Текст книги "Император"
Автор книги: РуНикс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
У него был приятный голос. Ей хотелось завернуться в него и никогда не уходить.
Сквозь туман в ее сознании пробилось узнавание.
Новый парень. Тристан. Что он здесь делает?
Или у нее галлюцинации?
Ее разум действительно раскололся?
Амара открыла рот, чтобы ответить ему, но что-то зажгло ей горло. Не было слышно ни звука. Паника еще немного рассеяла туман.
– Все в порядке, теперь ты в безопасности, – успокоил он ее. – Никто и пальцем тебя не тронет. Я обещаю.
Она почему-то ему поверила. Хотя он должен был дать свое обещание раньше.
– Пожалуйста, – каким-то образом прохрипела она.
Он наклонился вперед, чтобы лучше ее расслышать.
– Не... не говори...ни...кому...– с трудом выдавила она сквозь боль в горле.
Чай. Ей нужен был мамин горячий травяной чай.
Парень просто смотрел на нее какое-то мгновение, что-то сильное в его глазах, прежде чем поднять ее, осторожно с ранами на спине, и положить на стол. Осторожно опустив ее на землю, он плотнее обернул вокруг нее куртку, свою куртку.
– Ты в порядке? – спросил он таким нежным голосом, что у нее задрожали губы.
Амара покачала головой. Она не думала, что когда-нибудь снова будет в порядке.
– Держись, ладно? – тихо сказал он.
Зачем? – хотела спросить Амара, но не смогла заставить свое горло подчиниться.
Чай. Ей нужен был чай.
– Данте, она у меня, – услышала она голос парня и вдруг почувствовала, что засыпает, ее веки тяжелеют.
Она слышала еще голоса, но глаза не открывались.
И почему-то, почему-то поверив обещанию Тристана, что она в безопасности, Амара отпустила это и погрузилась в благословенное забытье.
Глава 7
Амара
15 лет
Она не могла пошевелиться.
Амара, моргнула, открыла глаза и увидела незнакомую комнату, дежавю сильно ударило по ней, а сердцебиение учащалось от паники. Внезапный звуковой сигнал заставил ее взглянуть в сторону и увидеть какой-то монитор с проводами, который она видела только в фильмах.
Больница.
Она была в больнице.
Воспоминания нахлынули на нее, и она глубоко вздохнула, толкая их обратно в сейф.
Не сейчас. Не сейчас. Не сейчас.
– Муму?
Голос заставил ее глаза поднять вверх, чтобы увидеть свою маму в дверях, ее глаза были влажными и опухшими, и Амара почувствовала, как шум покинул ее грудь. Мать подбежала к ней, опасаясь трубок, проходящие через ее тело, и крепко прижала ее к груди, гладя по волосам, как делала всегда.
Амара сломалась.
Плача, ее тело вспомнило боль, а разум момент, когда она раскололась, Амара рыдала, когда мама обнимала ее, нежно целуя в голову, шепча нежные слова, которые не имели никакого смысла. В этом не было необходимости. Ее мать была с ней, и Амара находилась в безопасности и любима, и это единственное, что имело значение.
Она чувствовала, как мама плачет вместе с ней, и это заставило ее отодвинуться, чтобы по-настоящему увидеть ее. Ее зеленые глаза горели болью за дочь, губы все еще были сжаты в нежную линию, мама выглядела измученной, убитой горем и такой, такой любящей.
Амара глубоко вздохнула, когда ее мать вытерла слезы рукой.
– Мы справимся, Муму, – мягко сказала ей мама.
Она открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут от двери откашлялись и в комнату вошла женщина возраста ее матери, явно врач.
– Я рада видеть, что ты проснулась, Амара, – мягко улыбнулась ей доктор. – Как ты себя чувствуешь?
Амара начала говорить, но доктор покачала головой.
– Нет, пока не говори. Просто кивни или покачай головой, хорошо?
Она почувствовала, как мама сжала ее руку. Смущенная, Амара кивнула.
– Ты знаешь, какой сегодня день? – спросила доктор.
Амара покачала головой.
– Сегодня шестое Января, – сообщила дама.
У Амары голова пошла кругом. Ее последнее воспоминание перед похищением было в Декабре. Как? Должно быть, ее смущение отразилось на лице, когда доктор снова заговорила.
