Текст книги "Холодная зима (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
– Только, – Соби помолчал. – Не думаю, что Сеймей одобрит эту идею.
Рицка подмигнул ему.
– А он ничего не узнает! Мы ему не скажем! Просто уедем.
– Рицка… – Соби как будто силился высказать какую-то мысль, но она никак не складывалась в слова, или слова эти казались ему настолько страшными, что он не мог облечь их в звуки. – Может… Может, он прав? Может, нам действительно лучше больше не видеться? Обрубить все связи сразу? Может, тебе так будет легче? Ты так скорее привыкнешь и…
– Нет!
– И всё наладится…
– Нет! – выкрикнул Рицка, и сам испугался своего истеричного крика. И добавил с подчёркнутым спокойствием. – Не наладится. Не легче. И прекрати говорить его словами. Ты же знаешь, я это ненавижу. Говори за себя, если речь идёт о нас с тобой. А не то, что тебе внушили.
– Хорошо, – Соби тут же как-то притих, коснулся его щеки, и Рицка закрыл глаза, переводя дыхание. – Прости. Я и правда был нечестен, когда говорил это.
– Ничего, – Рицка сделал последний глубокий вдох и снова посмотрел на него. – У нас мало времени. Если мы хотим бежать, нужно делать это прямо сейчас.
– Но я пришёл пешком. Машина дома.
– И это ничего. Прогуляемся. Ну, или пробежимся! – Рицка с опаской оглянулся на дверь, попытался разглядеть что-нибудь в окнах и ничего не обнаружив, взял Соби за руку и потянул за собой. – Идём же! А то так и проторчим здесь до скончания века!
Соби усмехнулся, и Рицка неуверенно улыбнулся в ответ. От сердца как будто отлегло, и мысль о том, что у них есть ещё время, внушала надежду. Так много времени – целая ночь – это же просто целая вечность! И только для них одних. И этого у них тоже никто не отнимет.
*
– Сеймей, дорогой, тебе не кажется, что Рицка задерживается? – спросила Мисаки, поставив чашку и маленький круглый чайник на стол. – И почему он говорит с друзьями на улице? Раз они всё-таки пришли, может, пустить их в дом?
Сеймей подавил приступ раздражения, поджав губы и сжимая свою чашку с такой силой, что она вот-вот могла треснуть. Чай уже остыл, лёгкий пар больше не поднимался от носика чайника, а в его чашке была только неприятная на вид мутноватая жидкость.
– Нет! – сказал он. – Мы не пустим его в дом. А Рицка уже сейчас придёт.
– Его? Так к нему пришёл один друг? Но ты говорил, что их несколько?
Чашка с громким стуком опустилась на стол. Мисаки от неожиданности вздрогнула, а Сеймей бросил на неё презрительный взгляд. Его сейчас всё раздражало в этой женщине: её вопросительное выражение лица, дрогнувшие губы, взволнованный и озабоченный тон голоса, которым она произносила это слово «друг». Произносила так, что хотелось сразу забить ей его обратно в глотку.
– Что-то случилось? Сеймей?
Эти испуганные глаза. Хотелось закричать, чтобы она прекратила смотреть на него, как добыча на хищника.
– Нет! – сказал он, поднимаясь из-за стола. – Ничего не случилось. Я сейчас схожу за Рицкой и приведу его.
– А? Сходишь? Хорошо.
Когда Сеймей вышел из кухни, в лице его смешались все краски гнева. Глаза сузились и совсем потемнели, в них не было ни отблеска, ни мимолётного отсвета жалости, сострадания или любви. Ничего в них не было.
Этот Агацума слишком много себе позволяет, стучало у него в голове. Он должен был только сказать, что уезжает, неужели на это нужно так много времени?!
Сеймей всё представлял себе, как они ругаются там, на улице, как Рицка кричит и выплёвывает слова ненависти. Сеймею казалось, что ради того, чтобы заставить Рицку ненавидеть Агацуму, он способен был на всё. Хотя почему «казалось»? Он действительно был способен. На всё.
Наконец Рицка поймёт, что Агацума всего лишь пешка в его умелых руках. Что он полное ничтожество и не стоит даже волоса с твоей прекрасной головы, Рицка. И ты обязательно это поймешь, думал он, кривя губы в холодной усмешке.
А что, если нет?
