Текст книги "Твои грехи...(СИ)"
Автор книги: София253
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Уже ко второму уроку Яна успела накричать на охранника, что стал ей на ногу и даже не извинился, на школьника, слишком громко кричавшего что-то странное, на учителя литературы, который не смог дать весомых аргументов на подтверждение своих мыслей. Безумно злая и сонная, она пошла в кабинет физики, чтобы забрать тетрадь в Ирины Владимировны, которую она забрала на проверку.
– Почему ты плачешь, ангелочек? Нимб свой потеряла? А крылышки кто оборвал? – писклявый девчачий голосок разрезал тишину и вывел Яну из собственный мыслей. После этой совершенно не смешной шутки кабинет наполнился громким смехом и аплодисментами. Когда Рыбакова зашла в кабинет, она увидела толпу народа, через которую она с трудом увидела Ольгу Шервинскую – эта девушка училась в параллельном классе. Красивая, невысокая брюнетка с карими глазами и родинкой на щеке. Худая, но спортивная, одета в черную обтягивающую юбку и синюю блузку с массивными рукавами и обута в черные лаковые туфли на высоком каблуке. Ольга стояла в окружении нескольких своих одноклассниц и других ребят. Среди парней она узнала только Влада Мельникова – одноклассника Максима и Петра Целина. Шервинская, как и всегда, сильно подвела свои глаза и нарисовала яркие красные губы, создавая образ дешевой девочки. Около них, сжавшись в комочек, стояла Злата, поджимая губы и сдерживая слезы от последних слов.
Как они посмели тронуть ангела?
В Рыбакову словно дьявол вселился. Жар от простуды только распалял вулкан, бурлящий внутри девушки, как бензин огонь. Глаза немного потемнели, а губы сложились в тонкую полоску. Кулаки до предела стиснуты, даже боли от ногтей, которые жестоко впивались в кожу, она не чувствовала.
Вам пиздец, ребятки…
– Мне будет интересно услышать историю о том, как тебя чуть не изнасиловали. Где это было? Здесь? – гадкая улыбка исказила лицо Ольги. Она взглядом приструнила ликующую толпу, призывая их молчать, и осмотрела этот кабинет. Злата все помнила. Эти касания. Эти смешки. Эту боль в душе. Такая девственно-белая в один момент могла почернеть. Это страшно. – Может, ты хочешь закончить начатое? И повторить это не один раз? Парни помогут… Я права? – она ехидно улыбнулась, когда услышала поддержу учеников. Вот сука, на публику играет. Чувствами и страхами людей. Так пыталась делать ее бабушка, но была резко приструнена колкой фразой и надменным взглядом. – Давай я…
– …пойдешь нахуй? – на этот голос обернулись все ученики и моментально расступились перед Яной. Ровная спина, твердый голос и едкий взгляд. Она огнем своего взгляда растопит ее, как самый хрупкий лед. Уверенная походка и эта улыбка заставили коленки Ольги подкоситься, на такую противницу она не рассчитывала. Ей даже обычного ученика было трудно заткнуть, а тут Рыбакова с миллионом тузов в рукавах. – Они – за, я – тоже. Тебе дверь придержать? – Яна кивает головой на выход и улыбается. Темноволосая всегда знала, что Шервинская не обладала ораторским искусством и даже на одном уровне не стояла с Яной. Мелкая мушка, которую пришло время убить.
– О, Яна… – удивленный взгляд. Ольга испугалась, вся эта ехидность просто исчезала, оставляя место животному страху. Видимо, этой бестии было что скрывать, и Рыбакова узнает о всем. – Ты продолжаешь вести себя, словно ты супергерой? Ненавижу лицемерных. Считаешь себя выше и круче нас? – этот писклявый голос отдался эхом в голове девушки, и она даже прикрыла на секунду глаза. Температура росла, как и злость к этой «мушке». Решила пойти в наступление? Как мило, но это ее не спасет.
