Текст книги "Финишер (ЛП)"

Автор книги: РуНикс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Она сглотнула, ее сердце ударилось о ребра, разум пошатнулся, когда она опустилась, его рука в ее волосах удерживала ее неподвижной. Он спустил шорты, впервые обнажив себя перед ней, и у Зефир перехватило дыхание. Она всегда ощущала его сзади или поверх одежды и знала, что у него большой член, но увидев его, она поняла, насколько большой. Он вполне мог трахнуть ее в сухом виде и заставить ее ощущать это несколько недель.

Она наклонилась вперед, чтобы взять его в рот, желая впервые почувствовать его вкус, но он удерживал ее на месте одной рукой, а другой дрочил, наблюдая за ней. Его большая рука двигалась вверх и вниз по стволу, а член был направлен на ее груди. Она прижала их друг к другу, углубив декольте, и стянула топ, обнажив их перед ним, ее соски стали твердыми и болезненными от его грубых пальцев.

Он застонал от этого зрелища, его голова откинулась назад, вены выступили на предплечье рядом со шрамом на шее, когда он кончил, струйки его теплого семени попали на ее грудь.

Зефир задышала тяжелее, когда он кончил. Ей не удалось достигнуть того освобождения, которого она хотела, но она не возражала, не видя, как он кончает.

Он отпустил ее волосы и подошел к одному из шкафчиков в комнате, бросив ей полотенце, чтобы привести себя в порядок. Зефир поднялась на ноги, ее ноги тряслись, колени болели, и она вытерла жидкость с груди, как могла, поправляя свой топ, глядя на него, стоящего в нескольких метрах от нее, снова ставшего холодным и спокойным.

– Тебе не следовало приходить сюда.

Он снова ставил между ними дистанцию.

Ее губы сжались, гнев, боль, тоска вернулись.

– Ты не вернулся.

Он не возвращался. Не в течение нескольких дней. Ни в течении нескольких недель. Не в течении нескольких лет. Она ждала.

Он бросил ее одну на обочине дороги и не вернулся, и какая-то часть ее души ненавидела его за это.

Она сократила расстояние между ними, прижавшись к его груди.

– Ты бросил меня. – она ненавидела то, как дрожала ее челюсть, когда воспоминания, которые она держала на расстоянии, нахлынули на нее в ее уязвимом состоянии. – Ты забыл меня, – прошептала она, не в силах больше сдерживаться.

Секрет стал ядом в ее жилах, разъедая ее изнутри, пока она пыталась защитить его.

Неповрежденная сторона его лица нахмурилась, его взгляд устремился на нее.

– Я не забыл тебя.

– Забыл. – ее глаза метнулись к его горлу, а глаза напряглись. – И ты даже не знаешь об этом.

Его рука взялась за ее подбородок, привлекая ее внимание, чтобы увидеть яростный взгляд на его лице, когда он пытался понять, что она имела в виду. Он не поймет. Он никогда не поймет.

И вдруг она почувствовала себя совершенно обессиленной. Он тянул и толкал, и она была истощена. Ей больше нечего было дать.

Она опустилась, ее голова легла на его грудь. Наверное, ее должно было бы волновать, что они покрыты чьей-то кровью, но она просто не могла заставить себя беспокоиться. Она чувствовала, как ее сердце падает вниз, как эмоции закручиваются в очередную отвратительную нисходящую спираль, и все, чего она хотела, это отправиться домой, заснуть и не двигаться, пока ей не станет лучше. Но она не знала, где ей спать – ее комната в особняке была пугающе одинокой, диван причинял боль, а он не хотел видеть ее в своей постели.

Все обрушилось на нее.

О чем она думала?

В том-то и дело, что она не думала. Она чувствовала и принимала решения сердцем, а не головой. Он не помнил ее из-за травмы, которая лишила его глаза, и, похоже, никогда не вспомнит.

