Текст книги "Призрачный Легион (СИ)"

Автор книги: Ruby Lancaster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Доброе утро, – сказала Мив доброжелательно. – Как спалось?

Он не ответил, продолжая смотреть напряженно и испуганно.

– Я тебя приютила, можно сказать, у себя под крылом, – усмехнулась Мив. – Не бойся, – успокоила она Брюса, – ты хорошо себя вел.

У него на лице отразилось облегчение.

– Ты быстро поправишься, – продолжала Мив, чувствуя непривычную неловкость. – Но тебе придется несколько дней полежать.

Она покормила Брюса, хотя аппетита у него особо не было, потом велела лечь и спать дальше, а сама вышла из трейлера. Чувствовала она себя странно. Немного смятенно, и то же время так хорошо, что хотелось смеяться. На следующую ночь она опять легла рядом с Брюсом. Он постарался отодвинуться подальше. Мив это не понравилось, но она промолчала. Проснулась от его прикосновений. Он осторожно гладил ее по лицу, по шее. Увидев, что она открыла глаза, отпрянул. Он казался испуганным. Гораздо больше, чем она когда-либо видела. Мив улыбнулась и снова закрыла глаза.

– Ничего, продолжай, – сказала она.

Его рука вновь робко коснулась ее щеки. Потом совсем неожиданно оказалась внизу и погладила живот. Мив застонала и прижалась к нему…

***

Не то что бы этот рассказ меня особо удивил или шокировал… Но возникло какое-то тягостное чувство. Почему? Я и сама не знала. Будто было что-то неправильное в том, что Брюс теперь живет с Мив. Будто бы было гораздо правильнее, если бы он… Но додумать эту мысль у меня не хватало смелости.

И что мне было делать теперь со всеми моими мыслями и снами? Раньше я могла попросить Мив одолжить мне Брюса, но теперь понимала – она мне его не отдаст. Да и что в этом? Ну, проведу я с ним ночь… Но это вовсе не то, что мне нужно на самом деле. Мне он не нужен покорный, нерешительный, выполняющий только мои приказы. А другого от раба ожидать глупо.

Если бы он был таким же, как в ту ночь… В нем не было страха, но не было и равнодушия, как в его товарищах. В нем была страсть. Вот именно, страсть. Сила. А где это взять ему теперь, после всех унижений? Какой смысл любить кого-то пусть, даже и физически, зная, что утром тебя, как собаку, выкинут из постели на улицу. Каково знать, что тебя только используют, что ты всего лишь игрушка чьей-то прихоти? Я не знаю, что бы чувствовал Брюс в такой ситуации, но я бы его чувств точно не вынесла.

========== 9. Наказание и преступление ==========

Очередного ЧП долго ждать не пришлось. Орла вдруг обнаружила, что у нас пропадают хлеб и сигареты. Это было настолько дико, что когда она собрала всех и сообщила об этом, мы даже не сразу поняли, что произошло.

Частые голодовки приучили людей во Взводе бережному отношению к продуктам. Даже дети знали им цену. Никто не мог что-нибудь взять и съесть без спросу, втайне от остальных. Тем более хлеб. Сигареты тоже были великой ценностью, хотя курили, конечно, не все. Но и те, кто курили, строго экономили. В нашей «семье» сигареты хранились у Орлы, и она выдавала курящим по несколько штук в неделю.

– Я не спрашиваю у вас, кто взял, – говорила Орла, страдальчески морщась. – Я знаю, что никто не мог. Но, может, вы хоть знаете, куда все девается?

Такая постановка вопроса была, очевидно нелепой, но произошедшее было еще нелепее.

– И много пропало? – спросил Веслав.

– Много. Ты знаешь, я не пересчитываю специально. Но просто это уже стало заметно, что не хватает. И я стала считать. Хлеба не хватает шесть фунтов. И сигарет – девятнадцать штук.

Анджей Младший присвистнул. Когда-то давно Болеслав утянул пару сигарет и попробовал курить из любопытства. Ему за это здорово влетело. Но девятнадцать штук? Конечно, стало заметно.

– Вы что хотите думайте, – заявил Ольгерд, – а я скажу, что это твой подарок, Орла. Больше некому.

– Нет, ну почему именно он?

– А кто? Саша, дети? Они в этом плане хорошо воспитаны. Маргарита не курит. А Вик, скорее, свое отдаст, ты же знаешь. А больше у вас в трейлере никто не бывает. Я уже месяц как не заходил.

