Текст книги "The wise man grows happiness under his feet (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

«Мы» убедило Маргарет окончательно в правильности её догадок. «Мы» не могло значить ничего другого. Это «мы» сейчас говорило больше, чем все штампы, кольца и обряды вместе взятые. Она боялась, что Мэтт никогда не скажет это слово так, как сказал сейчас, с такой интонацией.

– Хорошо, – она слабо улыбнулась, чувствуя всё же некое смущение перед тем, что должна была нарушить их уединение. – Вечером отвезёшь меня назад?

– Да оставайся ночевать, я соскучился. Давай, одевайся тогда, я жду.

– А с Бинки погулять?

– Бери с собой своего сраного Бинки, и поехали, – кто бы мог подумать, какая неслыханная милость!

Услышав своё имя, пёс радостно завертелся под ногами, норовя боднуть хозяйку в колено, повизгивал, махал хвостом с длинной-длинной шерстью. Мэтта даже эта собачья суматоха не злила, как бывало обычно. Он был само благодушие.

Всю дорогу Маргарет рассказывала о своём отдыхе, а Мэтт внимательно слушал и задавал вопросы. Не то чтобы раньше он был невнимательным к ней, как раз наоборот, он всегда был хорошим сыном при всех его остальных недостатках. Он умел слушать внимательно и чутко, но на этот раз он превзошёл сам себя. А Маргарет и радовалась, потому что знала: когда она расскажет об отпуске всё, разговор рано или поздно подойдёт к щекотливой и неловкой теме. Может, Мэтт тоже это знал, и потому расспрашивал так подробно, а может и правда интересовался.

В любом случае, они так увлеклись обсуждением поездки, что, когда подъехали к дому, темы всё ещё не иссякли.

Пока Мэтт парковал машину, Маргарет побродила с Бинки по увядающему осеннему саду, проигнорировав напутствие «на цветы чтоб не ссал», брошенное в спину.

Стоял ясный сентябрьский вечер. Небо было всё ещё высокое и синее, на горизонте медленно окрашивавшееся багрово-оранжевыми тонами, которые за то время, что Маргарет гуляла, расплескались от края до края, озаряя местность странным жёлтым светом садящегося солнца. Бинки семенил туда-сюда, шурша опавшими листьями, пока ещё не грязно-коричневыми, а золотистыми, бордовыми, с зелёными крапинами.

– Мам! – позвал Мэтт уже с порога.

Маргарет заторопилась к дому, похлопывая себя по бедру, чтобы Бинки шёл за ней. Но Бинки не шёл. В чужом саду, где он бывал так редко, нашлось много всего интересного, что непременно надо было исследовать. Мэтт, ухмыляясь, наблюдал за бесплодными попытками матери призвать своё лохматое сокровище к дому, дисциплине и совести, наблюдал долго и с нескрываемым злорадством, но потом сжалился.

– Бинки!

Уж на его строгий окрик пёс примчался так, что только уши развевались на ветру. Маргарет ревниво глянула и на сына, и на своего пса.

– И почему только он тебя слушается?

Мэтт уже открыл рот, чтобы ответить, но Маргарет, приблизительно догадываясь о сути ответа, вскинула руку:

– Только вот не надо мне про стальные яйца!

Мэтт хмыкнул и пожал плечами, отпер дверь и пропустил вперёд сначала Бинки, а потом и мать.

Макс уже ждал в коридоре, давно заслышав голоса. Он с любопытством рассматривал Бинки, редкого гостя в этом доме. В отличие от Мэтта, Макс был к нему дружелюбен: Бинки никогда не претендовал на лидерство, в целом вёл себя деликатно, и выяснять с ним отношения было не из-за чего. Поэтому в редкие свои появления в доме Мэтта Бинки переходил под защиту и покровительство Макса, и Мэтт не трогал его.

Пока хозяева раздевались, псы успели обнюхать друг друга, потыкаться носами и убежали куда-то вглубь дома, повиливая хвостами.

– А где Алекс? – наконец рискнула спросить Маргарет.

– Да хер его знает, спит, наверное, – Мэтт пожал плечами. – Или уроки делает.

Но Алекс нашёлся не в спальне и не в своей комнате, теперь осиротевшей и сделавшейся подобием «кабинета» для уроков. Он восседал в гостиной среди горы подушек, смотрел «Рапунцель» и уплетал шоколадную пасту ложкой прямо из банки. Мэтт аж передёрнулся, представив себе, как это приторно.

