Текст книги "Император"

Автор книги: РуНикс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

           Он повернул шею, пронзив ее своими темными глазами, его голос был полон убежденности.

           – Мы найдем больше детей, больше мальчиков и девочек в разных условиях. Мы не знаем сколько. Их нужно будет восстановить. Им понадобится помощь, физическая, которую я могу организовать, но также и моральная, что является твоей сильной стороной. Мы можем подарить им шанс на жизнь, Амара. Мы можем оставить наследие в этом богом забытом месте. Так ты со мной в игре, моя королева?

           Амара посмотрела на невинные жизни, омраченные этой вспышкой тьмы, и чувствовала, как ее сердце сжалось. Она знала, как много нужно от души, чтобы просто выжить, несмотря ни на что. Она знала боль, потерю и силу воли. И она знала, что не стояла бы там без помощи, которую ей оказали. У нее не было другого выхода.

           Обернувшись к мужчине, которого она не только любила, но и чувствовала искреннюю гордость за то, что в ту же секунду назвала своим, она дала ему свой ответ.

           – Да, я сделаю это, мой король.

           Да начнется игра.

                                          ***

           Было поздно, когда фельдшеры и полиция уехали. Амара осталась, когда появились двое парней из социальных служб, помогая им сориентироваться в судьбе двух детей в больнице, гарантируя, что им также прописали какую-то форму консультирования для их опыта.

           Она начала спрашивать то же самое о ребёнке, который сидел с Тристаном, когда Морана едва заметно покачала головой. На время сохраняя это, Амара шла с ребятами, пока они брали других мальчиков на встречу со своими опекунами. Но когда все ушли, остались только она, Данте, Тристан, Морана и этот ребенок.

           Амара подошла к Данте, когда он сел на ступеньки и смотрел на нее. Он раздвинул ноги и втянул ее между собой, уткнувшись лицом в ее живот, бормоча слова таким низким тоном, что она не могла расслышать. Она провела пальцами по его волосам, ощущая мягкость прядей, ощущая тепло его дыхания на своем животе, и просто держала его, пока он держал ее, черпая силу из ее присутствия.

           Он потянул ее за бедра, когда она села к нему на колени, и прижался лицом к изгибу ее шеи, вдыхая ее запах. Амара почувствовала, как ее сердце пропустило удар, как всегда с ним, и прижала его к себе, не отрывая глаз от ребенка, который заснул, положив голову на колени Тристана. Она видела, как он смотрел на Морану, видела, как они молча разговаривают, и видела, как Морана наклонилась и слегка поцеловала его в губы. Иногда все это пугало Амару, то, как Тристан позволил Моране так близко войти в свое пространство. Он подхватил свою женщину на руки и встал, движение привлекло внимание мужчины, держащего ее.

           Данте посмотрел на них в сторону, крепко прижимая к себе Амару.

           – Вы, ребята, возвращаетесь?

           – Да, – ответила Морана, вынимая из карманов ключи от машины. – Маленький Ксандер уснул, и Тристан хочет поговорить с ним еще немного. Мы подумали, что заберём его с собой и разберемся во всем позже.

           Данте кивнул ей, обменявшись взглядами с Тристаном.

           – Дай мне знать, если тебе нужно что-нибудь понадобится.

           Тристан кивнул, неся Ксандера на руках к машине, на которой приехала Морана. Он уложил Ксандера на заднее сиденье, сел на пассажирское, в то время как Морана села за руль, и, помахав им, они уехали.

           – Сколько ты ставишь на то, что они оставят себе ребенка? – голос Данте заставил ее посмотреть вниз, его рука собственнически легла ей на живот.

           Амара пожала плечами.

           – Посмотрим, что из этого выйдет.

           Данте слегка ей улыбнулся и, прежде чем она успела вздохнуть, встал с ней на руках, заставив ее тихонько взвизгнуть и схватить его за плечи. Сердце бешено колотилось, она смотрела, как он посадил ее в вездеход, подбежал к водителю и сел в машину, выехав из жуткого места.

