Текст книги "Месть. Никогда не прощу (СИ)"

Автор книги: Софи Вирго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 22

Глава 22

Альбина

Я стою возле своей машины, сжав телефон в руке, и безнадежно смотрю на проколотые колеса. Видимо, гвозди на этой дороге сыплются, как конфетти. В зеркале заднего вида мелькает мое отражение: растрепанные волосы, сведенные брови, губы, плотно сжатые в тонкую линию.

– Черт, черт, черт... – шепчу я, с бешеной силой тыкая в экран телефона, будто от этого зависит вся моя жизнь.

Пальцы скользят по влажному от измороси стеклу, отказываясь нормально нажимать на дисплей. Каждый новый сайт с эвакуаторами показывает либо "нет свободных машин", либо предлагает ждать час.

Сердце колотится от напряжения где-то в горле, голова начинает нещадно болеть.

Время неумолимо летит вперед, ему плевать на мою беду. Через двадцать минут я должна быть в школе, и, если я не появлюсь, Марк точно этим воспользуется, чтобы уколоть в следующий раз, какая я плохая мать.

Его ехидный голос так и звучит у меня в голове, будто он уже стоит рядом: "Вот и посмотрим, какая ты мать, если даже в школу прийти не можешь".

Перед моей машиной резко останавливается черный внедорожник, массивный, с тонированными стеклами, будто вынырнувший из какого-то криминального боевика. Шины с хлюпающим звуком врезаются в мокрый асфальт, брызги летят по сторонам.

Дверь открывается, и из нее выходит мужчина. Высокий, в темном пальто, с резкими чертами лица. Что-то в нем кажется знакомым, но мозг, затуманенный паникой, отказывается вспоминать.

– Вам помочь? – спрашивает мужчина, подходя ближе. У него низкий голос, спокойный, без навязчивости, но в нем есть какая-то внутренняя сила, заставляющая насторожиться.

Его тень падает на меня, защищая от косых ударов дождя, и я невольно задираю голову, чтобы разглядеть лицо. Капли стекают по его скулам, как будто сама непогода пытается стереть эти резкие, слишком выразительные черты.

Я на секунду колеблюсь. Помощь от незнакомца всегда лотерея. Особенно когда ты женщина одна, пусть и не на пустынной дороге под дождем. Ладонь непроизвольно сжимается вокруг ключей в кармане, тупые зубчики впиваются в кожу, напоминая, что хоть какое-то оружие у меня есть.

Но сейчас выбирать не приходится, либо рискнуть, либо опоздать и дать Марку новый козырь. Мысль о его самодовольной ухмылке, если я не явлюсь на этот дурацкий разбор, заставляет сердце биться чаще. И все же нет.

– Спасибо, но я взрослая девочка, справлюсь сама, – отвечаю, стараясь выглядеть уверенно, хотя внутри все сжимается от досады и беспомощности. Голос дрожит, выдавая мое состояние, и я ненавижу себя за эту слабость. За то, что не могу просто взять и поменять проклятое колесо, за то, что запасное в багажнике всего одно, за то, что снова завишу от кого-то.

Он приподнимает бровь, будто улавливает фальшь в моих словах, но не настаивает. Вместо этого слегка склоняет голову, и капли дождя стекают с его волос на плечи. Тонкая струйка воды пробирается за воротник, но он, кажется, не обращает на это внимания.

– Вы меня не узнаете?

Я приглядываюсь. Черты лица, манера держаться... Что-то щелкает в памяти, но не до конца.

– Нет, простите.

– Дамир, – он протягивает руку. – Тот самый мужчина, которого вы выставили из кабинета Тимофея.

О, черт! Точно, это он.

В голове моментально всплывает та сцена: я врываюсь в кабинет, требую поговорить с Тимофеем срочно, а этот мужчина сидит напротив, смотрит на меня с легким недоумением и интересом... И уходит, потому что я его буквально выставляю.

Тогда мне было плевать на всех. Теперь же чувствую, как по щекам разливается жар, а в животе сжимается неприятный комок стыда.