– Алекс! – Маргарет забыла о всяком смущении, завидев наполовину пустую банку. Она аж задохнулась от возмущения. – Ты что творишь, с ума сошёл! Диабет будет, а ну отдай!

Алекс замычал что-то с набитым ртом, но банку отвоёвывать не стал. Кажется, почувствовал сам, что переел сладкого.

– Привет, бабушка, – улыбнулся он, проглотив остатки пасты. – Как отдохнула?

Маргарет отдала банку Мэтту, а сама уселась с Алексом на диван, чтобы пересказать ему всё, что уже говорила в машине. Их разговор продлился около часа, пока с кухни неслись соблазнительные запахи и грохот кастрюль. В честь приезда матери Мэтт убрал приготовленный Алексом простенький ужин в холодильник и решил на скорую руку сварганить что-то поторжественнее.

Пока он орудовал на кухне, Маргарет успела даже показать Алексу фотографии: пляжи, пальмы, улыбающиеся рожицы Полли и Эммы, номера в гостинице, Джо в огромной шляпе, Экси в купальнике. Алекс интересовался живо и слушал с благодарностью: это ведь была и его семья тоже.

Он пока ещё не очень подружился с Экси, потому что они довольно мало виделись, но она очень ему нравилась. Она была приветливая, весёлая, у неё были чудесные смешные дочки, а ещё она очень любила Мэтта, а он её. Алексу это было очень важно: сам он, лишённый братьев и сестёр, немного даже завидовал им. Полли и Эмма были слишком маленькими, чтобы дружить с ними по-настоящему, хотя в те дни, что Алекс оказывался в доме Лэнгли, он с большим удовольствием возился с сестрёнками: делал вид, что говорит по игрушечному телефону, пил воображаемый чай из розовых чашечек и изображал смертельно больного пациента, которого девочки старательно обследовали игрушечными стетоскопами и градусниками.

Кроме того, Мэтт как-то обмолвился, что именно Экси натолкнула его на мысль усыновить Алекса, и этого было достаточно, чтобы полюбить её раз и навсегда.

Когда фотографии подошли к концу, Мэтт как раз закончил и позвал к ужину. Алекс, поднимаясь с дивана, неловко покачнулся и чуть не упал. Он успел вовремя схватиться за спинку, но высокий воротник его свитера съехал в сторону, и Маргарет со смешанными чувствами смущения и негодования увидела тёмное пятно на его шее. Однако она вовсе не собиралась читать им мораль и разубеждать их. Она видела сияющее лицо сына, видела Алекса, который расцвёл с тех пор, как она принимала его, бледного и измученного, у себя дома и выслушивала его исповедь.

Они оба были счастливы, глупо было бы спорить. А она желала сыну в первую очередь именно счастья, да и Алексу тоже. Как бы всё это ни выглядело странно, неестественно и неправильно, она каким-то шестым чувством уловила, что всё идёт так, как надо.

Маргарет не стала заводить разговор об этом первая, и весь ужин они непринуждённо болтали, да и после него ещё долго просидели на кухне, попивая чай. Алекс, как в тот далёкий первый день, сидел, смешно поджав ноги, но выражение лица у него теперь было не затравленное, не испуганное, а очень даже счастливое и довольное. Он участвовал в общих разговорах, и Мэтт время от времени мельком бросал на него взгляды, полные теплоты и ласковой насмешки.

Наконец ближе к ночи, когда Алекс уже раззевался как маленький, Мэтт посерьёзнел.

– Мама, – одно это слово было произнесено так, что Алекс напрягся и закаменел, ожидая реакции, не зная, куда деваться, пряча взгляд. – Наверное, будет нечестно оставить тебя в неведении. Мы…

– Я знаю, – Маргарет улыбнулась, видя, как оттаивает Алекс, как расслабляется Мэтт, избавленный от необходимости произносить вслух то, что он, вероятно, произносить не очень-то хотел. – Я всё знаю, ребята.

– Ну пиздец, – делано возмущённо воскликнул Мэтт. – Какое там, блядь, ещё неведение, будто от тебя хоть что-то можно скрыть.