– Считаю, что тебе сейчас очень не повезло, – злой взгляд, от которого передернуло большинство учеников. Толпа больше не ликовала, они смирно стояли и внимательно вслушивались в каждое слово девушек. – Ты теперь клоун? Смешишь людей бесплатно… Только жаль, что не смешно, – этот надменный взгляд, который Яна не использовала так давно. Шервинская дернулась и поморщилась. «Клоун» – далеко не самое лучшее прозвище. – А я вот никогда не любила цирк, не потому что я боялась клоунов, а потому что считала их глупыми. Смешить людей ценою своего достоинства и чести – глупо… Оглянись, Оля, они не с тобой смеятся, а с тебя, – Яна развела руками и оглядела толпу. Злате стало лучше, теперь она с удивлением и даже неким интересом рассматривала представление. Белое, словно мука, лицо Ольги, перепуганные глаза и смешки толпы.
Куда же делся клоун?
Уехал вместе с цирком.
– Беги, девочка, пока она не придавила тебя к стенке и не открыла все твои тайны, которые ты неумело так прячешь, – Мария появилась совершенно неожиданно. Легкая улыбка скрасила ее пухлые малиновые губы, и теплый взгляд осмотрел толпу. Она увеличила мощь Яны в глазах учеников еще в несколько раз, ведь Глазкова всегда скептически относилась к таким девушкам, считая их пустышками. Так почему эту девушку с зелеными глазами она ставила выше себя, позволяя ей медленно, но уверенно занимать престол?
Просто Мария понимала, что сигареты ей больше не помогают…
*
Ветер жизни иногда свиреп,
В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно, когда черный хлеб,
Страшно, когда черная душа.
© Омар Хайям
Свобода. Именно это чувство всегда преследовало Яну на крыше. Ей хотелось медленно развести руки в стороны и взлететь, как главные героини в разных фантастических фильмах. Но, к сожалению, в реальной жизни она бы не взлетела, а – разбилась. Маша же чувствовала здесь умиротворение из-за полного отсутствия людей. Такая тишина ей давала возможность покурить и подумать о жизни.
– Ты хороша, – улыбнулась Глазкова, выходя на крышу и опираясь на небольшое ограждение. Легкие порывы ветра сразу подняли ее волосы и начали медленно то поднимать, то опускать их. Яна зашла за ней и стала около входа, чувствуя это приятное покалывание в кончиках пальцев. – Такому таланту не стоит пропадать. Ты уже думала, на кого будешь поступать? – легкая улыбка проскользнула на красивых губах, правда, в медовых глазах стояла стена из боли и безысходности.
– Ты же позвала меня не обсуждать мое будущее… – это не был вопрос, это – утверждение. Рыбакова прекрасно понимала, что Марию совершенно не интересует ее будущее, ей просто нужно было как-то начать разговор и проверить – надежный ли Яна человек. – Тишина и этот взгляд мне скажут даже больше, чем ты хочешь, поэтому говори сама то, что нужно, – твердый, ровный голос заставил Марию судорожно вдохнуть воздух и резко обернуться. Она больше не держала такую ровную осанку, а уголки губ плавно опустились и эти красивые губы задрожали.
Больно.
Безумно больно.
Глазкова поправила высокий хвост и рывком села на пол, опираясь спиной на одну из стен школы. Она больше не могла стоять. Ей тяжело, словно на ее спине огромный груз, который не дает ей возможности даже стоять, даже дышать, даже плакать. Яна внимательно проследила за резкими движениями… подруги и медленно подошла к ней, а потом села. Было немного холодно, и кожа уже давно покрылась мелкими мурашками, но то, что она ощущала от Марии, не давало ей просто уйти.
