Текст книги "Стена чудес (СИ)"

Автор книги: Penelope Foucault

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Он развернулся, сжимая искусственный кулак, и замер, встретившись глазами с Клаусом. Дышать было тяжело, и в глазах потемнело. От накатившей злости стало больно, будто на голову надели металлический обруч и теперь закручивали.

– Диего, ему нужно на воздух. Подышать, – Клаус так сильно вцепился в левый локоть Пятого, что у него побелели костяшки пальцев. – Я поговорю с хозяевами.

Пятый зажмурился и обмяк. Диего обхватил его за плечи и, как и сказал Клаус, вывел его на улицу. Усадил на капот своего Сааба, скрестил руки и насупился.

Они молчали долгие две минуты. Пятый всматривался в окна дайнера и видел, как Клаус разговаривает с хозяевами, но даже не хотел думать, как он объясняет произошедшее.

– Что с тобой стало, Пятый? – Диего склонил голову набок.

– Я сломался, – тихо ответил Пятый. Помолчал немного, поглаживая пальцы пластиковой руки. – Вы все ждёте от меня, что я буду сильным, что снова буду писать музыку. Некоторые даже ожидают, что я начну играть. Но правда в том, Диего, – он вздохнул. – Тот человек, которого вы все считаете сильным, умер в день аварии.

Диего нахмурился, глядя на него, а потом покачал головой, провёл языком по зубам и ответил:

– Ты не прав. И ты прекрасно знаешь, что ты не прав, дружище, но… – он развёл руками.

– Ага, я знаю. Придержи лекцию для кого-то другого, – Пятый поморщился.

– Твоя труба, кстати, – Диего достал из кармана телефон Пятого. – У тебя там, типа, три новых сообщения. Я не подсматривал, просто пока ты лупил автомат, оно на экране всплыло.

Пятый смерил его взглядом, и сразу же забрал телефон. Сунул его в карман пиджака и кивнул:

– Спасибо.

Диего махнул рукой. Потом шмыгнул носом:

– Она знает, что ты конченый одиночка?

– А ты знаешь, что, когда мальчик встречает девочку – это не всегда про желание влезть кому-то в трусы?

– Ну, ты-то об этом постоянно напоминаешь, – Диего хмыкнул. – Но как много раз ты вляпывался в отношения, потому что не успевал вовремя сказать нет?

– И ты внезапно очень этим озабочен, – Пятый спрыгнул с капота и сделал шаг в сторону, собираясь уйти, но остался. Он должен был подождать Клауса. – Знаешь, Диего. Знаю, у тебя была очень религиозная семья и, наверное, у тебя в крови насильно помогать всем подряд, но… иногда ты делаешь это очень, очень паршиво.

– Ауч.

– Всех спасти нельзя, знаешь, – Пятый пожал плечами. Ответить Диего не успел.

Хлопнула дверь дайнера и Клаус, сияя улыбкой от уха до уха, развёл руки в стороны.

– Я всё уладил, – он повёл плечами, будто пританцовывая, потом подошёл к Пятому и обнял его за плечи. – Ты мне должен.

– Сколько? – Пятый потянулся за кошельком, но Клаус перехватил его руку.

– Но, вообще-то, нет. Ты мне кучу денег сэкономил, отдав оборудование, так что, – он поцеловал Пятого в щёку и отпустил.

Пятый поморщился и отшагнул. Клаус выглядел удивительно расслабленным для человека, который только что не просто имел дело с его пассивной агрессией, но ещё и вынужден был обсуждать компенсацию музыкального автомата.

– Серьёзно, Клаус, сколько я тебе должен?

– Оказалось, что хозяин мой фанат ещё с дебютного альбома, и я просто пообещал ему билеты в VIP-зал и тур за кулисы, – Клаус добродушно улыбнулся. Потом, взглянув на хмурого Диего, спросил: – Ты уже в порядке, Пятый?

– Нет, – Пятый дёрнул плечом. – Думаю, мне лучше пойти домой.

– Тогда запрыгивай в машину, и мы с Диего поможем тебе с домашними делами. Да, мини-Бандерас?

– Не то чтобы этому долбоёжику хотелось помогать, но да, – Диего кивнул. – Давай в машину, Пятый.

– Не, – Пятый поморщился. – Я пройдусь. Но спасибо, что предложили.

