Текст книги "The wise man grows happiness under his feet (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Теперь, одеваясь для прогулки, Мэтт ощутил такую жгучую жалость, такое желание действительно сделать своего приёмыша счастливым, что он не сомневался: больше отчуждения не будет.

Поэтому вернувшись в холл и обнаружив там Алекса в этих ебучих кедах на колёсиках и (наконец-то!) с фотоаппаратом, висящим на шее, Мэтт не сумел подавить желания его потискать. Алекс, хоть и был уже довольно взрослым, сегодня так по-детски ревел на кухне, что вдруг показался совсем маленьким и очень несчастным птенчиком.

– Алекс, я хочу, чтобы ты никогда не сомневался в том, что ты мне нужен, – Мэтт чуть отстранил его и посмотрел ему в глаза, улыбаясь ласково и тепло, без тени насмешливости. – Я люблю тебя, ты мой детёныш, и я правда очень нуждаюсь в тебе. Просто я иногда веду себя как полное говно. Я попробую с этим бороться, хорошо? Я попробую стать лучше для тебя, обещаю.

Алекс, впервые услышав от него такой долгий и прочувствованный монолог, опять не сумел сдержать эмоции – поник и уткнулся лбом в мэттову грудь, и мужчина обнял его и погладил по спине.

– Ну всё, вытирай слёзы и пойдём, а то Макс обосрётся и испортит всю возвышенность момента.

– Ты уже испортил, – Алекс рассмеялся и накинул лёгкую ветровку: день был достаточно холодный.

Они вышли с участка и отправились в находившийся неподалёку лесопарк, разбитый и облагороженный совсем недавно. Макс бежал на десять метров впереди – не было нужды держать на привязи так хорошо воспитанного пса. Мэтт неторопливо шёл прямо по дорожке, сунув руки в карманы лёгких летних брюк, а Алекс то и дело отходил то вправо, то влево, чтобы сфотографировать понравившиеся цветочки, листочки и веточки. Мэтт усмехался, но не комментировал – Алекс впервые воспользовался подаренным фотоаппаратом, и мужчина, наконец-то, понял, почему. Мальчик был весел, но молчалив. Много фотографировал пейзажи, подбежавшего несколько раз поближе Макса, даже самого Мэтта – втихаря. Тот, конечно, всё видел, но не рассердился; да и чего, собственно, ему было сердиться?

Они гуляли недолго, всего около получаса – Мэтту надо было на работу. Вернувшись домой, он едва успел переодеться в деловой костюм и поспешно ушёл, но Алекс знал, что вечером он приедет домой вовремя.

И в самом деле: часовая стрелка ещё не достигла цифры семь, а в гараж уже въехал чёрный джип, мигнув Алексу, торчавшему у окна, фарами. Мэтт явился с большущей бутылкой газировки и несколькими коробками, источавшими приятный, но какой-то непривычный запах. Алекс, сразу сунувший нос в пакеты, достал коробки и, открыв их, почувствовал, как в желудке бурчит от голода.

– А что это за штуки?

– Суши. Ты что, никогда не ел? – Мэтт насмешливо приподнял правую бровь.

– Конечно, ел, – не менее язвительно ответил Алекс. – В перерывах между чёрной икрой и королевскими креветками.

– Ах да, точно, – Мэтт улыбнулся и поставил все коробки на стол. – Придётся учить тебя есть палочками, да?

– Да, – Алекс приоткрыл баночку с соевым соусом, понюхал и опять сглотнул. – Я ещё не попробовал, а мне уже кажется, что ужасно вкусно. Из чего их делают?

– Из риса, водорослей, рыбы, иногда сыра. Вообще они бывают очень разные. Хочешь, можем как-нибудь сходить в суши-бар? Можем даже с мамой и Экси – давненько они к нам не наведывались. Соскучился?

– О, давай. Только ты научи меня, как есть, а то я эти палочки даже держать-то правильно не умею.

Они сели рядом, и Мэтт, взяв руку Алекса, осторожно вложил в неё палочки так, как положено, взял свою пару и пошевелил пальцами, демонстрируя нужные движения, а потом подхватил один ролл, макнул в соус и съел.

– Вот так. Всё просто. Давай-ка, попробуй.

