Текст книги "Стена чудес (СИ)"

Автор книги: Penelope Foucault

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Пятый уснул, как только голова коснулась подушки, и спал крепко и без снов, а проснулся, обнимая Долорес. Солнце едва-едва пробивалось через проблеск в шторах, и Морти лежала на полу, вытянувшись вдоль луча света.

Он осторожно перевернулся, погладил Долорес по плечу и попытался сесть.

– Ты опять шевелишься, когда я сплю, – сонно протянула Долорес и ударила его по плечу культёй. – Почему ты не можешь просто весь день лежать лежнем и не шевелиться, пока не приспичит пойти пописать?

– Может, мне уже приспичило, – Пятый поцеловал её в макушку. Долорес откатилась от него, сильнее заворачиваясь в одеяло подальше от света.

– Тебе не приспичило, ты просто не умеешь расслабляться. У тебя законный выходной, мне в галерею только к вечеру. Самое время просто валяться. И, может быть, обложиться ещё большим количеством подушек и посмотреть тот новый сериал Нетфликс, где семья ментально нездоровых супергероев.

– Я, вообще-то, не собирался тебе мешать. Ты можешь спать дальше, мы с Морти можем и помолчать друг с другом.

Долорес перевернулась набок, подпёрла голову культёй и сощурилась:

– Я, может, хочу поваляться у тебя в объятиях, раз уж ты здесь.

– Вот с этого и надо было начинать, – Пятый закатил глаза, лёг и отвёл руку в сторону. Долорес смерила его недовольным взглядом, потом подобралась поближе, и он снова её обнял.

Она свернулась калачиком, сложив культи по голову, и действительно снова заснула.

Их отношения строились на откровенности и осторожности, на взаимопонимании и прикосновениях. Коротких и отрывистых или долгих и нежных. Они могли говорить часами, но сейчас навёрстывали упущенное. Пятому хотелось касаться её всё время: мимолётно, будто случайно, или крепко обнимать – как сейчас.

Он ткнулся носом ей в макушку, закрыл глаза и тоже задремал.

В следующий раз он проснулся, потому что Морти укусила его за пятку, запрыгнула на колени и прошла вперёд. Устроилась между ними с Долорес и уставилась на Пятого не моргая.

Долорес недовольно замычала, шевельнулась и приоткрыла глаза:

– Так и знала, что она не даст нам просто валяться, – перевернулась на спину и зевнула. Потёрла глаза культёй и перевела взгляд на Пятого. – Ты выспался?

– Удивительным образом да.

– Видишь. А хотел в молчанку с кошкой играть, – Долорес села, вскинула руки и потянулась, захрустев косточками. – Предлагаю позавтракать круассанами и кофе.

– У тебя есть круассаны?

– У меня есть духовка и пакет замороженных круассанов в морозилке.

– У тебя в доме французская булочная, – Пятый поднялся следом, поцеловал Долорес в плечо и развернулся, спуская ноги с кровати. – Я схожу, возьму круассаны для тебя и pain du chocolat для себя.

– О, Тиш! Французский! – Долорес вскинула руки и запрокинула голову. Потом села и тоже перебралась к краю кровати, встала, тут же сунула одну культю в протез и сняла его с подзарядки. Повторила это второй рукой и поправила съезжающую с плеча футболку. Пятый не первый раз видел, как ловко она это проворачивает, но всё ещё не мог перестать удивляться тому, как грациозно у неё получается.

Долорес ещё раз потянулась, зевнула и толкнула его бионической рукой в плечо:

– Я только сейчас додумалась, что ты же наверняка по-французски говоришь, раз у тебя родственники там.

– Немного, – Пятый поднялся не сразу, сначала посмотрел на свой протез и подумал, насколько сильно ему хочется сейчас с ним возиться и сразу же после этого одеваться. – Могу объясниться с родственниками и в магазине, но газеты читать нет, – он поморщился, всё же встал и сразу же полез в сумку за кошельком. – Точно круассаны?

– Да, пожалуйста, – Долорес поджала губы и покивала. – Умираю, как хочу простой круассан с маслом и джемом, – она прикрыла глаза и мечтательно замычала. Пятый хмыкнул, натянул джинсы и футболку, сунул ноги в кеды и, как был – взъерошенный и однорукий, быстро спустился.

