Текст книги "Месть. Никогда не прощу (СИ)"

Автор книги: Софи Вирго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава 3

Глава 3

Альбина

Тени от уличного фонаря медленно ползут по потолку спальни, отбрасывая причудливые узоры на бежевые обои. Я лежу неподвижно, уставившись в темноту, слушая, как тикают дорогие часы на тумбочке. Каждый щелчок секундной стрелки отдается в висках пульсирующей болью.

00:58

00:59

01:00

Время будто застыло, превратившись в пытку ожидания, когда же он придет домой, и придет ли вообще.

Ночь страшное время, пробуждающее самые страшные мысли. Ночь пробуждает страхи. Как бы я не храбрилась, какие бы планы мести не строила, но мне все равно больно, мне все равно страшно. И нет, я не откажусь от мести, но как же хочется плакать.

Внизу хлопает дверь, слишком громко для такого позднего часа. Приглушенные шаги в прихожей, он снимает туфли, стараясь не шуметь. Скрип лестницы. Он всегда забывает, что третья ступень предательски скрипит, сколько бы раз я ни напоминала.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, изображая ровное дыхание спящего, но мое сердце бьется так сильно, что кажется, он услышит его стук через всю комнату.

Дверь спальни открывается с едва слышным скрипом. Чувствую, как он задерживается на пороге, будто оценивая, разбудил ли меня. Его дыхание тяжелое, немного сбитое, словно он не отошел он незабываемой встречи с ней.

– Аль? – его шепот звучит неестественно громко в тишине нашей спальни, где каждая деталь, каждая вещь напоминает о годах совместной жизни, которая оказалась ложью.

Я делаю вид, что вздрагиваю от внезапного пробуждения, медленно приподнимаюсь на локте, специально сбивая прическу, чтобы выглядеть по-настоящему сонной.

– А? – якобы зевая, вяло реагирую, часто моргаю, типа снимая морок сна, и тянусь к часам, посмотреть время. – Ого. Так поздно. Ты только сейчас вернулся? – мой голос хриплый, нарочито сонный, хотя внутри все сжалось в тугой комок ярости. – Что-то случилось? Почему так поздно?

Он ставит портфель у шкафа, тот самый, который я выбирала ему два года назад, снимает часы, мой подарок на последний день рождения. В темноте слышно, как металлический браслет позвякивает, падая на стеклянную полку туалетного столика.

– Все нормально, просто дел навалилось, – он проводит рукой по лицу, этот привычный жест усталости, который раньше вызывал у меня сочувствие, а теперь вызывает только приступ тошноты. – Не хотел переносить на завтра.

Я присаживаюсь на кровати, включаю ночник. Мягкий желтый свет выхватывает его усталое лицо, помятый воротник рубашки. На шее едва заметный след помады, который он, видимо, не удосужился стереть, рассчитывая, что я не проснусь.

– Какие такие дела могли задержать до часа ночи? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал скорее обеспокоенно, чем обвиняюще, хотя пальцы непроизвольно сминают шелковое покрывало.

Он вздыхает, расстегивает верхнюю пуговицу.

– Ты же знаешь, как сейчас у меня дела обстоят, сколько проектов вне города. Партнеры работают в другом часовом поясе. Пришлось ждать их звонка.

Я киваю, якобы вспоминая и понимая, а в голове всплывает фотография с любовницей, сыном и виллой за спиной, которую я видела сегодня, вернее уже вчера.

Да, конечно, "партнеры". Сначала поиграть с сыном-партнером, потом уложить его спать, потом ублажить любовницу-партнера. Действительно, целый рабочий день, и очень важные "деловые партнеры".

– Ты сегодня спала беспокойно, – вдруг говорит он, садясь на край нашей кровати ручной работы из массива дуба. Его рука, тяжелая и теплая, ложится на мое колено поверх одеяла. – Опять проблемы со сном? В обычный день тебя не разбудить.

Да, проблемы со сном из-за неверности мужа, из-за того, что сегодня я узнала, что у него есть "вторая семья". Приходится тщательно обдумывать месть, но ему нельзя этого показать, поэтому отвожу взгляд к окну, где за стеклом мерцают редкие звезды.

