Текст книги "Карты и легенды (ЛП)"

Автор книги: Rachel Anton & Laura Blaurosen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Тут он рассмеялся, наконец, сам поцеловал меня и провел рукой по моим волосам.

– Я очень тронут. Правда.

Мы снова начали целоваться, и уже через пару секунд я расстегнул молнию на его джинсах, сунул руку в ширинку и наглаживал его член и яйца, пока у него не встал.

– Ааааххх… повезло тебе, что у меня не случился приступ астмы.

Я стянул с него брюки и трусы.

– У тебя нет астмы, – сказал я, наклонился над его пахом и лизнул головку члена. – Или есть?

– Нууу, не знаю, у меня сильная аллергия…

– Господи, ты такая принцесса, – бросил я.

Он повернулся на бок и помог мне стянуть джинсы. И когда увидел, что белья на мне нет, член его дернулся.

– Однажды в детстве на меня напали пчелы. И я чуть не умер от гипервентиляции. Честное слово!

Он наклонился и заглотил мой член – сразу весь целиком.

– Аааххх… рискну предположить, что ни одна из них тебя даже не укусила, – простонал я.

Он вскинул голову.

– Неа. Ни одна. Но я тогда был в гостях у бабули, и у нее от страха тоже чуть не случился сердечный приступ.

Я взъерошил ему волосы. «У бабули…»

– Оо, опять эти захватывающие разговоры о смерти… – поддразнил я и попытался притянуть его голову обратно к своему члену.

Но он вместо этого подался вперед и заглянул мне в лицо.

– Ах, значит, тебя заводят разговоры о больном сердце моей бабули? Может, тебе еще рассказать, как дедуля страдал раком простаты?

Я изо всех сил попытался сохранить невозмутимый вид, но, в конце концов, не выдержал и расхохотался так, что даже закашлялся.

– Осторожнее, а то еще подавишься и УМРЕШЬ!

– Ну так поторопись и засунь себе в рот мой член, тогда мы умрем вместе, – сказал я, постепенно успокаиваясь. – Это будет ТАААК романтично.

Я втащил обнаженного Джастина на себя и устроил его так, чтобы наши члены терлись друг о друга.

– Ммм… умереть, подавившись твоим членом? – он засмеялся и дернул плечами. – Думаю, это не худший способ отойти в мир иной.

Я схватил его за задницу и прижал к себе, одновременно толкнувшись вверх. Он подхватил ритм и принялся тереться об меня, двигаясь назад и вперед. Это было так приятно – ощущать его всей кожей, слушать, как он стонет в унисон со мной, как почти неосознанно выдыхает мое имя. Но стоило мне потеряться в ощущениях, как он вдруг спросил:

– Так ты что, вообще ничего не боишься?

– Ааааххх… неа, – честно ответил я, скользнул руками по его бедрам и впился пальцами в его роскошную задницу.

– Что, и ужастиков? – не отставал он.

Надо ж ему было ко мне прицепиться, как раз когда мы собрались заняться сексом!

– Никак нет, господин Сенатор… – выдохнул я и скользнул пальцами в ложбинку меж его ягодиц, надеясь, что хоть это его отвлечет.

– Ммм… А «Психо»? «Техасская резня бензопилой?» «Хеллоуин»?

Я покачал головой. Все эти три фильма я смотрел настолько укуренный, что при всем желании не смог бы испугаться. К сожалению, трава иногда ПРОЯСНЯЕТ взгляд на мир, вместо того, чтобы ослаблять восприятие. Я постарался заткнуть Джастина поцелуем, но у него явно были другие планы.

– Ой, подожди! А как насчет того фильма, где отрубленная рука играла на пианино? Как же он назывался…

– Ты имеешь в виду Вещь из «Семейки Аддамс»? О даа, это пиздец, как страшно!

– Да нет, это был ужастик! Ну то есть идею, я полагаю, они взяли из «Семейки Аддамс», но… Там еще был момент, где эта рука подбиралась к девушкам… Господи, вот это было жутко!

Я улыбнулся и подавил смешок, опасаясь снова нарваться на неприятности. А потом пробежался пальцами по его спине.

– Вот так?

– Не, скорее так, – отозвался он и забарабанил пальцами по моей груди и плечам.