Суббота выдалась ленивой и хотя Пятый с Долорес проснулись после полудня, в булочной было пусто. Тихо звякнул колокольчик, сообщая владелице, что пришёл посетитель. Пятый прошёл к стойке, наклонился к витрине с десертами и даже не вздрогнул, когда дверь из кухни несколько раз скрипнула.

– Чем могу помочь? – грузная рыжая женщина приветливо посмотрела на него через стекло. Пятый выпрямился.

– Три масляных круассана и три булочки с шоколадом. В двойной пакет, пожалуйста. Бесконтактная оплата, – кивнул он, сам не замечая, что уголки губ нет-нет, да расползаются в полуулыбке.

– Момент, – прощебетала женщина и схватилась за щипцы.

Пока она паковала выпечку, Пятый обратил внимание на стойку со свежей прессой: газетами и таблоидами.

– Я отойду газеты посмотреть, – сказал он и шагнул в сторону. Достал сегодняшний выпуск Хералд-Таймс и не смог не ухмыльнуться: среди заголовков мелькнуло и название выставки Долорес. Он сунул газету подмышку, чтобы заплатить у кассы, но осёкся, зацепившись взглядом за обложку Сан.

В нижнем правом углу, прямо под сине-чёрной надписью «ЛЮБОВЬ ЛЕЧИТ! Что связывает неуловимого красавчика и выжившую художницу? См.стр.5» была их с Долорес фотография. Не та, которую сделала Куратор для своего инстаграма: ракурс был другой, но тот же момент, и точно не на телефон.

Пятый обречённо вздохнул. Он знал, что так будет, но в глубине души надеялся, что им удастся миновать передовицы. Ещё и в таких формулировках.

С таблоидом и газетой в руках он вернулся на кассу.

– Можете это тоже в пакет положить? Спасибо.

Женщина кивнула, свернула газеты в рулоны, и тут же осеклась. Всмотрелась в лицо на фотографии, потом в лицо Пятого.

– Это же вы? – она постучала по передовице пальцем.

– Грешен, – Пятый поджал губы и кивнул. Женщина ещё раз посмотрела на него, потом на газету и снова свернула её в рулон.

– Я никому не скажу, что вы двое здесь живёте, – сказала она. – Тринадцать двадцать три.

Пятый коснулся кошельком терминала и убрал его в пакет сразу же после писка.

– Спасибо, – он улыбнулся уже шире. – Ценю ваше желание сохранить нашу тайну.

– Только папарацци под квартирой вам не хватало, – отозвалась женщина и помахала ему рукой. – Приходите ещё.

Пятый кивнул, подхватил единственной рукой пакет с выпечкой и газетами и поспешил домой.

Страшно было даже представить, что сейчас творилось в социальных сетях.

Поднялся к Долорес он быстрее, чем спускался. Перепрыгивая через ступеньки и не сбавляя шаг. Толкнул дверь плечом открывая и так же её закрыл. Крикнул.

– Мы на обложке Сан, – и стал разуваться.

– И в трендах Твиттера, – отозвалась Долорес с кухни. – А на твоём сабреддите не только появилась ветка, посвящённая мне, но ещё и обсуждают твой новый Инстаграм.

Пятый замер в дверях, всё ещё обнимая пакет с выпечкой, и поморщился. На кухне пахло свежим кофе – Долорес только что сняла турку с плиты, но даже любимый запах сейчас вызывал у него лёгкое недовольство.

– Как они узнали?

– Помнишь, я говорила, что у меня есть собственная ветка? – Долорес разлила кофе по чашкам, развернулась и забрала у Пятого пакет. – Она появилась после того, как та милая волонтёрка написала несколько славных твитов, что видела тебя, видела со мной, и какие мы ужасно милые.

– Стоило попросить её этого не делать, – Пятый потёр переносицу, прошёл дальше на кухню и сел за стол.

Долорес поставила перед ним чашку кофе и пожала плечами:

– Часом раньше, часом позже? – она снова дёрнула плечами. – В общем, они нашли мои картины, статьи и, конечно же… все мои социальные сети. Включая Инстаграм.

– Так, – Пятый сделал глоток. Его телефон остался рядом с протезом, и бежать проверять оповещения он сейчас не горел.

– У меня на аккаунте твой фан-клуб нашёл фотографию с новоселья.