           – Это место было таким жутким, – пробормотала Амара, наблюдая, как оно становится меньше в зеркало заднего вида. – Как человек Мораны из аэропорта вообще узнал об этом?

           Данте на мгновение задумался, выводя их из леса на грунтовую дорогу, пересекающую открытые поля.

           – Он, Человек Тень.

           Амара повернулась, чтобы взглянуть на него, увидев, как полный лунный свет льется через лобовое стекло, отбрасывая мягкое романтическое сияние на его лицо. Она подумала о том, что он сказал, добавив к этому то, что знала, и согласилась.

           – В этом имеется смысл. Вот почему она никогда его не видела.

           Машина дёрнулась, когда Данте повернул руль, вернув их обратно на шоссе.

           – Он был там сегодня вечером.

           Ее брови поднялись ко лбу.

           – Ты видел его?

           – Нет, – покачал он головой. – Но он был там. Один из сбежавших парней был найден нашими людьми в лесу, привязанным к дереву, с запиской на груди.

           – С какой запиской?

           Данте взглянул на нее.

           – Там было сказано «хорошая работа». Он хотел, чтобы мы нашли это место. Он практически кормил нас этим с ложечки.

           – Он играет с вами, ребята, – предположила Амара, включив обогреватель, когда по ее спине пробежал холодок. – Но почему?

           Данте промолчал. Они проехали несколько километров в тишине, прежде чем Данте снова заговорил.

           – Альфа мой сводный брат.

           Это заставило Амару резко повернуться к нему.

           Данте рассказал ей о своем посещении резиденции Альфы, об обнаруженной им информации, о трагедиях, которые его отец устроил для жизней людей. Он рассказал ей все, в том числе то, что он не знал, полностью ли доверяет этому человеку или нет. Они приближались к городу, дороги все еще оставались темными и пустыми.

           – Он был мил со мной, – напомнила ему Амара.

           – Он хотел трахнуть тебя, – поправил Данте, стиснув зубы.

           Амара почувствовала, как у неё вырвался смешок.

           – Это было бы забавно, учитывая, что вы братья. Я бы почувствовала себя скандальной.

           Прежде чем она произнесла последнее слово, Данте подъехал к обочине дороги, и выключил машину. Он расстегнул ее ремень безопасности, отодвинул свое сиденье и притянул ее к себе, заставляя ее сердце забиться в груди.

           – Повтори это еще раз, – выдавил он.

           Амара почувствовала что улыбается, когда устроилась над ним, ее бедра оседлали его бедра, положив руки на его грудь.

           – Ты ведёшь себя нелепо.

           Одна его рука обхватила ее полную грудь, а другая потянулась к ее заднице в захвате, который был не чем иным, как территориальным. В лунном свете его темные глаза блестели, как необрезанный обсидиан, рожденный пламенем, остывшим на ветру. Его мужской запах, тот одеколон, который она полюбила с тех пор, как впервые почувствовала его, проникал в закрытые помещения машины. Он овладел ее чувствами, зрением, звуком, запахом, осязанием – и она упивалась этим, ее сердце колотилось, но желание клубилось в ее животе в известном предвкушении. Это было не так, как было вначале. Их желание тогда было лесным пожаром, неизвестным, неожиданным, необузданным. Нет, теперь это была растопка, костер посреди снежной пустыни, растапливающий мороз, согревающий кости, освещающий тьму. Раньше они были вместе сто раз и будут вместе еще столько же.

           Учитывая все это, все годы и соприкосновения между ними, его рука, держащая ее грудь и задницу, посылала жар, пробегающий по ее позвоночнику, такой знакомый, такой восхитительный, желанный. Амара преуспевала в желании этого человека; она еще больше преуспела в желании его. В течение долгого времени после нападения она чувствовала себя нежеланной, не зная, найдет ли она когда-либо сексуальное удовольствие в своей жизни или избавится от стыда, если сделает это.