Алекс неуверенно пошевелил палочками, которые сжимал так сильно, будто тонул, и только они могли спасти его. Само собой, ролл развалился под таким напором, и Мэтт едва удержался, чтобы не разоржаться.

– Осторожнее, не надо так сжимать пальцы, расслабься. Попробуй ещё раз.

Прежде чем заняться вторым роллом, Алекс пальцами подобрал ошмётки первого, сунул в рот и аж замычал от удовольствия.

– Охренеть, это так вкусно, – он так вытаращил глаза, что Мэтт всё же рассмеялся.

– Ты давай-ка не выражайся, засранец, а учись. А то пойдём в бар, и ты там весь соус разольёшь, а я буду над тобой смеяться, и стыдно мне не будет. Давай. У тебя три попытки.

Алекс аж покраснел от напряжения, когда всё-таки поднял ролл из коробочки и понёс к миске с соусом, пытаясь не уронить, не раздавить, не расплескать соус. И у него вышло! С соусом оказалось ещё вкуснее, и Мэтт оглянуться не успел, как Алекс сожрал всю свою коробочку и ещё немного украл из третьей, общей.

– Ну ты и способный, – удивился Мэтт, у которого ещё и половина не была съедена. – Не обедал, что ли?

– Обедал, – заверил Алекс. – Просто о-очень вкусно. Никогда такого не ел!

– Я рад, что тебе нравится, – Паркер ласково потрепал своего найдёныша по кудрявой голове. – Доем – и идём гулять с Максом.

***

Отношения между ними наладились поразительно быстро и незаметно – и пары дней не прошло. В ближайший уикенд они даже съездили на пикник, перенеся встречу с Маргарет и Экси на следующие выходные.

Мэтт разбудил Алекса в субботу пораньше, и они выехали с самого утра. В багажнике джипа лежала палатка с двумя спальниками в чехле, небольшой портативный холодильник с двухдневным запасом мяса для шашлыков и бутылкой лимонада. На заднем сидении кучей были навалены рюкзаки с тёплой одеждой, взятой на случай непогоды, макаронами, котелком, алюминиевыми кружками и всякой мелочью вроде сигарет, солнечных очков, спреев от комаров и всего прочего, необходимого в походе. Поверх рюкзаков лежала гитара, на полу перед сидениями стояла трёхлитровая бутыль питьевой воды и даже сложенный спиннинг, заготовленный Мэттом на всякий случай: сам он рыбалку не любил, но была вероятность, что его новоприобретённое чадо неожиданно воспылает желанием попробовать.

Кроме того на заднем сидении, зажатый между тюками, рюкзаками, гитарой и всей прочей дребеденью, восседал Макс, высунув голову в приоткрытое окно и свесив язык. Разумеется, Мэтт не мог не взять своего «литл бро» в поход на природу.

Место Мэтт выбрал дальнее – они ехали несколько часов на машине, а потом, заехав в лес по заросшей дороге настолько, насколько это было возможно, оставили заблокированный джип дожидаться их, а сами взвалили на себя всю поклажу и отправились пешком. Макс сразу же ломанулся через кусты куда-то в чащу, и Мэтт не стал его окликать – пёс не должен был уйти слишком далеко.

Мужчина, конечно, нёс большую часть барахла – палатку со спальниками, свой рюкзак, морозильную камеру и бутылку воды. Алекс тащил только свой довольно лёгкий рюкзак с Бартом Симпсоном, гитару, удочку и котелок. Шли они молча, потому что было жарко, тяжело, даже рот открывать было лень.

Стояла действительно сильная жара – раскалённый воздух аж дрожал, как в чёртовой пустыне, даже деревья не спасали от лучей, и Алекс спустя десять минут ходьбы достал из рюкзака две пары солнечных очков и напялил одни на себя, другие на Мэтта. Стало лучше, но желания разговаривать не появилось.

Вообще, вокруг было красиво, но Паркерам было не до того. Если бы было не так жарко, они бы, наверное, полюбовались сочной летней листвой, послушали жужжащую крылышками насекомых лесную тишину, Алекс, может, нарвал бы цветов, будь у него свободны руки, но увы, жара мешала им хоть сколько-нибудь радоваться жизни.