– Ту с ногами?

Долорес прикусила губу и кивнула.

– Они узнали твои носки с утками. Ещё и Клаус на фотографии, так что… – она развела руками. – У аккаунта мистера Пенникрамба в друзьях, кроме меня, только бывший ансамбль «Зонтики» и Куратор. Здесь Шерлоком Холмсом быть не нужно, – Долорес вытащила из пакета газеты, отложила их в сторону и начала распаковывать круассаны с булочками.

Пятый не сводил с неё взгляда: что-то было не так. Он знал её достаточно хорошо, чтобы улавливать изменения настроения. Не осталось ни намёка на игривость. Долорес только казалась спокойной.

Её выдавали поджатые губы и залёгшая между бровей складка. Голос был тише. Сложив круассаны и булочки на тарелку, она села, обняла себя руками, неловко сжав бионические пальцы на локтях, и застыла.

– Так, – Пятый нахмурился и протянул к ней руку. – Что там пишут?

– Ничего нового, просто снова вытащили всю ту историю. И… – она запнулась, болезненно поморщилась и затихла. Потом рвано вздохнула, села и подняла взгляд на Пятого. – Что бы я ни делала, что бы ни рисовала… Для людей я навсегда останусь художницей, которой отрубил руки ебанутый мужик. Будто это навсегда меня определяет. Как человека и как художницу. Даже как твою девушку, – она сморгнула слёзы. – И я думала, что я готова, что…

– Долорес. Остановись, – Пятый встал, обошёл стол и сел рядом. Обнял Долорес за плечи, и она прижалась лбом к его щеке. Сгорбилась.

– Наверное, ему всё же удалось уничтожить меня. Навсегда связать меня с собой. И я…

– Тихо, тихо, – Пятый качнулся из стороны в сторону. – Ты знаешь, что это неправда.

– И что? – она зажмурилась и закусила губы.

– Послушай меня, – Пятый отпрянул. Погладил Долорес по влажной щеке. – С нами произошёл полный пиздец, и нам пришлось всю свою жизнь перекраивать. Конечно, это повлияло и на нас, и на наше творчество. И левым людям наши трагедии отпустить иногда намного сложнее. Но в конце концов… только наше созидание по-настоящему ценно.

– Если ты пытаешься меня утешить, получается не очень, – Долорес распахнула глаза и уставилась на него. Слёзы так и катились по щекам, и Пятый потянулся за бумажными полотенцами.

– Ты не перестанешь быть сильной, талантливой и моей девушкой от того, что таблоиды и придурки в интернете помнят только твоего бывшего, – он промокнул ей глаза, выдавив полуулыбку. – Мы оба взяли наши переживания, то что копилось глубоко внутри, пока мы пытались смириться с потерями, и превратили их во что-то прекрасное. И даже придурки в интернете не могут этого не замечать.

– Это так не работает, Пятая Симфония, – Долорес перехватила его руку с салфеткой и так и замерла, глядя ему в глаза. – Никому не интересно, что я хотела сказать, всем важно, что я безрукая художница.

– Которая не сдалась. Не забросила кисти и краски, а продолжила рисовать. Сублимировать на холсте, – Пятый двинул бровями. – Которая стало лицом Меритеха и их программы для представителей творческих профессий. Которая продаёт картины коллекционерам и блистает на выставках.

– Не для простых людей.

– Долорес, – Пятый высвободил руку и взял её за локоть. – Они всегда будут вешать ярлыки и помнить только что-то по-настоящему шокирующее. Ты же читала сабреддит, посвящённый «Зонтикам». Половина из фанатов про каждую грустную композицию – неважно чью: мою, Клауса, Вани – спрашивают, не посвящена ли она Бену.

– Это правда.

– Но Бен умер много лет назад, – Пятый приблизился и коснулся её лба губами. – Ты выжила – это самое важное.

– Опять так себе звучит, – Долорес ухмыльнулась. Она больше не плакала. Вытерла глаза рукавом. И хотя они всё ещё блестели, в них не было ни намёка на тоску.

Но и ни намёка на лёгкость тоже не было.

– Ты видела некоторое дерьмо, но ты со всем справилась. Ты стала сильнее. Искреннее. Милосерднее и живее. И если бы не ты и не твой внутренний стержень, меня бы здесь не было.

