Текст книги "Печать Равновесия (СИ)"

Автор книги: Санди ака Владлена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Так заканчиваются сказки. Зло побеждено, бедная

принцесса-замарашка вступает в свои законные

права, королевская власть восстановлена.

Возвращаются счастливые денечки. Счастливые

отныне и вовек. И на этом обычно все заканчивается.

Жизнь замирает.

Сказки хотят заканчиваться. Им-то наплевать, что

будет дальше…

Терри Пратчетт

Волшебные сказки всегда заканчиваются очень вовремя, на самом оптимистичном моменте. Потому что после счастливого конца всегда начинается, в лучшем случае, рутина. Соскучиться-то, и захочешь, не дадут рухнувшие на юную правительницу обязанности, но от тоскливой муторности это не спасает. Лирической депрессии лучше предаваться наедине с самой собой, а тут попробуй-ка не мозолить глаза ни одному из подданных хотя бы пять минут – из-под земли достанут. Хоть следуй дурному примеру старшего брата и прячься от мира в замке на холме: чтобы не видел никто и не трогал никто! Впрочем, в этом замке Элион и получаса не могла находиться, чуть ли не первым делом она перенесла резиденцию в старый королевский дворец в центре города, не дождавшись даже его полного восстановления. А замок… замок по-прежнему принадлежал опальному принцу, словно бы там до сих пор сохранилась какая-то его частичка, пустынные залы невыносимо холодили сердце. А ведь это не было мрачное готическое строение, дышащее стариной, сыростью и плесенью в духе фильмов про Дракулу, обычно считающееся классическим местом для обитания легендарного злодея – отнюдь. Напротив, это было легкое изящное строение серебристо-серого цвета с острыми живописными башенками, устремленными ввысь. Хотя холм, на котором был построен серебряный замок, находился с северной стороны, во времена власти князя Фобоса всегда отбрасывал на городок тень вопреки всем законам физики. Ненавязчивая демонстрация того, кому принадлежал городок со всеми жителями, кто пусть и не властелин, но хозяин. Кто имел право брать все, что пожелает, и одаривать, исходя из собственной прихоти… Раньше. Теперь тень от холма находилась там, где ей, собственно, и положено – с северной стороны. Но замок продолжал холодно серебриться на вершине.

– Вершина – это всегда одиночество, – тихо сказала Элион самой себе, глядя в окно поверх черепичных крыш пряничных домиков, поверх распускающихся нежной весенней зеленью деревьев, на замок. Даже солнечный свет, отражаясь от серебристых стен, приобретал холодный оттенок. – На ней слишком мало места. Все остальные оказываются ниже и… как-то иначе начинаешь на них смотреть.

Восстановленный дворец – не слишком высокое строение, первые этажи которого утопали в зарослях зацветающей сирени – был органичной частью города, а замок на холме – в стороне и свысока.

– Чего-то там… в бескрайности пустыни неприкасаемое воплощение Гордыни. Неужели можно постоянно жить с этим холодом в сердце, дышать этой пустотой, становясь ее частью?

– Ты драматизируешь. Князь, уж извини, был самым обычным эгоистом и сволочью, и не нужно искать в этом красивости.