Несколько раз они остановились на привал, попили воды, полили из бутылки Макса, чтобы ему было не так жарко (бедолага был оскорблён в лучших собачьих чувствах и до самого конца пути не подходил к Мэтту близко во избежание повторения водных процедур), но такие остановки только мешали им – расслабляли, заставляли размякнуть на солнце, разлениться. Поэтому где-то к трём часам дня Мэтт решительно заявил, что останавливаться и тем более валяться на траве больше не даст, пока они не дойдут до нужного места.

– А скоро нужное место? – с мученическим видом прохрипел Алекс, растянувшийся на траве, раскинув руки и ноги с уже поцарапанными где-то коленками.

Мэтт несильно пнул его ногой в подошву ботинка, призывая подниматься.

– Скоро, скоро. Вставай и идём. Дойдём до стоянки – отдохнёшь. Давай, мелочь, подъём.

– Жарко, – Алекс очень толково изобразил, что задыхается, хватаясь руками за горло и даже краснея от шеи до лба.

– Хорош дурака валять, поднимай задницу, – Мэтт пнул его чуть сильнее и протянул руку.

Алекс послушно взялся за подставленную ладонь и с радостным «уии» позволил Мэтту поднять себя на ноги.

– Знаешь-ка что, снимай футболку, – скомандовал мужчина. – Быстрее. Наматывай на голову. Как чалму, знаешь?

Дождавшись, когда птенчик сделает, что велено, Мэтт отвинтил крышку с бутылки и щедро полил Алекса водой с ног до головы. Алекс, сначала испуганно вскрикнув, уже собрался высказать всё о садистских мэттовых методах борьбы с жарой, когда ощутил, что ему действительно стало легче. Чалма намокла полностью, из неё стекали прохладные струйки на спину и грудь, и жара отступила.

– Заебись, – констатировал Мэтт, видя, что выражение лица у Алекса медленно превращается из возмущенного в довольное. – Идём быстрее, осталось полчаса. Наверное.

Они шли ещё сорок минут, не останавливаясь на передышки – Мэтт только один раз сбавил шаг и прямо на ходу полил Алекса водой ещё раз. На этот раз мальчишка был доволен, подставлял лицо под струю прохладной воды и улыбался.

Нужное место было видно издалека – это был огромный валун, давным-давно вросший в землю и покрытый травой. Только в некоторых местах дёрн содрался, и было видно пористый камень, выбеленный солнцем и временем. По пологой стороне на него удобно было взобраться, с крутого откоса было удобно смотреть на расстилавшееся в десяти метрах озеро, мирно поблескивавшее из-за деревьев.

Камень был настолько огромный, что на нём бы, наверное, поместились три палатки – а с одной-единственной и подавно не возникло проблем. Но прежде чем заниматься палаткой, оба путника полчаса повалялись на нагретой поверхности, бездумно глядя в высокое синее небо и не говоря ни слова. Макс, сначала несмело бродивший вокруг камня, опасаясь стоявшей рядом с Мэттом бутылки, рискнул подойти, и увидев, что никто его обливать не собирается, подошёл к лежащим хозяевам и улёгся сам, положив голову Мэтту в ладонь. Паркер улыбнулся, не открывая глаз, и погладил немца по горячей от солнцепёка голове.

– Жарко тебе, дурака кусок? – в его голосе слышалось столько нежности, что и Алекс улыбнулся. – Вон там озеро, беги хоть лапы, что ли, намочи. Слышь, Макс? Иди купаться.

Макс утробно заурчал и перевернулся кверху брюхом, поджимая передние лапы и вываливая из пасти язык.

Купаться ушёл Алекс, а не Макс. Мэтт всё ещё валялся на камне, не забывая почёсывать спящего пса, а Алекс снял ботинки, размотал чалму и, пробравшись к тинистому берегу озера, сунул ногу в довольно холодную воду. Постояв пару минут, он шагнул по колено и снова замер. Мэтт, ждавший визгов и плесканий, приподнял голову и сощурился, прикрывая глаза ладонью, как козырьком, и заинтересованно присмотрелся к происходящему. Алекс медлил, топтался по берегу по колено в воде, заходя по шажочку.

– Чего копаешься? – крикнул Мэтт, садясь.

– Вода холодная, – Алекс обернулся, и его очки блеснули на солнце.

– Досчитай до трёх – и ныряй, – посоветовал Мэтт. – А то два часа заходить будешь.