Но где-то в глубине души она надеялась, что совместное времяпрепровождение вызовет в нем хоть какой-то эмоциональный отклик, не принимая во внимание тот факт, что последние десять лет он не хотел чувствовать. Она могла бы рассказать ему об их истории, но какой в этом смысл? Его влекло к ней сексуально, он испытывал к ней территориальную привязанность, но это не означало эмоциональной привязанности. Для него было легко отделить их друг от друга. У него не было проблем с отстранением, потому что он не был привязан к ней с самого начала. Он увез ее в другой город и оставил одну, привез в свой дом и бросил на несколько дней. И если бы она не приехала сюда в поисках его, он, вероятно, провел бы всю оставшуюся часть их брака вдали от нее, а она преследовала бы его.

Боже, она была дурой. Слишком эмоциональной дурой, которая слишком легко привязалась к надежде.

Слеза скатилась по ее щеке и упала на его плечо.

Ее мать была права. Этот брак был фарсом.

Она глубоко вдохнула его запах, запечатлевая его в памяти, прежде чем отстраниться, физически и мысленно. Ей нужно прекратить преследование. Ей нужно уйти, перегруппироваться, устранить беспорядок, который она устроила в их жизнях.

Это была ошибка. Ошибка с благими намерениями, ошибка влюбленных, но все же ошибка.

Она сделала шаг в сторону и почувствовала на себе его взгляд в течение долгой минуты, его большой палец проследил слезу на ее щеке.

– Что только что произошло? – тихо спросил он, а она избегала смотреть на него, поправляя одежду.

– Мне нужно уйти, – сказала она ему, разрывая его хватку и направляясь к двери, нуждаясь в свободе от него.

Его рука остановила ее.

– Что только что произошло? – снова спросил он, и она сделала еще один глубокий вдох, не зная, как ему ответить.

И не ответила. Все равно их общение было отстойным. Она вырвалась из его цепкой хватки и открыла дверь.

Виктор стоял на страже снаружи, не давая никому пройти к ним.

– Подай мне, пожалуйста, свою куртку, – попросила она его, чувствуя себя грязной, несчастной и впервые в жизни по-настоящему униженной.

Виктор без слов снял куртку и протянул ей, отведя глаза в сторону мужчины, которого она чувствовала у себя за спиной. Она ощущала его пронзительный взгляд, но игнорировала. Накинув на себя куртку, Виктор передал ей сумочку, которую она оставила на стуле, и она отошла. Взяв ее и не поднимая головы, она вышла из склада на темную парковку. Ее дыхание сбивалось. Она села в машину, Виктор сел за руль.

– Домой? – спросил он, заводя зажигание, и она не хотела ехать домой, потому что не чувствовала себя там как дома.

Она не чувствовала, что принадлежит себе, не в том месте, куда она бросала свое сердце снова и снова только для того, чтобы оно было отвергнуто.

– Я бы хотела поехать в квартиру моей сестры, пожалуйста.

Она увидела глаза Виктора в зеркале заднего вида, но он придержал язык и поехал в ночь.

Зефир смотрела в окно, прислонившись головой к стеклу, пытаясь просеять мысли и понять, что она чувствует, переполнявшие ее эмоции сбивали с толку. Какая-то ее часть все еще хотела вернуться и сражаться за них, та часть, которая была очарована им в десять лет, влюбилась в него в восемнадцать и нашла его снова сейчас. Эта часть хотела прыгнуть в его объятия, как в ту первую ночь во время боя, и эта часть хотела, чтобы она осталась в надежде, что она сможет заставить его полюбить ее тоже.

Но другая часть, более темная, насмехалась над любовью девушки и насмехалась над надеждой. Она говорила ей, что она дура, что думает, что это возможно, что она идиотка, что пытается, и что за последние месяцы она сделала только то, что подставила себя под новые страдания. Хотя он не мог намеренно причинить ей боль, он владел силой сломать ее. Она помнила то чувство, когда он оставил ее одну в Тенебре, когда сказал брату, что это не «настоящий брак», когда забрал ее к себе домой и оставил совершенно одну в новом месте.

Один шаг вперед, десять шагов назад. И она просто… закончила.

Машина остановилась перед ее старым домом, и она вышла из нее, тащась к двери. Она ввела код и повернулась к Виктору, который проводил ее до места.

– Я останусь у сестры, – сказала она ему, все еще сжимая его куртку. – Завтра у меня нет работы, так что тебе не обязательно быть здесь. Я постираю твою куртку и верну ее.

