Текст книги "Печать Равновесия (СИ)"

Автор книги: Санди ака Владлена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Как же Фрост там оказался?

– Вассальная присяга, – Нордан неопределенно пожал широкими плечами. – превыше всего. То, что он в вассалы угодил по молодости и глупости, ничего не меняет, жизнью Хантера князь имеет право распоряжаться в полной мере.

– Тогда это не присяга, а рабский ошейник! – хмуро буркнула Элион. – А почему – по молодости и по глупости?

– Принц победил Хантера в поединке на боевом оружии и не убил. Победитель получает в полное распоряжение жизнь побежденного.

– Фобос? В поединке… Хантера?! Но…

– Более того, принцу тогда было одиннадцать лет. Вы, конечно, слышали о его нелюбви к портретам, наверное, ни одного не сохранилось, поэтому вы не можете знать, как он тогда выглядел: невысокий, хрупкий, на серебряную статуэтку похож, да еще прическа эта – скорее женская, нежели мужская. Хантер, разумеется, никак не мог ожидать, что принц станет с ним биться на мечах! Не говоря уже о том, чтобы победить, такого бы никто не предположил. Меня едва йотун тогда не хватил, боялся – покалечит этот болван королевского отпрыска и мирному договору конец! Хантер на два-три года старше, – Нордан вздохнул. – переходный возраст, как говорится. Понятия не имею, из-за чего они вообще сцепились, только принц пообещал этого раздолбая самого в полярного носорога превратить, а Хантер возьми, да ляпни, что магия – оружие трусов, поражающее противника на расстоянии и не подвергающая опасности самого атакующего, поэтому-то там, на юге, всем бабы заправляют. Э-э… извините.

– Ничего, – веселого было мало, но Элион хихикнула. – тогда все понятно. Странно, что Фобос его голыми руками на месте не придушил. Крепость потом долго заново отстраивали? Взрывной волной много кого задело?

В принципе, князь Фобос, несмотря на отвратительный характер, был человеком уравновешенным, однако существовали темы, говорить на которые в его присутствии было примерно тем же самым, что ковырять отверткой ядерную боеголовку!

– Да нет, – Магистр усмехнулся. – конечно, принц вполне мог бы действительно испепелить нахала и разнести крепость по камешку – но при помощи магии! А после такого заявления применить колдовство – себя не уважать! Гордыня… Мы считаемся лучшими в этом мире воинами, но время от времени приходится вспоминать, что недостаток силы кто-то возмещает хитростью или даже коварством – зачастую это гораздо более действенно!

– Это он всегда хорошо умел… Магистр, простите за бестактность, но кто вам Хантер? Вы так о нем говорите…

– Племянничек, чтоб его йотун забрал! Да, все к лучшему, что принц его приструнил тогда, у нас тут твердую руку уважают… Вы уж простите, но, случись затяжная гражданская война, мы бы князя в ней поддерживали это точно.

Магистр замялся, пытаясь подобрать слова.

– Не стоит. Я уже поняла, что уважают здесь исключительно силу, магия особо не в чести, а уж бабы у власти и подавно, – Элион попыталась улыбнуться. – это ваше мнение. По крайней мере, вы прямо мне это говорите.

Нордан чуть сконфуженно пожал плечами.

– Никакой… Этой… как ее? – дискриминации в Ордене нет. Любая девочка может, если захочет, стать валькирией и во всем быть наравне с мужчинами, не существует и правил, не позволяющих валькирии стать Магистром… правда, такого чтобы Орден возглавляла женщина, ни разу не было. Сожалею, если я вас рассержу, к тому же вы мало чем отличаетесь от своих матери, бабки и прочих. Ни одна из королев, включая и ту, с которой договор был заключен, не была, с нашей точки зрения, настоящим лидером. Ничего личного. Орден чтит Договор, а князю лично присягал только Хантер.

Конечно. Иначе северяне вряд ли признали бы власть королевы, проигравшей пусть колдовской, но поединок, а после возведенной на трон чужими руками.

– Сожалеете?

– С чего бы? Оказаться на стороне победителей всегда гораздо более выгодно.

Прозвучало это, однако, не особенно убедительно.

========== Глава первая. Сломанная Руна. Седрик ==========

Рожденный ползать – должон не высовываться!

Дмитрий Емец

Отрицательный результат – тоже результат, как показали последствия первого из уже серьезно спланированных побегов. И в том, что голова готова расколоться от невыносимой боли, тоже можно найти положительную сторону: последним, что отпечаталось в памяти Седрика, был Сокол, заносящий меч, – то, что осталось еще после этого на плечах, чему болеть, уже приятная неожиданность.

Змеелюд открыл глаза и какое-то время любовался мраморным потолком красивого жемчужно-серого цвета. Учитывая, что Кондракар был целиком построен из белого мрамора – если, конечно, это вообще был мрамор – серая башня действительно была “самой темной”. Попытка вырвать из когтей склероза более подробные сведения о последних событиях не увенчалась успехом. Ослепляющее сверкнувшее лезвие… и стало темно.

– Так вот в чем прелесть полетов в небо! Она – в падении!.. Почему он меня не убил? – в пустоту поинтересовался Седрик. Разговаривать с потолком, конечно, смысла не было. Передернув плечами от внезапной пугающей мысли, он коснулся своей шеи, но никаких шрамов на коже не обнаружил и тут же обругал себя за мнительность – уж его-то воскрешать никто не стал бы. Значит, голову все-таки не рубили.

– А ты везучий, – неожиданно ответил на вопрос мелодичный женский голос. – меч чуть повернулся в размахе и, вместо того, чтобы разрубить твою упрямую башку пополам, как Михаил и собирался, только треснул по лбу плашмя. Еще больше тебе посчастливилось, потеряв сознание, грохнуться на балкон, где Сокол не имел полномочий тебя добивать.

– Они всегда так четко следуют инструкциям… Представляю, как Майк бесился! – Седрик перевернулся на бок и приподнялся на локте, разглядывая собеседницу. – Может, познакомимся, леди? Вы ведь Целительница, дочь Асклепия, верно?

Желтоглазая блондинка с тонкими чертами чуть резковатого лица была одета в длинное серебристое платье, украшенное гербом Асклепия, ставшим во многих мирах символом медицины – обвивающей чашу змеей. Светло-бежевые, почти белые волосы собраны сзади в строгую косу – то ли в Кондракар на работу берут только светловолосых или седых, то ли, наоборот, уже тут все красятся, стараясь соответствовать дизайну!

– Вижу, ты уже в порядке? – хмыкнула девушка. – С другой стороны, у того, кто додумался сцепиться с крылатым рыцарем в небе и при падении с пятнадцатиметровой высоты башкой об мрамор мозг не пострадает!

– Я не собирался с ним биться. Надеялся проскользнуть незамеченным – в этих облаках, мне казалось, легко затеряться…

– Идиот. У Соколов совершенно иначе зрение устроено!

– Уже понял, – поморщившись, змеелюд потер лоб рукой. – но ради знакомства с такой прекрасной девушкой, особенно в этом скучном мире, не жалко даже разбить голову.

– Прибереги свой сахарный сироп для дурочек типа меридианской королевы, красавчик. Мне скоро десять тысяч лет стукнет, как-то несолидно уже выслушивать комплименты от двадцатилетнего мальчишки!

– Мне больше двадцати! А, какая разница… это был не комплимент. Странно увидеть такой бриллиант, как вы, в таком скучном месте, как обитель Света. Уж не знаю, кто из людей представляет таким образом Рай… Хотя в Раю ведь тоже очень скучно. Вот, слушайте:

До поры мы все живем в Раю,

Сами этого подчас не понимая,

И мы клянем хрустальных стен броню,

Мечтаем страстно вырваться из Рая.

И мы не видим счастья в тишине,

И дарит нам благополучие лишь скуку,

К плоду Познания в запретной вышине

Без устали мы жадно тянем руку.

Но – странно! – лишь осуществив мечту,

Мы видим: яблоко с гнильцой, а без стены хрустальной

Так уязвимы мы на жизненном ветру.

Так холодно, так горько и печально.

– Вот так. Между прочим, это посвящено мне, там еще четыре строчки, но они, что называется, личного характера. К тому же потом она их вычеркнула.

– Несчастная девочка! – Целительница вздохнула.

– Ни гаана же себе – “несчастная”! – не слишком искренне возмутился змеелюд. – Женская логика со времен Евы не изменилась ни на йоту: сперва им в Раю тоскливо и бессмысленно, а потом – искусили, обманули, обидели! Пфе!

– Как бы то ни было, а привыкать тебе придется. Эта башня – совершенная тюрьма, специально созданная для магов и волшебных существ, отсюда невозможно сбежать.

– Совершенна лишь красота ламий, все прочее имеет изъяны. Стоп! – Седрик резко вскочил, не обращая внимания на вновь взорвавшуюся в голове боль (сотрясение мозга бояться и правда не стоило – будь в голове мозги, он бы тут вообще не оказался!), и, взяв в ладони острое лицо обомлевшей Целительницы, поцеловал ее в губы. Именно этот момент выбрали не соизволившие постучаться Джено и Михаил, за что и поплатились.

Парадоксально, но у Джено в руках опять оказались какие-то свитки: выгуливает он их, что ли? – которые в очередной раз оказались на полу и покатились в разные стороны. За свитками едва не последовала челюсть вежливого тюремщика.

– Вижу, – сделал претензию на ехидство Сокол. – знакомство состоялось.

Целительница, очнувшись от вызванного такой бесцеремонностью со всех сторон столбняка, отработанно врезала Седрику в челюсть. Перед глазами расцвел веселенький салют, змееоборотень плюхнулся обратно на кровать, пытаясь одновременно сдержать стон и хихиканье – получалось не очень. Джено старательно делал вид, что целиком сосредоточен на отлове раскатившихся по всему полу свитков – на всякий случай, в самом дальнем и безопасном углу. Гнев девушки на этом не иссяк, взбешенная Целительница схватила со столика медный кубок из-под какого-то лечебного зелья и метко запустила Михаилу в лоб. Вокруг разлился густой гулкий звук, весьма напоминающий звон большого колокола, рыцарь свел птичьи глаза к переносице и тихо сполз по дверному косяку. Рискуя снова обратить огонь на себя, Седрик захохотал в голос, однако леди, посчитав свою честь восстановленной, развернулась и с высокомерным видом выплыла прочь. Тяжело поднявшись, Сокол бросил в сторону Седрика недружелюбный взгляд и тоже самоустранился.

– М-да, и у вас тут, оказывается, бывает весело, – отсмеявшись, сообщил змеелюд собирающему по полу свитки Джено. – правда, за все приходится расплачиваться, так моей голове не доставалось, даже когда господин выносил строгий выговор с занесением в личное тело – серебряным канделябром! Слушай, Дженни, – внезапно он посерьезнел. – Ты говорил, что ты один прислуживаешь пленникам Кондракара. Но ведь не господину Фобосу, верно?

– Почему вы так думаете? – насторожился парнишка. Впрочем, у него на лбу было написано, что Седрик угадал.

– Господин, особенно когда он не в настроении, не слишком хорошо ладит с обслуживающим персоналом – на твоей внешности сказались бы метания тяжелых предметов.

– Вы правы. Не прислуживаю. Жесткий режим содержания.

– И что это значит? – Седрик поймал Джено за запястье и сжал, заставив пискнуть от боли. – Что это значит?

Вообще-то характерная черта всех, без исключения, подхалимов – они едят с руки, когда дела идут хорошо, но в тяжелое время на них не стоило бы полагаться. Змеелюд, конечно, был не из тех глупцов, что предают при каждом удобном случае, но его верность князю была больше вопросом расчета и, пожалуй, привычки, чем каких-то моральных убеждений. И Седрик по-прежнему предпочитал делать ставку именно на опального принца Меридиана. По ряду причин.

– Только Хранитель Эндарно вправе заходить в Зеркальный Лабиринт. Я ничего не знаю, я же не маг! Отпустите меня, п-пожалуйста…

– Извини, – Седрик разжал руку, оказалось, верхние фаланги пальцев превратились в темно-зеленые металлически блестящие когти и ощутимо впились в кожу Джено. – Зеркало… знак Отражения, должно быть. Это жестоко.

– Никто не причиняет пленникам вреда. Ну, то есть… – Джено неуверенно покосился на перебинтованную голову змеелюда.

Все верно. Но пленник вполне может причинить вред сам себе, а уж при наличии знака Отражения – и подавно. Это зеркало, отражающее не только магию, но и мысли, помыслы. Или думай о хорошем, или причиняй себе невыносимую боль!

– Совершенная тюрьма для магов… Этот занавес, он ведь пропускает только тех, в ком магии нет, верно? Целительнице наверняка пришлось входить снаружи. Поэтому-то именно ты тут и работаешь, Светлый маг сам бы оказался заперт по эту сторону.

– Ну, да, в общем-то, так.

– Ага, – Седрик лег, снова задумчиво уставившись в потолок. С одной стороны – Сокол, мечтающий укоротить на башку, с другой – непреодолимый для волшебного существа барьер. Эту тюрьму строили не дураки!

Непреодолимый. Для волшебного. Существа. Только лишившись магической своей сути, можно станет беспрепятственно выйти отсюда – пусть снаружи тогда уже и не ждет ничего хорошего.

Джено закончил собирать свитки, рассыпавшиеся по комнате и вышел в коридор за укатившимися туда. Удержать при этом уже собранные не всегда удавалось, пару раз приходилось, тихо ругая свою неуклюжесть, начинать все заново. Естественно, он не заметил, как из комнаты выскользнула небольшая серебристо-оливковая змейка и бесшумно забралась в один из свитков.

Вряд ли самая обычная змея, хоть и непонятно, откуда взявшаяся, способна была бы вызвать у кого-то подозрения. Особенно если пленник из камеры никуда не исчезал.

До того момента, пока одержимый духом Великого Князя Хранитель Эндарно не пришел за ним сам. До того момента, как Оракул сам не принял решение о ссылке запечатанного в человеческом обличье оборотня на Землю. До того момента, пока человеческую часть Седрика ни ждал по-книжному трагический конец, по иронии, в искусственном мире колдовской книги и произошедшей – никто не обратил внимания, что даже до того, как его магические способности были заблокированы, в реальном мире бывший меридианский лорд ни разу больше не принимал истинное свое обличье змееоборотня.

========== Глава Первая. Сломанная Руна. Элион ==========

Литература лжет. Заурядность, конечно, может

случайно совершить подвиг – нечаянно оказавшись в

нужное время в нужном месте; но никогда заурядность

не создаст империю, не перевернет историю. Потому что

на самом деле для этого требуются совсем иные качества.

Екатерина Некрасова

Подслушивать юная королева вовсе не собиралась. Как и большинство всего, что с Элион происходило, это получилось как-то само собой.

К тому же, невидимые из коридора спорщики и не думали понижать голос.

– Вы что, не видите подписи королевы, старый болван?! – прогрохотал рык Ватека, собственно, и привлекший внимание. Элион слегка дернулась – она-то прекрасно знала, что синий громила – метр на два – большую часть сравнительно небольшой головы которого занимала широкая пасть, полная мелких акульих зубов, почти не оставлявшая места маленьким, как пуговицы, носу и глазам – на самом-то деле добрейшей души существо и не то, что муху, инфузорию не обидит. Прекрасно знала! И давно уже успела привыкнуть к необычной внешности большинства своих подданных. Но от тембра Ватека каменные стены вздрагивали, где уж там хрупкой девочке! Окажись Элион сейчас на месте собеседника Ватека – поседела бы во цвете лет!

– Королева юна и неопытна, – совершенно спокойно возразил чуть скрипучий голос казначея. – вы все с ума посходили, если всерьез воспринимаете, как приказы, слова девчонки, не отличающей управление государством от игры в куклы. Хотя ей давно уже следовало выйти из этого возраста!

– Что ты себе позволяешь?!

– У нас теперь свобода гласности, разве нет? Что хочу, то и говорю. Так вот, ваша королева уже достаточно всего намудрила! Прежде чем лезть в государственную экономику, неплохо было бы хотя бы среднее образование закончить. Хотя я не уверен… Князь был всего на два года старше, чем она сейчас, но ему не приходилось объяснять элементарных вещей!

Элион дернула головой и, секунду поколебавшись, открыла дверь. Казначей здорово напоминал огромную худую крысу, вставшую на задние лапы и нарядившуюся в восточного вида расшитый халат, только вместо серой шерсти покрытую тускло-зеленой чешуей. Один из рукавов халата был подогнут и пришит – у казначея не было левой руки. Или лапы.

– Не тогда ли вы лишились руки, господин Крис?

– Лишился. За казнокрадство, между прочим, вполне заслуженно.

– И при этом остался здесь работать, – негромко буркнул куда больше смутившийся Ватек. – лорд Седрик, помнится, порекомендовал князю его оставить, чтобы впредь воровал не у королевской казны, а для нее!

– Могу я узнать, с каких пор девушки из приличных королевских семей стали подслушивать чужие разговоры под дверями?

– Могу я узнать, почему вы не говорили всего этого мне, а не Ватеку?

– Вот только не надо отвечать вопросом на вопрос, Ваше Величество. Но я отвечу. Потому, что с вами разговаривать бесполезно. Я пытался объяснить, помниться, что нельзя было сокращать армию вполовину. Говорил, что, выбросив всех бывших солдат на рынок труда и одновременно с этим сократив расходы на армию, получим в результате массовую безработицу! Что и требовалось доказать – теперь окрестности оккупированы разбойничьими шайками, поскольку люди, прошедшие жесткую армейскую школу, а после выброшенные, как ненужный хлам, другого занятия себе придумать просто не могли! Я уже молчу про налоги! Народ задолжал казне кучу денег по налогам, которые просто не собираются, потому что вы, милая, принимаете всерьез все идиотские отговорки, которые все сочиняют, лишь бы не платить!

– Им нечем платить. Нельзя же отбирать у людей последнее!

– О! Последнее! – Крис махнул рукой. – Да вы никак не знакомы с этим очаровательным свойством уличных бродяжек! При кухне как-то жила приблудная игуана, мастерски умеющая выглядеть умирающей с голоду, даже когда поварихи обкармливали ее до такой степени, что пошевелиться не могла! Талант! На зависть всем бродячим артистам талант!

– Хватит! – Элион сжала кулаки и несколько раз глубоко вдохнула. – Свобода слова – да. Я уважаю чужое мнение. Если ты без кнута жизни не смыслишь, казначей, тоже твое право. Вот только воры мне не нужны: ни ворующие у казны, ни даже для нее! Ты уволен.

– Не возражаю, – казначей нехорошо ухмыльнулся мелкими острыми зубами. – Старые крысы вроде меня всегда хорошо чувствуют, с какого корабля пора бежать. Больно видеть, что здесь твориться, но тем не менее! Следующим указом можете запретить поварихам травить на кухне тараканов – пусть попортят все припасы, зато это будет гуманно! Всего наилучшего!

Резко развернувшись – кисточки расшитого халата описали в воздухе возмущенную дугу – Крис бросил свиток под ноги и вышел, громко хлопнув дверью. Элион передернула плечами.

– Что-то я не то делаю, – очень тихо сказала она. – что-то не то… Ватек, послушай, мне нужно кое-что поискать в библиотеке. В замке. Передай, пожалуйста, Раззу, что я просила какое-то время меня не беспокоить. Я его искала, но… хорошо?

– Разумеется. Не расстраивайся из-за этого хорька, королева. Кормушку ему прикрыли, вот и забегал. Финансисты как падальщики – пируют, когда у всех остальных чума. Разговаривать с вами в подобном тоне… не стоит оставлять это безнаказанным. Если позволите, я…

– Он имеет право считать так.

– Пусть «считает», прикусив язык! – Ватек снова сорвался на рык. – А подобные разговоры подтачивают уважение других к королевской семье…

– И много мой брат вернул уважения укорачиванием языков?! – зачем-то зажмурившись, выпалила Элион. Ватек тяжело вздохнул, не став спорить. Как обычно. Мало кто спорил напрямую. Но все меньшему количеству подданных нравилось, что слова – да и не только слова – остаются теперь безнаказанными. Славя милосердие новой правительницы, никто как-то и не помышлял о том, что милосердие это распространится и на преступников, почти не скрываясь, заполонивших город, в которым запальчивым указом четырнадцатилетней девчонки «больше не было тюрем» (о том, что среди заключенных в большинстве были не «жертвы княжеского режима», а настоящие преступники, в голову тогда не пришло) и на разбойников, в которые шли высланные из столицы. Даже среди мятежников, когда-то не меньше Стражниц сыгравших роль в восхождении Элион на трон, отнюдь не все оказались сторонниками Калеба, теперь составившими новую королевскую гвардию. Борьба некоторых не завершилась, были и те подпольщики, что вовсе мечтали избавить Меридиан от власти потомков пришельцев-иномирян, те, для кого королева была ничуть не лучше князя… И никакого колдовского могущества не хватало на то, чтобы постоянно сдерживать недовольство… Не хватало, если ты не готова карать.

Элион неопределенно пожала плечами.

Большая часть залов и комнат в замке Фобоса выглядели так, словно в них не то что никто никогда не жил – заглядывали-то редко. Но библиотека была исключением. Грандиозная библиотека, какой не было ни у кого в мире и, наверное, в других мирах тоже. Здесь даже не было того щемящего холода, что прочно обосновался в замке. Даже сейчас, при давно уже погасшем камине и осевшем всюду слое пыли, в библиотеке присутствовало даже некое подобие уюта. Князь любил книги. Даже ему хоть что-то в жизни необходимо было любить. Говорят, зимой под снегом может быть тепло… Огромная библиотека казалась сердцем холодного пустого замка, словно эти холод и пустота защищали ее от мира.

“Князь, уж извини, был самым обычным эгоистом и сволочью, и не нужно искать в этом красивости”

Сейчас, впрочем, было не до князя и даже не до книг. Сволочь или нет – а Фобоса, по крайней мере, хоть кто-то искренне уважал! В отличие от нее! И обвинять в этом было некого, кроме самой же себя. Иначе, наверное, и быть не могло, разве могут свалившиеся откуда-то корона и магическая сила в одночасье изменить человека? Такое только во всяком фэнтези бывает! Элион как была робкой тихоней, абсолютно ни в чем не умеющей быть лучше всех остальных, так и осталась. Только если в школе можно было спокойно себе существовать в тени Корнели (вот уж у кого сейчас бы не было подобных проблем!), то теперь ее выдернули за шиворот на всеобщее обозрение.

Забравшись с ногами в кресло перед погасшим камином, девочка сжалась в комочек и дрожала от злости на собственную беспомощность. Обижаться на казначея было глупо – он абсолютно прав!

“Вы все с ума посходили, если всерьез воспринимаете, как приказы, слова девчонки, не отличающей управление государством от игры в куклы”

– Ненавижу! – едва слышно проговорила Элион, глядя в пустоту перед собой. Сквозь судорожно сжатые кулачки. – Ненавижу!

Ногти до боли вонзились в ладони.

В полумраке библиотеки что-то серебристо замерцало. Подняв заплаканные глаза, Элион увидела над камином, там, где раньше была ровная серая стена, слабо фосфорицирующий символ – не то руну, не то иероглиф. Когда девочка коснулась его, часть стены вместе с камином мягко уехала вглубь и в сторону, открыв проход в еще один зал. По сравнению с библиотекой – совсем небольшой. Шестиугольное помещение мягко освещали три хрустальных шара, похожих на огромные жемчужины. Над гигантской чашей в форме цветка, стоящей в самом центре зала поднималось и растворялось в воздухе зеленое марево. Элион ощутила странное покалывание на коже, такое же, как при любом колдовстве. В стоящем перед ней изящном котле кипела магия в чистом виде, магия, пока еще не оформленная в какое-либо колдовство.

У Элион, да и у Фобоса, в принципе, тоже, был совершенно другой метод работы с энергией, чем у Стражниц, черпающих Силу напрямую из стихий. Трудно сказать, в лучшую или худшую сторону. С одной стороны, они ни от каких стихий не зависели и не теряли своих способностей в изоляции, с другой – владели все же ограниченным резервом энергии, которому после серьезного выброса требовалось время на восстановление. Или время, или вот такая волшебная чаша, из которой можно было черпать чистую Силу.

Саму чашу, подставки хрустальных шаров и даже стены украшала причудливая вязь каких-то иероглифов. Решив рассмотреть их получше, Элион зажгла магический светильник. Некоторые из символов были ей знакомы, некоторые похожи на что-то знакомое, некоторые девочка видела впервые… как и странную руну, открывшую ей путь в это странное место. В общем-то, значения это не имело, потому что разобрать смысл надписей возможным не представлялось. Однако странные письмена увлекли Элион настолько, что она не обратила внимания на то, что небольшой светильник разгорается все больше и все ярче, а когда заметила, особого значения этому не придала: небольшой зал был наполнен магией и наверняка существенно усиливал любое происходящее здесь колдовство – только когда чересчур яркий свет начал резать глаза, девочка попыталась погасить светильник… и ничего не вышло. Магия нарастала, словно летящий с горы снежный ком, готовый вот-вот перерасти в настоящую лавину и накрыть неумелую волшебницу с головой. Ослепительное сияние заполнило все помещение, совершенно ослепив Элион, а потом…

Наверное, она потеряла сознание.

========== Глава Первая. Сломанная Руна. Фобос ==========

Мой Меч – мое проклятье и мечта,

И продана душа за бесконечность.

Пускай внутри тоска и пустота,

Но я иду вперед, шагая в вечность.

В. Малков

Боль и ненависть – как огонь. Холодное черное пламя, которому, как и любому другому пламени, нужна пища. Когда нечего становиться жечь, оно погасает, оставив в душе лишь серый пепел. Пустыню серого пепла под таким же серым низким и тяжелым небом.

Скучно.

Не тоскливо, не одиноко – одиночество-то князь всегда любил – просто скучно. Даже по полыхающей здесь недавно черной буре сжигающей заживо ярости. Когда ярость не на что выплеснуть, она кислотой разъедает душу изнутри, так, что даже давно мертвой душе становится больно. Душа – вообще вещь противоречивая, ее нет, но все равно она иногда болит. Бывает, что люди, лишившиеся руки, много лет спустя чувствуют несуществующую боль в несуществующей конечности.

Так почему бы не болеть иногда душе, которой нет? Если она была раньше.

Фобос помнил, как умерла его душа. Помнил, как наконец-то вздохнул свободно, потому что жить с пустотой внутри все же лучше, чем чувствовать, как что-то в тебе гниет заживо. По боли он еще мог скучать, но не по этой мерзости!

В сущности, если не считать скуку, все было неплохо. Давно-давно, в похожем на сон детстве, матушка как-то заметила: “Один пустой мир для тебя одного – кажется, это было бы для тебя идеальными условиями!” Идеальными. Да, пожалуй. А Седрик утверждал, что жить в идеальных условиях – скучно. В ответ на шутливое заявление принца о том, будто, если бы не прадедушка Седрика Уиг, человечество до сих пор бы жило в Раю.

” – Разве вы хотели бы жить в Раю, господин?

– Я? Нет, пожалуй. Уж лучше в Аду, честное слово!

– В Ад вас точно не возьмут. Зачем же Люциферу конкуренты?

– Ох, смотри, Седрик, дошутишься!”

Пожалуй, Седрика, с его дурацкими шутками, немного недоставало. На втором после книг месте, весьма почетный статус для какого-то там слуги! Тень князя… всего лишь тень, но ЕГО. Пожалуй, Седрика можно было бы считать другом, существуй вообще возможность того, чтобы у князя были друзья. За отсутствием такой возможности, это был просто весьма толковый подхалим. Пожалуй, даже чересчур умным – для подхалима, но это терпимый недостаток. Седрик иногда осмеливался спорить с князем – в тех случаях, когда действительно был прав, в этом Фобос всегда убеждался позже, уже успев доходчиво объяснить змеелюду, что: а) господин всегда прав; б) если господин не прав см. пункт “а”. Седрик на доходчивые разъяснения не обижался, у него вообще не было чувства собственного достоинства, то есть, нет, конечно, было, но змеелюд умел его отключать при желании, как и любое другое чувство, которое ему мешало. Князь даже завидовал иногда этому умению, изобразить-то невозмутимость он и сам умел прекрасно, но чтобы по-настоящему отключить какую-нибудь эмоцию…

Впрочем, сейчас и отключать-то нечего. Кончились эмоции. Даже тлеющих углей не осталось, пепел один. Скучно…

Интересно, что случилось с Седриком после того неудачного переворота в Кондракаре? Уж змееоборотень не стал бы предаваться холодному ясному отчаянию вроде того, что заставило князя сделать шаг в бездну. Такому, как он, уж лучше извернуться и без чести выжить, чем пасть с гордо поднятой головой. Князь даже немного удивился, когда помощник не попытался предать его, не переметнулся на сторону маленькой королевы, помимо своего бесконечного милосердия сохранившей еще и остатки неравнодушия к змею-наставнику. Особенно вспоминая, как много для Седрика значил Меридиан. Для таких вообще много значит твердая опора… Но Седрик не предал. Даже после того, как предателем оказался сам князь, змеелюд явно предпочел сговориться с ним, а не с… другой стороной. Вряд ли из верности и какой-то сентиментальной привязанности.

Не то, чтобы это стоило размышлений, но от скуки бесконечной пустоты хотелось цепляться за любые мысли. Ведь в бесконечности, вне времени и пространства, даже смерть никогда не поставит точку странному существованию.

Может, это и неплохо. Хорошего настроения уже давно не было, так что спокойное – уже прогресс. Возможность расставить мысли по полочкам, совсем как в той книге о Черном властелине, которую Фобос только начал читать. Потом книга куда-то подевалась (теперь-то вспомнил – куда! Очевидно же, что половина из того, что кладешь на спинку кресла, оказывается в результате под ним!), а очень скоро вообще стало не до книги. Жаль, что не дочитал, судя по началу – история импонирующая. Даже чересчур!..

Впоследствии Фобос не мог бы описать это чувство. Просто слов таких не знал. Нечто хлынуло сквозь него, словно океан сквозь пустую раковину – в окружающий мир. Серая пустошь разлетелась осколками, закружившимися в осязаемой непроглядной черноте, словно серебристые острые звезды в небе над Северными землями. Серебристая руна, Знак Разрушения, клеймо на тогда еще живой душе. И Меч. Серебро не сияет, но на фоне бархатной черноты даже оно кажется ослепительным…

Последнее, что помнил князь – свои сомкнувшиеся на агатово-черной рукояти пальцы. Почему-то левой руки.

========== Глава Первая. Сломанная Руна. Корнелия ==========

Родственники на то и родственники,

что от них приходится терпеть такое,

за что любого постороннего утопил бы,

как Герасим – Муму!

Лилиан изъявила желание выпить кофе. Увещевания на тему, что семилетним детям рановато его пить, были благополучно пропущены мимо ушей, а когда Корнелия, на беду свою, уступившая слезным просьбам родителей и пообещавшая провести субботу, присматривая за этой ходячей неприятностью, наотрез отказалась его готовить, Лили решила справиться своими силами. Тихо приставила к кухонному шкафчику табуретку, достала банку с кофе и в ведерке для песочницы принялась сама готовить себе напиток.