Текст книги "Твои атомные дирижабли (СИ)"

Автор книги: Sleeping

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Твои атомные дирижабли

Авторское отступление где он объясняет: что, как, почему и зачем

Привет, друг!

Если ты не знаком с моими романами «Одинокая республика» и «Сияние севера», то просто пропусти эту ремарку и переходи к первой главе.

Если же ты, не дай бог, оказался из числа тех, кто уже долгое время ждёт продолжение циклов «Одинокой республики» и «Сияния севера», то я, наверное, должен перед тобой извиниться. Дело в том, что продолжения «республики» и «сияния» не будет. Оба этих мира имели, скажем так, критические архитектурные недочёты. В «республике» была невнятная система магии, а «сияние» можно считать законченным литературным произведением так как конец там вполне определённый. Ну а ещё автор лентяй и не любит переписывать старые тексты. Лучше я вам новый напишу. Уже написал.

В общем сияния и республики больше не будет, но идея этих миров, их дух – живы! Своей авторской волей я взял лучшее из обоих миров, дополнил чем смог и вот вам первая книга нового цикла. Хотя она написана, в каком-то смысле, «по мотивам», пожалуйста воспринимай данный роман как отдельное литературное произведение. Здесь по-иному расставлены акценты и выведены на первый план другие идеи. Я очень надеюсь, что новая книга тебе понравится. Во всяком случае я получил много удовольствия работая над ней.

Глава 1. Одинокая республика Клима Ворошилова

Это было похоже на гигантский воздушный шар. Несколько независимых друг от друга баллонов изменяемой формы позволяющих менять скорость движения и высоту полёта в довольно широких пределах. Умная ткань баллонов-трансформеров, по своей функциональности, напоминала гибрид солнечных батарей, шкуры полярного животного, успешно противостоящей почти уже космическому холоду и широкой, но тонкой, как блин, искусственной мышцы. Мышцы способной сокращаться и растягиваться по команде из рубки управления, тем самым уменьшая или увеличивая объём баллона или изменяя его форму.

Низкоорбитальная станция медленно и неторопливо, как и положено подобному левиафану, плыла на самой границе атмосферы, где её разряженная в десятки раз концентрация ещё позволяла наполняющему баллоны легчайшему из газов удерживать её на весу.

Словно рукотворное облако, она парила гораздо выше любых облаков. Рассчитанная на постоянное проживание нескольких десятков человек. Махину низкоорбитальной станции питал энергией компактный ядерный реактор, а две-трети площади занимал хоть и маленький, но самый настоящий космодром, позволяющий надвое разделить тяготы и энергетические затраты в сложном пути луна-земля.

Но по своей сути станция была всего лишь гигантским воздушным шаром, навеки зависшим между космической пустотой и вечно кипящим бульоном разогретом вспышками бьющих сверху вниз молний и незаживающими ранами извергающихся вулканов, обнажающих нутро уничтоженной Земли.

Такой прекрасной, но уничтоженной земли.

Новейшие технологии, создавшие материалы с динамически изменяющимися свойствами успешно совместились с древних идей о наполненной горячим воздухом оболочке, поднимающей корзину с экипажем в небеса, воплотив в жизнь проект низкоорбитальных станций серии «дозор». Огромные воздушные шары. Ну или дирижабли, если хотите. Летающие города. Вернее, военные городки, где несли вахту сменяющиеся раз в три месяца смены наблюдателей.

Три подобных станции контролировали планету некогда бывшую домом для выживающих на луне остатков когда-то многочисленного человечества.

Ну как «выживающих» – первое поколение чудом сумело выжить, расширив и объединив построенную к концу первой половины двадцать первого столетия сеть научных и военных лунных станций в единое государство, последнее государство практически уничтоженного человечества. Второе и третье поколение уже не выживало, а просто жило во всё расширяющемся и растущем глубже и глубже вниз городе на месте самой крупной лунной станции.

