Текст книги "Призрачный Легион (СИ)"

Автор книги: Ruby Lancaster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Не люблю я вот этого всего… – пробормотал Ольгерд.

Халька метнула на него уничтожающий взгляд.

– Смотри, какой щепетильный! Они с нами, думаешь, церемонятся?

– Я тоже этого не люблю, – вдруг резко сказал Анджей Старший.

Развернулся и пошел прочь. Халька проводила его удивленным взглядом и промолчала. Для нее Анджей был авторитетом. Я тоже потихоньку отошла. Не хотелось мне смотреть на то, как Христан или кто-то из его подручных будет проводить селекцию. Наверно, я тоже не люблю «вот этого».

***

Анджея я нашла у реки. Вернее, там раньше текла река, я сейчас только небольшой ручей. Я не то что бы специально его искала, но когда увидела, как он вот такой сидит на обрыве, просто не могла не подойти. Иногда, я, может, уже говорила, в глазах у Анджея Старшего появляется очень странное выражение, и если мы в этот момент едим, он перестает есть, и если говорим, перестает говорить… И мне не хочется знать, о чем он думает.

Но на этот раз я подошла к нему.

Анджей резко повернулся на звук шагов, но, увидев меня, улыбнулся.

– А, это ты Линде? Что, думаешь, я совсем уже псих?

Я пожала плечами. Ничего такого я, конечно, не думала.

– Я знаю, что Халька права, – сказал Анджей, не глядя на меня, – что так и надо относиться, но… Не могу. Не получается.

– Жалеешь?

– Нет! – он решительно тряхнул головой. – После всего, что со мной было – нет. Но из-за этого и не могу, понимаешь?

– Не хочешь быть, как они?

– Но я и БЫЛ как они, неужели не понимаешь? Я рассказывал об этом… Ярославу, Рышарду и Маринке, больше никому. Они сказали, что все это… можно как-то искупить. Не знаю. Мне кажется, что я уже никогда не отмоюсь.

Он замолчал. Я стояла рядом и думала, не лучше ли мне уйти? Или он скажет что-то еще? Я не люблю чужие тайны, особенно такие, но иногда человеку просто необходимо выговориться, как Марти. Но Анджей… Он всегда казался сильным! Я знаю, многие девушки в Легионе сохнут по нему. Красавцем его не назовешь – лицо слишком обычное, круглое, нос картошкой, и волосы морковно-рыжие, – но он был обаятельным и располагал к себе. Его слова заинтриговали меня, но еще больше напрягли.

– Знаешь, – сказал Анджей, – я завидую Зенону. Да и не только ему. Всем… кто прошел через это. Даже Хальке и Иштвану.

Я просто обомлела от таких слов. Ему виднее, конечно… Нет, но ЗАВИДОВАТЬ Хальке… Это уже не знаю, что такое.

Хальку у нас побаивались. Пожалуй, только я да Иштван общались с ней без опаски. И дело здесь не в седых волосах, у нас она не одна такая. Всего человек шесть, не считая Самуэля, которому быть седым уже по возрасту положено. Но я говорила, что глаза у нее мертвые? И это не метафора, можно сказать, она уже умирала.

Когда поселение, где жила Халина Барска разорили американцы, они уничтожили там почти всех жителей, только несколько молодых женщин и подростков захватили с собой. Хальку тоже сначала выбрали. Но она так сопротивлялась, что ее пришлось казнить. Иштван рассказывал, что одному из солдат, пытавшихся ее изнасиловать, Халька вырвала глаза, а другому в буквальном смысле перегрызла горло. Когда жителей заставляли копать себе могилу, она отказалась, и никакими побоями нельзя было ее заставить. Поэтому, когда могила была готова, ее бросили туда первую. Живой. А потом завалили телами расстрелянных односельчан. Иштван говорил, что убили всех, и больных, и беременных женщин.

Все-таки эти американцы совершали ошибку. Им следовало бы убить Хальку. И не просто убить, а отрубить ей голову и проткнуть колом сердце. Потому что она выбралась из могилы и вытащила Иштвана, который был только ранен. Вместе они нашли наш Взвод, причем большую часть пути Халька тащила Иштвана на себе. Может, потому она и выжила, что ей было о ком заботиться.