– Потому что меня бы здесь тоже не было, – она улыбнулась уже шире.

– Я знаю, как обидно, когда на твоё творчество не обращают внимания, а только перемывают кости и травмы… Поэтому я и удалил социальные сети после аварии, – Пятый подмигнул. – Но рано или поздно даже до тупиц в интернете дойдёт, что ты одна из лучших художниц современности.

– Вдохновляющая речь у тебя вышла не очень, – Долорес подалась вперёд и обняла его. – Но ты прав.

Пятый крепко прижал её к себе и не выпускал, пока Долорес сама этого не захотела.

Она так редко позволяла себе слабости, что сейчас казалась особенно хрупкой. Идеальной и неидеальной одновременно. Чувственной и невыразимо сильной.

Живой.

Настоящей.

– Что бы про тебя ни написали, Долорес, ты никогда не будешь просто «художницей с отрубленными руками». Ты сложнее. И люди, у которых кругозор больше булавочной головки, это знают, – он боднул её нос своим и улыбнулся. – Может… перетащим завтрак в кровать и весь день будем смотреть сериалы?

– Ты разве не собирался домой, чтобы что-то там… – Долорес отпрянула и сощурилась.

– Я могу сбегать домой, захватить пижаму и ноутбук, и посмотрим на запуск сбора на Кикстартере вместе.

– Под тот сериал с супергероями?

– Под тот, что ты выберешь, – Пятый поджал губы, вскинул брови и потянулся к своей чашке кофе.

Долорес прикусила губу: теперь не сдерживая слёзы, а задумчиво и игриво, и сощурилась.

– Ладно. Думаю, мы вполне уложимся до вечера. Тогда допивай свой кофе и беги за пижамой. У нас будет пижамная вечеринка на двоих, и я планирую постить с неё провокационные фотографии с твоими босыми ногами.

– Нет, ну, это порнография, – Пятый качнул головой и сделал глоток. Долорес выдержала короткую паузу, потом ударила его кулаком в плечо и рассмеялась.

И он рассмеялся в ответ.

Он сбегал домой, принял душ, взял с собой пару домашних штанов и футболку, засунул в рюкзак ноутбук с зарядкой. Немного подумав, захватил с собой пустой блокнот, разлинованный под нотный стан, и упаковку апельсиновых бисквитов в шоколаде.

Пока он спешил по улице, телефон взорвался трелью. Пятый, даже не глядя на экран, догадался, что это Куратор. Зажал мобильник между плечом и ухом, перехватил лямку рюкзака протезом и не сбавил шага.

– Да, Миранда.

– Если бы ты знал, сколько коллекционеров современного искусства позвонило мне сегодня, чтобы удостовериться, что Долорес оформляет твою пластинку, ты бы заплакал.

– Много?

– Она очень популярная среди ценителей, если ты не знал.

– Конечно, знал. Не думал, что их заинтересует моё творчество.

– В первую очередь они хотят получить физическую копию этого альбома из-за неё, – повторила Куратор. – Но я утром заглядывала в Крафт и Арт, и одна птичка мне напела, что билеты на выставку тоже покупают с удвоенной силой.

– Как здорово, – хмыкнул Пятый. – Всего-то стоило позволить таблоидам начать перемывать нам косточки.

– Это бы всё равно случилось, – протянула в ответ Куратор. – Вы бы скрываться не смогли. Особенно сейчас. Она только приехала, вы там, наверное, друг от друга отклеиться не можете.

– Есть такое, – он сделал паузу. Толкнул плечом дверь в подъезд Долорес и стал медленно подниматься. – Кстати. Мы точно запускаем кампанию сегодня?

– Да. Как только ты будешь готов, мы начинаем. Я уже договорилась со всеми, кто мне должен, так что новость разлетится сразу. Ну, если не учитывать, что она уже разлетелась. И кстати, я жду, что ты анонсируешь кампанию и в своём Инстаграме тоже.

– Не думаю, что у меня есть выбор, – Пятый достал из кармана ключи. – Хорошо, Миранда. Дай нам полчаса, и можно запускать.

– Замётано, – отчеканила по слогам Куратор и тут же повесила трубку.

А Пятый вернулся к Долорес.