– Я беременна, Ян, – эти слова заставляют темноволосую резко выпрямиться и удивленно посмотреть на собеседницу. Это, наверное, первое в списке, чего не ожидала девушка. Если бы не эта атмосфера, то Рыбакова подумала бы, что это развод или шутка, но эти кристальные глаза и легкая, но фальшивая улыбка говорила совершенно обратное. – В классе восьмом я была влюблена в мальчика. Его звали Кирилл. Глава элиты, своеобразный «бедбой», хулиган и задира – лучший вариант для маленькой, глупой и влюбчивой школьницы. Я была уверена, что он не обратит на меня внимания и тогда мне хватало только его существования. Но однажды, как в сказке, на осеннем балу, Кирилл среди всех этих бесконечно привлекательных и милых девушек обратил внимание именно на меня. Он пригласил меня танцевать медленный танец под песню Басты. Я не помню, о чем она, как и тот танец. Я помню только легкие касания и нежную улыбку. Этот парень знал, как очаровывать, и я попала под его чары. А через неделю он ночью ворвался в мою комнату, сквозь окно, на втором этаже особняка, чтобы взять с собой на гонки. Это был первый раз, когда умничка-Маша сбежала с дома, это был первый раз, когда я ехала на байке, это был первый раз, когда я дышала полной грудью, отдаваясь чувствам с головой, – Глазкова улыбнулась и медленно опустила взгляд в пол. Воспоминания захватывали ее, окуная в мир из иллюзий и снов. Это рассказывала Мария, а Яна вспоминала свою поездку с Максимом на байке. Две сказки, но с разными же концами, правда? – Потом он каждый день дожидался меня со школы и провожал домой. Это были прекрасные дни. Я влюблялась все сильней и сильней… Здесь было так тепло и приятно, – Маша схватилась рукой за блузку в области сердца и нежно улыбнулась. Тогда она подняла голову на небо и Яна повторила ее движения. Там далеко летели птицы. Свободные. Независимые. Поэтому и прекрасные. – Я помню первый поцелуй, первые объятия и даже мелкую ссору. А также я помню тот момент, когда отдалась и страсти, и чувствам… и ему. Первый раз. Не думаю, что тебе интересно, больно ли это, и была ли кровь, да и мне тогда это было не так важно. Мне был важен только он, – Мария зашарила руками по карманах. А тогда она вытянула пачку сигарет. Получив отказ от Яны, она подожгла свою и вдохнула в себя порцию никотинового дыма. Легкие моментально расслабились, и больше их не сжимало.
– А как все было дальше? – до этого молчавшая Рыбакова подала голос, переведя взгляд на Машу. Сейчас она выглядела расслабленной, но темноволосая понимала, что чувствует эта девушка. Эта молчаливая истерика ей так знакома. Буквально еще вчера она задыхалась от такого же чувства. Яне было крайне важно услышать продолжение истории, но Глазковой нужно было время.
Cold bones, yeah that’s my love
She hides away, like a ghost
Does she know that we bleed the same?
Don’t wanna cry but I break that way
Cold sheets, but where’s my love? **
© SYML – Where’s My Love
– Как все было дальше? По старинке, – она испустила истерический смешок и затянулась. – Спор. Вся его любовь, чистые чувства, романтика – это все спор, понимаешь, блять? Сначала я думала, что меня развели его дружки, но он подтвердил. Я расплакалась, как и любая другая девочка бы сделала, а затем решила стать сильной и независимой. Похудела, привела себя в форму, начала делать карьеру модели, да и помаленьку забывать его, – Маша посмотрела на красивый золотой браслет на своей руке. Несколько дорогих камушков, блестящие золото и милая бусина в виде сердечка. Наверное, его подарок. А если хорошо вспомнить, то Рыбакова всегда его видела на запястье девушки. Даже на некоторых глянцевых фотографиях в журналах. Всегда. – Он выпустился, а я переключилась на Сережу. Неделю назад он объявился. Зашел в мою комнату снова через окно, когда я читала книгу и пила чай. Это было неожиданно, да и у него было такое лицо, словно он ошибся, но потом я увидела такой родной ехидный взгляд и лукавую улыбку. «В гости можно?» – то же самое он говорил несколько лет назад. Потом последовал долгий разговор, но только не о прошлом. Он не хотел вспоминать, а мне было бы очень больно. Кирилл помог мне спуститься со второго этажа, и мы пошли гулять. Почему я согласилась? Не знаю. Наверное, хотела создать иллюзию для себя, что мы еще вместе, чтобы было легче, хотя бы на минутку. А когда вернулись, в порыве страсти, занялись сексом. Естественно, о защите мы думали в последнюю очередь, снова отдаваясь чувствам с головой, – Глазкова улыбалась, – а теперь я ношу под сердцем плод его лжи и моей любви, – одна слеза скатилась по щеке, оставляя влажную дорожку.