– Ждала тебя. Думала, может, успеем сегодня... – обрываю себя на полуслове, делая паузу для эффекта, позволяя голосу дрогнуть. – Пятнадцать лет, все-таки.

Он наклоняется ко мне, и я улавливаю слабый запах духов, не его, а ее, цветочные и удушающе сладкие. Она будто специально вылила на себя весь флакон, чтобы пометить его, как свою собственность.

– Прости, – он целует меня в лоб, и мне приходится сдерживать порыв отстраниться, чтобы не выдать свое отвращение. – В эти выходные обязательно отметим. Готов как угодно, чем угодно загладить вину.

Я приподнимаю брови, будто ловлю на слове, хотя в голове уже роятся планы настоящего возмездия.

– Чем угодно? – он кивает, и я вижу, как в его глазах мелькает привычная уверенность, что он сможет откупиться очередной дорогой безделушкой.

– Абсолютно, – он улыбается своей обаятельной улыбкой, той самой, перед которой я никогда не могла устоять, которая когда-то заставляла мое сердце биться чаще. Теперь она вызывает только жгучую боль предательства. – Считай это официальным обещанием.

– Хорошо, – делаю вид, что задумываюсь, но мне на самом деле плевать. – Тогда я подумаю, как ты сможешь искупить свою вину.

– Пойду в душ, – говорит, расстегивая рубашку привычным резким движением так, что пуговицы с гулом вылетают из петель, но сегодня это раздражает, ведь теперь я знаю, что такое шоу не только для меня. – Устал, как собака.

Скорее, как кобель на сучке во время случки.

Он наклоняется ко мне и целует в губы. Я заставляю себя ответить на поцелуй, изображая усталую улыбку, хотя все мое существо кричит «отвали, фу, какая мерзость», но нельзя. Сейчас я должна. Должна.

Когда дверь ванной закрывается за ним с глухим щелчком, я вытираю губы тыльной стороной ладони, стараясь стереть следы его прикосновений.

Из-за двери доносится шум воды, который раньше успокаивал, а теперь режет слух. Я закрываю глаза и представляю, как горячие струи смывают с его кожи следы другого тела, других рук, другой жизни, и надеюсь, что вода смоет этот запах чужих духов, хотя знаю, никакой душ не смоет грязь его предательства.

– Радуйся, пока можешь, Марк, – тихо, едва слышно, даю обещание не то себе, не то мужу, глядя на его телефон, который он забыл на тумбочке. – Совсем скоро тебе будет не до того.

Глава 4

Глава 4

Альбина

Как же сложно теперь возвращаться домой. Я каждый раз задерживаю дыхание, будто вхожу не в свой дом, а на вражескую территорию.

Прихожая встречает меня привычным мягким светом бра, отбрасывающим тени на зеркало в золоченой раме, то самое, перед которым мы когда-то фотографировались в день новоселья. В нос ударяет запах его парфюма. Смотрю, туфли на месте.

Он дома?

В семь вечера?

Невероятно.

Я сбрасываю каблуки, чувствуя, как ноют ступни после долгого дня. Из гостиной доносится приглушенный голос диктора финансовых новостей, привычный фон для его работы по вечерам.

Сердце начинает биться чаще. Почему он дома? Я отвыкла его видеть так рано. Может, его любовница сегодня "не в настроении"? Или у нее "болит голова"? На безрыбье и рак рыба. Как мило.

И как же удобно, что у него есть запасной вариант, законная жена, которая всегда ждет. Но на самом деле не ждет. Я была бы даже не против его ночевок у нее, лишь бы не носить эту маску, но это что-то за гранью фантастики.

Подхожу к арке в гостиную, и замираю на пороге. Марк сидит в своем любимом кресле из черной кожи, которое мы выбирали вместе в том бутике на Петровке. Он склонился над новеньким ноутбуком, его пальцы быстро стучат по клавиатуре. На журнальном столике из черного мрамора. Его брови сведены, на лбу – морщины, которых не было пять лет назад.

Все так привычно, все так знакомо. Но раньше мне было его жаль, а теперь нет, ведь теперь я знаю, что работа дома от того, что на работе он потратил время на другую семью.