Полчаса, которые Пятый попросил у Куратора, они потратили с умом: Долорес покормила кошку и включила Нетфликс, а Пятый переоделся в домашнее, сварил ещё кофе и достал ноутбук. Завернувшись каждый в свой плед и обложившись подушками, со зрелищными убийствами на голубом экране, они вызвали Куратора по видеосвязи и втроём запустили кампанию.

Долорес сфотографировала Пятого, пока он отвечал на первые комментарии, и надиктовала пост со ссылками. Пятый сделал так же – сделал снимок Морти, сидящей среди банок с краской. В отличие от Долорес и Куратора, он был лаконичен. Простыми предложениями, без единой заглавной буквы он написал, что возвращается в музыку, что это его последний фортепианный альбом, и что он создан в сотрудничестве с Долорес и Куратором.

Кампания взлетела в первые же часы.

Они собрали полную сумму через двадцать пять часов. Долорес с Пятым отметили это итальянской кухней, сидя на полу у него дома.

Коллекционеры, сходившие с ума по картинам Долорес, и любители классической музыки, не чаявшие души в Пятом, были готовы платить – и платили много, лишь бы получить все возможные бонусы. Покупали альбомы и постоянные посетители сабреддита ансамбля «Зонтиков».

Неделю на третью Пятому позвонила Ваня. Пятый, потерявшийся во времени, уже несколько дней откладывал момент примирения. Ему не хватало слов, да и виноватым он себя не чувствовал. Знал, что обидел её, но и мысли не допускал, что был неправ.

На звонок Пятый ответил с трепетом. Сощурился и поджал губы, как только Ваня показалась на экране.

– Эй, – Ваня смущённо улыбнулась. – Я не была уверена, что ты ответишь.

– Я бы тебе ответил, даже если бы не мог, – Пятый качнул головой. – Тем более что я сам собирался позвонить и извиниться, просто… забегался.

– Я догадываюсь, – Ваня подпёрла щёку кулаком. – Кампания неплохо движется, а?

– Вроде того, – Пятый поджал губы и покивал. На пару мгновений воцарилось молчание, но в этот раз оно не было гнетущим. Отличалось от молчания, ставшего им привычным за последние месяцы. Того, которое он так ненавидел. Он шумно втянул воздух и сказал: – Ваня, я…

– Не считаешь себя виноватым, – перебила его Ваня. – Я знаю.

– Не понял…

– Ты имел в виду всё, что тогда сказал, хотя и, наверное, мог бы сформулировать это помягче, – она закатила глаза. – Мы это много раз проходили, Пятый.

– Допустим, – Пятый сощурился. – И что, мне теперь не извиняться?

Ваня говорила удивительно спокойно. Будто все эти месяцы они не сохраняли радиомолчание, и она не была обижена.

– Не надо, – она качнула головой. – Неприятно это признавать, но ты был прав. Тебе было плохо, и я постоянно думала, что это моя вина…

– Сколько можно, – Пятый запрокинул голову и закатил глаза. – Мы легко отделались тогда и…

– Да, да, – Ваня кивнула. – Чувство вины не так работает. Да и в принципе все заморочки… – она помолчала, глядя куда-то в сторону, и продолжила: – Ты же тоже не сразу поддался идее, что ты можешь вернуться к музыке, верно?

– Виновен, – Пятый прикусил щёку и кивнул.

– Я постоянно думала, что тебе плохо из-за меня, а потом стала думать об этом всё реже и реже, и… Каждый раз, когда мы созванивались, я вспоминала, что ты страдаешь, вспоминала, что из-за меня, и чувство вины усиливалось, ведь я не чувствовала себя виноватой постоянно и…

– Ага. Я понял, – Пятый поджал губы.

– В общем, когда ты психанул и бросил трубку, у меня в голове что-то перещёлкнуло.

– Клаус меня отчитал за это, кстати.

– Правда? – Ваня вскинула брови. – Ничего себе. Не знала, что ему так сильно захотелось за меня вступиться.

– О, ты даже не представляешь, – Пятый хмыкнул. – А что, ты думала просто пожалуешься ему, и он ничего не сделает?

– Немного. У него свои заморочки сейчас, знаешь ли. Не думала, что он решит тебя жизни поучить.

Пятый рассмеялся и качнул головой.

– В общем, я написала своему психологу, мы созвонились и проработали проблему. Несколько месяцев на это ушло, конечно, но… – она дёрнула плечом. – Я поняла, почему ты был обижен. И смогла отпустить чувство вины.

