Текст книги "Император"
Автор книги: РуНикс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Что это за взгляд? – тихо спросил он, проводя большим пальцем по ладони ее меньшей руки.
– Со мной будет то же самое? – спросила она своим голосом, не более чем шепотом. – Что я буду вне, пока твой отец не умрет?
Да, она не чувствовала угрызений совести, думая о смерти этого человека.
Данте снова повернулся к потолку, скривив рот.
– Ты помнишь, что я говорил тебе о шахматных фигурах? Что я не знаю, что ты за фигура?
– Да.
Он повернул шею и посмотрел на нее.
– Ты королева на доске, Амара. Ты моя самая сильная фигура, но самая уязвимая. Они поймают тебя, поймают меня, и игра будет окончена. Так что, я сделаю все, что я должен, чтобы они никогда тебя не поймали. Даже если для этого придется на время скрыть тебя, как мой маленький грязный секрет.
Амара сглотнула, ее сердце перехватило горло. Могла ли она так жить?
– Ну тогда, что теперь?
– Теперь мы сместимся, – сказал он ей. – Мы продолжаем жить своей жизнью. Я вожу на свидание одну, две принцесс мафии. Ты приглашаешь двух или одного парня на свидание. Я возьму дело в свои руки. Ты занимаешься своими занятиями и терапией. Любые глаза, наблюдающие за нами, видят, что мы расстались. Но идем домой мы одни. – его глаза горели смотря на ее. – Никто не прикоснется к тебе, Амара, иначе я потрачу много времени, смывая кровь.
– И то же самое касается тебя ? – спросила она, просто желая подтвердить.
– Я не лицемер, малышка, – он убрал ее волосы с лица. – Я не прошу тебя делать то, что я не буду делать сам. Ко мне тоже никто не прикасается, только ты. У меня есть квартира в доме Тристана. Когда мы будем в городе, я буду приходить к тебе. Ни телефонов, ни где-либо онлайн, это все отслеживается. Если мы случайно встретимся днем, ты, тот человек, кого я знал раньше, а я тот, кто разбил тебе сердце. Мой отец никогда не должен почувствовать запах настоящего.
Амара приподнялась на локте, ее сердце колотилось, когда она обрабатывала все, что он говорил. Он не отказался от них, просто играл со всеми, как мастер-манипулятор, которым он являлся. Могла ли она доверять ему, чтобы он не играл с ней?
– А есть золотая середина всего этого? Если ты возбудишься?
Он держал ее челюсть рукой, жест такой властности, что огонь лизнул ее кости.
– Тогда я возьму в кулак свой член и буду воспоминать, насколько узкой ощущалась твоя киска, и доведу себя до оргазма. – другая его рука скользнула вниз по ее телу, обхватив между ног, тепло его ладони резко контрастировало с ее влажностью. – Все просто, малышка. Я не раб своих желаний, это они мои рабы.
Амара обработала это, глядя на искренность и открытость на его лице, которые она редко видела, чтобы он показывал кому-либо в течение долгого времени. Он довел до совершенства маску обаятельного, легкомысленного, легко недооцениваемого мужчины. Когда он был обнажен, она могла видеть, как много он скрывал, манипуляции, проницательность, искренность.
Его взгляд скользнул по ее лицу.
– Я предлагаю не то, что ты заслуживаешь, но ради твоей же безопасности я не могу дать больше, чем это прямо сейчас. Я даже не знаю, когда смогу предоставить тебе то, что ты заслуживаешь. Для этого нет графика, так что будет непросто. Но ты должна сделать выбор. Если ты этого не хочешь, скажи мне сейчас. Я уйду и буду держаться подальше, и тебе больше никогда не придется со мной иметь дело.
Она этого не хотела. Она хотела его. Она хотела будущего с ним, даже если не знала, как оно выглядит. Это риск, и если это приведет к обратным результатам, Амара не думала, что сможет оправиться от этой потери.
– А если я хочу этого? – мягко спросила она его, обхватив его запястье пальцами, чувствуя его ровный пульс под своей ладонью. – Что тогда? Что мы делаем сейчас?
– Мы пока прячемся в тени. – Данте улыбнулся ей, той самой, от которой у нее в животе всегда порхали бабочки, и прошептал ей в губы: – Так ты играешь со мной, моя королева?