Тот американский отряд мы нашли, и от него не осталось в живых ни одного человека. Думаю, Халька убила из них больше, чем кто-нибудь еще. Пленных мы на этот раз не брали. К сожалению, большинство заложников тоже погибло, но кое-кто выжил. Они до сих пор обретаются во Взводе. Четверо в нашем Легионе. У одного парня такие же волосы, как у Хальки.

То, что Халька одна из лучших, понятно всем, а вот по поводу Иштвана поначалу были сомнения. На вид он такой задохлик, лицо худое, желтое, завешенное черными волосами, да и сам он тощий, сутулый… И не понятно, сколько ему лет – то ли семнадцать, то ли двадцать семь… Но практика показала – в бою он что надо. Такого хладнокровного и беспощадного воина еще поискать. И еще. Халька хоть иногда, зло, но улыбалась. Иштван же – никогда.

Вот поэтому я так и поразилась, когда Анджей сказал, что завидует им.

Что же тогда с ним самим было?!

– Ничего такого, что нельзя было бы пережить, – он, видимо, угадал мои мысли. – Дело не в том, что делали со мной, а что делал я. Зенона спасает его доброта. Хальку – ненависть. А мне… не за что ухватиться.

Анджей судорожно вздохнул, и я поняла, что сейчас он все мне расскажет. Что у него нет больше сил держать это в себе.

========== 4. Исповедь Анджея ==========

– Я попал в плен в самом начале войны, – начал Анджей свой рассказ. – И это был самый настоящий лагерь для пленных. Наверно, там было не так плохо, потому что… Тогда еще была эта разница между пленниками и пленными. Пленник – это первобытное слово, это означает некую вещь, уже не человека… А пленный – это лишь обозначение временного состояния. Оно появилось в более просвещенное и гуманное время. Но сейчас все вернулось назад… Теперь остались только пленники, а я еще успел побыть пленным… Но я просто тяну время. Короче. В том лагере жить было очень несладко – и голодно, и обращались с нами, хуже, чем с собаками… а у американцев не хватало людей, чтобы охранять нас. Вот они и вербовали охранников из самих заключенных. Это давало… некоторые преимущества. По крайней мере, мы не умирали с голоду. И спали не на голых нарах под одним одеялом на шестерых. Знаешь, чем обычно кормили пленных? Три раза в день похлебкой из ржаной муки и лука. Того и другого одинаково… не помногу. И немного свиного жира, чтоб мы хоть не сразу умирали. Вот так… А я хотел жить, просто отчаянно. Хоть как. И я пошел в охранники. И даже был за старшего.

Анджей немного помолчал.

– Думаю, ты не совсем понимаешь. Чтобы стать за старшего, нужно выслужиться, а чтобы выслужиться нужно… стать, как они. Терзать своих. Даже убивать иногда. Но не бойся, до этого дело не дошло. Хотя я присутствовал при казнях. Странно, что люди не сопротивляются, когда их ведут расстреливать. Думаю, я бы сопротивлялся. Но я опять отвлекся. Я был очень хорошим охранником, знаешь ли. Я очень старался. Я издевался, как мог над своими же соотечественниками вместе с несколькими такими же, как я, негодяями. И я очень боялся. Боялся, что однажды сделаю что-нибудь не так. И это будет мой конец. Потому что ужасно быть простым заключенным, над которым измываются охранники, но намного хуже быть разжалованным охранником, над которым будут измываться все без исключения заключенные. Чем больше я думал об этом, тем больше зверствовал. Я даже рассказывать тебе не хочу, ты меня просто возненавидишь. Но об одном случае я должен рассказать. Там был один парень… Немного постарше меня и такой… Безобидный очень, тихий. Волосы у него были седые, но этим уже было не удивить, и еще он не говорил… Да-да, не вздрагивай, ты правильно поняла, о ком я. Немых после Падения стало не меньше, чем седоволосых, многие просто от шока переставали говорить… И тот парень тоже. Знаешь, на таких, как он, думаю даже у Дьявола рука бы не поднялась, но мы тогда были хуже любого Дьявола. Вот как-то раз мы его и зажали. Чисто провести воспитательную работу. Мы со всеми так делали, и он просто не стал исключением. Ну… сопротивления он, понятно, никакого не оказал. Это было даже неинтересно… но все равно мы его избили и… надругались над ним.