– Ох... – выдыхаю, ощущая, как капли дождя на моем лице смешиваются с жаром стыда. – Да, теперь вспомнила. Простите за тот случай, неловко вышло, но вопрос был действительно срочным.

Он усмехается не злорадно, а скорее с пониманием, и в его взгляде нет того раздражения, которого я ожидала. В уголках глаз собираются мелкие морщинки, видимо смеется тихо, про себя.

– Бывает.

Я киваю, сжав губы, чувствуя, как неловкость висит в воздухе между нами. Но он, кажется, не собирается меня мучить. Вместо этого бросает взгляд на мою машину, и его лицо становится серьезным. С деловым видом он обходит мою малышку вокруг и останавливается с другого дока от меня.

– Два колеса… Серьезно проехались, – присаживаясь на корточки у переднего, говори, а мне плакать хочется. Одно бы я еще поменяла, но черт, их два. Два!

– Видимо, кто-то рассыпал гвозди на радость автовладельцам, – отвечаю ему, стараясь говорить ровно, но голос предательски дрожит. – А запаска всего одна.

– Вам куда-то срочно надо? Вы сильно взволнованы, – точно считывает мое состояние мужчина, чем поражает. Марк таким проницательным никогда не был, поэтому его вопрос задевает за живое.

– В школу опаздываю. Меня директор вызвал, надо быть на месте через, – запинаюсь, глядя на время, – пятнадцать минут, а я вот... – я готовая заскулить от вселенской несправедливости. Время неумолимо утекает, а я стою здесь, мокрая, злая, беспомощная.

Он задумывается на секунду, затем машет рукой в сторону своего внедорожника.

– Я вас подвезу. Мой водитель разберется с машиной, вызовет эвакуатор и загонит на сервис.

Я колеблюсь. С одной стороны, незнакомый мужчина, пусть и знакомый Тимофея. С другой, если я опоздаю, Марк точно устроит из этого целое представление.

– Вы уверены? Я не хочу вас задерживать... – на всякий случай уточняю, чтобы успокоить совесть.

– Абсолютно. Если волнуетесь, можете по дороге позвонить Тимофею, чтобы подтвердил, я не маньяк, – это звучит так естественно, что я невольно смеюсь, и напряжение немного спадает.

– Ладно, – сдаюсь я. – Спасибо, очень выручите. И... Еще раз простите за тот случай.

– Бывает, – повторяет он, и в его глазах мелькает что-то теплое, что-то человеческое, чего я так редко видела в последнее время.

Взяв сумку из своей машины, шагаю к его машине, оставляя позади свою сломанную, мокрую от дождя малышку и доверяюсь мужчине.

Снова мужчине.

Словно вселенная хочет доказать, не все уроды, как Марк.

Но в глубине души все равно сжимается маленький комок страха, вдруг я ошибаюсь?

Глава 23

Глава 23

Альбина

Кафе «Магнолия» встречает меня густым, сладковатым ароматом цветов. Сквозь высокие панорамные окна льется мягкий свет, играя бликами на белоснежных скатертях. Стены украшены фресками с ветвями магнолий, а в центре зала стоит настоящее дерево – искусное, но настолько живое в деталях, что кажется, будто вот-вот распустит новые бутоны.

Тимофей входит, слегка запыхавшись. Его пиджак расстегнут, а на лице читается смесь усталости и решимости. Он машет рукой официантке, жестом давая понять, чтобы подошла, и опускается в кресло напротив.

Он выглядит уставшим. Темные круги под глазами, чуть растрепанные волосы , явно не выспался.

– Прости, что задержался, – он сбрасывает пиджак на спинку стула, и я замечаю, как ткань дорогого костюма смялась от долгого сидения. Его движения резкие, нервные, он как сжатая пружина. – Встреча с юристом затянулась.

– Ничего страшного. Я сама только пришла.

Мои пальцы сами собой выравнивают край салфетки, хотя она и так лежит идеально.

Официантка с дежурной улыбкой принимает заказ: свежий латте для меня, эспрессо для него.

– Ну что, – я намеренно делаю паузу, давая ему собраться с мыслями. – Как успехи?