Амара посмотрела в глаза мужчине, которого любила, увидела, что та же самая любовь отражается в нем, и решила их судьбы.
– Да, я в игре, мой король.
***
Они занимались любовью еще раз перед восходом солнца.
Амара проснулась и увидела, что он одевается, ее горло сжалось, хотя сердце ощущало радость. Она увидела, как он погладил головку Лулу и подошел к ней, опираясь руками о ее лицо.
– Я должен ехать, – сказал он ей, его глаза были мягкими, а губы распухли от их поцелуев.
Амара кивнула.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее губы, затем на долгую секунду прижал их лбы вместе.
А затем выпрямился и вышел, оставив ее в постели с улыбкой на лице и надеждой в сердце.
***
Дни превратились в недели.
За первые несколько недель он приходил к ней пять раз. Она окутала их своими воспоминаниями.
Она чаще видела его в Интернете, иногда лично, иногда с девушками. Она игнорировала это, как он просил.
Это разбило ее маленькие кусочки.
***
Недели превратились в месяцы.
Она закончила школу с ускоренными классами, поступила на магистратуру, начала свое терапевтическое обучение. Полюбила книги, разговаривала с Лулу, продолжала терапии. Утром обнимала своих демонов, днем росла, а ночью находила удовольствие в своем теле.
Он приходил много раз.
Он уходил каждый раз.
Разбивание, разбивание, разбивание.
***
Месяцы превратились в годы.
Вместе с ним она отметила свой двадцать второй день рождения.
Она закончила ускоренную степень магистра, получила докторскую степень и тщательно и изучала себя. Она разговаривала с мамой через день, поддерживала связь с Вином и Нереей и время от времени заходила в пентхаус Тристана.
Он начал проводить с ней по несколько дней, рискуя всем ради неё.
Ему каждый раз приходилось заставлять себя уезжать, откладывая все на следующий раз.
Разбивание, разбивание, разбивание.
***
Прошло шесть лет.
Благодаря своей профессиональной эволюции и личной терапией, двадцать пять постучалось в ее дверь с расцветающей уверенностью. Она получила докторскую степень, начала свой бизнес, обзавелась новыми клиентами, переехала в квартиру, которую купила сама. Она ходила на свидания, прикрывала шрамы, носила каблуки и возвращалась домой одна.
Иногда она чувствовала себя слабой, ожидая его. В другие дни она чувствовала себя сильной, ожидая его. Монета продолжала переворачиваться, единственная постоянная ее растущая любовь к нему и его сводящая с ума любовь к ней.
Он поднялся по служебной лестнице, стал настоящим наследником престола, и Амара чувствовала гордость.
Он никогда не касался другой девушки, все его сердце, тело и душа принадлежали ей, и Амара чувствовала себя любимой.
Он любил подходить к ней, обнимать ее долгие минуты, будто его руки были голодны.
Он ненавидел оставлять ее, прижимаясь лбом к ее лбу, а ее глаза горели.
Они спрятались в тени.
Разбивание, разбивание, разбивание.
***
Шесть лет превратились в семь.
Они стали корнями дерева, похороненными глубоко под землей, вне поля зрения, сплетенными вместе, укрепляя друг друга, ослабляя друг друга, принимая всю любовь как питание, храня ее в тайных местах. Все это время в ожидании, когда дерево, которое было жестоко срезано, снова пустило ростки.
Потребовалось время, чтобы леса выросли, царства построились, а империи существовали. Там, где ломался один, лепился другой, занимая его место.
Они были любовниками и друзьями, незнакомцами и знакомыми, все это, ничего из этого.
Они просто были.
Ожидая.
Разбивание, разбивание, разбивание.
Ее изгнание никогда не закончится.
Они никогда по-настоящему не начинались.
Но империям требовалось больше времени, чтобы сломаться, чем людям, и они медленно распадались.
ЧАСТЬ 3
Шторм
(Настоящие Дни)
«Ад бывает раем, коль от руки любимой умираем.»
Уильям Шекспир, Сон В Летнюю Ночь
Глава 13
Амара
Она поняла, что что-то не так, как только увидела его у своей двери посреди дня. Он никогда не приходил к ней днем.
– Данте...