– Да, – согласился Веслав, – это он, больше некому.

Орла сокрушенно уронила руки.

– И что же делать? – спросила она растерянно.

– Что, что! – презрительно пожал плечами Ольгерд. – Что все люди делают. Наказать. Дать раз десять плетью. Сразу сознается. И на будущее закается.

– И кто же этим займется? – Орла с прищуром посмотрела на него. – Уж не ты ли?

– А что? Могу и я.

– Нет, – сказала Орла решительно. – Дэйва я бить не дам, у него и так вся спина…

Орла уже говорила об этом однажды – у Дэйва вся спина в рубцах от плети. Потом выяснилось – у Эдриана то же самое. И у Брюса.

– Зря ты так, – настаивал Ольгерд. – Я же слегка, по-семейному. Лучше уж сразу проучить, а то придется потом Хальку просить разбираться.

Орла нахмурилась. Упоминание о Хальке в этом контексте пришлось ей явно не по душе.

– По-семейному я лучше сначала поговорю с ним, – заявила она.

Конечно, Дэйв сразу во всем признался. Мог, ведь и отпереться, доказать-то все равно никто ничего не смог бы. Но не такой он был человек.

– Ты хоть понимаешь, как бессовестно ты поступил? – укоряла его Орла. – Я уж не говорю, что в любом другом месте, и ты это знаешь, тебя за кражу в лучшем случае засекли бы до смерти… Но вот мы, разве плохо с тобой обходимся? Тебя, что, не кормят? Ты получаешь такую же еду, как и все мы, и нисколько не меньше. Так объясни, почему?

Дэйв, потупившись, молчал.

– Мне кажется, Орла, – сказал Веслав, – что этот товарищ брал не для себя. Ведь, правда, Дэвид? Кому ты все это отдавал?

Дэйв бросил на него взгляд исподлобья, но промолчал.

– Итак, я прав? Брюс и Эдриан знают?

Дэйв еще ниже опустил голову, но по тому, как забегали его глаза, стало ясно, что друзья его в курсе.

– Может, лучше у них спросим? – предложил Веслав.

– Эдриан знает, – сказал вдруг Дэйв. – А Брюс нет.

– И кому же вы отдавали хлеб? Впрочем, и так ясно. Своим друзьям, которые у русских, не так ли. А ты знаешь, что если бы вас поймали на территории их лагеря, то могли сделать что угодно? Убить бы, может, и не убили, но – что угодно? Понимаешь?

Дэйв кивнул.

– Мы не ходили в лагерь, – почти прошептал он. – Мы всего несколько раз… Оставляли еду в одном месте неподалеку. И мы же брали совсем немного. – Он поднял глаза и сказал звенящим от отчаянья голосом: – Они умирают, понимаете? Им почти не дают есть, а хлеба они и совсем не видят. Я не мог иначе…

– Как вы договорились? – хмуро спросил Веслав.

– Случайно. Когда мы расчищали проход в горах, Стиву удалось подойти ко мне и сказать, что если я захочу оставить ему послание… Я тогда не подал виду, что понял его, но…

– И ты писал ему что-нибудь?

– Нет. Я только оставлял еду и сигареты.

– Почему?

Дэйв не ответил.

– А он тебе что-нибудь писал?

– Нет.

– Так, – сказал Веслав. – Понятно. Мы, так уж и быть, простим тебе это безобразие, но больше ты этого делать не будешь. Еще раз поймаем на чем-то таком – накажем. И русским сообщим, они со своими рабами иначе поговорят. У нас слишком мало еды, чтобы так ею разбрасываться.

Лицо у Дэйва стало совсем несчастным.

– А можно тогда я буду отдавать свой хлеб? – спросил он умоляюще. – И делиться едой.

– Нет, – ответила Орла. – Ни в коем случае. Порции и так небольшие.

– Но я же делюсь своим!

– Здесь ничего твоего.

– Тогда я не буду есть.

– Что?!

– Я не буду есть. Если… они могут обходиться без еды, я тоже смогу.

– Думаешь, им от этого будет легче?

– Мне станет.

Дэйв действительно почти престал есть. Эдриан, узнав об этом, тоже. Зенон, когда ему рассказали, в чем дело, убедил их отказаться от голодовки, сказав, что лично сходит к русским и попросит, чтобы они человечнее обходились с рабами. По крайней мере, не морили бы их голодом.