           Данте познакомил ее с искрой тепла еще мальчиком и научил справляться с этим как мужчина. Он был ее первым увлечением, ее первой любовью, первым поцелуем, первым любовником, которого она впустила в свое тело, ее первым всем.

           Но они также провели все эти годы, любя друг друга на расстоянии, за сотни километров, страстно желая и нуждаясь, но никогда не имея достаточно, любя в тени. Хотя было действительно смешно, что он чувствовал какую-то неуверенность в ней, она также это понимала. Их корни были крепкими, но дерево было срезано, и теперь начали расти новые листья. Чтобы они стали сильнее, потребуется время и забота.

           Она наклонилась к нему ближе, поцеловав уголки его губ.

           – Ты биение моего сердца, Данте.

           Его рука сжала ее задницу.

           – А ты мое. – он прижался лбом к ее лбу. – С нами все будет в порядке, правда? С этой жизнью, с ребёнком, друг с другом?

           Амара потерлась носом о его нос.

           – Все будет хорошо. Мы будем вместе. Вот что важно.

           – И ты будешь любить меня, когда я буду старым и седым?

           – Ты знаешь, что буду. Но ты будешь горячей чернобуркой, – усмехнулась Амара. – Я и ты.

           – Блядь, – усмехнулся он.

           – Данте? – прошептала она.

           – Хм? – он уткнулся в нее носом.

           – Я чувствую себя немного возбужденной, – призналась она, наблюдая, как он пристально смотрит на нее.

           – Попроси меня поцеловать тебя, – приказал он, глядя на нее темными глазами.

           Амара почувствовала, как у нее перехватило дыхание в ограниченном пространстве автомобиля.

           – Поцелуй меня.

           – Моя грязная чертова девочка, – пробормотал он, его рука выскользнула из ее задницы, скользнула под платье, протянула ее между ног сквозь трусики, в то время как другая рука щипала ее твердый сосок.

           Тепло пронзило ее грудь, устремившись вниз прямо туда, где его пальцы чувствовали ее, и на его руке собралась влага.

           – Ты промокла, – прорычал он, раздвигая ее трусики и погружая в нее два пальца.

           Амара застонала, ее голова откинулась назад, когда она схватила его за голову, бедра двигались о его пальцы.

           – Оседлай мою руку, малышка, – подбодрил он ее низким, хриплым, идеальным голосом.

           Амара беспричинно двигала бедрами, чувствуя, как его большой палец касается ее клитора, попеременно нажимая на него. Поднимая и растирая, свернувшаяся змея бесстыдного удовольствия сжалась внутри нее, маня испытать ожидающий ее экстаз.

           – Сделай мокрой мою руку, грязная девочка. Давай. Эта киска моя, Амара, – Данте взял ее второй сосок в рот поверх ее платья, глубоко посасывая его, заставляя ее выгибаться назад, когда ток пронизывал ее тело. – Эти сиськи мои. – он подвинулся, чтобы поцеловать ее в шею. – Этот шрам мой.

           Ее ноги раздвинулись, когда она еще больше уселась, вращая бедрами, и его рот завладел ее губами. Он крепко поцеловал ее, пожирая рот, посылая электрический разряд по нервам, ее сердце учащенно билось, внутренние стенки пульсировали вокруг его пальцев. Его язык скользнул по ее губам, сцепившись с языком, прежде чем всосать его в свой рот. Влажность поцелуя, грязность соединения, неряшливость звуков возбуждали ее еще больше.

           Она отстранилась, чтобы перевести дыхание, тяжело дыша, когда взорвалась из ниоткуда, ее оргазм обрушился на нее, заставляя занервничать, забиться и задрожать, когда ее внутренние мышцы сжимались вокруг него, дрожь бегала вверх и вниз по позвоночнику, ее глаза закатывались.