Алекс покивал, демонстрируя, что всё понял и уже готов считать до трёх, но заходил ещё пятнадцать минут. Мэтт, собиравшийся ставить палатку вместе с мальчишкой, плюнул и занялся ею сам, пока вошедший во вкус Алекс плавал туда-сюда вдоль берега, громко плещась.

К шести часам жара спала. Начало холодать, но камень, нагревшийся на солнце за день, продолжал отдавать тепло. Макс, всё-таки влезший в воду и даже разок сплававший за брошенной веткой, спал без задних лап за палаткой, Алекс бродил по лесу, стараясь не отходить от камня далеко, и собирал ветки. Мэтт ставил лёгкий походный мангал, дожидаясь возвращения мальчика.

Брать угли он не стал, поэтому пришлось найти корягу побольше и разрубить её захваченным походным топориком, чтобы получившиеся куски можно было положить в мангал. Алексу, вернувшемуся с целой охапкой прутиков, было велено развести огонь в трёх метрах от палатки и следить, чтобы он не потух. Мальчик с задачей справился на ура, и Мэтту оставалось только наведаться в лес и принести веток побольше, чтобы хиленький костерок разросся и действительно начал давать тепло.

Когда стемнело, все приготовления были закончены: палатка стояла, костёр весело трещал, шашлыки тихо шипели над мангалом, источая аппетитный запах, накормленный Макс сидел поодаль, не проявляя никакого интереса к мясу, Алекс и Мэтт сидели у огня на притащенном из леса стволе дерева и пили горячий чай. Только что вскипевший котелок, окружённый облачками пара, стоял рядом с костром.

Спинам было прохладно, зато лица вспотели и раскраснелись – Мэтт постоянно подбрасывал веток в костёр, и он горел жарко, сильно, даже шумел в относительной лесной тишине.

Озеро плескалось в отдалении, где-то в чаще жутковато кричала птица, но Алексу было не страшно, совсем не страшно. Отставив чашку, Мэтт лениво перебирал пальцами струны гитары, бездумно глядя в огонь, а Алекс грелся, прижавшись к его тёплому боку.

Ему было уютно. Сейчас он готов был сказать, что Мэтт – лучший папа на свете. Самый весёлый и добрый. Паркер, и правда, сам удивлялся тому, как гладко и хорошо прошёл этот день. Следов раздражения, которое иногда вызывал у него не в меру болтливый Алекс, не было. Мэтт чувствовал только спокойствие, какую-то странную безмятежную радость и тепло.

– Знаешь, – задумчиво сказал он, продолжая тихо наигрывать, – я давно знаю это место. Последний раз я был здесь мальчишкой, лет десять назад. С отцом. Обычно мы ходили сюда втроём, но в тот раз Экси заболела и осталась дома. Мы вот так же сидели у костра и говорили. Он был добрый, мой старик. Весёлый, шумный. С ним никогда не было скучно. Всегда хотел быть таким же отцом, как он. Наверное, у меня плохо получается… чёрт, не знаю, чего это я вообще его вспомнил…

Алекс наклонил голову и уткнулся виском в мэттово плечо.

– У тебя получается. Я очень счастлив сейчас. Наверное, даже счастливее, чем в тот день, когда ты предложил мне опеку. Тогда было как-то по-другому: я… чуть с ума не сошёл. Радость была какая-то буйная, почти болезненная. А сейчас так тихо и спокойно. Так хорошо. Ты очень хороший папа, – Алекс секунду подумал и добавил: – Мне другого не надо.

– Я рад, что ты так считаешь. Надо же, вот не думал, что сумею… – Мэтт задумался, как сформулировать. – То есть, мне бы хотелось равняться на отца, но я знаю, что я просто другой и никогда бы не смог, как он. Но на самом деле, я выкладываюсь по максимуму в последние дни. Честно. Я виноват перед тобой, и я действительно хочу исправиться. Хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я буду, – пообещал Алекс и, достав фотоаппарат из рюкзака, зачем-то сфотографировал огонь. – Красиво. Ты любишь петь?

– Не очень, – честно ответил Мэтт. – Хочешь спеть?

– Да. Можешь сыграть что-то из Битлз?