– Ты дома? – спрашиваю нарочито удивленно, заставляя голос звучать естественно, хотя в горле стоит ком.

Он поднимает голову, и я вижу, как его глаза на мгновение становятся пустыми, будто он забыл, что у него есть жена, которая может вернуться с работы. Но взгляд быстро фокусируется на мне, и он улыбается той самой улыбкой, которая раньше заставляла мое сердце таять.

– Да, решил сегодня не задерживаться. Это... Извинения за вчерашнее, – мысленно усмехаюсь его словам.

Какие удобные у него "извинения".

Сбрасываю пиджак на спинку дивана, и сажусь рядом с ним. Приходится все делать так, как обычно: кладу голову на плечо, руку на колено, на губах легкая улыбка, а в голове единственная мысль «потерпи, так надо». Только теперь каждое прикосновение к нему вызывает дрожь отвращения, будто я обнимаю гадюку, которая в любой момент может ужалить, и выворачивает наизнанку.

– Что смотришь? – киваю на ноутбук, делая вид, что только сейчас заметила экран, хотя уже успела разглядеть графики и цифры.

Он вздыхает, поворачивает его немного ко мне. На экране мелькают котировки его компании, знакомый логотип "Вектора", который я видела на всех его деловых бумагах последние десять лет.

– Акции «Вектора». Интересуюсь динамикой, – говорит он, проводя пальцем по тачпаду, увеличивая какой-то график.

– Зачем? – приподнимаю бровь, стараясь выглядеть просто заинтересованной, а не подозрительной. – Решил часть бизнеса продать? У нас проблемы? – добавляю с легкой дрожью в голосе, играя роль обеспокоенной жены.

Он хмыкает на это, намекая, что я сморозила глупость.

– Нет. Наоборот скоро будет еще лучше! – с гордостью заявляет он, и мне хочется спросить: кому будет лучше? Ему? Или мне, когда он оставит меня с голой жопой и разбитым сердцем? Но я только улыбаюсь, делая вид, что разделяю его энтузиазм. – Хочу выкупить долю Тимофея.

Чего? Я искренне удивляюсь, и это не игра. Тимофей его партнер и друг со студенческих лет. Они вместе основали компанию, прошли через все трудности. Что-то здесь не так… Они всегда шли в одном направлении, рука об руку, поддерживая друг друга. А тут вдруг выкуп акций?

– Зачем? Вы же вместе все начинали и друзья. У него какие-то проблемы? – спрашиваю, делая вид, что просто беспокоюсь о его друге.

– Нет. Все потому что он стал тормозить развитие! – резко говорит Марк, ему словно больно от этого, но я ему уже не верю. – Я предлагаю рискованный, но перспективный проект, а он упирается. Боится, как последняя баба.

Медленно киваю, заглядывая в его раздраженное лицо, выражая понимание и поддержку, а сама, кажется, сейчас узнаю что-то очень ценное, что-то, что сможет стать моим козырем в этой роковой игре. Мои руки слегка дрожат, но я сжимаю их в кулаки, чтобы он не заметил.

– И что ты собираешься делать?

Он задумывается, водит пальцем по тачпаду, раздумывает, но я то знаю, что пауза для того, чтобы решить, достояна я узнать секрет, или все же нет.

– Хочу пошатнуть акции, – есть, сдался. Так держать милый, я как раз успела аккуратно включить диктофон. – Чтобы они упали в цене. Тогда смогу выкупить его долю дешевле, – говорит он, и в его глазах мелькает что-то хищное, чего я раньше никогда не замечала.

– Как ты собираешься их пошатнуть? – спрашиваю, чувствуя, как учащается мой пульс. Это важно. Очень важно.

Он пожимает плечами, и я всеми фибрами ощущаю, как он взвешивает, что еще можно мне рассказать. Ну же, давай, говори. Мои руки горят от нетерпения узнать все, чтобы потом было проще потопить. Давай.

– Есть варианты. Утечка информации, слухи о проблемах... – он замолкает, понимая, что говорит слишком много, и его взгляд становится осторожнее. – В общем, еще думаю.

Я кладу руку на его плечо, чувствуя, как напряжены его мышцы под дорогой рубашкой. Его тело теплое, живое, но для меня оно теперь словно чужое.

