Текст книги "Спорная антипатия (СИ)"

Автор книги: Simba1996

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

========== Глава 1. ==========

Самая большая вина, которую не прощают человеку, – непохожесть на других.

(Илья Шевелев)

Жаркий летний день сопровождался не чем иным, как гулом машин, пением птиц, пролетавших где-то над головой, громким мяуканьем кошек, чему-то возмущавшимся, и гомоном людей. Также от мыслей и от всего остального отвлекал топот многочисленных ног, разносящийся по тротуару небольшого японского городка Киото, расположенном приблизительно рядом с Токио. Все куда-то торопились, спешили, несмотря на то, что день практически завершался, и вот уже скоро солнце должно было окраситься в кроваво-красный цвет, цвет страсти, цвет неутомимого наслаждения, но вместе с тем спокойствия и душевного равновесия. Однако люди бормотали себе что-то под нос, не довольствуясь жаркой погодой, разговаривали по телефону, усталым и ровным тоном объясняя, что вот-вот будут дома, а также переговаривались друг с другом. Стояла такая жара, что становилось практически невыносимо, жутко хотелось домой – хотя бы элементарно сходить в прохладный и успокаивающий душ и выпить такой же холодный чай перед телевизором. Снова запереться в своей квартире, снова никуда не выходить и таращиться в транслирующий развращающие сознание программы ящик. Снова уставиться в сторону двери при малейшем скрипе, словно ожидая, как кто-то туда войдёт. Кто-то, кого очень долго ждали и кого никак не могли найти длительное время.

Казалось бы, вся эта суматоха, царящая на улице, не волновала лишь двух молодых людей, удобно расположившихся рядом с небольшим кафе под зонтиком. Всё бы ничего: юноши лет двадцати пяти-двадцати шести, здоровые, сильные морально и физически, полные всяческих креативных идей и возможностей, – да только люди больше обращали внимания на распоясавшегося блондина, который удобно раскинулся на стуле, скрестив руки на груди. Казалось бы: чего тут? Ну сидит себе парень под зонтиком, отдыхает, горячо споря… но внешний вид, конечно же, привлекал к себе очень и очень большое внимание мимо проходящих: вся сущность самого настоящего панка – никак не подражателя или того, кто станет попросту копировать стиль – отображалась не просто в его внешности, но ещё и в манере говорить, во взгляде на тех, кто проходит мимо, в скрытой силе и неутомимой жажде показать себя, но вместе с тем скрыться и выделиться из всего общества, стать непохожим на остальных.

– Не знал, однако, – иронично всплеснул руками блондин, тяжело вздохнув и тут же успокоившись, принявшись и дальше рассматривать людей, бегущих по тесному и душному городу.

Одет он был весьма странно, как бы посчитали многие, но те, с которыми Наруто Узумаки общался и хорошо знался, признавали, что он настоящий панк и был таким чуть ли не с рождения. Светлые волосы его, больше напоминающие по яркости жаркое летнее солнце, были растрепаны, приведены в такой беспорядок, что любая бы чистюля, завидев его таким, немедленно перекрестилась бы – от греха подальше. В принципе, парень был чист, опрятен, только вот одет довольно-таки удивительно и странно: тело украшали многочисленные татуировки в виде различных символов и надписей, смысл которых поймёт только тот, кто принадлежит к подобной субкультуре, что и он (также сбоку, на шее, красовался большой знак мира, напоминающий лапку птицы, обведённой в кружок – это было сделано им пару месяцев назад), лицо и уши – пирсинг. Под нижней губой находился серебряный гвоздик, с ушей свисало большое количество колец разных размеров.

Футболка была яркой, оранжевой, явно привлекающей внимание и заставляющей обратить внимание на надпись на груди жирным шрифтом: «Дайте миру шанс». На Наруто были надеты светлые потёртые джинсы, а также чистые чёрные кеды, высокие и зашнурованные в его стиле. Фигура его была стройной, высокой, было заметно, что он занимался спортом, однако Наруто никогда не любил об этом говорить – он считал, что любой спорт причисляется к насилию, которое он отвергал, потому тщательно скрывал своё увлечение. Насвистывая себе под нос, Узумаки попивал шоколадный молочный коктейль из трубочки, кидая яростный и агрессивный взгляд ярко-голубых глаз в сторону тех, кто проходил мимо и косился на него. Люди тут же отводили глаза, кто-то изредка покачивал головой, а затем вновь направлялся по своим делам, а кто-то и вовсе немного приостанавливался, но сразу спохватывался и шёл дальше.

