Текст книги "Мир на продажу (СИ)"

Автор книги: Шлифовальщик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

   Павел закатил глаза, соображая, как бы попроще разъяснить столь заумную вещь туповатому капитану Гусарову.

   – Там, в Миогене есть такая штуковина, Изобра. Это особая субстанция с удивительными свойствами...

   "Любит своё дело, – подумал я. – Говорит как поэт".

   – ...Онтроника – это куски Изобры, отхваченные в определённый момент времени в нужном месте.

   – То есть?

   – Ну, Изобра не постоянна. Она всё время переходит из одного состояния в другое. Как бы кипит. И вот если в нужный момент от неё отделить кусок, да ещё из определённого места, то он и будет онтроникой. В Миогене есть специалисты, которые знают, в какое время и сколько нужно взять, чтобы получить тот или иной вид онтроники.

   – Ты мне не про онтронику рассказывай, – попросил я. – Ближе к теме!

   – Мне как-то пришла в голову мысль, а что, если погрузить в Изобру обычный предмет? Наши земляне, работающие в Миогене, попробовали это по моей подсказке и получили обонточку.

   – Значит, обонточка – это обычные вещи, искупанные в Изобре? – уточнил я.

   – Грубо говоря, да. Причём, в зависимости от продолжительности "купания" можно получать разные предметы. Например, если мы возьмём обычное снотворное и подержим в Изобре час, то получим снильницу – штуку, позволяющую лазить по чужим снам. А если два часа, то получится мечтуха. Она позволяет проникать в чужие мечты и грёзы.

   Теперь всё стало ясно. "Болотный" каталог пополняет господин Болотников, сидя за компьютером и...

   – А как ты вычисляешь, во что может превратиться вещь? – поинтересовался я.

   – Есть общие закономерности, формализуемые. Скорее всего, Изобра – это творческая субстанция, материализованное творчество в чистом виде. Если в неё поместить вещь, то она её совершенствует по своим законам творчества. Я смог вычислить закономерности серией опытов. А потом вывел что-то вроде общей формулы: подставляешь в неё в качестве значения переменной любую вещь и время её "купания" в Изобре, и можно вычислить, какие новые онтологические свойства она приобретёт.

   – Для чего подзаряжают обонточку? – спросил я, вспомнив, что Махамет дал мне некоторые вещи для подзарядки.

   Павел ненадолго задумался:

   – Чтобы она могла функционировать, – выдал наконец он. – Только её заряжают не энергией.

   – А чем?

   – Как бы объяснить, Василий Александрович... У нас в мире материя существует в движении. Мы считаем, что это единственная форма существования материи. Энергия – количественная мера движения. В Миогене открыли несколько сотен других форм существования. У них свои количественные меры – аналоги энергии. Вот ими и подзаряжают.

   – То есть у "Смежности" есть зарядные станции или что-то вроде того? – несмотря на недостаток образования догадался я.

   – Вроде того, – улыбнулся Павлик.

   Вот и ещё одно злостное нарушение законов природы. В том, что Гриша или Петрович развяжут Смирнову язык, и он покажет местонахождение этих станций, я не сомневался. Меня беспокоило другое – то, что нарушались законы не только природы, но и бытия. Онтологические законы, которые ещё не прописаны в Естественном кодексе. При хорошем адвокате у Смирнова и иже с ним есть шанс выпутаться. Если так и дальше пойдёт, из-за прытких дилаперов нашим государственным деятелям придётся вводить новые статьи в Естественный кодекс, онтологические.

   – Кстати, ты нашёл свою истину? – ехидно спросил я философа.

   – Найдёшь тут с вами! – проворчал тот.

   – Чем же мы тебе помешали?

   – Своей ограниченностью! – начал заводиться Павел. – Защитники законов природы! Тайны мироздания свести в Кодекс, это же тупость! Правильно говорят, что мир рухнет, когда обществом буду править не творцы, учёные или поэты, а юристы. Вот мы и дожили до таких времён: мирозданием занялись следователи и сыскари!

   – А что тут плохого? – возмутился я. Не люблю учёных споров, но за живое меня задело. – Ты хочешь, чтобы всякая дилаперская сволочь курочила законы природы? Чтобы любой человек мог летать, становиться невидимкой, проходить сквозь стены?