– Выброси эту дрянь, – Яна выхватила с рук Марии сигарету и, затушив об пол, отбросила. – Всегда мечтала это сделать, – на эти слова Глазкова легко засмеялась, хотя по щекам продолжали идти слезы. – Скажи об этом горе-отцу и тогда решите, что делать, – именно этого от нее ожидала Маша. Совета сказанного неоспоримым голосом, чтобы она обязательно послушалась. – Аборт – это, конечно, убийство, но в шестнадцать лет иметь ребенка – хуже. Тогда ты убиваешь не только это дитя, а и себя, – Рыбакова никогда не осуждала других. Не потому, что сама творила и похуже, а потому что неумела. Чувства – это сила, под их властью можно и молнию подчинить.
Над ними пролетело несколько птиц.
Над ними кружило несколько осенних листьев.
Над ними светило еще пока теплое солнце.
А в их жизни кружилась в танце сказка.
Сказка, которая вскоре превратилась в кошмар.
*
А назавтра опять мне играть свою роль
И смеяться опять невпопад
Помнишь, ты говорил, что любовь – это боль?
Ты ошибся. Любовь – это Ад.
*
Напиться водки сухой,
Влюбится в тебя вновь,
Но очень крепкие у нас напитки
И очень слабая у нас любовь…***
© Андрей Малярик
С урока химии Яну отпустила учительница музыки, которая безумно просила ее занести все папки с нотами со второго этажа в подвал. Кстати, в подвале Яна никогда не была, ей не нравился этот затхлый запах и полумрак. Она помнила только то, что все кабинеты в подвале нерабочие и туда редко кто ходит. Ее сердце всегда резала тревога, сдавливая легкие, когда она, на несколько минут даже, спускалась в это огромное помещение, но отказать этой милой учительнице невозможно.
Надежда Сергеевна – двадцатидвухлетняя женщина очень милой внешности. Низкая, миниатюрная по комплектации, иногда, казалось, что она одна из учениц и ее очень легко можно сломать. Одевалась она довольно прилично: в строгие костюмы и небольшие каблуки, которые, в принципе, ничего особо не меняли. Ее светлые волосы цвета солнечных лучей от природы красиво завивались, поэтому она только иногда совсем чуть-чуть закалывала назад, оставляя милую челку. Эта женщина, несмотря на очень женственную внешность, могла поставить своим невинным голоском и легкой шуткой на место даже самого большого сорвиголову. А также Надежда в юности занимала далеко не последние места в различных вокальных конкурсах.
Неся довольно тяжелые папки, Яна думала о многом. Ее интересовал бал, до которого осталась всего неделя, ее интересовали отношения Светы и учителя информатики. Единственное, о чем эта девушка не хотела думать – это Максим.
Но ей стоило тогда задуматься об этом в первую очередь…
А также Рыбакова заметила что, весь день Чижов был сам не свой. Он будто потерялся в своем маленьком мирке и отчаянно не хотел возвращаться в реальность. Тарас, как маленький мальчик, закрылся в комнате и крепко держал дверь, когда кто-то хотел войти, или просто выпустить его. На шутки друзей он с опозданием потерянно улыбался, а отвечал как-то безжизненно и очень расплывчато. Отсутствовала эта присущая ему расчетливость и четкость. Яна пыталась позвать его уже несколько раз, но каждый не закончился успехом. Парень был слишком далеко отсюда мыслями, поэтому не слышал.
Чую ногами дно,
Крепко стою теперь,
Я потерял давно
Даже список потерь.
Как только Яна спустилась по лестнице и вошла в подвал, ее нос сразу начал резать запах пыли и сырости. Здесь он был слишком резким и сильным. Девушка нажала на включатель света, и длинный коридор моментально зажегся десятками ламп. Множество разных коробок, старые парты, стулья. Яна подошла к старому шкафу и всунула на нижнюю полку папку.