Сеймей вдруг замер на полпути к двери. А что, если нет? А если они не поругаются? Что, если Агацума снова пустит в ход свои грязные штучки? А Рицка такой доверчивый, его легко подкупить.
– Чёрт! – выкрикнул он, дав внезапную волю фантазии, рождающей всё новые и новые болезненные образы.
Как он только смел касаться его своими мерзкими грязными руками? Наверняка он даже трогал его ушки!
Сеймея передёрнуло от накатившей волны отвращения. А Соби в тот момент представлялся ему каким-то диковинным насекомым, которое надо бы раздавить, но противно.
Он быстро обулся и, не накинув верхней одежды, открыл дверь резким нервным движением, мысленно прокручивая в голове всё, что скажет сейчас этому ублюдку, вздумавшему отобрать у него самое дорогое его сокровище. И тут же на пороге он чуть не врезался в кого-то, и в первую секунду ему показалось, что вернулся Рицка, но это оказался тот, кого он меньше всего ожидал сегодня увидеть.
– Нисей! Какого дьявола ты тут стоишь?!
Нисей, казалось, и сам был несколько озадачен и так и стоял с занесённой рукой, видимо, собираясь нажать кнопку звонка. Впрочем, он тут же опомнился и расплылся в хитрой улыбке:
– Да вот, решил в гости зайти! У Рит-тяна сегодня день рождения, вот я и подумал, что мне тоже обломится кусок праздничного пирога!
– Ты что, спятил?!! – завопил Сеймей. – Кто тебе разрешил появляться здесь?!
– Никто! – Нисей улыбнулся ещё шире и хихикнул. – Я пришёл, чтобы ты покричал на меня! Мне так нравится, когда ты кричишь! Ну же, кричи на меня!
В его голосе было столько неприкрытой издёвки, что в другой день и в другой раз Сеймей уступил бы себе в желании наорать на него, но сегодня и сейчас он был слишком озабочен другим, а потому сказал только:
– Убирайся!
– Ох, как грубо! Неужели так жалко пирога?
– Я занят!
– Да? И чем же? Ищешь Рит-тяна? – Нисей изобразил лукавый прищур и напустил на себя знающий вид.
– Что? Ты видел его? – Сеймей сразу как-то притих.
– Ага! – заявил Нисей с оттенком самодовольства. – Когда я шёл сюда, он уходил куда-то с Агацумой. Поспешно так, как будто убегал. Я даже думал окликнуть их и поздороваться, но потом передумал и решил не мешать, – он захлопал ресницами. – Похоже, Рит-тян не очень-то хочет отмечать праздник в твоей компании, да?
Сеймей испустил короткий отчаянный вопль и прошипел что-то нечленораздельное. Нисей ухмылялся и похихикивал, довольный произведённым эффектом.
– Черт! Куда они пошли?! – Сеймей вышел из дома, захлопнув за собой дверь. – Быстрее же, шевелись! Мы должны их догнать!
– Туда, – Нисей махнул рукой в неопределённом направлении. – Но я, знаешь ли, совсем не расположен сегодня к бегу!
– Да шевелись же ты! – вне себя от ярости кричал Сеймей. – И дай мне свой плащ!
– Что? Вот ещё! Я же замерзну!
– Давай сюда, кому говорю! – Сеймей на бегу вытащил из кармана сотовый и начал набирать номер Рицки.
Нисей нехотя разделся и с такой же показной неохотой ускорил шаг.
– Всё равно мы их не догоним! Может, ты расслабишься уже?! Они бежали быстро и ещё, знаешь, они просто ухохатывались! Я тогда сразу подумал, что ржут они по твоей части! Обманули дурака!
– Заткнись! – в его крике было столько истерической боли и даже безумия, что Нисей предпочёл закрыть рот.
Сеймей прижимал телефон к уху, то и дело останавливаясь, когда ему казалось, что длинные гудки сменились долгожданным ответом Рицки. Нисей плёлся следом, так и неся плащ на вытянутой руке, потому что Сеймей словно бы забыл о своём приказе.
Шёл снег.
*
Они бежали, и огни домов мелькали, вспыхивали и гасли, и ветер шумел в ушах. И снова просто хотелось смеяться и держаться за руки, как будто стоит им только разжать пальцы, и они потеряют друг друга, и улица уплывёт из-под ног.