Если говорить о внешности, то Узумаки нравился многим… многим из той среды, в которой он привык находиться. Он имел загорелую кожу, усеянную созвездиями веснушек на лице и плечах, замечательные голубые глаза – кто бы мог подумать, что они могут светиться добром, светом и теплом? Нос был немного вздёрнут, а пухлые губы именно сейчас слегка приоткрыты, как будто бы он хотел улыбнуться, но старательно сдерживал этот порыв.

– И всё-таки ты дурак, – заметил он, обратившись к парню напротив, раскинув длинные ноги в стороны и продолжая попивать свой шоколадный напиток. – Так и сказал бы сразу, что денег нет, а то начинаешь…

Юноша, к которому он обратился, только снисходительно, но в то же время виновато улыбнулся, пожав плечами. Он далеко не был таким, как его друг, но разделял некоторые взгляды, которых придерживался Узумаки. Учиха Саске и так чувствовал себя нормально, без общества панков, тяжёлой музыки и прочего – был всего лишь доброжелательным и милым парнем, от которого бы вряд ли отказалась хоть какая-нибудь девушка. Привлекательная внешность, стройное тело, высокая и статная фигура, а также складный характер – этим его природа точно не обделила. Саске Учиха не носил множество колец в ушах, не имел такое большое количество татуировок, как Узумаки, не носил странную одежду с агитационными надписями и не стремился показать миру, что он отличается от всех. Он не стремился превратить свои густые чёрные волосы, иногда торчащие в разные стороны, в особенности по утрам, в ирокез или просто покрасить их в другой цвет. Он не стремился проколоть свои тонкие брови, аккуратные уши, ноздри прямого, ровного и аккуратного носа, точно слепленного по древнегреческим бюстам, или немного пухлые губы. Он не стремился носить на мужественной сильной груди лозунги хиппи и панков – это удел Узумаки. Но ему было довольно приятно общаться с Наруто – тот умел поддерживать и слушать, когда это нужно.

Но сейчас Саске начинал потихоньку паниковать, слегка сжав длинными тонкими пальцами, совсем не украшенными перстнями и тяжёлыми кольцами, как у Узумаки, подлокотники стула: такого завершения их небольшого спора он точно не мог ожидать. Дело в том, что споры с Наруто никогда не заканчиваются хорошо, и Учиха не имел понятия, почему снова согласился на это. Он тяжело вздохнул, понимая, что спор он точно проиграл…

– Вообще я был бы не против получить от тебя небольшой аванс, – зевнул Узумаки, потянувшись, – но поскольку у тебя нет денег…

Тут он зацокал языком, как будто бы это Саске выиграл спор, а сам Наруто должен ему денег. Саске только улыбнулся: в этом весь Узумаки… он прикрыл чёрные глаза, так что длинные ресницы стали отбрасывать лёгкую тень на высокие скулы, освещаемые ярким летним солнцем. Затем снова поднял их, уже понадеявшись, что Наруто решит прервать весь этот спор на самом страшном моменте – час расплаты уже пришёл, а у Учихи не было с собой практически ни гроша.