Алекс ткнул Мэтта локтем в бок, призывая сбавить обороты, и тот (Маргарет даже не поверила своим глазам) послушался.

– На самом деле, разве всё могло кончиться иначе? – задумчиво спросила она. – Вроде бы нет, вроде, всё именно так, как и должно было быть. Да?

– Ты тоже фаталистка? – спросил Алекс, отошедший к ряду кухонных тумб, чтобы налить всем ещё чаю.

– Немножко.

– Хуже, – ответил Мэтт. – Она верующая.

Алекс прыснул в ладонь, но потом осёкся, вспомнив, как сам горячо молился на полу в своей комнате, умоляя если не о счастье, то хотя бы об облегчении страданий и спокойствии.

– Это Боженька нас свёл, понимаешь? С твоей головы волос не упадёт без его ведома, понимаешь? – Мэтт косился на мать хитро, как сорванец-мальчишка, и она потянулась, чтобы дать ему подзатыльник, но он увернулся. – Он всё видит и всё знает, представляешь? Всё-всё видит, и тебе, Алекс, не стыдно?

– Ну, хватит! – Маргарет упёрла руки в боки и нахмурилась. – Тоже мне, нашёлся агностик. Не веришь – так хоть уважай!

– Уважать что, мама? – на этот раз Мэтт глянул на неё серьёзно, без шутки. – Что именно я, по-твоему, должен уважать? Вся эта ваша религия…

– Хватит! – на этот раз встрял Алекс. – Хватит, не хватало ещё поругаться!

– Алекс прав! – Маргарет укоряюще посмотрела на сына.

– Прав, не прав – какая разница? А мы с тобой этот разговор ещё продолжим.

– Продолжим, конечно, – Маргарет отхлебнула чай. – Только ты вот сразу начинаешь сердиться, а ты не сердись, а меня послушай…

– Да как можно не сердиться, когда всё это такая… – Мэтт подыскал слово помягче, – херня! Религия должна быть ответом на все вопросы, а она, блядь, сама один большой неразрешимый вопрос. Там же сплошная бредятина, нестыковки и нелогичности, как в это вообще можно верить?

– Вот, ты опять злишься! – Маргарет обернулась к Алексу, как бы прося у него защиты. – Он всегда на меня злится! Я же не заставляю его верить, я просто сама верю.

У Алекса аж в душе защемило, что она, пожилая женщина, его бабушка, жаловалась ему, как маленькая. Он подошёл и обнял её, а потом утешающе погладил по спине.

– Да он же не всерьёз на тебя злится. Он же шутит, – из-за её спины Алекс скорчил Мэтту сердитую рожицу, и тот заткнулся, но не потому, что испугался страшного алексова гнева, а потому, что Алекс выглядел смешно и нелепо. А ещё потому, что Алекс любил его мать, и это было так важно.

– Всё, сдаюсь, сдаюсь, – Мэтт приподнял руки, демонстрируя раскрытые ладони на уровне плеч. – Угомонились? Вот и отлично. Мам, пойдём на второй этаж, я дам тебе постельное бельё. А утром до работы отвезу домой.

Мэтт с матерью ушёл, а Алекс остался складывать посуду в раковину. По паркету простучали когтями четыре пары собачьих лап, и Алекс насыпал в миску корма, больше, чем обычно, чтобы наелись оба.

Со второго этажа Мэтт вернулся один.

– Ну что? – Алекс улыбнулся ему. – Посуду завтра помоем?

– Делов-то, – возразил Мэтт. – Как раз лучше на ночь ставить. Ладно, давай я сам. Устал, что ли?

– Рано встал и не выспался.

Мэтт довольно быстро поставил всю грязную посуду в посудомоечную машину, а потом повернулся к Алексу, протянул руки, и тот сразу юркнул в объятия, утыкаясь лицом в грудь.

– Так и быть, с говнюками сам погуляю. Отдыхай.

Алекс нечленораздельно что-то промычал и навалился всем весом, сдавленно хихикая. Мэтт, расценив шутку по-своему, решил, что Алекс настолько хочет спать, что начинает отрубаться на ходу, и поднял его на руки.

Алекс охнул и зарделся, но обнял за шею.

– Забавно краснеешь, я ведь ничего такого не делаю, – Мэтт шёл уже по коридору и, подойдя к двери спальни, толкнул её ногой.