– В следующий раз приедешь за мной на машине! – заявил Рицка, как будто этот следующий раз будет уже завтра. Как будто он вообще будет.
– Обязательно. И мы сразу поедем кататься, и все будут нам завидовать, – улыбнулся Соби. И голос его был ласковым и обнадёживающим.
Они остановились отдышаться перед домом, глядя друг на друга и смеясь без конца и без повода. Тут вдруг Рицка вздрогнул, и улыбка его сразу померкла, а рука потянулась к карману, вытащив мобильник. Лампочка на корпусе мигала зелёным.
– Это Сеймей, – выдохнул мальчик. Зелёный – это брат, красный – Соби. Красный. Какой важнее? Зелёный или красный? Красный.
– Ответишь? – спросил Соби.
Рицка стряхнул глупые мысли о цветовой гамме и покачал головой, убирая телефон обратно.
– Нет. Давай, поехали скорей! Нужно торопиться! И если тебе позвонит, ты тоже не отвечай!
– Но…
– Пожалуйста!
– Хорошо, – сказал Соби почти шёпотом. В его взгляде на миг промелькнуло удивление от этого незнакомого, непривычного слова «пожалуйста». Незнакомое. Непривычное, не его слово, не для него. Сам он редко просил, а его не просили никогда.
– И ещё… – Рицка вдруг покраснел, и это милое смущение очень шло ему, смягчая всю прошлую серьёзность. – Захвати что-нибудь поесть.
– Ты голодный? – теперь Соби уже не скрывал удивления. – А я-то думал, что раз у тебя день рождения, ты должен был съесть кучу вкусных вещей.
– Я неважно себя чувствовал, – Рицка объяснял как будто нехотя. – А теперь всё отлично, и я проголодался!
– Хорошо! – Соби снова улыбнулся. – Я быстро.
Они действительно очень торопились, а беспрерывно звонящий телефон подгонял их. Рицке всё казалось, что вот-вот где-нибудь над ухом прозвучит голос Сеймея, тихий, вкрадчивый. Страшный. И отнимет у него то последнее, что ещё было, что ещё билось в его сердце. И всё закончится.
А Соби скрывал страх за пустыми улыбками, за короткими усмешками, его бегающий взгляд ни на чём не задерживался и скользил по улице, будто высматривая что-то, а связка ключей выпала из торопливых рук, когда он открывал дверь.
В доме они задержались не дольше минуты. Рицка стоял у порога, а Соби кидал в пакет что-то из холодильника и шкафа. После чего проверил наличие ключей от машины в кармане и шепнул:
– Пойдём.
Бегом они спустились с крыльца, молча, боясь потревожить ночную тишину, укрывающую их преступное бегство. И всё так же шел снег, и Рицка прятал озябшие руки в карманы, поминутно обнаруживая, что в голове нет ни одной мысли.
И только оказавшись в салоне чёрного «Мицубиси», рядом с Соби, который подмигнул ему и посмотрел на дорогу спокойным сосредоточенным взглядом, Рицка наконец успокоился, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло.
– Возьми в пакете грушевые кексы и кунжутные лепёшки, – сказал Соби, когда они поехали. – Это всё, что было. Они холодные, и готовил их не я. Так что тебе может не понравиться.
– Соби! Ты думаешь, мне нравится только то, что ты готовишь?! Если бы было так, я давно бы умер с голоду!
– Но признайся, что я готовлю лучше всех.
Рицка хмыкнул и полез в пакет.
– Не дождёшься ты от меня таких признаний! И смотри на дорогу, пока мы не врезались во что-нибудь!
Лепёшки оказались поджаристыми и с румяной корочкой, а кексы – сладкими, рассыпчатыми и очень вкусно пахли грушами. Рицка как раз доедал один из них и спрашивал, не голодный ли Соби, а то он сам всё съест, как телефон зазвонил снова.
– Щёрт! Надо отфетить фсё-таки, – пробубнил мальчик с набитым ртом и достал сотовый. Зелёная лампочка ритмично мигала, и Рицка вздохнул. Не хотелось портить настроение этим разговором. И в то же время здесь он чувствовал себя в безопасности. Тёмное пустынное шоссе, мелькающие огни сонного города, скорость и свистящий за окнами ветер, бесконечная дорога впереди, тёплый уютный салон и Соби. А Сеймей где-то там, далеко, не может до них дотянуться, и от этого Рицка сразу успокаивался, хоть и чувствовал себя виноватым, что брат вызывает у него такие эмоции. Но сейчас он выбрал красную лампочку. Запретный свет. И ему было уже всё равно.