– Тебя похитили больше чем на три дня. И ты здесь уже две недели в искусственной коме.
Шок просочился сквозь ее организм.
– Твоё тело было серьезно травмировано и нам нужном было начать процесс его заживления, – продолжала доктор. – Мы решили, что в сложившихся обстоятельствах будет лучше, если твой разум и тело немного отдохнут.
Амара стиснула зубы, обдумывая все, что ей говорили.
– Твоя мама упоминала, что у тебя низкий болевой порог?
Амара кивнула.
Она никогда не осознавала, насколько низким был порог, пока монстры не схватили ее.
Доктор продолжала с сочувствием в глазах:
– Возможно, именно поэтому некоторые из твоих ранений вызвали такую сильную реакцию. Я сожалею обо всем, что тебе пришлось пережить, Амара. Но мне нужно сказать тебе еще кое-что. Ничего, если я продолжу?
Амаре понравилось, что доктор задала ей этот вопрос, предоставив выбор. Она посмотрела на маму, сидевшую рядом с ней, и кивнула доктору.
– У тебя есть ожоги от кислоты и порезы на спине, боках и ногах, которые, скорее всего, останутся в виде шрамов, – продолжала доктор. – Больше всего шрамов останется на запястьях. Хорошая новость заключается в том, что они все очень хорошо заживают. Ты можешь сделать косметическую операцию, чтобы свести их к минимуму, если хочешь.
Амара посмотрела на свои запястья и ноги, обмотанные белой марлей. Вероятно, ей вводили обезболивающие, так как она не чувствовала ничего, кроме лёгкой боли.
– Амара? – позвала доктор, снова привлекая ее внимание к себе, и ее глаза стали еще более сочувственными. – Ты не сможешь использовать свой голос по крайней мере в течение следующего месяца. Твои крики сильно повредили твои голосовые связки, так что нам пришлось сделать операцию. Это случается в крайне редких случаях, но я чувствую, что твой низкий болевой порог привел к этому.
Амара сглотнула, паника снова наполнила ее, когда она сжала руку матери.
– Все в порядке, малышка, – утешала ее мама со стороны, ее тон говорил, что она обо всем знала.
Она открыла рот и снова закрыла его.
– Не волнуйся, ты снова сможешь говорить, когда все заживет, – успокоила ее доктор. – Но более чем вероятно, что твой диапазон высоты тона будет ограничен.
Амара глубоко вздохнула, впитывая все это.
Доктор продолжала:
– Мы также проверили тебя на предмет сексуального насилия и составили протокол, как и положено в подобных случаях. Полиция захочет поговорить с тобой, как только ты будешь готова. Но здесь никто, кроме твоей мамы, не знает. Ты хочешь, чтобы я сообщила кому-нибудь еще?
Нет. Нет, она совершенно не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Стыд свернулся внутри нее, как змея, и она энергично затрясла головой.
Доктор слегка улыбнулась в понимании.
– Хорошо. Но я рекомендую тебе обо всем поговорить с психотерапевтом. Твоё тело исцелится, но разум тоже должен пройти восстановление. Ты пережила что-то травмирующее, и терапия может действительно помочь тебе. Я оставлю твоей матери контактную информацию специалистов, кто специализируется на таких случаях. Ты подумаешь над этим?
Она не знала, но тем не менее кивнула.
Доктор мягко улыбнулась ей и сказала, чтобы она отдохнула, прежде чем оставить ее с матерью.
Ей было интересно, связалась ли мама с отцом по этому поводу.
Ее мама откинула волосы с лица жестом, который Амара знала до мозга костей.
– Здесь несколько человек, которые хотели бы тебя увидеть. Вин тоже снаружи, – тихо сказала ей мать. – Хочешь, чтобы я ему что-нибудь сказала?
Он и так уже будет нести на своих плечах вину за случившееся. Ему не нужно знать, что ее также изнасиловали. Она покачала головой. Мама улыбнулась.
– Я отправлю его, когда он вернется, а потом ты отдохнешь, хорошо?
Она кивнула.
– Не падай духом, моя малышка, – сказала ей мама, и Амара почувствовала, как ее глаза загорелись, когда до нее наконец дошел смысл этих слов.
***
Когда через несколько минут дверь открылась, Амара повернула голову, ожидая увидеть своего друга, но вместо этого увидела мрачного, смертельно опасного парня с голубыми глазами, парня, который спас ее. Тристан.
Сглотнув, она смотрела, как он вошел в палату, закрыв за собой дверь, и подошел к стене напротив нее, возможно, чтобы она не чувствовала заполненность палаты. Он должен был знать, что после всего, что он для нее сделал, она доверила ему свою жизнь.
Он был одет в простую черную футболку и джинсы и, прислонившись к стене, засунул руки в карманы, спокойно рассматривая ее.
Она хотела поблагодарить его – за то, что он отправился на ее поиски, за то, что нашел ее, за то, что накинул куртку на ее спину, за то, что доставил в безопасное место. Она хотела сказать ему так много, но не могла, поэтому просто слегка улыбнулась.
Он мгновение смотрел на ее улыбку, прежде чем заговорить, его тон был таким же нежным, как и тогда, когда он нашел ее.
– Врачи рассказали тебе, что случилось?
Больше она от него ничего не слышала.
Амара кивнула.
– Твоя мама все знает?
Она снова кивнула.
– Они хорошо с тобой обращаются?
Он имел в виду больницу.
Это было почти мило с его стороны спрашивать об этом.
Амара молча кивнула.
– Хорошо, – он оттолкнулся от стены и направился к двери.
Амара, должно быть, издала какой-то звук, потому что он остановился, положив руку на ручку двери, и посмотрел на нее. Она не хотела, чтобы кто-то знал все, кроме ее мамы. Он знал об этом, и она молча умоляла его заверить ее, что он оставит это между ними.
– Я никому не скажу, – тихо сказал он ей, прежде чем выйти за дверь.
Она поверила.
Если он говорит, что будет хранить ее тайну, он ляжет с ней в могилу.
***
Вин вошел в ее палату после ухода Тристана, с пластырем на щеке, где его порезали, и Амара попыталась улыбнуться ему. И впервые она увидела, как ее друг рухнул к ее ногам, снова и снова повторяя «прости».
Амара хотела сказать ему, что это не его вина, что ему не о чем сожалеть, но она просто сжала его руку, пока он не успокоился и не сказал ей, что она восстановится, даже если это убьет его.
Она почти улыбнулась этому.
Теперь, оставшись одна в палате, Амара смотрела в потолок и пыталась не позволить воспоминаниям проникнуть в ее разум. Это было тяжело. Очень тяжело. Она чувствовала себя грязной, будто ее кожа больше не была ее собственной, словно вина, боль и стыд, которые она чувствовала за то, что не было ее виной, никогда не оставят ее в покое.
Было трудно игнорировать воспоминания, но она пыталась. Возможно, доктор была права. Может, разговор с психотерапевтом поможет ей держать демонов на расстоянии.
Дверь в палату открылась, и Амара продолжала смотреть вверх, ожидая, что лекарство снова усыпит ее. Вероятно, это была просто медсестра, приходившая проверить ее жизненные показатели, поскольку она появлялась каждые два часа. После долгой минуты, когда она ничего не услышала, Амара повернула голову в сторону.
И почувствовала, как у нее остановилось сердце.
Данте Марони сидел на стуле в палате, выглядя совершенно разбитым. Галстук у него косо висел, рубашка помята, волосы растрепанны, глаза дикие. У неё перехватило дыхание. Она никогда раньше не видела его таким.
Ее сердце заколотилось, и монитор запищал, подстраиваясь под ритм, смущенно сообщая им обоим, что на нее подействовало его присутствие. Она не хотела, чтобы он видел ее такой, лежащей на больничной койке, раненой и сломленной, а не самой собой. Она даже не знала, кто такая «она». Наверное, хорошо, что сейчас она не могла говорить. Она не имела понятия, что сказать. Воспоминания о нем на протяжении многих лет переплетались с воспоминаниями о вопросах, которые ей задавали о нем, снова и снова, вопросы, на которые она отказывалась отвечать.
Он целует розововолосую девушку – есть ли у него кто-нибудь, кого можно использовать против него?
Он хоронит ее мертвое тело – мы должны сказать ему, что его маленькая подружка здесь?
Он стоит без рубашки ранним утром у своей двери – он говорит с тобой о каких-либо делах?
Он держал ее за руки, спрашивая, что случилось – есть ли у Данте Марони слабость?
Воспоминания следуют за воспоминаниями, связывая, сдвигая, меняя. Амара сосредоточилась на его взгляде, пытаясь укорениться в палате, чтобы не потеряться в своих мыслях. Буря в его глазах сосредоточилась на ней – не на бинтах, не на шее, а на глазах.
Она не знала, что он пытался найти в ней, что он видел в этот момент. Возможно, ее собственный шторм. Она была на расстоянии удара сердца от того, чтобы раствориться в разреженном воздухе, где ее части навсегда потеряются на ветру.
– Они мертвы.
Его голос вернул ее к реальности.
Слова проникли в пространство между ними.
Они были мертвы.
Они. Были. Мертвы.
Мертвы.
Она не знала, как. Она не знала, когда. Ей было все равно.
Они заплатили.
Ее зрение затуманилось.
Что-то грубое, интуитивное застряло у нее на груди.
Они заплатили.
Ее дыхание участилось, губы задрожали от крика, застрявшего в поврежденном горле. Ей хотелось выть в агонии, в оправдание, так громко, чтобы все в мире услышали ее.
Они. Заплатили.
У нее задрожали руки.
Он увидел это. Заметив это, он быстро встал со стула и в три шага подошел к ней. Опустившись на корточки, он взял ее маленькую, завернутую в марлю руку в свою большую, удерживая ее взгляд с такой силой, какой она никогда не чувствовала в своей жизни.
Он посмотрел на ее руки, проследил за бинтами, затем на ее ноги, обернутые в то же самое, прежде чем снова поднять на нее свои темные, дикие глаза.
– Ты не будешь идти по жизни, Амара, – грубо произнес он, каждое слово было клятвой, которая крепко засела в ее сердце. – Ты будешь танцевать сквозь это. И я, блядь, уберу любого, кто попытается нарушить твой ритм. Я обещаю тебе.
Амара почувствовала, как из уголка ее глаза выкатилась слеза, его слова просочились в ее душу, окутывая ее яростным, теплым, защитным коконом.
Она не знала, почему он здесь, или почему чувствовал необходимость оправдать ее, или почему она была достаточно важна для него, чтобы дать это обещание, или почему он сам пришел сказать ей об этом, но в этот момент она была просто девушкой, а он просто парнем, и каким-то образом их разбитые кусочки совпали.
Часть 2
Порыв Ветра
«Как одинокий дом, тебя я жду. Так возвращайся! Жить во мне должна ты! Взгляни: страдают окна от разлуки.»
Пабло Неруда, 100 Любовных Сонет
Глава 8
Данте
20 лет
Это началось, когда она начала избегать его.
Девушка почему-то всегда была там, по бокам. Каждую неделю во время его тренировок с Вином, каждый раз, когда Зия говорила о своей дочери, каждый раз, когда он смотрел на нее, она быстро отводила взгляд. Она всегда была рядом, и Данте никогда не замечал этого, как человек не замечает солнечного света, пока не ослепнет. До тех пор, пока она не отступила. Внезапно он осознал, что ее нет рядом с деревом, осознал, как она меняет курс, если случайно видит его приближение, осознал, как она изо всех сил старается уйти от его присутствия.
Поначалу он списывал это на то, что она преодолела свою влюбленность. Но это продолжалось больше года, прежде чем он понял, что это могло быть что-то другое.
Он пошел навестить Дэмиена и рассказал ему об этом, просто удивляясь, что, черт возьми, происходит, и Дэмиен – его брат, который никогда не смотрел никому в глаза, кроме нее, – сказал: «Может, ты ей больше не нравишься.»
Глядя на нее спящую, на ее юное тело, свидетеля кошмаров, которые она никогда не должна была видеть, но каким-то образом выжила, Данте знал, что она находилась на его шахматной доске. Он все еще не знал, как и какова ее роль, но после всего, что случилось с Рони, он научился доверять голосу внутри себя. Ее смерть научила его никогда больше не бунтовать с посторонними.
И этот голос сказал, что эта спящая девушка очень важна. Год назад это превратилось в настойчивый шепот. Теперь это был рев.
Она была важна, и он не собирался игнорировать это.
Они только что привезли ее домой из больницы, и она заснула по дороге. Данте отнес ее в комнату и положил под одеяло. Он знал, что после смерти Рони стал более подавленным снаружи, идеальный принц для несовершенного Королевства, даже когда восставал внутри. Он просто научился лучше скрывать это.
Похищение Амары потрясло его. Он знал, что с ней было что-то не так в тот вечер на вечеринке, и отпустил ее, несмотря на то, что его интуиция продолжала настаивать, чтобы она рассказала ему. Он отпустил ее, и она была схвачена, жестоко избита, и он нес часть этого на себе. Они искали три дня, когда Тристан позвонил ему и сказал, что нашел ее в нескольких километрах от города.
Данте никогда не забудет тот момент, когда он вбежал в гараж, увидев ее, покрытую синяками, ожогами и кровью, завернутую в куртку Тристана, лежащую на столе. Ярость, которую он ощущал, все еще чувствовал, была черной дырой внутри его тела, всасывающей все в себя, расширяющейся, пока не стала единственной, текущей по его венам. Он спросил Тристана, что с ней случилось, и тот просто велел ему поскорее отвезти ее в больницу. Данте осторожно поднял ее, и она на секунду открыла свои прекрасные зеленые глаза, остекленевшие от боли, но узнавшие его, прежде чем рухнуть ему на грудь с доверием, которое лишило его сил.
Да, она была чертовски важна для него.
Данте откинул волосы с ее лица и, оставив ее дремать, вышел из спальни в уютную гостиную, где увидел свою экономку, стоявшую у окна и смотревшую на улицу.
Данте присоединился к ней, окидывая взглядом опускающиеся сумерки и особняк.
– Кто это сделал? – спросила она после долгого молчания, наконец, когда они остались одни и вдалеке от ушей.
Данте вспомнил допрос, которому он подвергал ее похитителя, пока Тристан жестоко расправлялся со своими приспешниками. Данте потребовалось несколько часов, чтобы сломить его, но он сделал это, с той черной яростью и местью за ту важную девушку с лесными глазами, которая вела его. Единственное, что он получил, было одно имя – Гилберт – до того, как мужчина умер. Тристан и Данте договорились держать это при себе. До тех пор, пока они не узнали правду, они говорили всем, что это была конкурирующая семья, пытающая свою удачу. Хотя это не устраивало его, так как она заслуживала правды, Данте солгал.
– Это была конкурирующая банда. Амара оказалась не в том месте и не в то время.
Зия глубоко вздохнула, прежде чем спросить его:
– Должны ли мы покинуть это место?Какая-то часть меня хочет забрать ее отсюда.
Данте покачал головой.
– Уже слишком поздно. Вы слишком долго здесь живете. Для вас обеих безопаснее оставаться здесь, на территории.
Она смирилась с этим, уже подумав об этом.
– Парень из коттеджа, спасший моего ребенка, – спросила она. – Как ты думаешь, ему понравится, если я буду убираться в его доме?
Данте почувствовал, как улыбка тронула его губы, представив себе, как Тристан видит на пороге дома экономку по материнской линии.
– Да, думаю, ему это понравится.
Она кивнула, повернувшись, чтобы посмотреть на него странными, красивыми зелеными глазами, которые унаследовала от нее ее дочь.
– Спасибо, Данте. Ты не должен был делать ничего из этого для нас, но я благодарна.
Данте положил руку ей на плечо и слегка сжал.
– Ей понадобятся все мы.
Ее мама покачала головой.
– Она ценит всех нас, но все, что ей нужно, – это ее сердце. Амара всегда была сильной, но такой доброй, какой я не думала, что могут быть люди. Раньше я думала, что сила должна быть пресыщена, пока она не научила меня другому. Она сильна, как сильна вода – она не кажется такой, потому что адаптируется, но она может просочиться в самую маленькую трещину и разбить самые большие камни с течением времени. С ней все будет в порядке.
Данте ничего не ответил, потому что не знал ее. Но он хотел узнать эту девушку с бесконечной силой. Он знал, что она была нежной, знал, что она широко улыбалась, знал, что у нее были самые уникальные, красивые глаза, которыми восхищался художник в нем, и он знал, что она, вероятно, не знала своей собственной силы. Он видел, как ломаются крепкие мужчины, видел, как раскалывается их разум, иногда именно он ломал их. Однако три дня, проведенные в руках ее похитителей, с пытками, которым они подвергли ее, не уничтожили ее. Её избили, да, но она все еще была здесь, живой и чувственной, вибрирующая с силой, которую она, вероятно, не осознавала, что излучает.
– Знаешь, это она много лет назад велела мне угостить тебя печеньем, – улыбнулась ее мама. – Я рассказала ей о смерти твоей мамы, и она сказала, чтобы я приготовила тебе сладости. Я никогда не думала об этом раньше. Ты тоже был совсем маленьким мальчиком. И каким-то образом она увидела это. Ее сердце всегда поражало меня.
Данте вспомнил, как Зия впервые пришла к нему с печеньем. Он был удивлен и немного подозрителен, но после последнего укуса почувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние годы.
И она сделала это для него, эта дремлющая, сломленная девушка.
Да, она была важной человеком. Возможно, она всегда была такой, а Данте просто не видел этого. Он только сейчас это понял.
– Судьба всегда плетет свои нити, Данте. Мы просто не видим их, пока не откроем глаза.
Он вспомнил слова матери, улыбку на ее лице, когда она произносила эти слова, глядя на закат. Он не знал, существует ли что-то подобное судьбе за пределами книг. Но стоя там, он чувствовал, как его глаза открываются, тонкие нити тянутся от него и выходят за пределы комнаты, привязывая его к спящей девушке внутри.
***
Данте сидел перед отцом в кабинете, стараясь не выражать никаких эмоций, за исключением легкой ухмылки. Пока он позволял Лоренцо Марони думать, что он на поводке и ведет себя как хороший сын, эта маленькая ухмылка была его средним пальцем для его отца.
– Твоего брата перевезли. В доме произошёл пожар, поэтому они переезжают, – сказал ублюдок, оценивая реакцию Данте.
Если он думал, что Данте ничего не знает о том, что происходит с его братом, то этот человек был глупее, чем он думал.
– Куда? – спросил Данте, откидываясь на спинку кресла.
Как бы он ни ненавидел своего отца, он должен признать, что у этого человека есть стиль. Чем старше становился Данте, тем больше он понимал, что ему нравятся стильные вещи, и этот кабинет был ярким примером этого. Полированная деревянная мебель, соответствующая деревянным панелям за креслом отца, книжная полка в противоположном углу, заполненная книгами, которые он сомневался, что его отец когда-либо читал; окна слева с узорчатыми драпировками, которые каким-то образом сочетались с темой камня и дерева, и огромный письменный стол, доминирований в этом углу комнаты. Вишенкой сверху были маленькие люстры, свисающие с потолка.
Стильный ублюдок.
Данте ненавидел, что получил это от него, по крайней мере, внешне. В глубине души его воспитывала мать.
– В другом месте, – сказал ему Ищейка Марони, держа эту информацию в качестве рычага.
Информация, как учил его отец, ключ. Данте ухмыльнулся, уже на шаг опережая свою игру. Он видел, что ухмылка обеспокоила старика, прежде чем тот стряхнул ее.
– Девушка, она будет проблемой?
Данте почувствовал, как его плечи напряглись при этих словах. Она ни за что не попадет в прицел его отца. У нее уже было достаточно дерьма, чтобы хватило на всю жизнь.
– Я так не думаю, – сообщил ему Данте, как бы невзначай.
За эти годы он понял, что иметь дело с отцом довольно просто – умиротворить его, потешить его эго и позволить ему оставаться самодовольным на своем троне. Это заставляло его не замечать ничего под носом, в то время как откровенный бунт оттачивал его.
– Кто ее похитил?
– Я все еще расследую.
Его отец кивнул.
– Заплати матери и девочке, чтобы они держали рот на замке. Мы не хотим, чтобы наши враги на земле думали, что они могут украсть кого-то из лагеря. Не спускай с нее глаз.
Да, они держали это в секрете. Удивительно, но не многие в подземном мире даже знали о похищении, по крайней мере, насколько ему было известно. Или, может, это было не так уж удивительно. Ее фамилия недостаточно значима. Он слегка нахмурился, пытаясь вспомнить, знает ли он ее фамилию.
Данте кивнул, быстро поднялся с кресла и поправил пиджак.
– Ох, и еще одна девушка входит в круг, – сообщил ему отец, доставая телефон, чтобы показать ему фотографию красивой темноволосой девушки. – Ее отец был солдатом до того, как сложил оружие, и в последнее время она произвела фурор. Ее зовут Нерея. Не спускай с нее глаз.
Данте прищурился, ощущая покалывание. Это было выключено, очень выключено. Его отец не мог позволить девушке вступить в Наряд, только потому что, она «произвела фурор». Его отец не был далеко верующим человеком. Девушки были для него шлюхами. Это абсолютно не соответствовало его характеру, даже если они спали с ним. Они никак не могли пробиться из его постели в Наряд.
Тем не менее он кивнул, вышел из кабинета в коридор и достал телефон. Набрав номер своего единственного партнера, он приложил трубку к уху и вышел из особняка.
– Где ты? – спросил он, как только на звонок ответили.
– Снаружи, – последовал лаконичный ответ Тристана.
Данте закатил глаза.
– Да ладно тебе.
На секунду воцарилось молчание, прежде чем он сказал:
– Линкольн. 205.
В отеле? Какого черта задница Тристана делает в роскошном отеле города?
– Буду там через 20 минут.
Данте закончил разговор и направился к своему черному Рейнджроверу, который купил в тот год, когда сделал себе татуировку на мышцах. Сев в машину, он выехал на длинную извилистую подъездную дорожку, спустился с холма и подъехал к воротам комплекса, охраняемым четырьмя охранниками. Кивнув каждому из них, он выехал из дома со скоростью, которой не должен был, и направился в город, где находился отель.
Вид не переставал удивлять его, зеленые холмы, бесконечное небо, извилистая река и огромный город вдалеке. Черт, он любил это место.
Въехав на стоянку отеля в рекордно короткое время, Данте вышел и поднялся на просторном лифте прямо на второй этаж. Роскошный отель, предлагающие роскошные блюда, был странным местом для его маленького приятеля. Проходя по коридору в комнату, Данте увидел, как девушка бросила на него оценивающий взгляд, в ее глазах читалось приглашение, и он просто улыбнулся ей, продолжая свой путь.
Тристан открыл дверь, прежде чем он успел постучать, и вошел в номер с открытым ноутбуком на кровати.
– И тебе привет, дружище.
Данте закрыл за собой дверь, не отрывая глаз от ноутбука. На экране была черно-белая вывеска ресторана.
– Это ресторан отеля? – спросил он, усаживаясь в кресло, в то время как Тристан сел на кровать. Парень поколебался секунду, прежде чем кивнуть.
Интересно.
Данте сосредоточил внимание на экране, видя, как камера фиксирует конкретный столик, за которым сидели трое мужчин и молодая девушка.
Габриэль Виталио был в городе.
Данте наблюдал, как девушка в очках смотрит в окно. Морана Виталио. Дерьмо.
– Ты блядь, издеваешься надо мной?
Его глаза метнулись к Тристану, удивление заполнило его тело, когда он увидел доказательства прошлого Тристана, брошенное ему в лицо. Он знал кровавую историю с Виталио, но никогда, ни разу не думал, что Тристан будет следить за девушкой. Учитывая его яркую личность, он, вероятно, должен был это сделать.
Тристан не произнес ни слова, просто продолжал смотреть, как девушка, не старше тринадцати или четырнадцати лет, поправила очки на носу и украдкой взглянула на отца, прежде чем снова уставиться в окно. Один из мужчин посмотрел на нее, и у Данте по коже побежали мурашки. Рука Тристана сжалась в кулак.
– Не дай мне убить его, – пробормотал Тристан, и внезапно Данте понял, почему он здесь.
Он здесь, чтобы сдержать его. Наблюдая за подонком, Данте ничуть не возражал.
Через час ужин закончился, и Виталио встали, чтобы уйти. Тристан захлопнул ноутбук, бросил его в сумку, его тело дрожало от напряжения.
– Пошли, – сказал Данте, направляясь к выходу из номера, по коридору, вниз на лифте, в ту сторону, где ресторан выходил в переулок. Заметив человека, который слишком долго смотрел на юную Морану Виталио, они с Тристаном последовали за ним, когда он достал сигарету, чтобы закурить.
Данте держался позади, позволяя Тристану взять инициативу в свои руки и выместить на нем все свое разочарование. Тристан подошел к мужчине сзади и схватил его за голову.
Данте смотрел, как они дерутся, ему самому не терпелось закурить, когда он почувствовал, что за ним наблюдают. Повернувшись в сторону, он увидел человека, прихрамывающего у входа в переулок и наблюдающего за происходящим.
Данте подождал секунду, думая, что он уйдёт, но этого не произошло. Он остался, и смотрел.