– Ох, да уж, жутковато, – я перехватил его руки и переплел наши пальцы, а потом подался вверх и лизнул его надутые губы.

– Клоуны! – воскликнул он, выдираясь из очередного поцелуя. – Только не говори, что не боишься клоунов. Клоунов все боятся!

– Да они не страшнее трансвеститов.

Он поджал губы.

– Это верно. Ну должно же быть что-то… Я это вычислю и напугаю тебя до полусмерти.

– Точно, – заржал я. – Удачи! Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

Я поцеловал его в шею, а он в ответ присосался к моей. Мы давно уже двигались в одном ритме, наши бедра сталкивались, члены терлись друг о друга, а влажные от пота тела плавно скользили, переплетаясь. Соски Джастина терлись о мою кожу, мои терлись о него, он прерывисто дышал куда-то мне в волосы. Я толкнулся пальцами ему в задницу, и он застонал и прогнулся в пояснице. Его взмокшие от пота волосы лезли мне в лицо, мы все быстрее скользили друг по другу, толкались, прижимались…

– Ооо, я знаю!

Я перевел дыхание и открыл глаза.

– Ну что еще?

И тогда этот мелкий уебок просунул руку между нашими телами и схватил меня за член. А я не успел задержать дыхание, и потому у меня вырвался какой-то всхлип.

– Импо… тен… ция…

Да ебаный же ад!

– Я ее не боюсь, – простонал я. – Со мной такого никогда не случится.

– А, может, стоило бы, – сказал он, начиная неспешно мне дрочить. – Ты уже вступаешь в зону риска.

– Зона риска?.. Это еще что за хуйня?

Господи, он что, правда думает, что меня можно этим напугать?

– Говорят, что после тридцати пяти это неизбежно.

Я вздохнул.

– Ну, может, для среднестатистического мужчины это и справедливо, – пробормотал я, толкнувшись ему в кулак, и поцеловал его в губы. – Но… я думаю… ты согласишься… что меня среднестатистическим… никак не назовешь…

– А с Фрэнком Синатрой это случилось.

Блядь, кто вообще придумал взять его с собой в путешествие?

– А я и не знал, что вы с ним такие хорошие приятели.

– Я читал об этом в биографии Мэрилин Монро!

– Господи, если бы я до сих пор не знал, что ты педик, я бы…

– Да мы это в школе проходили!

– Мэрилин Монро?

– Ага, по культурологи. Она же икона, – объяснил он, будто бы я сам этого не знал.

– Ну, значит, твой учитель был педик.

– Это уж точно! Так вот, даже Фрэнку Синатре не удалось этого избежать. А раз это могло случиться с ним, то…

– Со мной этого НЕ случится.

– Ага, уверен, Фрэнк именно так и говорил, – он выпустил мой член, подался вперед и снова начал об меня тереться.

– Ну так он был придурок, – сказал я, принимаясь двигаться ему навстречу. – Вто… второсортный актеришка, – я застонал, – и нннеее такой уж веееликий певец…

– Зато он трахнул примерно десять миллионов девчонок, – засмеялся он и выгнулся сильнее. – И… кажется, Сэмми Дэвиса Младшего. Ничего не поделаешь, это неизбежные возрастные изменения… Однажды твое тело начинает тебя предавать…

Оргазм был уже так близко, что я почти перестал его слышать.

– Ааааххх… идиии на хуууй…

– Ну, посмотрим, что ты запоешь лет через десять…

Больше ему уже ничего не удалось сказать, потому что я понял, что с меня довольно. Я опрокинул его на землю, подмял под себя и с такой силой въехал в него членом, что на бедрах у него должны были бы остаться синяки. А потом жадно поцеловал, прихватив зубами губы. Кажется, я еще и рычал. Впрочем, в тот момент я не очень-то хорошо самого себя слышал.

Знаю только, что кончая, мы оба орали так, будто нас убивают. А вот как мы потом уснули, я не запомнил.

========== Дальноёбщики ==========

Я проснулся на рассвете. Я был сбит с толку, никак не мог понять, где нахожусь, еще и шея затекла. Раньше мне никогда еще не доводилось просыпаться в чаще леса. Ощущение было такое, словно я на полном ходу вывалился из грузовика, скатился с крутого холма и отрубился в куче грязи. Что-то я не слишком смахивал на довольного туриста.