           С бешено колотящимся сердцем она открыла глаза, когда Данте убрал пальцы и поднес их ко рту, не отрывая глаз, облизывая один палец, его язык пробовал ее соки, и жар снова скрутился в ее животе, быстрее, чем следовало. Он притянул ее голову ко рту, заставляя ее пробовать себя на вкус. Их губы бились и сталкивались друг с другом, прежде чем он отстранился, поднял ее и усадил обратно на место.

           Амара пристально посмотрела на его эрекцию в брюках, и он усмехнулся.

           – Я не собираюсь трахать тебя здесь, малышка. Не там, где кто-то мог бы подкрасться к нам, и я был бы полностью в тебе, если бы заметил.

           Амара наклонилась к нему, когда он снова завел машину, скользнув рукой по его груди, схватила мочку его уха между зубами и потянула.

           – Амара, – предупредил он, когда ее рука скользнула по его длине, расстегивая молнию на его брюках. – Ребенок.

           – Продолжай ехать, мистер Марони, – прошептала она, прежде чем наклониться к его члену и взять его в рот, доставив своему мужчине удовольствие, когда он каким-то образом вез их домой.

                                        ***

           Одна из вещей, за которую Амара была чрезвычайно благодарна, – это отсутствие утреннего недомогания во время беременности. После первых нескольких дней сильного истощения и болезни она пришла в норму, и малыши не доставляли ей никаких проблем.

           Ее сердце сжалось, вспомнив, что теперь остался только один ребенок. Она не знала, будет ли эта мысль всегда оставлять ее с чувством пустоты, но счастливой, но она все еще была свежей. Потирая свой еще плоский животик, Амара посмотрела в зеркало на свое платье, чувствуя, что вот-вот вырвется из него. Розовая ткань, которая когда-то обтягивала ее грудь, теперь была натянута до последнего стежка в высоком декольте. Еще несколько миллиметров, и она, наверное, уже не влезет в эту вещь.

           Амара вздохнула, поворачиваясь туда-сюда, пытаясь определить какие-либо изменения на ее теле, когда Лулу дремала у изножья кровати позади нее, кровати, которую она и Данте теперь делили в особняке. Ее первая ночь в этой постели была блаженным сном от усталости. Прошлой ночью она была беспокойной, хотя Данте потерял сознание. Он все еще спал, так как ранний утренний свет проникал в комнату.

           Данте крепко спал, всегда так спал. Амара шутила, что даже землетрясение его не разбудит. Как только его голова ударилась о подушку, он сразу же вырубился, как свет, ни храпа, ни звуков, ни движений. Он редко менял позу в течение ночи, и все же Амара сочла бы его статуей, если бы он не был таким теплым.

           С другой стороны, она двигалась. Она сто раз вертелась за ночь, ей снились яркие сны или кошмары, которые обычно ее будили, и ей было трудно заснуть. Еще она любила подушки и одеяла, чем больше, тем веселее, чего Данте не понимал. Ему было все равно, пока ему было где спать, он закрывал глаза и падал в сон.

           Амара оставила его спать с Лулу у изножья кровати, зная, что он устал, и надела шелковый халат, который шел с ее платьем. Ночное белье было для нее настоящим удовольствием. Они заставляли почувствовать ее женственной и красивой. Как только она начала зарабатывать, она потратилась на платья, чтобы спать, а в те ночи, когда Данте приходил к ней в гости, она выбирала особые, которые приберегала для этого случая, только для того, чтобы он сорвал это с нее. Но это мгновенное удовольствие, эта вспышка желания в его глазах стоили того.

           Выйдя из комнаты, Амара закрыла дверь и оглядела коридор. Находясь на восточной стороне особняка на втором этаже, главная спальня была немного изолирована от остальной части дома. Ковровое покрытие коридора с обеих сторон украшали картины – картины, которые Данте принес из кладовки и поставил в рамы; картины, написанные его матерью.