– Алло, – шепнул он в трубку. Первые несколько секунд не было ничего кроме тишины, а потом Сеймей ответил, как будто опомнившись, не веря, что слышит голос Рицки.
– Рицка?
– Да, это я.
– Рицка, где ты? Что за шум? – Сеймей кричал, и ещё где-то на заднем фоне Рицка различил голос Нисея. – Ты у Агацумы? Мы долбим в дверь, но никто не открывает. Куда ты делся, Рицка?
– Я… – Рицка даже растерялся. Он не знал, как назвать эту ночную поездку. – Мы… поехали кататься. На машине Соби.
– Что?! Кататься? – казалось, это было самое дикое слово, которое Сеймей когда-либо слышал, и его это поразило настолько, что даже голос сел.
Мда, неудачно подобрал, подумал Рицка.
– Что это значит? Куда?!
– Не волнуйся. Я вернусь ещё до рассвета.
– Что?! Слышать ничего не хочу! Возвращайся немедленно! И я прощу тебе эту выходку, потому что люблю тебя.
– Нет, – ответил Рицка спокойно и повторил ещё раз. – Нет. Я вернусь утром. Иди домой.
– Чёртов Агацума! Придётся мне проучить его раз и навсегда. Что он тебе наговорил?!
Рицка покосился на Соби в надежде, что тот этого не услышал. Но Соби, даже если и слышал, виду не подал.
Мальчик вздохнул.
– Нет. Ты его не тронешь. Потому что я сам попросил его. Он уезжает завтра, и я хочу попрощаться.
– Всю ночь?!
Рицка поморщился. Он никогда не знал Сеймея таким злым.
– Я имею на это полное право, Сеймей, – сказал он наконец. – Хоть всю ночь. Но я попрощаюсь с ним по-человечески. Если ты не пускаешь его в дом, мы уедем туда, где… – он хотел сказать «где ты не найдешь нас», но так и не смог этого произнести. Слишком дикими показались ему эти слова, обращённые к Сеймею.
– Решил сбежать от меня, Рицка? – спросил Сеймей, вдруг неожиданно успокоившись.
– Нет. Я никогда не сбегаю, Сеймей. Я только хочу попрощаться. А утром вернусь к тебе. И не вини Соби. Ладно… Пока, – и не дождавшись ответа, он нажал отбой. И сразу в машине стало как-то тихо, пусто и холодно. Соби молчал.
И Рицка молчал тоже.
И было так много огней, таких маленьких и далёких, находящихся по ту сторону их крошечного мира, в который они не пожелали никого впустить. И хотелось открыть окно и чувствовать, как ледяной ветер хлещет по щекам. И ни о чём не думать.
Как же всё-таки красиво. Даже мурашки по коже.
Рицка улыбнулся, и столько умиротворения и покоя было в его расслабленном лице, что Соби тоже не удержал улыбки, искренней и такой же спокойной, и спросил:
– Вкусно было?
Рицка только что доел-таки несчастный грушевый кекс, который ему помешал съесть Сеймей и облизал пальцы.
– Очень вкусно! – и улыбнулся ещё шире. – Спасибо, Соби!
– Ох… теперь мне тоже хочется попробовать, – Соби вздохнул с такой тоской, что Рицка даже не понял, что он шутит.
– Что ж ты раньше-то не сказал?! Я ведь спрашивал, оставить тебе или нет! – Рицка пришёл в ещё большую тоску, видимо, оттого, что объел Соби. А тот вдруг резко свернул к обочине и затормозил.
Мальчика вжало в спинку сидения, и он заверещал:
– Ты чего?! Соби! Зачем ты…
Руки Соби медленно сползли с руля и потянулись к Рицке.
– Хочу попробовать сладкий грушевый кекс, – сказал Соби, улыбаясь.
– Но он закончился! – чуть не плача воскликнул мальчик.
Соби наклонился к нему, близко-близко, так, что глаза его стали такими большими, что Рицка отчётливо видел в них своё отражение. И сразу догадался, каким образом Соби будет пробовать кекс, и сердце сразу подпрыгнуло, и стало так страшно, что он заговорил быстро и беспорядочно:
– Соби, что ты… зачем ты… я же… Соби, ты… – и губы его вдруг сами собой приоткрылись, а в глазах потемнело. И хотелось только, чтобы Соби был ещё ближе.
Его губы были тёплые, и шёл снег. И мимо с шумом пролетали машины. Его пальцы… горячие. И не хватает воздуха.
И Рицка вдруг подумал, что солгал, называя Соби другом. То есть… он, конечно, друг, но… разве друзья так целуют? Наверное, всё-таки нет. Или целуют? Рицка совсем запутался и больше ни о чём не думал, запустив пальцы Соби в волосы.
Жарко, тесно, опасно, бессмысленный взгляд ловит лучи фар, прорезающие тьму. И тут же снова становится темно, и уже не хочется света. Неужели последний раз?
Быстро, жадно. И ногти впиваются в нежную кожу. Последний раз, но Рицка решил, что не будет плакать. Если он заплачет, Соби будет больно. А Рицке не хотелось, чтобы он уезжал с тяжёлым сердцем.
Пусть тебе будет легче, чем мне, Соби. Пожалуйста, пусть тебе будет легче.
Так неужели всё-таки последний? Не хочу.
– Соби… – отчаянный полу-вскрик. Последний? Нет, нет, нет! И не скрыть свою боль, свою жадность, и даже, если слёз нет, только по одному этому крику Соби поймёт, что внутри у него всё разрывается.
Прости. Я так хотел, чтобы тебе было легче. Прости мою слабость, мою боль, мой эгоизм. Прости, Соби. Я отпущу тебя.
Он не плакал. В домах гасли последние огни, а улицы побелели от холодного искрящегося снега. Он не плакал.
*
Так тихо, как будто они вдруг оказались на самом краю мира, где-нибудь в заснеженной Арктике, например. Только разве что медведи вокруг не ходят. И даже последние запоздавшие автомобили уже скрылись где-то за горизонтом, в этой малюсенькой точке, где заканчивается дорога. А дальше как будто и нет ничего, всё тает, останавливается, замирает в туманной снежной дымке. Покой и абсолютная красота.
– Соби, если мы и дальше будем тут сидеть, машина превратится в большой сугроб, – сказал Рицка.
– М-м-м?
– Я говорю, надо ехать! Мы всё-таки покататься хотели!
– Погода плохая. И видимость почти нулевая, – вздохнул Соби. – Лучше будет повернуть назад.
– Но… – Рицка осёкся. В сердце образовалась вдруг странная пустота от мысли, что он так и не побывает там, где заканчивается дорога. – А если Сеймей ещё… то есть… я… – он снова осёкся, потому что хотел бы остаться у Соби, но боялся выразить это открыто, поэтому предположение о том, что Сеймей ещё может быть у его дома, так и осталось невысказанным.
– Не волнуйся. Я уверен, что Сеймей уже ушёл. Но, если ты всё-таки боишься, мы можем остановиться на ночь где-нибудь ещё, – улыбнулся Соби, как всегда прочитав его мысли, которые, наверное, не так уж и сложно было прочитать.
Рицка отвернулся к окну и сказал:
– Я всё-таки хотел бы остаться здесь. Здесь так хорошо, в этой машине.
– Но ты скоро устанешь и захочешь спать. А спать в машине очень неудобно.
– Да, наверное, – Рицка затих. Возражения Соби всегда были разумны. И хоть он и говорил постоянно глупости, также постоянно он поражал Рицку своей взрослостью и присущей взрослым способностью позаботиться о ком-то. Соби. Ты ведь не шутишь даже когда я почти верю, что это шутка, купившись на твою улыбку. Но ты серьёзен чаще, чем это может показаться. Давай, продолжай в том же духе. И может, своими взрослыми разумными доводами тебе даже удастся убедить меня, что без тебя мне будет хорошо. И не больно.
– Рицка. Посмотри на меня, пожалуйста.
Рицка вздрогнул и повернулся к нему. В его глазах отражение моей боли и тоски, подумал он, встретившись с Соби взглядом.
– Прости, – одно только это слово в ответ на все надежды Рицки. Но действительно становится легче. – Мы поедем туда, куда ты скажешь. Куда захочешь. Даже если это далеко-далеко. Мы можем уехать куда угодно, Рицка. А можем остаться здесь и превратиться в сугроб, как ты и сказал. Так чего же ты хочешь?