– Пятый, – Клаус закатил глаза. – На улице не май месяц, ты оделся легко, не выделывайся и…

– Было здорово с вами увидеться, но мне нужно пройтись и проветрить голову, – он отступил. – Оставим нашей дружбе хоть какие-то шансы на выживание. Хорошего дня, и… пока, – он поднял бионическую руку и покачал кистью, а потом развернулся и ушёл.

Сообщения Долорес Пятый прослушал только дома, пока стягивал кеды на резинках.

– Постоянно, – сказала Долорес. – Я просыпалась и чувствовала себя несчастной, а когда ко мне приходили друзья, казалось, что они меня специально злят. Потом я, конечно, понимала, что они хотели как лучше, но не понимали, что со мной не так и тем более не понимали, как идти по этому минному полю. Правда, – она помолчала немного. – Я думаю, друзья должны понимать, во что ввязываются. Потому что может стать хуже. И, скорее всего, станет хуже. Рано или поздно ты смиришься с тем, что случилось, но легче не станет. И людям рядом с тобой тоже.

Она замолкла. Пятый прошёл в гостиную и привычно уже плюхнулся на подушку перед пробковой стеной. Теперь, кроме буклета с типами захвата, там были открытки с картинами Долорес и фотографии Пятого с друзьями, покойной мамой и Куратором.

– Ты в порядке? – спросила Долорес следующим сообщением. Третье пришло, кажется, пока Пятый разбивал автомат. – Позвони мне, когда будешь один, ладно?

Так Пятый и сделал. Скрестил ноги по-турецки, упёрся локтем в колено и нажал на вызов.

– Ты жив! – Долорес ответила сразу же. Она сидела перед мольбертом, сжимая в неживых пальцах кисть. – Неудачно прогулялся с друзьями?

– Да, – Пятый поморщился. – Ничего особенного, просто… В этот раз этого будто было слишком много. И в какой-то момент я понял, что меня бесит всё. Что бы они ни сказали выводило меня из себя, и музыка ещё эта…

– Музыка?

– Когда тебе одиноко, и жизнь только делает только хуже, ты всегда можешь пойти в центр города, – пропел Пятый.

– Боже, ты ужасно поёшь, – Долорес развернулась к нему лицом и поморщилась. – Реально.

– Я знаю, – Пятый хмыкнул. – Абсолютный слух, техника и талант к сочинению далеко не всегда означают, что поёшь ты тоже хорошо. В любом случае…

– Точно. Песня тебя взбесила.

– И я разбил автомат.

– О, – Долорес опустила руку с кистью и подалась вперёд. – Серьёзно?

Пятый кивнул.

– У меня и раньше бывали такие… вспышки гнева, знаешь. Но ничего такого, что нельзя контролировать, а здесь просто накатило.

– Может и хуже стать. Ты с психиатром об этом говорил?

– Пока нет. Но, думаю, пришло время, – Пятый зарылся пальцами в волосы и поморщился. – Странно, что это вообще случается. Антидепрессанты разве не должны это купировать?

– Может тебе нужно их сменить, – Долорес округлила глаза. Потом улыбнулась, на щеках вырисовались ямочки. – Хочу показать тебе кое-что, но ты не суди строго. Я ещё не закончила, – она отодвинулась и развернула мольберт к камере. Треугольники и линии складывались в портрет.

– Это… я? – Пятый сощурился, всматриваясь в сплетение геометрических фигур. Разглядел свой нос с горбинкой и густые брови, и даже поджатые недовольно губы.

– Именно, – Долорес отложила кисть и сложила руки на коленях. – Тебе нравится?

– Да, – Пятый кивнул и смущённо улыбнулся. В голове тут же снова запричитал Диего, поучающим тоном повторяющий одну и ту же фразу: «скажи ей, пока не поздно».

Он опустил взгляд и зажмурился, собираясь с силами, а потом выдохнул:

– Долорес. Мне нужно задать тебе вопрос.

– Какой ты внезапно серьёзный, – Долорес подозрительно сощурилась. – С чего это?

– Чего ты… ждёшь от… этого, – Пятый не смог подобрать нужное слово, чтобы описать происходящее между ними.

– Чего «этого»?

– Наших… отношений? Не знаю, – Пятый едва заметно дёрнул плечами. – Ты тратишь на меня тонну времени, флиртуешь, рисуешь… Как мне это расценивать?