Рояль…
Прекрасная мелодия рояля слышалась из старого кабинета музыки. Он находился в конце длинного коридора. Эта нежная, местами грустная музыка и очень…одинокая? прямо заставляла тяжело и рвано дышать, а на глаза наворачивались слезы. Сильная и глубокая мелодия. Убрав все страхи, Яна приставила кулак к груди, ведь чувствовала там это странное ощущение всепоглощающей тревоги и пошла вперед, на звук музыки.
Старая дверь, на удивление, открылась без скрипа, который так привычный для таких массивных дверей, тем самым не спугнув музыканта. В комнате стоял мрак, только небольшой светильник рядом с роялем освещал это помещение, давая возможность Рыбаковой увидеть столь талантливого человека. Черные немного завитые волосы, худые острые плечи, но мужская фигура. Его тонкие пальцы легко касались клавиш, почти невесомо. На его губах застыла грустная улыбка, а брови нахмурены.
Тарас был слишком сосредоточен. Слишком не здесь. Слишком одинок.
Он даже не заметил, когда Яна подошла ближе и осторожно присела на стул, который стоял недалеко от него. Рыбакова слышала этот тихий стон просьбы, так надежно спрятанный в этой мелодии. Она даже не подозревала, что Чижов так красиво играет на рояле, что он вообще умеет играть. Эта мелодия вдохновляла.
Наверное, каждый слышал такую фразу: «мелодия души»? Именно она сейчас струилась с рояля, который с легкостью поддавался игре и контролю пианиста. Эти ноты словно скакали по душе девушки, наполняя пустоту одиночеством и вдохновением. Танцы, пение, музыка других инструментов – это все лишнее. Здесь не нужно было даже слов. Достаточно этой эмоционально сильной мелодии и закрыть глаза.
Одиночество вдохновляет.
Последние ноты оказались высокими. Тарас играл только на правой части рояля, все также не замечая присутствия постороннего. Эта музыка, словно волна, накрыла его. И это приятнее, чем окунутся в депрессию.
Со стороны послышались хлопки. Такие же одинокие, как и эта мелодия. Тарас не спешил оборачиваться, возможно, он до сих пор не пришел в себя, а, возможно, он боялся увидеть кого-то слишком чужого, который не поймет его. Но осторожно, с некой опаской, Чижов все же повернулся в сторону девушки. Расслабленная, отчего немного сгорбленная, с легкой улыбкой и нежностью в глазах. Легкий выдох. Теперь Тарас расслабился, ведь она свой человек.
– Ты знаешь, что такое быть использованной? – странный вопрос так легко вылетел со рта парня, будто это та мысль, которая все время кружилась в голове Чижова. Яна ожидала всего, но только не этого, поэтому она даже растерялась на минуту. Но парень не нуждался в ответе, ему было плевать, что она скажет, ведь это ничего не изменит. Но Рыбакова все же покачала отрицательно головой и увидела, как Тарас откинулся на спинку кресла. – Я тоже нет, – эти слова удивили ее даже больше, чем вопрос. – А Алина знает… – Яна даже понятия не имела, кто такая Алина, но она отчаянно понимала, что ей пришлось совсем не легко. – Моя мама дружила с детства с одной девочкой, они учились в одной школе, потом в одном университете, тогда работали на одной работе. У обоих на левом бедре находится татуировка в виде знака бесконечности. «Навечно» – вот, что твердила моя мама и ее подруга, когда их спрашивали, сколько они уже дружат. Суть в том, что никогда не было точного ответа сколько, всегда был ответ, что они будут дружить вечно. Позже моя мама познакомилась с моим будущим папой, а ее подруга – с другом моего папы. Состоялась двойная свадьба. Потом родился я, а через полгода Алина, – Тарас тяжело выдохнул и легко улыбнулся. Ему было неважно, слушает ли Яна его, он просто говорил о том, что терзало его душу. – Алина была самым светлым человеком на этой планете. Своей невинностью и искренностью она лечила души. Она была всегда слабой морально, но всегда была счастливой. Я всегда не понимал: почему слабые так счастливы? – он немного засмеялся и развел руками в стороны, улыбаясь, а Яна не смела улыбаться. Почему, она не знала. Ей казалось, что это в тот момент стало б ее грехом. – А потом Алина влюбилась, и ее использовали, чтобы забыть другую, и выбросили, подобно маленькому котику. Теперь она в больнице, у нее начались проблемы с сердцем, – Чижов ударил по клавишам и они издали неприятный режущий уши звук, от которого девушка содрогнулась. Он хотел и жалостливо плакать, и метать, и рвать все. – Ян, – ее имя вызвало у нее мурашки. Еще никто не говорил его так. Так осторожно, так жалостливо, так чувственно, – почему этот мудак еще жив, если она почти мертва? – он словно провыл эти слова. Тарас не плакал, но эти слезы душили его изнутри, заливая соленой водой легкие, сердце и мозги. Все топилось в безграничной боли. Все умирало. – Где, черт возьми, эта справедливость?
– Справедливости нет, – твердый голос без капли сомнения и нечего не выражающие глаза заставили тело Чижова пронять дрожью. Как легко она это сказала, – есть только безграничная власть, – без капли сомнения, но уже с интонацией сказала Яна. Теперь она поймала взгляд парня и держала его прикованным к своим глазам и губам. Пусть смотрит. Пусть понимает. – Кто подохнет в деньгах, – Тарас все также внимательно смотрел на губы девушки, не оборачиваясь и вслушиваясь в каждую нотку ее голоса. Каждое слово, которое так легко вылетало со рта Рыбаковой, проливало свет на тьму, меняя многое в жизни этого маленького парня (!), – тот и будет играть за проигравшую масть, – интригующий шепот придавал этой незабываемой атмосферы этим словам. Яна не помнила, где выучила эти строчки. Было чувство, будто она знала их всю свою жизнь.
– Я буду ждать этого момента, – прошептал парень, смотря в глаза девушки, которая нежно улыбнулась ему уголком губ.
Справедливости нет,
Кто забудет, как мечтать,
упиваясь жестокой реальностью,
Тот, забывая как дышать,
Будет мучительно и долго умирать.
*
* – перевод этой песни звучит так:
«Обещаю,
Я клянусь сам себе не скатиться обратно к старой привычке.
Потому что разочароваться в любви – так больно, а любовь – сука.»
** – если вы решили послушать ее, то лучше включить акустическую версию, а перевод этой песни звучит так:
«Мертвые кости, да, это моя любовь,
Она скрывается как призрак,
Знает ли она, что мы скорбим точно так же?
Не хочу плакать, но я так тоскую,
Остывшая постель, но где моя любовь?»
*** – стих принадлежит украинскому писателю Андрею Малярику, и соответственно, оригинал написан на украинском языке, но, зная, что большая часть моих читателей – русские, я перевела на русский.
Оригинал:
«Напитись горілки сухої,
Закохатись у тебе знов.
Та міцні дуже в нас напої
і слабка дуже в нас любов.»
========== Часть 14. Обнажаясь ==========
На баре «синяя»
Мы танцуем под минимал
Да-да-да, ты красивая
Но таких как ты дохуя
© Элджей – Минимал
Последний рабочий день в этой недели радовал. Пятница всегда была и остается самым любимым днем всех школьников, по крайней мере тех, кто не учится в субботу. Школа гудела еще с самого утра, ведь сегодня учеников десятых и выпускных классов забрали на репетицию осеннего бала, который должен состояться ровно через неделю.
Но этой радости Яна не разделяла. Эта неделя выдалась самой тяжелой как морально, так и физически. Подготовка к различным тестам, контрольным и устным сдачам неплохо вымотала девушку, и недосып, а также – недостаток отдыха хорошо ударили по здоровью Рыбаковой, поэтому к концу этой недели она немного приболела. Теперь каждое утро она просыпалась с ужасным настроением и болью в голове и горле. К сожалению, одним из минусов девушки было то, что она портила настроение другим, если его не было у нее. Соответственно, поругавшись с братом и мамой, она выбежала из дома и быстрым шагом забежала в школу, даже не здороваясь со знакомыми.