Его рот оказался на ее губах, прежде чем она смогла произнести что-то еще, настойчивость в его поцелуе, наполнила ее кровь, его вкус после недель без встреч стал афродизиаком в ее венах. Она не виделась с ним с той ночи, когда они поссорились из-за того, что она рассказала Моране правду о Тристане. Он пришел к ней в ту ночь, они оба были в настроении, и всю ночь он трахал ее в гневе, который перешел в изнеможение.
Он завёл ее в новую квартиру, ту, которую она купила себе три месяца назад, – толкнув дверь ногой, повернув ее, чтобы она с силой прижалась к ней. Ее равновесие пошатнулось на каблуках, каблуках, которые она полюбила из-за того, насколько уверенно они заставляли ее чувствовать себя, а также потому, что каждый раз, когда она надевала их, это напоминало ей тот первый раз.
Прежде чем она смогла перевести дыхание, он оказался на коленях, ее ноги оказались на его широких плечах, трусики превратились в кусок ткани в его руках, разорванных и выброшенных, а его рот оказался между ее ног.
Мужчина, который поедает свою девушку исключительно ради своего удовольствия, относился к другому типу опасностей, а Данте Марони был самым опасным из всех. За все годы, что они занимались этим, Амара потеряла счет времени, сколько раз она просыпалась с его ртом между ее бедер, сколько раз он наклонял ее, чтобы попробовать ее на вкус, сколько раз он прижимал ее к стене, чтобы поцеловать ее киску. Он делал это только по той причине, что ему это нравилось, и он пристрастил ее к своему искусному рту, восхищаясь ею свиданием за свиданием, оргазм за оргазмом, час за часом, просто потому, что он мог.
Ее киска знала его, узнавала его и за несколько секунд промокала насквозь. Амара прижалась головой к стене, его руки были единственными, которые удерживали ее в вертикальном положении, и она увидела, что Лулу с любопытством наблюдает за ними из дверного проема.
Сдавленный смешок вырвался из нее, закончившись стоном, когда он погрузил свой язык внутрь нее, его рука обвилась вокруг ее бедра, касаясь клитора. Блядь, он был хорош. Чертовски хорош.
Амара прикусила губу, прижимаясь к его рту, преследуя свое удовольствие, не стесняясь желания своего тела после стольких лет с ним. Иногда она все еще чувствовала укол вины за то, что никогда не рассказывала ему о масштабах своего нападения или о том, как оно все еще влияло на нее, как она все еще просыпалась несколько ночей в поту, в мгновении ока от крика и как Лулу, ее сладкая любящая Лулу, выросшая до своего полного пушистого тельца, всегда забиралась ей на грудь и начинала мурлыкать, как мотор, успокаивая ее, как ее большие зеленые глаза смотрели на Амару.
– Лулу наблюдает за нами, – сказала она ему, теребя его за волосы.
– Пусть смотрит, – прорычал он, глядя на нее, и вид его стоящего перед ней на коленях, заставил её растаять. – Пусть смотрит, как я собираюсь жестко трахнуть ее маму у двери.
О мой.
С этими словами он выпрямился в полный рост, каким-то образом увеличиваясь на несколько сантиметров, становясь шире, мощнее, все еще возвышаясь над ней. Данте Марони в детстве был ее безответной любовью; Данте Марони, как мужчина погубил ее.
Его руки легли ей под задницу, когда она расстегивала его брюки, доставая его твердую, знакомую длину, чувствуя, как тяжелый вес пульсирует в ее ладони. Он легко поднял ее, прижался к ней и вошел домой.
Домой.
Он ощущался как дом.
Амара почувствовала, как ее глаза загорелись, и закрыла их, ее тело содрогнулось от удовольствия соединиться с ним, сердце рыдало, зная, что он уйдет позже. Она не должна продолжать это делать. Она не могла остановиться.
Его рот обнял ее, ее вкус на его губах заставил ее сжаться вокруг его члена, поцелуй был влажным, неряшливым, идеальным. Он слегка вышел, прежде чем вонзить свой член внутрь, ее стенки порхали вокруг него, приветствуя, крепко сжимая его, удерживая.
– Скучал по тебе, – он прижался лбом к ее лбу, его глаза темные и тяжелые смотрели на нее. – Я так чертовски скучал по тебе, грязная девочка.
Амара почувствовала ком в горле.
– Я тоже скучала по тебе, – прошептала она, и его глаза заблуждали по ее лицу, словно запоминая ее, пытаясь проследить, не изменилось ли что-нибудь с тех пор, как он видел ее в последний раз.