– Ох, это такой разговор, – Долорес прикусила губу, запахнула кардиган и какое-то время просто молчала, глядя вниз. Потом закинула ногу на ногу и глубоко вздохнула. – Помнишь, когда ты сказал, что погуглил меня, я спросила, как ты относишься к тому, что прочитал?

Пятый кивнул. Он ссутулился на своём месте, переложил телефон в бионическую руку и вытянул её перед собой.

Долорес было некомфортно. Пятый это видел, и едва не пошёл на попятную:

– Долорес, если тебе…

– Всё нормально. Лучше мы это обсудим сразу, – она решительно кивнула. – Четыре года назад я познакомилась с молодым мужчиной, которого считала любовью всей своей жизни. Это была дикая страсть как в любовных романах, знаешь. Секс на всех поверхностях, ревность, битая посуда и клятвы в вечной любви. Сначала было красиво, потом он стал поднимать на меня руку. Я тогда набирала популярность, постоянно участвовала в вернисажах, посещала галереи. И он ревновал меня ко всем подряд. Бил и унижал, называл ничтожеством. Один раз он вырезал мне на руках… на тыльных сторонах ладоней своё имя.

Она говорила спокойно. Бесцветный, безэмоциональный голос. Констатировала факт, а не рассказывала о чём-то, что её искалечило.

– Тогда я поняла, что… В таблоидах потом писали, что я была полной идиоткой, как ты по…

– Не была, – перебил её Пятый, ни на мгновение, не сводя взгляда с изображения на телефоне.

– Я знаю, – Долорес кивнула. – Тогда я поняла, что нужно бежать, а он решил, что мы достигли в наших отношениях точки, когда пора жениться. Я отказала, – она отвела глаза и не смогла сдержать слёз. – Тогда он избил меня, отрубил руки и выбросил в реку.

Пятый замер. Он часто думал о том, как именно Долорес потеряла руки, строил какие-то теории: химикаты, несчастный случай. Но никогда не думал, что причиной мог быть человек.

– Долорес, мне жаль.

– Я в порядке, – Долорес с трудом подобрала грязную промокашку и вытерла слёзы, оставив на лице следы краски, будто боевой окрас. – Он в тюрьме. Я всё ещё рисую. И сейчас я вполне счастлива, спасибо терапии, лекарствами, искусству, Лэнсу Биггзу и, конечно, мне самой. Но, – она сделала паузу и улыбнулась. – Я не очень заинтересована в… полноценных отношениях сейчас. Романтика – может быть, и ты мне очень нравишься, но… – она поморщилась. – Не хочу ни от кого зависеть. И спать ни с кем не хочу. То, что получается у нас с тобой меня устраивает, но большего я не хочу. Прости, если…

– Долорес, – Пятый перебил её и, как и она до этого, сделал тяжёлый вздох. – Со мной ты можешь не бояться.

– Ты что… гей?

– Плавал, знаю, привёз футболку, но нет, – Пятый хмыкнул. – В нашей с тобой юности такое называлось низким либидо и фригидностью, но нынешняя молодёжь придумала красивое определение «асексуал».

Долорес моргнула и выгнула бровь:

– Ты уверен?

Пятый кивнул:

– На сто процентов. Я верю в любовь, конечно, и был в отношениях. По любви. И для всех, кого я когда-то любил, я держу особое место в своём сердце.

– Я читала спекуляции, что ты долгое время встречался с Мирандой. Может в этом причина?

– Нет никаких причин, Долорес. Я просто такой, какой есть, – Пятый мотнул головой. – До Миранды я встречался с Ваней, и мы с ней были полноценными, – он показал пальцами кавычки, – «со школы влюблёнными». Когда не сложилось, был Клаус…

– Вы там в ансамбле все друг с другом перетрахались? – голос Долорес всё ещё звучал глухо, но она будто бы позабыла о том, что только что откровенничала.

– Почти, – Пятый рассмеялся. – В любом случае, Долорес. Ты мне нравишься. По-настоящему. Ты как будто… полярная звезда. Я заблудился в тёмном лесу и постоянно сворачиваю не туда, но всегда нахожу дорогу, потому что есть ты.

Долорес помолчала, прежде чем спросила:

– В таком случае, Пятый… Что мы будем с этим делать?

– Меня всё более чем устраивает в том виде, как сейчас, – ответил Пятый. – И тебя тоже, верно?

Долорес снова улыбнулась. Широко и заразительно, так что и Пятый не смог сдержаться.

– И меня всё устраивает.

– Тогда оставим всё как есть. Нам ведь ничего больше не нужно.

Долорес кивнула. Облизнула губы и добавила:

– Надеюсь, ты не начнёшь меня жалеть из-за того, что я тебе рассказала.

– Долорес, я не думаю, что тебе нужна моя жалость. Я не знаю никого, кто стоял бы на ногах настолько же крепко и был бы настолько же… стабильным. Счастливым. У нас всех есть какие-то… слабости, мы все по-своему сломаны, но ты… ты как будто единственная нормальная во всём мире.

– А месье умеет делать комплименты, – хохотнула Долорес. – Кстати. Раз уж мы здесь разоткровенничались, и ты признался, что секс тебе не интересен… По шкале от одного до фильма «Комната», насколько тебе были противны все мои шутки на эту тему?

– Нормально, – Пятый махнул рукой. – Тем более что шутки были смешные. Иногда слишком откровенные или бородатые, но смешные.

– Приятно встретить ценителя.

– Я встречался с Клаусом. Было бы странно, если бы я не разбирался в сортах вульгарных шуток.

Долорес провела рукой по волосам и тихо рассмеялась. Её смех был как колокольчик. Или как перебор нот третьей октавы.

– Прежде чем я отпущу тебя делать эти ужасные бутеры с арахисовой пастой и зефиром, скажи мне вот ещё что, – сказала она.

– Ммм? – Пятый несколько раз моргнул. – Дерзай.

– Как думаешь, если бы с нами этого не случилось, но мы встретились. Как бы всё сложилось?

– Не знаю. Ты бы, наверное, решила, что я заносчивый мудак и…

– Пффф, я и без рук так думаю.

– Туше, – Пятый поджал губы. – В любом случае ты бы решила, что я скучный заносчивый мудак, а я…

– Что я поверхностная назойливая идиотка, – Долорес двинула бровями. – И?

– Всё сложилось бы так же.

– Думаешь?

– Уверен, – Пятый хмыкнул. – Но тебе бы пришлось избавиться от своего парня.

– Может, если бы я встретила раньше, со мной не случилось бы его, – Долорес почесала кончик носа плечом. – Ладно, Пятый. Иди свари себе кофе и съешь пару зефирных сэндвичей.

========== Весна. III. ==========

Комментарий к Весна. III.

🎶 Coldplay – Clocks

🎶 Woodkid – The Golden Age

🎶 Liam Gallagher – I’ve All I Need

Ещё месяц прошёл незаметно. Пятый, как и раньше, почти не отвечал на звонки друзей, предпочитая общаться с ними по отдельности, а не всеми вместе. Он старательно избегал разговоров с Диего и почти ничего не рассказывал остальным. Даже Клаус, кажется, отчаялся получить от Пятого что-то вменяемое и смирился с потоком пассивной агрессии, сменяющимся вялостью. Они встречались каждые несколько дней и пили кофе, и Клаус рассказывал про Дейва, как тот его вдохновляет, и как здорово будет поехать вместе отдыхать. Пятый улыбаясь кивал, хотя выходило это скорее на автомате.

Долорес была права, и ему становилось хуже. Мир становился серым. Смирение превратилось в апатию. Новые антидепрессанты его успокаивали, но по ночам он по-прежнему смотрел в потолок, чувствуя, как каменеет.

Всё вокруг было словно в тумане, сотканном из переполняющей Пятого тоски и боли. Он писал всё больше, заполняя точками и завитушками нотные станы, и всё чаще звонил Долорес просто так.

Чтобы просто помолчать.

Чтобы хотя бы ненадолго, мир наполнился красками.

– Ты выглядишь очень паршиво, – Долорес прижала к себе кошку, нелепо почёсывая её бионическими пальцами. – Хочешь, я приеду?

Пятый качнул головой. Он растянулся на диване в гостиной, устроив ноутбук на книжной стопке.

– Ты пишешь музыку?

Пятый кивнул.

– Я хочу тебе кое-что показать. Ты не отвечаешь Миранде на звонки… что, кстати, очень неправильно с твоей стороны.

– Я ей пишу каждый день, – устало выдохнул Пятый.

– А стоило бы говорить. Ей есть что тебе показать, – Долорес наклонилась к своему ноутбуку и защёлкала мышкой. Потом начала демонстрацию экрана и включила Пятому видео.

На нём Куратор одной рукой играла мелодию, которую тогда, в конце зимы, он набросал в её блокноте. Тонкая сеть разноцветных линий, нанизанные на леску голоса: её и Долорес.

Пятый замер. Мелодия завораживала, даже в таком недоделанном виде. Он приподнялся, вслушиваясь, и облизнул губы. Он точно знал, что добавить, и точно знал, как она должна звучать на самом деле.

Видео закончилось, Пятый сел, а Долорес снова показалась на камеру.

– Этот взгляд мне уже больше нравится, – заметила она.

Пятый закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

– Позвони ей, – Долорес постучала пальцами по краю своего ноутбука, чтобы привлечь внимание Пятого. – Слышишь меня? Позвони ей.

Пятый кивнул, шумно втянул воздух через нос и запустил пальцы в волосы, откидывая чёлку. А потом резко встал и пошёл за телефоном.

Через два дня Куратор встретила его в аэропорту Джона Кеннеди. На ней было лёгкое весеннее пальто нежно-сиреневого цвета и туфли-лодочки неизменного винно-красного.

– Надеюсь, ты всех своих мальчиков предупредила, что я приеду, и им лучше попрятаться в шкафу?

– Не волнуйся, я всех разогнала. В ближайшие недели я только твоя.

– Звучит не очень, учитывая наше с тобой прошлое.

– Староват ты для моих поползновений, – хмыкнула Куратор. Пятый выгнул бровь и обернулся. Они встретились взглядами и оба рассмеялись.

– Это ужасная шутка, Миранда. Никогда не шути так на публике, тебя неправильно поймут.

– Хорошо, буду шутить их только тебе, чтобы ты их точно понимал неправильно, – Куратор погладила его по щеке костяшками пальцев, потом подхватила под здоровую руку и потянула к машине.

Пятый молчал всю дорогу. Долорес переслала ему видео, и он смотрел его, не выключая несколько часов, записывая свои идеи. Стирая и снова рисуя ноты.

И всё это время ему казалось, что мир стал немного ярче. Его чувства обострились, голос Долорес звучал звонче, а Куратор, казалось, светилась, как Дева Мария на иконах.

Квартира на Манхэттене, которую они когда-то делили, почти не изменилась. Стало больше книг, больше записей, больше наград на стенах. Громоздились подарки поклонников, футляры музыкальных инструментов и увядающие букеты.

– Я бы сказала тебе чувствовать себя как дома, но ты и так дома, – Куратор бросила пальто на диван, скинула туфли и потянулась, проходя глубже в квартиру. Пятый остался в пиджаке, но тоже разулся. Куратор приучила его не носить обувь в доме, и он перенёс эту привычку даже в самостоятельную жизнь.

– Как будто я и не уезжал.

– Ах, если бы, – Куратор рассмеялась. Потом вдруг замерла и нахмурилась: – Уверен, что готов…

– Да. Мне это нужно, Миранда. Я не могу больше это выносить, – Пятый достал из сумки блокнот и протянул ей. – Я сделал несколько заметок, чтобы ты могла…

Куратор качнула головой и поманила его за собой.

В музыкальную комнату – ту, где стояло её пианино, и где когда-то всё началось, он не сразу решился войти. Сердце забилось как бешеное, и левая ладонь вспотела. Он стиснул блокнот бионическими пальцами. Сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

И только тогда переступил порог.

Куратор опустилась на стул первой. На край. Постучала по второй половине рукой:

– Давай ко мне.

– Миранда, я…

– Ты не будешь просто стоять и смотреть, Пятый, – Куратор заговорила тем же тоном, каким говорила когда-то давно, лет двенадцать назад, когда он только пришёл к ней учиться.

Пятый нервно поджал губы, но всё же послушался и сел рядом. По привычке тут же выпрямил спину и расправил плечи. Потом с жужжанием поднял руку и поставил блокнот на пюпитр. Открыл на нужной странице:

– Смотри, мне кажется, что так будет звучать лучше всего, но мне нужно это услышать. Попробуй сначала в до-миноре и…

– Пятый. Ты играй. Я просто буду твоей правой рукой.

Пятый застыл. Обернулся на Куратора и тихо выдохнул:

– Миранда, я не могу…

– Ты можешь, Пятый, – Куратор расплылась в улыбке. Её глаза блестели от влаги, но воли чувствам она не давала. Только занесла над клавиатурой правую руку дожидаясь, пока Пятый поднимет левую.

И когда он всё же за ней повторил, они сыграли его мелодию вместе. Плечом к плечу, такой, какой он её слышал, с редкими помарками.

Закончив, они сыграли её ещё раз. И ещё. Иногда Пятый хватал карандаш и что-то правил, иногда предлагал сменить темп.

Куратор будто читала его мысли. Они столько раз играли вместе и столько мелодий вместе сочинили, что она подхватывала их на лету. Он начинал, а она продолжала. Будто бы на эти часы за пианино Куратор и правда стала частью него, его правой рукой.

А его левая рука по-прежнему помнила инструмент. Мастерство её не покинуло, пусть он и не прикасался к клавишам все эти месяцы.

Они сыграли музыку разговоров Долорес и Куратора несколько десятков раз, пока Пятый не остался удовлетворён результатом.

В час ночи, когда они повторяли сонату, кажется, уже в сотый раз, Пятый поставил на пюпитр телефон и записал получившуюся композицию для Долорес.

В два часа ночи Куратор заказала китайскую еду, и, выковыривая из лапши арахис, Пятый не мог отвести от неё взгляд. Он точно знал, что она – как и часто бывало до этого – спасла ему жизнь. И вместе они смогут облечь в музыку все его чувства.

Всю его боль.

И может быть, тогда он наконец-то избавится от переполняющих его солёных камней, не позволяющих вдохнуть полной грудью.

У Пятого было много наработок, и поэтому он застрял у Куратора на добрых полтора месяца. Клаус звонил каждую пятницу, и они обменивались последними новостями. С Долорес, как и раньше, всё было иначе. Куратор не сразу, но со временем привыкла к её частому незримому присутствию. Пока они играли, прижавшись друг к другу бёдрами и плечами, Долорес на пюпитре рисовала, вдохновляясь их мелодиями.

И со временем, к каждой появившейся из-под их пальцев композиции, нашлась иллюстрация.

Весна была в самом разгаре и Пятый, наконец-то, начал крепко спать по ночам.

– Я же говорила, что это помогает, – сказала Долорес из его ноутбука, пока Пятый с Куратором передвигали кофейный столик поближе к распахнутому окну.

За окном бурлила жизнь, гудели машины и шуршали покрышки по асфальту. Ветер нежно перебирал светлые занавески, которые Куратор повесила только вчера, а кофе перебивал городские запахи.

– Ты очень мудрая женщина, Долорес, – Куратор передвинула себе кресло и уселась в него, подтянув ноги и обняв ладонями чашку чая. – Может, ты его ещё и записать с этим всем альбом уговоришь?

– А потом ещё концерты давать? – Пятый поморщился. Куратор не впервые начинала этот разговор, и он до сих пор не знал, что ей ответить.

– Слишком рано, – Долорес на экране тоже пила чай, закусывая бисквитом. – Ему нужно ещё несколько месяцев, Миранда. Он и так неплохо справляется.

– Вы, мудроженщины, в курсе, что я тоже здесь? – Пятый подвинул свой стул поближе и взял со стола чашку кофе. Закинул лодыжку на колено и перевёл взгляд с экрана на Куратора. – Не знаю, Миранда. Я просто… Я не готов делиться этой музыкой с кем-то. И я понимаю, что это решение не может быть единогласно моим, ведь это и твоё сочинение тоже, просто… Для меня слишком личное. Мне нужно время.

– Во-первых, Пятый, – Куратор потёрла лоб. – Всё это – твоё. Я просто помогаю. Во-вторых… сразу бы так и сказал, Пятый. Это ужасно, что сливкам музыкального сообщества не удастся послушать эту музыку сейчас, но я более чем уверена, что они могут подождать.

– Благодарю за понимание, – Пятый ухмыльнулся.

– Но просто знай, что я бы с удовольствием тебя заперла в студии и не выпускала, пока мы не закончили бы эту пластинку.

– Она была бы пропитана ещё большим страданием.

– Творец и должен страдать, – Куратор хмыкнула.

– Не, мы настрадались достаточно, – подала голос Долорес. – Но! Миранда, как только он даст согласие…

– Если я его дам, – влез Пятый.

– Когда он даст согласие, знай, что у вас уже и оформление есть.

Пятый опустил взгляд и покачал головой. Для него огромным шагом было уже то, что он снова коснулся клавиш. Он тосковал по игре, и сейчас его душа пела. Он упивался музыкой, и собственные муки теперь казались ему не такими страшными. Они тоже его вдохновляли.

Ему этого не хватало. Только здесь и сейчас, играя вместе с Куратором, он на самом деле понимал, что потерял, и как тяжело ему без музыки. Когда она не срывается с кончиков пальцев, и когда он не может тронуть ей других.

Может быть, в конце концов, все его друзья были правы.

Его жизнь слишком сильно была связана с музыкой, чтобы он мог так просто прекратить.

– Он снова завис. Миранда, потрогай его за меня.

Куратор коснулась его плеча, и Пятый вздрогнул.

– Что?

– Ничего. Мы обсуждаем, где в Париже самые вкусные крепы.

– О, это легко, – Пятый повёл плечом и поджал губы. – В любой блинной на Монмартре. Крепы моей бабушки Жозефин могли бы с ними потягаться, но только в прошлом.

– У тебя бабушка во Франции? – Долорес выгнула бровь.

– Была, – отозвался Пятый. – Мой отец был французским дирижёром, они с мамой так и познакомились.

– Твои родители были великолепными музыкантами. Так жаль, что они больше не с нами, – Куратор покачала головой и отодвинула чашку. – Особенно твоя матушка.

– Подождите, я быстро погуглю, чтобы поддержать разговор, – Долорес наклонилась к камере.

– Стой, необязательно, – Пятый вскинул руку. – Моя мама была первой скрипкой в оркестре, которым дирижировал отец. Между ними пробежала искра, они влюбились, поженились – и вот он я, – он расплылся в улыбке с ямочками и развёл руками.

– И ему не показалось, что называть ребёнка Симфонией №5 – странно?

– Нино был немного странным, – Куратор закинула ногу на ногу и подпёрла рукой щёку. – И вроде говорил, что это имя прекрасно подходит будущему музыкальному гению.

– Ему нравилось слово cinq, – уточнил Пятый.

– Ладно, ребята, ещё один вопрос. Или два. Вы же типа… были парой?

– Достаточно долго, – Куратор кивнула.

– И ты знала его родителей. И видела его младенцем?

– Нет, – Куратор скривилась и отпрянула, глянув на Пятого. – Когда Пятый родился, я как раз ушла в другой оркестр, и мы почти перестали общаться с его родителями, так что этот нос – кстати, нос у него отцовский, – я увидела впервые, когда ему был уже двадцать один год.

– Почти двадцать один.

– Даже если так, ты был уже достаточно взрослым, – Куратор потянулась к нему и провела рукой по волосам, но Пятый отпрянул. Она обречённо вздохнула. – Он такой недотрога. И тогда тоже был.

– Это непросто уложить в голове, – призналась Долорес. – Но круто, что вы остались друзьями. Несмотря ни на что.

– Удивительным образом, я остался друзьями со всеми своими бывшими.

– Хотя казалось бы. С твоим характером, – Куратор поморщилась. – Тебя очень сложно любить, – она посмотрела на Долорес. – Подумай об этом на досуге, Долорес.

– Нет, – Долорес хмыкнула и склонила голову набок. – По мне и так сойдёт.

– Так, дамы. Я, – Пятый шумно допил свой кофе, – всё ещё здесь.

Куратор с Долорес переглянулись. А потом, не сговариваясь, захохотали.

Эйфория прошла, как только он переступил порог собственной квартиры. Комната с зияющей пустотой вместо фортепиано и удушающим одиночеством вместо чьего-то постоянного присутствия.

«Думаешь, стоит завести животное? Кота. Или собаку», написал он Долорес первым делом. Бросил пиджак и сумку на диван, а сам сел на пол лицом к пробковой стене. И тут же откинулся назад – бионическая правая рука на животе, а настоящая левая откинута в сторону. Пол твёрдый, а в лучах солнца кружится пыль. Кончики пальцев шевельнулись, повторяя танец пылинок. Пятый нащупывал новую мелодию, ещё не до конца осознав, что теперь, без Куратора вместо правой руки, он нескоро сможет её сыграть.

А осознав, Пятый втянул через зубы воздух и прижал ладонь к глазам.

Осознание своей зависимости от чужих рук накатило болезненным спазмом. Он перевернулся на левый бок, отнял руку от лица и сжал её в бионической, едва не ломая те пальцы, которые посмели играть музыку пыли.