Официально секретарь королевы – Разз – считался одним из «бастардов», полукровок, произошедших от браков мужчин-аристократов, сохранивших еще довольно много сходства с людьми Земли, и женщин из коренного меридианского простонародья. Как люди и рептилии вообще когда-то могли оказаться генетически совместимыми, Элион так и не поняла, но ее познания в биологии даже школьного максимума так и не достигли, да и не были применимы в мире, где так многое решалось колдовством. Может, и предки когда-то применили магию, чтобы приспособиться в новом мире… Мужчин-аристократов трех благородных ветвей осталось в Меридиане немало, но всем этим ветвям так и полагалось остаться тупиковыми, учитывая отсутствие женщин человеческой расы. Вернее, одной-единственной Элион, из-за этого все время – уже почти три года – со своего восхождения на престол вынужденной уклоняться от предложенных брачных альянсов. Учитывая, что большинство аристократов были старше даже Фобоса, а куда больше соответствующие ей по возрасту их сыновья считались «бастардами», юную королеву такое совсем не вдохновляло. Было время, когда она думала, что Калеб как народный герой Королевства, мог бы стать для нее подходящим консортом, тем более, он вскоре после возвращения в Меридиан занял должность Военного Советника – традиционную должность супруга правительницы. И, наверное, нравился Элион. Правда… примерно так же, наверное, ей нравилось бы донашивать старое платье за своей лучшей подругой, теперь оказавшейся так далеко и с такой редкой возможностью видеться, что любое «общее» было ценно для сентиментальных воспоминаний. Корнелия разделила с Калебом душу, значит, когда он рядом, то как будто бы и Корнелия немного – тоже. Элион почти смирилась с тем, что это лучший для нее вариант, а потом – потом появился Разз. Вернее, сама юная королева помогла ему появиться, полтора года назад заглянув в заброшенную лабораторию брата и случайно напоив созидательной магией одно из незавершенных созданий. Первого и единственного Шептуна королевы.

Хоть что-то же в этом мире должно было быть ее собственным.

– Уж извиняю! – обернувшись, Элион с невеселой усмешкой заглянула в необыкновенные фиалковые глаза юноши. Не считая этих глаз, внешность у Разза была весьма непримечательной. И, если не вглядываться в бледно-оранжевый узор на смуглой коже, то почти человеческой. – Годы прошли, а до сих пор только и слушаю “братец ваш – кровопийца, всю душу вытянул и тэ дэ и тэ пэ!..”, причем от таких типов, у которых на лбу написано – если кому их гнилые душонки и понадобились бы – они бы сами их за медный грош продали! А потом я узнаю, что надо мной смеются за глаза: королеву обведет вокруг пальца кто угодно, она всю государственную казну, мол, готова раздать пройдохам, рассказывающим душещипательные истории – чистейшую выдумку от начала до конца! Наверное, я тоже уже начала ставить себя выше других: смотреть уже не могу на этих лавочников, поголовно считающих налоги со своего бизнеса слишком высокими! Ты не понимаешь, Разз… Я с ума сойду скоро! Откусила кусок больше, чем могу разжевать. Сижу перед Советом министров с умным видом, не понимаю почти ни слова из того, что они говорят. Молчу в тряпочку… Если решу, будто что-то поняла, обязательно оказывается, что неправильно, а права ошибаться у меня нет! Потому что, как только я выскажу свое мнение, обсуждение считается законченным!

– Тебе тяжело. Никто на самом деле не ждал тогда от пятнадцатилетней девушки глубоких познаний в политике и экономике, ты, кажется, для того и создала этот Совет министров, чтобы они помогали тебе во всем этом разобраться. Уж не думаешь ли ты, что князь загружал себя административными вопросами? Его бы и самоубийца не рискнул беспокоить без крайней надобности.

Не ждал от пятнадцатилетней. Но в этом году молодой королеве уже исполнится восемнадцать, а уверенности в своей компетенции – что в полученных еще на Земле знаниях о законности и справедливости правового общества, большинство из которых здесь просто не пожелали понимать – нельзя же требовать от людей за один шаг перепрыгнуть из средневекового сознания в эти новые земные веяния, что во всем, чем удалось уже здесь торопливо набить себе голову, стараясь хоть что-то понять о мире, в котором предстоит властвовать – уверенности ничуть не прибавилось.

– При князе такого бардака не было! Кое-кто мне уже об этом в лицо заявляет… Воруют уже не то, что плохо лежит, а все подряд, главное, что лежит и хозяин отвернулся! Я не должна была отменять закон с отрубанием рук за кражу? Но это же дикость! Мир, в котором я жила раньше, находится на совсем другом витке исторического развития, там другие правила, другие нормы. Мне трудно влиться в здешнюю атмосферу. Люди привыкли к жесткому контролю, у многих просто нет внутреннего ограничителя. А министров из Совета куда больше привлекает крысиная возня у кормушки! Уже непонятно, что хуже – вмешиваться или пускать все на самотек, что бы я ни делала, все этим только усугубляется!