           Это были масляные картины с видами и абстрактным искусством, знакомый закат над холмами Тенебры, река, изгибающаяся через город, лист, упавший на траву, и тревожные формы. Его мать была умелой, затенение и отделка ее работы были невероятными. Она могла видеть, от кого Данте унаследовал такой талант.

           Амара собиралась продолжить, когда ее внимание привлекла одна картина.

           Она подошла ближе. Она была ясной, за исключением двух теней, одна притаилась к полу, а другая нависла над ней. Она наводила тревогу своей простотой, но не поэтому Амара остановилась как вкопанная. Еще в университете одним из ее факультативных предметов была психология искусства и визуальная среда. Она провела год, изучая это, наслаждаясь, анализируя различные работы создателей со всего мира. Именно это понимание психики создательницы заставило ее остановиться, рассматривая все картины в коридоре в новом свете.

           С колотящимся сердцем она побежала обратно в спальню, идя к Данте.

           – Данте, – она разбудила его, ее потребность узнать ответы подпитывала ее кровь. – Просыпайся.

           Его затуманенные глаза открылись, затем он посмотрел на ее лицо. Он вскочил на кровать, настороженно, инстинктивно его рука потянулась к пистолету у прикроватной тумбочки.

           – Что случилось? Что-то с ребенком?

           Амара покачала головой, глубоко вздохнув.

           – Нет, нет, ничего подобного. Расслабься.

           Она увидела, как его рука коснулась ее косы, обвивая ею его кулак.

           – Зачем ты разбудила меня в такой час, миледи? – флиртовал он.

           Амара улыбнулась, но все еще думала о картинах снаружи.

           – Мне нужно кое-что спросить о твоей матери.

           Он нахмурился, но откинулся на подушки.

           – Конечно.

           – Согласно Альфе, она была студенткой факультета искусств, которую похитил Лоренцо Марони и привез сюда, верно?

           Данте кивнул в подтверждение, его глаза сузились при ее вопросе.

           – И она рисовала с тобой и с твоим братом?

           – Да, на что ты намекаешь? – спросил Данте хриплым от сна голосом.

           Амара сглотнула.

           – И вы нашли ее с Дэмиеном в комнате со вскрытыми венами?

           Его челюсти сжались, но он кивнул.

           – Дэмиен что-нибудь помнит из того времени?

           Он отпустил её косу.

           – Я не знаю. В то время он был слишком мал. Если даже он что-то помнит, он мне никогда не рассказывал, и я не спрашивал.

           – Просто ответь на один последний вопрос, – умоляла его Амара, взяв его большую грубую руку обеими своими, ее глаза не сводились с его. – У тебя есть еще ее картины?

           Он покачал головой.

           – Мой отец почти всех их выбросил в ярости. Только те, что снаружи, единственные, которые я смог сохранить. Что все это значит, Амара?

           Амара закусила губу, не зная, как рассказать ему то, что она узнала. Она вдохнула, вдыхая мускусный запах его теплой кожи.

           – Твоя мать чувствовала себя жертвой, Данте, – тихо прошептала она в промежутке между ними.

           – Как ты можешь говорить такое? – его голос был хриплым.

           – Картины, – Амара посмотрела в его темные шоколадные глаза. – Я изучала их в школе. Видеть их всех вместе, это неправильно. Была ли ее смерть странной? Особенно то, что она покончила с собой, рядом с ребенком в комнате?

           Данте сильнее сжал ее руку.

           – Может быть, она не перерезала себе вены, Данте? – Амара почувствовала, как дрожат ее губы. – А, если даже это так тогда, что-то ее к этому подтолкнуло? Ее убили?

           У них не было ответов, хотя появлялись новые вопросы.

Глава 21

Данте

           Он позвонил Дэмиену.