Мэтт кивнул и, пару секунд подумав, начал тихо наигрывать знакомый мотив. Сначала Алекс запел один – раньше Паркер никогда не слышал, как он поёт. Голос у мальчика был не выдающийся, но пел Алекс чисто и приятно, «из самой души», как принято говорить. На втором куплете Мэтт не выдержал и подхватил, заиграл чуть громче, и когда песня закончилась, пожалел о том, что присоединился так поздно. Алекс, будто прочитав его мысли, спросил:

– Давай ещё «Yesterday»?

Они до самой ночи сидели у костра, ели шашлыки, много говорили, перемежая разговоры песнями, пили лимонад, ходили в лес искать ветки, и Алекс пугался каждого шороха и треска. Когда время перевалило за полночь, Мэтт заметил, что мальчик клюёт носом и зевает, и отправил его спать, а сам ещё немного посидел у костра, почему-то снова думая об отце.

Когда он сам пришёл в палатку, Алекс уже спал, скукожившись в своём спальнике. Мэтт запустил в палатку Макса, застегнул на молнию вход, забрался в тёплое нутро мешка, подложив под голову толстовку, и сразу же заснул, как и всегда бывает, когда выезжаешь за город и целый день дышишь чистым воздухом. Правда, вскоре он проснулся от того, что Алекс начал странно покряхтывать во сне. Мэтт включил фонарик и посветил в сторону мальчика – судя по позе, он совершенно замёрз, и теперь дрожал, не просыпаясь.

– Эй, – позвал Мэтт шёпотом, но мальчик даже не поморщился. – Алекс, – повторил он уже вполголоса. – Алекс, просыпайся!

Наконец мальчишка продрал глаза и сонно, ошалело глянул на папашу.

– Чего?

– Замёрз? – зачем-то спросил Мэтт, хотя ответ был и так очевиден.

– Очень.

– Двигайся сюда, – Мэтт выпростал руку из собственного спальника и похлопал по пустому месту рядом с собой.

Алекс подобрался и, не вылезая из спальника, придерживая его рукой, целенаправленно пополз, куда было велено, сонно покряхтывая. Он был похож на огромную гусеницу, и Мэтт незаметно ухмыльнулся неожиданному и очень достоверному сходству.

Добравшись, Алекс несколько минут шумно возился, пытаясь устроиться, а потом сулитился*, поджав ноги к животу, прижавшись спиной к мэттову боку, и засопел. Мэтт улыбнулся, повернулся на бок, к мальчику лицом, притянул его к себе поближе и, сунув руку обратно в спальник, снова заснул.

***

Следующий день прошёл так же лениво-уютно. Проснувшись, Алекс и Мэтт сварили себе макароны в котелке, накормили Макса и завалились на вытащенные из палатки спальники. Алекс моментально загорел, как вождь краснокожих, и едва заметные светлые волоски на его руках и ногах выгорели, стали золотисто-белыми, и это особенно забавно смотрелось на фоне загорелой кожи.

Макс изнывал от жары, и дважды его принудительно выкупали в озере, чтобы он ни в коем случае не заполучил солнечный удар. На этот раз он не обижался, а мужественно терпел, пока его в четыре руки поливали водой, заведя в озеро так, что торчала только спина и голова.

***

Уйти со стоянки пришлось где-то около пяти часов вечера, чтобы вовремя добраться до машины и вернуться домой не очень поздно. Уезжать было жалко, и Алекс раскис и заныл – пришлось пообещать ему, что они приедут сюда ещё не раз за лето.

Всю обратную дорогу Алекс не выключал радио. Хорошее настроение вернулось, и он, развалившись на переднем сидении и открыв окно, самозабвенно подпевал всему, что звучало из колонки, продемонстрировав удивительное знание текстов песен. Мэтт, у которого настроение тоже было отличное, улыбался этому шумному веселью и иногда тоже подпевал, но, в общем-то, старался не сильно отвлекаться на пляски справа, на соседнем сидении.

Добравшись домой, Мэтт первым делом позвонил матери, вкратце рассказал ей об их неожиданном путешествии, и только после этого залез в душ. Алекс уже минут пятнадцать как шумно плескался в своей ванной на втором этаже, распевая во всё горло.

Как следует отмокнув в душе, Паркеры собрались на кухне, поужинали заказанной пиццей (готовить что-то на ночь глядя было, разумеется, лень), и разошлись по своим комнатам.

***

Алекс впервые за долгое время действительно почувствовал себя счастливым. Полностью, без всяких оговорок. Мэтт проводил с ним время каждый день, и Алекс даже не обиделся, когда в среду он привёл нового одноразового красавца.