Разз подошел сзади и мягко обнял девочку за плечи.

– Ты бывала на Севере, Элион? Хотя… ты же здесь недавно. Там очень длинные и холодные зимы, за которые вода в реках становится твердой…

– Это называется – лед. На Земле так тоже бывает.

– Значит, ты знаешь. Так вот, когда приходит весна, лед на реках ломается. Какое-то время вырвавшаяся из оков вода бурлит и словно бы кипит, а в ней беспорядочно кружатся острые осколки этого льда. Жутковатое, надо сказать, зрелище. Нужно какое-то время, чтобы он растаял окончательно и река могла успокоиться. С обществом сейчас происходит то же самое – закончилась долгая холодная зима, но осколки ледяных оков не успели растаять, все кружится в водовороте ледохода.

– Возможно, ты и прав, но скоро уже третья годовщина с моей коронации, а все становится только сложнее, – Элион облокотилась на подоконник, снова отвернувшись от собеседника. – Разз, я хочу побыть одна. Пожалуйста.

Юноша послушно удалился. Когда юная королева высказывала свое мнение, все считали разговор оконченным. Даже если сама Элион ни в чем на самом деле уверена не была. Уж Разз, в отличие от министров, мог бы это чувствовать.

Не оглядываясь, девочка взяла с полки какую-то книгу и, вслепую открыв ее, наугад ткнула пальцем в текст. Давняя довольно глупая привычка…

“У правителей не бывает друзей. Есть только враги и слуги”

– Неправда! – непонятно кому возмущенно заявила Элион. Перелистнула несколько страниц и повторила попытку.

“Парни вообще не способны понять элементарные вещи, не от бесчувственности, а просто оттого, что они, в сущности, очень грубые создания. Да, а не грубым и всепонимающим был Змей. Утонченный, вежливый и насквозь лживый мерзавец”

Юная королева едва сдержала емкое ругательство. Страницы снова зашелестели…

“Как ни печально это признавать, глупо избавляться от такой нужной в хозяйстве вещи, как чистое абсолютное Зло”

– Маразм, – констатировала Элион, бросая книгу на кресло. Замок на холме сверкал, словно ледяное изваяние. Когда-то давно она случайно слышала – а может, читала – что есть люди, с которыми хорошо, но без них еще лучше, а есть такие, с которыми плохо, но без них – еще хуже. По крайней мере, второе оказалось абсолютной истиной! Были ли кровные узы тому виной, или нет, но девочка чувствовала, словно от нее самой оторвали кусок. Про Седрика и говорить не стоило. Всех слов – перечеркнутые четыре строчки в детском стихотворении о потерянном Рае.

Была ли счастлива до нашей встречи я,

Мой демон-искуситель? Сожалею

О всем утраченном, и проклиная, и благодаря

Сладкоречивость сказочного Змея.

========== Глава первая. Сломанная Руна. Седрик ==========

Добрым всегда легче живется, чем злым. Не приходится

все время голову ломать, какую бы еще гадость сделать.

Из школьных сочинений.

Первая попытка побега скорее напоминала “прощупывание дна”.

Всего через два-три дня (в Крепости было немного сложно отсчитывать время без привычной смены дня и ночи) Седрик решил, что, раз уж дверь в камеру даже не соизволят запирать, никто не станет возражать, если он слегка осмотрится, прогулявшись по всей доступной части Башни Туманов. С такой вещью, как наивность, он вынужден был распрощаться в очень раннем детстве и прекрасно понимал, что влегкую сбежать, несмотря на мягкие порядки, не получится. Считалось, что из Кондракара сбежать нельзя вовсе, но… все когда-нибудь случается впервые!