Брайан все еще спал. Обернулся вокруг меня в спальном мешке, мягко похрапывал мне в волосы, влажно дышал в щеку – и от этого все казалось чуть менее чужим.

Костер догорел. Я смотрел на последние потрескивающие угольки и постепенно вспоминал прошедшую ночь. Сейчас, при свете дня, я казался себе еще большим идиотом. Все вокруг было таким безобидным – солнце светило, птички щебетали, белки сновали по высоким деревьям. И почему только вчера это место навело на меня такой ужас?

Ебучий Брайан! Считает, блядь, себя искрометным шутничком!

Кажется, впервые за все время я проникся сочувствием к Майклу. Господи, расти вместе с Брайном – это ж, наверно, было сущим кошмаром! Готов поспорить, в подростковом возрасте он был еще хуже.

Я чувствовал себя чертовски грязным и потому осторожно выпутался из Брайановых объятий, выбрался из спального мешка, подхватил свой рюкзак и решил наведаться к ручью, мимо которого мы проходили вчера. Брайан перевернулся на живот и захрапел чуть громче, и я подумал – пусть себе спит дальше. Когда его будишь, он становится таким брюзгливым ублюдком.

В общем, я решил пойти помыться. Честное слово, я отправился к этому дурацкому ручью без всякой задней мысли. Я собирался только почистить свои чертовы зубы и умыть свое чертово лицо. Это я так, для протокола.

Ручей был потрясающе красив в утреннем свете солнца – вчера он показался мне куда уродливее. К счастью, альбом у меня был с собой, и я решил задержаться тут ненадолго и порисовать.

На меня снизошло именно то, что сулил мне Брайан. Вдохновение. До сих пор природа никогда особенно не побуждала меня к творчеству – если, конечно, не считать частью природы обнаженные мужские тела. Так что для меня все это в некотором роде явилось откровением. Моя рука просто сама собой начала рисовать, чувство было такое, словно ей управляет некая магическая сила. Это, конечно, прозвучит дебильно, но… скажем так, я впервые начал понимать, зачем это Моне делал по шестьдесят набросков с какого-то сраного цветочка. В общем, я сидел там, рисовал и совсем потерял счет времени. Не знаю, как долго я работал. Да это, наверное, и не особо важно. Я ничего плохого не замышлял, пока не закончил рисунок. И не услышал голос Брайана.

Он звал меня. Не стану утверждать, будто был слишком увлечен рисунком, чтобы ему ответить, потому что чепуха это все. Правда в том, что какая-то глупая, мстительная, ребячливая часть моей сущности до сих пор злилась на него за прошлую ночь и мечтала отплатить ему той же монетой. Мне хотелось его напугать. И когда его голос, окликавший меня по имени, стал звучать по-настоящему отчаянно и испуганно, я, кажется, улыбнулся. Потому что понял теперь, чего он боится. И это было не «Психо» и не «Хэллоуин», и не тот дурацкий фильм, где в отрезанную руку вселился демон.

Больше всего он боялся потерять меня, и я это понял. И да, признаю, иногда я бываю настоящим мудаком.

Выждав минут пять – думаю, как раз примерно столько по времени он меня и пугал – я направился к нему. Он все еще находился на месте нашей ночевки, и я приближался к нему со спины и улыбался. Улыбался, блядь! Пока он не обернулся в мою сторону.

Я не знаю, можно ли описать словами, каким было в этот момент его лицо. Наверное, я смог бы это нарисовать, но, честно говоря, мне не хочется. Он бы прибил меня за такое. И к тому же… мне, правда, все это совсем не доставило удовольствия. Я никогда еще не видел такого неприкрытого ужаса. По-моему, у меня даже сердце на секунду остановилось. А потом страх, написанный у него на лице, уступил место ярости. На самом деле, с виду ничего особо не изменилось, но я безошибочно это понял. Он разозлился в ту же секунду, как обернулся и увидел, что я стою перед ним с идиотской улыбочкой на лице.

– Где, блядь, ты был? Ты что, не слышал, как я тебя зову?

Голос у него был пугающе суровый и холодный. А я понятия не имел, что сказать в свое оправдание.

Я прекрасно знал, как поступил бы на моем месте сам Брайан. Он бы начал смеяться надо мной, дразниться и делать вид, будто ничего не случилось. А потом он бы притянул меня к себе и обнимал, пока меня не отпустит. Но я не Брайан, а он не слишком хорошо реагирует, когда к нему применяют его же тактику.

Может, когда-нибудь я все-таки запомню, что не нужно устраивать розыгрыши, которые не можешь довести до конца.

– Я… я был у ручья. Пошел пописать и все такое, – пробормотал я.

Он повернулся ко мне спиной и принялся запихивать вещи в сумку.

– Собирай барахло, – сказал он. – Мы уезжаем.

Я замолчал и стал быстро собирать рюкзак. К тому времени, как я закончил, он уже ушел вперед на добрых десять шагов. Я догнал его и обнаружил, что он ругается себе под нос.

– Думаешь, блядь, ты такой умный…

В обычное время я бы с ним согласился, но проблема была в том, что в тот момент я особенно умным себя не чувствовал.

– Мне жаль, – сказал я.

Тупо, конечно, зато искренне.

– Ага, конечно!

– Нет, правда, жаль!

Он ничего не ответил, а я тоже не знал, что еще сказать, так что до машины мы дошли молча.

– Серьезно, извини, пожалуйста, – снова начал я, когда мы выбрались на дорогу.

– Просто забудь об этом и полезай в машину, – сказал он и сунул мне ключи. – Сегодня ты поведешь.

Затем он уселся на пассажирское сидение, повернулся ко мне боком и тут же уснул.

Я вообще-то не знал точно, куда мне полагается ехать, но старался изо всех сил. Поминутно сверялся с картой и следовал проложенному Брайаном маршруту так точно, как только было возможно. А еще я пытался не шуметь и вести машину плавно, без рывков.

Это было не так-то просто. Брайан, похоже, хотел, чтобы наш путь проходил по самым живописным местам, потому что мне все время приходилось съезжать по каким-то серпантинам, петлять по проселочным дорогам, а нормальной магистрали нигде и близко не было. Все это нехило так сбивало с толку, и у меня было большое искушение повернуть назад, на трассу I-80. Но я этого не сделал, потому что подумал, что Брайан, проснувшись, наверное, будет разочарован, если увидит, что мы на шоссе.

К несчастью, он спал или притворялся, что спит, почти весь день. И так и не открыл глаз, пока я не подъехал к какой-то сомнительной на вид закусочной и не припарковался, резко выкрутив руль и нажав на тормоза.

– Ебическая сила, что это ты творишь с моей машиной? – проворчал он, потирая лицо руками. А потом добавил. – Куда это, блядь, нас занесло?

Я сказал ему, что мы на трассе 71, у заведения «Привет в обед», и что я умираю с голоду. Он же в ответ весь скривился от отвращения. Кажется, он хотел было со мной заспорить, но потом решил, что я не стою того, чтобы тратить на меня словарный запас, и вылез из машины, захлопнув за собой дверь.

– Ну ты подумай! – пробормотал он, пока мы шли к дверям. – Совершенно не похоже на кафе «Либерти».

– Так это же хорошо? – отозвался я.

Он лишь нахмурился в ответ.

Мы уселись за стол, он взял меню и таращился в него так долго, что я уж стал бояться, не повредилось ли у него что-нибудь в голове от долгого сна. Наконец, он развернул его ко мне, ткнул пальцем в какую-то строчку на обложке и посмотрел на меня так, словно был учителем в школе для умственно отсталых.

– Толидо? – спросил он. – Какого хуя мы делаем в Толидо?

Мне типа как и самому это было интересно, но, бля, это ж он так проложил маршрут.

– А разве не сюда мы должны были приехать? – спросил я.

Я прекрасно знал, что именно так все и было. Он просто искал лишний повод ко мне прицепиться.

Но потом он отбросил меню, потер ладонями лицо, и я обратил внимание, что вид у него и правда какой-то потерянный. С ним иногда такое бывает – проснувшись после долгого сна, он как будто бы все никак не может вернуться в реальность, страшно от этого злится и некоторое время ведет себя, как осел. И тогда я подумал – может, дело как раз в этом? А не в том, что он все еще на меня злится?

– Черт, а времени-то сколько? – спросил он.

Я ответил, что сейчас половина восьмого, как раз пора ужинать, и по какой-то причине это окончательно повергло его в уныние. Он сдавленно зарычал, словно я неожиданно ударил его в солнечное сплетение, и вылез из-за стола.

– Мне надо отлить, – сказал он. – Закажи мне сэндвич «Рубен».*

А потом он ушел. И пропал примерно на миллион лет. И поскольку отвлечься мне больше было не на кого, я вдруг стал замечать, что меня окружало множество разных неприятных вещей. В закусочной воняло пережаренным маслом и подгоревшим мясом, а кофе на вкус был дерьмом собачьим. Все здесь словно покрыто было ровным слоем грязи, включая посетителей, часть из которых таращилась на меня весьма недружелюбно. Даже официантка, подошедшая принять у меня заказ, поглядывала на меня очень странно. Мне даже любопытно стало – мы что, первые незнакомцы, что появились в этом городке с тех пор, как через него проехало странствующее фрик-шоу? Было ужасно некомфортно, и я пожалел, что не захватил из машины альбом. Хоть было бы чем отвлечься, вместо того, чтобы пялиться на жуткую официантку и уродливых посетителей.

Ну, раз уж все так сложилось, я опустил глаза и стал разглядывать лежавшую передо мной на столе ярко-красную сервировочную салфетку, в которой не было ничего примечательного ровно до тех пор, пока я не просыпал на нее сахар. После этого я добавил туда еще перца и горчицы и, используя все это вместо красок, стал пальцем рисовать портрет официантки. У нее как раз была какая-то дикая афро-прическа цвета соли с перцем, так что у меня выходило очень даже похоже. Тем я и развлекался, пока Брайан не вернулся после самого долгого отлива за всю историю существования человечества.

В руках у него была газета. И, сев за стол, он тут же развернул ее и отгородился от меня.

Я понемногу начинал гадать, не совершили ли мы огромную ошибку, отправившись в эту поездку. Может, мы с Брайаном были одной из тех пар, которым противопоказано путешествовать вместе? Или, может, самому Брайану в принципе было противопоказано путешествовать? Может, он был просто гигантским ребенком, который теперь никогда меня не простит за то, что я осмелился подшутить над его слабостью? Как бы там ни было, все это уже начинало порядком меня выбешивать.

– Смотри, это официантка, – шепнул я и развернул салфетку так, чтобы ему было видно.

Получилось и правда похоже – в этаком мультяшном, абстрактном стиле.

– Что?

– Видишь, я нарисовал ее приправами. Это народное творчество!

Он пальцем отогнул край газеты, посмотрел на салфетку, потом на меня. И я заметил, что уголки его губ невольно поползли вверх. Я улыбнулся ему в ответ, но он тут же откашлялся и снова прикрылся газетой. Я разочарованно вздохнул и откинулся на спинку дивана.

– Ты теперь будешь меня игнорировать до конца поездки? Или всего лишь до конца вечера? – наконец, спросил я. – Потому что если это продлится до конца поездки, я лучше прямо сейчас отправлюсь домой.

Он не ответил и газету не убрал, но я вдруг почувствовал, как он под столом толкнул меня носком ботинка. Это был один из странных чисто Брайановских знаков внимания, и его хватило, чтобы меня слегка попустило.

– Тут напечатана очень интересная статья, – сказал он. – О том, как один человек, совершая утреннюю пробежку, наткнулся в лесу на мертвое тело.

Я рассмеялся и пнул его в голень, а он, наконец, отложил газету и озорно мне улыбнулся. Затем он зажал мою ступню между ногами, и вскоре мы уже всячески заигрывали друг с другом под столом и лыбились, как полные идиоты. К тому времени, как официантка подала нам некую субстанцию, отдаленно напоминающую еду, мне уже казалось, что мы снова стали самими собой.

– Ну и где, по-твоему, мы остановимся на ночь? – спросил я.

Я искренне надеялся, что он не запланировал еще одно лесное приключение. Однако другие возможные варианты ночевок пугали меня ничуть не меньше. С тех пор, как мы пересекли границу Пенсильвании, я не заметил на дороге ни одного хоть как-то подающего признаки жизни отеля.

– Даже не знаю, – пожал плечами он. – Может, ты выберешь место?

– Нуу, все места, мимо которых мы сегодня проезжали, выглядели довольно сомнительно. Может, нам просто остановиться на стоянке для большегрузов?

– На стоянке для большегрузов? – он поднял бровь, и я, честно говоря, не понял, воспринял ли он мое предложение всерьез или нет.

Вид у него был скорее заинтригованный, чем испуганный, что, признаться, меня удивило.

– Ага, там же вроде есть какие-то спальные места для дальнобойщиков?

– Это что, какая-то твоя грязная фантазия, о которой я до сих пор не слышал? – спросил он и провел ступней вверх по моей ноге.

– Ага, я фильм такой смотрел, – сообщил я. – Называется «Дальноёбщики».

Тут он, наконец-то, засмеялся. Что стало для меня большим облегчением после того, как он весь день на меня дулся. И я улыбнулся ему в ответ.

– Значит, дальноёбщики, – сказал он и стащил с моей тарелки ломтик картошки.

– Да я пошутил! – быстро отозвался я. – Там же отвратительно! И настоящие дальнобойщики вовсе не похожи на парней из порно.

Он окинул взглядом закусочную, кажется, впервые обратив внимание на окружающую нас действительность, и пробормотал:

– Вот уж, блядь, точно!

Я перегнулся к нему через стол и прошептал:

– На самом деле, я их слегка побаиваюсь.

Он протянул руку и взъерошил мне волосы.

– Ох, эти большие уродливые дядьки напугали маленькое Солнышко? – спросил он чуть громче, чем следовало бы. – Может, тогда нам напугать их в отместку?

– По-моему, мы уже это сделали.

– Ну так с хера ли останавливаться на достигнутом?

Он положил руку мне на затылок, и я, к стыду своему, едва не отшатнулся. Глупо, знаю. Особенно после всего, через что мы уже прошли дома. И через что прошел я сам, отстаивая свое право целовать кого хочу и где хочу. Но, бля, эти люди реально меня пугали. Ощущение было такое, словно тут в любой момент может случиться мордобой.

Но, как и всегда, вожделение вскоре победило инстинкт самосохранения. Мне, правда, очень хотелось целоваться.

Я подался вперед, ожидая, что он лишь быстро меня чмокнет. Но как только наши губы встретились, он застонал и скользнул языком мне в рот. Он явно не шутил, когда сказал, что мы не станем останавливаться на достигнутом, и через две минуты я уже перестал думать о том, что на нас все смотрят. А через три минуты и вовсе забыл, что тут кроме нас еще есть люди. Остались только я, Брайан и то почти истерическое пьянящее ощущение, что начинало пузыриться у меня внутри всякий раз, как он меня целовал. Отчаянная жажда большего.

Целоваться с Брайаном – это совсем не то, что целоваться с другими людьми. По крайней мере, никто из тех, с кем я этим занимался, не целуется так, как Брайан. С ним это не просто какие-то нелепые соприкосновения губами и зубами, используемые как прелюдия к сексу. Когда целует Брайан, в этом нет ничего небрежного или механического, или бессмысленного. Его поцелуи – «говорят». Говорят то, что он не может сказать словами, – вот почему мне хотелось, чтобы они принадлежали только мне. И вот сейчас, целуя меня, Брайан говорил, что гордится тем, что он здесь, со мной, пусть даже все окружающие и считают нас мерзкими извращенцами.

Когда он, наконец, отпустил меня, мы оба раскраснелись и тяжело дышали. И Брайан смотрел на меня таким отчаянно вожделеющим взглядом, что я бы, наверное, дал ему прямо тут, на столе, если бы он попросил. Но он этого не сделал. Он просто вытащил из кошелька двадцатку, бросил ее на стол и сказал:

– Пора уходить.

Я встал, подцепил с тарелки горсть картошки и, не глядя по сторонам, направился к двери.

Догнав меня на парковке, Брайан схватил меня за плечо, развернул и толкнул к капоту машины. Мои кроссовки проехались по гравию, и я бы, наверное, упал, если бы он не вцепился в меня так крепко. Он снова меня поцеловал – на этот раз по-другому, влажно и жадно. Теперь его поцелуй говорил о том, что ему нужно срочно поместить свой член в любое из отверстий моего тела. Сейчас же! Мы оба уже как следует завелись, и когда он начал тереться об меня, у меня аж голова закружилась от желания. И от предвкушения. Я понимал, что он сейчас трахнет меня прямо на парковке, трахнет грубо и жестко, и все эти ебучие деревенщины из закусочной будут таращиться на нас в окно.

Но он вдруг остановился. Отшатнулся от меня и раздраженно зарычал. И поначалу я даже заподозрил, что он кончил в штаны. Вот это было бы круто!

– В чем дело? – спросил я.

– Сраные копы, – буркнул он.

И точно, в ту же минуту на парковку въехала патрульная машина. Сначала я даже испугался, что это кто-то из закусочной вызвал их арестовать нас за непристойное поведение. Но они просто прошествовали мимо нас и зашли в кафе. Наверное, проголодались на дежурстве.

Брайан обошел машину и залез на водительское сидение. Я тоже забрался в салон. Двигатель он не заводил, просто сидел, пристально смотрел на меня в полумраке и тяжело дышал.

– Нам, наверно, лучше уехать, – сказал я.

– Угу.

– Угу.

Мы еще несколько секунд играли в гляделки. А потом одновременно накинулись друг на друга. Он укусил меня за губу и всосал мой язык к себе в рот, а я дотянулся до его члена. Да на хуй копов, подумал я. На хуй копов, на хуй деревенщин, на хуй весь этот идиотский мир. Я просто хотел его и все.

– Слегка рискованно, – выдавил он сквозь стиснутые зубы, пока я расстегивал ему джинсы.

– Ага.

– Ага.

Я наклонился к его коленям, лизнул его член сверху-вниз, и у него вырвался придушенный хныкающий стон. Брайан вообще издает охренительные звуки во время секса. О них я чаще всего и думаю, когда дрочу.

Он вцепился мне в волосы, а я обхватил губами головку и заскользил вниз, вбирая его член все глубже и глубже. Бедра его рванулись вверх. Он рассмеялся сквозь стоны и сказал мне, что все посетители закусочной прилипли к окну и смотрят на нас. Не знаю, правду он говорил или нет, но у меня от этого просто сорвало крышу.

Я старательно принялся за дело, начал проделывать все те вещи, от которых он с ума сходил, и подумал, что мог бы кончить, только слушая его стоны и чувствуя, как его пальцы вплетаются мне в волосы. И все-таки мне хотелось большего.

– Ммм… мой мальчик, – простонал он, увидев, что я расстегнул джинсы и принялся ласкать себя рукой.

И тут я понял, что его совсем унесло, – он называл меня своим мальчиком, только когда был совершенно вне себя и почти ничего не соображал.

– Только… не кончай… на кожаные… чехлы…

Интересно, блядь, куда, по его мнению, мне тогда следовало кончать, учитывая, что весь салон его чертова автомобиля был кожаный? В общем, почувствовав, что сейчас меня накроет – что случилось, честно говоря, почти мгновенно, – я пристроился к его ноге.

– Блядь… черт… что ты… ааах… – простонал он, и я захихикал с его членом во рту.

Этого оказалось достаточно, чтобы довести его до предела, и он, дважды коротко вскрикнув, излился мне в глотку.

– Пиздец, прямо на мои черные джинсы, – пожаловался он после того, как я поделился с ним его вкусом.

– Зато не на кожаные чехлы, – отозвался я.

И он рассмеялся и прижал мою голову к своему плечу. Дыхание его все еще не выровнялось, на лбу блестели мелкие капли пота. Он и пальцем не пошевелил, чтобы чем-нибудь вытереть быстро засыхающее белое пятно у себя на штанине.

– К тому же так у тебя останется кое-что на память обо мне. И с кем бы теперь ты ни был, я всегда буду с тобой.

Взгляд, которым он меня наградил, был абсолютно нечитаемым, но сам факт того, что он, в принципе, на меня посмотрел, сказал мне, что он помнит эти слова и рад, что я помню их тоже. Брайан вообще любит, когда его цитируют.

– Только до тех пор, пока я не постираю брюки… – сказал он и поцеловал меня в лоб. – А теперь давай съебывать отсюда, пока нам в зад не въехал чей-нибудь Форд-пикап.

Комментарий к Дальноёбщики

* Сэндвич «Рубен» – кусок поджаренного ржаного хлеба с солониной и сыром.