Рицка засмеялся.
– Уж сугробом я точно быть не хочу! Поехали куда-нибудь! Мне всё равно, только чтобы ехать! – сказал мальчик. Он бы ещё хотел добавить, что «только бы с тобой», но, конечно, он не мог произнести это вслух. Было очень много вещей, которые Рицка никогда не сможет сказать ему. Как будто внутри него был неподъёмный ржавый рычаг, повернуть который не хватало сил. Прости и за это, Соби. Прости, что ты так никогда и узнаешь, как много значишь для меня.
Они поехали, наконец. Поехали вперёд, и Рицка улыбался.
– Расскажи мне про Китай, – попросил он, устраиваясь на сидении поудобней.
– Зачем тебе? – удивился Соби.
– Просто. Мне хочется знать всё о том месте, где ты будешь жить. В какой город поедешь?
– Пекин, – и снова взгляд его предельно сосредоточен. В то время как Рицка полностью расслабился. Он только никак не мог решить, на что ему больше хочется смотреть – на дорогу или на Соби.
– Ну, тогда расскажи мне про Пекин.
– Пекин очень старый и красивый город, – начал Соби, а Рицка окончательно определился с тем, что хочет смотреть на него. Ему очень нравилось наблюдать, как медленно двигаются его губы, как убирает он спадающие на глаза пряди волос, а взгляд не отрывается от расстилающейся впереди дороги, и взгляд этот такой одухотворённый, словно Соби видит перед собой не заснеженное шоссе, а этот самый Пекин, про который с таким увлечением рассказывает. – Там есть на что посмотреть, очень много исторических достопримечательностей, и единственным недостатком является, пожалуй, не слишком чистый воздух. У нас и природа, и воздух намного лучше.
– А еда?
– Ты опять о еде? – засмеялся Соби.
– Да нет же! – выкрикнул Рицка, смутившись и тут же вспомнив, чем закончился прошлый разговор на эту тему. – Просто… ты этим интересуешься вроде. Китайская кухня… и…
– Я понял, – Соби бросил на него короткий тёплый взгляд. – Я слышал только, что утка по-пекински очень вкусная, а ещё неплохи местные красные вина. Обещаю приехать с новыми интересными рецептами и приготовить что-нибудь для тебя.
Рицка заулыбался так же тепло, и взгляд его засиял чистым безмятежным восторгом.
– Это было бы здорово! Только не забудь!
– Как я могу забыть об этом? – удивился Соби.
– А ещё… – Рицка отвернулся и посмотрел на дорогу. Так было легче говорить. – Не забывай, как ты пришёл ко мне и сказал, что любишь, и пообещал быть моим. Ну и пусть, что это обещание невыполнимо. Это ничего. Просто я не хочу, чтобы ты забыл все эти дни, когда мы были вместе, – он говорил быстро и сбивчиво, и как будто и сам пугался того, что говорил.
– Я не забуду, – откликнулся Соби. Рицка не решался посмотреть в его сторону. Щёки его пылали. Никогда ему не приходилось говорить ничего подобного.
– И помни ещё, что это я проколол тебе уши. А ты сказал, что теперь, всякий раз глядя в зеркало, будешь вспоминать меня.
– Я помню.
– И помни, как мы вместе гуляли в парке с фотоаппаратом. Как много замечательных воспоминаний мы сделали тогда! Фотки ведь ещё у тебя?
– Да. Я возьму их с собой. Я не забуду.
Глаза снова предательски защипало, и Рицка сморгнул слёзы. Он ведь хотел быть сильным. Он пообещал себе, что будет.
– Рицка, ты любишь меня?
Рицка сначала даже не понял от неожиданности, а потом посмотрел на него в испуге:
– Что?! Ты чего это вдруг?!
– Ничего. Ты никогда этого не говорил. А мне хотелось бы и это тоже помнить. Любишь всё-таки?
Сердце у мальчика заколотилось, как когда Соби полез к нему целоваться. Ну вот зачем он так? Ведь можно же и без этого! Зачем, Соби?! Сказать «Я люблю тебя» взрослому мужчине стоило слишком больших усилий, и, вообще, это стоило усилий, а «рычаг» был такой тяжёлый. Да и вообще, то, что он чувствует, называется любовью? Или как?! Должно же это как-то называться, в самом деле! Если не дружба, то…. Эти чувства совсем не похожи на те, которые он испытывает к своим друзьям Юйко или Яёю, не похожи даже на любовь к Сеймею или маме. И снова трудно дышать.