   – Хочу! – зло сощурился Болотников. – Из любого правила всегда есть исключение. Для любого закона всегда найдётся явление, которое нарушает этот закон. И возникает новая теория, новый закон, который учитывает и предыдущий, и исключение из него. Это диалектика, единство противоположностей!

   – По твоей диалектике убийца – тоже исследователь? Есть статья Уголовного кодекса об убийстве, а он – исключение. Думаешь, появится новый закон, одновременно карающий за убийство и разрешающий его? Хотел бы я прочесть такой закон в первой редакции!

   – Законы природы зря передоверили юристам, – стоял на своём Павел. – Природные законы тем и отличаются от общественных законов, что они существуют объективно, независимо от нас.

   – Ну почему же, – ядовито улыбнулся я. – Онтроника управляет этими законами. Если взять её на вооружение нашим деятелям, то скоро законы природы будет Государственная Дума принимать!

   – Какой кошмар! – схватился за голову Павел, видимо, представив, как думцы голосуют за закон Кулона: сто – за, триста – против, остальные воздержались.

   – Вот поэтому мы и охраняем законы природы, – улыбнулся я, – чтобы жизнь была стабильной. Ведь любые законы нужны, чтобы регулировать процессы, будь то природные или общественные. А без законов будет хаос и анархия.

   – Вы – неучи, которые, вместо изучения нового, решили законсервировать уже имеющееся! Мракобесы! Миоген мог бы дать нам столько нового!

   Павел даже вскочил со своего кресла. Я не стал его удерживать.

   – Ты пойми, Василий Александрович, – перешёл на "ты" философ, но я не стал его осекать, – у них уникальная цивилизация. Чтобы достичь благополучия, они не изготовляют железки, не выращивают жратву. Они управляют фундаментальными философскими категориями: причиной и следствием, количеством и качеством, сущностью и явлениями, содержанием и формой. Зачем расширять город, если можно изменить свойства пространства и в одной квартире поселить тысячу человек, и они не будут друг друга даже замечать? Зачем делать автомобиль, если есть возможность его материализовать? И, вообще, зачем он нужен, если можно просто переместиться туда, куда надо?

   Я понял, что философу нужно выговориться, и не стал прерывать его.

   – Онтроника могла бы дать столько всего нашему миру! Мы бы забыли о страхе смерти: ведь мёртвых можно оживлять. Мы бы забыли о болячках – есть ремницы, лечащие от всего. Голода бы не было – ведь пищу можно выдумывать. Мы бы могли не мучиться выбором – есть множило, позволяющее сделать множественный выбор. Мы бы могли исправлять ошибки прошлого, изменяя прошлое с помощью следственно-причинной связи.

   Философ так раздухарился, что даже прикурить не смог с первого раза.

   – А сколько новых знаний можно получить из Миогена! Основной вопрос философии можно снять – ведь сглажник стирает грань между сознанием и материей. Мало того, он может сгенерировать тысячи промежуточных форм между ними. Можно внедрить в нашу жизнь многовариантную математику, вариаматику, в которой переменная одновременно равна нескольким значениям, а треугольник может обладать одновременно свойствами круга и квадрата. Можно изучать науку о возможностях и способах преобразования их в действительность. Да и это не главное!

   Я поглядел на часы. Уже два часа мы беседуем, а я не решил главной проблемы.

   – Есть треуголятор, который добавляет к любым двум противоположностям третью, продолжал лекцию Павел. – С помощью него можно избавиться от вульгарной биполярности. Неужели не надоело: плюс-минус, сильный-слабый, толстый-тонкий?.. А ведь треуголятор может добавить нечто третье к любой бинарной конструкции! Представь себе третью противоположность к материи-сознанию, к причине-следствию, к части-целому. Можно добавить и четвёртую, и пятую, и ещё хоть какую противоположность к чему угодно.

   "Смежновцев", наверное, уже повезли к нам в город.

