сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 108 страниц)
Откинувшись на спинку кресла, посмотрел на меня. Резко его лицо преобразилось. Ребяческая улыбка снова озарила лицо. Вернулся из своих раздумий и удостоил меня одним из своих тупых, ничего не значащих взглядов. Показал язычок. Вот гаденыш! Ну подожди, я его тебе вырву! Только выберемся из этого «кхм», как ты хотел сказать.
— У тебя такой странный взгляд, хи-хи, — хихикнул он.
Хи-хи? Хи-хи?! Меня затрясло от злости. Нет, он явно специально выводит меня из равновесия! Я-то думал, что эта молекула и дальше будет злиться… И почему он так быстро овладевает своими эмоциями? Непредсказуемый. Ненавижу.
— Ты меня бесишь, — пристально глядя на него без тени совести кинул я. Да и без эмоций. Получилось так, словно я смирился. Фу, от одной мысли хочется пойти пообниматься с унитазом.
— Ах, ну да, — махнул рукой, отгоняя мои слова от себя, улыбнулся — Ты мне говоришь это настолько часто, что я уже начинаю верить в это. Но хорошо, что я, в отличие от тебя, не такой придурок. Прибавь свою недалекость и получай термоядерную смесь.
Он начал крутится на компьютерном стуле, тупо пялясь в потолок, и время от времени тяжко вздыхая.
— А тебе не надо верить. Тебе надо знать, — отчеканил я, фильтруя часть про мои недостатки.
— Ну да, точно-точно… — прозвучало монотонное мычание.
Я не въехал! Ты что, делаешь вид, что не слушаешь меня?! Страх потерял? Или захотел сдохнуть раньше того момента, когда весь истечешь кровью? Хочешь, могу подсобить?
Вспылив, подскочил к нему, с силой крутанул стул на себя и уперся руками в подлокотники, загораживая ему путь к отступлению. С недоумением взглянул на меня. На секунду он скорчился от резкой боли. Но лишь на секунду. На вдохе зажал язык небом и нижней челюстью, и издал звук, напоминающий легкое шипение змеи, болезненно прищурившись. Что, таким образом давишь боль?
Но через мгновение лицо снова вытянулось в расслабленное состояние.
Открыл глаза. Медленно. Словно возвращаясь откуда-то. Или просыпаясь. Сложил ногу на ногу и снова улыбнулся.
— Что? – невинно спросил он.
«Я так хочу, чтобы ты открыл мне свое настоящее лицо! Я хочу, чтобы ты кричал от боли! Я хочу видеть все, что твориться у тебя в душе! Чтобы ты заехал мне по роже! Чтобы разнес здесь все к чертям! Сука ты», — вот что проносилось у меня в голове, пока я пристально смотрел на него, испепеляя взглядом.
— Ты меня бесишь, — закатил я глаза.
— А ты несдержанный долбоеб, — спокойно выдал он.
— Подстилка.
— А ты свечку держал?
— Сука.
— Мне штаны спустить? Или лучше ты себе очки наденешь?
— Сразу после того, как ты себе пластырь на рот нацепишь.
— Поверь, не поможет. Я тебя заебу, даже если ты в гроб ляжешь.
— Псих, — понял я.
— Ненормальный.
— По губам тебе надо дать за маты.
— Как и тебе.
— Будь проклят тот день, когда мы встретились.
— Точнее, когда ты пялился на меня. Педик.
— Гомофоб.
— Все лучше, чем…
— Рот закрой.
— Только после тебя.
Нет, это определенно бесполезно. Действительно заебет.
— Прости. Я забыл, что ты ранен, — искусственно сказал я, мило улыбнувшись. Вот только глаза совсем не улыбались. Они его убивали. Душили. Резали. Кромсали. Я должен тебя задеть!
— Ничего. Переживу. Правда в твоей компании это будет не так-то легко, — пожал плечами.
Моя челюсть упала не пол. Веко нервно задергалось. Это еще кто кого задел! Не знаю, нарочно он это ляпнул или от недостатка ума, но слышать это было не комильфо.
Он явно издевается надо мной! Делает вид, что абсолютно непробиваем. Объявили невидимую войну? Хах, посмотрим, кто первый поднимет белый флаг!
— Да ты и так сейчас при смерти. Куда хуже? – я так увлекся нашим соревнованием на стойкость и вынос мозга, что практически уже касался его губ, не давая его телу и двинуться. Он спокойно смотрел на меня, не отодвигаясь и не отступая.
— Не преувеличивай. Был бы при смерти, не сидел бы сейчас. Ты и себя тоже так жалеешь? Хреновый из тебя наемник.
Его взгляд кидался от моих губ до глаз, игриво перекидывая его с помощью улыбки, скривившей уголки губ.
Если кто и умеет выносить мозг, то согласен, это он! Полностью отдаю ему все награды и грамоты и ухожу в завесу тени, в сторону проигравшего. Не знаю, что там надо? Шарики? Фанфары? Я пойду в другой комнатке кофейку глотну.
— Ну да, ты прав. И чего это я… — опомнившись, я, наконец, отпустил бедный стул и подошел к окну. Несколько секунд мальчик не двигался, не понимая, что произошло. Да он там походу затрясся от негодования! О да! По-любому не думал, что я так резко брошу свои позиции. С его стороны повеяло холодом и злостью. Лед, сумевший запереть огонь в кокон. Практически потянулся пар. Можно смело открывать еще одну Антарктиду.
Он повернулся от меня к стене лицом, достал нож и начал играть им, перекидывая из руки в руку. Иногда указательным пальцем держал конец лезвия, вторым указательным пальцем держал конец рукоятки.
В мою спину воткнулось несколько сосулек. Ага! Попался! Что, не смог удержать свой супер-заебатый взгляд внутри? Но на меня не подействует твое устрашающее лицо. В голове сразу всплыла физиономия, далеко из моей фантазии...
Величественно сидящий на старом потертом компьютерном стуле, в средний палец уткнув конец лезвия ножа, а рукояткой прокручивая триста шестьдесят градусов, наровясь в любой момент швырнуть его в меня. Губы скривлены в том злом выражение лица, который готов убить всех на своем пути. Так обычно делают умные, всепонимающие дети, если их словесно задеть.
Адреналин забегал по телу. Как я хочу сейчас повернуться к нему и заржать на весь дом. Но, лишь еле заметно дернув уголком рта и хмыкнув, сделал вид, что сама невинность. И даже не шелохнулся в сторону куска льда. Удивляюсь, как смог сдержаться…
Осторожно отодвинув занавеску посмотрел наружу. Тихо, как в могиле. И никого на улице. Делая вид, что не вижу его пронизывающих глаз, пересек комнату. Существо поворачивалось вслед за мной, не отрываясь. Я подошел к двери и повернул на себя ручку. Дверь со скрипом подалась.
— Куда собрался? – поймал меня на пороге он, выходя из ненавидящего всех транса, словно до этого не видел моих действий. В голосе не слышалось и тени злобы. От его фигуры вмиг исчезла черная аура, а за спиной засиял желто-розовый свет с цветочками. И куда делась моя миниатюрная Антарктида? Потоп от растаявшего существа залил весь дом.
— Тебе нужны еще медикаменты. Посиди немного, я скоро приду. Ведь просто посидеть для тебя не составит трудности? Жопу прижать сможешь? Если я тебя скотчем привяжу к стулу, это, скорее всего, не поможет, – не удержался, чтоб не кинуть сарказм. Я разочарованно выдохнул, театрально поникнув.
— Буду паинькой, — мило прищурилось тело. А все-таки, ножичек еще зло бегал из ладони в ладонь. Нервный, что ль? Наверняка хочешь пульнуть им в меня, чтобы неповадно в следующий раз было злить такую неженку.
========== Секунды, как часы ==========
С неестественно спокойным лицом вышел. Еле слышно потянул за собой дверь. Но потом я не выдержал и под конец как ебанул ей о косяк!
Да! Да! Согласен, сорвался! Ну, блять, не выдерживает моя нервная система этого сучонка!
Штукатурка посыпалась на пол, создавая маленькие водопады пыли вперемешку с кусочками белого рассыпчатого вещества, видимо под сквозняком, уходящие все больше в сторону.
Затем я не поскупился! Нужно было выплеснуть все то, что этот чертенок затолкал в меня. Круша и громя все на своем пути, пробирался на выход. Грохот стоял неимоверный. Все это я разбавлял трехэтажным матом, выражающим то, что думаю о мелком. Хорошо, что дом был пустым. Ну, может кто-то здесь и был, вот только носа не показывал. Дом словно заглотил всех жильцов, если таковые, конечно, имелись. А они должны были иметься. По-моему, это единственное большое строение на все тридцать километров. А дальше пустыня. Пустыня в плане того, что никто не жил в вышеуказанном радиусе. Одни только пески, зеленые, черные, красные. В зависимости от того, что здесь сотворили люди или от того, что произошло во время мини-апокалипсиса.
Большинство химических предприятий было уничтожено тектоническими силами природы. И многие химические вещества и реактивы выжгли все, до чего добрались. Отсюда и большинство пустынь.