Тимофей достает из портфеля папку, кладет ее между нами. Его пальцы на мгновение задерживаются на обложке, будто он не решается отпустить то, что принес.

– Все готово. Договор переработан, все нюансы учтены. Как только Марк это подпишет, его доля перейдет ко мне.

Я открываю папку, пробегаюсь глазами по тексту. Бумага шуршит под пальцами, слишком громко в этой тишине. Строки сначала плывут перед глазами, но постепенно фокусируются.

– Выглядит убедительно.

– Естественно. Лучший юрист города старался, а я теперь ему должен ящик… ай, не важно, притараканю, – он трет переносицу, и я вижу, как его глаза слипаются от усталости. Наверное, он не спал ночь, проверяя каждую запятую.

– Спасибо, Тим. Но пока рано подписывать. Мне нужно дождаться отмашки от адвоката, разводные документы еще не готовы.

Он хмурится, постукивая пальцами по столу. Звук отрывистый, нервный, как барабанная дробь перед боем.

– А если Марк раньше времени что-то заподозрит?

– Не заподозрит. Он слишком уверен в себе, – слова вылетают на автомате, но где-то в глубине души шевелится червячок сомнения. А вдруг? А если? Но нет, Марк никогда не видел дальше собственного носа. – Мы сможем разрушить его жизнь одним днем. Так будет эффектнее.

Тимофей вздыхает, откидываясь на спинку кресла. Его взгляд скользит по моему лицу, будто ищет следы усталости. Я чувствую, как он пытается понять, не сломалась ли я, не решила ли отступить. Но я давно перестала быть той Альбиной, которая могла сломаться.

– Ты как сама, держишься? – усмехаюсь. Губы сами растягиваются в этой кривой улыбке, будто кто-то дергает за невидимые ниточки. В горле стоит ком, но глотать бесполезно, он не исчезнет, пока не исчезнет вся эта ложь, в которой мы живем.

– В порядке, – сколько раз я уже говорила эти слова за последние недели сама себе? Десятки? Сотни? Не вспомню. Уже сбилась со счета считать.

– Не ври, – его пальцы сжимают чашку крепче чем он бы того хотел.

– Физически устала. Морально зла. Но держусь, Тим, – делаю паузу, потому что не знаю, закончить ли мысль, и все же решаюсь это сделать. – А вот Ромка… – голос предательски дрожит при упоминании сына, и я резко сжимаю чашку, чтобы отвлечься. – Марк нервничает и срывается на нем. А он все равно тянется к нему, как будто надеется, что однажды папа его наконец заметит.

Тимофей поджимает губы. В его глазах мелькает что-то болезненное. Он знает Рому с пеленок, он его крестный.

– Все еще надеется? – спрашивает друг.

– Да. Каждый чертов раз, когда Марк бросает ему хоть какое-то внимание, он светится. Как будто…

– Как будто это искупает все остальное, – заканчивает за меня Тимофей. Его голос звучит горько, и я понимаю, он тоже видел это. Видел, как мой мальчик цепляется за крохи внимания, как верит в то, чего никогда не будет, но тоже не хотел верить в пренебрежение отца к сыну.

Я киваю, не в силах произнести ни слова. Где-то за спиной официантка звонко ставит посуду, и я вздрагиваю. Нервы. Это всего лишь нервы.

– Я поговорю с Ромой, Альбин, по-мужски. Поддержу как смогу, – его рука на мгновение касается моей, и это прикосновение кажется таким теплым в этом холодном, отполированном до блеска мире.

Я поднимаю на него глаза. Смотрю на него с благодарностью, которую не могу выразить словами.

– Было бы здорово. Спасибо.

– Он же мой крестник, – Тимофей откидывается на спинку кресла, и тень от листьев магнолии скользит по его лицу. – Не хочу, чтобы парень страдал.

Я хочу ответить, сказать что-то еще, но в этот момент его телефон завибрирует на столе. Экран вспыхивает. Тимофей показывает мне сообщение, и я чувствую, как в груди холодно сжимается.

Марк: «Приезжай в офис срочно. У нас что-то странное – акции падают»

Значит, начало положено с его стороны. Надо поторопить адвоката. Пальцы сами собой складываются в кулаки. Сколько недель подготовки, сколько бессонных ночей, и вот она, финишная прямая.