   – Не нравится третья противоположность? – по-своему истолковал мой пустой взгляд философ. – Пожалуйста, есть цепочник, который продолжает любую последовательность. Для материи-сознания добавит подсознание и надматерию. Для пространства-времени – подпространство и надвремя. Не нравится единство и борьба противоположностей? Есть относило, которое изменяет отношения между противоположностями на любые другие: любовь, взаимовыручка...

   – Зачем нам это всё, Павлик? – прервал я его. – Принесёт ли это нам счастье? Миогенцам и то не принесло. У них, знаю, умные и добрые захватили власть и эксплуатировали тупых и злых, высасывали из них свойства. Ты хочешь, чтобы у нас то же самое творилось?

   – Я хотел бы построить справедливое общество. И онтроника могла бы в этом помочь.

   Я рассмеялся:

   – Ты коммунист?

   – Нет, что ты! – испугался философ.

   – А зачем тебе пустые мечты о всеобщей справедливости? Не будет такого никогда. И Миоген это доказал.

   Я отошёл от окна и подошёл к Павлу:

   – Любая цивилизация стремится к справедливому обществу. Миоген почти мгновенно превратился в общество потребления. Теперь там есть отели, кабаки, супермаркеты и дворцы развлечений. Значит, наше общество не такое уж плохое, раз его копируют другие миры.

   – С помощью дилаперов копируют, – проворчал философ.

   – Да. Иногда запутавшихся нужно подтолкнуть в нужную сторону. Я не говорю, что наш мир идеальный, но в нём жить довольно удобно. Мне тоже многое не нравится: дворцы развлечений, например, но я же не иду на преступления. – Тут я немного покраснел, вспомнив Махамета. – У нас всё сбалансировано, а ты хочешь это разрушить. Зачем нам универсальное лекарство, если из смежных миров идут регулярные поставки лекарств? Ты хочешь разрушить фармацевтическую индустрию? Зачем нам одновременное существование в одной квартире тысяч людей, ведь от этого загнутся строительные фирмы. Зачем покойников оживлять? Ты хочешь оставить без работы людей из сферы ритуальных услуг? А если мы начнём вещи выдумывать, куда девать рабочих с десятков тысяч заводов из китаеобразных миров?

   Я постарался посмотреть на помрачневшего философа как можно мягче:

   – Не надо формировать, Павлик. Не нужна нам пока ни онтроника, ни обонточка. Это примерно как подарить пулемёт Александру Македонскому или ядерное оружие Наполеону. Я тебя, как философа, понимаю. Философия у нас на Земле всегда считалась никчёмной наукой, пристанищем болтологов. И тут ты обнаруживаешь мир, в котором есть отличное практическое приложение философии. В виде онтроники и обонточки. Поэтому ты и связался со всяким сбродом, чтобы исследовать такую интересную штуку. Но, поверь, не нужна она нам пока. Всему своё время.

   – С вами, фсеновцами, вообще это время может не наступить, – пробормотал Болотников.

   – Ну и бог с ним. Проживём с нашей паршивой биполярной онтологией, – оптимистично ответил я. – Может, и правы те, которые в наше время удаляются от цивилизации и живут в избушках, ведя натуральное хозяйство. Они по-своему счастливы. Может, и не в прогрессе счастье.

   Нафилософствовавшись, я решил всё-таки перейти к делу.

   – Скажи-ка мне лучше, сколько Изобр в Миогене?

   Павел вытаращился на меня:

   – Одна...

   – На весь Миоген?

   – Да.

   – Откуда она взялась? Кто её изобрёл или построил?

   – Не знаю, – пожал плечами философ. – Мне Игнат помогал с исторической информацией, но я внятного ответа не нашёл. Есть несколько гипотез, но все несостоятельные. У них ещё имеются пережитки религии. Так вот, в святой книге, Либре, упоминается Изобра. Ощущение, что она была всегда. Возможно, она – какое-то особое природное образование или явление.

   – А сейчас Изобра находится в собственности Зеленцова Игната?

   – Да. Ему удалось её приватизировать, когда наши земляне организовали массовую ваучеризацию...

   Ай да дилапер Зеленцов! Захватил, наверное, самый жирный кусок в смежном мире. То-то на него межмирторговское начальство злится!

   – Насколько я знаю, ты ни разу не был в Миогене.