Анджей зажмурился. Наверно, он ждал, что я что-то скажу, но мне сказать было нечего.

– Вот… После того случая мне так противно все стало. Я уже не мог, как ни старался, заниматься своей работой с прежним рвением. И последствия не заставили себя ждать – меня “сняли с должности”. Теперь я даже почти рад, что так получилось, я хоть чем-то искупил свою подлость, но тогда… Тогда я думал только об одном, как бы поскорее сдохнуть. Самое ужасное было осознавать, что все, что я получаю, я получаю абсолютно заслуженно. Я не только на своей шкуре испытал все то, чему раньше подвергал других, – мне приходилось спать на полу, у меня часто отбирали еду, и редкий заключенный не считал своим долгом выместить на мне все свои несчастья. Не знаю, от кого мне больше доставалось, от них или от моих бывших помощников, которых мой пример, видимо, здорово напугал. И все-таки я выжил. И знаешь, не отчаяться окончательно мне помог как раз тот парень… Однажды мои бывшие коллеги решили надо мной поработать, чтобы я окончательно осознал свое место. Происходило это, конечно, на глазах у всей казармы… Они меня держали и заставляли заключенных меня избивать, ну “заставляли”, это, вряд ли, те бы и так не отказались. Все, кроме того парня, он единственный не захотел. И удивились все не тому, что он посмел ослушаться приказа, а что он не захотел отомстить… Но ему все равно пришлось меня ударить, хотя, по сравнению с тем, что было потом, его удар был просто лаской… короче меня избили и изнасиловали, и ни одна живая душа меня не пожалела. И только через несколько дней ко мне подошел тот парень. Выяснилось, что говорить он все же умеет. Знаешь, что он сказал? «Прости за то, что я тебя ударил… Я не должен был». Но ведь с точки зрения всех и каждого, он как раз должен был! Я впервые встретил человека, для которого ударить, если тебя ударили, не было справедливостью. Для него справедливость была в том, чтобы подойти и извинится за удар. Вообще, после этого я твердо решил, что сбегу оттуда и этого парня вытащу. Я познакомился с русскими из соседней казармы, поляки бы меня уже не приняли. Несколько мужиков уже в возрасте – они планировали побег, и мне удалось к ним присоединиться, мы бежали, и его я тоже взял с собой. Через какое-то время мы и оказались здесь. Они подались к своим, а мы двое в Легион. Вот и все.

Я знала, с кем Анджей пришел в Легион. С Виктором. Который почти все время молчит, и старается быть незаметным. Но разве бы я согласилась заменить его кем-нибудь. Седыми волосами сейчас никого не удивишь – Рышард, Михал, Кристиан, Иза, Халька… да только у наших, что ли? Но у Виктора такие глаза… Они, словно смотрят прямо в душу. Только от одного взгляда как-то легче жить. Не так бессмысленно, что ли. Они с Зеноном чем-то похожи. Но только Виктор никогда не станет убивать и стрелять. Хотя Христану об этом лучше не знать, а то живо сократит ему норму питания.

Я молчала. Анджей испытующе смотрел на меня.

– Я знаю, ты никому не расскажешь, даже если теперь будешь плохо ко мне относиться.

Я передернула плечами. Какое мне дело до всего этого? Это его прошлое, вот пусть и живет с ним, как хочет. Но какой-то неприятный осадок у меня от его рассказа появился.

– Вот почему я и решил больше ни над кем не издеваться. В бою это другое дело, а вот так… мучить беззащитных…

– Зенон идет, – сказала я, чтобы прервать его излияния. Но ведь Зенон и вправду к нам направлялся. И вид у него был весьма недовольный.

– Что-то случилось?

– Да ничего такого… Лин, ты видела пленников?

Я кивнула.

– Я так и думал, – мрачно сказал Зенон. – А они тебя?

– Да нет… Думаю, что нет.

– Ты молодец, честное слово. А я-то хорош! Не смог сдержаться.

– В чем дело, ребята? – удивился Анджей. – Вы, что, знаете этих типов?