– Молчишь? – спросил Соби без тени укора или обиды. Но лучше бы он обиделся, чем произнёс это с таким равнодушием. Теперь Рицка уже совсем ничего не мог сказать, даже если и почти решился секунду назад.
И как же теперь быть, спрашивал он себя, уже готовый всё-таки расплакаться. И только от мысли, что лишь девчонки ревут и распускают сопли, когда дело касается любви, он сдержался. В груди поселилось какое-то неприятное тянущее ощущение, которое Рицка назвал бы «упущенным шансом», если бы имел больше опыта. Но он раньше ничего подобного не испытывал, не знал, что есть такие моменты, в которые появляется исключительная возможность сказать или сделать что-то. Моменты, вспыхивающие среди хаоса и темноты и затухающие надолго, если не навсегда. Но Рицка не знал о них. И не мог дать никакого определения этому ужасному чувству, и расстраивался ещё больше от этого.
Он чувствовал, что всё-таки должен что-то сказать, но не знал, что именно и совсем потерялся, и смотреть на Соби уже не мог, и даже на дорогу не мог. Только на свои колени, с пристальным вниманием изучая шов на джинсах.
«Чёрт, вечно я умудряюсь всё испортить!», – подумал он вдруг со жгучей досадой.
Соби, да не молчи же ты!
Но Соби, по всей видимости, не хотел выручать его. Рицка всё-таки поднял голову, потому что боялся, что слёзы вытекут, если он будет сидеть с опущенным лицом. И почему всё так скверно складывается? Он ведь хотел нормально попрощаться с Соби, но всё вышло как-то нескладно и по-дурацки.
В боковом стекле всё мелькали деревья с голыми сухими ветвями, простирающимися к чёрному небу, маленькие домики и садики. Так быстро. Эта скорость…
– Соби, ты что-то разогнался! – сказал Рицка, радуясь, что у него появилась возможность хоть что-то сказать.
– Разве? Тебе кажется.
Но Рицке не казалось. Он был уверен, что они едут с каждой минутой всё быстрее. В такой снегопад, когда впереди почти ничего не видно, это было слишком опасно.
– Может, нам действительно лучше повернуть назад? – спросил Рицка.
Соби пожал плечами и ничего не ответил. Рицка сглотнул. Я его обидел. Ну и дела. Всё становится только хуже! Не надо было им вообще никуда ехать! В этих прощаниях всё равно нет ни малейшего смысла, и легче от них не станет! Они стараются вести себя как обычно, но это всё пустое. В этом ничего нет, и то, что они хотят сказать на самом деле, они всё равно никогда не скажут.
– Соби, поворачивай! – закричал он вдруг.
Соби даже не дрогнул от этого неожиданного, разорвавшего тишину крика.
– Рицка, успокойся, – только и сказал он в ответ.
– Это тебе надо успокоиться! Чего так гонишь?! Поворачивай, я сказал!
Брови Соби сошлись на переносице, как будто он разозлился, или испытывал сильное раздражение. Руки резко крутанули руль. И в тот же миг Рицку ослепил неизвестно откуда взявшийся белый свет фар. Им навстречу, оглушительно сигналя, летел грузовик. Соби попытался развернуться назад, но было уже поздно. Они оказались на встречной полосе.
Рицка успел только коротко выдохнуть. Даже вскрикнуть он не смог. Взгляд приковала молниеносно надвигающаяся груда металла. Он ни о чём не успел подумать. А потом вдруг стало темно и больно. Очень больно.
*
Сеймей очнулся, только когда снова оказался у ворот своего дома. Он обнаружил, что Нисей всё ещё с ним и что-то говорит, говорит без перерыва и иногда хихикает сам с собой, зная, что жертва его не слушает. Однако, несмотря на всю свою внешнюю отрешённость, Сеймей не упустил случай надеть-таки плащ, проворчав при этом что-то понятное ему одному, чтобы потом замолчать до самого дома. В руке он так и сжимал телефон, может, надеясь, что Рицка позвонит, может, не желая отпускать последнюю связь с ним, а может, просто автоматически.
– Ах, Сеймей, не будь так печален, это разбивает мне сердце! – вдруг выкрикнул Нисей так громко, что Сеймей пришёл в себя и посмотрел на него со смесью презрения и какого-то ужаса, как будто и в самом деле поверил, что тот говорит серьёзно.
– Я не печален! – рявкнул он. – И почему ты всё ещё здесь?!
– Ещё как печален! Ведь Рит-тян бросил тебя! Сеймея бросили! – восклицал Нисей, не обращая внимания на последний вопрос. – Но если хочешь, я побуду для тебя и Рит-тяном, и кем угодно! И ты можешь делать со мной всё, что захочешь! Только пусти в дом, я замёрз уже!
На мгновение Сеймей даже не нашёлся, что ответить на такую наглость. А Нисей использовал этот момент его растерянности себе на пользу, закинув руку Сеймею на шею и обнимая его с широченной ухмылкой:
– Ну что ты такой нерешительный? Пойдем же, пока я совсем не околел!
Сеймей не знал, что взбесило его больше: то, что его обозвали нерешительным, или то, что Нисей позволил себе прикоснуться к нему, в любом случае он тут же с воплем отвращения сбросил его руку с плеча.
– Ты что, спятил?!
Нисей уже приготовился со скучающим лицом выслушать его гневную тираду, но Сеймей вдруг как-то сник, вспыхнувший было взгляд потух, а руки безвольно опустились. Он смотрел, как тают, едва касаясь земли, снежинки и как будто вспоминал о чём-то, а потом развернулся и пошёл к дому, вертя в руке звенящую связку ключей и всё так же ничего не говоря.
Нисей не без зависти отметил, что только Рицка может довести Сеймея до подобного состояния, и что раньше он никогда не видел его таким. Впрочем, он не стал предаваться долгим раздумьям и поспешил за Сеймеем, уверенный, что тот всё-таки выгонит его, и прикидывая, как бы забрать назад свой плащ.
Но Сеймей впустил его. Нисей постарался сделать вид, что нисколько не удивился, заходя в тёплую и тёмную прихожую. Из-за ревности? Конечно, в том, чтобы быть чьей-то заменой, приятного мало, но стучать зубами на улице и того хуже.
Сеймей же сразу прошёл на кухню и обнаружил на столе всё те же чашки с холодным чаем тёмного, почти чёрного цвета. Мисаки не было, но Сеймей был уверен, что она дома и уже легла спать, забыв, что оба сына ушли куда-то на ночь глядя.
Всё-таки она отвратительная мать, подумал он с безвольной злобой. Она не имела права воспитывать Рицку, даже прикасаться к нему не имела права.
В дверном проёме возник Нисей.
– Чайком не напоишь? – спросил он, накручивая на палец прядь волос.
Но Сеймей, похоже, продолжал его игнорировать. Он стоял неподвижно какое-то время, а потом вдруг схватил две чашки – свою и Рицки, и выплеснул их содержимое в раковину. Разбрызгавшиеся тёмные капли потекли по стенкам раковины, а несколько капель попало на столешницу, замерев на ней чёрными блестящими точками, напоминающими в полутьме жутких насекомых.
Нисей с любопытством наблюдал, что будет дальше. Но за весь вечер Сеймей так больше и не выкинул ничего подобного, а был всё так же молчалив и суров. Нисей умирал от скуки и желания покурить, его пальцы то и дело нервно ощупывали карман, где лежала пачка сигарет, словно проверяя, на месте ли она.
Когда раздался звонок в дверь, Нисей тут же встрепенулся, предвкушая интересное развитие событий, которое могло последовать за возвращением Рицки и его разборками с братом.
Сеймей же отреагировал на звонок с каким-то ледяным спокойствием. Только удивился про себя, зачем Рицке звонить, если у него есть свои ключи. На которых, между прочим, висит брелок-котёнок, подаренный Агацумой. Надо будет как-нибудь незаметно выбросить его и купить Рицке другой.
Он открыл дверь, уверенный, что там будет тот, кого он так ждал, но и в этот раз всё пошло наперекосяк в его планах.
На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял тощий паренёк в полицейской форме и прилипшими ко лбу и мокрыми от снега с дождём волосами.
Сеймей поморщился.
– Что вам угодно? – спросил он, и прозвучало это как «Что надо?!»
– Извините за беспокойство в такой поздний час. Здесь ведь проживает семья Аояги?