– У меня там есть знакомые, нормальные парни, – сказал он. – С ними и поговорю.

Однако идти Зенону никуда не пришлось.

***

На следующий день после этого инцидента к нам пришел Артем.

– Есть разговор, – объявил он хмуро, и лицо его не предвещало ничего хорошего.

– Ну, – спросил Зенон.

Артем глубоко вздохнул и задумчиво потер плечо. Была у него такая привычка, когда он нервничал.

– Да я насчет ваших, – он помялся, – рабов.

Видимо ему не нравилось произносить это слово.

– Что такое? – сразу встревожился Зенон.

– Вы их не отправляли к нам? Зачем-нибудь?

– В русский лагерь?

– Да. Так, чтобы мы не знали?

– Конечно, нет, – возмутился Зенон. – Кроме того раза, когда я его отправил с поручением к Матвею, и когда сам с ним приходил, нет, больше никогда.

– Я так и думал, – мрачно сказал Артем. – Значит, они там были без нашего ведома. Я уверен.

– Уверен? Значит, это не точно.

– Слушай, – Артем немного покусал губы, потом продолжал. – Если выяснится, что они бывали там без вашего разрешения, и, может, даже воровали у вас… Вы их очень накажете?

Зенон, наконец, решился признаться.

– Да мы уже знаем вообще-то.

– И…что?

– Да ничего.

– Ага, – обрадовался Артем. – Значит, я так ему и скажу, что им ничего не будет. Пусть сознается.

– Да кто? В чем?

– Ну, наш Стив. Ведь ясно же, он с кем-то из своих… вернее ваших видится. Иначе, откуда у него сигареты? И хлеб. Матвей его уже три дня допрашивает, но он молчит, боится своих подставить. А подумал, лучше мне здесь узнать, а то его до смерти забьют.

– А второй что говорит? Ведь у вас же двое рабов?

– Второй? А, Яник… Его уже нет… Умер, кажется.

Артем отвел глаза, ему было неприятно говорить об этом.

– Вот как…

– Ну ладно, заторопился Артем. – Я пойду, скажу, что ваши во всем сознались.

***

Артем ушел, а Зенон еще долго стоял неподвижно, щурясь на солнце. Я подошла к нему.

– В чем дело Зенон?

– Да ни в чем. – Он как-то странно щурился. – Просто устал я от этого, от всего. Эдриан и так… Не в себе… А если я ему теперь расскажу, что их товарищ умер…

– Что ты хочешь сказать – не в себе? Он, по-моему, всегда был странным.

– Он был странным, нервным, да, но он был живой… А после той ночи, когда мы за Брюсом гонялись… Он как зомби.

Я кивнула. Что-то такое и я ощущала. Вообще после побега Брюса атмосфера в лагере как-то улучшилась. Не знаю уж из-за чего, дышать стало легче.

Правда, ни Халька, ни Иштван своего отношения к рабам не изменили.

– Они все равно англичане, – говорила Халька. – Все выродки. И я их буду ненавидеть, и душить при любых обстоятельствах. И этих бы с удовольствием бы придушила, дал бы мне кто волю,

Но в целом отношение к бывшем врагам стало терпимее. Взять того же Артема как он путается «их – ваши»…

Но вот что-то случилось с Эдрианом, а что никто не мог понять.

– А что случилось той ночью? – на всякий случай уточнила я.

– Да в том то и дело, что ничего почти. Он нам даже не понадобился. Просто в какой-то момент начал мне снова перечить, а я уже был весь на нервах… и не выспавшийся, блин! Ударил его плеткой по лицу. Сильно. Но неужели же из-за этого…

Я пожала плечами. Кто его знает.

– Был бы он НЕ раб, – продолжал Зенон. – Я бы извинился. Или бы попросил его дать мне сдачи и дело с концом. А теперь вот… хожу и мучаюсь.

– А ты не мучайся, – посоветовала я, – ты извинись.

– Легко сказать. Сразу надо было. Да и Халька заест, когда узнает.

– А тебя это колышет?

Зенон покачал головой и улыбнулся.

Мы пошли вместе.

Раньше, когда к нему приближался кто-то из наших Эдриан напрягался. Но теперь, казалось, ему все равно.