– Ну, удачи тебе, – говорю мягко, как должна говорить заботливая жена, хотя внутри все сжимается от ненависти. – Ты же знаешь, я всегда в тебя верила.

Он улыбается, накрывает мою руку своей. Раньше это прикосновение заставляло мое сердце биться чаще, а теперь я думаю только о том, как бы не дернуться от омерзения, как бы не выдать себя.

– Спасибо, – говорит он, и в его глазах мелькает что-то похожее на облегчение. – Ты единственная, кто меня действительно понимает.

Я улыбаюсь в ответ, глядя, как за его спиной за окном гаснет вечернее солнце, окрашивая небо в кроваво-красные тона.

Последние лучи пробиваются крону деревьев, падают на его лицо, и я вижу, как он морщится от света. Как же символично, солнце садится не только за окном, но и в нашей совместной жизни. И я сделаю все, чтобы его следующий рассвет был уже без меня.

Такого предателя нельзя прощать.

Он слишком заигрался в бога.

Глава 5

Глава 5

Альбина

Утро начинается с гулкой пустоты в груди. Я просыпаюсь раньше будильника, еще затемно, слышу, как спит Марк, потом слышу, как ему кто-то звонит, но он сбрасывает, потом приходит сообщение, и он уходит до будильника. К ним сорвался, чтобы к пробуждению того сына вернуться похоже.

Когда он уезжает, я открываю глаза, включаю светильник и вижу записку ну тумбе.

"Ранние переговоры, надо…"

Я скомкиваю листок и бросаю в сторону, даже не дочитав. Ну да, переговоры.

После такого и самой спать не выходит, поэтому встаю, чищу перышки, занимаюсь сыном, отвожу его в школу. Простая механика, привычные будни. Вот только есть одно «но», вместо работы еду в другое место.

Навигатор ведет меня в деловой центр, к стеклянной высотке с агентством "детективхом". Оно занимает весь восемнадцатый этаж. Солидная контора, лучшая в городе, и стоит не дешево, но я готова заплатить. Ему на вторую семью не жалко, так почему мне должно быть жалко денег на месть?

Лифт поднимается почти бесшумно, и когда двери раздвигаются, передо мной открывается просторный холл в стиле хай-тек: холодный металл, черный мрамор, панорамные окна от пола до потолка, и милая девушка на ресепшене.

– Вас ожидают? – девушка за стойкой смотрит на меня с вежливым безразличием. Кондиционер гудит над головой, распространяя стерильный запах офисного воздуха, а мое отражение в полированной поверхности стойки выглядит размытым и чужим.

– Нет. Но мне нужно срочно поговорить с кем-то… компетентным, – голос звучит хрипло, будто кто-то сжал горло. Я машинально проверяю, не дрожат ли руки. Нет, пальцы сведены в замок, ногти впиваются в ладони, но внешне все спокойно. Только внутри все горит.

– В каком направлении специалист нужен? У нас разные профили, – тактично уточняет, а мне становится неловко в этом признаваться.

– Нужно узнать все про мужа и его любовницу, – слова жгут губы, но девушке все равно. Она просто кивает и быстро стучит пальцами по клавиатуре. Этот звук напоминает счетчик, отсчитывающий последние секунды моей прежней жизни.

– У Артема Дорохова сейчас отменилась запись. Вы вовремя. Он один из наших лучших специалистов по семейным делам. Вам несказанно повезло.

"Семейным делам"

Как же цинично звучит. Губы сами собой складываются в жесткую улыбку, да, именно "семейные дела" привели меня сюда, в это бездушное стеклянное здание, где решают чужие трагедии за деньги. В горле стоит ком, но глотать бесполезно, он не исчезнет, пока не исчезнет они.

– Отлично. Я могу пройти прямо сейчас?

– Да, разумеется.

Меня провожают по длинному коридору с мягким серым ковром, поглощающим звуки шагов. Стены выкрашены в нейтральный бежевый цвет, на них безликие абстракции в тонких рамках. Двери кабинетов матовые, без имен, только номера четыреста три, четыре, пять...

За каждой из них, наверное, разбирают чьи-то разбитые жизни. Остановившись перед четыреста пятым кабинетом, я на секунду замираю, вдруг осознавая, что после этого шага назад пути уже не будет. Пальцы сами сжимаются в кулак, и я стучу, резко, чтобы не передумать.

– Войдите.

Кабинет просторный, но без показной роскоши, практичность, доведенная до совершенства. Большой дубовый стол, отполированный до зеркального блеска, отражает потолочные светильники. Два кожаных кресла напротив выглядят неожиданно мягкими на фоне строгой обстановки.

Стеллажи с аккуратно расставленными папками, на стене дипломы и лицензии в скромных рамках. За столом – мужчина лет сорока, в темно-синей рубашке с расстегнутым воротом, обнажающим цепочку с небольшим серебряным крестиком.

Вера… как можно верить видя грязь этого мира?

Короткие темные волосы с проседью, внимательные серые глаза, оценивающие меня за долю секунды. Он не встает, но жестом приглашает сесть, и этот жест почему-то кажется мне последним приветом из нормального мира.

– Альбина? – его голос низкий, без лишней теплоты, но и без холода. В нем нет ни капли любопытства, только профессиональная готовность работать с моей болью.

– Да.

– Артем Дорохов. Чем могу помочь? – он откладывает ручку, которую только что держал, и складывает руки на столе. На безымянном пальце нет кольца. Странно, почему я это сразу заметила?

Я опускаюсь в кресло, и оно оказывается на удивление мягким, будто пытается смягчить удар, который мне предстоит нанести себе самой.

Пальцы сжимают ремешок сумки, и я вдруг осознаю, что не продумала, как именно это сказать. Слова, которые все эти дни крутились в голове, теперь кажутся слишком грубыми или, наоборот, слишком слабыми. Ладно, нет времени тянуть.

– Мне нужна информация. О человеке. Вернее, о двух, – голос звучит чужим, и я вижу, как он наклоняется вперед, кладет локти на стол, и смотрит весьма заинтересованно, но без ненужного сочувствия.

– Конкретнее.

– Мой муж. И его… – голос дрожит, и я стискиваю зубы до боли, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Сейчас не время для слабости. – Его любовница.

Артем не моргает. Ни тени удивления или жалости в его лице, только легкое напряжение в уголках глаз, выдающее повышенное внимание. Он ждет, когда я продолжу, и в этой паузе я вдруг понимаю, что он, наверное, слышал эту фразу сотни раз. Мы все для него просто клиенты с одинаковыми историями.

– Я хочу знать все. Где они встретились, как, какие у них конкретные планы. Мне нужны финансы, переписки, даже его подарки ей. Все. – последнее слово вырывается резко, как плевок. Я внезапно представляю эти подарки, те самые, которые он, наверное, выбирал с той же тщательностью, что когда-то выбирал для меня.

– Понимаю, – он берет блокнот, дорогую ручку, и этот простой жест почему-то успокаивает. Значит, он действительно начнет работать. – Начнем с основ. Имя мужа?

– Марк Светлов, – произношу его имя впервые за эти дни не с нежностью, а с холодной ненавистью. Оно оставляет горький привкус на языке.

– Любовницы? – его голос ровный, будто он спрашивает просто "фамилию".

– Ирина Лобанова, – все звучит так куцо, скупо, но кому нужны эти мелочи? Наоборот, без лишних расспросов лучше. Чем меньше я буду говорить о ней, тем меньше придется представлять их вместе, его руки на ее талии, его губы на ее шее...

– Как давно, по-вашему, это длится? – он делает пометку, и ручка скользит по бумаге почти бесшумно.

– Четыре года, – произношу и вижу, как его бровь чуть приподнимается. Да, четыре года лжи. Четыре года двойной жизни. Четыре года, пока я верила его "командировкам" и "задержкам на работе".

– Долгий срок для тайных отношений. Вы уверены? – его голос все так же нейтрален, но в вопросе слышится профессиональное сомнение. Возможно, он думает, что я преувеличиваю.

– У них есть ребенок, – спокойно говорю это, но внутри все сжимается от новой волны боли.

Теперь он откладывает ручку. На секунду в его глазах мелькает что-то, но не сочувствие, скорее… переоценка ситуации. Он понимает, что это не просто измена, это системный обман.

– Это усложняет дело.

– Почему? – я наклоняюсь вперед, чувствуя, как учащается пульс. Что он знает такого, чего не знаю я?

– Ребенок – это уже не просто роман. Это вторая семья, – он делает паузу, выбирая слова. – Значит, у него есть мотивы скрывать все тщательнее, а у вас меньше времени на раздумья.

Я сжимаю кулаки до боли, чувствуя, как ногти до боли впиваются в ладони. Раздумья? Какие еще раздумья?

– Я не о чем не думаю, я просто делаю. До прихода к вам у меня было достаточно времени подумать, – голос звучит резко. Пусть знает, я не из тех, кто будет рыдать и умолять вернуть мужа.

– Хорошо, – он снова берет ручку, и этот звук кажется мне началом обратного отсчета. – Что именно вас интересует в первую очередь? Финансы? Их встречи? Возможные совместные активы?

– Все сразу, – отвечаю без колебаний. – Но главное доказательства. Не просто слухи, а то, что будет иметь силу в суде, – он кивает, и я вижу в его глазах понимание. Да, я не просто хочу знать, я готовлюсь к войне.

– Хорошо. Тогда будем действовать в несколько этапов. Сначала базовая слежка, анализ его передвижений, звонков. Потом углубленная проверка: банковские операции, недвижимость, доступ к переписке.

– Сколько времени это займет? – это для меня очень важно. Я не муж, долго притворяться не смогу. Каждый день в одном доме с ним это пытка, каждый его звонок "с работы" нож в спину.

– Зависит от его осторожности, поэтому от недели до месяца, – мужчина смотрит на меня, оценивая реакцию. Месяц. Тридцать дней жить с человеком, который уже убил тебя однажды. Долго.

– Я заплачу за срочность, – говорю твердо, и Артем изучает меня, будто взвешивая, сколько я вынесу. Его взгляд скользит по моему лицу, останавливается на сведенных бровях, на плотно сжатых губах. Он ищет слабые места, но их уже нет, только холодная решимость.

– Я вас услышал, – после паузы говорит он и кивает сам себе, а я ненавижу эту фразу, меня от нее всегда передергивало, но с ним стерплю. Его голос становится чуть мягче. – Альбина, предупреждаю сразу, то, что вы узнаете, может быть болезненным. Вы готовы к этому?

Я смотрю ему прямо в глаза, не моргая. Пусть видит, я не испугаюсь.

– Я уже увидела их семейный портрет. Больнее быть уже не может, – говорю это спокойно, но внутри все сжимается от новой волны ярости. Тот портрет, их счастливые лица, его рука на ее плече...

Он медленно кивает чему-то своему, будто поставил последнюю точку в каком-то внутреннем споре.

– Тогда подпишем договор.

Мужчина достает папку, листы с мелким шрифтом. Я пробегаю взглядом, стандартные пункты о конфиденциальности, сроках, оплате. Все как в любом другом договоре, только вместо покупки мебели или ремонта, разбор моей жизни на части.

Подписываю, не вчитываясь. Какая разница, что там написано? Главное – результат.

– Первый отчет через три дня, – говорит он, забирая свой экземпляр. – И последний вопрос.

– Да? – Поднимаю глаза от бумаг. Его лицо теперь кажется менее официальным. Может, мое безразличие к условиям его насторожило?

– Что вы планируете делать с этой информацией?

Я встаю, поправляю деловое платье, ощущая, как ткань скользит под пальцами. За окном кабинета город живет своей жизнью, машины, люди, чьи-то нормальные, не разбитые семьи.

– Как минимум я пойду в суд.

– А как максимум? – все же настаивает на своем.

– Это уже не ваша забота, – мой голос звучит тихо, но в нем слышится сталь. Пусть думает, что хочет. Главное – он теперь мой союзник в этой войне.

Я выхожу от него с тяжелым сердцем и чувством облегчения. Вот так, да. Тяжело от разрушения семьи, предательства. Но легко от того, что первый серьезный шаг уже сделан.

На улице светит солнце. Впервые за эти дни я чувствую не боль, а явственную цель.

Я отомщу, назад дороги уже точно нет.