечатлилась. Собирается с вами на счёт себя договариваться. Ты кстати блины попробуй, очень вкусные.

– Я знаю, мы с Таней их с утра нажарили. Кстати в плане готовки, у нашей Тани просто золотые руки. Всё получается. Не то что моя яичница.

– Лена, Леночка, – затягиваясь улыбаюсь. – Это была самая вкусная яичница в моей жизни. Пообещай хоть иногда готовить мне её.

– Подхалим… Обещаю. Так что с Грибочкиной? Нас и так у тебя пятеро. А тут шестая нарисовалась.

– А у меня выбор есть? Может если отмолчимся она отстанет? Ну или… Цемент в тазик, ноги её туда и как схватится на речку. Вариант?

– Лучше давай подумаем, – качает головой Лена.

Улыбаясь подсаживается ближе, снимает очки и хихикая прижимается ко мне.

– Моя жизнь, похожа на сладкий сон, просыпаться не хочется. Игорь, это всё правда?

– Да, – обнимая Лену улыбаюсь.

О том что моя жизнь напоминает кошмар, благоразумно молчу. Момент не хочу портить.

– Откуда молоко? – кивнув на стакан спрашивает Таня. – У нас же не было.

– Маша говорит что сама подоилась, – поднимая стакан киваю. – Мерзко, но вкусно.

– Тебе серьёзно нравится?

– Я думал она пошутила. Эх… Блин, вкусно. Попробуйте.

****

Поездка на дачу, несмотря на то что случилось много безумных, откровенно пугающих и немного неприятных моментов, остаётся в прошлом. Хотя… Приятных и полезных моментов произошло всё же больше. Многое узнал, от родственников.

Например здесь есть такое понятие как престиж. Понятие необычное, можно сказать как карма в какой-нибудь игре. Но в тоже время до предела простое и понятно. Престиж, влияет на многое. На отношение к тебе, зарплату, будущую пенсию.

Если просто, то для поднятия престижа, тебе надо работать и адекватно вести себя. Работаешь пять дней в неделю, по восемь часов, без прогулов, престиж растёт. Работаешь по десять, престиж растёт быстрее. Вырвался в передовики, твою фотку вешают на доску почёта, престиж взлетает как ракета. А это бонусы, премии, всеобщее уважение. Чаще путёвки в санатории и на курорты.

Уронить престиж, намного легче. Загулял, что бывает, лови минус. Подвёл коллектив невыходом на работу, минус больше. Устроил дома пьяный скандал, довёл до вызова милиции, твоя рожа будет висеть на другой доске, доске позора. Что для местных страшное оскорбление, до которого никто доводить не хочет.

Ещё, здесь, у местных, немного другой менталитет. Все хотят вырваться в передовики, работа для всех более чем святое. Поэтому просто уходить на пенсию, здесь считается моветоном. Конечно, пенсии никто не отменял. Дорабатывай до шестидесяти лет и всё, даже документы подавать не надо. Государство само всё оформит. Но поскольку здесь умудрились победить старость, на отдых если и уходят, то не все. Многие отдохнув год, максимум два, возвращаются.

Работают все. Самуил работает, Тихонов работает. Даже Сидор, которому скоро девяносто, несмотря на то что уже тридцать лет получает солидную по местным меркам пенсию, неплохие выплаты за звезду героя Советского Союза и за многие другие награды. Пять дней в неделю, работает тренером, тренирует молодняк, то есть сборную Лазаревска по многоборью.