   Павел горестно покивал.

   – А хотел бы туда попасть? Поселиться возле своей любимой Изобры и копаться в ней потихоньку?

   Глаза философа загорелись:

   – А разве это возможно? Я всегда мечтал заняться чистой наукой.

   Я покровительственно улыбнулся:

   – Конечно. Невозможно только шире ушей улыбаться.

   – А ты меня разве не арестовать пришёл?

   – Я пришёл сделать тебе одно маленькое предложение. Чтобы ты потом не говорил, что фсеновцы – мракобесы, тормозящие прогресс. Мы мозгастых людей уважаем.

   Я резко подошёл к Павлу и навис над ним:

   – В общем, мы с тобой вдвоём отправляемся в Миоген. Ты поможешь мне найти Игната Зеленцова, чтобы я его арестовал, а я оставлю тебя там и постараюсь забыть о твоих шашнях с бандитами. Идёт? Даю минуту на размышление. Отсчёт пошёл!

ЧЕТВЁРТАЯ ЧАСТЬ. НА КРУГИ СВОЯ

1

   Полусонный взвод, лязгая нормострелами, построился в сотне шагов от Нелоги. Командир взвода лейтенант Дак немного подумал и начал:

   – Бойцы, слушай боевую задачу! Два часа назад Нелога всколыхнулась. Алогия возле границы на подконтрольном участке выросла на два пункта. Подвижные нелогичности начали скапливаться вдоль границы, создавая опасность её пересечения. Я решил...

   Дак сделал внушительную паузу, чтобы каждый подчинённый мог ощутить торжественность момента. Но все догадывались, что на самом деле неопытный лейтенант лихорадочно вспоминает нужный раздел Боевого устава Народной армии. В строю хихикнули.

   – ...Силами одного взвода плотным огнём нормострелов уничтожить нелогичности при попытке оных пересечь границу на нашем участке, – выкрутился Дак, не обращая внимания на смех. – Старший – я. Срок – до утреннего развода.

   Снова пауза.

   – Ах да, соседи!.. – спохватился лейтенант и снова зачастил по-уставному. – Соседи отсутствуют. А, значит, и взаимодействовать не с кем. Командиры отделений, организовать оборону участка!

   Лейтенант забыл указать сектора обороны для каждого отделения, поэтому бойцы бестолково засуетились и забегали вдоль границы, то и дело сцепляясь затворами нормострелов. Рядовой из третьего отделения новобранец Ант, поддёргивая штаны, выронил юстаккумулятор и долго ползал у всех под ногами, пытаясь разглядеть его в предрассветных сумерках. Его непосредственный начальник сержант Мих украдкой от лейтенанта наградил нерадивого подчинённого увесистым пинком.

   Командир второго отделения Сол, по прозвищу Голосун, неожиданно заорал на подчинённых:

   – А, ну, живее, быдланы!! Шевелитесь, вши помойные!!

   Дак тут же его осёк:

   – Капрал Сол! Опять "быдланы"? Опять "вши"? Сколько можно повторять, что перед тобой не нищесвои, и даже не смотрилы, а бойцы Народной армии, которых называть быдланами могу только я!

   Худо-бедно командиры отделений организовали оборону. Третьему отделению достался левый фланг: небольшой холмик, поросший сосноберёзовым молодняком. Сержант Мих заставил подчинённых вести наблюдение лёжа, и половина отделения, удобно устроившись на травке, тут же начала клевать носом. Рядовой Фил тоже было задремал, упершись лбом в затвор нормострела, но его разбудил Ант.

   – Фил, ты не спишь? – вполголоса позвал поэт.

   – Не сплю, – сонно буркнул сослуживец, очнувшись от дремоты.

   – Мне тут кое-что в голову пришло... Вот, послушай.

   Ант, отложив в сторону нормострел, с выражением прочёл:

   – Освободив себя от груза тяжких лет,

   Туманным утром я покину бренный свет,

   И станут с мудрой Вечностью едины

   Судьбы моей усталые седины.

   Прочитав, поэт тряхнул бритой наголо головой, убирая со лба непослушную несуществующую прядь.

   – Сходи к каптёрщику, пусть тебе штаны поменяет, – посоветовал Фил. – Потеряешь ведь когда-нибудь...

   – Ходил я уже к Харпату, – грустно улыбнулся Ант. – Говорю, господин ефрейтор, обменяй мне штаны. А он в ответ, вот тебе верёвочка, подвяжись. Только я её потерял...

   Поэт ещё долго жаловался на судьбу, но Фил уже не слушал надоедливого собеседника. Тем более что Нелога начала волноваться.

   Впереди, шагах в двухстах, виднелось брошенное здание без стёкол. До здания возможно и двести шагов, зато обратно окажется вся тысяча. А может статься, что до клуба вообще не дойти: вот он, вроде рядышком, а идёшь, идёшь, а он всё не приближается. Попробуй-ка, разберись в вывертах переменной географии, локальной анизотропии пространства и прочих мудрёных вещах Нелоги!

   Полгода назад, ещё в эпоху Потребиловки, в здании располагалось казино и ночной клуб, принадлежащий забредышам. Особой популярностью пользовался стриптиз, исполняемый синекожими желтоглазыми девицами из неведомого мира. Потом Нелога разрослась, и клуб оказался в её границах. В один прекрасный день стёкла здания утекли вверх и растворились в небе, а синеглазую танцовщицу чуть не задушил шест во время представления. Посетители и хозяева разбежались, с тех пор так клуб брошенным и стоит.

   Возле главного входа Фил заметил бледную вырглу. Мерзкое существо, похоже на старуху с распущенными седыми космами, жутковато завыло, размахивая скрюченными пальцами. Дремавшие бойцы моментально проснулись и приникли к прицелам нормострелов.

   – Огонь по моей команде! – предупредил командир взвода, содрогнувшись от созерцания неприятного существа.

   – Алогия повышается, господин лейтенант! – доложил сержант Мих, направляя алогометр в сторону здания. – Прилично уже.

   Стрелка прибора болталась между третьим и четвёртым делениями.

   – Сейчас начнётся, – пробурчал Фил, снимая нормострел с предохранителя и включая юстаккумулятор.

   – Что начнётся, Фил? – засуетился поэт, неумело вертя в руках оружие. – Что, а?

   Бывший нищесвой не ответил, лишь глазами кивнул в сторону клуба. Огромное колыхающееся ухо вылетело из окна и повисло в воздухе. Следом появилось второе, чуть поменьше. Потом выпорхнуло третье. Ант сильно побледнел и зажмурился. Первое ухо подлетело к стене здания и приложилось к нему, словно прислушиваясь. Затем оно отлипло от стены, и вся эта отвратительная компания ушей двинулась к залегшим бойцам.

   Когда бойкие части тела подлетели к границе Нелоги, лейтенант, судорожно глотнув, скомандовал чуть истерично:

   – Взвод, огонь!!

   Раздалось дружное шипение нормострелов. Летающие уши, почуяв опасность, заколыхались сильнее. Самое крупное ухо сместилось к третьему отделению. Фил, поймав противника в прицел, плавно нажал спусковой крючок. Шипящая струя юстэргии пронзила ухо повыше мочки. Нормострел Миха довершил нормализацию, и нелогичное порождение Нелоги растворилось в сумерках.

   Второму отделению пришлось туго: на его участке обороны вертелось два оставшихся уха. Бойцы бестолково палили из нормострелов в вёрткого противника; то и дело слышались оглушительные вопли капрала Сола:

   – Огонь, вши помойные!! Все под арест пойдёте, быдланы!!

   Алогия – мера ненормальности странного мира Нелоги – скакнула до пяти баллов. Красивое озеро возле здания клуба вздыбилось и встало вертикально как гигантское зеркало. Кусты, росшие вдоль границы Нелоги, перевернулись корнями вверх. На комьях вывороченной земли появились глаза, недоумённо заморгали и, выскочив из орбит, начали разбегаться под яростным огнём нормострелов первого взвода.

   Через полчаса алогия снизилась до двух баллов. Кусты снова воткнулись в землю корнями, летающие уши удалось ликвидировать, а озеро приняло почти горизонтальное положение. Лишь бледная выргла по-прежнему завывала на безопасном расстоянии, куда не добивали армейские нормострелы. Угроза нарушения границы Нелоги миновала, юстаккумуляторы почти опустели, но лейтенант не спешил давать отбой.