           После того, как Амара поделилась с ним своими подозрениями, Данте не мог упустить их. Он пытался вспомнить свою мать, ее грустные глаза, широкую улыбку, любовь к нему и к его брату. Чем больше он вспоминал, тем больше понимал, что она никогда бы не убила себя, если бы кто-то из них оказался в комнате. В течение многих лет он слегка ненавидел свою мать за то, что она бросила их обоих, а теперь, стоя с телефоном у уха, он был просто в ярости.

           Это был не его отец. Данте знал это. Во-первых, если бы его отцу пришлось убить ее, он бы никогда не женился на ней. Став женой Ищейки Марони, она стала неприкасаемой. Ее смерть нанесла удар по его гордости, и не было ничего, что его отец любил больше, чем свое эго. Он был зол, очень зол из-за того, что она оскорбила его, ее самоубийство было похоже на пощечину.

           Раздался звонок, и прозвучал голос его брата, которого он не слышал несколько недель.

           – Данте!

           Он мог сказать, что его брат улыбался.

           – Как ты, Дэмиен?

           – Хорошо, хорошо, – сказал Дэмиен, и Данте представил, как он кивает.

           Ему это нравилось. Кивает, трясет руками, постукивает ногами. Данте усвоил привычки своего брата в детстве, любя его таким, какой он есть.

           – Как Алия? – спросил Данте, имея в виду девушку из жизни брата.

           Они познакомились через общего друга. Она была дизайнером интерьеров и, насколько мог судить Данте, милой девушкой, подходящей для его брата.

           – Хорошо, – сказал по телефону мужской голос Дэмиена. – Мы вместе начали заниматься танцами.

           Данте улыбнулся, представив, как его высокий брат и крошечная девушка танцуют, чертовски неординарно.

           – Ну и как получается?

           – Нет, – его брат усмехнулся. – Но нам весело.

           Данте был рад.

           – Кстати, я скоро женюсь.

           – На Девушке С Зелеными Глазами? – спросил Дэмиен.

           Несмотря на то, что он знал Амару по имени, Дэмиен влюбился в ее глаза, настолько, что провел месяц, одержимый исследованием зеленых глаз и этого конкретного оттенка зеленого.

           – Да, – подтвердил Данте. – Хочешь приехать на свадьбу? – спросил он, хотя знал ответ.

           – Хочу, – вздохнул Дэмиен. – Но лучше, чтобы обо мне никто не знал. Мне здесь нравится моя жизнь.

           Данте надеялся, что однажды его брат даст другой ответ, но уважал его желание. Если бы у него была возможность, разве он не решил бы сам держаться подальше от этой дыры?

           – Не беспокойся, – легко сказал он, зная, что Дэмиен расстраивается, если чувствовал, что причинял боль Данте. – Я позвонил, чтобы поговорить с тобой о матери. Ничего, если я поговорю о ней?

           Он услышал, как у Дэмиена участилось дыхание, и ждал.

           – Да, хорошо, – сказал его брат. – Я много говорил о ней на сеансах психотерапии в «Утренней Звезде».

           – Ты ее помнишь? – удивился Данте.

           – Немного.

           По линии раздался звук постукивания карандаша по дереву. Его брат стучал карандашом по дереву. Не хорошо.

           – Эй, все в порядке, – заверил его Данте. – Нам не нужно о ней говорить.

           – Нет, я должен сказать тебе, – ответил его брат. – Доктор Сандерс говорит, что я должен тебе сказать. Это мне поможет. Мы говорили об этих снах, которые постоянно мне снятся, но они ужасны. Хорошие – это в основном сексуальные сны или сны, в которых я строю вещи, которые, как ты уже знаешь, но это не то, что доктор сказал мне тебе сообщить.

           Данте почувствовал, как его сердце забилось сильнее.

           – Что он велел рассказать тебе?