========== Чикаго ==========

Дорога от Питтсбурга до Чикаго заняла у нас трое суток. Если взглянуть на карту, становится вообще не понятно, почему мы так долго до него добирались. Но каким-то образом нам удалось превратить путь, который на автомобиле можно было бы проделать за шесть-семь часов, в семидесяти восьми часовую одиссею. К тому времени, как мы добрались до Чикаго, я был уже очень, очень рад снова оказаться в большом городе. Высотные здания, толпы людей, дорожные пробки, автомобильные гудки… Ну прямо, как дома – только лучше. У меня столько планов было, что казалось, задержись мы тут даже на пару недель, я все равно не заскучаю. Правда, когда я увидел номер, который забронировал для нас Брайан, я засомневался, что наших денег хватит хотя бы на то, чтобы задержаться здесь на одну ночь.

Пиздец, это был сьют! В чертовом отеле «Четыре Сезона». Он был громадный. И совершенно нелепый. Брайан прошел в комнату, остановился посередине и широко раскинул руки, видимо, ожидая, что я сейчас завизжу от восторга. А я стоял и не знал, что сказать. Боялся, что получу кровоизлияние в мозг, если начну подсчитывать, во сколько нам это обойдется. Мне даже рюкзак не хотелось со спины снимать. Это была явно не наша комната.

– Ээмм… а мы можем себе это позволить? – спросил я.

Конечно, я и сам знал ответ на этот вопрос и все же надеялся, что, может, у него есть для меня какой-то сюрприз. Ну, не знаю, может, он в лотерею выиграл, например.

Впоследствии я еще не раз буду спрашивать его об этом, а он не будет скупиться на раздражающе уклончивые ответы. Но тогда я спросил его об этом впервые, а он в ответ прошел дальше и с размаху плюхнулся на огромную кровать.

– Единственные МЫ здесь – это я и моя последняя кредитка, – сказал он и полез в карман джинсов за косяком. – И мы с ней делаем все, что захотим. Все, что нам нравится. А тут нам охуенно нравится.

Я даже и не знал, что на это ответить, чтобы не выглядеть сварливой женушкой. Поэтому я вообще ничего не сказал. А Брайан блаженно растянулся на матрасе и прикурил косяк. Тогда я сел на один из пушистых, до нелепости роскошных диванов (пиздец, там еще и ДИВАНЫ были!) и стал рыться в рюкзаке в поисках путеводителя.

– Иди сюда, – вдруг позвал он, поглаживая себя по животу. – Снимай эту вонючую одежду и забирайся ко мне.

– Да я вроде как хотел осмотреться, – возразил я.

– Осмотреться? – не понял он.

К этому времени он успел уже раздеться до белья и, вероятно, в толк взять не мог, на что еще тут можно смотреть. Честно говоря, мне уже и самому сложно вспомнить было, куда это я собирался.

– Ну тут неподалеку есть несколько музеев, – пробормотал я.

– И что? Они и через час никуда не денутся. И через два…

– Но они же закроются!

– Ну так завтра сходишь, – бросил он.

– Завтра? А мы вообще долго тут пробудем?

Честно, я боялся услышать его ответ. Понимал, что если он всерьез собрался провести здесь больше двух дней, мне придется вмешаться. Не знаю, выкрасть у него кредитку или еще что-нибудь придумать.

– В зависимости… – начал он.

– От чего?

– От того, за сколько дней мы успеем оприходовать все гей-бары в Чикаго.

Я точно не знал, что он подразумевал под словом «оприходовать», но мне тут же представилось, как, пока я таскаюсь по музеям, в нашем номере трахаются какие-то случайно подснятые парни.

Когда я снова взглянул на него, он уже просунул руку себе в трусы, неспешно гладил себя и пристально на меня смотрел. И до меня вдруг дошло, что, может быть, на ближайшие дни это последний раз, когда он полностью принадлежит мне. А если так, то не стоит попусту тратить время. К тому же, когда он так делал, я по любому не мог перед ним устоять. Вот ублюдок! Это просто нечестно! Нельзя быть таким красивым – это ему самому не на пользу. А мне – тем более. Он способен на что угодно меня склонить этими своими руками. И ртом. И членом.