– Слушай, – позвал Саске панка напротив, и тот сразу обратил взгляд лазурных глаз на друга, кивнув, – я, конечно, понимаю, что у тебя прямо-таки какой-то недобор в части денег…

– Ну да, – хмыкнул Наруто, язвительно глядя на Учиху, вздёрнув бровь. – Я работаю в тату-салоне, – для пущей убедительности он покрутил пальцем у виска, как бы «тонко» намекая на принадлежность Учихи к классу простейших. – И конечно же, у меня в части денег ну по-о-о-олный недобор! Прямо скоро буду стоять в переходах и играть на волынке… о, – тут же опомнился Узумаки, хлопнув в ладоши, – а ты мне пританцовывать будешь или стриптиз устраивать, глядишь, и заберут тебя у меня…

Узумаки как-то горестно вздохнул, подперев голову рукой, как будто бы то, что у него заберут Учиху, будет самым большим несчастьем в его жизни. Впрочем, отчасти так и будет – Саске был единственным, кто понимал Наруто и желал общаться с ним независимо от того, к какой субкультуре принадлежит Узумаки и какую ахинею он может сморозить или сотворить. Учиха язвительно нахмурился:

– Ну да, конечно… раз уж я проспорил, и у меня нет денег… должен же я как-то расплачиваться?

– Учиха, ты такой честный, прямо-таки светишься, как попка младенца, – хмыкнул Наруто, с сарказмом закатив голубые глаза.

Порой эта наивность Учихи, его доброта и желание всем помочь бесило. Он как будто бы не хотел замечать плохих людей – для него все были хорошими. Начиная с маньяков-извращенцев и заканчивая бедными старушками, которые кормят бездомных котиков на последние деньги. Все, исключительно все для Учихи были хорошими людьми, каждый имел в своём сердце, по его мнению, частичку доброты, а вся злость, распространяющаяся на окружающих, не что иное как просто нервы, которые бывают у каждого человека.

– Ну я же тебе должен… – смутился Саске, опустив глаза и как-то насупившись.

Наруто тяжело вздохнул, приложив кончики пальцев к вискам и стараясь не сорваться. Впрочем… постепенно у Узумаки в голове зрел довольно-таки хороший план… не по захвату мира, конечно, а скорее по захвату Учихи в большое, просто огромное и многогранное царство его субкультуры. Конечно, превратить вполне милого и доброго человека в отвязного и безбашенного панка, которого все бы именовали плохим парнем, не так-то будет просто. Узумаки это знал, а потому понимал, с какой сложной и практически невыполнимой задачей ему придётся столкнуться. А впрочем, Учиха сам хочет расплатиться за свой спор, так зачем упускать момент и просто показать Учихе то, что не все люди на свете добрые? Что, если открыть приятному и хорошему человеку глаза на этот мир и снять розовые очки? Узумаки прекрасно знал, как люди реагируют на его субкультуру… у всех складывалось такое впечатление, словно совершенно все панки должны валяться в грязи, кричать про анархию на каждом шагу и заниматься полнейшим развратом и насилием над людьми и животными. Однако Узумаки презирал таких: из-за подобных индивидуумов, готовых надругаться над всей субкультурой, к которой принадлежал Наруто, о панках складывался глупый и не очень приятный для самих панков стереотип. Он тяжело вздохнул, поняв, что Саске действительно будто не по себе, когда Наруто покажет ему другую жизнь…

Совершенно другую жизнь, которая открывает реальность. На приятного человека, который красив внешне, люди реагируют по-особенному: девушки начинают флиртовать, а молодые люди улыбаются. Все начинают любить его, считать своим, стоит лишь приятному юноше очаровательно улыбнуться или просто заговорить на популярные темы. Но стоит ему преобразиться в панка с разноцветным ирокезом, с пирсингом и татуировками, с вечно тяжёлой музыкой в ушах и вечно завязанных на особую шнуровку кедах, как все начинают реагировать по-другому. Открывается совершенно иная сторона жизни: отвратительная, непримечательная, угнетающая, ужасная и ранящая душу. Чтобы выделяться из серой массы людей, живущих в мегаполисе, нужно не просто надеть яркую футболку и сделать себе ирокез – нужно быть таким же особенным, как и твой внешний вид. Узумаки подозревал, что в Саске это есть, и у него не было сомнений в том, что из Учихи выйдет довольно хороший панк…

– Да, ты мне должен… – умозаключил Наруто, сдержанно кивнув. Саске тяжело вздохнул, на всякий случай перепроверив карманы своих тёмных бриджей – ничего. Ровным счётом ничего, даже ни одной монетки или какой-нибудь завалящей бумажки. Узумаки присматривался к нему, когда Учиха снова опустил глаза, то и дело вздыхая и качая головой. Судя по всему, Саске был не очень рад тому, что должен Узумаки, а тут ещё и денег не оказалось при себе… хотя почему при себе? Их, в принципе, вообще не наблюдается. Внезапно раздался щелчок пальцев, и темноволосый юноша поднял голову на своего друга, недоумённо вздёрнув бровь. – Настало время сменить имидж.