– Ты несёшь меня на ручках, – Алекс ткнулся носом ему в щёку.

– Да, но ничего такого я всё-таки не делаю, – Мэтт особенно выделил это «ничего такого». Уложив Алекса на постель, он чмокнул послушно подставленные губы. – Жди меня, я скоро.

Когда Мэтт ушёл, Алекс почувствовал, что засыпает, и решил сходить в душ, чтобы взбодриться, а уж обратно выскользнул уже совсем голый (благо, ванна соединялась непосредственно с комнатой, и в коридор в таком виде выходить было не надо). Устроившись на кровати, Алекс глянул на себя в огромное зеркало на потолке и стыдливо прикрылся.

Мэтт с удивительной деликатностью всегда выключал свет в спальне, когда они трахались, потому что знал, что Алексу будет неловко. Он знал, что ему надо дать время привыкнуть и раскрепоститься.

Алекс, и впрямь, сперва очень смущавшийся, теперь был в спальне один и как-то невольно задумался об этом самом зеркале. Если он так и останется лежать на спине, ему ведь будет видно только своё лицо, руки и ноги ниже колена. Сцена представилась очень живо и красочно, и Алекс ощутил, как пылают щёки и как свинцовая тяжесть наливается внизу живота.

Когда вернувшийся Мэтт наконец оказался в постели, навис над Алексом и потянулся, чтобы выключить ночник, Алекс удержал его руку и, глянув доверчиво и открыто, шепнул:

– Не выключай.

В эту ночь ему кончалось особенно долго и сладко – он неотрывно смотрел в глаза собственному отражению, пока глаза не сомкнулись от усталости и бессилия.

========== Глава 10 ==========

К концу октября на улице резко похолодало, и в воздухе уже чувствовалось близкое наступление зимы. Коричневые хрустящие листья завивались под ногами маленькими ураганами, подчиняясь порывам ветра, пробирающего до костей. Выходить на улицу с каждым днём становилось всё менее и менее приятно, и даже прогулки с собакой теперь стали малоприятной обязанностью, а не удовольствием.

У Алекса было осеннее пальто, в котором в сентябре было даже слишком жарко, в начале и середине октября – в самый раз, но и оно вскоре оказалось не по сезону. Правда, Алекс никогда не бывал на улице долго: его задачей было добежать от дома до машины, от машины до школы и наоборот, но и эти короткие пробежки в один прекрасный момент стали тяжеловаты.

Почему-то Алекс стыдливо молчал о том, что мёрзнет на улице, почти неделю, и Мэтт заметил это без слов, вспомнил, что сам уже перешёл на более тёплую одежду, и отправил Алекса в город за курткой, ботинками, шапкой и прочей тёплой одеждой.

– Только на хуйню деньги не трать, – напоследок сказал Мэтт, заматывая горло мальчика собственным шарфом, чтобы он хоть как-то согрелся до того, как купит себе новенький.

– А ты со мной не поедешь?

– Извини, детка, мне надо на работу.

Алекс вздохнул, но решил не падать духом – ему сегодня и так повезло: он ехал не в школу с утра пораньше, а в торговый комплекс с целой кучей денег.

– А в кино можно? – спросил он, хитро улыбаясь из-за высоко намотанного шарфа и завесы отросших волос.

– Можно. Я имел в виду: покупай что хочешь, но не в ущерб куртке. Когда купишь всё, что нужно – хоть на голове стой.

– В кино пойду, – кивнул Алекс.

Когда он вернулся домой, Мэтта уже не было. Да и в самом деле, с чего бы ему было быть дома в самый разгар рабочего дня? Алекс погладил неизменно молчаливого и дружелюбного Макса по голове, снял новенькую куртку, заранее предвкушая, как Мэтт отнесётся к её небесно-голубому цвету, пушистые варежки с оленями, шапку и шарф закинул на полку, снял тёплые зимние ботинки и поставил в уголок. Пообедав и посмотрев пару серий “Костей”, он взял себя за горло и заставил сесть за уроки: пришёл в свою ныне пустующую комнату, где всё так же висели больше ненужные плакаты, где валялась на кровати забытая гитара, включил настольную лампу, разложил тетради и книги и три часа старательно занимался, восхищаясь собственной силой воли.

Машину Мэтта он уже узнавал по звукам: она как-то особенно шуршала по асфальту, смёрзшейся земле, гравию. Поначалу Мэтт исправно бибикал ему, подъезжая к дому, но один раз забыл, а Алекс всё равно оказался в холле и сказал, что слышит его и так (если в это время не спит, конечно). С тех пор Мэтт больше не сигналил. Ему, пожалуй, приятно было, что его любят настолько, что отличают шуршание покрышек именно его машины от всех остальных.

Конечно, когда он зашёл в дом со стороны гаража, Алекс уже ошивался в холле, с умным видом уставившись в учебник и задумчиво покусывая ручку.

– Ну что, умник, купил куртку? – Мэтт улыбнулся и по-отечески потрепал его по голове.

– Ага, вон она висит, – Алекс кивнул на голубой дутик, выделяющийся на фоне мэттовых черных пальто и курток ярким пятном.

– Это что, насмешка над собственной ориентацией? – ухмыльнулся Мэтт, осматривая обновку. – Хотя Бог с ним, наверное, тебе очень идёт этот цвет, ты же светленький. А вообще… смотри-ка, как она смотрится на фоне моей одежды.

– Как бельмо на глазу? – с готовностью весело подсказал Алекс.

– Нет. Но она очень бросается в глаза и… ну, что ли, разнообразит. Она прямо как ты сам. Вносит разнообразие в мою жизнь.

Алекс издал какой-то сдавленный звук, видимо, выражавший умиление, и прижался к Мэтту, счастливо улыбаясь.

Занимаясь уроками, Алекс совсем забыл об ужине, и Мэтт заказал пиццу. Получилось как раз неплохо: они в последнее время редко заказывали что-то готовое, и оба соскучились по фаст-фуду.

Вечером Алекс немного взгрустнул, что завтра надо идти в школу: друзей у него там так и не появилось. Это казалось странным даже несмотря на то, что в приюте он точно также был всегда один. Дело в том, что в доме Мэтта он сильно изменился: из забитого, всегда всего боящегося одиночки стал весёлым, живым и очень дружелюбным подростком. Мэтт диву давался и расстраивался, что у мальчика совсем нет друзей.

– Ну не в смысле, что они мои враги, – дотошно каждый раз исправлял его Алекс. – В смысле, что мы с ними просто не дружим. Они меня не обижают, просто не общаются.

– Ещё бы они тебя обижали, я бы им, блядь, шеи посворачивал.

– Не надо сворачивать. Ну просто мы разные, понимаешь? У нас с ними совершенно разные интересы, нам даже поговорить не о чем.

– Это с мальчишками, а девчонки?

– И с девчонками тоже, – грустно заканчивал Алекс и сутулился. – Ничего, я привык. У меня друзей никогда не было.

– А Сэнди?

– Сэнди… Тут говно я сам, а не он. Я только когда уходил, понял, что мог бы с ним дружить. А вместо этого я… Ну, знаешь, как Хрюша в «Повелителе мух»? Сам изгой, а над Саймоном вместе со всеми смеётся.

– Ну, у Хрюши-то друг был.

Они говорили об этом часто. Мэтту, теперь влюбившемуся по уши, казалось невозможным, что Алекс может быть плох для дружбы. По его-то мнению Алекс как раз был во всём хорош: и весёлый, и общительный, много читает и фильмы смотрит – то есть, поговорить с ним уж точно есть о чём. Больше всего Мэтт переживал за его день рождения, который должен был быть ещё нескоро, причём переживал именно с точки зрения отца. Он прекрасно знал, что как любовник сделает всё, что нужно, чтобы день рождения прошёл на ура, сделает всё, чего Алекс захочет: свидание, свечи, даже цветы. Как его друг он знал, что после этого они отлично отметят день рождения с Маргарет, Экси и её семьёй. Но всё же он был Алексу и отцом и всё лето представлял себе, как они устроят праздник с друзьями из школы: воздушные шарики, громкая музыка, пицца и некрепкий алкоголь. Он бы даже не мешал им – ведь по представлениям алексовых одноклассников он был просто папашей – ушёл бы тихонько к себе, а молодёжь бы развлекалась.