Пятый улыбнулся. Широкой, обаятельной улыбкой с ямочками. Он скучал по Ване – ему её не хватало. Не хватало бесед с ней. И сейчас он был рад не только видеть любимое лицо и слышать её голос, но и знать, что ей самой стало легче.

И что они наконец-то смогут поговорить о чём-то ещё, кроме того, как ему плохо, и с каким трудом он справляется с болью.

– Я скучал, Ваня, – Пятый вздохнул. – Очень сильно.

– Знаю. Я про тебя вообще всё знаю, – ухмыльнулась в ответ Ваня. – Мы же всё-таки всё детство вместе провели, первая любовь, всё такое…

– Кстати, – Пятый вскинул руку. Ваня замолкла. – Ты наверняка уже много всего знаешь про Долорес, но знаешь ли ты… – он замолчал, выдерживая драматическую паузу.

– Вы жениться уже собрались?

Пятый фыркнул:

– Что? Нет. Не так уж и хорошо ты меня знаешь, похоже.

– Тогда к чему всё это нагнетание атмосферы?

– Мама Долорес ещё и пиббломама.

– Стой, – Ваня вскинулась и замахала руками. Даже через экран было видно, как заблестели у неё глаза. – Ты хочешь сказать, что ты встречаешься с дочкой Сюзанны Питерсон. Книжками которой у меня все полки в домике на дереве были заставлены. Так?

– Именно так, – Пятый не смог сдержать самодовольства, хотя Долорес его не знакомила с родителями, и уж тем более он никак не мог приложить руку к созданию сказок про пибблов. Но детская радость Вани грела ему душу. Последний раз он видел её такой взбудораженной лет пятнадцать назад. – Не говоря уже о том, что у Долорес на каждый вечер есть эксклюзивная сказка на ночь. Уверен, она с радостью ими поделится, когда ты вернёшься из тура.

– Я ещё не познакомилась с Долорес, но уже люблю её так же сильно, как пибблов. И сильнее, чем тебя, – Ваня пару раз качнула головой. – И к другим новостям… У меня послезавтра концерт в Москве, и… – она встала, развернула камеру и показала Пятому тесную комнату с кружевной скатертью и ковром с оленями на стене. – Я у бабушки в Воскресенске.

– Ого, – Пятый сощурился. – Ты её всё-таки нашла?

– Было непросто, – Ваня снова повернула камеру к себе. – Я тебя сейчас с ней познакомлю, подожди.

Бабушку Вани звали Зоя Попова, и она готовила что-то на кухне. Когда Ваня принесла телефон и заговорила с ней на русском, старушка вытерла руки о передник и потянулась к экрану. Улыбка у неё была уставшей, но доброй, и совсем непохожей на улыбку бабушки Пятого.

С Ваней они болтали ещё где-то час. В основном говорила Ваня, рассказывая ему про Россию, про контрасты, про свадебные фотографии родителей, про еду и про бабушку Зою. Пару раз – Пятый не мог этого не заметить – она смахивала с глаз слёзы.

Они договорились созвониться снова через неделю и, конечно же, созвонились.

Выставка Долорес стремительно набирала популярность. Она по-прежнему посещала её каждый день, говорила с заинтересованными в покупке коллекционерами, критиками и другими художниками.

Альбом был записан, и теперь Пятый с Куратором ждали только окончания кампании на Кикстартере, чтобы передать записи команде Куратора для обработки и сведения звука. Сама кампания была сногсшибательно успешной, и у Пятого на пробковой стене достаточно быстро появились несколько писем из крупных музыкальных журналов, которые были готовы стать площадкой для большого и откровенного интервью.

Жизнь, казалось, налаживалась. И даже когда Пятого мучил страх перед будущим, когда ныла культя, когда он с тоской вспоминал своё прошлое, он легко выбирался из вязкой печали. Иногда ему хватало одного взгляда на спящую рядом Долорес, иногда он дожидался утра, погружаясь в фантазии о жизни, в которой не было аварии.

Иногда он рассказывал Долорес, как ему больно, а иногда своей болью делилась она. В такие дни они обменивались правильными словами и успокаивались снова.

Их равновесие было хрупких. Несмотря на популярность и творческие успехи, иногда им обоим было ужасно страшно.

Но они всегда находили путь к свету.

========== Осень. IV. ==========

Комментарий к Осень. IV.

🎶 Lewis Capaldi – Someone You Loved

🎶 Woodkid – I Love You

🎶 Rag’n’Bone Man – Human

Кампания собрала в три раза больше денег, чем Пятый с Куратором рассчитывали. Теперь они могли издать альбом не только в цифровых музыкальных библиотеках и на оптических носителях, но и выпустить полноценные пластинки и нанять дизайнера для создания лимитированной линии товаров. Закипела работа по сведению и раскрутке. Куратор, прихватив своих помощников, вернулась на Манхэттен. Блог с отчётами остался на Пятом, но это хотя бы занимало его мысли.

Учитель дирижирования, которого Пятый с Куратором выбрали, должен был приехать в Сент-Пол через месяц, и иногда Пятый с трудом справлялся с волнением. Блог помогал ему переключиться на что-то ещё.

Спустя неделю после окончания кампании, Пятый решил, что хочет дать интервью журналу Роллинг Стоунс, и написал запрос на согласование разговора в Меритех. Пока он его перечитывал, всё так же привычно сидя на полу перед пробковой доской, в замочной скважине провернулся ключ, открылась дверь, и на пороге показалась Долорес в тёмно-синем платье в звёздочку.

– Эй, – Пятый обернулся.

– Эй, – Долорес забросила сумку в гостиную, скинула балетки и прошла к нему. Рухнула рядом, устало вздохнула и потёрлась носом о плечо.

– Устала сегодня?

– Не очень, – Долорес сморщила нос.

– Тогда что не так? – Пятый закрыл ноутбук, развернулся и взял Долорес за руки.

– Я… озабочена, – она покусала губы и сощурилась: – Когда ты последний раз виделся с Клаусом?

– На твоём вернисаже, я думаю… – Пятый моргнул. С выставки Клаус исчез, даже ни с кем толком не попрощавшись. А через пару дней у него начался тур по соседним штатам, так что он передал Долорес ключи от квартиры и начирканное на салфетке расписание полива цветов и уехал.

– А когда последний раз говорил?

– Тогда же, наверное, – Пятый нахмурился. Он был занят кампанией и шумихой в таблоидах, а Клаус каждый вечер давал новый концерт. У них не было времени даже сообщениями обменяться.

Долорес смотрела на Пятого с таким беспокойством, что ему стало не по себе. Он напряжённо замер, боясь вздохнуть. Фантазия услужливо рисовала худшие сценарии: Клаус погиб, Клауса убили, Клауса похитили. А он даже не заметил его отсутствия.

– Что случилось? – спросил он. Голос предательски дрогнул.

– Вам двоим нужно поговорить, – Долорес подняла голову и посмотрела Пятому в глаза. – Я встретила Дейва сегодня, и он сказал, что они уже месяц как расстались.

Пятый облегчённо обмяк. Тревога за жизнь Клауса отступила так же резко, как накатила.

На фоне представившегося Пятому похищения Клауса наркокартелем расставание с сексапильным бойфрендом казалось сущим пустяком.

– Что? – он мотнул головой. – Он же был в Дейва влюблён как кошка…

– Они расстались из-за тебя, Пятая Симфония.

– В этот раз я в чём виноват? – Пятый закатил глаза. – Что теперь не так?

– Ты не виноват. Просто ты… ты, – Долорес высвободила руки из его хватки и положила ему на плечи. – Такой… неидеальный и идеальный, и загадочный, и сложный.

– Долорес, ближе к делу, я не понимаю.

– Боже, какой же ты тупой, – Долорес закатила глаза. – Лучший в мире, но как же до тебя туго доходит, – она переместила ладони с его плеч к щекам, будто хотела погладить по лицу. – Он всё ещё тебя любит.

– Это бред, – Пятый попытался отпрянуть и не смог.

Слова Долорес были как удар по голове. Перед глазами всё поплыло от волнения и ужаса, и моментально пересохло в горле.

– Долорес, десять лет прошло. У Клауса столько отношений было после…

– Ты, – Долорес поморщилась, – просто невероятный.

– Я логически мы…

– Заткнись, пожалуйста, – Долорес выпустила его лицо и толкнула в плечо. – А потом подними свою задницу и сходи к нему. Вам нужно объясниться.

– Но…

– Заткнись, – повторила Долорес.

Пятый тяжело вздохнул. Отпрянул, развернулся и встал. Пошатнулся, но устоял – голова всё ещё кружилась, и зрение сузилось.

– Ты… пойдёшь со мной?

– Думаю, я вам там нужна меньше всего. Я подожду тебя здесь, – Долорес посмотрела на него снизу вверх. – Я знаю, что ты поступишь правильно, Пятый.

Пятый качнул головой и поджал губы, нащупал телефон на столе и сунул в карман. Кивнул Долорес на прощание и, обувшись, выбежал на улицу, на ходу вызывая Убер.

Он собирался с силами несколько минут, просто глядя на подъездную дверь Клауса и пытаясь понять, что он должен сказать, и чего ему ждать от этой встречи. Пока он ехал, у него было время подумать и сложить хоть какие-то детали пазла. Многое встало на свои места, неумолимо срывая покровы с иллюзий, которыми Пятый себя тешил.

И всё-таки он не мог решиться даже просто шагнуть вперёд, не то что подняться к Клаусу. Последний раз такую тревогу он испытывал десять лет назад и, по чудесному стечению обстоятельств, тоже перед тяжёлым разговором с Клаусом.

Тогда он пришёл, чтобы расстаться. А чем закончится разговор сейчас?

Он не мог просто развернуться и уйти. Как бы тяжело ему ни было, он должен был позволить Клаусу объясниться.

И отпустить его.

Пятый поднялся на негнущихся ногах. Упёрся протезом в стену у двери и постучал по дереву костяшками пальцев.

Звуки игры на пианино оборвались. Пятый расслышал шаркающие шаги, но дверь не открылась.

– Это я, – повысил голос Пятый. – Можешь не делать вид, что тебя нет.

Щёлкнул замок. Клаус, замерев в луче света, смотрел прямо на Пятого.

– Чем, – Клаус запнулся и прочистил голос. – Чем обязан?

– Нам нужно поговорить, – Пятый положил руку ему на грудь и мягко толкнул в квартиру. Клаус отступил на шаг-другой и замер, наблюдая, как Пятый захлопывает за собой дверь. Он выглядел не уставшим, а истощённым – морально и физически. Пока Пятый разувался, он заламывал пальцы, сам того, кажется, не замечая.

Клаус нервничал не меньше, чем он.

– У тебя ещё есть та бутылка бурбона, которую я тебе на день рождения подарил? – Пятый вскинул голову. Клаус кивнул. – Плесни мне немного.

– Ты же не пьёшь.

– Сегодня я сделаю исключение, – Пятый поджал губы и прошёл в гостиную первым.

Клаус только вернулся и даже распаковать вещи ещё не успел. Крышка пианино была поднята, возле проигрывателя пластинок осталась полупустая бутылка вина.

Пятый постоял на месте немного, пока Клаус наливал бурбон. Обернулся, взял стакан, задев пальцами пальцы Клауса, и выпил напиток залпом. Вытер губы рукавом и вернул стакан Клаусу.

Клаус убрал его к бутылке вина и замер, сунув руки в карманы домашних штанов и кусая губы.

Пятый сделал глубокий вдох и обернулся. Встретился с Клаусом глазами и, подгоняемый ударившим в голову алкоголем, сказал:

– Не хочешь мне ничего рассказать?

Клаус склонил голову набок и облизнул губы. Вздохнул, собираясь заговорить, но тут же поджал губы и с вымученной улыбкой мотнул головой:

– Например?

– Например? – Пятый подался вперёд. – Например, о своём расставании с Дейвом.

– Технически он меня бросил, спасибо, что напомнил, – Клаус потянулся к бутылке с вином. Пятый перехватил его руку своей бионической. Ему самому нужна была смелость для этого разговора, но Клаус мог соскользнуть, если напьётся.

– Из-за меня.

Клаус осёкся. Обмяк, высвободил запястье, перевёл взгляд с Пятого на протез и осторожно коснулся его кончиками пальцев. Провёл по полустёртому рисунку Долорес.

– Она тебе сказала, да?

– Ты же не говорил.

– А что бы это изменило, Пятый? – Клаус снова поднял на него глаза. Пятый не смог сдержать смешка и выдохнул: