Текст книги "Спорная антипатия (СИ)"

Автор книги: Simba1996

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Всё хорошо, – он заметил её взгляд, подняв глаза наверх, как будто стараясь заметить ирокез, потом опять перевёл глаза на неё: – Что-то не так?

Тон его голоса был слегка взволнованным, пусть он и старался этого не показывать – очевидно, Саске надеялся, что выглядит хорошо. А как иначе, если он пришёл к девушке, которая приняла его и относится с некой симпатией? Он слегка нахмурился, затем опустил глаза, пристально всматриваясь в изумруды напротив. Что-то говорило ему, что она готова заботиться о нём и полюбить таким, какой он есть на самом деле. В её глазах не было того отвращения и презрения, какое было в глазах остальных, кто смотрел на него и показывал пальцем в спину. Её глаза выражали какую-то странную нежность, такую непонятную, тёплую, необъятную. Такая нежность появляется в глазах кошек, спящих возле камина на тёплом пледе, свернувшись клубочком.

– Да нет, хотя… – она вновь склонила голову набок, присматриваясь, затем снисходительно улыбнулась: – Мало того, что ты его успел перекрасить, так ещё и что-то с ним не так.

Это уж точно немного насторожило Саске, и он, стараясь разглядеть ирокез, поднял глаза вверх, но ничего не получилось – это лишь вызвало весёлый хохот девушки, но вовсе не злобный и не насмехающийся. Он улыбнулся ей в ответ, чуть покраснев, надеясь на то, что она проявит смелость и поправит его ирокез… ему бы этого хотелось – почувствовать хотя бы мимолётное прикосновение, сказавшее бы ему о том, что он ей небезразличен и что она его ничуть не боится.

– А что с ним не так? Я, конечно, понимаю, что для тебя в последнее время дико общаться с таким человеком, да и вообще, может, неприятно… но ты привыкай, – отмахнулся он, переложив букет цветов за спиной в другую руку.

Всё же Сакура решилась – усмехнувшись, она протянула к нему обе ладони, поставив их параллельно и принявшись аккуратно вытягивать ирокез вверх. Было немного странно осознавать то, что его волосы на самом деле весьма мягкие, несмотря на покрытие краской и лаком… интересно, а что будет, если совсем убрать его ирокез? Он ведь совсем не будет казаться панком… так думала Сакура, глядя на волосы мужчины, а затем переведя взгляд в сторону его чёрных глубоких глаз. Такое мимолётное прикосновение к его волосам и то, что она посмотрела в его глаза, совершенно не боясь, казалось бы, ничего, вызвало на её щеках повторный ярко-алые румянец, и девушка тут же отстранилась.

– Ну ты, наверное, хотел его сделать так? – предположила она, вздёрнув бровь и подняв на него глаза, кивнув в сторону ирокеза, заложив скрещённые пальцы за спину.

Быть может, все мы немного дети. В чём это проявляется? В том, что мы немного боимся всего незнакомого вокруг нас, что мы стараемся надеяться на взаимные чувства, и если любим, то искренне, не требуя ничего взамен. Сложно любить человека за то, что он есть – такая любовь подвластна лишь ангелам и непорочным детям. Взрослый человек, развращённый морально и нравственно, никогда не познает истинных чувств – он будет любить за что угодно: за красоту, за имение власти и денег, за положение в обществе, за характер или за проявление каких-то качеств в работе. Таким людям обязательно нужна причина для любви, которая на любовь и не смахивает – это всего лишь мимолётная влюблённость, которая пройдёт спустя какое-то время, превратившись либо в привязанность, либо в симпатию.

Однако Сакура чувствовала себя сейчас как-то по-иному… ей казалось, что она любит Учиху ни за что, просто так, за то, что он появился в её жизни, такой многогранный и немного странный. Точно так же казалось и Саске – он не любил Сакуру за красоту и за качества характера. Он был благодарен ей за то, что она приняла его, и не требовал ничего взамен. Иногда ему казалось, что он готов просто наслаждаться тем, что она рядом, даже ничего не говоря ей и даже не прося ничего говорить её. Ему хватило бы того, чтобы держать её за руку и лишь слегка сжимать её пальцы, смотря в одном направлении и мысленно делясь с ней одинаковыми мечтами.