Но оказалось, что бурной подростковой вечеринки не планируется – друзей у Алекса не было. И Мэтт переживал по этому поводу куда больше, чем сам Алекс. Он-то ведь помнил, как много в его жизни значил Лукас. А у Алекса не то что лучшего друга, у него и приятелей-то не было, и это казалось чем-то немыслимым. Как у симпатичного мальчишки, весёлого, общительного, может не быть друзей? Ну хотя бы одного?

Все попытки разговорить самого Алекса ничем не кончались: он повторял всегда одно и то же – я на них не похож, говорить не о чем – и вытянуть из него что-то другое было сложно. Сам он, кажется, совсем не переживал по поводу своего дня рождения. Он говорил, что всё, о чём он мечтал – семья – у него теперь появилось, и никаких друзей ему не надо.

– Но ты же не можешь общаться только со мной, – возражал Мэтт. – Мы с тобой хоть и близки, но разница-то в возрасте большая. Будем честными, интересы у нас с тобой не все общие. Есть ведь вещи, которыми ты хотел бы поделиться, но со мной не можешь?

– Есть, – честно отвечал Алекс. – Но я не прошу звёзд с неба. У меня не было ни семьи, ни друзей. А теперь есть семья, и я благодарен за это. Просить чего-то ещё было бы наглостью. Понимаешь? Я и так боюсь спугнуть собственное счастье и не смею просить чего-то большего.

– Не бойся, как ты можешь спугнуть то счастье, которое уже есть? – Мэтт прижимал его к себе, силясь прикосновениями, лаской отогнать все его страхи. – То, что у нас есть, мы уже не потеряем.

Мэтт не знал, как сильно ошибается.

***

К началу ноября погода испортилась окончательно. Стало холодно, тяжёлое небо полотном нависло над городом от края до края, солнце почти никогда не показывалось из-за серой пелены низких тёмных облаков.

Вместе с погодой подпортилось и настроение, но в целом Алекс и Мэтт смело могли сказать, что счастливы, как никогда. Потому что теперь, возвращаясь с промозглой улицы, они были не одни. Алекс не забивался под одеяло на узкой койке в комнате, полной других мальчишек. Мэтт не торчал дома в одиночестве. Слово «дом» стало теперь чем-то священным. Они торопились друг к другу, чтобы побыть вместе.

Конечно, порой они и ругались, иногда даже сильно, но всегда не проходило и нескольких часов, как они сталкивались в коридоре на пути друг к другу, чтобы извиниться. А порой перемирие происходило сразу же: Алекс быстро понял, что если сделать плаксивое лицо, заставить голос и губы дрожать, Мэтт быстро сдаёт позиции и бросается его утешать, и не всегда, но часто пользовался этим. Просто он не любил ругаться с Мэттом и старался правдами и неправдами помириться с ним как можно скорее.

Один раз они поругались на ночь глядя и до утра спали на разных краях постели, оба разобиженные и надутые, и Алекс, свернувшись клубочком, едва сдерживался от того, чтобы переползти к Мэтту и извиниться, хотя изначально виноват был Мэтт. Это уже потом, когда они оба разозлились и наговорили друг другу гадостей, Алекс тоже больно его задел, но всё равно изначально виноват был вовсе не он. А может быть, даже и не Мэтт, а его гадский характер.

Перемирие произошло спонтанно: Мэтт последовал за ним в ванную и, не сказав ни слова, трахал на весу, прижимая спиной к стене. Извинялись они друг перед другом уже после, за завтраком.

В целом они жили мирно, если не считать вполне естественных ссор, происходивших нечасто, проводили много времени рядом друг с другом, вместе засыпали и просыпались.

Весной и в начале лета, когда Алекс, ещё мэттов сын, ходил в школу, Мэтт в это не лез. Алекс был слишком исполнен благодарности, чтобы обманывать и прогуливать, и Мэтт ему доверял. Кормил по утрам, но редко будил, уж тем более в субботу. Но теперь, когда Алекс спал в его комнате, игнорировать его мучения было сложно. Сам Мэтт, услышав будильник, просыпался, хотел он того или нет. А вот Алекс не просыпался. Он приподнимался, дотягивался рукой до телефона, навалившись на Мэтта, выключал будильник и снова засыпал, устроив тяжёлую голову на мэттовой груди.

Волей неволей приходилось подниматься и будить его: тащить в ванну, готовить завтрак, вызывать ему такси.