   В казарму перепухнули только к завтраку. Едва взвод вспух на плацу, в головах усталых солдат немедленно замыслился голос министра пропаганды маршала Герта: началась обычная утренняя накачка, проводимая во всех частях и подразделениях Народной армии. Язык у министра подвешен: не зря он в старые добрые времена работал визунистом почти на постоянной основе, а при Потребиловке – директором крупнейшего информагентства.

   – Храбрые мои бойцы! Ещё полгода назад вы вместе с многострадальным народом нашего мира стенали под игом коварных забредышей. Они развращали нас, спаивали, овладевали нашими эргостанциями. Они хитростью забирали нашу онтронику, обменивая её на всякую дрянь. Они породили ужасную Нелогу своим лепестомерзким изобретением – обонточкой. Наконец, они отняли у нас Изобру. Но рассерженный народ восстал, и справедливость восторжествовала!

   На краю плаца возле ограды торчал ефрейтор Харпат. К нему, единственному женатику в роте, пришла супруга и принесла какую-то домашнюю снедь. Через прутья ограды они обменялись пакетами: Найза передала каптёрщику увесистый свёрток с завтраком и приняла от супруга-добытчика связку списанных портянок. Кто-то в строю завистливо крякнул, узрев то ли аппетитную пищу, то ли не менее аппетитную чужую жену.

   – Час расплаты для подлых пришельцев скоро настанет! – надрывался в головах Герт. – Скоро мы обрушим наш праведный гнев на мир забредышей! На вас, бойцов Народной армии, возложена высокая честь стать карающей десницей нашего народа. Мы произошли от могучей расы древних воителей. Мы умны и сильны. Захватчики за год разрушили нашу прежнюю жизнь, ибо мы, чистые и добрые, оказались бессильны против их подлости, коварства и пошлости. Но забредыши скоро почувствуют на своей шкуре, что такое ярость оскорблённого народа!

   На плацу заканчивался утренний осмотр. Лейтенант направил взвод к родной казарме. Найзе, вероятно, не понравились добыча мужа: она разразилась бранью и швырнула сквозь ограду свёрток обратно Харпату. В строю раздались злорадные смешки.

   – Мы ловим забредышей в нашем мире, судим их за преступления против народа и обессвойствливаем, – мыслился министр пропаганды. – А совсем скоро сплочённые ряды наших храбрых воинов отправятся в их прогнивший мир, чтобы очистить его от пошлости и разврата. Мы не завоеватели, мы освободители, которые избавят мир забредышей от скверны и пороков! Одурманенные развратом, забредыши будут сопротивляться, но наши доблестные войска подавят сопротивление, потому что инородцы генетически неполноценны. На нас с небес смотрят души наших славных предков, радеющих за торжество нашей расы, нашего народа!

   Впереди среди серых армейских мундиров Дак заметил человека в коричневой гвардейской форме.

   – О, Лепест! – пробормотал он, расправляя складки под поясным ремнём. – Орбисты проклятые пожаловали! Взвод, стой! Оправиться!

   Гвардеец, поджарый брюнет с капитанскими погонами, бесцеремонно расталкивая серых солдат и офицеров, направился к взводу Дака. Лейтенант подобрался, вытянулся и строевым шагом двинулся навстречу.

   – Господин гвардии капитан! Нормострелковый взвод роты специального назначения отдельного батальона... – Лейтенант запутался в сложных названиях подразделений и покраснел.

   Капитан нетерпеливо махнул рукой и холодно представился:

   – Капитан Шат, Бурая гвардия. Мне нужен рядовой Фил. Это твой боец?

   – Так точно! Рядовой Фил, выйти из строя! – повернулся к взводу Дак. – Поступаешь в распоряжение господина капитана.

   Общение с Бурой гвардией ничего хорошего не сулило, и Ант встревожено глянул на Фила. Тот вышел из строя и нерешительно подошёл к гвардейцу:

   – Господин гвардии капитан, рядовой Фил по твоему приказанию прибыл.

   Гвардейский капитан, задумчиво оглядев бойца с головы до ног, заявил:

   – Пойдёшь со мной, солдат.

   – Можно обратиться? – спросил бывший нищесвой, вспомнив о тяжёлом нормостреле.

   – Можно овцу на плацу, боец! А в армии – "разрешите".

   – Разрешите подняться в расположение и сдать оружие?

   – Нет времени, военный, – не позволил капитан Шат. – Сдай непосредственному начальнику и следуй за мной.

   Фил стряхнул нормострел с плеча и сунул его в руки Миха. Гвардеец взял рядового за руку, и они упухнули при полном молчании озадаченных бойцов взвода лейтенанта Дака. Лишь в тишине раздался сочувствующий тихий вздох поэта.

   Они выпухнули в небольшой комнате с массивным столом, портретом Великого Вождя Тирла и знаменем на стене: бурое полотнище с белым кругом, в котором растопырился чёрный Солнцекрут – орбистский символ. Шат сел за стол и указал Филу на стул напротив. Бывший нищесвой скромно примостился на краешке. Капитан без предисловий спросил:

   – У нас есть сведения, что ты, рядовой, в эпоху Потребиловки работал нелоголазом.

   – Так точно, господин капитан, – осторожно промолвил Фил.

   – На Игната горбатился?

   – Весь народ на него горбатился... – уклончиво ответил нелоголаз.

   Шат побарабанил пальцами по краю стола.

   – Ну и чем ты у него занимался?

   Фил недоумённо посмотрел на капитана. Проверяет, что ли?

   – Через Нелогу к Изобре ходил. Онтронику добывал, обонточку делал...

   – Ну и как же добывают онтронику, воин?

   Точно, проверяет. Фил пожал плечами:

   – Обыкновенно. Берёшь отхват, шагаешь к Изобре, ждёшь, когда сконфигурится нужная тебе онтроника и отхватываешь кусок. В Свитках Бела описано, как определить нужную конфигурацию.

   – Правильно. А что насчёт обонточки скажешь?

   Нелоголаз вздохнул:

   – Берёшь вещь, шагаешь с ней к Изобре, погружаешь ношу на определённое время, потом вынимаешь. Время выдержки указано в Болотном каталоге.

   Капитан ухмыльнулся и добавил:

   – При этом Нелога растёт, так ведь?

   – Ну да. Игнат говорил, что при обонточке появляются как бы производственные отходы. Это и есть Нелога – область вокруг Изобры, где реальность сошла с ума, – вспомнил Фил образное определение, услышанное от Анта.

   Шат бросил изумлённый взгляд на собеседника и хмыкнул:

   – Да ты поэт, военный! С удовольствием бы с тобой побеседовал о высоких материях, только времени в обрез.

   Капитан вынул пачку сигарет, закурил и предложил Филу. Тот отказался: общаясь с забредышами, нелоголаз не успел перенять у них эту вредную привычку.

   – Я тебя немного поэкзаменовал на всякий случай, – не спеша проговорил Шат, выпустив дым в лицо Филу. – Дело предстоит серьёзное. Ты виноват перед Родиной, надо искупить свою вину.

   – А в чём я провинился, господин капитан?

   – Обонточка – изобретение забредышей, которое породила Нелогу...

   – Нелога и раньше существовала, – попытался возразить Фил.

   – Правильно, – согласился капитан. – Только она была махонькая-махонькая. А почему? Да потому что раз в сутки шишка упадёт в Изобру и обонточится, или птичка вляпается случайно. А вредитель Игнат начал тоннами обонточивать вещи, и теперь к Изобре не подобраться из-за нелеп и нелогичностей. И ты в этом тоже косвенно виноват, так как работал на Игната.

   – Не я один...

   – Разумеется. Но, говорят, ты прослыл одним из лучших нелоголазов, если не самый лучший. Опыт выживания в Отстойнике пригодился.

   Капитан закурил вторую сигарету.

   – Надо проводить несколько человек к Изобре, – перешёл он к делу. – Чует моё сердце, что проводник из тебя неплохой выйдет.

   – Я не смогу, – начал отнекиваться Фил.

   – А в чём дело, солдат? Нормальник мощный дадим с запасными юстакуумуляторами, противоиспарник, алогометр... Что там ещё потребуется? Определ, направа? И их дадим. От себя лично могу дать напрокат силы и выносливости, – Гвардеец заманивающее потряс накопником. – Ума не дам, он нынче в дефиците. Его в другие свойства переделывают.

   – Да не в экипировке дело, господин капитан! Просто я в Нелогу всегда один ходил. Сам за себя отвечал. А тут целую группу с собой вести! Сколько человек в группе?

   – Кроме тебя ещё четверо.

   Фил отчаянно замотал головой:

   – Я так не согласен! Ничего себе, группочка! А что ж не взвод?!

   Капитан нахмурился и затушил сигарету:

   – Попробуем по-другому... – Он встал из-за стола и с металлом в голосе скомандовал: – Смирно!!

   Нелоголаз автоматически вскочил.

   – Как старший по званию и как офицер Бурой гвардии приказываю выполнить задание Родины и сопроводить группу к Изобре! – отчеканил гвардеец. – Приказы не обсуждаются! Вольно!

   Фил снова сполз на стул.

   – Получив задание, военнослужащий отвечает "Есть" и при необходимости уясняет задачу, – напомнил Шат.

   – Есть, – промямлил нелоголаз.

   – Другое дело! – улыбнулся капитан. – Надеюсь, ты, как человек военный, не будешь расспрашивать, что за поручение у группы и для чего она туда направляется. Наверное, уже догадался, что операция секретная и разглашению не подлежит.

   Подойдя к двери, Шат открыл её и рявкнул в проём:

   – Введите неполноценных!

   В комнату вошло несколько вооружённых дематорами гвардейцев, какой-то рослый гражданский и с ними три забредыша, в одном из которых Фил с удивлением узнал Игната. Бывший хозяин выглядел неважно: похудевший и небритый, в мятой одежде. Второй забредыш, толстяк, смотрелся странно: длинные волосы, собранные по-женски в хвост, серьга в левом ухе и бородёнка клинышком. Он робко огляделся и заискивающе улыбнулся Шату. Третий казался побойчее остальных: жилистый моложавый блондин с короткой стрижкой, холодными голубыми глазами и разбитой губой. Он презрительно смотрел на гвардейцев, трогая рану языком.

   – А четвёртый? – спросил Фил.

   – Четвёртый будет позже.

   – Тоже забредыш?

   – Нет, наш гвардеец. Он будет охранять тебя от этих неполноценных. А то, сам знаешь, забредыши любого заболтают.

   Нелоголаз покосился на троицу. Шат, заметив это, улыбнулся:

   – Они не понимают ни черта! Понимальники у них забрали... Ах да, чуть не забыл!..

   Капитан подошёл к Филу и дружески похлопал его по плечу:

   – Операцию контролирует правительство. Успешно выполнишь – проси что хочешь. От себя рекомендую потребовать отпуск. Сам понимаешь, время сейчас предвоенное, в отпуска никто не уходит. И неизвестно, когда их разрешат. Для тебя же сделают исключение. А можно и насчёт местечка в гвардии похлопотать. Это не армейскую лямку тащить: в гвардии и паёк пожирнее, и служба поинтереснее, и жильё служебное дают.

   Даже не взглянув на молчащих забредышей, Шат подошёл к столу и поманил Фила.

   – Давай-ка, боец, теперь обсудим детали...

2

   У вывески Института оборонной онтроники снова собралась толпа агрессивных юнцов, похожих на земных стабов. Бритые наголо молодчики в бурых рубашках и армейских тяжёлых ботинках, вскидывая руки в орбистском приветствии, возбуждённо орали:

   – Проваливайте в свой вонючий мир, забредыши!

   – Твари неполноценные, лучше сами выходите!

   – Уроды, недоноски, мы вам шеи посворачиваем!

   Хоть Павел за полгода немного выучил местный язык, но всё же включил понимальник. Однако и без него было ясно, что ничего нового от этих головорезов не услышишь. Философ опасливо подошёл к открытому окну и выглянул из-за занавески. С высоты второго этажа института виднелось человек тридцать.