Именно сейчас она стояла в актовом зале и внимательно смотрела на Екатерину Евгеньевну. Эта женщина умело управляла сонными и усталыми учениками, которые словно зомби повиновались каждому ее слову. Катя, как всегда, была роскошно одета. Белая облегающая блузка красиво подчеркивала тонкую талию и открывала вид на хрупкие ключицы, черная юбка-карандаш облегала округлые бедра и высокие каблуки дополняли образ.
– Выглядишь не очень, – задумавшись, Яна даже не заметила, как Екатерина подошла к ней и сочувствующе посмотрела на нее. – Белая, как смерть, с темными кругами под глазами, которые даже макияж не скрыл. И что это за бесформенная кофта на тебе? Неужели ты разучилась одеваться? – учительница внимательно смотрела на девушку, давая той возможность задуматься над ее словами.
– Ну, спасибо, – ироничный и саркастичный взгляд и голос Рыбаковой привлекли немного ненужного внимания, но, увидев строгий взгляд женщины, зеваки и любители подслушивать быстро испарились. – Я жутко хочу спать, меня раздражает буквально каждый в этом помещении, и еще у меня появилось желание убивать, – темноволосая, смотря просто вперед, говорила эти слова. Ее не интересовала реакция учительницы, сейчас ей просто плевать на все. Даже на тест по химии, к которому она даже не готовилась. Кстати, химию Яна совершенно не понимала.
– Как ты это делаешь? – именно этот вопрос привлек внимание девушки, она моментально обернулась и подняла одну бровь в немом вопросе. Зачем издавать лишние звуки, если эта женщина и так объяснит? – Как можно при таком ужасном внешнем виде оставаться такой же яркой и запоминающейся? Откуда этот талант? – риторический вопрос немного поднял настроение Рыбаковой, и она чуть-чуть улыбнулась уголком губ. Вот что, а льстить эта женщина умеет, причем очень профессионально. Шум в помещении немного увеличился, поэтому Яна и Катя решили отвлечься от беседы и посмотреть, что происходит. Судя по шепоту и томным выдохам, в актовом зале появился Табаков. И правда – парень собственной персоной в идеально выглаженной синей рубашке и черных джинсах, которые так сексуально смотрелись на нем, шел в сторону двух особей женского пола.
Как всегда превосходный и жутко идеальный.
– Вот и наша звезда, – улыбнулась Екатерина Евгеньевна и легко засмеялась. Настроение Рыбаковой немного поднялось, и она не чувствовала уже себя так ужасно. Даже казалось, что боль в горле уменьшилась. Девушка была благодарна Кате, но даже стандартного «спасибо» эта женщина не услышит. Уж такие у них отношения. – Бери его под руку, и старайтесь, по крайней мере, не убить друг друга в танце, – Катя улыбнулась, немного отходя от Яны. – И кстати, свитер тебе очень даже идет, – напоследок бросила учительница и, улыбнувшись, пошла строить остальных.
– Спасибо, – прошептала Рыбакова и улыбнулась. Да, Екатерина этого не услышала, но этого и не нужно было. Она и сама знает, что именно сейчас темноволосая ей безумно благодарна. Это же просто слова.
Как только Табаков подошел, Яна сразу почувствовала приятный запах его туалетной воды и запах дорогих сигарет, которые он почти всегда курил. Парень выглядел очень непринужденно и совершенно не заботился общей атмосферой и реакцией на его появление. Он внимательно посмотрел на Рыбакову, оглядел ее с ног до головы и ухмыльнулся.
– Что? – темноволосая осторожно покосилась на него и подняла одну бровь, складывая руки под грудью. Максим выглядел уж очень странно, и все его движение казались слишком расслабленными, будто этот парень выпил лишнего. Но алкоголь от него не чувствовался. Яна насторожилась, и ей даже захотелось отойти от него на несколько метров, чтобы не видеть этот взгляд, полный насмешки. Она даже не заметила, что их молчаливая беседа приковала внимание абсолютно всех в этом зале, даже учительница молча стояла и просто смотрела. Табаков будто знает ее самый сокровенный секрет и сейчас будет шантажировать ее.