Для Саске все выражения, которые говорил Наруто именно таким тоном – хриплым, намекающим и явно не оставляющим выбора, – оставались тайной, покрытой мраком. Он не знал, как их воспринимать, потому в который раз недоумённо вздёрнул тонкую бровь. А Узумаки внезапно присмотрелся, как хорошо бы тут смотрелось серебряное кольцо, именно на этой брови…

– Ты это к чему? – он так и продолжал недоумённо смотреть на своего друга. Наруто лишь широко улыбнулся, обнажив белые зубы со слегка заострёнными клыками. Это не придавало ему устрашающего вида, вовсе нет – наоборот, делало его каким-то более привлекательным, манящим и загадочным.

– К тому, что, раз ты проиграл, я имею право запросить всё, что захочу, исключая деньги, – пожал плечами Наруто, подняв брови: – Коих у тебя, конечно, вообще не наблюдается…

– Ну да… – смутился Учиха, для полной убедительности хлопнув ладонями по пустым карманам бриджей.

«Конечно, – подумал Узумаки, – ты у меня ещё и не так хлопать будешь, когда преобразишься… ой, Учиха, сделаю из тебя такое чудо, что все оглядываться вслед будут… не зря ведь работаю в тату-салоне». Именно такие мысли посещали голову Наруто всякий раз, когда он более пристально присматривался к другу. То, что на него все будут оглядываться вслед, было неискоренимо: на любого человека, который не похож на нас и отличается хоть каким-либо фактором внешности, мы оглядываемся или смотрим вслед. К примеру, среди белой расы очень странно встретить афроамериканцев – для белых они кажутся дикими, странными, не такими, как все. Тогда чем отличается панк от простого человека? На него так же будут оглядываться и так же гадать, откуда он вылез и как таким сделался. «А ещё потом будут гадать, в какую помойку он хочет лечь», – со злостью подумал Наруто – такой стереотип о своей субкультуре он просто презирал и ненавидел. А ещё его раздражало, когда исключительно всех панков (а точнее как раз подражателей и тех, кто совершенно ничего не понимает в идеологии этой субкультуры) считают грубыми, невоспитанными и неотёсанными. Таким Учиха точно не будет – так подумал про себя Узумаки, посмотрев на Саске так, что тот даже вздрогнул: уж очень не нравился такой взгляд Учихе…

– Ну и в чём заключается моя задача? – спросил наконец Учиха, осмелившись и скрестив руки на сильной груди, тяжело вздыхая и наклоняя голову набок. – Спрыгнуть с парашютом? С высокоэтажки? – предположил он, вздёрнув бровь, отчаянно надеясь, что Наруто не предложит подобное. – Свернуть шею и познакомиться со смешным смеющимся полотенцем, а также передать привет Воланду, Азазелло и Фаготу?

Наруто засмеялся, но тут же посерьёзнел, махнув рукой куда-то в сторону:

– Учиха, ты же знаешь, что я против наркоты…

Такое заявление Наруто было не очень справедливым – Саске и сам был против наркомании и всего прочего, а также не одобрял, что всех панков принимали за людей, принимающих психотропные вещества. Он знал Узумаки, а благодаря ему и ещё нескольких ребят, чуть ли не с детства, и ему это давало основание понять, что Наруто – совершенно другой, не такой, как все остальные, кто смотрит в его сторону волком. Более того, Саске нравилось, что Узумаки не смущают подобные взгляды. Он искренне смеялся, продолжал улыбаться всем в лицо, несмотря на то, что сносил косые взгляды в свою сторону и неодобрительные качания головой.