– Эйдж, – мягко сказал Зенон, – есть разговор.

Тот покорно поднялся.

– Да нет, ты сиди. Эдриан, послушай. Ты чем-то угнетен в последнее время… Я беспокоюсь

– Все в порядке, – сказал Эдриан глухо.

– Нет, не все в порядке, я же вижу.

Никакого ответа.

– Послушай, – Зенон взял его за руку и заговорил проникновенно, как только он один умел. – Думаешь, мне приятно, что все так… Дико? Мне ведь не легче, чем тебе. Я вижу – ты не плохой человек, и мне бы не хотелось… Что бы все оставалось по-прежнему. Может нам удастся… относится друг к другу без неприязни.

Эдриан по-прежнему молчал, опустив голову.

– Я виноват, продолжал Зенон, – я тебя ударил. Я прошу за это прощения. Но я ведь тогда, я волновался из-за твоего друга. А что если бы мы его не нашли? Или его бы нашли русские. Ты представляешь, чтобы было?

Эдриан как-то странно вздрогнул и криво усмехнулся.

– Да уж, – сказал он, – представляю.

Зенон пристально на него посмотрел.

– Что-то произошло у тебя? – спросил он. – С русскими? Я тогда посылал тебя к ним. Как раз на следующий день после побега Брюса. Ты ведь после этого вот такой.

Эдриан ссутулился. Похоже, он уже жалел о своей неосторожной реплике.

– Что произошло, Эйдж? – спросил Зенон ласково, но настойчиво. Лицо Эдриана вдруг сморщилось, и из глаз потекли слезы.

– Так, – проговорил Зенон обеспокоено. – Линде отойди, пожалуйста… Ты видишь.

Я оставила их наедине.

========== 10. Рассказ Дэйва ==========

Я никогда раньше не видела Зенона таким. Никогда! Он был бледен до синевы, губы плотно сжаты. Он шел прямо на меня, не замечая. Я ухватила его за рукав. Он посмотрел на меня, тяжело дыша.

– Что? – спросила я с тревогой.

– Что?! – крикнул он в ответ. – Я тебе не скажу что. Ты все-таки девушка. Но Матвей, Матвей… Я просто убью его. Мразь. Ты даже не представляешь, Линде, какая это мразь.

Он зажмурился и вцепился руками в волосы.

– Я просто не знаю, как мне теперь быть с Эдрианом, как в глаза ему смотреть. Ведь он думал, я в курсе…

Я так и не добилась от него тогда, что же все-таки случилось. Потом узнала, конечно, да лучше бы не узнавала. Большей мерзости представить было трудно. Конечно, они там все были пьяны, но такое! Главное, что и Кирилл в этом участвовал. Кир, которого мы считали таким хорошим парнем, почти своим. «Эдриан говорил, что он его держал». Просто в голове не укладывается.

И то, что сделать эту мерзость заставили Яника, в прошлом друга Эдриана, это было самое отвратительное. «В прошлом», потому что Яника уже нет. Русские своих рабов особо не ценят… Но задевать наших, это уже.. И какая разница, что Эдриан раб? Если живет в Легионе, значит наш. Я бы на месте Зенона действительно бы убила Матвея, но он почему-то этого не сделал.

Потом это как-то забылось. В тот вечер мы больше всего беспокоились, что делать с Эдрианом. Когда он узнал о смерти Яника, ему стало совсем худо. Зенон уложил его в своей палатке. И позвал к нему Дэйва. Решено было оставить их наедине, и это, пожалуй, было наилучшим выходом из ситуации. Конечно, это было не по правилам. Но с подобными правилами давно пора кончать. Тем более придуманы они русскими, которым, видно, тоже закон не писан.

Зенон заявил, что с этого дня будет относиться к рабам, как и ко всем в Легионе. Хватит, в рабовладельца он наигрался. Если нужно быть таким, как Матвей, он в этом деле пас. А кому что не нравится, он готов разобрать этот вопрос в индивидуальном порядке. Мив и Орла вполне его в этом поддержали.