– Ничего, – парень отвел взгляд, издав смешок, а затем снова встретился с ней взглядом. Ее бесила эта его игра, даже правила которой она не знает. Яне хотелось ударить его, чтобы не насмехался над ней, тем более, молча. Яркие изумруды пронзительно смотрели в его небесные глаза. Табаков видел, как злится его малышка и какое напряжение выдает ее взгляд. Тогда он медленно тянет к ней руку, и она внимательно следит за его действием. Максим осторожно касается ее лица и заправляет выбившуюся прядь с волос за ухо. Это вроде проявление нежности, но, черт возьми, эта ухмылка, этот горящий взгляд говорит обратное.
Как же долго он ее не касался…
– Пойдем? – он тянет к ней руку, и она продолжает следить за его движением. Осторожно, с некой опаской, словно Яна сейчас ее откусит, он протягивает ее ладонью вверх и улыбается. Так сексуально. Так притягательно. Так самоуверенно. Тогда Максим двигает кончиками пальцев, призывая девушку взять его за ладонь. И она протягивает свою руку. Так неуверенно. Так осторожно. Так чувствительно. Табаков чувствует, что что-то не так. Он заставляет поднять ее голову и взгляд.
Она смущена…
Безумно смущена…
Наверное, впервые в жизни он увидел ее такой. Девушка пыталась отвести взгляд, но парень уже увидел все, что хотел. И Максим улыбается. Теперь очень нежно и снисходительно.
«Боже, какая она милая…» – проносится в его мыслях, и от этого его улыбка становится еще шире.
– Чего улыбаешься? – этот смущенный тон и взгляд в пол заставляют его засмеяться, и Табаков, крепко держа ее за руку, ведет в центр зала, становясь около всех пар.
*
Уже четвертый урок, без остановок, несколько учеников тренировались. Екатерина Евгеньевна никому не давала пощады и не жалела совершенно никого. Она гоняла пары с места на место, не давая им даже возможности попить воды или сделать лишний глоток воздуха. Эта мелодия, которая включалась каждый раз, уже засела в мозгу и крутилась там, не желая покидать это место. И только к пятому уроку ученикам разрешили выйти на этот урок и привести себя в порядок.
Яна, купив воду, отправилась на крышу. Она уже давно сменила прежнюю одежду на спортивную форму. Сейчас ее фигуру подчеркивали белые лосины и красная майка с надписью «Eternity», что в переводе означает «Вечность». Дорога ей казалась безумно длинной и утомительной. Ноги уже немного дрожали от долгих движений, и жутко болели колени.
Как только девушка вышла на крышу, она сразу же сделала тяжелый вдох и почувствовала жжение в горле. Хорошо, что у нее с собой была спортивная кофта на молнии, которую она сразу же надела. Рыбакова открутила крышку и отпила небольшими глотками немного воды, а затем решила посидеть.
Как только она подошла к стене и поставила воду на пол, ее сразу же схватили за локоть и резко развернули. От неожиданности девушка открыла рот, и в ее губы поцелуем впился Максим.
Этот поцелуй не был пропитан страстью и пошлостью, которая почти всегда присутствовала. Он нежно сминал ее губы своими, словно боялся спугнуть. Его руки сразу стиснули ее в кольце объятий, а тогда правая переместилась на ее затылок. Девушка не сопротивлялась, она положила свою левую на его руку, а правую на его шею, нежными движениями гладя ее. Этим поцелуем двигали только самые искренние и самые легкие чувства. Он заставлял трепетать их тела.
Табаков резко, но очень осторожно прислонил ее к стене, целуя ее более настойчиво. Его язык уже проник в ее рот и танцевал страстный танец с ее. Яна не сопротивлялась и яростно отвечала ему.
И снова эта нежность поддалась страсти.