– Хотя бы это радует, – подытожил Саске, улыбнувшись. Вообще-то, он ожидал чего угодно, но только не того, что Узумаки предложит такую вещь, как, например…

– Потому тебе нужно стать не кем иным, ка-а-а-ак… – он в задумчивости протянул это слово, возведя голубые, как небо, глаза вверх и сделав вид, что старательно думает. От такого у Учихи пошли по спине мурашки. Кем ему нужно стать? Актёром? Месяц бомжевать на вокзале? Стать психом, в конце концов? Наруто вдруг с намёком щёлкнул пальцами, коварно заулыбавшись: – Панком на целый месяц.

========== Глава 2. ==========

Скажите на милость, почему человек должен держать себя в точности так, как прочие люди, как масса, как толпа?

(Сальвадор Дали)

Вот такого Саске точно никак не мог ожидать. Мало того, для него предстояло невозможным стать панком хотя бы на один час… не говоря уже о том, чтобы стать им на целый месяц. Он не имел понятия, как Узумаки справляется с таким гнётом эмоций, которые испытывают окружающие, глядя на него с неким презрением, непониманием, изредка даже отвращением и пренебрежением. Потому для него становилось также непонятным, почему Наруто решил провести именно такой эксперимент. В чёрных глазах Учихи зародились сомнения, а в душе – горечь, некий страх, который он показывать наружу совершенно не хотел, считая проявление испуга чуть ли не за слабость.

– Чего? – спросил он ровным голосом, всё ещё надеясь на то, что ослышался. Но Наруто был непреклонен, хмыкнув:

– Чего слышал.

Этого стоило ожидать от Узумаки. Повторять свою просьбу он не хотел, хотя Саске видел, что Наруто то ли насмехается над ним, то ли действительно говорит всерьёз. Одно из двух. Тем не менее, на губах Узумаки не было какой-то странной и коварной улыбки, как несколько минут назад, теперь он смотрел с совершенной серьёзностью в агатовые глаза напротив своими, лазурно-голубыми. Он ждал от Саске ответа. Точнее, не просто ответа, а согласия. Учиха ведь должен ему денег? Ну так пусть отдаёт долг немного другим путём!

– Эй, я не хочу целый месяц ходить с ирокезом под всеобщие ненавистные взгляды, – это он сказал как можно тише, подавшись к Узумаки и уперев локти в колени, тяжело вздохнув. Узумаки глядел на него как на ошпаренного. Учиху чего, пыльным мешком по голове, что ли, огрели?

– Я-то хожу, – как само собой разумеющееся заметил он, пожав плечами.

Для Наруто было привычным сносить такие взгляды на себе. Это лишь означало то, что он не такой, как все, что все те, кто его окружает, не более чем пустышки. Обычный пустоцвет, у которого внутри только кости и мясо. Внутри такого пустоцвета нет ничего, что могло бы заинтересовать такого, как Наруто, например. Такие люди не имеют никаких понятий о том, что такое нравственность, мораль, в чём смысл жизни, как нужно прожить жизнь, чтобы потом рассказывать внукам, отчего они бы с удивлением приоткрывали рты и смотрели на дедушек и бабушек с благоговением. Внутри таких пустышек нет никакого духовного мира. Они смотрят на людей, к субкультуре которых принадлежит Наруто, как на изгоев общества, смотрят на них так, словно сами лучше. Кто-то может не замечать у себя на лице, буквально на носу, уродливый прыщ, но зато ни за что не упустит шанса сказать что-то отвратительное вслед человеку с ирокезом, внутри которого целый мир: цветной, многогранный, распустившийся, подобно майскому цветку.

– Ты привык! – развёл руками Учиха, отклонившись на спинку своего сидения. Наруто засмеялся, отмахнувшись. Причины такого хриплого смеха Саске не понимал, просто вздёрнул тонкую бровь, ожидая, когда Узумаки успокоится.

– И ты привыкнешь через пару дней! – пообещал он, всё так же отмахиваясь от Учихи и продолжая хохотать.