           – Сны о матери, – сказал Дэмиен, постукивая карандашом по дереву на заднем плане. – Я ничего не помню о ней, но всегда вижу этот сон, в котором мужчина держит меня, и мама плачет, она режет вены и так много крови, дальше я просыпаюсь с чувством страха. Доктор Сандерс сказал, что это могло быть травмой из-за того, что с ней случилось, и я должен поговорить с тобой об этом, потому что во сне ты берёшь меня и уносишь. Ты мой герой.

           От стеснения в груди перехватило горло.

           – Спасибо, что сказал мне это, Дэмиен. Ты дашь мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, да ведь?

           – Да, – сказал Дэмиен. – Поговорим с тобой позже, брат.

           Он резко повесил трубку. Данте не был удивлен, привыкший к тому, что его брат с резкостью разговаривает по телефону. Он стоял в своем кабинете, глядя на лужайки и озеро, его разум кружился от каждой части головоломки, которая появлялась на свет. У его брата был высокофункциональный мозг, поэтому, хотя было возможно, что это могло быть его воображение, такой яркий повторяющийся сон, как этот, также мог быть воспоминанием.

           Их мать хотела, чтобы он спрятался. Она чувствовала, что за ней охотятся. Ее убили.

           Данте потер лицо рукой, пытаясь распознать вокруг себя нити тайн, которые все больше и больше запутывались.

           В течение следующих нескольких недель все оставалось тихим или настолько тихим, насколько могло быть для человека, возглавляющего самую большую семью мафии в преступном мире. Данте действительно взял на себя бразды правления всем бизнесом, хирургическим путем удалил все обязательства и стратегически разместил активы, как людей, так и вещи, которые максимизировали их прибыль.

           Тристан и Морана вернулись в Порт Теней с Ксандером под предлогом того, что она сама попытается найти его ближайшего родственника, пока Тристан общается с мальчиком. Данте посмеялся над этим, понимая, что только то, что они забрали мальчика, означало, что они думали оставить его. Данте был счастлив за них, но тень, нависшая над внешностью мальчика в их жизни, заставляла его скептически относиться к нему, особенно потому, что именно Ксандер координировал их спасение с Человеком Тенью, хотя он утверждал, что не видел его.

           Ублюдок, или придурок из аэропорта Мораны, был неизвестным человеком. У него имелись связи с Синдикатом, и одно это сделало его тем, кого Данте очень опасался. Он не знал, в какую игру играет этот человек и с какой целью, но ему это не нравилось.

           Альфа также позвонил Данте через несколько недель, сказав, что, хотя он ничего не слышал от щупальцев, которые он выпустил, но он уверен, что что-то появится.

           Звонок стал новостью, но также и тонкой рукой, протянутой, принимая предложение, которое Данте сделал этому человеку. Он почувствовал себя хорошо.

           Он также начал расследовать смерть своей матери, пытаясь найти какие-либо отчеты за много лет назад, ее историю, что угодно. Пока результаты пусты.

           На местах он перестроил ресурсы своего отца, поместив армию, которую он создавал годами, на передний план и в центр периферии, людей, которых он нанял и обучил, чтобы составить сердцевину своей организации. Вин, его самый доверенный человек, он назначил охранником Амары. Это был хороший ход, потому, что Амаре было комфортно в его присутствии, так и потому, что Данте доверил ее Вину. Видя их вместе в течение многих лет, он знал, что его присутствие в ее жизни было для нее полезным.

           И она была хороша для Данте.

           Каждую ночь спать с ней в его объятиях, просыпаться от ее всплеска против него, зная, что нет необходимости скрывать свою любовь к ней, было самым большим и прекрасным изменением в его жизни. Иногда он рано просыпался, просто чтобы посмотреть на женщину, которую он хотел годами, не в состоянии поверить, что она его.

           Данте поскреб статую, над которой он работал, ранний утренний свет фильтровался в новой студии по эту сторону дома, «Грозовой перевал» проигрывал звук, пока он водил скребком по шероховатой поверхности высохшей глины.

           Будь со мной всегда... прими какой угодно образ... сведи меня с ума, только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти!  

           Блядь, он должен был это послушать много лет назад. Тоска, тоска, страсть напоминали его собственный рассказ о горе с Амарой тогда.

           – Хитклиф так обессилен, – раздался голос Амары из двери, и он повернул шею и увидел, что она стоит, одетая в одну из его рубашек.

           Обычно Амара предпочитала спать в шелковом нижнем белье, но однажды ночью, когда ее платья перестали закрывать ее растущую грудь, она в порыве досады отбросила их в сторону, вошла в его шкаф, схватила его рубашку и надела ее, заявив: «моя грудь отсюда не вывалиться».

           Он благодарно окинул ее взглядом; наблюдая, как его большая рубашка скрывает ее грудь и небольшой бугорок под ней, ее волосы, заплетенные набок, падают на одно плечо, ее красивые глаза смотрят на него. Он любил ее, когда она носила его рубашки.

           Он положил скребок, когда она вошла в комнату, нажал паузу на телефоне, останавливая книгу, и потянул ее вперед между своими ногами. Неторопливо расстегнув рубашку, не сводя глаз друг с друга, он увидел, как ее зрачки расширяются в темно-зеленых сферах, ее дыхание учащается. Она возбуждена и пришла к нему.

           За последние несколько недель они дважды посещали гинеколога. Во время последнего визита Амара призналась, что была более возбуждена, более чувствительна, чем обычно. Врач просто сказал ей, что это естественно, и секс безопасен, и она должна развлекаться, пока работают ее гормоны. Именно после этого разговора Амара запрыгнула на кушетку для УЗИ, и Данте впервые увидел их малыша. Это была вспышка, крошечная точка на черно-белом экране, и она произвела нечто настолько мощное, такое интуитивное стремительное движение по его системе, что оставило его потрясенным. Это момент, когда потеря второго ребенка сильно ударила по нему. Внезапно этот малыш тоже стал настоящим. Он увидел ту же радость и потерю, отраженные на лице Амары, увидел, как она борется со слезами и проигрывает битву, и они вышли из кабинета,

           Данте раздвинул края рубашки, прерывая их взгляды, чтобы взглянуть на небольшую выпуклость на ее животе, растягивая шрамы по бокам ее живота, округляясь от края ее трусиков, и это снова поразило его.

           Это был его ребенок-воин, внутри его женщины-воина.

           Обхватив живот обеими руками, все еще достаточно маленького размера, чтобы соответствовать размаху его пальцев, Данте намазал влажной глиной по ее коже, отметив ее и их ребенка.

           Он прижался губами к ее животику, чувствуя, как ее руки касаются его волос.

           – Ты будешь самой обожаемой маленькой принцессой во всем этом мире, – тихо пробормотал он своему ребенку, все еще не зная, формально это был мальчик или девочка, но зная в глубине души, что это была дочь. – Папа уже так сильно тебя любит.

           – Папа Данте, – пробормотала Амара голосом, который он так любил. – Мне нравится, как это звучит.

           – Будь осторожна, – он взглянул на ее груди, чувствуя их тяжесть в ладонях. – Мне и секунда не понадобится, чтобы тебя испачкать.

           Ее соски напряглись, достаточно визуально, чтобы кровь прилила к его члену, скованному его джинсами. Блядь, ему нравилось, как ее тело реагировало на его слова, его голос, его все. Это заставляло его почувствовать себя самым удачливым ублюдком на планете.

           Не говоря ни слова, он взял немного влажной глины на бок и размазал ее тонким слоем по ее груди. Он знал, что холодная глина будет стимулировать ее, но это будет немедленное высыхание, которое вызовет мурашки ее кожи, заставит нервы покалывать повсюду, где она распространяется.