Под искусственным светом ламп дополнительного освещения и естественным, проведённом через систему капиляров-световодов сиянием солнца. Будучи мало что понимающими малышами, мы играли в прятки в длинных извилистых коридорах от вынесенных ближе к поверхности теплиц гидропоники и мясных ферм где выращивали всеядных кроликов и капризных в условиях содержания птиц, до наглухо перекрытых дверей, ведущих к питающим подземный город атомным реакторам. Это нас гоняли лысые, как шарики подшипников, взрослые прочь от никогда не прекращающейся, вечной стройки, растущего в глубину города. И высшей доблестью считалось побывать в ещё толком неподготовленных к жизни, только-только пробитых туннелях и залах и принести оттуда хоть что-нибудь: вышедшую из строя и брошенную строителями конечность робота-проходчика или оплавленный обломок камня со следом соскочившегося резца.

Чуть повзрослев, сбегая с уроков где перед нами раскрывались все тайны, все знания прекрасной, но уничтоженной земли, которые только удалось спасти и сохранить – мы играли в исследователей старых коридоров и ответвлений, порой принадлежавших ещё той научно-военной станции, на основе которой вырос наш город. Что только не попадалось в старых коридорах, тщательно обследуемых деловитыми малышами пяти и шести биологических лет по традиции считаемых в годах погибшей земли. Я сам видел в заброшенном и наглухо запечатанном ангаре полуразобранный скелет одного из шатлов, на котором прибыла одна из последних партий, когда стало понятно, что битва за землю окончательно проиграна. Видел старого робота-проходчика, навеки застывшего в недостроенном, никуда не ведущем туннеле. С благоговением и трепетом я прикасался к вскрытым пустым консервным банкам судя по всему сделанным ещё на старой земле. Не буду врать, что это мне посчастливилось найти десяток таких банок в углу старого коридора – это сделал мой друг Пашка Корчагин[1]1
  Павел Корчагин – главный герой романа Николая Островского «Как закалялась сталь. Из интересного: в ряде городов Советского Союза есть улицы, названные в честь Павла Корчагина – это редчайший случай запечатления литературного персонажа в официальной городской топонимике. Павел Корчагин является любимым литературным героем китайского актёра Джета Ли.


[Закрыть]. Но мои руки были вторыми, после рук Пашки, что прикоснулись к их покрытым пылью бокам.

Ходили слухи будто кому-то удалось найти настоящее земное яблоко половину столетия пролежавшее в холоде, отлично сохранившееся и даже съедобное. Правда имени этого счастливчика никто не называл и потому я думаю, что это выдумка.

Такая же как мумия Ленина якобы вывезенная из мавзолея на самом последнем шаттле и благополучно потерянная в одном из коридоров. Глупость полная. Во-первых, кто стал бы везти мумию, даже если это мумия самого товарища Ленина, вместо того, чтобы захватить ещё пару человек или какое-то сверхценное оборудование необходимое для выживания? А во-вторых, если бы его привезли, то уж точно не потеряли бы. И наконец в-третьих, если бы привезли и потеряли, то после того как какой-то пятилетний исследователь наткнулся бы на него в старом коридоре, ему бы построили самый красивый мавзолей в самом большом зале. Имя и порядковый номер счастливчика, который нашёл Ленина гремело бы из каждого утюга, вместо того чтобы оставаться городской легендой без чётких имён, привязки ко времени и к конкретному коридору.

Так я и ответил на вопрос Октябрины почему я, в отличии от многих моих товарищей по играм в исследователей, мечтаю найти в старых коридорах обломки какого-нибудь робота или, допустим, настоящую бумажную книгу, а не вывезенную в последний момент из мавзолея мумию Ленина.

– Потому, что всё это неправда! – заявил я тогда сотканной из света над пластиной голографического проигрывателя девушке.

То был достаточно щекотливый момент потому, что, в общем-то, обсуждалось моё наказание за пропущенный урок и за то, что поймали меня в таком месте, куда пятилетним детям заходить как бы запрещено. Тогда я ещё не знал, что наши детские игры в «исследователей» прекрасно известны взрослым и Октябрине. Более того, они негласно поощрялись и даже включены в план процесса учёбы и взросления, где-то рядом с пунктом «принятие самостоятельных решений и оценка ответственности». Сейчас это кажется ужасно глупым – пытаться скрыть свои похождения от той, кто, по сути, и была самим городом, точнее управляющим им искусственным интеллектом, обрабатывающим весь массив данных об изменении концентрации кислорода, увеличении или уменьшения температуры даже в самых старых и законсервированных туннелях. Однако напомню – нам, то есть третьему поколению (или второму, если считать рождённых на Луне после исхода) было тогда всего по пять лет с небольшим, и мы ещё очень много не понимали.

– Что такое «утюг»? – спросила Октябрина и пояснила: – Ты сказал «из каждого утюга», так что это такое?

Чуть подумав, я признался: – Не знаю, но так говорили дед Алексей и дед Максим. Наверное, какое-то передающее устройство, если по нему можно передавать слова.

– Неверно, – поправила Октябрина, после чего показала мне как выглядит этот проклятый утюг и рассказала про его назначение.

Забавно как в нашей памяти порой намертво застревают куски абсолютно бесполезной информации. Но, с другой стороны, вряд ли кто-то из моих товарищей с ходу, без поиска в базе знаний, сможет рассказать, что такое утюг и для чего он может быть применён. А я могу. Знание об «утюге» – маленькая часть того, что отличает меня от моих товарищей и выделяет меня среди них.

Став старше, где-то в возрасте с десяти лет и дальше мы в тех же коридорах играли в «зарницу». Это такая игра, когда бегаешь в полной выкладке с лазерным ружьём по весу даже раза в полтора тяжелее настоящего, но стреляющим безобидным лучом. Играющие обычно делятся на две команды: штурмовиков и защитников. Задачи понятны из названия. Вообще-то «зарница» тоже часть обучения, но иначе чем игру её никто никогда не воспринимал. Серьёзные десятилетние граждане лунной республики в специальных утяжеляющих костюмах бросают друг в друга имитаторы гранат и палят очередями световых вспышек. Казалось бы, баловство, но баловство полезное. Также как компьютерные симуляторы где ты управляешь тяжёлым танком в максимально приближенной к реальности обстановке. Или корректируешь огонь батареи самоходных артиллерийских установок.

Нет, были, конечно, и другие игры. Например, симуляторы горнопроходческого комбайна, или работ на гидропатической и мясной ферме, или какая-нибудь научная игра, где для набора уровней необходимо решать в уме всё боле сложные системы уравнений за всё более короткое время. Однако уравнений хватало на продолжающихся уроках, а пройти практику по работе на фермах или вождению горнопроходческого комбайна можно и даже должно в реальности и поэтому далеко не так интересно.

Если кого-то хотели наказать, то его временно лишали доступа к военным симуляторам. А главным наказанием являлось отлучение от участия в «зарнице», ведь следующая будет проводиться только через несколько месяцев. Но такое страшное наказание мог присудить лишь товарищеский суд, ни один наставник из взрослых не был в праве назначить его.

Вот такой была наша жизнь.

Моя жизнь.

Я – Клим Ворошилов[2]2
  Клим Ворошилов (1881 – 1969) – революционер, военный, участник гражданской войны, один из первых Маршалов Советского Союза, нарком обороны СССР.


[Закрыть], гражданин Лунной Советской Социалистической Республики – последнего и единственного оплота человечества, наследника прекрасной, но уничтоженной земли, ответственно заявляю, что жил и продолжать жить хорошей жизнью. Можете обвинить меня в некоторой пристрастности, ведь другой жизни мне видеть не довелось. Разве только её обрывки в фильмах, книгах, песнях, картинах и в лекциях по современной истории накануне катастрофы вторжения. Но всё равно я останусь стоять на своём и в сотый раз скажу: мы жили, а не выживали. Это была довольно неплохая жизнь. Полноценная и полнокровная. Вы можете с полным доверием относиться к моим словам, ведь я рождён в третьем поколении, мой порядковый номер 3-Н1354-КВ, мне целых семнадцать лет.

Семнадцать лет.

