Текст книги "Карты и легенды (ЛП)"

Автор книги: Rachel Anton & Laura Blaurosen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Он рассмеялся сквозь стоны.

– Я пиздец как замечательно провожу время, – хрипло пробормотал он, изо всех сил стараясь удержать глаза открытыми. – Лучше… аахх… чем когда-либо.

Я улыбнулся.

– А то, может, ты бы лучше занялся чем-нибудь другим? – я поцеловал его в уголок рта. – С кем-нибудь другим? – я поцеловал другой уголок и потерся носом о его нос. – В каком-нибудь другом месте?

Не знаю, что заставляло меня задавать ему эти идиотские вопросы. Может, я просто хотел убедиться, что вчера вечером он говорил серьезно. Или дать ему шанс взять свои слова назад.

Но он обхватил ладонями мое лицо и заглянул мне в глаза.

– Я никого в мире не хочу больше, чем тебя, – сказал он так же серьезно, как прошлым вечером. – И никогда не хотел.

Я сдержанно усмехнулся и обозвал его молокососом. Он улыбнулся мне в ответ, и я наклонился и стал медленно его целовать.

Он стонал и зарывался пальцами мне в волосы, и толкался бедрами мне навстречу.

– Ммм… и я даже не могу себе представить, где еще мне хотелось бы сейчас находиться. Тут все идеально.

С этим трудно было не согласиться.

– Да уж, денек охуенно великолепный!

Он широко улыбнулся и кивнул. Лицо его раскраснелось, дыхание сбилось, я чувствовал, как его сердце гулко колотится мне в грудную клетку.

– И парк великолепный. И мужчина на мне лежит великолепный! Жаловаться не на что, – он притянул мою голову к себе и подался бедрами вверх. – И музыка мне тоже нравится.

Я улыбнулся ему в шею и лизнул кожу.

– Я так и думал, что тебе понравится.

– Аааххх… а что это?

– Просто всякая шняга, которую я закачал из интернета. Песни, которые, как мне показалось, тебе понравятся, – я присосался к мочке его уха. – Хрень, под которую мы танцевали в «Вавилоне». По крайней мере, мне кажется, что мы под нее танцевали, иногда трудно бывает вспомнить наверняка.

Тут он вдруг поперхнулся воздухом, рассмеялся и приподнял мою голову.

– О господи, никак апокалипсис случился? – он весь так и сиял. – Ты записал для меня микс!

Я наморщил лоб.

– Что за хуйню ты несешь? Я не записывал для тебя микс.

– О нет, ты это сделал, ты записал для меня микс! – не унимался он.

– Ничего подобного! Я его для себя записал. На СВОЙ плеер.

Но он так хихикал, что, по-моему, ничего не слышал.

– Ага, конечно…

Я скривился.

– Слушай, я не собираюсь тебе его дарить. Я, может, вообще через пару дней его сотру и запишу что-нибудь другое. Так что, нет…

– Ага-ага, ладно…

– Ты не сможешь СОХРАНИТЬ его себе на память. Это не твой личный компакт-диск. Я просто накидал в айпод пару треков. Дело-то на пять минут. Что?

Он так хохотал, что аж зафыркал от смеха.

– Ты тааааак меня любишь, – прошептал он, притянул меня ближе и поцеловал.

– Заткнись, придурок! – сказал я ему в губы, двигаясь на нем все быстрее и быстрее. – Там даже нет ни одной песни про любовь.

Он давился воздухом, хватался за мои плечи, и мы смеялись, и стонали, и отдувались и все ближе и ближе подкатывались к самому краю.

– Ты чудесный. Я тебя обожаю, – сказал он и по очереди поцеловал мои веки.

Я улыбнулся ему и выдохнул:

– Я знаю.

Комментарий к Чикаго

* Песня, которую поет трансвестит во время сцены в пиццерии. https://youtu.be/LDxcfTm1QTc

========== Механический бык ==========

Время от времени мне снятся сны в виде комиксов. Я слышал, бывают люди, у которых сны похожи на черно-белое кино или даже на мультики. А я, наверное, единственный человек на земле, которому снятся комиксы. Ну, может, разве что еще Майки.