– Может быть. Мне сегодня Узумаки не стал помогать, так что я как-то своими силами, – улыбнулся он, пожав плечами. – Как дела? Ты выспалась?

Он немного придирчиво стал осматривать личико девушки, протянув к ней свободную руку и слегка приподняв голову за подбородок. Она улыбнулась, вновь смутившись. И почему этот румянец ей идёт так, что хочется вечно говорить ей настолько приятные вещи, чтобы на щеках распускались алые розы? Улыбнувшись, он с видом врача вздёрнул бровь, констатировав, что Сакура всё-таки выспалась, несмотря на то что Ким частенько заводит скандалы с ней. Это раздражало. Хотелось разбить в кровь его лицо и убедиться, что Сакура будет в безопасности, что он больше не придёт и больше никогда не протянет к ней свои грязные руки, намереваясь ударить и сжать тонкие хрупкие запястья. Обратив внимание на место, где ещё недавно был синяк, Саске снова нахмурился: казалось, что Ким снова причинял ей боль, сжимая это место, поскольку небольшая синяя отметина не проходила и ничуть не украшала тонкие руки девушки.

– Всё хорошо, – она снова опёрлась о стойку двумя руками, когда Саске убрал руку, – да, наверное, выспалась. А как ты?

– Я тоже хорошо, – Учиха пожал плечами. С минуту они молчали, не решаясь что-то друг другу сказать, лишь изредка обмениваясь смущёнными взглядами, однако Саске, с видом человека, который что-то забыл, протянул девушке пять красных роз: – Ой, совсем что-то из головы вылетело. Это тебе…

Было так приятно смотреть на то, как она смущается и как на её щеках появляется румянец того же цвета, что и розы, которые она с удовольствием приняла, изначально закрыв лицо руками, чтобы он не видел её эмоций. Он слышал, как она издала какой-то странный пищащий звук от радости, едва не запрыгав на месте, и ему это нравилось. Саске улыбнулся, наблюдая за ней, чуть склонив голову набок.

– Ой, спасибо большое! – довольно воскликнула девушка, прижав к себе цветы и наклонив к ним голову, втянув приятный запах.

– Да не за что, – пожал плечами Учиха, по привычке заведя руку за голову и слегка покраснев, улыбнувшись.

Он подпёр голову рукой, наблюдая за ней, и продолжал улыбаться, посматривая на то, как она ставит розы в вазу рядом с герберами, где им явно было немного тесновато. Искренне Сакура немного недоумевала, за что он приносил ей цветы и по какой причине, но свято верила в то, что она ему действительно небезразлична. Было приятно видеть эти цветы, смотреть на них и вспоминать весь рабочий день то, что эти цветы принёс именно Саске, а не Ким, например, или какой-нибудь таинственный поклонник. Иногда Сакура даже забывала о своей работе, облокачиваясь на стойку и поднимая голову на цветы, мечтательно вздыхая и пристально глядя на них. В такие моменты Хинате приходилось легонько теребить её за плечо, прося вернуться в «наш мир», который Сакуре начинал в последнее время немного надоедать.

– Скоро можно будет открывать цветочный магазин, – мечтательно заметила Сакура, усмехнувшись и вернувшись к мужчине, покосившись на цветы. Тут же она спохватилась, тихонько ойкнув и обеспокоенно посмотрев на него: – Ты не завтракал, наверное, да?

Как назло, у Учихи предательски заурчал живот. Он лишь смущённо улыбнулся, вновь норовясь потрепать волосы, однако вспомнил, что, в принципе, на затылке у него их нет. Он опустил голову, кивнув, и тут же опустился на высокий стул, вздохнув. Боже мой, как стыдно… но ведь Учиха и вправду не поел, главным образом из-за Узумаки. Впрочем, Саске сам был виноват – на всех парах он мчался к Сакуре, лишь бы успеть до того, как придёт первый посетитель. Сакура умилённо улыбнулась ему, опустив глаза в область живота Учихи, и сразу же проскользнула невольно мысль о том, какое тело может быть у него под этой чёртовой чёрной футболкой… сглотнул, она снова подняла на него глаза, стараясь больше не подпускать к себе подобные мысли.

– С чем кофе будешь? – поинтересовалась она, подойдя к кофейному аппарату и намереваясь нажать на светлую кнопочку, чтобы как можно быстрее принести ему поесть.

– Кофе?.. не знаю, давай что-нибудь на свой вкус, я не привередливый, – Саске пожал плечами, улыбнувшись и принявшись перебирать длинные пальцы, посматривая на них и стараясь не глядеть в сторону Сакуры.

Хотя всё же он срывался на короткие взгляды на неё… и ему хватило только одного, чтобы понять, насколько она всё-таки красива. Девушка приоткрыла алые губы, выжидательно глядя на него, затем слегка улыбнулась, вновь смутившись и резко опустив голову к кофейному аппарату, так что толстая коса нежно-розовых волос мотнулась в сторону, слегка хлестнув её по лопаткам. Учиха улыбнулся, как-то мечтательно вздохнув и положив на скрещённые руки голову, хлопнув чёрными глазами. Казалось, что, если он моргнёт ещё раз, её образ внезапно исчезнет. Её образ… такой чистый, мягкий, непорочный… и который так портит эта синеватая отметина на запястье, которая так и не желала сходить с бледной кожи.

– Есть омлет с помидорами, бутерброды: ветчина, сыр, колбаса, морепродукты… ещё у нас есть очень вкусный салатик с томатом, огурцами и морковкой. Наутро ещё есть в меню булочки с маком, зелёный и чёрный чай, кофе: капучино, американо и простой чёрный, – перечислила девушка, задумчиво глядя в потолок и при этом загибая тонкие пальцы, которых явно не хватило на перечисление всего того, что она сказала. Переведя взгляд на Учиху, она доверчиво посмотрела на него. – Что будешь из этого?

– Давай омлет с помидорами, салат, пару бутерброд с ветчиной и сыром и чёрный кофе, – мужчина слегка покраснел, поняв, что заказал, скорее всего, слишком много…

Но девушка ничуть не осудила его взглядом, только кивнув и принявшись готовить кофе, наконец нажав на злополучную кнопочку. Учиха облегчённо вздохнул, заметив, как она, взяв поднос, что-то напевает себе под нос, отправившись на кухню. И какая у неё красивая, точёная фигура сзади, такая хрупкая и худая… эти плечи с выступающими, будто у лебедя, косточками, лопатки, узкая талия и подтянутые бёдра… он снова вздохнул, слегка улыбнувшись уголком губ. На самом деле Саске никогда бы не пожелал ей ничего плохого, в особенности он бы даже не стал её трогать пальцем. Что это за постулат для мужчины – бить девушку? Это ведь никуда не годится. Для Саске было странным то, что Ким всё-таки решился на это, причинив ей такую боль. Мало того, должно быть, это не первый синяк, который он нанёс ей на тело, будто неопытный художник, испачкав столь прекрасный и чистый холст. Учиха вдруг нахмурился, выпрямившись и опустив взгляд на поверхность стойки, рассматривая каждую мельчайшую царапинку, прикрыв чёрные ресницы. Так хотелось защитить ту, которая отправилась за едой… так хотелось сказать ей, что он готов в любой момент забрать её к себе. И итак хотелось внушить ей невообразимое доверие, обнять, сказать, что всё будет хорошо, лишь крепко прижав к своему телу, не желая отпускать на большое расстояние.

– Кушай, – спустя несколько минут девушка прервала его мысли, улыбнувшись и поставив поднос перед Учихой. Он спохватился, кивнув и пододвинув его к себе.

Меню было весьма вкусным, так что невольно Саске с голоду чуть не набросился на еду. Когда в последний раз он нормально ел? Он уже особенно и не помнил – Узумаки, будучи вегетарианцем, кормил его овощами, фруктами и зеленью. И сейчас, посмотрев на омлет с помидорами и бутерброды с ветчиной и сыром, Саске был невообразимо счастлив. Конечно вегетарианская пища весьма полезна… однако Саске не очень привык так питаться, и омлет со всем остальным были для него сущими яствами на королевском столе.

– Спасибо, – он осторожно принялся за еду, будто боясь, что сейчас влетит шумный Узумаки и станет отбирать у него омлет, кричать, чтобы он не ел детей курицы. Сакура усмехнулась, глядя на него, и вновь подпёрла голову рукой. – Я думал, с утра к вам приходит больше посетителей…

Он осмотрелся по сторонам, нахмурившись, заметив, что даже стулья заброшены на поверхности блестящих от чистоты столов, а старая уборщица продолжает протирать шоколадного цвета пол, то и дело выжимая тряпку. Сакура пожала плечами, для пущей убедительности посмотрев на часы, висящие на стене за её спиной:

– Да время-то сколько, ещё рано. Скоро начнут приходить.

Саске лишь кивнул, продолжив подкрепляться весьма вкусно приготовленной едой. Он за несколько минут покончил с салатом и съел половину омлета, продолжая то и дело посматривать на Сакуру. Должно быть, девушке доставляло особенное наслаждение осознание того, что он ест при ней, что именно она принесла ему эту еду, пусть даже приготовила не сама, что именно она смотрит за этим действом. Саске только смущённо улыбнулся, вытерев уголок губ лежащей рядом на подносе салфеткой, несмотря на то что ел он очень аккуратно. Сакура продолжала улыбаться, слегка склонив голову набок и прикрыв ресницы, постукивая кончиками пальцев по поверхности стойки. Отчего-то ей нравилось смотреть на него. Нравилось смотреть на его красивое лицо, на прикрытые длинные ресницы, на то, как он то и дело умиротворённо вздыхает и лишь иногда краснеет, поднимая взгляд и встречаясь с ней глазами.

– И кстати, – мужчина посмотрел в сторону её рук, указав на них кивком головы, – у тебя так и не проходит синяк на запястье. Чую, вы снова что-то не поделили?..

Должно быть, она не очень хотела об этом говорить. Мало того, Саске надоедал ей – нужно было всё-таки признаться себе самой – с этой темой, несмотря на то что он действительно проявлял заботу о девушке. Она тяжело вздохнула, с сарказмом закатив глаза, а после успокаивающе улыбнулась, мысленно сосчитав до десяти – не стоило что-то говорить ему резкое или кричать на него, это не входило в правила поведения Сакуры с этим человеком. Не просто потому, что мужчина принадлежал к субкультуре панков, но просто из-за того, что она считала недопустимым кричать на этого человека. К чему злиться на того, кто любит тебя настолько беззаветно, что вызывает румянец одним только взглядом чёрных глубоких глаз?

– Кушай спокойно, ладно? Вкусно? – поинтересовалась она, вздёрнув бровь.

– Да, очень. Сакура, – мужчина вновь возобновил эту тему, серьёзно посмотрев на неё и нахмурившись, – почему ты не можешь просто взять вещи и уйти? Тебе же… а сколько тебе? – он задумался, смутившись и сразу отмахнувшись: – Не важно, сколько тебе. Ты ведь не обязана всё это терпеть, да и вообще… вообще… вообще я к тому, что от матери я слинял в шестнадцать лет, оказавшись здесь, а ты не можешь просто собрать вещи и уйти.

Сакура мгновенно заинтересованно посмотрела на него: он ушёл из родительского дома в шестнадцать лет? Что же его так потянуло в большой мир? Хотя Сакура уже могла бы не задаваться этим вопросом, видя его таким, как сейчас, но ей было интересно, что заставило Учиху Саске собрать вещи и просто-напросто уйти из-под родительского крыла. Она уже хотела задать этот вопрос, однако, заметив взгляд Саске, с укором смотрящего на неё, тут же поникла головой, тяжело вздохнув и протерев лоб кончиками тонких пальцев.

– Не все так просто, как хотелось бы. У нас всё хорошо, понятно? И не надо об этом, договорились? – вздёрнула бровь девушка, глянув на него так, чтобы он перестал задавать эти вопросы.

Учиха как-то растерялся, заметив такой взгляд, и отложил вилку, закончив с омлетом. Сакура вздохнула, на этот раз куда громче, чем до этого, и слегка помассировала кончиками пальцев веки. Конечно, она могла бы просто взять и уйти, но это не было по силам такой слабой девушке, как Сакура. Она могла бы взять свои вещи, документы и покинуть ненавистную квартиру Кима, которая начинала с каждым днём всё больше и больше раздражать и становиться похожей на клетку с металлическими прутьями, но что-то внутри неё останавливало и девушку, и за это она ненавидела саму себя. Она понимала, что мужчина, сидящей напротив и поглощающий завтрак, пытался ей помочь… но что-то внутренне ныло о том, чтобы она отвергала эту помощь. Какой-то страх перед тем, что Ким найдёт её и сделает ей куда больнее, чем в предыдущие разы.

– Да я бы… я бы даже тебя в своей квартире поселил, – мужчина насупился, будто пятилетний мальчишка, слегка нахмурившись. – Ты могла бы не видеть меня каждый день, потому что я тебе неприятен. Я и так ночую в другом месте, так что пересекаться мы не будем.

Это было весьма жертвенно со стороны Учихи… и Сакура оценила это, несмотря на то что ей не нравилось, когда он говорит о себе в подобном тоне. Как он может быть ей отвратителен, после того как она поняла, кто он на самом деле? А стоит лишь просто заглянуть во внутренний мир человека, не думая о его внешности. Какая разница, как он выглядит? Впрочем, для Сакуры и в таком виде он не становился уродом, а был весьма приятным молодым человеком и таким же приятным собеседником, с которым, как ей казалось, она могла поговорить на совершенно любые темы.

– Ты очень добр ко мне, – девушка покраснела, улыбнувшись. – Спасибо, конечно. Но я откажусь от этого.

– По-моему, это всё-таки из-за того, что у тебя ко мне отвращение, – заключил Учиха спустя какое-то время, принявшись за кофе, слегка помешивая в чашке сахар, несмотря на то что он уже давно растаял. Девушка тяжело вздохнула: как он может говорить о себе в таком ключе?

– У меня нет к тебе никакого отвращения,– она тут же замолчала, немного смутившись. – Просто я не могу уйти к тебе от того, с которым живу и с которым нас многое связывает…

– Что связывает? Побои? – задал напрямую вопрос мужчина, подняв на неё глаза и насмешливо улыбнувшись.

Он искренне не понимал, что может связывать эту прекрасную девушку с таким тираном, как Ким. Он походил на сластолюбца, эгоиста, который держит в клетке с узкими прутьями маленькую певчую птичку и не даёт ей права вырваться на свободу. Только этот самовлюблённый чудак и не подозревает о том, что птичка чахнет в клетке с каждым днём и вот-вот поранит себе хрупкие крылышки…

– Саске! – с укором воскликнула девушка, вздохнув и едва не всплеснув руками.

На самом деле он был прав. Так внутренне считала Сакура и хотела бы с ним согласиться… только вот не могла почему-то. Быть может, она и вправду просто привязалась к Киму, вот и не хочет бросать его… а может, она просто боялась того, что он станет её преследовать и уж наверняка пустит про неё дурной слух. Девушка вновь вздохнула, закусив губу и опустив голову, едва не заплакав. Какую же внутреннюю боль надо ощутить, чтобы вот так вот взять и накричать на человека, который пытается помочь? Сакура не знала, какой степени та боль, что она испытывала, но всё это заставляло её всхлипывать прямо при Саске. Заметив её раздавленное состояние, мужчина протянул к ней руку, тут же отложив в сторону ложку из-под кофе, и приподнял голову за подбородок, лишь слегка проведя кончиком большого пальца по нижней покусанной губе. Только что она была нежной, буквально пару минут назад, а теперь уже налилась кровью и едва не лопнула под напором белых ровных резцов.

– Что? Ну что? Ты прямо как моя мама, – успокаивающе произнёс Саске, слегка улыбнувшись.

Такая улыбка успокаивала девушку, и она тоже немного улыбнулась. В уголках больших изумрудных глаз стояли слёзы, и Саске не хотел видеть её такой… расстроенной и грустной. Ему казалось, что она должна вечно дарить ему и окружающим улыбку и смех. Эта девушка – воплощение самой жизни как она есть. Она похожа на ребёнка. Чем? Да просто тем, что любит искренне, и тем, что готова жить не по стереотипам, установленным обществом. Если ребёнок станет есть руками только потому, что ему так нравится, его непременно отругают. Но разве он не перестанет от этого поглощать пищу неловкими маленькими пальчиками?

– Даже не знаю, хорошо это или плохо… – пожала плечами она, опустив глаза и как-то горько усмехнувшись.

Она знала, что женщина, родившая Саске, не могла быть плохой матерью. Она подарила ему самые ценные качества – бесконечную любовь к окружающим и к этому миру, терпение и снисхождение, ценность морали и нравственности, а также то самое незаменимое качество, необходимое для каждого молодого человека – просто быть мужчиной в любой ситуации.

– Я люблю её. Так же, как и тебя, – произнёс он мягким голосом, тут же привстав и потянувшись к губам девушки.

Он и не подозревал о том, что они у неё настолько сладкие на вкус… а она и не думала о том, что эти губы сохранили вкус кофе у себя внутри. Слегка выдохнув, она положила ладони на его широкие плечи, чуть притянув к себе и неуверенно поцеловав в ответ. Этот поцелуй был нежный и совсем не страстный, как сначала предполагал Учиха. Этим поцелуем он внушал ей доверие и пытался успокоить, сказать мысленно, что всё будет хорошо, пока он рядом. И мужчине не хотелось отрываться от неё, оставлять и бросать. Ему казалось, что если он уйдёт, то она забьётся в угол и будет плакать, обхватив коленки, будто обиженный строгими родителями ребёнок. Но сейчас он знал, что она чувствует себя в точности так же, как и он, при столь лёгком и нежном поцелуе, когда он даже не касался своим языком её, а только изредка задевал кончиком нижнюю губу и тут же, будто извиняясь за несдержанность, убирал его, прикасаясь к ней одними только губами.

Все мы немного дети. Почему? Потому что всегда стараемся найти свою искреннюю, не требующую ничего взамен любовь, о которой иногда даже и не подозреваем.

========== Глава 12. ==========

Однажды я встретил на улице влюблённого нищего. На нём была старая шляпа, пальто потёрлось на локтях, башмаки его протекли, а в душе сияли звёзды.

(Виктор Гюго)

Наруто искренне не мог понять состояния Саске. Так бывает, когда человек чувствует практически то же самое, что и его собрат. Узумаки хотелось поговорить с ним начистоту по поводу эмоций Учихи… но что-то ему подсказывало, что Саске станет отвечать уклончиво либо вообще не ответит на его вопросы, а просто, как это обычно бывает, вскочит и, задорно рассмеявшись, отправится в такое знакомое, привычно многолюдное кафе. Так случалось всякий раз, когда Наруто заводил разговор о Сакуре, и для него становились дикими чувства Учихи. И сейчас Наруто тяжело вздыхал, подперев голову рукой, сидя у окна и таращась куда-то вдаль, на смог дыма, вырабатываемого заводами вдалеке. Ему становилось скучно и с каждой секундой всё более тоскливо, когда он наблюдал за проходящими мимо людьми и когда опускал глаза на свои ноги – так и хотелось куда-нибудь пойти и сделать что-то невероятно стоящее.

Но Наруто знал, что в городке Киото – как и во всех остальных, впрочем, – такого никогда с ним не случится: здесь все привыкли делать совершенно банальные вещи, к примеру, собираться на работу, обедать, приходить с работы и забирать из школы детей… однако вряд ли кто-то считает чудом хотя бы присутствие вечно работающего отца на дне рождении пятилетнего сына, который слишком редко видит своего родителя. Никто не считает чудом то, что мать работает на трёх работах и при этом успевает забирать дочь из школы балета. Никто из всей этой серой массы не считает переливание крови – такой, казалось бы, простой, но в то же время сложный процесс – чудом от переживающего мужа сильно пострадавшей в жесточайшей аварии жене.

Наруто вздохнул, прикрыв глаза и откинув голову на спинку кресла, в котором он сидел в белой майке и чёрных штанах с многочисленными цепями, будто собрался выходить на улицу и сделать хоть что-то полезное для этого мира. Он скрестил пальцы на животе, тяжело вздохнув и задумавшись о том, что в этом мире не так.

Почему люди считают странными того, кто подкармливает бездомных собак и отдаёт мелочь старушкам, которые стоят в метро и просят хотя бы на кусок хлеба? Почему люди настолько бесчувственны к человеку, который, несмотря на своё уродство или некрасивость, стремится к любви и старается делать добро для каждого живого существа? Узумаки не знал ответов на эти вопросы. Однако он знал – их ещё предстоит найти, и для этого, несомненно, нужно прожить довольно долгую и трудную жизнь.

Узумаки и так жилось не очень хорошо. Отец с матерью умерли ещё в детстве, когда Наруто не было и семи лет, и это была серьёзная травма для ничего не понимающего на тот момент мальчика. Очень часто дети, которые теряют в такие годы родителей, предстают для нас маленькими ангелами, оставшимися без попечения и покровительства.

Они плачут, забиваются в угол, и кажется, что именно из-за этого в любое время года может пойти проливной дождь, пряча в себе слёзы маленького ребёнка, скрывая их, будто бы своим шелестом по асфальту или траве успокаивая и говоря, что стоит только это пережить – и всё непременно наладится. Наруто не понимал, куда внезапно исчезли его родители, не понимал, почему они лежали в деревянных ящиках в церкви, только непонимающе хлопал глазами, держа в руках быстро тающую свечку и осматривая плачущих и скорбящих родственников. Мама и папа не пришли и на второй день, и на третий, и через неделю, и через десять дней и Наруто всё ждал их каждый день с работы вечером, вглядываясь в запотевшее от его тёплого дыхания окно и разглядывая каждого, чем-то отдалённо напоминающего родителей, прохожего.

Говорят, что взрослым становишься тогда, когда понимаешь, что такое смерть. Наруто понял это, когда родители не пришли и через месяц. Он никогда не думал ничего плохого о них, никогда в его блондинистую голову с растрёпанными волосиками не приходила мысль о том, что они могли его бросить и оставить на попечение бабушки… нет, вовсе нет! Просто в один самый ужасный для Наруто день они куда-то ушли. Именно туда, откуда не возвращаются.

Никогда прикосновения любимой бабушки не могли заменить поглаживания по голове мамы, никогда её бархатистый голос не мог заменить того отцовского голоса, который пел для Наруто колыбельные песенки и рассказывал сказки… Наруто постепенно понимал, что такое смерть, осознавал это с каждый минутой, медленно, но уверенно, и каждый вечер ему чудилось, как в углу стоит старуха с капюшоном и с длинной косой, протягивая к нему жилистые посеревшие руки, издавая смрад и ужасный хрип. От такого ему хотелось забиться в угол, под кровать, под подушку или одеяло – куда угодно, лишь бы изгнать этот образ из своей комнаты, который доводил его каждую ночь до слёз – их Наруто никогда не показывал днём никому – и тихого судорожного всхлипывания.

Он хотел бы прижаться к своей любимой маме в такие моменты, хотел зарываться носом в её приятно пахнущие чем-то сладким, буквально карамелью, волосы, обнимать её и тихонько краснеть от того, что она рядом с ним, что именно эта красивая и ласковая женщина – его мама. Он хотел бы благодарить её за то, что она родила его, что именно она подарила ему жизнь, а не кто-то другой.

Он готов был вечно смеяться с ней, рассказывать то, что происходило в первом классе начальной школы и виновато смотреть на неё за плохие оценки, полученные за поведение, или малейшие провинности вроде разбитого горшка с цветком, упавшем с подоконника при особо активных играх в классе. Но её рядом не было. Не было рядом её ласковых тёплых рук, которые обязательно бы всегда пожалели Наруто и прислонили к себе, поглаживая светлые волосы, не было того любящего взгляда, не было этой материнской нежности, которую получали остальные дети и на которых Наруто смотрел с некой завистью в светло-голубых глазах.