Дверь вела в самый обыкновенный коридор. Парнишки по имени Джено, помощника Хранителя Башни, в чьи обязанности входило основное обустройство быта пленников, который всегда выглядел таким забитым и затюканным, что Седрику быстро наскучило над ним подтрунивать, что-то не наблюдалось, да и вряд ли он был бы способен совладать со здешними “постояльцами”, взбреди кому-нибудь из них что в голову… Других дверей не было, а заканчивался коридор огромным, залитым ярким светом балконом.

В ярком пронзительно-голубом небе наверху, не удалось найти солнца, но само небо сияло так, что смотреть на него больно. Внизу ослепительно-белые и слегка розоватые или золотистые облака сплошным плотным ковром и уходящая вниз, утопая в этих облаках, сплошная стена жемчужно-серой башни. Непонятно, есть ли вообще что-нибудь внизу, под облаками, кроме этой ослепительной голубизны…

Сделав шаг назад, Седрик полуприкрыл глаза и попытался восстановить дыхание. Он не любил высоту, хотя, конечно, никому и никогда в этом не признавался. Но этот чертов зануда – Оракул – наверняка знал, у него же работа такая, знать все! Да и догадаться, конечно, не так трудно, уж поговорка насчет “рожденных ползать” змеелюдов касается, как никакую другую расу. Летать, правда, Седрик умел – как и многие оборотни, он мог преобразовывать свое тело на любое усмотрение, в том числе и отращивать крылья, как у птеродактилей – умел, но терпеть этого не мог.

На мгновение по яркому небу что-то проскользнуло, бросив тень на лицо Седрика. Рассмотреть, что это, было невозможно, но ранее спящий инстинкт отбросил змеелюда обратно в коридор… туда, где огромная птица не могла раскрыть крылья, и враг терял преимущество. Птица? Враг?! Но…

Плавно спустившись на балкон, Сокол сложил за спиной заостренные серые крылья и сурово уставился Седрику в глаза, но явно не торопился входить в коридор – так же, как змеелюд не спешил снова выходить на балкон. Даже самая сильная ненависть не должна притуплять здравый смысл, поэтому столкновение кровных – в самом буквальном смысле – врагов обещала закончиться обменом яростными взглядами.

Сокол немного напоминал ангела из одной мифологии землян, не исключено даже, что его собратья и стали когда-то прообразом Воинства Небесного, да и змей эта религия явно не любила (с тех пор, как кого-то там то ли покусали, то ли искусили, но была, как говорится, какая-то скверная история), а противостояние змеи и птицы отражалось в мифологии почти каждого мира, как отголосок давней войны, в которой две древние расы – змеелюды и птицеоборотни – почти взаимно истребились. С чего началась эта вражда, не смог бы вспомнить, наверное, и Оракул. Но и не знать о ней он, конечно, не мог.

– Значит, ты настоящий охранник здесь? – Седрик криво усмехнулся. Не думал же он на самом деле, что это может быть Джено!

– Специально для тебя, – хмуро ответил Сокол. – Оракул не пожелал внять моим словам насчет твоего племени, которое надо просто вырезать под корень!

– Как мило с его стороны. Стало быть, ты не имеешь права нападать первым, если только я не попытаюсь сбежать?

– Да.

Соколы всегда говорили правду – это было их единственной, но непреодолимой слабостью. Прекрасные воины: сильные и беспощадные – они не могли соперничать со змеелюдами в уме и коварстве, только это не позволяло им победить окончательно и растянуло вражду на века. Даже зная о хитрости противников, птицы продолжали играть честно, и это обычно становилось роковым, а ненависти только прибавляло.

– А с чего ты взял, что я пытаюсь убежать? Раз все эти двери не запираются, значит, я имею право выходить. Верно?

– В коридор. И на балкон. Дальше – нет.

– Я похож на психа, который станет бросаться с этого балкона? Там вообще что-нибудь есть, за этими облаками?