– Поезжай, – говорю я ровно, хотя внутри все дрожит. – Не стоит его заставлять ждать. И… постарайся выиграть время.

Он кивает, вставая. Он смотрит на меня, будто в последний раз проверяя, не передумала ли я.

– Ты уверена, что справишься?

– У меня нет выбора, – слова звучат как приговор. Как клятва.

Тимофей задерживается на секунду, словно хочет что-то добавить, но лишь сжимает мое плечо крепко, по-мужски, и выходит. Дверь за ним закрывается беззвучно, будто и ее жаль нарушать эту странную тишину.

Я остаюсь одна среди искусственной, как вся моя жизнь, цветущих магнолий, с холодным кофе и мыслями, которые уже несутся вперед, к развязке этого кошмара, до которого одновременно и далеко, и близко.

"Ты справишься. Ты должна справиться, Альбин"

Глава 24

Глава 24

Альбина

Фитнес-клуб «Velvet» встречает меня привычным холодком и легким запахом цитрусового освежителя. Я прохожу мимо зеркальных стен, в которых отражаются подтянутые фигуры в обтягивающих лосинах и спортивных бра. Сегодня я не в настроении для тренировки, но мне нужно было выйти из дома, сидеть в четырех стенах, где каждый угол напоминает о Марке, уже невыносимо.

Я спокойно иду в зону кардио, где обычно тренируется Ира, и которой сегодня не должно здесь быть, кажется кто-то там на верху решил осмеяться надо мной. Не то чтобы я хотела с ней пересекаться или боюсь, просто каждая встреча с этой женщиной оставляет во рту привкус горечи.

Ира стоит у беговой дорожки, но не бежит, она в ярости и сейчас я наблюдаю драму одной великой актрисы. Ее губы поджаты, брови сведены в резкую линию, а глаза горят холодным, почти животным гневом. Перед ней молодая девушка в форме сотрудницы клуба, с трясущимися руками и испуганно округлившимися глазами.

– Вы вообще мозги сегодня включили?! – голос Иры режет воздух, резкий, как хлыст. – Я сказала принести мне «Глосс»! А это что?! Это «Глосс»?!

Она тычет пальцем в бутылку, и я замечаю этикетку, обычная минералка, а не та премиальную марка, которую Ира всегда покупает после тренировки, потому что в центре ее нет.

Сотрудница открывает рот, пытается что-то сказать, но Ира не дает ей и слова вымолвить, ее крик заглушает все и всех.

Недолго думая, достаю телефон и начинаю это снимать. В голове нет мыслей, только холодная, четкая цель: зафиксировать. Запись включается, и я держу экран так, чтобы в кадр попало все, и искаженное злобой лицо Иры, дрожащие руки девушки, эта бутылка, ставшая вдруг символом чьего-то унижения.

Ира продолжает орать, тычет пальцем в лицо сотруднице, с ее губ срываются сплошные угрозы, обещания «разобраться». И все это остается в памяти телефона, и с каждым ее криком во мне крепнет странное, почти хищное удовлетворение.

– Вы что, думаете, я буду пить эту дешевку?! Вы знаете, кто я?! Я заплатила за абонемент здесь столько, что могла бы купить вас вместе с вашей жалкой зарплатой!

Ира выхватывает бутылку с такой силой, что вода плещется через край, и с размаху выливает ее на девушку.

Я застываю.

Вода стекает по лицу и форме девушки, оставляя темные пятна на светлой ткани. Капли падают на пол, одна за другой, тихо, будто слезы. Девушка вздрагивает, но не плачет, только сжимает губы, будто изо всех сил старается не разрыдаться, ведь клиент всегда, чтоб его, прав.

Ее щеки горят, но она не кричит, не огрызается. Просто стоит, принимая этот унизительный душ, и в ее глазах читается только одно: «Пожалуйста, пусть это поскорее закончится».

– Извините, я сейчас принесу другую… – ее голос дрожит, она готова прогнуться, но только ей это не поможет.