Местами попадались старые машины прошлого века, вернее все то, что от них осталось. Как правило, это были корпуса с облезлой краской, без дверей и окон. Даже осколков не осталось. Остатки прошлого. Короткие обрезки ниточек из двадцать первого века. Своеобразный «привет». Такого мусора хоть жопой ешь.
Железо окислялось, и под давлением времени окрасило почву под собой в ядовито-желтый цвет. Наверно вступало в реакцию еще с какими-то непонятными веществами, и получался такой вот чудоковатый цвет.
Мои фантазии снова понесли меня подальше отсюда.
Вот я, схватив в руку мягкие иссиня-черные мягкие волосы этого чупокабры, с силой рванув на себя, резко опускаю на стол или об косяк, с удовольствием размазывая его физиономию о поверхность, оставляя на ней красные дорожки. Прямо-таки рай для меня! Нарисовать рисунок, основой краски которого будет составлять кровь. Мне даже не понадобилась бы кисть. Ее отлично заменила бы наглая морда беспозвоночного. Я не художник, но был бы не против создать подобный шедевр. Может быть, такой вид искусства в дальнейшем стал бы нормой. И для него создали бы отдельный жанр. И все восхищались бы тем, какой я молодец.
Но эти чувства и мечты, даже описанное про себя убийство щенка в самых мельчайших подробностях, не дарили чувства спокойствия. Злость все так же накрывала меня снова и снова. Как океан. То сильнее, то почти успокоившись.
Зачем он выводит меня? Как же бесит. Удовольствие получает? Я его ненавижу. Не-на-ви-жу! Сколько ж еще раз надо подумать об этом молокососе, чтобы, наконец, остыть? Сомневаюсь, что нервные клетки, заперев меня в блядском круговороте, так просто отпустят. Лучше подумаем о приятном…
Как только выберемся из этой трясины, брошу его. Нет. Лучше сначала побью, а потом откажусь. Я его напарник, а не нянька или один из его подчиненных. Ебучих придурков за него один убивать не собираюсь. Потребую работать в одиночку, либо с другим напарником. Не то когда вернусь, буду заикаться, веки начнут дергаться, руки, как у запойного алкоголика, трястись. Или самовольно будут срабатывать рефлексы. Пну случайно кого-нибудь, или еще что. Может, даже кусаться кинусь. Отгрызу руку, будут знать. Или стану умственно отсталым. Начну пускать слюни, брызгаться пеной и дико ржать. Схвачу первое попавшееся лазерное оружие и начну бегать, как ребенок с водяным пистолетиком, освобождая всех от лишнего веса и органов заодно. Ну там, мышцы кому подрезать надо лазером или снести башку, ссылаясь на то, что хотел подправить прическу.
Потом пойду к психиатру. Буду сидеть перед его столом, разбирая на мелкие детальки штучки всякие. Ну, у таких врачей всегда полно барахла на столе. И под столом. И за столом. И в шкафах. И вообще, неизвестно кто еще будет психом, а кто психиатром.
Так все, стоять. Нужно выходить из этого «а-ля меня переклинило», не то такими путями мечты в кошмар превратятся. Не особо привлекает ближайшее будущее в смирительной рубашке.
Но если серьезно задуматься… А вдруг, пока меня не будет, кто-то нападет на него? Что я буду делать? Ан нет, еще большой вопрос, кто на кого нападет…Только это чудо откроет рот, так все, враги могут смело вешаться или выброситься в окно. Кому как больше нравится. Я не вправе ограничивать их способы самоубийства на грани срыва. Творческий порыв на их совести.
Хотя… Я так до конца и не понял, что он из себя представляет. Что он за человек такой, если вообще таковым является. Как он ведет себя, когда меня нет рядом. Нет, правда, все же иногда я ощущаю что-то вроде жалости. Он появился у нас так же неожиданно, впрочем, как и все, что он делает. Откуда он? Что было в его прошлом? Кем он там являлся? Может у него была девушка, которую он любил, или у него были большие планы на будущее. Судя по тому, как он ведет себя с подчиненными, наверняка был бы неплохим предпринимателем. Создал бы огромную фирму, которая прославилась на весь мир. Интересно, а каким бы он был, когда вырос? Я имею в виду, вырос в нормальной жизни. Вряд ли в этой он долго проживет. Никто не умирал своей смертью. Всегда помогали враги. Стоит на секунду расслабиться и все, прощай жизнь.
В такие моменты, когда у кого-то обрывается кусок бесплодной жизни, в воздухе повисает реквием. Он поет для всех каждую секунду. Человек еще не умер, а песня уже звучит, дергая струны смерти, играя в игру – порвется – не порвется. Так тяжело осознавать то, что кто-то, пусть не особо близкий, пусть даже тот, кого ты ненавидишь – умрет. Неприятно. Непонятная тяжесть, в легких, начинается нехватка кислорода. Становится все тяжелее дышать, твое дыхание предательски перекрывается, словно шею жгутом затянули. Ноющая слабость в теле, которая сводит все суставы и кости, словно перекручивая. Мерзкое чувство.
С чего вдруг я столько волнуюсь? Раньше когда ходил на задания, и против меня были тридцать Крестоносцев – даже тогда я не испытал ни капли волнения. Попросту не знал такого слова. Адреналин – да. Мы с ним часто сталкиваемся. Наверное в прошлой жизни я был равнодушным человеком. В любом случае мое теперешнее положение точно не нравилось.
Я прямо-таки остановился от всех этих сумасбродных мыслей. Вот же каша в голове. Кто б ее расхлебал…
Парень, давай-ка думать холодно и трезво. Он лишь мешает тебе. Да и к тому же, у него есть оружие, которым он пользуется с удивительной легкостью. Правда, сам характер поведения, когда оружие оказывалось у одноклеточного в руке, не нравился.
Как сейчас помню…
Тир. Довольно просторное помещение. Все обито мягким серовато-металлическим материалом. Как только поворачиваешься направо, видишь длинный стол, тянувшийся от одной стенки к другой, таким образом перпендикулярно деля комнату на две части, словно отгораживая от тебя все то, что происходило за чертой. Стол равномерно разделен на своеобразные кабинки. Хотя просто разделялся прозрачными пластмассовыми перегородками. Так создается небольшое личное помещение на то время, пока тренируешься. Морально отгораживаешься от всех.
Я был на стрельбе вместе с мелким. Так совпало.
Потренировавшись и получив результат «отлично», положил пистолет на стол, не издав ни звука. Только потом позволил себе выдохнуть, расслабляя все мышцы. Чтобы лучше попадать, я не дышу во время стрельбы и напрягаю все тело.
Голова слегка закружилась от поступавшего в кровь кислорода. Тело немного ломило. Но я не обращал внимания на жалкие нотки.
Положил наушники для изоляции звука на стол. Очки сложил и повесил на специальный крючок, прицепленный сбоку от так называемой перегородки. Положив в сумку оружие, осмотрелся, не забыл ли чего.
Все уже давно ушли.
И тут я услышал череду выстрелов. Четких, судя по звуку. Значит, этот кто-то хорошо стреляет. Звук от пуль не искажался ни на децибел. Слух у меня прекрасный. Рука у этого кого-то твердая. Зрение хорошее. Поза правильная. Меня заинтересовал этот объект, хотя я даже еще не видел его.
Откинул тело чуть назад, чтобы не мешали преломляющие видимость цели стенки. Это был всего-навсего подросток. Красивые черные с яркими синими прядями и фиолетовым оттенком волосы. Никогда не видел подобный спектр палитры цветов в окраске волос. Действительно, цвета ночи. Длинная челка закрывала пол-лица. Остальная часть челки свисала с другой стороны лица, но уже не скрывающая ничего. Сзади было что-то похожее на начес. Но это была их естественная форма.
Признаюсь, я впервые за долгое время по-настоящему удивился.
Его глаза были как стекла. Неестественно зеленый цвет. Даже не зеленый. Скорее что-то между зеленым и голубым. Цвета морской воды. Слегка мутноваты. Отражали полное равнодушие, хладнокровность и ни капли милосердия или нежности не проявлялось. Как будто робот, не знающий, что такое эмоции. (В последствии нашего знакомства я выяснил, что цвет его глаз менялся в зависимости от настроения и состояния здоровья. Примерно от голубовато-зеленого до изумрудного с проблесками золотых лучиков, выбрасываемых черными зрачками. Не глаза, а индикаторы, ей-богу).
Он стоял ко мне боком, и лицо было повернуто в профиль. Мягкие черты, но неживые. Ноль эмоций. Интересно, а этот парень когда-нибудь улыбался? Вообще знает, что такое напрячь все свои мускулы на лице и широко-широко улыбнуться? И что вообще их можно напрягать для случаев, когда ты счастлив?
Создавалось ощущение, что он всю жизнь убивал. Аж передернуло. Наверно это был небольшой отходняк после того, как попал сюда.
И тут я подумал. Я бы очень хотел увидеть, как он улыбается. Очень. Его красные губы, красивые, немного припухлые. Влажные. Это они так заставляли меня хотеть этого.