Сироты никогда не завидуют… они не завидуют людям, которые имеют много денег или какую-то красивую вещь, они не завидуют одноклассникам, хвастающим дорогим компьютером, подаренным на день рождения. Сироты завидуют только тогда, когда их ровесники начинают рассказывать про то, как родители не выпустили их гулять, а заставили делать уроки, как они не съели ужин, приготовленный любящей матерью, только потому, что он недосоленный, как на них накричал отец за чрезмерное сидение за компьютером и пустую трату времени… и как бы Наруто – сироте, оставшемуся одному всего в шесть лет, – хотелось сидеть дома и делать уроки, а после проверять их с родителями, с удовольствием поедать приготовленный мамой ужин, несмотря на его недосоленность, слышать, как отец кричит на него за постоянное сидение у монитора…

В очередной раз Наруто от такого тихонько прослезился, пока никто этого не видел. На ярко-голубые глаза навернулась эта противная плёнка, будто пакет с голограммой, закрывший видимость, и Узумаки моргнул, стараясь согнать её прочь. Он уставился в одну точку на стене, всматриваясь в неё, будто она была самым ценным предметом в этой комнате. Невольно он мотнул головой, а после опустил длинные светлые ресницы, еле слышно вздохнув.

Нужно было проветриться… и, конечно, Наруто не стал откладывать это занятие на потом, как обычно бывало – он поднялся с места, бросив на себя быстрый взгляд в зеркало и посильнее растрепав волосы, а после, нацепив на тонкое запястье кожаные браслет, вышел из тату-салона, закрыв его на ключ.

На улице всё было так же, как и всегда. Тепло, даже немного жарко, и совсем не раздражало пение птиц, когда Наруто шёл по тротуару. Некоторые люди со странностью в глазах смотрели на него, не понимая, почему высокий молодой человек, довольно стройный и красивый, одет именно так, а не в каком-нибудь дорогом костюме.

На это Наруто только привычно пожимал плечами, будто бы извиняясь, и проходил дальше, ничего не говоря потенциальному собеседнику, не решившемуся задать подобный вопрос. Он сунул руки в карманы, шёл медленно, выпрямившись, но при этом глядя себе больше под ноги, а не на людей. Вскоре он даже слегка повеселел, принявшись тихонько насвистывать себе под нос, и слегка прикрыл голубые глаза, глядя вперёд.

Скорее всего, Узумаки сейчас меньше всего волновал вопрос о том, где сейчас Саске и чем он занят. Оно и понятно – его лучший друг отправился в кафе к Сакуре и до сих пор не вернулся, исчезнув рано утром. «Боже мой, неужели провести там весь день собрался? – с неким презрением подумал Узумаки, слегка нахмурив светлые брови. – Он бы им ещё посуду перемыл в знак признательности, отработал себе на завтрак». Хмыкнув, он пнул ногой какой-то особенно мешающий ему камушек носком кеды, а после даже как-то мысленно пожалел его, с грустью посмотрев тому вслед, подумав, что и холодному камню тоже может быть больно. Опустив глаза, он остановился возле магазина, принявшись доставать пачку сигарет из заднего кармана.

И в этот момент сразу произошло несколько вещей, которые воспроизвелись для Узумаки будто в замедленной съёмке…

Наруто потом даже показалось, – по святой наивности, конечно, – что всё это случилось по той причине, что он всего лишь уронил пачку сигарет, по чистой случайности выпавшую из его кармана и с неким глухим треском ударившуюся об асфальт. Возможно, было бы совершенно другое развитие событий, если бы Наруто не уронил эти чёртовы сигареты и если бы не наклонился за ними, желая поднять, конечно, смачно выругавшись себе под нос. Буквально через секунду он поднял глаза, заметив, что ярко-рыжий мячик с изображением каких-то диснеевских персонажей покатился по тротуару и, будто назло своей маленькой хозяйке, остановился на проезжей части.