***

Дэйв плакал, когда узнал про Яника, но ему было все же легче, чем Эдриану, которого, казалось, ничто не могло утешить. Странно, но именно эта история окончательно изменила отношения большинства Легионеров к рабам. Наверно, когда чуть ли не воочию убеждаешься, до какого зверства способен докатиться человек, начинаешь и на себя смотреть с опаской. А вдруг и мы на такое способны? Никому бы этого не хотелось. В любом случае, к англичанам теперь относились гораздо мягче. Ошейники сняли. Впрочем, Мив это сделала уже давно, мотивировав тем, что не может спать с мужчиной в ошейнике, это унижает ее саму. О колодках у нас давно уже речи не было.

Я уже стала вполне терпимо относиться к Дэйву, у меня ведь к нему особой неприязни и раньше не было, если разобраться. С удивлением обнаружила, что Болеслав и Гоноратка к нему вполне дружелюбны. Я, наконец, решилась поговорить с ним. Меня давно уже разбирало любопытство. Отвечал он на мои вопросы, не то что бы с охотой, но и не отмалчивался.

Я с удивлением узнала, что с Эдрианом он знаком уже больше тридцати лет – почти две моих жизни. И со Стивом немногим меньше этого. Остальных тоже давно знает. Я не стала расспрашивать его о прошлой жизни. Это как закон: ни у кого не спрашивать об этом. И обязательно выслушать, если кто-то захочет об этом рассказать.

Но Дэйв не хотел.

Я спросила, убивал ли он кого-нибудь.

– Нет, – ответил он, и я сразу ему поверила.

– Я не убивал, – повторил он. – И Эдриан, поэтому нас и сделали рабами.

Я непонимающе уставилась на него.

– В военном лагере, – пояснил он. – Таком же, как у вас. Мы должны были сражаться… а я не смог. Эдриан, он отказался сразу. После того, что они с нами сделали… А я согласился сначала. Испугался.

Чувствуя, что перестаю понимать что-либо, я взмолилась:

– Объясни толком… Если можешь, конечно.

***

Дэйв тяжело вздохнул, а потом очень спокойно рассказал совершенно жуткую историю, передавать которую в подробностях у меня нет ни малейшего желания. После падения он потерял почти всех своих близких, в том числе и жену. Но у него оставалась дочь, уже взрослая девушка. И у него оставались друзья. Они держались вместе.

О том, где находятся их семьи, каждый имел довольно смутное представление. Кроме Дэйва, только Брюс сумел не потерять своих детей. И еще Эдриану удалось сохранить дочь – совсем еще юную девушку. Они жили в английском городе-форте, а потом пришли русские, и город пришлось оставить. В суматохе отступления Брюс потерял сына и дочь, так и неизвестно, что с ними сталось. Второй сын погиб у него на глазах – стрельба в городе была повсюду.

Так они все оказались в Военном отряде. Они должны были стать солдатами – другого выбора не было. И, наверное, стали бы, если бы не одно обстоятельство. В отряде была суровая дисциплина, и у каждого свои обязанности и функции. Мужчины должны были воевать. Женщины – удовлетворять физиологические потребности мужчин. Женщин было мало. И дочери Дэйва и Эдриана входили в их число.

Я вспомнила недавний визит к нам Людвига. Как отвратительно было то, что он нам предлагал. А ведь у нас был выбор.

После того как у него забрали дочь, Эдриан подчиняться командирам отказался. И стал рабом у своих же. Его могли бы и повесить за неповиновение, но отряду нужна была рабочая сила.

А Дэйв бунтовать не стал. Боялся, что будет еще хуже, хотя куда уже. И все-таки по-глупому на что-то надеялся. Хотя бы заслужить возможность регулярно видеться с дочерью. Что до Стива, Брюса и Яника, то они стали солдатами. Брюс, так тот просто рвался в бой. И его можно было понять – терять ему все равно уже было нечего.

В первом же бою выяснилось, что ни стрелять, ни убивать Дэйв не в состоянии. Даже ради спасения своей жизни.

– Я видел, как прямо на меня несется лошадь. Я понимал, что еще несколько секунд, и она меня растопчет. Но я не мог даже двинуться. У меня в руках было ружье, но я не мог им воспользоваться… Кто-то другой выстрелил и убил ее. Девушку. Лошадь промчалась дальше, мимо меня, а она упала… прямо передо мной. Ей, наверно, и восемнадцати не было. Красивая. Я так отчетливо запомнил ее лицо… И волосы у нее были длинные и черные… И глаза были открыты: смотрели прямо на меня. А из груди у нее била кровь… темная… толчками…

Он закрыл глаза и замолчал.