Сокол молчал. Видимо, с него взяли обещание молчать о некоторых вещах. Ответить неправду он физически не мог, но не отвечать имел полное право. Да и вступать в какие бы то ни было споры со змеелюдом, который за полчаса работы языком мог убедить кого угодно в том, что черное – это белое, а синее – оранжевое, Сокол наверняка не испытывал ни малейшего желания.

– Значит, тебя призвали в Кондракар из-за меня? Из какого ты мира?

– Ты не узнал меня?

А должен был? Большую часть жизни Седрик провел в Меридиане, где не то, что птицеоборотней, обычных-то птиц не водилось. Но большая часть – это еще не вся жизнь.

– Не может быть! – пробормотал Седрик.

– Что?! – крик сорвался на яростный клекот. Худшего оскорбления, чем подозрение в обмане, для Сокола и не придумаешь. Повернув голову, собеседник продемонстрировал отвратительный шрам на шее чуть ниже уха. – Теперь вспоминаешь, змееныш?!

Седрик вздрогнул и отступил в глубину коридора.

Над каменистой пустыней безжалостно горело огромное ярко-оранжевое солнце, раскаляющее песок и камни так, что к ним не хотелось прикасаться. Но худощавая гибкая молодая женщина с растрепанными черными, как смоль, волосами шла по этим камням и песку босиком, ничем не показывая неудобства. Ее одеяние вообще абсолютно не годилось ни для прогулок по пустыне, ни для лазания по каменным катакомбам: узкое, с длинным шлейфом, который приходилось тащить, перекинув через руку, чтобы не цеплялся за камни и колючки, явно вечернее платье из черной с серебром парчи – но эта женщина не привыкла жаловаться.

– Давай быстрее, – обернувшись, она протягивает тонкую руку с серебряным браслетом в виде спиралью свернувшейся змейки и помогает перелезть каменную насыпь мальчику лет трех с красивым, но слегка девчачьим лицом и вечно падающими на это лицо русыми волосами до плеч, небрежно перехваченными сзади кожаной полоской. – Осталось недалеко, но по открытому пространству, если не успеем его пересечь до того, как нас догонят – шансов спастись практически не останется.

Она говорит это совершенно спокойно, без тени страха. Ламии не боятся смерти. Но, тем не менее, хотят жить. Неужели она совершенно не боится этих крылатых чудовищ с неба?

– Ну же, Седрик, не спи! Если успеем – им уже не остановить нас, идем!

– Лайма, мне страшно. Открытое пространство – им так легко напасть с неба…

– Именно поэтому надо торопиться! Бояться будешь, когда он появятся, ясно? В погоню не могли послать больше одного, у Соколов дурацкие правила чести: если я одна, то и он будет один… О тебе они либо не знают, либо не принимают ребенка в расчет. Разумеется, это не значит, будто тебя не убьют, если поймают. Седрик! – Лайма обернулась и вложила в руку мальчика серебряный кинжал. – Возможно, тебе придется заканчивать путь в одиночку. Я подробно объяснила, где находится Круг, если нас атакуют…

Он кивнул. Конечно, в клане Змеи не были в чести такие благородные вещи, как самопожертвование, более того, если бы у Лаймы было больше шансов спастись, бросив его, она сделала бы это, не задумываясь, но понимала, что ребенку не задержать Сокола даже на несколько лишних мгновений.

Круг – это точка, в которой этот мир пересекается с каким-то другим, где наиболее слаба межпространственная стена. Правда, что ждало их там, за Кругом не знали ни Седрик, ни Лайма. По ту сторону могли мирно порхать бабочки, а могла поджидать стая голодных луперов… Но хуже, чем Соколы ни в одном из миров напасти не существовало, поэтому и терять было нечего. В этом мире змеелюды проиграли – окончательно и бесповоротно, вряд ли вообще кто-то, кроме них двоих, остался еще в живых…

Впереди уже показались островки серых скал, когда тень от огромных крыльев на мгновение закрыла солнце.

– Беги! – Лайма яростно толкнула мальчика в спину – так, что он едва удержался на ногах – и, резко развернувшись, встретила удар. Сверкнувший на солнце меч, не причинив особого вреда, с отвратительным скрежетом скользнул по серебристо-черной чешуе.