С красавцем заранее была проведена воспитательная беседа насчёт тисканья Алекса за щёки, и дело обошлось без неловких ситуаций. Да и вообще этот Эрик понравился Алексу куда больше – он был весёлый, простой и совсем не смущал. Он, как и Тони, не задержался в доме после завтрака.

Алекс не почувствовал никакой обиды на Мэтта за то, что тот снова привёл кого-то домой. Только потом, вечером, когда мальчик ложился спать, его ещё раз кольнуло что-то горькое – он пожалел Мэтта, который тратил себя на каких-то проходимцев.

По крайней мере, Алекс объяснил себе сосущую пустоту и боль где-то внутри, у сердца, именно жалостью. Никаких других объяснений ему в голову не пришло.

_______________________________________________________

*Сулититься – авторское слово, не моё, правда. От слова “улитка”, если кто не понял :)

========== Глава 5 ==========

Алекс проснулся, когда тёплые ладони, скользнувшие под его футболку, огладили живот, грудь и рёбра. Он едва заметно вздрогнул, но глаз не открыл – ему стало страшно. Он был совершенно беззащитен перед Мэттом (а кто ещё это мог быть ночью в их доме?), и вообще-то, рассуждая логически, рано или поздно всё должно было закончиться именно этим. Мэтт, до мозга костей блудливый и падкий на смазливенькие личики, не мог не захотеть его. Может, он и боролся со своими желаниями, может, и пытался уговорить сам себя не делать глупостей, но итог оказался один – в темноте его руки слепо и жадно шарили по телу Алекса, замершего и сжавшегося от испуга.

Это было и страшно, и тошно, и отвратительно, Алекс не мог пошевелиться от удушающего ужаса, содрогался от одной мысли о том, что может сделать с ним Мэтт, но не мог найти в себе сил открыть глаза. Даже если бы он закричал и забрыкался, не факт, что это помогло бы – никто не услышал бы его, а Мэтт, может, не обратил бы внимания, или, что ещё хуже, распалился ещё больше.

Поэтому Алекс притворялся спящим, пока мог, но долго делать вид, что спишь, когда чужая рука сжимает твой почему-то стоящий член оказалось невозможно. Алекс глубоко вздохнул, открыл глаза, увидел перед собой склонившуюся полуобнажённую фигуру и взглянул в почти чёрные в ночном полумраке глаза.

– Зачем? – только и смог спросить он, а дальше рука на его члене задвигалась, и все вопросы вылетели у него из головы сами собой.

***

В этот момент Алекс проснулся по-настоящему – видимо, его разбудил собственный крик. В комнате никого не было, дверь была приоткрыта, и откуда-то с первого этажа неслись вполне характерные звуки.

Алекс сообразил, что его жуткий и вместе с тем возбуждающий сон был вызван тем, что Мэтт и его очередная шлюшка в порыве страсти не добрались до спальни, и звуки, издаваемые ими, навеяли подобные сновидения.

Однако причины причинами, а возбуждение, никуда не исчезнувшее, давало себя знать; Алекс встал с постели и тихонько прокрался в свою ванную. Он надеялся, что на первом этаже не услышат звука льющейся воды, как не услышали до этого его испуганного вопля. Забравшись в душ, Алекс не нашёл в себе сил включить прохладную воду – было и так холодно, и мёрзнуть совершенно не хотелось, поэтому единственное, что ему оставалось – уткнуться лбом в запотевшую стену душевой кабинки и обхватить член рукой, сжимая зубы, чтобы приглушить протяжный стон.

Думать о причинах собственного возбуждения не только не хотелось, но и не представлялось возможным – с каждым движением из головы выветривалось всё больше мыслей, пока наконец не осталось ни одной. Однако очень скоро Алекс, всё же, пришёл в себя и ошарашенно замер, осознав, что перед глазами до сих пор стоит картина из сна, что он дрочит на собственного опекуна, почти отца, и подспудно мечтает, чтобы именно его рука была сейчас на члене.

Алекс зажмурился, не прекращая быстро двигать рукой, и перед ним особенно отчётливо нарисовался Мэтт, прижимающий его к себе, бесстыдно ласкающий его стоящий член, гладящий по груди, сжимающий соски, целующий в шею за ухом. Алекс захватал ртом воздух, будто задыхаясь, из глаз брызнули слёзы, вызванные скорее ужасом, чем возбуждением, и он, последний раз вскрикнув, кончил и опустился на пол кабинки, не в силах стоять на ногах.