– Как бы тебе сказать… и, да и нет.

– Не темни, Лин, – махнул рукой Зенон. – Все уже знают.

***

Дело было вот как. Как я и предполагала, когда потенциальных рабов рассортировали, наши приятели оказались не у дел. В городе нужны были рабы не старше тридцати и, желательно, не моложе двадцати лет. Под эту категорию не попадали не только наши знакомые, но еще и американец, которого захватили вместе с ними, и два пацана, явно моложе двадцати.

Было объявлено во всеуслышанье, что если до вечера никто не изъявит желания их приобрести для хозяйственных нужд, после захода солнца их расстреляют. Думаю, они свой приговор тоже поняли, по-русски почти все хоть немного да понимали. А если чего-то и недопоняли, то им уж растолковали. Там столпилось довольно много народу, в основном женщин. Просто посмотреть, вряд ли кто-то всерьез собирался приобретать рабов.

Те, кто помоложе, стояли почти вплотную к пленникам и (на чистейшем английском, разумеется) обменивались комментариями по поводу шансов последних остаться в живых. Халька и Анджей Младший все еще находились там же, но в обсуждении участия не принимали. Зенон, собственно, к ним и подошел…

Пленники сидели на земле, закованные по рукам и ногам в кандалы. Между собой не разговаривали и по сторонам не смотрели. Вообще, выглядели так, будто утратили последний интерес к жизни, хотя, возможно, так оно и было. Но в какой-то момент один из них поднял голову, словно прислушиваясь к словам женщин, издевательски комментировавших их возможные мужские достоинства, и в этот момент Зенон узнал его. И остальных, разумеется, тоже. Не совсем понимая, что делает, он направился к ним. Совсем вплотную к сидящим на земле мужчинам стояли ирландки Мив и Орла.

– Думаешь, позарится на них кто? – спросила Мив.

– Ну, на одного-двух, возможно, но не больше… А что? Ты хочешь?

– С какой это радости? – фыркнула Мив. – На что они способны? Разве что трахаться, да и то… Думаешь, они еще в состоянии? Эй, красавчик, – крикнула она глумливо по-английски. – Как у тебя с этим? Агрегат в порядке?

– I have no doubt! – это произнес Зенон.

Вряд ли он сам подозревал, что его голос может звучать с такой злобой.

– Что? – растеряно переспросила Орла.

При словах Зенона один из пленников обернулся и взглянул на него. Зенон не без удовлетворения отметил, как в его взгляде появился страх. Англичанин отвел глаза и съежился.

Все это не укрылось от наблюдательных глаз Орлы. Соображала она быстро.

– Так это они? Те самые?! – воскликнула она несколько громче, чем Зенону хотелось бы.

На ее крик подошло еще несколько человек, в их числе и Халька.

Первая на слово «они» среагировала 16-летняя Саша. Из-за очень маленького роста ее не брали в боевые отряды, хотя по своим бойцовским качествам она многим дала бы фору. Подобно мне, Хальке и многим другим девушкам, она носила у пояса тяжелую металлическую цепочку, которую можно было использовать как оружие. Саша быстрее действовала, чем думала. И – меня она любила, а англичан не очень. И на тот момент ее реакция была однозначной. Она бросилась к ближайшему англичанину и вцепилась ему когтями в лицо, метя в глаза. Звуки, которые вырывались из ее ротика во время этой экзекуции, вряд ли нуждаются в цитировании.

Все растерялись поначалу, но потом Сашу все же оттащили. Причем она шипела и плевалась, как дикая кошка. Глаза у англичанина уцелели, но лицо было расцарапано в кровь. Благодушное настроение вокруг пленников сменилось агрессивным. В их сторону полетели уже не шутки, а ругательства, плевки и даже камни. Зенон уже успел пожалеть о своих неосторожных словах, но было поздно. От немедленного растерзания англичан спасло чудо. Вернее, Халька.

– А ну, тихо! – она вышла вперед, заслоняя собой пленников.

Хальку трудно не послушаться, к тому же подобный приказ с ее стороны настолько ошеломил всех, что не встретил сопротивления.

– Тихо, – Халька оглянулась на закованных в цепи людей и заговорила по-английски. – Имейте терпение, люди. Солнце уже садится. Давайте не будем вести себя, как звери, и нарушать закон. Если по истечении четырех-пяти часов этих отморозков никто не купит, в чем я не сомневаюсь, мы их казним… Цивилизованно, по всем правилам. И все желающие смогут поучаствовать в этом. Думаю, Христан нам не запретит.

По толпе прошел легкий гул, свидетельствующий о том, что свои запреты Христану лучше держать при себе.

Халька сделала несколько шагов по направлению к пленникам, небрежно поигрывая своей боевой цепкой. Остановилась около одного из них, того самого, с рассеченной щекой. Он отшатнулся, когда она подошла вплотную, но было уже слишком поздно. Цепочка, свистнув, сверкнула в воздухе и оплела шею мужчины. Конец хлестнул по лицу, рассекая другую щеку. Мужчина болезненно застонал, но стон перешел в хрип, когда Халька натянула цепочку.

– А ты мне нравишься, – сказала она – пожалуй, я убью тебя сама. Но не быстро. Примерно так.

С этими словами она ухватила прядь белокурых волос и резко дернула, вырывая их вместе с кожей. Мужчина забился от боли – кричать он по-прежнему не мог. Халька дернула цепочку, разматывая ее, и пленник почти без чувств рухнул на землю. Толпа одобрительно загудела. Один из англичан рванулся было к упавшему, но пуля, всаженная в землю в полуметре от него, заставила его замереть на месте.

– Никому ни с места! – рявкнула Халька.

Зенон как зачарованный смотрел на все это, потом с трудом отвел глаза и встретился взглядом с тем самым англичанином, которого мы тогда посчитали за главного среди них, того, что попытался прийти на помощь товарищу. От выражения безысходности и боли в этом взгляде Зенону стало не по себе. Кто-то тронул его за руку. Он обернулся – рядом стоял Анджей Младший.

– Ну, Зенек, – негромко произнес он, – похоже, ты лишил парней последнего шанса.

========== 5. Невольничий рынок ==========

У меня так и не хватило смелости подойти к ним тогда. Вот ведь черт, смелости! Когда я чего боялась? А тут… Самое правильное, что нужно было сделать, это просто подойти и надавать по морде. Или напинать. Простая, естественная реакция. И забить на это. Я не садистка и не стала бы смотреть как их режут… Хотя, возможно, мне и полагалось посмотреть.

Я не знаю, как должна вести себя порядочная девушка на моем месте. Нужно, наверно, спросить у Орлы. Поведение Саши она, кажется, не одобрила. Мне вообще не хотелось об этом думать тогда. Какое мне было дело, сдохнут они или нет? Какие-то англичанишки. Однако воспоминания о том дне настойчиво лезли в голову. И Зенону, они, похоже, тоже не давали покоя. Он посмотрел на меня как-то странно.

– Тебе это необходимо, Лин? – спросил он.

– Ты о чем? Да мне вообще по …. что с ними будет.

Сказала, и сама удивилась, насколько эти слова прозвучали фальшиво. Значит, мне не все равно?

Не знаю, куда бы завел нас этот разговор, если бы у нас не появились новые собеседники. Вот, а казалось, такое спокойное место! И чего все сюда прутся? Особенно те, кого не так уж хотелось бы видеть. Не поймите меня неправильно. Дело не в том, что будто бы мы, поляки, плохо ладим с русскими. И кстати, мне этот парень, Матвей, командир одного из русских ударных отрядов, не был противен. А вот Анджей при его появлении сразу напрягся. У него были на то причины, но об этом в другой раз.

Нет, ничего плохого о Матвее сказать было нельзя. Он был превосходным бойцом, и это все знали. И многие девушки считали его классным парнем. Мне он красивым не казался. Не люблю брюнетов. Да и лицо у него какое-то обезьянье. Но дело не в этом. Он был слишком самоуверен, даже нагл. Халька его не выносила, относя как раз к тому типу мужчин, которых она называла «похотливыми козлами». Еще бесила его манера держаться со всеми запанибрата. Вот и сейчас. Подошел к нам с двумя приятелями и довольно развязано спросил:

– Чего там ваши расшумелись? Что, рабов поделить не можете? Неужели из-за них такой ажиотаж?

– Тебе-то что за дело? – не очень приветливо откликнулся Зенон.

– Да так, знаешь, надеялся, что и нам что-нибудь перепадет.

– Вы что, – изумилась я, – будете покупать рабов?!

– И даже двух, детка. Но похоже, желающих больше, чем я думал. Они, что, и правда, собираются их всех купить?

– Нет, порвать на сувениры. А вам-то зачем? – поинтересовался Зенон.

– А что? Удобно. Столько есть грязной работы, которой в лом заниматься.

– Но их и кормить надо, не так ли?

– А зачем, – хмыкнул Матвей.

Остальные двое усмехнулись.

Зенон нахмурился.

– Я не считаю, что это повод для шуток.

– Ага. Скажи это своим подружкам из Легиона. То-то они там сейчас изгаляются. И эта отмороженная больше всех. Ей бы личный раб не помешал как раз, может, пооттаяла бы немного.

Любому другому, кто посмел сказать такое, не поздоровилось бы. Но Матвей вряд ли вполне отдавал себе отчет в своих словах, воспитывать его в этом отношении бесполезно, он просто придурок, и всем это известно. Анждей, однако, сделал угрожающее движение в его сторону. Зенон положил ему руку на плечо.

– Если вам и правда нужны рабы, – сказал он спокойно. – То поторопитесь. А то у нас с ними личные счеты.

– Да ну? – присвистнул Матвей. – А поподробнее можно узнать?

– Перебьешься! – Анджей был уже на взводе.

– Да, ладно, я из вежливости спросил. Значит, нам ничего там не обломится? Не хотелось бы переходить дорогу Польскому Легиону, верно ребята?

Непонятно было, придуривается он или говорит серьезно. Никогда они нам, впрочем, дорогу не переходили, если не считать личного конфликта Матвея и Анджея Старшего. Более того. Те двое, что пришли сейчас с ним – Кирилл и Артем, с нами даже в приятельских отношениях. Особенно с Зеноном.

Кирилл был одним из тех, что бежали из плена вместе с ним. Сначала он, также как Марти и Нелу, пристал к нам, но потом перебрался к своим. Ему было всего восемнадцать, даже меньше, чем мне. Другой, Артем, в Легионе никогда не был, но дружил с Зеноном. И мне он очень нравился. Приятный такой, скромный парень, не хам, как некоторые. Я просто не представляю, что объединяет его с Матвеем, как он может ему подчиняться… Но, да это не мое дело.

– Послушай, может, оставим им этих англичан, раз уж они им так нужны? – спросил Артем, – Там, вроде, и американец есть, может им обойдемся?

– Нам двое нужны, забыл? Для Христана тоже. Кроме того, думаю, их красавица американцев еще больше «любит». Может, она и с ним захочет поквитаться.

– Тогда лучший способ – это как раз отдать его Христану, или еще лучше вам, – угрюмо заметил Зенон. – Ладно, пойдем, посмотрим, как там. Может, и подберем вам кого-нибудь.

– С чего это нам им помогать! – возмутился Анджей.

– Просто не хочу, чтоб там устроили свару. Все как с ума посходили.

Нам с Анджеем пришлось пойти с ним, а как же иначе?

***

Страсти вокруг нынешних пленников – будущих рабов или покойников – между тем накалялись. Там уже полвзвода собралось – наши все, балканцы, итальянский отряд и даже скандинавы. Ну, и из других подразделений кое-кто.

Мы даже подойти не успели, Халька ринулась нам навстречу. Лицо у нее было крайне мрачным.

– А вот, наконец, и ты, Лин. – сказала она. – Тебя мы только и ждали.

Мне это совсем не понравилось.

– Что вы затеяли? Зачем все это представление?

– Это не представление, а акт справедливости, – возразила стоящая поблизости Иза. – Пусть получат, что заслужили!

– Да вы тут никак обкурились, девочки, – фыркнул Матвей. – Какой еще акт справедливости? Да никто ни за какие грехи не заслужил того, что вы сделаете с этими парнями, когда они попадут к вам в руки. Ну, двум мы поможем.

– Они собираются, купить их, Халя, – объяснил Зенон.

– Еще чего! – возмутилась Халька.

– Извини, что порчу вам удовольствие, но это наше право, – притворно вздохнул Матвей.

Халька посмотрела на него с колоссальным презрением.

– Ладно, полагаю, больше таких ничтожеств не найдется, кому нужны были бы рабы.

– То есть, ты и нас относишь к ничтожествам?

Эту реплику подал Константин, командир одного из балканских отрядов. Уж его-то ничтожеством никак не назовешь, его даже Халька уважает. Она даже растерялась немного.

– А вы что, собираетесь покупать тоже?

– Да и, представь, двоих. Чему вы удивляетесь? У нас мало людей, а кто-то же должен работать. Это у вас есть кому, а у нас почти все зависают в отрядах на дальних рейдах, те, кто остаются, не справляются.

– Слушай, – обратилась к нему Халька, – будешь выбирать, не бери… знаешь, кого…

Меня затошнило. Нет, не в состоянии я была дальше это выслушивать. Почему, не знаю, не могла и все. Да еще все на меня пялились, будто я главное действующее лицо, и от меня чего-то ждут. Как меня это достало!

Поэтому я так и не подошла к ним тогда. Повернувшись, чтобы уйти, я увидела Веслава.

– Слушай, Лин, – обеспокоенно начал он, – надо поговорить. Мне все это не нравится, то что здесь назревает. Боюсь, как бы наши девчата слишком далеко не зашли.

– Я о том же, – кивнул Зенон.

– Я бы этих ублюдков своими руками перестрелял, – вставил Ольгерд, – но надо бы сделать это по-тихому, а то…

– Я-то здесь причем?

– Но ведь главные претензии у тебя?

– Да плевала я на это! У меня претензии только к двум, ну к трем, остальные мне вообще ничего не сделали.

Никому и в голову не приходило, что у Зенона тоже могут быть какие-то претензии к англичанам. То, что его избили и пытали, было в порядке вещей. Думаю, наши на их месте поступили бы так же. То, что было необходимостью, не являлось ни подлостью, ни преступлением.

– Может, их и стоит казнить, – продолжал Веслав, – но вот это издевательство… Они, вроде, не отморозки, случайные люди.

– Похоже на то, – согласился Зенон.

– Но девчонок наших попробуй унять, – заметил Ольгерд.

– Разве что… На что-нибудь другое направить их пыл.

– Болгары покупают двоих, – задумчиво произнес Зенон, – ну, и эти тоже…

Остаются четверо. Если среди них окажутся те трое… То черт с ними. Но не надо, чтобы остальные это видели. Ну, а еще с одним… придумаем.

– Так. А если не окажется?

– Ну тогда не знаю, значит судьба такая. Да и неизвестно еще, кому больше повезет.

– Я могу взять одного, – вдруг предложил Зенон. – Чего уставились? Раз нет другого выхода. Резня нам действительно ни к чему.

– А раб тебе «к чему»?

– Да что я его не прокормлю, что ли?

– И как ты себе представляешь раба в Легионе? Да еще раба-англичанина?

– Ну, как-нибудь…

– Ох, не нравится мне это все, – вздохнул Ольгерд. – Но раз уж заварили кашу…

К нам подошли Ярослав с Малогжатой и ее сестра Кася с мужем. Кася – одна из самых красивых женщин у нас, это все знают. Ее муж, Роман, русский, вот она и живет с ним во Взводе, а Малогжата с нами. Она постарше Каси и не такая красивая, но она такая родная! Ее муж Ярослав один из наших негласных лидеров. И, возможно, самый шикарный мужчина из всех, кого я знаю, жаль, что женат. Ярослав и Малгося в свое время много натерпелись от англичан. У 29-летнего Ярослава волосы с проседью, но чувства юмора и жизнелюбия он не потерял. А у Малгоси, похоже, самая большая проблема на сегодня, где бы взять краску для волос, а то уже никто не верит, что она блондинка. Халька обычно посылает ее к Зенону. Он-то ведь, по мнению Хальки, откуда-то берет краску. Или хоть дождаться, пока у Зенона косы отрастут до такой степени, что можно будет отрезать Малгосе на шиньон.

Сейчас Малгося была чем-то явно расстроена и, похоже, не краской.