Это довольно весомая цифра. В обществе где возраст взросления и принятия полной ответственности за себя и свои действия установлен в двенадцать лет. В обществе, которое на шестьдесят процентов состоит из ребят и девчонок от шестнадцати до двадцати четырёх, то есть из второго и третьего поколения. Ещё тридцать, с лишним, процентов приходится на детей от одного года до двенадцати, другими словами на четвёртое и пятое поколения. И последние десять процентов составляют «взрослые» – те кто ещё помнил проигравшую в войне вторжения Землю. Помнил шелест ветра в листве. Помнил тепло нагретой солнцем травы. Помнил вкус настоящего, не искусственно синтезированного, коровьего молока и, заодно, вкус хорошенько прожаренного стейка, котлет по-киевски и мороженного в шоколаде марки «красная Москва». Все они, плюс те, немногие, кто родился «естественным путём» уже на Луне, в первые, самые сложные, десятилетия после бегства, ещё до того, как программа клонирования и автоматического выращивания человеческих эмбрионов заработала в полную силу. Всех их, скопом, определяют в категорию «взрослые» или же «старики». Их возраст разнится от тридцати с лишним лет до семидесяти или даже восьмидесяти. Это – первое поколение, и их не более десяти процентов от общего количества населения лунной республики на данный момент.

Ещё никогда человечество, в своей массе, не было настолько молодым.

И настолько малочисленным.

После того как в ходе войны вторжения Земля полностью перестала быть пригодной для жизни – начался отчёт времени нового мира. Новый мир – новые люди. И старого уже никогда не вернуть как не старайся.

Шёл шестьдесят шестой день как Клим Ворошилов нёс дежурство на низкоорбитальной станции «дозор-2». Как уже говорилось выше, всего таких станций имелось три штуки и этого количества вполне хватало для контроля над земной поверхностью.

Над поверхностью прекрасной, но уничтоженной земли – как почти всегда говорили, когда речь заходила о потерянной Родине.

Прекрасная, но уничтоженная.

Поруганный рай. Всё то, что они потеряли. Всё то, что они сохранили. И наконец всё то, за что они обещали когда-нибудь отомстить.

До окончания вахты оставалось ещё двадцать четыре дня. Вроде бы уже скоро, но готовиться и собираться ещё рано. Рано проводить генеральную уборку и проверку всех систем, перед передачей станции следующей смене – всё это дело последних десяти дней. А пока дни текут также спокойно и размерено как предыдущие пятьдесят суток, после того как они приняли вахту от предыдущей смены и восторг первых дней пошёл на убыль, а ощущение новизны сменилось рутиной.

Ведь на самом деле задача трёх станций серии «дозор» не наблюдать за поверхностью и быть готовыми первыми встать на защиту родной и любимой Луны. То есть станции сделаны именно для защиты и набиты разнообразным вооружением от киля и до удерживающих станцию баллонов. Но в том-то и дело, что присутствие человека для выполнения этой функции совсем не обязательно! Многочисленные сенсоры двадцать четыре часа в сутки, в непрерывном режиме, сканируют затянутую серой мглой поверхность. Каскады сложнейших нейронных сетей без устали отслеживают и классифицируют потенциальные угрозы и человек здесь, в общем-то, не особенно и нужен. То есть нужен, конечно, но, при желании, можно было бы обойтись и без него. Каждая из станций серии «дозор» способна нести свою вахту в полностью автоматическом режиме.

Однако здесь своё веское слово заявляет другая функция дозорных станций – социальная. Только-только подбирающиеся к своему двенадцатилетию, то есть к вступлению во взрослую жизнь, юные граждане лунной республики обязаны с честью вынести свой девяностодневный дозор. Они должны почувствовать себя настоящими защитниками, первой линией обороны горячо любимой Луны от опасностей, потенциально способных прийти с поверхности погибшей земли. Опять же это их первая, по-настоящему длительная, вахта так далеко от дома, почти в одиночестве, без друзей по отряду, только с одним наставником – старшим товарищем. Любой, кто собирается работать в космосе или на какой-нибудь отдалённой станции, на каком-нибудь потенциально вредном или опасном производстве, вынесенном подальше от главного города, должен проверить себя для начала в дозорной вахте. Без успешного прохождения подобной проверки запрещена длительная работа в одиночестве. Когда родится и живёшь в подземном городе, то к бескрайности пространства надо привыкать постепенно. Также, как и к возможному одиночеству после насыщенной социальной жизни внутри отряда.

Не подумайте лишнего. Первый раз, когда оказываешься на борту дозорной станции, всё вокруг страшно интересно.

Сначала ты учишься вычислять навигацию, определяя текущее положение станции и прокладывать путь, не полагаясь на умные компьютеры. Потом, с серьёзным и в меру решительным (как сам его понимаешь) выражением лица становишься за штурвал управления и сам, вручную, пусть и подстраховываемый системой, сам, лично, управляешь движением гигантского небесного левиафана. А надо сказать, что, при необходимости, станция может довольно быстро двигаться и хорошо слушаться руля, особенно если сначала снизиться на пару тысяч метров, окунувшись в густой бульон более низких атмосферных слоёв.

Юные защитники учатся пилотировать челноки класса станция-поверхность. Конечно, на саму Землю уже давно никто не спускается или спускается только в составе хорошо вооружённых и подготовленных миссий за какими-нибудь уникальными объектами технологического или культурного наследия если те вдруг чудом уцелели в постоянных жёстких грозах, периодических извержениях вулканов, страшнейших землетрясениях и под ударами разрядов мощнейших молний с тупой целеустремлённостью бьющих и бьющих в поверхность, тяготея к большим скоплениям металлов.

Нет, стажёры на поверхность не спускаются. Это слишком опасно. Но управлять челноками они учатся и это один из самых занимательных этапов долгой вахты.

Более занимательным является разве что возможность пострелять с высоты в то и дело замечаемых на поверхности или в сохранившихся на ней океанах чудовищ. Занятие, на самом деле, бессмысленное. Сколько не расстреливать с безопасной высоты ползающих или водоплавающих чудищ – меньше их не становится. Только снаряды потратишь, а вести новые придётся с луны. Впрочем, это тоже часть учебного процесса и каждая новая смена привозит с собой пару тысяч болванок на «пострелять». Благо, что для стрельбы сверху вниз много энергии и ресурсов не тратится. Но и чудовища, по мере их уничтожения, появляются всё новые и новые. Неизвестно каким количеством яиц – заготовок для своего биологического оружия пришлые заразили землю, но в то, что в скором времени их количество уменьшится никто давно уже не верит.

Другими словами, дозорная вахта является одним из значительных событий в жизни каждого прошедшего её юного гражданина. Однако если ты гражданин не такой уж юный, выполняешь функцию воспитателя и старшего товарища для группы мелких недорослей и отбываешь вахту уже в третий раз, то всё становится несколько скучнее.

Ах да, похоже я совсем позабыл рассказать об институте наставничества!

За совсем редкими исключениями, каждый прошедший возраст взросления, гражданин должен хотя бы раз побывать наставником для группы младших, из следующего поколения, помогая им и поддерживая их на самом сложном этапе жизненного пути – на этапе взросления, то есть с девяти до двенадцати лет. Именно к наставнику, иначе называемому старшим товарищем или старшим братом, мелкая мелюзга приходит со своими радостями, горечами и обидами. Честное слово, они постоянно будут доставать тебя и отвлекать всякой ерундой, смертельно важной для них самих. И ты, во имя торжества человеколюбия, обязан их выслушивать, помогать им и всеми силами стараться чтобы из переданных под твоё начало мелких засранцев выросли будущие инженеры, конструкторы, врачи, учёные или хоть что-то приличное.

Серьёзно, отбрехаться или относится к воспитательной работе спустя рукава не выйдет. Очень уже сильно результаты небольшой группы твоих подопечных влияют на твой социальный рейтинг, причём не только в те три – четыре года, когда ты являешься их наставником, но и последующие несколько лет, когда ты уже утрачиваешь любую возможность контролировать чуть повзрослевших недорослей за исключением, быть может, только лишь набранного за годы наставничества авторитета (если вообще сумел его набрать) – то всё становится ещё более грустным. Значительная часть твоего социального рейтинга – в руках только-только повзрослевших орангутангов. Есть ли на свете повесть печальнее этой?

Во всяком случае не у Шекспира точно.

В случае Клима всё ещё хуже. Дело в том, что новый мир довольно жестокое место. Людей мало, они вынуждены ютиться на непредназначенном для жизни человека спутнике, а космос жесток, безжалостен и всё такое. Поэтому каждый должен делать то, что у него лучше всего получается. Личные склонности и предпочтения, конечно, учитываются, но… определяющим фактором не являются. Обычно это не представляет проблемы. Ведь почти каждый будет только рад трудиться в той области, к которой у него есть талант и в которой ему всё даётся немножечко легче чем остальным. Проблема Клима в том, что у него есть ярко выраженный талант в одной области, а он хочет заниматься совсем другим. И не когда-нибудь потом, лет через сорок, и не в качестве второй профессии или, упаси Келдыш[3]3
  «Упаси Келдыш» – распространённый на луне вариант поговорки «Упаси Бог».
  Келдыш, Мстислав Всеволодович (1911 – 1978) – советский учёный в области прикладной математики и механики, крупный организатор советской науки, один из идеологов советской космической программы. Президент Академии наук СССР.
  Именно Келдыш был инициатором создания всех самых значительных космических проектов советского государства: запуска искусственного спутника Земли, полетов автоматических станций к Луне и планетам Солнечной системы, первого полета человека в космос, запуска первой экспериментальной орбитальной станции, а также аппарата, доставившего на поверхность спутника Земли первую самодвижущуюся научную станцию «Луноход-1», разработки методов исследования лунного грунта.
  С другой стороны, он также несёт значительную долю ответственности за неоднозначное решение о переводе советской промышленности, науки и образования к копированию ЭВМ серии IBM-360, которое определило дальнейшее развитие советской компьютерной отрасли.


[Закрыть], хобби. Нет, он хочет заниматься этим в качестве первой и главной профессии. И не важно, что таланта, может быть, не хватает – его можно компенсировать трудолюбием и усердием – уверен Клим.

А значит, что?

Остаётся только пойти обходным путём. Добиться своего накопив настолько большой социальный рейтинг, чтобы его «хотелки» вынужден был принимать во внимание не только Трудовой Совет, а и сама Октябрина – управляющий городом на луне искусственный интеллект. Вот поэтому Клим уже второй раз нянчится с очередной партией малолеток. Это один из самых простых способов набить себе максимальное количество рейтинга за минимальное время. Если всё получится как следует, разумеется. Если не получится, то можно упасть в такие минуса, из которых половину жизни будешь выкарабкиваться чтобы только достичь того рейтинга, который у него имеется на данный момент.

Окошко видеосвязи заняло половину экрана. На второй половине выводилось сегодняшнее расписание. Звонок Аммосова Максима застал Клима в тот момент, когда он сосредоточенно разглядывал расписание, пытаясь сверить его с учебным планом для его подопечных и мучительно соображал куда и каким образом пропали несколько таких нужных часов. Ведь только неделю назад сверялся, тогда всё казалось в порядке.

– Доброе утро, Клим, – поприветствовал Максим.

Ворошилов наклонил голову: – Наставник.

– Сколько раз просил не называть меня так? – деланно возмутился Максим.

– Сто тысяч раз? – предположил Клим.

– Формально я уже пять лет как перестал быть для тебя «старшим братом».

– И всё равно два раза в месяц ты продолжаешь мне звонить с вопросом про мои дела, – добавил Клим.

Судя по изображению на экране, Аммосов[4]4
  Максим Аммосов (1897 – 1938) – советский государственный и партийный деятель, активный участник борьбы за установление Советской власти в Якутии. Сыграл решающую роль в образовании Якутской АССР.


[Закрыть] звонил прямо со строительной площадки. В отличии от Клима, в поисках социального рейтинга, курирующего уже вторую группу воспитанников, Максим, в своё время, ограничился тем, что отбыл «старшим братом» только для одной группы ребят из третьего поколения. Сам он, естественно, принадлежал ко второму поколению и уже давно и успешно занимался прокладыванием новых квадратных километров подземных залов, расширяя подземный город. Разумеется, его труд не ограничивался одним только пробиванием туннелей в скалах, но включал в себя укрепление породы, чтобы избежать обрушений, установку систем жизнеобеспечения, разветвление сети световодов и всего прочего. Максим мог часами рассказывать о работе подземного архитектора и, одновременно, рабочего воплощающего в жизнь собственный замысел.

Это ведь прекрасно, когда человек находится на своём месте?

Клим тоже мечтал о чём-то подобном. Проблема в том, что понимание «его места» у самого Клима и у Совета по труду несколько различалось. В таких случаях всё решает социальный рейтинг кандидата. Если тот велик значит человек он опытный и может самостоятельно принимать решения. А вот если нет, то изволь слушаться товарищей, которые старше и умнее чем ты сам. Тем более, что они не просто так предлагают тебе профессию, а на основе всестороннего анализа личных качеств и склонностей.

Такие вот пироги.

– И как у тебя там дела? – поинтересовался Максим.

– В целом… просто замечательно, – улыбнулся Клим.

– Врёшь, – пришёл к обоснованному выводу Аммосов.

– Ну почему сразу же «вру», наставник? – возмутился Клим. – Может быть немного не договариваю, но и только!

– Сколько раз просил прекратить называть меня наставником?!

– Сто тысяч раз и ещё один, – подсчитал Клим.

– Во имя Лебедева[5]5
  Лебедев, Сергей Алексеевич (1902–1974) – один из основоположников советской вычислительной техники, директор ИТМиВТ (институт впоследствии получил его имя).
  В 1948–1950 годах под его руководством была разработана первая в СССР и континентальной Европе Малая электронно-счётная машина (МЭСМ)
  Также под его руководством были созданы 15 типов ЭВМ, начиная с ламповых (БЭСМ-1, БЭСМ-2, М-20) и заканчивая современными суперкомпьютерами на интегральных схемах.
  Выступал резко против начавшегося в 1970-е годы копирования американской системы IBM 360, воплощённой в серии ЕС ЭВМ


[Закрыть], когда ты уже повзрослеешь?

– Тебе ли старший брат не знать, что младший для старшего всегда остаётся мелким хулиганом, который когда-то пытался закоротить ведущие энерголинии или же вскрыть запечатанную дверь в отсек с «потёкшим» реактором, – пожал плечами Клим.

Свой личный коммуникатор Ворошилов подключил к большому экрану в каюте, поэтому мог видеть лицо бывшего старшего товарища во всех подробностях. Он похоже звонил прямо со строительной площадки, чуть отойдя в сторону, чтобы звуки измельчаемого в щебень и пыль камня не мешали разговаривать. В темноте за спиной Аммосова виднелись очертания замершего робота-погрузчика, который вывозит измельчённый в щебень грунт на кирпичный завод, где из очищенного грунта формирующий принтер печатает медленно остывающие после печати кирпичи для внутреннего строительства стен и настоящих зданий в особенно больших залах-пещерах.

Услышав про не случившееся (и слава Келдышу и Лебедеву вместе взятым, что Максим тогда успел поймать маленьких Клима и Пашку до того, как они успели осуществить задуманное) замыкание энерголиний и о попытке вскрыть подручными средствами саркофаг с «потёкшим» реактором (которая тоже имела место быть), Аммосов несколько нервно улыбнулся.

– Похоже ты всё же сумел познать, как минимум одну истину, – резюмировал он.

– Держаться как можно дальше от стай мелких оболтусов с вакуумом в головах и шилом в заднице? Эту истину я прекрасно познал, и она заставляет меня ежеминутно сожалеть о всех тех неприятностях, которые мы, в своё время, причинили тебе, наставник, – деланно потупился Клим. – Увы, но иногда сложившиеся обстоятельства вынуждают даже благоразумных людей раз за разом бросаться грудью на педагогическую амбразуру во имя священной цели правильного воспитания следующих поколений.

– Нет, всё-таки показалось, – заметил Максим.

– Что именно показалось?

– Будто ты наконец повзрослел и даже немножечко поумнел. Но нет – показалось.

– Спасибо, наставник.

– Сколько раз я требовал прекратить….