А я снова, как наяву увидела это. Тоненькая фигурка на всем скаку вылетает из седла… падает всего в двадцати шагах от меня… и я абсолютно уверена, что сейчас она поднимется, но этого не происходит.

– Сури! – слышу я свой отчаянный крик. – Сури!

Я бросаюсь вперед, прямо под пули, но кто-то из наших сбивает меня с ног и прижимает к земле.

– Не дури! Ей уже ничем не поможешь.

Наш девичий отряд не пережил того боя. И не только наш. Теперешний ударный отряд – остаток тех, прежних.

– Хорошо, – сказала я, – что это не ты ее убил.

Дэйв удивлено посмотрел на меня и не ответил.

– А дальше? – спросила я.

– Дальше… Дальше самое плохое.

Он все-таки рассказал. За его трусость во время боя, за предательство его приговорили к повешению. Ночь он провел в камере смертников – отряд базировался в каком-то большом здании. А на следующий день его привели в помещение, где находились офицеры отряда. И туда же привели его дочь.

– Не надо, не рассказывай, – сказала я. – Я поняла.

Дэйв некоторое время сидел, сцепив пальцы на шее.

– Знаешь, что самое плохое? – прошептал он. – Стив был там тогда. И он заставлял меня смотреть.

– Значит, он тебя предал, – возмутилась я. – И ты же еще его подкармливаешь.

– Он тоже так пытался делать, когда мы с Эдрианом были рабами там. Но я не брал ничего. Я его ненавидел. Он попросил у меня прощения однажды, а я плюнул ему в лицо.

– А теперь не ненавидишь?

– Теперь ему еще хуже, чем мне. И я подумал, если бы он противился нашим командирам тогда, что бы было? Нас бы всех убили бы гораздо раньше. А потом мы бежали.

– Значит тогда, на ферме… вы прятались от своих?

– Выходит, что да.

– Ох, и невезучие же вы… – вздохнула я. – А тот отряд, который мы разбили… Он ваш? Тот самый?

– Кажется, да.

Я призадумалась. Женщины из того отряда, конечно, могли найти приют в городе… Или уйти… Эх, знать бы мне все это раньше! Я вдруг вспомнила, что тот американец, которого купили скандинавы, вроде бы, офицер. Может, он хоть что-то знает о девушках. Хотя бы, были ли они живы до боя.

– Как же вышло, что вы бежали все вместе?

– Я же говорю – так получилось. Кажется, Стив сделал что-то ужасное… с точки зрения начальства, и подозрение пало на всех. Так что им пришлось бежать.

– И вас они не бросили. Похвально.

– Брюс был зол на Стива. Ему не хотелось уходить из отряда. К тому же незадолго перед побегом сам Брюс в чем-то провинился… Там же была просто железная дисциплина. Стиву лично пришлось его наказывать. Конечно, Брюс к нему после этого лучше относиться не стал.

Я вспомнила рубцы у него на спине.

– А тебя самого он не наказывал, случайно? – спросила я.

Дэйв взглянул на меня и тут же отвернулся. Я успела заметить, как дрогнули его губы, и решила больше ни о чем не спрашивать.

– Знаешь, – сказал он хрипло. – Я когда говорил с Эдрианом… Пытался его утешить… Говорил, что Яника можно простить. Что он просто сам не свой был, от голода, от безнадежности. Ведь это самое плохое, когда впереди ничего… Эдриан сказал, что понимает. И что Янику было еще хуже, чем ему самому… наверно. Он рассказал… После того случая, когда он снова был в их лагере… Он видел Яника. И мог бы поговорить с ним, но не стал. Он мне так рассказывал: «Я стоял в двух шагах от него. Он не сказал мне ни слова, но он так на меня смотрел! А я отвернулся. Ведь я мог его тогда простить. Ведь понимал, что ненавидеть надо не его, и все равно не смог себя преодолеть. А сейчас уже слишком поздно». Вот и я… Если Стив умрет… Я буду думать, что мог бы облегчить ему последние дни и не сделал этого.

Он слабо улыбнулся.

– Кажется, что сейчас все должны страдать, и никакой радости быть уже не может. Но я так не могу. Я все равно радуюсь, хотя бы чему-нибудь. И мне легче от этого. И я уже не могу ненавидеть. Я хочу НЕ простить, но… Так, как я, нельзя жить, я знаю.

Жить можно только так. Вот только много ли живых среди нас?