Мэтт частенько подвозил его сам, но только тогда, когда Алекс просил об этом. Его не надо было контролировать, как ребёнка. Алекс был слишком умным, слишком честным, чтобы водить Мэтта за нос, тем более что теперь его доверие было не родительским, а супружеским, и нарушить его для Алекса было бы ещё постыднее. Если уж он не хотел идти, он говорил об этом честно и прямо – и не шёл.

Но ноябрь пришёлся как раз на конец триместра, и Алекс, который и раньше пропускал школу редко, теперь перестал пропускать её вовсе. Мэтт очень гордился его ответственностью и старательностью, по-отечески гордился.

Но ответственность просыпалась в нём уже за завтраком, а вот до него Алекс, ещё спавший на ходу, был похож на безвольную куклу, которую приходилось перетаскивать с места на место.

Мэтт быстро смирился с тем, что по субботам сладкий сон ему не светит. В том, что он будил Алекса, было что-то такое важное для их отношений, что-то такое трепетное и ласковое, что в конце концов это даже начало приносить удовольствие.

В ту субботу Алекс, как и всегда, спал как убитый, повернувшись к Мэтту спиной и прижимаясь к его груди. Его телефон засветился, завибрировал, пополз по тумбочке, раздирая утреннюю тишину громкой музыкой, и Мэтт, сразу проснувшись, выключил сигнал и откинулся на спину. Проснувшись окончательно через пару минут, он включил ночник и обнял Алекса, погладил его по мягкому животу, по рукам, поцеловал в тёплую со сна щёку.

– Просыпайся, детка.

Алекс даже не повернулся, не издал ни звука: ему особенно крепко спалось по утрам. Мэтт повернул его на спину, провёл ладонью по рёбрам, огладил большим пальцем левую ключицу, кадык, подбородок. Алекс улыбнулся сквозь сон.

– Подъём, Алекс, пора в школу.

На этот раз Алекс замычал и приоткрыл один глаз.

– А может, не пора?

– А разве у тебя сегодня не контрольная?

Алекс захныкал и, вывернувшись из объятий, свернулся клубком под одеялом, будто ища защиты у столь ненадёжного укрытия.

– Малыш, ты же сам вчера мне все уши прожужжал, что сегодня очень важный день. Знаешь что, ты пока спи, а я пойду приготовлю завтрак. Но тогда уже по-честному вставай.

Вернувшись через полчаса, Мэтт увидел, что Алекс, конечно, всё ещё спит без задних ног. Без лишних разговоров Мэтт взял его на руки и понёс на кухню. Вчерашней ночью они просто легли спать, и Алекс был в пижамке, но всё равно спросонья ему стало холодно на кухне, и Мэтт принёс ему плед. Алекс так и восседал за стойкой, завёрнутый по самый подбородок, растрёпанный, хмурый с утра.

– Ух, злобный кокон. На какао, – Мэтт поставил перед ним дымящуюся кружку с неизменными маршмеллоу в виде смайлика.

– А можно я хотя бы после контрольной уйду? – жалобно попросил Алекс, с хрустом пережёвывая свежий огурец. – Приду и спать лягу.

– А завтра, то есть, ты не выспишься? – усмехнулся Мэтт. – Ладно, если больше ничего важного нет, то уходи, конечно. Мы же договаривались, что ты всё это решаешь сам – когда там тебе ходить, когда не ходить, какие уроки проёбывать.

Алекс кивнул и замолчал, целиком и полностью сосредоточившись на завтраке. Мэтт заодно покормил проснувшегося Макса, сходил в спальню и вернулся с ноутбуком, устраиваясь на стуле рядом с Алексом.

– Будешь работать? – спросил тот с набитым ртом.

– А что мне ещё делать? И так уже проснулся.

– Но у тебя же выходной… Это ты из-за меня проснулся, – Алекс виновато покосился на него.

– Не переживай, мне не трудно вставать рано.

– Ну не в шесть же часов.

Мэтт только пожал плечами, как бы говоря, что и в шесть вставать ему тоже не трудно.

Он так и сидел с компьютером, пока Алекс отмокал под душем, носился из спальни в свою комнату в поисках учебников, искал чёрные джинсы. Краем глаза наблюдая за этой беготнёй, Мэтт безошибочно определил момент, когда надо вызывать такси, чтобы к приезду машины Алекс был уже готов.