Ира срывается за то, что что-то в реальной жизни идет не по плану. Мне то на руку, но жаль, что при этом страдают другие. Этого я точно не хочу.

– Ой, да идите вы к черту! – Ира резко замахивается и бьет ее по лицу, да звонко так, что мне кажется она ударила меня. Я чувствую это фантомной болью.

Несколько человек оборачиваются, кто-то хмурится, кто-то морщится, но тут же отводят глаза. Никто не делает шаг вперед. Никто не хочет связываться.

– Я пойду к директору, и вас уволят к завтрашнему дню! – шипит Ира. – Таких неудачниц, как вы, тут терпеть не будут!

Девушка молчит, только прижимает ладонь к покрасневшей щеке. В ее глазах не боль, а что-то худшее, покорность.

Когда Ира наконец уходит, фыркая от злости, девушка остается стоять на месте, опустив голову, словно надеясь, что земля разверзнется и поглотит ее.

Я выключаю запись.

– Вы в порядке? – осторожно спрашиваю у девушки, когда подхожу к ней.

Она вздрагивает, словно даже после всего случившегося ожидает нового удара, не физического, а того, что бьет больнее: очередной порции унижений, криков, презрения. Ее плечи напряжены, пальцы сжаты в кулаки, будто она все еще пытается собрать в них остатки достоинства.

– Да… спасибо… – ее голос тихий, сдавленный, будто застрял где-то глубоко в горле.

Я смотрю на нее и чувствую, как внутри закипает что-то темное и тяжелое. Это не просто злость – это ярость, холодная и расчетливая, та, что не кричит, а шепчет, обещая возмездие.

– Это ненормально, – слова выходят твердыми, четкими, будто я уже всех приговорила. – Так нельзя обращаться с людьми.

Она поднимает на меня глаза, и в них целая буря эмоций: благодарность за то, что кто-то вообще заметил ее боль, страх перед последствиями, стыд за свою беспомощность. Ее губы дрожат, но слез нет она, кажется, уже выплакала их где-то внутри, где никто не видит.

– Она… она важный клиент. Если пожалуется, меня точно уволят.

– Не уволят, – я крепче сжимаю телефон, чувствуя, как холодный корпус впивается в ладонь. В памяти запись, которая сейчас станет оружием. Не просто доказательством, а тем, что может испортить Ире настроение надолго. – Я сейчас пойду к директору. И у нее будут проблемы.

Девушка открывает рот, хочет что-то сказать, предостеречь, попросить не усугублять, но я уже разворачиваюсь и иду к администрации.

Можно бояться сколько угодно, но я тоже важный клиент, и пусть найдет коса на камень. Я даже за косу готова доплатить.

Тебе конец, Ира.

Конец.

Глава 25

Глава 25

Альбина

Я сижу в кресле, пальцы непроизвольно сжимают подлокотники. Дорохов пододвигает папку с документами в мою сторону.

– Все готово. Заявление, доказательства измен, финансовые махинации. Ни одна собака не подкопается. Можем подавать в суд хоть сейчас, – голос у него ровный, деловой, но в последних словах намек на вопрос, тот самый, который я ждала и которого одновременно боялась.

Мои пальцы слегка дрожат, когда я беру папку, листаю страницы, но буквы плывут перед глазами, сливаясь в серые размытые полосы.

Не верю, что все, финишная прямая, я до нее дошла и даже не сошла с ума. В груди разрастается странное ощущение, будто кто-то вытащил раскаленный прут, который годами прожигал мне душу.

Как же долго тянулись эти недели. Каждая ночь казалась вечностью, каждое утро начиналось с мысли "еще один день притворства". Я думала, что не дотяну до этого светлого дня, что сломаюсь раньше, но вот он, этот момент, когда все решается.

– Отлично. Тогда завтра после обеда давайте всему ход. Ну или раньше, главное, чтобы муж получил уведомление после двенадцати дня, – с превеликим удовольствием отдаю команду адвокату, а он наклоняется вперед, локти ложатся на стол, и я вижу, как складки на его пиджаке образуют резкие тени.