Честно говоря, я немного завидовала Орле. Я как-то спросила ее, как она сама думает, Дэйв ее любит хоть немного?

– Не знаю, – ответила она. – Но по ночам, когда он думает, что я уже сплю, он меня целует… гладит волосы. Наверно, хоть немного, но любит.

– А мужчина он вообще какой?

– Нормальный. Меня, во всяком случае, устраивает. Самый первый раз было жутко забавно. Он боялся до меня дотронуться, боялся даже посмотреть, когда я разделась. И главное – ему ведь хотелось. Наверно, он боялся показаться грубым. На первых порах мне приходилось чуть ли не каждое его движение санкционировать. Но, знаешь… Может, я сейчас скажу большую глупость… но прекраснее человека я не встречала в своей жизни.

========== ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Охота на вампира. 1. Наш собственный монстр ==========

– …Вампир проклятый!

Ну что ж, к тому все и шло. Ясно же было, рано или поздно это случится. Который день – косые взгляды, недобрые усмешки, ругательства сквозь зубы. Пока сквозь зубы. Даже странно, что он продержался так долго.

Не знаю уж, кто был больше виноват, не мне судить их. Да, наверно, Анджей Старший был не совсем прав, но у него была обида. В сущности – что не так он делал? Он виноват разве, что так поучилось, что он влюбился в Иолю, а она в него, что они решили жить вместе? Сердцу не прикажешь. Разве у Иштвана не было своих любовниц? И раз уж Иоля ушла от него, он должен был смириться. По крайней мере, преследовать ее так беспардонно, донимать бесконечными упреками и угрозами он точно не имел права. Она не жаловалась, видимо, жалела его. И Анджей сначала пытался решить все мирно. Но Иштван на мировую не шел и доставал их страшно. Анджей сначала крепился, потом несколько раз намекнул бывшему другу, чтобы тот унялся. Иштван советам не внял.

Их пытались примирить, все впустую. Иштван лишь ухмылялся уголком рта при упоминании об Анджее Старшем или Иоле, а Анджей уже открыто выражал свою неприязнь к неудачливому сопернику. Он уже позволял себе некоторые высказывания в его адрес, но тихо, сдержано. Хотя недавно сказал, что «если этот извращенец не уймется», он Анджей, за себя не отвечает. И вчера при встрече довольно грубо толкнул Иштвана, как бы случайно. То ответил своей обычной ухмылочкой, ничего хорошего не предвещавшей. И вот теперь – «вампир проклятый».

Это уже было сказано, вернее, крикнуто, вслух. При всех. В открытую. Анджей не боялся оскорбить Иштвана. Он хотел этого. И он знал куда целить.

***

В тот день, когда Мив рассказала всю правду о Хальке и Иштване, мы, честно говоря, офонарели. Что угодно могли мы ожидать, но чтоб такое… Это надо додуматься, вампир… И Халька знала. Но она ладно. Знала Иза, знали Тудорел и Лючия из Балканской дружины, по-видимому, знал кто-то еще.

Конечно, у каждого свои секреты. Пока это касается лично их. Но когда эти секреты задевают кого-то еще, молчать трудно. А Мив и не собиралась молчать. Она собиралась поднять шум на весь лагерь, что и было сделано. С точки зрения Мив, скандал получился что надо, хотя выступала и возмущалась главным образом она сама – Халька лишь вяло отругивалась, Иштван хмурился и пожимал плечами, Иза смеялась.

В конце концов спор прекратил Ярослав, сказав, что все все понимают, и никто не может запретить Иштвану, Хальке и Изе развлекаться так, как им нравиться, но делать подобное с другими насильно, это конечно, подлость. Тут Мив права.

– Но она нам сама разрешила! – возмутилась Халька.

– Я вам что разрешала? Не ври. Я бы такое никогда…

– Но ты и не интересовалась!

– Как?! Я спрашивала.

– И ничего не узнала, да? И все равно отпускала его. Значит, тебе было наплевать.

Мив немного успокоилась.

– Да, правда, – сказала она. – Я тоже виновата. Но я ведь и подумать не могла что ты… Что вы…

– А что – мы? – поинтересовался Иштван.

– Что вы вот… такие…

– Это я «такой», – сказал Иштван спокойно. – Иза и Халька нормальные. Они просто… разделяли мое увлечение. Слегка.