Добежав до камней, Седрик обернулся. Раньше ему не приходилось видеть Соколов, а для многих его сородичей это зрелище становилось последним, так что описать птицеоборотней в деталях мало кто мог. Крылатое существо почти во всем напоминало человека – во всяком случае, человеческих черт было куда больше, чем у превратившейся в изящную черную змейку Лаймы. Если бы не эти крылья…Хотя, приглядевшись, мальчик понял, что у птицеоборотня совершенно нечеловеческие глаза – сплошная чернота под мутной пленкой третьего века без белков и зрачков.

А еще Седрик очень ясно осознал, что Лайма обречена: пока она совсем неплохо отражала атаки, но не имела никакой возможности ни атаковать в ответ – едва нанеся удар, ее противник взмывал в небо, ни отступать к спасительным скалам – Сокол всегда пикировал ей навстречу, отгоняя все дальше и дальше от камней. Надо было уходить, пока крылатый воин не покончил с ламией и не обратил внимания на него, но мальчик продолжал смотреть, сжимая в руке кинжал и чувствуя, как ужас перед Соколом уступает место обжигающе – холодной ненависти.

Если бы Лайма могла еще раз сменить облик, создав себе крылья, это дало бы маленький шанс – нет, не победить, в небе Соколам нет равных – но спастись, выжить… Но трансформация сделала бы ее уязвимой на несколько мгновений – вполне достаточно для того, чтобы Сокол успел ее прикончить.

Должно быть, о Седрике птицеоборотень и правда просто не знал, потому что никто в здравом уме не стал бы подставлять спину змеелюду – сколько бы лет тому ни было. Сокол как раз заносил меч для решающего удара, когда брошенный кинжал глубоко вонзился в его шею.

– Ты не мог выжить! – ошарашено пробормотал Седрик, отступая вглубь коридора. Он никогда не был суеверным, но, пожалуй, хуже, чем столкнуться с просто кровным врагом, было только столкнуться с врагом, которого абсолютно точно отправил в лучший мир много лет назад! Или Кондракар – и есть этот лучший мир?

– Нет, не мог. Ты убил меня тогда. Но многие оказываются в Кондракаре – если они здесь нужны – уже после того, как погибнут в своем родном мире.

За спиной что-то загремело и тихо неумело выругалось. Обернувшись (уж Сокол-то в спину бить не станет), Седрик увидел Джено, с несчастным видом сидящего на полу в окружении рассыпавшихся свитков. Надо было бы быть очень невезучим, чтобы найти, обо что споткнуться на идеально ровной ковровой дорожке!

– Что здесь происходит? – испуганно спросил парнишка.

– Ничего особенного, – Седрик с мягкой улыбкой подал ему руку – мальчишка шарахнулся, уронив все рассыпавшиеся свитки, что успел собрать. Опять из головы вылетело, что многие существа почему-то начинают слегка нервничать при виде зубов змеелюда в боевой ипостаси! – мирно беседуем. Я вообще противник лобовых атак – в них нет изящества! Моя стихия – удары из-за угла и без лишнего шума.

Сокол нахмурился еще сильнее.

– Ты обязательно попытаешься сбежать, змееныш, я знаю. Тогда мы и потолкуем. В МОЕЙ стихии.

Картинно раскрыв крылья, он взмыл вверх с балкона.

– Ну-у… а я и не ожидал, что будет легко! – скорее сам для себя пробормотал Седрик. – Слушай, Дженни, а ты кто такой? Ты же не волшебник, верно?

– Нет.

Кажется, кое-кто тут заразился от Сокола немногословием!

– Здесь это не имеет значения, – решил все-таки уточнить Джено. – любая магия в Башне блокируется, воздействовать можно только снаружи. Ваши трансформации не в счет, потому что это не столько магия, сколько природное свойство оборотней.

– Непредусмотрительно. А если я тебе голову откушу? Крылатый не успеет прийти тебе на помощь.

Свитки в третий раз запрыгали по полу в разные стороны.

– За-зачем?!

Змеелюд в задумчивости поскреб когтем острый подбородок. Почему практически во всех мирах люди были свято уверены, что оборотни, да и вообще чудовища, предпочитают питаться исключительно человечиной – для него самого всегда оставалось загадкой. Видимо, вообразившие себя венцом творения (или – по выбору – эволюции) искренне считали, что даже в гастрономическом плане превосходят всех остальных.

– Перефразируем вопрос: а если я буду угрожать, что откушу тебе голову, если меня отсюда не выпустят в обмен на твое спасение? – с вежливым интересом уточнил Седрик, неторопливо заключая побледневшего, как полотно, парнишку в сплошное кольцо змеиного тела. Паника на лице Джено моментально сменилась комичным выражением мрачной решимости.

– На это можете не рассчитывать! – видимо, постаравшись вложить в голос всю возможную твердость, сообщил он.

– Естественно, – усмехнулся змеелюд. – что бы светленькие ни болтали, пешками они жертвуют, не больше колеблясь, чем мы. Но просто спросить стоило, извини, если напугал, Дженни.

Совершенно детское изумление, граничащее даже с разочарованием, надо было видеть! Обломали мальчику эффектную, возвышенную и прямо-таки героическую кончину! Джено-то, поспорить можно, всегда так и обитался в Кондракаре на почетной должности “подай – принеси – пошел вон, не мешайся” и громкие подвиги совершал разве что в своих заветных мечтах! У этих положительных героев определенно мозги промыты – все они тайком мечтают о венце великомученика!

– Раз уж вы передумали, вы не могли бы принять нормальное обличье. Стыдно признаться, но я с детства панически боюсь змей и ничего не могу с этим поделать, – почему-то извиняющимся тоном попросил Джено. Уважение Седрика к парнишке слегка возросло, еще князь говорил когда-то, что истинно смелые люди – вовсе не те, кто не испытывает страха, а те, кто умеют его признать и преодолеть.

– У нас с тобой явно разное представление о том, что считать нормой. Почему же Оракул тебя ко мне приставил? Вот уж кого не заподозрил бы в интеллектуальном садизме.

– Нет! Просто пленникам прислуживаю только я, заменить меня было бы некем.

– Что же в тебе такого особенного?

– Я же сказал вам – ничего. Просто каждый занимается своим делом. Тем, для которого и был призван в Кондракар.

Что-то тут явно было не так, но времени поразмышлять у Седрика было даже больше, чем хотелось бы, на память змеелюд тоже не жаловался – проанализировать разговор можно было и потом.

В другом конце коридор заканчивался перламутрово-мерцающим занавесом, сотканным из света. Почти непрозрачным, однако, словно сквозь толщу рябящей чистой воды, за занавесом просматривался все тот же коридор и часть витой лестницы.

– Вам нельзя дальше, – вежливо предупредил Джено.

Магические занавеси, в принципе, не были сами по себе чем-то необычным. У князя Фобоса тоже такой был – отделял кабинет-библиотеку от колдовской лаборатории, в лаборатории постоянно что-то взрывалось или воспламенялось, а портить мебель и, особенно, книги князь, разумеется, не хотел. Фобос же рассказывал Седрику, что подобные барьеры можно настроить таким образом, чтобы они задерживали или даже убивали того, кто попытается сквозь них пройти. Для мага это не особенно серьезная преграда – у занавеса, отражающего любые магические атаки, всегда есть слабое место, что-то вроде узелка, на котором крепится все заклинание – достаточно целенаправленно ударить в этот “узелок”, чтобы занавес рассыпался, вот только любая магия в башне, о чем только что вежливо предупредили, глушится. Джено прошел сквозь переливающийся занавес, как сквозь водопад, только, когда змеелюд осторожно коснулся барьера, пальцы наткнулись на гладкую твердую поверхность, кажется, ничем не отличающуюся от мраморных стен коридора. Мрамор, кстати, был сплошным, а не составленным из блоков, словно всю башню целиком высекли из гигантской глыбы – не стоило и сомневаться, что стены выдержат удар любой силы. Что же, ломиться напролом у Седрика и желания не было, опыт подсказывал, что даже в самой совершенной системе есть свои дефекты.

Комментарий к Глава первая. Сломанная Руна. Седрик

http://fc01.deviantart.net/fs70/i/2014/024/4/8/falcon_2_by_wladlena-d73ia51.jpg

http://fc03.deviantart.net/fs70/f/2014/024/3/d/__by_wladlena-d73i9fs.jpg

========== Глава Первая. Сломанная Руна. Элион ==========

А еще сказкам всегда хочется счастливых концов. И

плевать им, для кого они счастливые, а для кого – нет.

Терри Пратчетт

В первый же визит юной королевы на Северные Земли оказалось, что Элион когда-то успела привыкнуть к почти тропической жаре, царящей на обитаемых землях Меридиана – идеальные условия для населяющих мир разумных рептилий, но малоприятные, особенно летом, для человека. Осень и весна были ее любимыми временами года еще в Хиттерфилде, что до зимы… ее в Меридиане вроде бы и не было – только сезон холодных дождей. Здесь же, за Северными горами, зима проявила себя во всей красе – не смотря на то, что по календарю давно пора было быть весне.

– Вам холодно? – с вежливым недоумением Магистр Снежного Ордена. Элион бросила на собеседника, одетого только в штаны и безрукавку из грубо выделанной кожи, короткий взгляд и, молча передернув плечами, поплотнее закуталась в накидку. От жесткой колючей шерстяной ткани кожа невыносимо чесалась, но терпеть холод было еще хуже. Северные рыцари придерживались правила, что топить следует только на кухне и в кузницах, а обитатели жилых помещений, будь они хоть трижды почетные гости из правящей этим миром династии – перебьются. Северян можно было понять – дрова в этих землях не произрастали ни под каким видом, даже на столь экономное потребление их приходилось доставлять из-за Южных гор (которые обитающие по другую сторону меридианцы логично называли Северными).

Большинство меридианцев были абсолютно уверены, что за Северными горами, в мире холода, жить просто нельзя – от холода кровь замерзает в жилах и тело превращается в ледяное изваяние, готовое разбиться тысячью осколков. Люди здесь жить, наверное, могли бы – как на Аляске или еще там где… а может, и не могли бы, Элион точно бы не стала! Но обитатели Севера были, пожалуй, больше похожи на людей, чем основная часть населения Меридиана, а Эле напоминали древних викингов, о которых она когда-то читала: атлетично сложенные, светловолосые, с крупными грубоватыми чертами. От людей северян отличала только жесткая светло-серая, даже голубоватая кожа.

Из того, что удалось нарыть в библиотеке, юная королева знала, что северяне, давным-давно свалившиеся в Меридиан из какого-то другого мира, были довольно-таки агрессивной расой, их знакомство с обитающими южнее коренными жителями когда-то началось с грабительских набегов. Должно быть, в их родном мире заснеженные просторы были гораздо более густо населены приспособленными к холоду животными, а на меридианском севере вообще ничего не обитало, в этом мире не было теплокровных животных, способных выдержать суровый климат, так что единственными представителями фауны на Севере были шерстистые полярные носороги, которых рыцари притащили с собой с исторической родины и использовали, как ездовых животных. Еду же приходилось добывать на юге – первоначально путем грабежей, потом, после долгой изматывающей войны между объединившим южные земли Эсканором и тогдашним главой северян Моргоном, первая королева как-то сумела с ними договориться, товарообмена. Еще выяснилось, что с Севера родом один из подручных князя Фобоса – Хантер Фрост (а заодно и то, что Хантер, то есть “охотник”, на самом деле – имя). По словам Магистра Нордана, правда, наемниками Северные рыцари не служили – жизнь в южных болотах считалась здесь сущим адом.