Он так и замер под жёсткой струёй душа – ссутуленный, изнурённый, напуганный. Осознание того, что только что произошло, нахлынуло ударной волной, как только отступило возбуждение.

Он хотел Мэтта. Он дрочил и представлял его руки на своём теле. Он завидовал мужчине внизу, который как раз сейчас чувствовал эти самые руки. Он ненавидел и Мэтта, и этого незнакомца, которого даже не видел ни разу в жизни (Мэтт опять вернулся поздно), и даже самого себя.

Алекс подтянул ноги повыше к груди, уткнулся в них лбом и постыдно расплакался, не смея даже представить себе, что будет, если Мэтт узнает. Шум воды наверняка заглушал любые другие звуки, а на первом этаже, скорее всего, никто и не вслушивался, так что Алекс не сдерживался – плакал громко, всхлипывая и подвывая, сотрясаясь всем телом. Нарыдавшись вдоволь, он кое-как выбрался из душа, вытерся и вернулся в постель, опасаясь, что мысли не дадут ему заснуть, но он отключился, как только тяжёлая от слёз голова коснулась подушки.

Проснувшись утром, Алекс полчаса лежал на кровати и пялился в потолок, вспоминая свой сон, свои фантазии и слёзы. Надо было спускаться к завтраку, но он боялся – Мэтт не мог не заметить. Он же такой умный, такой искушённый, конечно, он сразу всё поймёт. И что тогда? Что ему говорить, как оправдываться? Какие слова подобрать, чтобы не рассердить, чтобы не нарушить той крепкой и верной дружбы, которая установилась между ними за то время, что они жили вместе? Алекс не знал, а потому трусил.

Но рано или поздно надо было решиться, потому что часы уже показывали четверть первого, и Мэтт, приготовивший завтрак, долго ждать не стал бы. По крайней мере, Алекс надеялся, что ночной гость уже ушёл, и можно будет не пепелить его ненавидящим, полным чёрной зависти взглядом.

Алекс всегда вставал поздно, когда была возможность, и обычно Мэтт оставлял ему завтраки в холодильнике, уходя на работу, но сегодня была суббота, и рано или поздно он поднялся бы будить своё сокровище, пока еда не остыла. А сокровище вовсе не хотело, чтобы его застали в раздрае, слезах и отчаянии.

Поэтому Алекс наскоро принял душ, оделся и спустился сам.

К счастью, Мэтт и правда был на кухне один – сидел за стойкой, подперев подбородок кулаком, пил остывший кофе и смотрел телевизор. Макс, уже получивший завтрак, растянулся поперёк входа, мешая пройти, и глядя на него, Алекс на секунду отвлёкся от своих гнетущих мыслей и даже улыбнулся.

– Доброе утро, – он попытался придать голосу весёлости. К счастью, Мэтт был слишком занят новостями, чтобы заметить скрытую печаль и горечь.

– С утром это, ты, конечно, загнул, – Мэтт улыбнулся, и Алекс вдруг почувствовал, что от этой улыбки у него подгибаются ноги. – Садись, ешь быстрее, и пойдём с Максом.

Алекс, незаметно ухватившийся за дверной косяк, отлип от него, перешагнул Макса и сел за стойку, делая вид, что смотрит телевизор. Мэтт не заметил, не почувствовал пристального взгляда, поставил тарелку в микроволновку, склонился над чашкой и старательно, очень медленно начал двигать в ней что-то ложкой.

А Алекс смотрел, не отрываясь, и радовался, что Мэтт не замечает.

Вообще, он всегда знал, что Мэтт красивый, но судил об этом абстрактно, не вдумываясь, не выделяя мелочи из общего образа. Ему не было смысла глазеть на него до сегодняшнего дня, он и не глазел. А теперь готов был подмечать каждую чёрточку, каждый изгиб, ужасаясь собственным мыслям, собственному восхищению.

Он смотрел на загорелую спину, на широкие плечи, на маленькую родинку на пояснице, на точёные мускулистые икры, не скрываемые джинсовыми шортами, достававшими только до колена. Мэтт не был особо высок, не обладал могучей фигурой атлета, но Алекс считал, что ему бы и не пошло быть верзилой вроде Шварценеггера. Он был выше Алекса на полторы головы, поджар, загорел, и мальчик вскоре со стыдом понял, что едва ли не роняет слюни на стойку. К счастью, у него была неплохая реакция, и когда Мэтт повернулся, взгляд Алекса снова был устремлён в телевизор.

В чашке какао, которую Мэтт поставил перед ним на стойку, плавали зефирки, образуя собой смайлик: два глаза и улыбка из шести кусочков. Алекс снова невольно отвлёкся от мыслей.

– Смайлик? – его голос и впрямь прозвучал весело.

– Ага, как ты.

– В смысле? – Алекс шумно хлебнул горячего какао, и несколько зефирок, попав ему в рот, почти сразу растаяли на языке.

– Бабушка так тебя зовёт, – пояснил Мэтт, доставая тарелку из заходившейся писком микроволновки. – Потому что у тебя рожица весёлая, и вообще ты забавный.

Алекс, окончательно забыв свои любовные метания, насупился.

– Я не Смайлик, – твёрдо сказал он. Клички вызывали у него неприятные ассоциации с приютом, и он в последнюю очередь хотел, чтобы и в семье его звали не по имени.

– Да ладно, почему нет? Весело же, да и тебе подходит. Не дуйся, а лучше ешь, и побыстрее.

– Это она мстит за «бабушку», – пробурчал Алекс и уставился в тарелку, сердито хмуря брови. Он не заметил, каким нежным, умилённым и чуть насмешливым взглядом смерил его Мэтт, а если бы увидел, наверное, расценил бы это по-своему.

Мэтт, снова сев за стойку, сосредоточился на новостях, и Алекс мог без опасений рассматривать его. С девчачьим восхищением он любовался прямым носом, высоким лбом, довольно короткими, но густыми ресницами, обрамлявшими зелёные глаза, мужественным подбородком и чувственными губами, часто кривившимися в насмешливой улыбке. Присматриваясь к его загорелым плечам и выступавшим ключицам, к острому кадыку, Алекс ловил себя на мысли, что кожа у Мэтта, наверное, очень мягкая, если её потрогать. И руки, наверное, очень сильные. А ещё, наверное, он очень тёплый, даже горячий. Так много было этих «и» и «наверное», что Алекс под конец даже устал строить догадки и предположения, закончив свой тщательный осмотр твёрдым решением: Мэтт красив как бог, и стоит признаться себе хотя бы в собственной бисексуальности.

Впервые серьёзно задумавшись о своей ориентации, Алекс с горькой усмешкой подумал, что били его в приюте, выходит, неспроста. Ну не мог же он так любоваться Мэттом, будучи натуралом.

***

Алекс весь день был как на иголках – Мэтт всё время был рядом, то и дело задевал его плечом, улыбался ему, говорил с ним. После прогулки с Максом он уехал в магазин и в коридоре перед самым выходом обнял Алекса; тот ткнулся носом ему в грудь, вдыхая запах одеколона, пытаясь сдержать дрожь.

А вечером они вместе смотрели кино, и Алекс доверчиво и как бы невзначай прижимался плечом к тёплому мэттову боку, воображая, будто они вместе. И даже рискнул прижаться щекой к его плечу, а Мэтт, не подозревавший, какие грешные мысли бушуют в белокурой голове его сокровища, обнял его за плечи и чмокнул в макушку. Алекс испугался, что уж дрожь в его теле, которую вызвал этот отеческий поцелуй, не может остаться незамеченной, но Мэтт и впрямь не думал, что Алекс может испытывать к нему что-то кроме сыновней любви и доверчивой детской дружбы.

Алекс так и просидел весь фильм чуть ли не у Мэтта на руках, не смея дышать от восторга и нежности, украдкой принюхиваясь, вдыхая запахи сигарет, парфюма и геля для душа. А когда фильм закончился, он прикинулся спящим – совсем как в собственном сне – и Мэтт, насмешливо хмыкнув, не «разбудил» его, а поднял на руки и отнёс в спальню. Алекс забыл, как дышать, и, пожалуй, позволил себе лишнего, обняв Мэтта за шею, но тот, к счастью, снова ничего не заметил и воспринял это объятие то ли как рефлекс, то ли как страх упасть.