Весна подходила к концу, и за неё Пятый успел взлететь на крыльях надежды и рухнуть вниз.

Он пролежал так до наступления темноты. Лежал и смотрел, как полоса света становится насыщеннее и меньше. И лежал бы дальше, если бы телефон не начал трезвонить.

Пятый сморгнул пелену тоски и с трудом сел. Левая рука затекла, пальцы почти не слушались, но он всё равно смог ответить на вызов Долорес.

– Ты не послушал мои сообщения. Всё в порядке?

Пятый моргнул и качнул головой, хотя пока Долорес видела только потолок. Взял неживыми пальцами телефон и посмотрел на экран.

– Привет, – выдохнул он. – Нормально. Очень резко… всё оборвалось. Я вроде знал, что вернусь, а всё равно как-то… – он зажмурился и не стал договаривать. – Что ты ответила про собаку?

– Что тебе рано, – ответила Долорес. – И я даже не уверена, что тебе вообще можно доверить животное.

– Знаешь, – хмыкнул Пятый, глядя на неё из-под чёлки. – Пока я не съездил к Миранде, я не понимал, насколько мне одиноко и больно.

– Я знаю, – Долорес кивнула. – Это пройдёт.

– Со временем. Я знаю.

– Но пока не пройдёт, болеть будет невыносимо. Но ты, Пятая Симфония…

– Опять это имя, ничего себе, – Пятый выдавил улыбку.

– Ты сильный. И справишься.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, и всё.

========== Лето. I. ==========

Комментарий к Лето. I.

🎶 Beck – I’m So Free

🎶 Clawfinger – Nothing Going On

🎶 Patrick Wolf – Souvenirs

В первое воскресенье лета Пятому позвонил Клаус:

– Буду у тебя через двадцать минут, так что не засыпай и оденься к тому времени, – сказал он и бросил трубку.

Пятый отбросил телефон в сторону, потёр глаза и пролежал, глядя в потолок, ещё минут пять. Потом всё же встал и стал собираться, и к моменту, когда Клаус постучал в дверь, Пятый уже сварил кофе.

– Я не собираюсь слушать ничего из того, что ты скажешь, пока не выпью кофе, – вместо приветствия заявил Пятый, впуская его квартиру. Клаус, в лёгкой леопардовой блузке и коротких холщовых шортах, вплыл в комнату, сбросил сандалии и протанцевал на кухню, загадочно улыбаясь.

Пятый поджал губы, разлил кофе по чашкам и протянул одну Клаусу. Первым сделал огромный глоток, моргнул и смерил друга взглядом.

– Теперь говори.

– У меня будет концерт в Детройте. И я подумал, – Клаус постучал ногтями по чашке. – Может поедешь со мной? Наведаешься в Меритех, увидишься с Долорес и…

Пятый вскинул голову и нахмурился:

– Думаешь, раз я с Мирандой на пианино побренчал, то найду в себе силы и на концерт сходить?

Клаус пожал плечами и склонил голову набок:

– Тебе страшно, я знаю. И поэтому не прошу приходить. Но хотя бы составь мне компанию в поездке. В конце концов, вы с Долорес сколько не виделись вживую?

– Да нам и без этого неплохо, – Пятый хмыкнул и опустил взгляд в чашку. – Клаус, мне стало хуже с тех пор, как я вернулся. Прости.

– В каком… смысле? – Клаус отставил кружку и подался вперёд.

– Я только сейчас понял, что на самом деле потерял, – Пятый потёр край чашки ногтем. – Мне иногда даже сложно с кровати встать. Просто сплю и сплю, пока Долорес не начнёт названивать. Потому что пока я сплю – я не помню… – он запнулся и не стал договаривать. – Прости. Я не смогу.

– Пятый, – Клаус потянулся к нему. – Иди сюда.

Пятый качнул головой, отвернулся и убрал кружку в раковину. Замер так, глядя перед собой, и Клаус обнял его со спины, ткнувшись носом в шею.

– Не за что извиняться, Пятый. Ты не сможешь сказать ничего такого, что обидело бы меня по-настоящему.

– Тебе так только кажется, – Пятый прижался лбом к полке над раковиной и зажмурился.

Какое-то время они молчали, пока Клаус не отпрянул и не развернул Пятого лицом к себе.