Виктор бросил на нее обеспокоенный взгляд.

– Пришли мне сообщение, если я тебе понадоблюсь.

Она слабо улыбнулась ему и вошла в дом, закрыв за собой дверь. По памяти она оказалась перед своей старой квартирой и позвонила в звонок. Это был поздний вечер выходного дня, и обычно Зен не спала в такие дни, просматривая какой-нибудь криминальный сериал.

Распахнув дверь, она увидела удивленную сестру, которая, взглянув на нее, втянула ее внутрь.

– Ох, Зи.

Зефир разрыдалась.

Глава 21

Зефир

10 лет назад

Парковка старой школы, где они встретились, была бы жуткой, если бы не переулок влюбленных за углом, где все подростки тайком встречались.

Зефир ждала возле ограды, в тени за зданием, слыша звуки школьной вечеринки где-то в зале. Это была не ее школа, не ее район, ее дом находился в двух милях от этого места. Но это было самое близкое укромное местечко для них, подальше от ее мира и от его. Он никогда не хотел, чтобы она приближалась к его району, а она не могла пригласить его в свой, чтобы родители не узнали, а мама никогда не согласится на это.

Зефир посмотрела на часы на запястье, которые он подарил ей на восемнадцатилетие несколько месяцев назад, и вспомнила, что еще он подарил ей той ночью. Он толкнул ее к тому самому забору, на который она опиралась, и попробовал ее на вкус. Она хотела большего. Она хотела его.

Шум справа заставил ее перевести взгляд вверх, улыбка расплылась по щекам, когда она увидела его, бегущего к ней, в черной футболке и джинсах, его темные волосы были влажными после душа. Он вошел прямо в ее личное пространство и взял ее лицо в свои большие руки, накрыл ее губы своими, как следует целуя.

– Я хочу съесть твою улыбку, солнышко, – сказал он ей в губы. – Проглотить ее целиком и осветить ею мои внутренности.

Она улыбнулась шире, позволяя ему целовать ее столько, сколько он хотел, и провела пальцами по его влажным прядям. Встреча с ним была судьбоносной. Хотя она следила за ним все эти годы благодаря одной из подруг, которая жила в его районе, она никогда не разговаривала с ним до двух месяцев назад. Ее подруга взяла ее посмотреть на его бой, но бросила ради своего парня. Зефир, одинокая и напуганная, возвращалась домой, когда он увидел ее. Он проводил ее до дома, так как у него не было машины, и на протяжении пяти миль они общались. Она призналась, что видела его несколько лет назад, познакомилась с его матерью и все эти годы следила за ним на расстоянии. И он захотел увидеться с ней вновь, проводив ее до дома.

И с тех пор его отношения стали только глубже и интенсивнее. Она знала, что они будут вместе всегда, их любовь предопределена судьбой, как у ее родителей, бабушки и дедушки. Она всегда была связана с ним, потому что они были созданы друг для друга.

Он вдруг поморщился, прижавшись к ее губам, и она отстранилась, смотря на причину. На губах у него был небольшой синяк.

– Ты только что после боя? – она слегка коснулась синяка.

Его интенсивные янтарные глаза, почти светлые, как жидкое золото, наблюдали за ней. Она знала, что ему нравится, когда она суетится вокруг него, даже если она не любит бои.

– Ты бы видела другого парня, – мрачно усмехнулся он.

Хотя он был всего на несколько лет старше ее, жизненный опыт закалил его, сделал более зрелым, чем его возраст. Он старался, чтобы это не отразилось на их ограниченном времени, проведенном вместе. Он прижал ее к ограде, осыпая поцелуями ее шею, где она сжимала плечо.

– Когда-нибудь в ближайшее время, – сказал он ей между маленькими укусами. – Я куплю машину и буду возить тебя до дома, чтобы тебе не приходилось ходить пешком. Джип. – его нос вдохнул ее запах, и она порадовалась, что воспользовалась его любимыми духами. – И я буду отвозить тебя подальше от города. Хочешь?

Она улыбнулась, глядя на звезды.

– Мммм…

– И однажды я выберусь из этой дыры. Разбогатею. Построю тебе дом. Заведу собак. Ты ведь любишь собак?

Теоретически, она любила.

– Думаю, да.

Он рассмеялся, прижавшись к ее шее.

– И однажды, когда у меня появятся деньги, я куплю тебе самое красивое кольцо, солнышко. Ты согласишься?

Она отстранилась, ее руки обхватили его бритые щеки.

– Я бы не хотела ничего большего.

Он опустил поцелуй на ее губы.

– Мое солнышко. Зажигающая меня изнутри.

Зефир прижалась к нему, ее глаза горели, пока он продолжал говорить.

– Ты заставляешь меня хотеть быть лучшим мужчиной для тебя.

О Боже, он собирался заставить ее плакать.

Звук зазвонившего телефона отвлек его. Он ответил на звонок, нежно играя с ее волосами, пока слушал, как кто-то говорит на другом конце.

– Хорошо, дай мне две минуты.

Зефир посмотрела на него с немым вопросом.

Он одарил ее лукавой улыбкой, внезапно став по-мальчишески красивым.

– У меня есть для тебя сюрприз.

Ее сердце затрепетало в груди.

– Что?

Он покачал головой и пошел назад, указывая на нее с ухмылкой.

– Стой не месте. Не двигайся. Я вернусь.

Зефир засмеялась.

– Хорошо. А что если какой-нибудь парень придет пофлиртовать со мной, пока тебя здесь нет?

Его глаза потемнели.

– Скажи ему, что ты моя. Он уйдет, если знает, что для него хорошо.

Зефир усмехнулась, откинув волосы со лба, и он скрылся за углом.

Она не сводила глаз с угла, ожидая, с улыбкой на лице.

Десять минут.

Улыбка померкла.

Пятнадцать минут.

В животе поселилась тяжесть.

Тридцать минут.

Она позвонила ему.

– Набранный вами номер, недоступен.

Сорок пять минут.

Она начала мерить шаги, ее глаза устремились в угол.

Один час.

Свинец поселился в животе. Она обошла угол и подошла к дороге. Пусто.

Два часа.

Она снова позвонила.

– Набранный вами номер, недоступен.

И снова.

– Набранный вами номер, недоступен.

И снова.

– Набранный вами номер, недоступен. Пожалуйста, повторите попытку позднее.

Она ждала на обочине дороги, паникуя, но уверенная, что его что-то задержало, что он вернется и извинится за то, что напугал ее.

Но он не вернулся.

Расцвело, но он не вернулся.

Глава 22

Альфа

Что-то было не так.

Альфа стоял на своей палубе и смотрел на открывающийся вид, в его груди было что-то пустое. Он только что вернулся с прогулки с собаками и не мог понять, что именно не так, но что-то было не так.

Он не знал, было ли это связано с тем, что Данте позвонил ему два дня назад и сообщил, что у него есть свежие новости от его человека под прикрытием, Вина. То ли дело в том, что один из его разведчиков по поводу пропавших девушек также получил информацию о трех неразысканных девушках, и им нужно встретиться, чтобы сообщить ему эту информацию. Или тот факт, что убийства в городе внезапно прекратились в последние несколько недель, и Альфа нутром понимал, что это затишье перед бурей.

А может, ничего этого и не было. Возможно, дело было в том, что его дом, впервые с тех пор, как он жил в нем, казался пустым.

Все казалось пустым. И тихим. Слишком тихим. Не было слышно ни смеха, ни женской болтовни, ни поп-музыки из колонок, которая ему ни капельки не нравилась. Только он и его одиночество, как он и хотел раньше. Сейчас он этого не хотел.

Она просто ушла к сестре, сказал он себе. Он знал, что они близки и она скучает по сестре. В этом не было ничего особенного.

Но что-то внутри него не соглашалось. Оно знало, что он облажался. Оно знало, что это очень важно. Это напомнило ему о том, как она замкнулась в себе, когда он отступил, и, Боже, он почувствовал себя самым большим ублюдком на планете. Возможно, он и был ублюдком. Она избегала смотреть на него в раздевалке, да она никогда этого и не делала. Она смотрела на него постоянно, всегда находя новые причины, испытывая его, и ему это нравилось. Ему нравилось, как ее глаза оценивали его поврежденную форму, открыто и честно. Ему нравилось, как она загоралась, когда он смотрел на нее. Ему нравилось, что ее глаза следили за ним, даже когда она думала, что он не замечает их.

И он скучал по этому. Все время, пока его не было, он скучал по ней.

Ты забыл меня.

Она что-то имела в виду, говоря это. Он не знал, что, но это продолжало беспокоить его. С самого начала было ясно, что она что-то знала о нем, что она что-то скрывала. И вдруг он задумался, не связано ли это с частью его жизни, которую он не мог вспомнить. Ему нужно поговорить с ней.

– Надеюсь, Зи наконец-то спит наверху, – прокомментировала Лия, принося ему кофе.

Альфа взял его, нахмурившись.

– Спасибо. Что ты имеешь в виду?

– Она спала на диване, когда тебя не было. – Лия покачала головой. – Думаю, общение с собаками помогло ей почувствовать себя лучше. Оставаться одной в доме, наверное, было страшно для такой городской девушки, как она.

Черт, какой же он мудак. Он даже не подумал о том, как она будет себя чувствовать в его отсутствие. Каждый раз, когда он уезжал из города, он ночевал в доме ее родителей, а затем возвращался. Как он не подумал об этом?

Медведь скулил, сидя в своем углу на палубе, его глаза были грустными. Он привязался к ней больше всех, и без нее ему было тоскливо. Даже Бандит ходил к ней в комнату, наверное, чтобы учуять ее запах и украсть еще один предмет одежды. Барону было наплевать.

Он погладил собак одной рукой, потягивая кофе и глядя на открывающийся вид.

Он загладит свою вину, когда она вернется.

Все наладится.

***

Все не наладилось.

Его жена исчезла.

Три дня он ждал, что она вернется. Но она не вернулась. Ее комната, ее вещи, места, где он ее трахал, ее желтый лифчик, на котором Бандит помешался, все насмехалось над ним. Он дал ей немного пространства, понимая, что сделал что-то, что могло испортить жизнь.

На четвертый день он позвонил ей.

Она не ответила.

Что-то плотно засело в его нутре. Он заехал к ней на работу, и там ему сказали, что она взяла недельный отпуск. Он даже опустился до того, что попросил Виктора связаться с ней по поводу его куртки, которую он ненавидел, но сообщение Виктора осталось непрочитанным.

И теперь, впервые, он забеспокоился, что это что-то другое. Напугало ли ее то, что она видела его, действительно видела его в чудовищной форме, перерезающего шею человеку и покрывающего ее кровью, как первобытный зверь? Поняла ли она, что больше не хочет быть частью его и его мира? Или это что-то другое?

Ты забыл меня.

Эти слова прозвучали в его голове как обвинение. То, как она произнесла эти слова, преследовало его мысли, расстояние дало ему внезапную ясность, чтобы взглянуть на последние месяцы в ретроспективе. Она ничего не просила у него, даже взаимности за свою привязанность. И все же он чувствовал, что совершил огромную, огромную ошибку, отстранившись, настороженно относясь к ней.

Альфа сидел возле ее дома, обдумывая все возможные варианты, и думал, когда этот фарс с браком стал для него таким важным.

– Ты заходишь? – спросил Гектор с порога, зная, что между ним и его женой что-то происходит, но не вмешиваясь.

Фантомная боль в правой глазнице заставляла зудеть кожу под повязкой. Воспоминание о том, как ее мягкие губы целовали его в самое уродливое место, утяжелило грудь, да так сильно, что ему пришлось задержать дыхание. Черт, как сильно он все испортил?

Стиснув зубы, он вышел из машины и подошел к двери, нажимая на звонок.

Жужжание оборвалось, когда из динамика раздался голос Зенит.

– Кто там?

– Альфа, – сказал он в маленький аппарат и услышал тишину в трубке.

Он надеялся, что она не заблокировала его. Учитывая, насколько близки сестры, он не думал, что Зенит сейчас высокого мнения о нем. Он бы сломал эту чертову дверь, если бы пришлось, но хотел избежать этого. Нет смысла излишне усложнять ситуацию.

К счастью, дверь с жужжанием открылась, и он вошел внутрь. Впервые за долгое время в его животе зародился ужас от мысли, что Зефир может не захотеть вернуться. Это заставило его остановиться, и на него снизошло озарение, что он не хочет терять ее, пока не хочет. Ему недостаточно ее света. Между ними было еще так много всего, в чем он сознательно отказывал им обоим. Она пробралась к нему, хотел он того или нет, и теперь он не горел желанием, чтобы она уходила. Это осознание того, что ему есть что терять, впервые после смерти матери.

Он потер грудь, издав низкий гул при мысли о том, что она может сказать ему, что никогда не вернется.

Нет. Он выяснит, что пошло не так, и все исправит.

А что, если он не сможет?

Прежде чем он успел закончить мысль, дверь в квартиру открылась, и его невестка посмотрела на него с серьезностью, которая не соответствовала ее возрасту. Она вышла из квартиры и закрыла за собой дверь, скрестив руки на груди, пристально глядя на него, без малейших признаков той нервной девушки, с которой он столкнулся несколько недель назад.

– Я не сестра Зефир по крови, – начала она, ее тон был мрачным. – Наши родители удочерили меня, когда я была совсем маленькой. Я плохо помню свое детство до них, но помню, что, когда я попала в эту семью, я была одна и мне было страшно.

Альфа впитывал ее слова, пытаясь понять, к чему она клонит, слегка раздраженный тем, что она отвлекает его от жены.

– Зи взглянула на меня и решила, что любит меня, – вспоминала Зенит, ее голос дрожал от эмоций. – Она не знала меня, но ей было все равно. И с того дня она полюбила меня. Она пробиралась ко мне в кровать ночью, потому что знала, что я боюсь спать одна. Она разговаривала со мной часами, потому что знала, что мне от этого хорошо. Она дарила мне всю свою любовь, даже когда я не могла полюбить ее в ответ, и она спасла меня больше, чем она думает. Я люблю наших родителей, но единственная причина, по которой я стала такой, какая я есть сегодня, это моя сестра и ее безусловная, бесконечная любовь ко мне. Она такая, какая есть. Вот как она любит. И каждый, кого она любит, самый счастливый человек на этой земле.

С каждым словом Альфа ощущал, как тяжелеет камень на его груди, как тяжесть каждого слова тянет его внутренности. Его уважение к Зенит возросло. Любой, кто так яростно защищает кого-то, достоин восхищения. То, что она защищала свою сестру, было еще более важным.

– Она любит тебя, – тихо сказала Зенит в пространство между ними, перевернув его мир. – И она убьет меня за то, что я говорю тебе это, но она любит тебя уже очень давно.

Ты забыл меня.

Блядь.

Она была частью его жизни. Любил ли он ее когда-то? Чувствовало ли его мертвое сердце что-то к ней в то время, которое он не мог вспомнить?

Зенит продолжала, не замечая или не обращая внимания на его потрясение.

– Как и когда это ее история. Единственная причина, по которой она придумала весь этот план, чтобы выйти за тебя замуж, это чтобы она могла любить тебя свободно, как того желает ее сердце, и может, только может, ты научишься любить ее в ответ.

Моя цель заставить тебя полюбить меня.

Она говорила ему это, а он ей не верил.

Что-то шевельнулось внутри него. Он снова потер грудь, пытаясь избавиться от тяжести, которую на него навалили слова Зенит. То, что Зефир пошла на столь радикальные меры и вышла за него замуж только ради любви, было непостижимо. Никто ничего не делает без скрытых мотивов. Но если верить Зенит, его жена так и поступила.

– Она увядает, – голос Зенит дрожал, глаза увлажнились от гнева, смотря на него. – Она увядает с каждым днем, когда ты отстраняешься от нее. И я не знаю, что ты сделал, но она просто перешла черту.

Что он сделал? Альфа в сотый раз вспоминал раздевалку, пытаясь определить, где все пошло не так, и все еще не понимал. Было ли это, когда он вымазал ее кровью? Когда кончил на нее? Когда сказал ей, что ее не должно было там быть? Он прокручивал все это в голове сотни раз, но так и не понял, что именно вывело ее из равновесия.

Зенит не закончила.

– Она в постели, в депрессии, и, хотя у нее иногда бывают перепады настроения, но это… мне больно видеть ее такой. Если ты войдешь в эту дверь, делай это только в том случае, если сможешь помочь ей почувствовать себя лучше. У тебя есть один шанс. – она сделала шаг ближе, указывая пальцем на его лицо. – Потому что давай проясним одну вещь, шурин. Мне плевать, кто ты такой, если ты снова ее сломаешь, я покончу с тобой или умру в попытке.

Ему чертовски нравилась его родственница. И в этот момент он был очень рад, что у Зефир есть кто-то вроде нее рядом. Он не думал, что она сможет покончить с ним, но он оценил чувство жестокости. Но он уже достаточно времени провел на улице. Пора было найти ее.

– Где она? – спросил он ее, глядя на дверь.

– Не позволяй лучшему, что с тобой случилось, ускользнуть. – Зенит сделала шаг назад и открыла дверь, одарив его небольшим взглядом. – Она в спальне. Правая дверь.

Альфа взял себя в руки и вошел, направляясь прямо к указанной ею двери, не зная, что он найдет за ней, но готовый сражаться за это.

Глава 23

Зефир

Нет ничего лучше, чем забиться под одеяло, лечь на мягкие подушки и чистые простыни и позволить времени пролететь незаметно, спрятавшись от всего мира.

Зефир не знала, сколько времени прошло с того момента, как она зашла в квартиру, и ей было все равно. Она плакала, принимала душ и смывала с себя все, а волосы покрасила в синий цвет, как свое сердце. Ничто так не говорит о переменах, как цвет волос. Она поплакала еще, взяла недельный отпуск и спала. А когда просыпалась, то оставалась в постели, не желая вылезать из нее. Она знала, что у нее один из депрессивных эпизодов, какие случались у нее после гормонального дисбаланса много лет назад, но ее это не беспокоило. Она чувствовала то, что чувствовала, и это было обоснованно, и, если это депрессивная пустота, что ж, она собиралась утонуть в ней. Она либо вынырнет на другой стороне, либо нет. Это не имело значения. Ничто не имело значения.

По крайней мере, оставаясь в постели, она пришла к решению просто отпустить все это, отпустить его и воспоминания о нем. Как только ей станет лучше, она обратится к адвокату и оформит документы на развод. Она отправит Виктору сообщение и попросит его организовать упаковку и отправку ее вещей. А для Альфы она бы записала сообщение, в котором сообщила бы ему, что ничего не получается, пожелала бы ему всего наилучшего и отпустила бы его жить своей жизнью без всякого багажа.

От одной мысли об этом у нее увлажнились глаза, но она сделает это. Она отпустит его. Может, когда-нибудь она снова обретёт счастье с кем-то.

Ты никогда не будешь достаточно хороша.

Ты любишь, и любишь, и любишь, и все равно теряешь все.

Никто не любит тебя в ответ.

Противный голос шептал, и Зефир оставалась под своим коконом, прячась от него.

Это всего лишь эпизод. Он пройдет, и она снова станет веселой, по крайней мере, внешне. Она надеялась, что это произойдет вскоре, потому что ее сестра беспокоилась о ней, а она этого не хотела. Если она будет тянуть время, ее семья вмешается, и это принесет больше вреда, чем пользы, какими бы благими намерениями они ни руководствовались. Ей давали лекарства, от которых она слегка немела, и со временем ей становилось лучше.

Ты ничего не стоишь, дурочка. Ты слишком много доверяешь. Это никогда не будет важным.

Возможно, лекарства от онемения были не такой уж плохой идеей. Что угодно, что могло бы отодвинуть черный осадок, распространяющийся внутри нее, затмевающий свет, который она любила, медленно захватывающий ее разум, одну уродливую мысль за другой.

Она услышала, как открылась дверь, и осталась лежать под одеялом в затемненной комнате, зная, что это просто Зен проверяет ее.

С ней все будет хорошо.

С ней все будет хорошо, но она не будет любима. Никогда не любима.

Она вдохнула через рот, держа глаза закрытыми, позволяя этому пройти. Это пройдет. Как бы плохо ни было, все проходит.

Дверь захлопнулась, и она осталась лежать, надеясь на сон и сладкое, сладкое забвение от затмения.

Кровать опустилась рядом с ее бедром, и она очень надеялась, что Зен просто проверит пульс и оставит ее на некоторое время. Ее сестра, благодаря своей работе с выжившими, очень хорошо понимала, что кому-то нужно в определенный момент. Она всегда была такой, категоричной несмотря на то, что была тихой. Зефир нуждалась в пространстве, чтобы дать волю неприятному чувству, не задевая при этом никого другого.

Сильные, мускулистые руки обхватили ее за талию, притягивая к большому, твердому телу, запах дикой природы и мускуса, который она инстинктивно узнала, овладел ее чувствами.

Она замерла, полностью застыв, пытаясь осмыслить происходящее.

Во всех ее прогнозах будущего, а их у нее было много из-за ее гиперактивного воображения, не было ни одной возможности, чтобы он пришел, чтобы найти ее. Она всегда полагала, что он просто скажет ей «скатертью дорога», оставит ее в покое и будет жить дальше, как жил всегда.

Это было неожиданно, и она не знала, что чувствовать. Радоваться его появлению? Грустить? Злиться? Обижаться? Горевать? Любить? Что она чувствовала?

Ей хотелось, чтобы эмоции были похожи на цветы, красивые и разноцветные, чтобы можно было выбирать, какие из них ей нужны в то или иное время. Для некоторых, возможно, так и есть. Но не для нее. У ее цветов были шипы, и они заставляли ее кровоточить.

И от нее не ускользнуло, что он впервые держал ее в своих объятиях вот так, его плотное тепло и сила окутывали ее, лучше, чем ее одеяла, должна была она признать. И все же она не могла расслабиться в его объятиях. Ее сердце, уязвленное, признавало в нем и мучителя, и целителя, и она позволила ему вести внутреннюю борьбу, слишком устав беспокоиться. Он хотел обнять ее, сейчас, как никогда? Она позволила ему, помня каждый раз, когда он этого не делал, каждый раз, когда он отказывал ей или уходил, когда она нуждалась в ласке.

Его рука обхватила ее талию, мягко сжимая ее, его губы целовали кожу под ее шеей. Другой рукой он обхватил ее голову, прижимая ее тело к себе. Он вдыхал то место, где сходились ее шея и плечо. Он мягко погладил ее живот своей большой ладонью. В промежутках он слегка сжимал ее.

И она ненавидела то, как трепетало ее предательское сердце от его нежных ласк.

– Я скучаю по тебе, Радуга.

Его хрипловатый голос заставил ее зажмурить глаза.

Нет. Нет. Нет.

Он не делал этого. Нет.

Это был не ее план. Он портил ее планы. Она собиралась погрязнуть в грехах, а потом послать ему записанное объяснение и документы на развод. Он не должен говорить, что скучает по ней, не сейчас. Он не должен называть ее радугой, не сейчас. И уж точно он не должен обнимать ее так, будто она важна для него, не сейчас.

Она оставалась неподвижной, поджав губы.

– Поговори со мной, пожалуйста.

Нет.

Ей нечего было сказать.

Его рука спустилась вниз по ее руке, взяла ее руку, повернула кольцо, которое было у нее на пальце, кольцо, которое она надевала с такой надеждой. Он переплел их пальцы, его рука была грубой, большой и такой, такой нежной.

У нее заложило нос.

Он не должен этого делать.

– Прости, – прошептал он ей в шею.

Ему нужно остановиться.

И за что ему извиняться? За то, что бросил ее, когда ей было восемнадцать? За то, что не помнит ее? За то, что даже не попытался сделать это сейчас? За то, что не принял ее любовь, не доверял ей и держался на расстоянии? За то, что вел жизнь, которая ожесточила его до такой степени, что она истекала кровью на колючей проволоке вокруг его сердца? Ни в чем из этого не было его вины. Он не делал этого специально. Он был таким, какой он есть, а она была такой, какая она есть, и, возможно, просто возможно, они не должны быть вместе.