– Видели, что творится, – мрачно спросил Ярослав.

– Да уж.

– Я не знаю, наверно, это правильно, – быстро заговорила Кася, покосившись на меня, – но я рада, что тех мальчиков все же купили… они совсем юные, может удастся их… перевоспитать.

– Я бы не стал рассчитывать, – махнул рукой Ярослав. – Но, думаю, им все же больше повезло, чем тем, кого Матвей выбрал.

Кася раздраженно передернула плечами.

– Он-то, конечно, постарался… Он хоть и наш, да не люблю я его. И еще выбирал так… И зачем только некоторые люди подчеркивают, как много в них есть от животных.

Я подумала, что в данной ситуации от животных есть в каждом из нас, но промолчала.

Малгося, которая до этого молча куталась в шаль, вдруг заговорила.

– Это ужасно. Видели того парня, которого Халина чуть не пристрелила за то, что придвинулся к своему другу? Вот его Матвей купил… А до этого… когда болгары там выбирали, он заговорил с ними, невероятно, и как осмелился? Знаете, о чем просил? Купить его друга. Говорил, что тот хороший человек, и с ним не будет никаких хлопот, что он не солдат, случайно здесь… Брр, невыносимо такое слушать. Орла тоже в шоке. И Матвея – Матвея! – он умолял о том же самом. Ему даже Мив крикнула: «Спятил? Лучше проси, чтобы он его НЕ купил!» Ну, тот замолчал, конечно, просто обвел всех глазами, так, будто искал, кого еще попросить… ну мы ушли.

Мив и Орла обе ирландки, ирландки коренные, из гэлтахтов, только Орла с севера, а Мив с запада. Они совершенно не походят друг на друга. Мив более решительная и резкая, более практичная. Красавицей ее вряд ли можно назвать, черты лица у нее грубоваты, кожа обветрилась, русые волосы вечно спутаны и болтаются как попало. Она крепкая, сильная и немного нескладная, похожая на мужчину. Она отлично стреляет, но в рейдах не участвует, считая, что война не женское дело.

Мив надежный человек, и она нам совсем своя, но Орла… Орла другая. Ее тоже не назовешь красавицей, она маленькая и хрупкая, волосы у нее черные с проседью, коротко остриженные. Кожа у Орлы очень белая, потому что она все время в нее что-то втирает, а глаза черные и ярко блестят. Она только кажется хрупкой, но, возможно, она даже более сильная и смелая, чем Мив. Просто Орла более… добрая, что ли? Хотя в наши дни это, скорее, недостаток.

– Так его не купили? – спросил Зенон. – Того парня, за кого он просил?

– Нет.

– Он уже в крови, как покойник, – вступил в разговор Роман. – Кто его возьмет!

Мне стало как-то зябко. Зенон стоял, закусив губу.

Наконец он решился.

– А ты, Яр, не стал бы возражать?

– Против чего? Рабов в нашем Легионе? Но это личное дело каждого, мне все равно, если под ногами не будут путаться.

– А ты, Малгося?

Та только рукой махнула. Мол, без разницы.

– Лин?

– До фонаря.

– Тогда я, пожалуй, возьму одного, – сказал Зенон. – Если уж никто не против.

***

Но, оказывается, его опередили. Когда он, по его же рассказу, пришел на торг, там осталось только два потенциальных раба. Подростков взяли балканцы, двоих англичан – Матвей и американца – скандинавы. Им, оказывается, тоже нужен был раб. Того светловолосого купила… Мив. По ее словам, в подарок Орле.

– Ей, бедняжке, так нужен мужчина, – сказала она.

Всерьез ли она это говорила или нет, но из своей покупки устроила настоящее представление. Оценивала будущее приобретение по всем правилам, заставила встать на ноги, со всех сторон ощупала, проверила зубы, и все это под сдержанные смешки зрителей. Смешки перешли в хохот, когда въедливая Мив приказала своей жертве расстегнуть ширинку, объяснив это тем, что не собирается покупать подруге кота в мешке. Надо видеть товар лицом! Даже стоявшая мрачнее тучи Халька не могла не улыбнуться. В конце концов, когда Мив окончательно задергала и дезориентировала беднягу, она приняла решение купить его.