– Maith thu! Прекрасно! Значит, по крайней мере, они кусаться не будут. А ты…

– Мив! – воскликнула Иза. – Тебе не стыдно?

– Нет, – сурово сказала Мив. – Ярек прав, у каждого свои извраты. Но если здесь нечего стыдиться, так почему вы скрывали? Значит, это что-то плохое.

– А к вампирам вообще не очень хорошо относятся.

– Да вы что, совсем?! – возмутилась Иза. – Это же просто игра!

– Раньше, – тихо заметил Михал, – вампиров уничтожали. Всех без исключения. И это было правильно, я считаю.

– Это интересно, – Иштван посмотрел на него с любопытством. – И что ты предлагаешь? Проткнуть меня осиновым колом? Или отрезать голову?

– Думаю, это не поможет. Думаю, следует тебя сжечь, а пепел развеять по ветру.

– Ты это серьезно? – вскинулась Халька.

– Не надо, – остановил ее Иштван. – Страх – это естественно по отношению к таким, как мы.

– Я не боюсь, – невозмутимо ответил Михал. – Я просто не люблю кровососов.

– Вот как, – вскинул бровь Иштван. – Будем иметь в виду.

***

На этом, собственно все и кончилось. И отношение к Иштвану и остальным не очень изменилось. Кое-кто, конечно, посматривал со страхом, кое-кто с осуждением. Но в целом… нормально. Потому что это Иштван. Он всегда был странным. И то, что о нем узнали, ему вполне подходило. Даже делало его естественнее, понятнее. Теперь он стал менее загадочным.

Но Халька… Это уж мне трудно было понять. Что ее могло привлекать в этом занятии?

Халька рассказывала охотно. Даже непонятно, чего раньше молчала.

– Это приятно, – говорила она, и губы ее чуть подрагивали. – И так… чисто. Там нет грязи как в сексе, это более высокие отношения. Когда твоя кровь питает другого человека, а его кровь питает тебя, это прекрасно. А Иштван так совершенно умеет это делать. Он и меня учил, как правильно сделать надрез, как пить, чтобы не пережать вену, как раздвинуть кожу языком…

– Меня сейчас стошнит, – сказал Адась. – Я серьезно.

Веслав и Анджей Младший ничего не говорили, но выглядели бледновато. Да и я, признаться чувствовала легкое отвращение. И все же это была Халька. Моя Халька, моя подруга, такая надежная и своя. Я попыталась это почувствовать. Легкую боль на руке от надреза, чьи-то губы (сухие и тонкие, как у Иштвана) сжимают кожу поверх вены, язык раздвигает кожу… Меня передернуло. Это отвратительно!

– Это отвратительно, – сказал в унисон моим мыслям Адась. – Противоестественно. Мерзко. Гадость.

– Да уж, Халька, – поддержал его Анджей. – Это как-то совсем… нехорошо.

– А трахаться по-звериному, как вы это делаете – лучше? Чем?

А если бы губы Хальки? Полные, мягкие? И не на руке, а на шее? Думаю, мне бы это больше понравилось.

– Зато теперь я понимаю, – сказал Веслав, – что творилось с Брюсом.

– А что с ним творилось? – усмехнулась Халька. – Больно чувствительный. Пол-литра крови – невелика потеря.

– Он чувствительный к таким вещам, – серьезно объяснил Анджей. – Он все это воспринимал… чересчур болезненно.

– И поделом.

Как всегда, когда заговаривали о Брюсе, мне сделалось тоскливо. К тому же мне Мив рассказала кое-что, чего не говорила при всех.

– Я без предрассудков, – объясняла она. – Но ведь это уже дикость. Иштван сумасшедший. Они пили кровь, возможно, в этом и есть какое-то удовольствие. Но Брюс рассказывал, что они его кусали! Как дикие.

– Но когда мы его осматривали, никаких следов укусов не было.

– А его кусали в голову. Под волосами не видно. Брюс говорит, что у Иштвана клыки, как у настоящего вампира. Чуть всю кожу у него с черепа не соскоблил. Я проверила, у него действительно есть следы, но это не может быть от зубов.

– А от клыков?

– Ну, какие у Иштвана клыки? Брюсу помстилось. Еще бы, в таком-то состоянии.

– У вас теперь отношения самые доверительные, я смотрю.

Мив поджала губы и ничего не ответила.