В последний раз, когда они находились в одном месте, у них произошёл накал страстей, и она назвала его трусом из-за разочарования, что застряла в одной с ним петле, потому что он либо не двигал их вперед, либо не говорил ей. В ту ночь они мало разговаривали.
– Мне очень жаль, – пробормотала она, заметив его темные брови, широкий лоб, сильный нос, бритую челюсть, опухшие губы и его волосы, которые обычно были зачесаны назад, и падали вперед, когда он трахал ее.
Она впитала в себя каждую его часть, видя, как сильно он изменился физически по сравнению с десятилетием назад, от двадцатилетнего парня, который укоренился в ее жизни, до тридцатилетнего мужчины, которым он стал.
Она знала, что он понял, что она имела в виду. Но что-то было не так. Его глаза были слишком темными, слишком тяжелыми. Она провела достаточно времени, изучая в них коричневые оттенки, как солнечный свет попадает в каждую пятнышку, превращая их в полированное золото; как ночь превращает их в черные дыры, всасывая в себя все, что они видели. Она знала его глаза, как шрамы на ее запястье, каждый кусочек запомнился, отпечатался в ее сердце.
– Данте, – прохрипела она.
Он поцеловал ее, заставляя замолчать любые вопросы на ее губах, ускоряя темп, поднимая ее выше, так что он поразил это волшебное место глубоко внутри нее, повернув ее жидкость в своих руках. Откинув голову назад, она схватила его за плечи, пока он целовал ее шею, облизывая ее шрам, как он любил, его рот разбивал ей сердце. На протяжении многих лет он целовал каждый сантиметр ее тела, видел все ее физические шрамы и растирал их с любовью, как если бы они были прекраснейшими знаками храбрости. Это были ее золотые жилы, как он много раз говорил.
Потерявшись от удовольствия, Амара почувствовала, как начало покалывать пальцы ног, жар обжигал основание позвоночника, когда трение загоняло ее все глубже и глубже в бездну.
– Блядь, твоя киска проголодалась по мне, – пробормотал Данте, его собственное удовольствие развеяло грязные мысли в его голове. – Она скучала по мне, не так ли?
– Да, – выдохнула Амара, пытаясь оттолкнуться от него, но он удерживал ее на месте, врезаясь в нее, дверь за ее спиной тряслась с каждым толчком.
– Черт возьми да, – он лизнул линию ее шеи, кусая ее пульс, посылая искры экстаза через кровоток. – Такая возбужденная, что капаешь на меня.
Грязно говорящий Данте был ее криптонитом. Она сходила с ума, когда он так говорил.
– Что ты собираешься с этим делать? – бросила она вызов, намеренно сжимая стенки, когда он снова вошел в нее.
В отместку он укусил ее за челюсть.
– Завладеть этой киской, – выдавил он, меняя угол и скорость. – Завладеть тобой. Трахать всю тебя. Так глубоко, что ты от меня не отделаешься.
На это есть все шансы.
Она прикусила губу, когда он поднял ее выше, взяв ее затвердевший сосок в рот через платье, влажная ткань терлась о ее чувствительную плоть. Ее нервы загорелись.
– О, Боже, – захныкала она, ее голос был напряженным, когда он снова ударил ее по точке G, и она взорвалась вокруг него, задыхаясь, ее стенки сжимались, сжимали его, ее тело дрожало, когда он продолжал толкаться внутрь и наружу снова и снова.
– Вот так, – простонал он, уткнувшись лицом в ее шею, его движения стали грубыми. – Трахай, мой член, детка. Пропитай меня своими соками блядь. Отметь меня.
Она продолжала получать оргазм, когда он задевал ее точку, снова и снова, прежде чем взорвался внутри нее, пропитывая ее стенки своим семенем, проникая так глубоко, как только мог.
Они оставались в таком положении в течение нескольких секунд, переводя дыхание, интенсивность переживания все еще заставляла ее дрожать, когда он оставался в ней, его лицо находилось на ее шее, прижимая мягкие, сладкие поцелуи к ее коже. Именно поэтому она так много лет ждала его. Месяцы разлуки растворились в моментах связи, такой истинной, такой грубой, такой чистой, что она знала, что никогда не будет иметь его снова. Для нее не было другого Данте, и она знала, что для него не было другой Амары.
Он поднял голову, обнял ее лицо, его глаза скользили по ней.
– Мне тоже очень жаль. Я должен идти.
От резкости ее сердце упало. Она ненавидела, когда он уходил, и, честно говоря, она немного ненавидела его за то, что он уезжал каждый раз, даже если она это понимала. Однако обычно он оставался немного дольше. Она не понимала, что вызвало этот быстрый уход.
И она увидела что-то в его глазах, чего никогда раньше не видела. Страх.
Это остановило ее.
– Данте...
– Попроси меня поцеловать тебя, Амара, – скомандовал он, чего он не говорил ей целую вечность, его глаза такие тяжелые, такие темные, его зрачки и радужная оболочка сливались, образуя черную дыру, вбирая в себя все, чем она была.
В ее ушах зазвенели предупреждающие колокола.
– Поцелуй меня, – сказала она ему, и он схватил ее за лицо, притянул, прижался губами к ее губам в самых мягких и душевных поцелуях, которые когда-либо ей дарил.
Он не отрывался в течение долгой минуты, прежде чем вырваться из нее, отстраниться и поправить свой костюм.
Амара молча смотрела, как он ушел так же быстро, как и пришел. Как буря без предупреждения, он ворвался внутрь, потряс ее основы, разрушил все внутри нее и оставил ее стоять в гостиной с, вероятно, травмированной кошкой, засосами на шее и мокрой киской.
***
Две недели спустя она получила новости. Две недели спустя она увидела новости.
Данте Марони был мертв.
Глава 14
Данте
Она исчезла.
Он пошёл на это ради нее, ради них, а она, черт возьми, исчезла. Боже, он не мог дождаться, когда вернётся, чтобы самому найти ее.
Данте натянул кепку на голову, тоскуя по ощущению часов на руке и костюма на теле. Футболка, хоть и мягкая, на публике была не совсем про него. Но в этом то и дело.
Данте Марони был мертв, и был призраком. В течение многих лет он стремился к этой позиции, работая над этим изнутри. Наконец-то шкаф любимого отца открылся, и монстры, которые находились внутри вонзили в него свои когти.
Он не хотел инсценировать свою смерть, но все это достигло определенного апогея после телефонного звонка от человека напротив него
– того самого чудака, который наблюдал за ним и Тристаном много лет назад. С густой бородой и карими глазами, на сто процентов отражавшими Морану, этот человек показал ему истинное зло своего отца.
В течение многих лет Данте знал, что в этом бизнесе есть нечто большее, но он так и не смог этого добиться. Только после того, как поиск похитителей Амары привел его к названию.
Синдикат.
Он помнил это название. И когда Морана раскрыла то же имя в поисках следов пропавших без вести детей двадцать лет назад, он насторожился.
Но Синдикат был призраком – о нем никто ничего не знал, не слышал, никто даже не имел понятия, что он существует. Так что, чтобы поймать призрака, он перешел на другую сторону и сам стал им.
Мужчина передал ему конверт. Он не знал имени мужчины, никогда не знал, но вскоре после освобождения своего брата и изгнания Амары, Данте связался с ним. С тех пор они работали вместе, захватывая империю его отца по частям, с окраин, готовя всю систему к захвату на его условиях, хотя Данте был удивлен, что до не дошло, что этот мужчина подставил Тристана, украв коды. Но мужчина попросил Данте не сообщать им об этом, и хотя Данте обычно не соглашался, он был отцом Мораны. Так что Данте это уважал.
– Это тот самый адрес? – спросил Данте, все глубже погружаясь в тень бара в Тенебре, где крутились худшие из людей, которые пили дешевую выпивку и находили более дешевую киску.
Никто в мире не узнал бы его здесь, ни с его бородой, ни в кепке, ни в свободной одежде.
– Да, – ответил мужчина, потирая колено, которое, как знал Данте, болело из-за его отца.
Жнец был сильным человеком, способным пережить то, что он сделал, и так же жить, просто чтобы защитить своего ребенка, который даже не знал о его существовании. А Данте полюбил Морану, поэтому понимал, что это сильно ударит по ней. Но, тем не менее, он уважал силу, а самый сильный человек, которого он знал, витал в воздухе.
Где, черт возьми, она была?
– Твой ход, – продолжил мужчина, тихо говоря, несмотря на шум в помещении. – У меня есть информация, что там будут два члена Синдиката. У всех между большим и указательным пальцами вытатуирована маленькая буква S. Найди их. Подружись с ними или допроси, это твое дело.
Он кивнул.
Он собирался проникнуть в Синдикат, призрачную организацию, которой не существовало. Он не знал, кто все в этом замешан, и что именно они делали, но, черт, если он позволит этому дерьму управлять шоу в его городе, пока он захватывает власть. Его отец, как предположил Данте, либо каким-то образом сотрудничал с организацией, либо выполнял их приказы. Он не участвовал, потому что у него не было татуировки на руке, и Данте проверил.
– Возьми подкрепление. Несколько человек, – сказал ему Жнец, его карие глаза с серьёзностью смотрели на Данте, старше, опытнее.
Данте знал, что однажды этот человек убьет его отца, и, честно говоря, если кто-то и заслуживал смерти этого мудака, то только он.
– Я возьму Тристана, – снова кивнул Данте, по привычке бросив немного наличных на стол, и встал, опустив голову, и вышел из бара.
Это искусство, сливаться с толпой и тенями, особенно с его ростом и телосложением. Подойдя к тротуару, Данте начал идти по темной улице, отправляя Тристану сообщение с адресом и временем через одноразовый телефон, зная, что он придёт.
В то время как подросток Тристан был бушующей бурей, взрослый Тристан превратился в затишье. Одного его было достаточно, и Данте доверил этому ублюдку присматривать за ним. Тристан все еще с трудом терпел его, но он любил Амару, и знание того, что Амара любит его жалкую задницу, было в его пользу. К тому же, к счастью, любовь Мораны к Данте смягчила его до такой степени, что теперь Данте мог пошутить, а Тристан просто вздохнёт и забудет об этом. Вздох. Мужчина не вздохнул. Но Данте знал, что любовь, – и хороший секс – к женщине своего сердца делает для мужчины. Он знал это много лет, выжил из-за этого, нашел силы в самых темных безднах ада из-за этого, из-за нее.
Амара.
Десять лет назад Данте влюбился девушку, которой она была. Теперь он восхищался
женщиной, которой она стала.
Он видел ее, каждый раз видя, как она врастает в ее кожу, светится шрамами, становится женщиной, которая однажды станет править рядом с ним.
Данте никогда не знал, что мягкость и сила могут сосуществовать в таком равновесии до нее. Несмотря на то, через что она прошла, через какой ад, то, как она боролась с демонами в своем разуме, у нее все еще оставалась любовь к жизни, которая лишала его человека. Самая щедрая из сердец, самая стальная из шипов, Амара была женщиной красоты, кровавой воительницей, королевой шрамов.
И он был чертовски счастливым ублюдком, что она чувствовала к нему хоть каплю привязанности, достаточную, чтобы дождаться его обещаний, даже если это причинит ей боль.
Большинство людей не были способны на такую любовь, отдать так много, не потеряв себя. Тем не менее, она была способна. С ним, с ее кошкой, с Тристаном, а теперь и с Мораной. Амара отдавала всё ради них.
Он оставил эту кошку Лулу, – что это за имя Лулу черт возьми? – возле ее квартиры сразу после изгнания Амары, думая, что может отпустить ее и держаться от нее подальше. Он не хотел, чтобы она была одна, и каким-то образом, зная, что у нее есть спутница в виде кошки, которую он ей подарил, заставило его почувствовать себя ближе к ней. Хотя Амара все еще не знала, что Лулу была подарком от Данте. Она говорила, что Лулу была ее чудом в то время, когда она нуждалась в ней больше всего, и Данте позволил ей поверить в это. Одному из них нужно продолжать верить в чудеса.
Где ты, малышка?
Блядь, он скучал по ней. И ему не стыдно было признать, насколько он безмерно влюблен в нее. Если и было что-то, чему научила его мама в самом начале его жизни, так это эмоциям и тому, что чувства сильны. И человек, который отрицал их из-за порочного чувства социальной нормы, был глупцом. Не было ничего более сильного, чем эмоции, и Данте стал свидетелем этого. Ненависть к отцу, месть за мать, справедливость к брату и Рони, и любовь к Амаре – все это чистые, неподдельные эмоции в его жилах, заставляющие его планировать, строить заговоры и захватывать кусок за куском.
И спустя годы он постепенно приближался к своей кульминации.
***
Адресом был фермерский дом в восьмидесяти милях от города, в глубине страны, зарегистрированный на имя некоего Алессандро Вилланова. Данте понятия не имел, кто этот мужчина, но когда они с Тристаном вошли в собственность, его глаза обратили внимание на простой внешний вид. Слишком простой. Это дом, мимо которого можно было проехать по шоссе, даже не взглянув на него. Данте знал, насколько обманчивым может быть внешний вид, и эти простые серые стены должны были вести в заблуждение.
– Скажи, что у тебя плохое предчувствие по этому поводу, – пробормотал Данте молчаливому Тристану, чувствуя, как внутри все переворачивается.
Челюсти Тристана сжались. Ответ был ясен. Теперь он верил своим чувствам. Если его чутьё подсказывало, что что-то не так, значит, что-то не так. Они крались среди теней с оружием в руках, готовые атаковать или защищаться по мере необходимости.
Звуки, доносящиеся из комнаты, заставили их обменяться взглядами, прежде чем они осторожно подошли к ней. Безупречно работая вместе в течение многих лет, они хорошо синхронизировались. Кивнув на счет «три», Данте медленно протянул руку и толкнул дверь, его сердце было спокойным, но желудок опустился вниз.
Он и Тристан наблюдали за четырьмя взрослыми в комнате, и внезапно Данте точно понял, что такое Синдикат.
Дети.
***
Тристан ударил кулаком по уже распухшему лицу мужчины. Данте стоял в стороне, позволяя ему выплеснуть свою ярость. Данте знал, что увидев девушку, рыжеволосую девушек в том месте, в этом положении, множество демонов закружились в голове Тристана.
Они наткнулись на эту сцену, и Данте впервые увидел, как лицо Тристана исказилось, зная, что его собственное отражало то же самое. Хотя они были убийцами и монстрами, существовали некоторые границы, которые они никогда не могли даже вообразить пересечь. То, что они увидели, было по-настоящему чудовищно.
Каким-то образом они схватили первого ублюдка, который вышел из комнаты, ублюдка с татуировкой S на руке, и привели его на один из своих складов для допроса.
Если судить по ударам Тристана, он не сможет ни говорить, тем более давать какую-либо информацию. Пора вмешаться.
Выбросив сигарету, Данте положил руку на плечо молодого человека.
– Я возьму его на себя.
Он посмотрел на человека, которого считал братом, человека, который находился на грани потери своего дерьма. Данте знал, что каждый день, проходивший без каких-либо новостей о Луне, давил тяжёлым грузом на его плечи.
– Возвращайся к Моране, – тихо сказал он Тристану, не беспокоясь о том, что их пленник слушает. Он все равно не выберется живым. – Побудь с ней. Я разберусь с этим ублюдком.
Тристан заколебался, прежде чем кивнул ему и вышел из склада.
Данте схватил стул и развернул его, усаживаясь перед ублюдком, желая, чтобы он мог отвести его в подвал для допросов на своей территории. Там была лучшая инфраструктура. Что ж, он будет импровизировать.
Вынув еще одну сигарету, потому что это чертовски напряженная ситуация, и ему нужно было сохранять как можно больше спокойствия, Данте медленно закурил, не сводя глаз с парня. Темноволосый, среднего телосложения, обычно одет, он мог сойти на улице за простого парня.
Он молчал, просто курил и смотрел на него. Это была его основная тактика. Люди всегда недооценивали, насколько мощным может быть овладение тишиной, особенно потому, что люди всегда пытались заполнить ее. Это тактика психологической пытки – одна из любимых приемов Данте и которую художник в нем ценил, – потому что это позволяло воображению разрастаться. Убил бы он их? Как бы он это сделал? Пулей, ножом или веревкой? Будет ли он их пытать? Переломает кости? Выдернет ногти? Или что-нибудь похуже?
Это было его любимое, потому что прежде, чем он успевал задавать им вопрос, они достаточно испуганно дрожали, показывая ему трещину. А затем Данте приставлял гвоздь к трещине и забивал, колотил, пока она не расколется.
Он глубоко затянулся, позволяя эмоциям закипеть под кожей, наблюдая, как лицо парня показывает волнение.
– Чего ты хочешь?
Трещина.
Данте просто сидел и пристально смотрел на него. Он знал, что это их напугало, этот здоровенный мужчина просто спокойно курил, без ответа, без сумасшедшего взгляда, ничего.