Наверное, в этом была доля правды. Мы всегда к чему-то привыкаем. Мы привыкаем к новой одежде, которая, быть может, нам не совсем нравится. Кто-то привыкает к рабочему внешнему виду – строгому костюму, который он никогда не носил и просто отвергает. Кто-то может привыкнуть к тому, что рядом нет человека, который сможет просто обнять, пообещать, что всё будет хорошо, и помолчать. Иногда можно привыкнуть к тишине, а можно привыкнуть к голосу того, кто находится рядом: тихому, ровному, спокойному и бархатному, который никогда не скажет грубые слова.

Саске задумался, подперев голову рукой и низко опустив густые чёрные ресницы. Стань он панком на месяц – всё изменится. Просто кардинально поменяется отношение окружающих к нему, а все те девушки, которые знали Учиху – и, кстати, номера которых Саске хранит в своём телефоне по сей день на всякий случай, пусть они и донимают его звонками чуть ли не ежедневно, – и вполне тепло общались с ним (разумеется, не без надежды на то, что он обратит на них внимание), станут его презирать и практически ненавидеть. Что это значит: был красивый молодой человек, перспективный и креативный, и тут на его месте появляется представитель субкультуры панков, у которого в ушах всегда играет тяжёлая музыка, который всегда с ветерком катается на машине, который всегда может сказать грубость, если его внешний вид посчитают неприемлемым. Такое практически не могло уложиться в черноволосой голове Саске… но раз уж он должен Узумаки – да ещё и сполна! – то долг нужно отдавать… а Учиха был не просто совестливым человеком, но ещё и честным, потому от долга уйти точно не мог.

– В долгах как в шелках, – прыснул Узумаки, и Саске виновато улыбнулся, потрепав волосы на затылке по привычке, выработанной с детства. Наруто понимал состояние Саске, ведь за один вечер превратиться в панка – это не так уж и легко, а решиться на такой непростой шаг так и вовсе тяжеловато. Он тяжело вздохнул, и в его глазах уже не было намёка на насмешку или язвительность в сторону Учихи: – Я всё понимаю, Учиха, но деньги ты мне должен. Раз нечем расплачиваться и налички – пф-ф, нема! – тут он развёл руками, сочувственно кивнув головой, – то выполнишь это желание.

Саске уже хотел было задать давно волнующий его вопрос: «Я похож на психа?» Однако Узумаки решил иначе и принял молчание Учихи за согласие, а потому, схватив его за рукав футболки, поднялся с места, звеня многочисленными цепями, прикреплёнными к джинсам, и потащил за собой с таким видом, как будто бы Саске сам пожелал стать панком и горячо изъявил об этом желании. Наруто действительно был горд, а потому вздёрнул свой конопатый нос, прикрыв глаза, и наконец отпустил Учиху, подумав, что тот и сам в состоянии дойти до тату-салона, принадлежащего Наруто, – главное, чтобы не сбежал.

– Приведём тебя в порядок, – приговаривал Узумаки всё это время, косясь на Саске и как бы отмечая, куда стоит поместить пирсинг, татуировки и прочие атрибуты в виде цепей и напульсников.

Но самым большим желанием Узумаки было сделать своему другу ирокез. Почему-то – он и сам не знал причины – его одолевали странные эмоции, зародившиеся внутри. Наруто всегда ощущал себя творцом, который пишет на женских и мужских телах то, что хотят их владельцы, а самое главное, что в любом месте. Ему нравилось выводить какие-то причудливые узоры, фигуры и рисунки, старательно высовывая кончик языка и при этом желая, чтобы его ни в коем случае не отвлекали от такой важной и трудоёмкой работы. Ведь один лишний штрих в сторону, например, какой-нибудь родинки – и вся работа пойдёт насмарку, будет испорчена и больше никому не нужна. Тогда этот малейший штрих испортит всё представление о владельце тату, сделав его в глазах окружающих неаккуратным, неосторожным и грузным. Однако сейчас Наруто не задумывался ни о татуировках, ни о пирсинге, который тоже мог с лёгкостью сделать любому человеку независимо от того, мочка уха это, пупок или бровь, ни о многочисленных футболках с агитационными надписями – главной мыслью был ирокез на голове Учихи, и Наруто уже задумывался о том, в какой цвет его покрасить и какой формы сделать. В общем, проявлял обычную человеческую фантазию в таком необычном ремесле.