– Сто тысяч раз и ещё два, мастер, – сдерживая смех наклонил голову Клим.

На самом деле это именно Максим посоветовал растерянному, но настроенному до конца бороться с советом по труду за право самому определять свою судьбу Климу обходной путь через набор социального рейтинга. Этим советом он нанёс ущерб себе так как затяжной конфликт Клима с советом по труду негативно сказывался на рейтинге самого Аммосова, но может быть он просто слишком хорошо знал Клима и понимал, что тот не отступится?

Возможно потому и звонил два раза в месяц и помогал советами как мог, чтобы Клим справился и не оплошал потому что если Клим сильно оплошает, то его оплошность ещё больше ударит по социальному рейтингу Аммосова Максима, выполнявшего роль его старшего брата. А возможно потому, что действительно привязался к непутёвому бутозеру некогда застигнутым за процессом вскрытия запечатанного саркофага с потёкшим реактором. Институт наставничества ведь возник отнюдь не на пустом месте, а был вполне себе научно обоснован. Рождённым в родительских автоклавах мальчишкам и девчонкам нужен был хотя бы образ отца и таким образом становился старший брат – взрослый, мудрый, опытный. Матерью для всех них являлась Октябрина.

– Как всё-таки у тебя дела? – уже серьёзно спросил Максим.

– Говорю же – в целом нормально, – отмахнулся Клим. Не удержался и принялся рассказывать подробно. На самом деле ему уже давно не нужны советы Аммосова, он сам сейчас в разы лучший психолог, воспитатель, учитель. В конце концов вторую группу воспитанников почти довёл до конца, тогда как сам Максим последние шесть лет ничем кроме своего любимого строительства не занимался. Но всё равно приятно с кем-нибудь поговорить, элементарно выговориться. Кому ещё исповедаться как не старшему брату, заменившему группе мальчишек из третьего поколения никогда не виданного ими отца?

– Борька с Васькой умудрились малое бортовое орудие заклинить, – самозабвенно рассказывал Клим, не замечая того, что, когда речь заходит о воспитанниках его голос невольно меняется, становиться мягче и, вместе с тем, каким-то более требовательным. – Не представляю, как у них получилось. Это ведь обычный рельсотрон. Там нечему ломаться. Станция пометила орудие как нерабочее. Ещё не смотрел что они там натворили.

Нинка такие фигуры на челноке выписывает, чистый балет. Ну балет! Помнишь ты нас ещё заставил неделю один балет смотреть в рамках наказания за испорченный горнопроходческий комбайн и в целях дополнительного образования. Пашка ещё месяц плевался и заявлял, что это хрень какая-то. Так вот, когда Нинка садится в челнок она прямо как те балерины. Девочке однозначно быть пилотом. Да она и сама это прекрасно понимает.

Володька, как всегда, читает. Как его не увижу – он вечно уткнётся в планшет. Его даже танковые симуляторы интересуют не так сильно, как книги. Впрочем, это, наверное, хорошо. Только с ребятами он маловато общается. А иной раз спросит у меня что-нибудь, так приходится по полдня в хранилище знаний копаться пока найду ответ. Я собственно из-за него и завёл традицию задавать все серьёзные вопросы только в письменном виде, чтобы у меня было время подумать над ответом вместо того чтобы спороть какую-нибудь чушь.

Выслушав текущие новости по четырём текущим воспитанникам Клима, Максим улыбнулся и поинтересовался: – Всё ещё строишь общение с ними в стиле звёздных войн?

Впервые с начала беседы Клим смутился. Он понадеялся, что маленький экран коммуникатора в руках у Максима не позволил тому определить, как у Ворошилова предательски заалели маковым цветом кончики ушей.

Как можно более безразличным тоном, Клим отозвался: – Им вроде бы нравится.

– И тебе тоже, – догадался старший брат.

– И мне тоже, – вынужден был признать Клим. – А что тут такого?

– Ничего «такого». Главное в практике то, что она приносит результат. Среднестатистическая эффективность обучения выросла на целых полтора процента и это само лучшее свидетельство правильности выбранной тобой стратегии, о юный падаван.