Адвокат смотрит на меня заинтересованно, в его глазах любопытство, тот самый профессиональный интерес человека, который привык копаться в чужих драмах и получать ответ на все вопросы. Мне хочется закатить глаза на это, отвернуться, но я держу себя в руках. Я знаю, что он скажет дальше: "почему не сейчас?", но мне нужно так, а не иначе. Все должно сложиться как пазл, и каждая деталь важна. Но и от его настроения много зависит.

– Вы так торопились… почему не сегодня хотите дать документам ход? Еще вчера вы говорили, что каждая минута на счету.

Я закрываю папку, чувствуя, как уголки губ сами собой поднимаются в холодной улыбке, той самой, которую выработала за эти недели ожидания и подготовки.

Не хочу посвящать его во все детали. Надо обтекаемо ответить. На его работе мой план не отразится, да и что он поймет? Это не просто юридическая процедура, это месть, выверенная до секунды

Нет, боюсь спугнуть удачу, которая наконец-то на моей стороне. Пусть это останется моей маленькой тайной, моим последним сюрпризом для Марка.

– Потому что завтра у Марка будет... Особенный день. И новость о разводе прозвучит куда эффектнее, – отвечаю максимально расплывчато, проводя пальцем по кромке стола, ощущая прохладу полированного дерева.

Дорохов изучает меня секунду, его взгляд скользит по моему лицу, будто пытается прочитать между строк, потом он просто пожимает плечами. Его жест говорит лучше любых слов: "Ваша жизнь, ваши правила".

– Дело ваше. Завтра так завтра. Вот еще, – он достает из ящика стола тонкий конверт и кладет его поверх папки. Его пальцы на мгновение задерживаются на углу конверта, будто он сомневается, правильно ли поступает.

– Что это? – удивленно смотрю на конверт, но все же тянусь и беру его, пока мужчина не передумал, параллельно слушая объяснения адвоката. Конверт холодный и гладкий под пальцами, как будто сделан не из бумаги, а из тонкого льда.

– Вы не просили, но я решил перепроверить все. В конверте ДНК-тест Марк и того мальчика. Собственно, это и вызвало у меня задержку, достать материал было нелегко, – киваю благодарно мужчине, но в голове уже роятся мысли. Как он достал образцы? Подкупил кого-то? Украл? Неважно. Главное результат. – Марк не отец ребенка.

Сердце на секунду замирает, потом начинает биться чаще, но не от шока, от странного, почти болезненного облегчения.

Я медленно открываю конверт, просматриваю строки с результатами. Цифры, проценты, заключение: «Отцовство исключено». Буквы кажутся слишком четкими, слишком роковыми. Слишком сладкими.

– Спасибо. Я... Подозревала нечто подобное, – голос не дрожит, звучит ровно, будто это не имеет для меня никакого значения, хотя это абсолютно не так. Это шикарный козырь в рукаве, который станет шикарным венком на его могиле.

Дорохов откидывается в кресле, скрещивает руки на груди. Его пиджак натягивается на плечах, обнажая дорогие часы. Он смотрит на меня оценивающе, как врач на пациента перед сложной операцией. Он хочет мне что-то сказать, но я теряюсь в догадках, что именно.

– После завтрашнего «сюрприза» вам лучше не появляться дома. Человек в таком положении, как ваш муж, может отреагировать... Непредсказуемо. Загнанные в угол звери самые опасные. Меня беспокоит ваша физическая целостность.

Какая забота, даже приятно… было бы, не плати я ему столь щедрый гонорар за работу. Он о кошельке своем беспокоится, и смогу ли я оплатить оставшуюся часть работы, когда дело будет завершено.

Я встаю, беру папку и конверт. Бумага под пальцами кажется неподъемной, но приятной – тяжелой, как оружие перед боем.

– Я со всем справлюсь. Не волнуйтесь за меня, – говорю, и в голосе звучит та самая уверенность, которой не чувствую до конца. Но я не могу показать слабость. Не сейчас.

Он хочет что-то добавить, возможно, предостеречь, возможно, предложить помощь, но я уже поворачиваюсь к двери.

Завтра все изменится.

И на этот раз навсегда.