Саске то и дело вздыхал, осматривался по сторонам с взглядом «как бы чего не случилось», испытывал внутреннее волнение и какой-то неукротимый страх. Ему было практически всё равно, что о нём будут говорить люди… практически. Ему уже хватало того, что многие осуждали дружбу молодого перспективного человека, да ещё и такого красивого, с панком, которого практически все нормальные люди (за исключением Саске) отвергали. Он опустил глаза, покосившись на Наруто и подумав: а почему бы и нет? Может, стоит доказать миру, что эти люди, представителем которых он скоро будет являться, не так уж и плохи? Может, стоит снять с мира розовые очки и доказать, что панки способны на хорошие поступки, манеры и обращение со всеми людьми вокруг? Учиха не хотел задумываться о том, что этот эксперимент может провалиться, – вряд ли даже какая-нибудь старушка даст ему руку, чтобы он перевёл её через дорогу, побудимый жалостью и добротой к ней.

– Ох, Учиха, сделаю из тебя такого красавца… – внезапно оборвал мысли Учихи Наруто, потерев широкие ладони друг о друга, слегка согнувшись, напоминая Учихе злого гения-экспериментатора из мультиков, предназначенных для детей. А что, если всё пойдёт не так? Что, если Наруто просто решил над ним посмеяться, а сделает ему вместо ирокеза… ну, например, что-то более пугающее и экстравагантное.

– Не уверен… – вздохнул Саске, и это его предположение было, наверное, самым правильным. Он тут идёт и думает о том, как может изменить мир и представление окружающих о субкультуре панков, в то время как Наруто предполагает, какой ирокез ему сделать и в какой форме. Смешно!

– А ты не сомневайся, – пожал плечами Узумаки, хотя Саске отчётливо видел, что Наруто даже слегка обиделся.

Быть может, ему не стоило об этом говорить хотя бы вслух… тут же от Узумаки как будто бы отлегло, и он снова стал широко улыбаться, идя с Саске под всеобщие взгляды окружающих к своему тату-салону. Наруто казался ярким пятном на фоне серости всей урбанизированной массы. Этот город не просто давил на людей – он не давал их тайным, закрытым на замок мечтам сбыться. Он отбирал надежду, он не давал шанс людям сделать то, что они хотят, и каждый жил словно в закрытой клетке. Любой взгляд, любое прикосновение, даже в общественном транспорте по чистой случайности, любой звук, исходящий от кого-то постороннего, отдавался в глазах людей страхом, даже затравленностью. Город забирал всю силу, и были лишь некоторые, кто мог выжить.

До тату-салона они добрались на удивление быстро. Это был не самый благополучный район города – в каком-то месте лежали шприцы, особенно в закоулках между домами, но Наруто как будто бы не обращал на это внимания. Кругом были высотные дома, где-то магазин с уже потухшей вывеской, которая ночью практически не загоралась, а больше тускнела, переливаясь красным и зелёным светом. Сейчас народу на улицах было немного, и это были далеко не самые приличные люди: кучки людей, образовавшиеся рядом с магазином, считающие деньги, курящие, одетые во всё чёрное, тихонько перешёптывающиеся… не было сомнений в том, что у них в разгаре очередное запланированное дельце, да ещё и не одобряемое обществом. Саске не смотрел в их сторону, поскольку в тату-салоне Узумаки бывал часто – это он видел практически каждый день. Одни и те же лица, одни и те же беседы, одна и та же бестолковая болтовня о том, как можно быстро достать дозу по дешёвке и в каком месте.