Такие сны впервые начали мне сниться, когда мы работали над первым выпуском «Рейджа», и с тех самых пор они периодически ко мне возвращаются. Особенно часто это случалось, когда мы с Брайаном были не вместе. Мне постоянно снились панели с Рейджем и ДжейТи – они там летали, танцевали, трахались, спасали педиков от мирового зла… И я потом просыпался с улыбкой на лице, а иногда и с эрекцией. И тут же принимался твердить себе, что это все потому, что я много думаю о работе, а вовсе не потому, что скучаю по нему. В такие утра Итан часто спрашивал меня, что это такое захватывающее мне приснилось. И я отвечал: «Ты, конечно. Что же еще?» Какая блядская ирония!

В тот вечер, когда мы уехали из Чикаго, мне приснились Рейдж и парень, который взорвал бомбу в клубе. Мне прямо вся история про них привиделась – и это было круто. И когда я проснулся, мне сразу же захотелось позвонить Майклу и пересказать ему сюжет, но я знал, что Брайан разозлится, если я начну просить у него телефон. Он сердится каждый раз, когда я хочу позвонить домой, и чаще всего находит какой-нибудь предлог, чтобы меня отвлечь.

В обычное время я бы все равно его попросил, да еще и заставил бы его объяснить мне, почему это он так странно реагирует на мои просьбы. Но мы так чудесно провели день, что мне совсем не хотелось с ним пререкаться. Мы сходили в Аквариум, устроили пикник в парке, а потом он пошел мне навстречу, когда я предложил съехать из этого гребанного милиардерского номера раньше, чем он планировал. В общем, после всего этого я был совершенно не расположен с ним ссориться. Хотелось просто быть рядом с ним и получать от этого удовольствие.

К тому же я был уверен, что он больше и слышать не желает о проклятом подрывнике. Он не понял, почему вся эта история так меня расстроила. И будь я проклят, если стал бы ему это объяснять. Не мог же я ему сказать, что иногда мне в голову вдруг приходит мысль – что, если он умрет? Что я ужасно боюсь, что при его стиле жизни это может случиться слишком рано, что он может умереть раньше, чем умру я. И что это пугает меня больше всего на свете. Если бы я тогда не ушел из клуба… Если бы он не пошел за мной… Если, если, если… Иногда я ночами напролет не сплю и все думаю о подобной фигне.

– Я что, проспал ядерную войну? – спросил я, потягиваясь и разглядывая через окно окружавший нас пейзаж.

Меня сморило еще до того, как мы выехали из города. Тогда за окнами было светло, а сейчас уже стемнело, и кругом было пустынно и пугающе тихо. Брайан опустил верх корвета, и я запрокинул голову и подумал, что никогда в жизни еще не видел таких ярких звезд. Может, конечно, все дело было в том, что на этой выбранной им для нас безумной дороге не было ни одного фонаря.

– Нет, – сказал он. – Мы попали в жуткую аварию и погибли. И теперь мы в аду.

– Да ну? А я-то думал, что там будет побольше огней.

– Есть еще вариант, что мы в Айове. Я просто не хотел тебя пугать.

– А мы случайно к Жопотраху не подъезжаем? Очень хотелось бы побыстрее до него добраться.

Он засмеялся и положил руку мне на колено, а я откинулся на спинку сидения и стал смотреть в небо. Какое-то время мы ехали молча, слушали музыку и все глубже погружались в царившее вокруг нас небытие. Кто бы мог предположить, что в Айове окажется так классно? В такие моменты, бывает, думаешь – ну прямо, как в кино. Все так круто, и атмосферно, и красиво, что кто-нибудь обязательно должен был бы заснять все это на пленку.

Я был до нелепости счастлив просто от того, что находился здесь, вместе с Брайаном, и мне ужасно хотелось ему об этом сказать, но я подумал, что прозвучит это как-то тупо. Хотя, как мне казалось, он и сам чувствовал то же самое. Это ощущалось даже в том, как он прикасался к моей ноге.

Но потом мы въехали во что-то, отдаленно напоминающее населенный пункт, и он вдруг схватился за руль обеими руками и на скорости 70 миль в час резко развернул машину.

– Блядь, не может быть! Ты это видел? – спросил он.

Я в замешательстве огляделся по сторонам, но, как по мне, тут не было и близко ничего интересного.

– Ээмм… нет?

– «Трамвай «Желание», – объявил он, указывая на афишу, висевшую у старого здания кинотеатра. – В восемь тридцать. Только что началось.

Он резко свернул на парковку, едва не въехав в бок ржавому пикапу со стойкой для винтовки, заглушил мотор и тут же выскочил из машины. Я не видел его таким взбудораженным с тех пор, как в «Вавилоне» проходил конкурс «Члены в носках», и потому просто пожал плечами и последовал за ним.

– Ты его смотрел раньше? – спросил он, когда мы купили билеты.

Я покачал головой, и он поцеловал меня в волосы, пообещал, что мне непременно понравится и едва не поволок меня к нашим местам.

Честно говоря, я даже не знаю, что сказать про этот фильм. Как по мне, все герои там были совершеннейшими психопатами, что, в общем, было даже забавно. А сам кинотеатр был очень классный – весь такой старомодный и почти пустой. Вообще, по правде говоря, я больше смотрел на Брайана, чем на экран. Он так увлекся фильмом – улыбался, беззвучно проговаривал реплики героев и периодически посматривал на меня этак выжидательно – будто хотел убедиться, что я от этого фильма в таком же восторге, как и он сам. Это было так трогательно и мило. Мне как будто удалось разглядеть его глубоко спрятанного внутреннего гика. Ощущение было такое, словно он поделился со мной очень важным секретом, и я был от этого в полном восторге.

Потом кино закончилось, зажегся свет, а мы все сидели на своих местах. Он спросил меня, что я обо всем этом думаю, и я ответил, что в жизни не видел более прекрасного фильма. И что Марлон Брандо – устаревшая и чуть менее красивая версия Брайана Кинни. И тогда он начал целовать меня и, по-моему, не отрывался от моих губ целый час. Блин, его бывает так легко развести!

Затем мы вернулись в машину, изучили карту и поняли, что мы всего в часе езды от Де-Мойна (единственное поселение в Айове, хоть отдаленно напоминающее город), а потому решили продолжать ехать.

Если честно, я сам не знаю, как мы в итоге оказались в баре «Рейнбоу Кэттл Компани». Кто бы мог подумать, что в Айове, в принципе, существуют гей-бары, да и вообще, что где бы то ни было существуют такие гей-бары. Но все же, представьте себе, он тут был, и мы на него наткнулись. И знаете, радужный флаг, развевающейся посреди гомофобного, богобоязненного, жующего табак Среднего Запада, это была… наверное, та самая любая гавань, которая так хороша в бурю.

Ладно, в общем, представьте себе самый стремный и жалкий придорожный бар из всех, что вы когда-либо видели. С усыпанным соломой полом, хрипящим из музыкального автомата Мерлом Хаггардом, грязными стаканами, бильярдным столом с одним кием и семью шарами и жутким механическим быком посреди зала – в том месте, где по идее должен был бы находиться танц-пол. А теперь вообразите себе, что в этом баре полно толстых усатых гомиков в ковбойских шляпах. И «Рейнбоу Кэттл Компани» перед вами.

– Никогда в жизни не видел столько уродливых педиков за раз, – пробормотал Брайан, когда мы вошли в это благословенное заведение.

И я вынужден был с ним согласиться. До сих пор я почему-то считал, что если в Айове и существовали геи, то все они были этакими милыми деревенскими пареньками. Дружелюбная улыбка, здоровый загар, мускулистые от ежедневной работы на ферме руки. Ну, что я могу сказать… я ужасно ошибался.

Осмотревшись, мы поняли, что если собираемся провести вечер в «Рейнбоу Кэттл Компани», нам непременно нужно напиться в хлам. Я занял столик в углу, у музыкального автомата, а Брайан наведался к бару и принес нам оттуда целую бутылку Джим Бима. Гребанный Бим, именно он-то меня и погубил.

Понимаете, я – не высоко функциональный алкоголик, как Брайан. Я редко напиваюсь, и когда это все же происходит, я веду себя… глупо. Делаю вещи, которые лучше было бы не делать. Например, катаюсь на механическом быке. Или, скажем, делаю Брайану идиотские сопливые признания, а затем стремительно блюю.

Ладно, начнем с быка.

В тот вечер в баре проходил конкурс. Тому, кто дольше всех продержится на быке, обещали вручить пять сотен баксов. Поначалу вся эта затея показалась мне жутко дебильной, но чем дольше мы там сидели, пили, курили, слушали кантри, наблюдали, как местные парни – дряблые, обрюзгшие парни – пытаются объездить Бесси… это быка так звали… Ммм, а я уже упоминал, что мы пили? В общем, в какой-то момент я вдруг решил, что поучаствовать в конкурсе – это охуенно прекрасная идея, и к тому же легкий способ заработать пятьсот долларов.

И когда объявили, что осталось найти последнего конкурсанта, я вдруг заорал:

– Я буду участвовать!

– Заткнись на хуй, ты на эту штуку не сядешь, – смеясь, осадил меня Брайан.

– Нет, сяду! И выиграю! Пять сотен долларов!

Я со стаканом в руке поднялся со своего места и сделал шаг в сторону бара. Но Брайан ухватил меня за предплечье и рванул назад.

– Нет, ты этого НЕ СДЕЛАЕШЬ, – сказал он. – Сядь на место, не то я отберу у тебя бутылку.

– Ой, да ладно! Чего там сложного? Я отлично умею скакать верхом!

Он на это даже не улыбнулся. И будь я хоть чуточку трезвее, я бы сообразил, что он сильно за меня волнуется, и все это не слишком хорошая идея, но, к сожалению… я не был хоть чуточку трезвее.

– Ты хоть на лошади когда-нибудь катался? – спросил он.

– Пфф, конечно!

Ну ладно, на самом деле, это был ослик, и из загона я не выезжал, но тем не менее.

– Приготовь фотоаппарат, – сказал я и наклонился поцеловать его на прощание.

– Не убейся там на хуй, – буркнул он мне в рот.

Я глупо захихикал и отправился навстречу неминуемой смерти.

Ну ладно, это я, конечно, драматизирую. Все было не так уж ужасно. Но вот честно, я никому из вас не советую кататься на механическом быке – ни при каких обстоятельствах. Я, правда, не думал, что это будет так больно. Ощущение было такое, словно все мои кости выскочили из пазов, перетряхнулись и кое-как застряли в теле, повтыкавшись друг в друга. Мне казалось, я сейчас блевану так, что у меня выскочит челюсть. Ну а про задницу даже и говорить не хочу.

Я смутно осознавал, что в баре играла музыка, что посетители толпились вокруг меня и отпускали поощрительные замечания, и что где-то там за столиком сидел Брайан и смотрел на меня. И я от души надеялся, что выгляжу невъебенно круто, но на самом деле думать мог только о том, за что бы ухватиться, чтобы не навернуться с этого ебучего быка. Даже не знаю, сколько мне удалось на нем продержаться. По ощущениям заезд длился не меньше часа, но на самом деле, прошло, наверно секунд сорок пять, не больше. И тут я понял, что если просижу на этом сраном быке еще хоть миг, у меня руки вырвутся из тела. Тогда я разжал пальцы и головой вперед полетел на пол. К счастью, в воздухе мне удалось как-то сгруппироваться, и приземлился я на спину – правда, не попал ни на один из матов, что были разложены вокруг быка из соображений безопасности.

Я медленно отскреб себя от пола и обалдело огляделся по сторонам. Брайан стоял возле нашего столика, и вид у него был такой, словно он в любой момент готов броситься ко мне и поволочь меня в отделение скорой помощи. Я улыбнулся и помахал ему рукой, отчего он, кажется, слегка успокоился, но так и не опустился на свое место, пока я не дотащился до столика.

– Ну что ж, это было весело, – сказал я и плюхнулся на стул, постаравшись не поморщиться от боли в копчике. – Как думаешь, я победил? Долго я на нем продержался?

– Не знаю, – пожал плечами он. – Я особо не смотрел.

– Ну ты хоть меня сфоткал? Я был секси?

Он слегка нахмурился и сунул мне в руки фотоаппарат. Оказалось, он успел сделать только один снимок. Изображение было совершенно расплывчатым, а голова моя вообще в кадр не вошла. От одного взгляда на эту фотографию у меня началась морская болезнь. И все же это было так трогательно, что я не удержался и ляпнул:

– Оо, ты так за меня волновался, что даже не мог нормально фотографировать. Это так мило!

Ну да, я вел себя, как пьяный дебил!

– Отъебись, – рявкнул он и отобрал у меня камеру.

Я засмеялся и выпил еще, а потом стал смотреть, как Бесси брыкается под другими конкурсантами.

– Айова – очень странное место, – провозгласил я в какой-то момент.

– Это, блядь, еще мягко сказано, – отозвался Брайан.

– Слушай, а в каком самом странном месте ты занимался сексом? – спросил я.

– Что ты имеешь в виду под словом «странное»? Загадочное или неподходящее для этого дела?

– Рассказывай про загадочное. Оно по любому окажется и неподходящим тоже.

Пару минут он задумчиво потирал подбородок, а я, воспользовавшись моментом, плеснул себе еще выпить. Потому что, ну понимаете, я же, конечно, еще недостаточно надрался!

– Наверное, остановлюсь все же на Скале, – вдруг сказал он.

– На чем? На какой еще скале? Ты что, трахался со Скалой?

– Да я не про рестлера говорю, а про тюрьму. Алькатрас.

– Что? Быть не может!

Я расхохотался. Спьяну так бывает: вдруг начинаешь смеяться – и хохочешь, и хохочешь без остановки, сам уже не помня, над чем. А он начал рассказывать мне какую-то дурацкую историю, которую я наутро почти забыл. Там было что-то про колледж, про поездку с однокурсниками с факультета маркетинга и про блондинистого парня с гигантским членом, чье имя он безуспешно пытался вспомнить примерно минут двадцать. В общем, я так и не понял, хули их понесло в Алькатрас, однако твердо решил, что однажды найду еще более странное место и заставлю его трахнуть меня там.

Кажется, от всей этой истории он возбудился, потому что, закончив рассказ, он под столом ухватил меня за бедро и принялся выводить большим пальцем круги по моей промежности.

Я пьяно осклабился, наслаждаясь его прикосновениями, а он вдруг очень внимательно на меня посмотрел.

– Хорошо проводишь время? – спросил он и надавил рукой чуть сильнее.

– Ммм… – я кивнул, и веки мои тут же сами собой опустились.

Перед глазами немедленно пустились в пляс разноцветные огни – что ничего хорошего никогда не предвещает. Голова закружилась…

– Эй, посмотри на меня, – позвал он.

Я послушно открыл глаза, и плохое головокружение отступило, сменившись хорошим головокружением. Тем, которое случается со мной без всякого алкоголя – просто от того, что он смотрит мне в глаза. И снова, как тогда, в машине, меня окатило каким-то теплым чувством. Это было облегчение и умиротворение, и то сладкое ноющее ощущение внизу живота, что появляется у меня всегда, когда он рядом. А потом он стал целовать меня, и это было так нежно и горячо, что я, наверное, мог бы от этого кончить. Даже если бы он убрал руку с моего члена и просто целовал меня вот так достаточно долго, я бы все равно кончил. Ему не впервой было доводить меня до оргазма такими вот поцелуями.

– Невыносимо хочется тебя трахнуть, – прошептал он мне в губы.

И все, это было уже слишком. Я понял, что просто обязан кое-что ему сказать. Ебучий виски!

– Можно я тебе кое-что скажу? Только пообещай не обзывать меня лесбиянкой! – шепнул я ему в ухо и неохотно отвел его руку от своей промежности.

Мне нужно было сосредоточиться. Придумать, как облечь все это в слова так, чтобы вышло не совсем уж постыдно. Наши пальцы переплелись друг с другом где-то у меня на бедре, а потом он потерся своей колючей щекой о мою щеку.

– С чего бы мне это делать? – спросил он с напускной невинностью.

А я свободной рукой поднес к губам очередную порцию виски.

– Нууу… ты будешь надо мной смеяться. Я уже чувствую.

– Ну, я не я буду, если поведу себя иначе, правда? – спросил он и поцеловал меня в кончик носа.

Ну, в общем, все было ясно, и я вроде как решил вообще ничего не говорить, но потом понял, что по любому уже поздно. Теперь, если я так ничего и не скажу, он в итоге решит, что на уме у меня было что-нибудь еще более глупое, чем на самом деле.

– Я просто… Знаешь, когда я проснулся сегодня, я вдруг подумал… просто иногда бывает, что я просыпаюсь и думаю…

О да, отлично у меня получалось! Он уже смотрел на меня, ухмыляясь и издевательски вскинув брови, а я ведь даже ничего еще толком и не выговорил.

Я замолчал, сделал большой глоток виски и решил начать сначала.

– Иногда я просыпаюсь и забываю, что ты взял меня назад, – на этот раз все же выдавил из себя я.

Он смотрел на меня без всякого выражения, и, наверное, это была лучшая реакция из возможных.

– Я забываю, что мы вместе, и на меня накатывает… настоящая паника. Ну, знаешь, так бывает, когда просыпаешься от кошмара. А потом… потом я открываю глаза, вижу тебя… и это такое громадное облегчение.

В этот момент он слегка отклонился назад и нервно огляделся по сторонам, будто боялся, что кто-то может нас услышать. И все же он не засмеялся и не отпустил никакого грубого комментария, и потому я продолжил.

– Я просто очень рад, что мы… что ты… Я так пиздецки по тебе скучал. И когда я был… когда я был с ним, я… я хотел быть с тобой. Каждый раз. Вообще все время.

Я даже не знаю, почему у меня это вырвалось. Я не собирался ему в этом признаваться, но, блядь, это ведь было правдой. И когда я произнес это вслух, на меня вдруг опять навалились те ужасные ощущения. Я снова вспомнил, каково это было, когда Итан меня трахал, а я все думал – вот бы он делал это чуточку грубее, чуточку отчаяннее, чуточку ближе к тому, что делал… В этот момент я всегда заставлял себя выкинуть эти мысли из головы, потому что следующим шагом я начал бы представлять его на месте Итана. И все равно иногда это случалось. Он просто всплывал откуда-то из подсознания, как песня, от которой никак не можешь отделаться, и в такие разы я кончал чуточку мощнее, чуточку ярче. А потом мне хотелось плакать.

Брайан все так же неотрывно на меня смотрел, но разгадать выражения его лица я не мог. Мне стало неловко, и я решил, что пора заткнуться, пока я еще чего-нибудь не сморозил. На самом деле, я часами мог бы распинаться на эту тему, но все-таки нужно же было сохранить хоть какие-то остатки гордости.

– В общем, – вздохнул я, – я понимаю, что тебе непросто было принять меня обратно после всего этого, так что… спасибо. Вот, наверное, что я и пытался сказать.

Несколько секунд он все так же непроницаемо на меня смотрел и не говорил ни слова. Но я почувствовал, как его пальцы стали потихоньку оживать – принялись стискивать и поглаживать мои. А потом он, наконец, улыбнулся и сказал:

– Спасибо.

И второй рукой взъерошил мне волосы, и притянул мою голову к своему плечу. А я выдохнул с облегчением – куда-то ему в шею.

– Я только что принял решение, – внезапно объявил он. – Мы едем в Вегас!

– Но это же вроде бы не по пути, – возразил я.

– Да похуй! У нас впереди все лето.

Я передернул плечами и сильнее зарылся ему в шею. На самом деле, мне поебать было, куда мы едем, до тех пор, пока я мог делать вот так.

Я привалился к нему и, кажется, задремал, а проснулся от того, что он тряс меня за плечо. Оказалось, в баре как раз начали объявлять победителей конкурса, и вдруг выяснилось, что я занял третье место. К несчастью призом за него были не деньги. А бутылка виски.

Забрав мой приз, мы вышли на парковку, и я спросил:

– Ээммм… ты сможешь вести машину?

– Да уж получше, чем ты, – ответил он.

Это, честно говоря, не слишком обнадеживало. На тот момент любой слепой восьмидесятилетний дедушка мог бы вести машину лучше, чем я. Я забрался на пассажирское сидение, порылся в куче всякого хлама, скопившегося на полу за последние несколько дней, и выудил оттуда пакет «Доритос», который не успел доесть вчера.

– Поверить не могу, что я выиграл еще виски, – протянул я. – Жизнь – такая смешная штука!

Брайан засмеялся и вырулил на дорогу. А я все жевал дурацкие «Доритос», прихлебывал виски из подарочной бутылки и… В общем, не удивительно, что через пять минут я почувствовал, что меня сейчас стошнит.

– М-м-мне… что-то нехорошо, – прохрипел я.

– Господи Иисусе, – буркнул он и съехал на обочину. – Дверь открой!

Я рванул подальше от машины, а потом просто открыл рот и смотрел, как содержимое моего желудка выплескивается во все стороны, словно газировка у клоуна из баллончика. Это было мерзко. Все попало и на деревья, и на траву, а я стоял, ухватившись за собственные колени, и пытался не рухнуть навзничь.

А потом я услышал, что за мной бежит Брайан и окликает меня по имени. И вот он оказался рядом и погладил меня по спине, и дал мне бутылку с водой – и все стало как-то чуть менее ужасно.

– Ну ты и слабак, – поддел он меня, пока я полоскал рот и сплевывал воду.

– Да иди ты! Я выпил, наверное, целую бутылку виски. И на механическом быке катался, и в машине еще с тобой за рулем ехал… Уф…

Я отхлебнул еще воды и привалился к нему спиной. Он обхватил меня руками за талию и поцеловал в ухо. Я вроде начинал понемногу трезветь. Даже легкое похмелье появилось.

– Ты болван, – прошептал он. – Но тебе хоть весело было?

– Еще бы, это же был настоящий хонки-тонк!

– Ну что, поищем отель, чтобы ты мог залезть в кровать и отрубиться? – спросил он.

Наверное, так нам и нужно было сделать. Но у меня вдруг вроде как второе дыхание открылось, когда я заметил, как вокруг нас красиво. Кругом было так тихо и темно, и ветерок дул, и мы, наконец-то, были не в сраном Питтсбурге… В общем, я вдруг понял, что мне никуда отсюда не хочется. Не хочется, чтобы эта ночь заканчивалась.

– А ты с собой экстази не захватил? – спросил я.

– О господи, – заржал он, – да ты стойкий оловянный солдатик!

– Я просто всегда представлял себе, как круто было бы наесться экстази где-нибудь в поле, чтобы видеть звезды и все-такое. И вот…

Я махнул рукой влево, где как раз простиралось широкое поле. В Айове вообще было много полей.

Брайан отвел меня обратно к машине, покопался в сумке и вытащил из нее пластиковый пакет, набитый таблетками.

– Уверен, что выдержишь? – спросил он.

– Абсолютно.

Он пожал плечами, проглотил одну из таблеток, а затем велел мне широко раскрыть рот и положил мне на язык вторую. Я обхватил губами его палец, и он издал какой-то очень горячий хриплый звук и притиснул меня к капоту. А потом стал целовать, медленно и очень нежно. И я все боялся, не пахнет ли от меня рвотой, но ему, кажется было на это наплевать.

Мы захватили из машины одеяло, фонарик и пакет «Доритос» и направились к центру поля. Сейчас тут было немного жутковато – так темно и тихо, и мне все время казалось, что в кустах затаился какой-нибудь фермер-гомофоб со своей винтовкой. И все равно было очень классно – ну знаете, как это бывает, когда наешься галлюциногенов. Все вокруг как будто слегка мерцало, и было одновременно и реальным, и нет. Вроде такое называется сюрреализм!

В общем, к тому моменту, как мы добрались до места и растянулись на одеяле, меня уже совсем забрало.

– Какая странная ночь! – сказал я.

Конечно же, это была не самая странная из всех ночей, что я провел вместе с Брайаном. Но близко к тому.

– Какой странный месяц… – подхватил он. – Какой странный год!

Наверное, для него это и правда было так. Иногда я забываю о том, какой его жизнь была раньше, и как сильно она изменилась за такое короткое время. Я задумался об этом, и мне стало интересно, как при этом себя чувствуешь? Вот если бы я был на его месте, я бы радовался переменам или нет? Если, конечно, он вообще признавал, что в его жизни произошли какие-то перемены…

Мне вдруг захотелось заползти к нему внутрь и почувствовать все то, что чувствует он – ну хотя бы на пару часов. Или на одну ночь. Но для этого, нам, вероятно, потребовались бы более сильные наркотики.

– Охуеть, у меня же работы нет, – вдруг сказал он и рассмеялся. Но совсем не весело рассмеялся. – И денег нет. Господи, я в такой жопе!

– Мы вернемся, и ты обязательно найдешь что-нибудь, – сказал я, надеясь – да что там, буквально молясь – чтобы это оказалось правдой.

Если в итоге нам придется вернуться к ночным брожениям и полудохлым котяткам, мы оба, наверное, сойдем с ума.

– Ага, стану мелкой сошкой в каком-нибудь задрипанном магазинчике.

Он вздохнул, притянул мою голову к своей груди и начал перебирать пальцами мои волосы. А потом выдохнул:

– Да ебись оно всем конем! Сейчас это неважно.

– Ты можешь открыть собственное агентство, – предложил я.

Не знаю, почему у меня вдруг это вырвалось, но когда я произнес это вслух, прозвучало очень логично. Прямо вот очень правильно.

– Ага, – фыркнул он. – Нет ничего проще!

– Ну а что? Конечно, можешь. У тебя есть опыт и талант, и драйв, и…

– И нет денег.

– Ну так можно же взять кредит. Серьезно, у тебя получится!

Я принялся убеждать его, и по мере того, как я говорил, мне и самому начинало казаться, что это – лучший план во вселенной. Что это прямо-таки замечательная и единственно возможная для нас идея. Ну да, экстази иногда оказывает на меня такой эффект.

– Ты хоть знаешь, сколько лет ушло у «Вангарда» на то, чтобы по-настоящему подняться? – спросил он.

– Неа.

– Двадцать ебаных лет!

– Ну и что?

Мне подумалось, что это не так уж много. Если Брайан добьется успеха за двадцать лет, он сможет в пятьдесят с небольшим уйти на пенсию. Этого я, конечно, не стал ему говорить. А то он бы еще расплакался от мысли, что однажды ему исполнится пятьдесят.

– Двадцать лет – это охуеть, как долго, – возразил он. – Да и то настоящий бум у них случился, только когда я пришел в штат.

– Вот именно! Он потому у них и случился, что к ним пришел ты! Без тебя они и дальше влачили бы жалкое существование. Но ты появился, вытащил их из болота и собрал все сливки!

Он странно улыбнулся и несколько минут просто молча меня разглядывал. И я даже решил, что он всерьез обдумывает мою идею. Но потом он рассмеялся и покачал головой.

– Как это тебе удается быть таким чертовым оптимистом? – спросил он. – Этому ты уж точно не у меня научился.

– Да насрать мне на оптимизм! Я просто надеюсь, что ты возьмешь меня к себе на работу.

Он улыбнулся еще шире, втащил меня на себя и жадно поцеловал.

– В тебе достаточно чертовщинки, чтобы работать в рекламе, – заметил он и куснул меня за ухо.

Я обнаружил, что у него уже стоит – это, наверное, мои дифирамбы так его впечатлили – и начал тереться об него.

– Это будет офигенно, – сказал я. – Мы создадим самое передовое рекламное агентство. Будем заключать контракты с самыми прогрессивными клиентами, бороться против алчности крупных корпораций…

– Ну, Солнышко, тогда тебе придется открывать собственное агентство. Мое будет целиком и полностью построено на алчности.

Мы захохотали, и потом все смеялись и смеялись над чем-то, чего теперь уже не вспомнить. И спустя какое-то время вдруг оказалось, что мы уже трахаемся. И мы валялись там в поле, трахались и болтали, болтали и трахались. И строили планы, которым, наверное, никогда не суждено было сбыться. Но притворяться все равно было здорово.

В ту ночь я так и уснул в этом поле, на одеяле, посреди абсолютнейшего ничто. Но Брайан все еще был во мне, и сны мне снились живые и настоящие – а вовсе не комиксы.

========== Человек из ниоткуда ==========

Линкольн, Небраска.

Я всегда полагал, что Линкольн – это «крупный город». Но не тут-то было. Когда мы въехали в него, Питтсбург по сравнению с этим местом показался мне сияющим, как гребанный Алмаз Хоупа. Что ж, этим можно будет утешаться, когда нам придется тронуться в обратный путь.