В холле, одеваясь в уличную одежду, Алекс всё так же торопился и паниковал, и Мэтт, наблюдавший за ним с долей насмешки, решил всё-таки помочь. Дождавшись, пока Алекс распрямится – он как раз уже завязывал ботинки – Мэтт подошёл к нему, сам надел на него шапку и замотал шарф поверх воротничка куртки.

– Всё-таки ты немножко мой ребёнок. Пиздец, даже одеться сам не можешь.

Закончив с шарфом, Мэтт притянул к себе Алекса, ставшего в куртке-дутике не таким худеньким, и поцеловал – коротко, недолго, но ласково.

– Всё, салага, иди. Удачи на контрольной.

Алекс улыбнулся ему на прощание и, взяв рюкзак, смешно посеменил по скользкой тропинке к жёлтой машине такси.

– Эй, Алекс! – Мэтт вышел на крыльцо, накинув осеннее пальто на плечи. – Забрать тебя из школы?

– Не надо, спасибо! – крикнул Алекс, уже садясь в машину. – Сам доеду, ты лучше отдыхай!

Мэтт помахал ему рукой и вернулся в дом. Макс, тоже ошивавшийся в холле, как всегда, когда кто-то уходил, махнул ему хвостом и потрусил за ним на кухню. Мэтт глянул на часы.

– Нет, парень, рано. Давай ещё час – и пойдём гулять.

Макс тяжело вздохнул, будто всё понял, и лёг у мэттовых ног, повернувшись к нему задницей, а мордой к выходу с кухни в коридор. Мэтт улыбнулся – охранять его было совершенно не от чего, но Макс всегда спал именно так, будто в любой момент ожидая опасности и готовясь её отразить. Мэтт выпростал ногу из тапка и положил на тёплый бок, вздымавшийся, как мех в кузнице, да так и оставил. Макс слабо вильнул ему хвостом, не открывая глаз.

Через час, одевшись потеплее, Мэтт вышел с Максом на прогулку. Обычно утром они гуляли долго, где-то около часа, но в этот раз Мэтт забыл перчатки, и, хоть руки его всё время были в карманах – Макс бежал сам по себе, без поводка – очень быстро стало холодно, и они вернулись.

Мэтт снова взялся за работу, но на этот раз перенёс лэптоп в гостиную и завалился вместе с ним на диван. На улице было уже светлее, но в комнате всё равно горел свет: ноябрьского тусклого солнца едва ли могло быть достаточно.

Разобравшись с делами, сделав пару звонков, Мэтт всё же поспал пару часов прямо на диване: вообще-то, он этого не планировал, но книжка, за которую он взялся, отложив компьютер, сморила его в четверть часа, и он проснулся с тяжёлой головой только около одиннадцати часов. Даже кофе не помог ему взбодриться, и Мэтт включил телевизор, сел за барную стойку, подперев щёку кулаком; попереключав каналы, он наткнулся на «Хищника», уже дошедшего до середины, но всё же решил посмотреть его. Это было самое приемлемое из того, что шло по телевизору субботним утром.

Он, конечно, мог взять компьютер и выбрать, что смотреть, самостоятельно, но в жизни бывают такие моменты, когда высшее благо – позволить течению подхватить себя, тем самым избавившись от необходимости самостоятельного выбора.

Когда «Хищник» закончился, был уже первый час, и переключать каналы пришлось снова. Не найдя на этот раз ничего стоящего, Мэтт позвонил сестре; во время ненавязчивого и, в общем-то, пустого разговора с ней, телевизор продолжал тихо бубнить. Новости по местному каналу мало кого могли заинтересовать, и, попрощавшись с Экси, Мэтт хотел было выключить телевизор вовсе, но что-то царапнуло его слух, какое-то знакомое слово.

– …трассе произошла авария. Водитель грузовика не справился с управлением из-за гололёда и столкнулся… – монотонно говорила ведущая, а на большом экране почему-то в ужасном качестве было видно покорёженную жёлтую машину, грузовик, дружно мигающие сигналы реанимации и дорожной службы.

– Нихуя же се… – Мэтт не договорил и нервно глянул на часы. Первый час. Он ещё в школе, слава Богу, он ещё в школе, он ещё…

– …личности пострадавших установлены. Водитель такси скончался на месте, пассажир с тяжёлыми травмами доставлен в больницу… со слов очевидцев…