Тату-салон представлял собой двухэтажное заведение. Перешёл он Наруто от старого владельца года два назад – в то время Наруто просто подрабатывал здесь и рисовал эскизы татуировок, очень уважал мастера, бывшего владельца этого небольшого заведения. Но теперь эта «мастерская» перешла в руки Наруто – прежний владелец серьёзно пострадал в автокатастрофе, а потом и скончался – сердце не смогло справиться с такой нагрузкой на организм, – и Наруто долго переживал из-за этого. Для него этот человек был чем-то святым, казалось бы, олицетворением мастера, творца… именно таким мечтал стать и сам Узумаки. Окна тут были небольшие, но, тем не менее, в салоне было хорошее освещение даже днём, несмотря на то, что в этом районе города всегда мрачновато из-за недостатка солнечного света. Бетонные стены украшало большое количество граффити разных цветов, форм и размеров, а также различного содержания. Неприличных надписей здесь тоже хватало, но они в основном не присутствовали на фасаде здания. Наруто пригласительно открыл перед Учихой дверь, показав ладонью в сторону входа, и Саске, тяжело вздохнув, вступил на порог как на эшафот. Тут же, едва за Наруто закрылась дверь, на ней появилась надпись «Закрыто», а затем действительно раздался щелчок двери, и сам Узумаки потёр широкие ладони друг об друга.

Не то, чтобы это испугало Саске, просто он внутренне понимал, что по-крупному влип. Он тяжело вздохнул, скрестив руки на груди, и осмотрелся, словно бывал здесь впервые: несколько кресел, помещение большое, но обставлено так, как будто тут непременно нужно играть в карты, говорить о жизни и пить дешёвое пиво. Едва Наруто подошёл к какой-то полке рядом со шкафом, как сразу разлилась… хотя это не то слово – разлиться может только медленная и спокойная музыка, а тут заиграла, стала просачиваться в уши Учихи (пусть он и не был, в принципе, против) громкая и тяжёлая музыка. Он по привычке плюхнулся в большое кресло, всё так же скрещивая руки на груди, ожидая от Наруто дальнейших указаний. Тот встал перед ним, сунув руки в карманы, и вздёрнул тонкую бровь, наклонив голову на бок, – не было сомнений в том, что Узумаки обдумывает, с чего начать.

– Так с чего начнём? – спросил он, слегка улыбнувшись.

Чувствовал он себя явно торжественно – ещё бы, его друг согласился (пусть и неярко это, конечно, выразив) стать таким, как он, на целый месяц! Красота! Конечно, Наруто нечасто ходил с ирокезом, но считал, что Саске это пойдёт… да, несомненно пойдёт.

– Тебе виднее, – Саске пожал плечами, неуверенно посмотрев в сторону двери, ведущей в своеобразную гардеробную. Он шумно сглотнул: всё, что там висит, лежит или просто валяется, ему предстоит надеть на себя… – Поверить не могу, что я согласился на это…

Это он сказал в сердцах – вид той самой широко распахнутой двери в гардеробную не просто немного напугал его, но и заставил поволноваться. Сердце стало сильно колотиться, словно в предчувствии урагана. Дыхание участилось и стало неровным, пусть Учиха и не заметил этого… но и Наруто не пригляделся к тому, что Саске немного боится и уже жалеет о том, что проиграл Наруто спор.

– Я и сам в это поверить не могу, – искренне заверил его Наруто, закивав, а потом и бросился что-то искать.

Его не было максимум минут пять, а за это время Саске уже обдумывал план побега. Нет, если он сбежит, то Наруто посчитает его трусом… и сам Саске посчитает себя трусом. Он никогда не хотел таким быть, в школе всегда стремился доказать всем окружающим, что он сильный, что он не трус, а уже мужественный молодой человек. Будучи семилетним мальчиком, Саске побил четырнадцатилетнего подростка, который оскорбил Наруто, назвав того не то уродом, не то как-то в несколько раз грубее. Часто Учиха сам не мог поверить в то, что способен заступиться за кого-то… однако всегда было так – он готов был пострадать сам, но никак не отдать на растерзание врагам другого человека. Наруто пришёл с баллончиками красок, с иглой для пирсинга и ещё какими-то атрибутами, которые показались Саске странными. Он вытаращил чёрные глаза, а в голове только и крутилась мысль о том, что он зря на это согласился. Наруто подозрительно и коварно загоготал, встряхнув баллончик, а затем настойчиво направился в сторону своего друга, оскалившись: