Текст книги "Стена чудес (СИ)"

Автор книги: Penelope Foucault

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Эй, – засмеялась она. – Просто хочу спросить, как там Сент-Пол? Снег не идёт? У нас сегодня сильный дождь, так что я решила никуда не ходить.

Пятый поджал губы. На пару мгновений, пока звучал её голос, он забыл и про пустую квартиру, и про отданное пианино.

Он покусал щёку, а потом решительно поднял крышку ноутбука и как только прошла загрузка, вбил имя Долорес в гугл, но так и не нажал кнопку ввода. Замер, покусывая щёку. Просто имя и просто слово «художница» выдало бы ему слишком много результатов и, скорее всего, ни один из них не был бы ей. Пятый написал «ампутация рук», и тут же стёр.

Взял телефон, коротко взглянул на дисплей и положил его обратно. Снова уставился на стену.

А потом открыл свою почту и, пролистав сотни сообщений от бывших коллег и нанимателей, нашёл несколько писем от Куратора. Тех самых, где был контракт, описание программы и памфлет с историями успеха.

Долорес была там. Пятый не стал читать интервью и просто скопировал имя и фамилию, а сразу следом открыл поиск по изображениям.

Её новый стиль – до старого Пятый пока не добрался – был рваным и странным. Брызги краски, резкие линии и острые углы. Но в нём было что-то цепляющее, будто Пятый смотрел картины Отто Дикса, перерисованные супрематистами.

Кроме портретов и натюрмортов, были и картины, нарисованные два года назад, до начала программы. Пятого сразу зацепило изображение глубокого космоса с двумя розовыми солнцами в брызгах краски, и он открыл его в другой вкладке.

«Первая посттравматическая картина эксцентричной Долорес Питерсон была продана на выставке за полторы тысячи долларов, » – гласил заголовок.

Пятый нахмурился. Поднял взгляд на пустую пробковую доску, а потом снова опустил на картину.

– Жопная картина, значит, – кивнул он. – Так вот как она выглядела.

Он облизнул губы и захлопнул крышку ноутбука. Набрал на телефоне сообщение: «Снега нет. Я тебя погуглил. Иду спать». И поднялся.

Ему предстояла первая ночь в этой квартире с тех пор, как он лишился руки.

Первая ночь в звенящей пустоте, которая теперь была его домом.

========== Весна. I. ==========

Комментарий к Весна. I.

🎶 Patrick Wolf – This Weather

🎶 Oasis – Stop Crying Your Heart Out

🎶 Noel Gallagher’s High Flying Birds – In the Heat of the Moment

На следующее утро он проснулся от звонка. Телефон заливался трелью, и когда Пятый смог проморгаться и сосредоточиться на экране, он обнаружил, что по видеосвязи звонит Ваня.

Над её снимком из Снэпчата (со щенячьими ушками и носом, конечно же) высветилось время: шесть утра.

Пятый поднялся, потёр культю, поморщился, а потом ответил на звонок.

На ночь он плотно задёрнул шторы, и пока камера настраивалась, отодвинул одну из них, впуская дневной свет.

– Я снял трубку в шесть утра только потому, что это ты звонишь, – сказал Пятый. – Чем обязан?

– Прости, у нас здесь типа… полдень, – Ваня не смогла сдержать улыбку. – Я обещала тебе звонить, вот, звоню.

– Клаус рассказал про руку, да?

– И это тоже. И я обещала звонить, – повторила Ваня. – Прости, что разбудила.

– Ничего страшного, не то чтобы я не мог потом спать весь день, – Пятый фыркнул. Не без приключений поставил телефон на книжную полку, чтобы Ваня видела его комнату, и отошёл к розетке. Рука нуждалась в подзарядке, да и спать с протезом было крайне тупой идеей. Пятый подобрал руку и рукав, и посмотрел на экран телефона. – Я ещё к нему не привык, и надеть его непросто. Так что можешь рассказать мне, как твои первые концерты прошли, а я пока… – он сел на кровать, сделал глубокий вдох. Снял футболку, натянул на протез мягкое крепление с липучками, и сунул культю в культеприёмник.

Самым сложным, на самом деле, было застегнуть ремни. Одной руки не хватало, а протез явно не был предназначен для вытягивания тонких полос ткани из-за спины. Так что пока Ваня не очень уверенно рассказывала ему про концерт в Берлине, Пятый чертыхался, пытаясь умудриться сделать всё левой рукой.

– Выглядит мучительно, – заметила Ваня, прервав свой рассказ.

– Вся моя жизнь сейчас мучительная, так что, – фыркнул Пятый. Ему удалось поймать липучку, подцепить ей петлю и крепко затянуть. – Одним мучением больше, одним меньше.

Он принялся подтягивать электроды дальше, к груди, и на мгновение осёкся. У него хотя бы была левая рука. А как проходят утра Долорес?

– Очень депрессивно звучит. Ты нашёл кого-нибудь, кстати? Психолога.

– Нашёл. Специализируется на переживании потери, – Пятый вздохнул и поднял с пола футболку. Надел на протез до локтя, а потом влез в неё левой рукой и головой.

– Ловко вышло.

– Спасибо, я тренировался, – Пятый выгнул брови, согнул бионическую руку в локте и показал Ване большой палец.

– А вот это круто, – Ваня подвинулась к экрану. – А что ещё ты умеешь?

– Зубы чистить и складывать пластиковую пирамидку, – отозвался Пятый ухмыльнувшись. Ничего из того, что говорила сейчас Ваня, его не успокаивало, скорее наоборот. Но требовать от неё чего-то другого было бы очень эгоистично.

Как бы обидно Пятому ни было, что, будучи обязанной ему жизнью, она выдаёт только дежурную похвалу, он не мог отрицать, что это происходит только от волнения.

Ваня чувствовала себя виноватой. И звонила, наверное, ещё и поэтому.

– Ты пришлёшь мне открытку, Ванечка? – Пятый подхватил телефон и вышел в гостиную. Сердце снова сжалось от ощущения пустоты, и Пятый, резко моргнув, сосредоточил всё своё внимание на Ване. – По открытке из каждого города, где будешь. У меня здесь целая голая стена для твоих открыток, – он развернул телефон, чтобы показать её пустую пробковую поверхность.

– Ты всё… выбросил?

– Клаус всё убрал. Понятия не имею зачем, правда. Можно было бы и выбросить. Не то, чтобы я смогу когда-то всё это записать, – он обогнул кухонную стойку, поставил телефон у раковины и начал собирать гейзерную кофеварку, сушившуюся всю ночь. – Это сложно, кстати.

– Что? Собирать кофеварку?

– Нет, – Пятый прикусил губу изнутри, прежде чем нашёл в себе силы обронить: – Не писать музыку.

– Ох, – Ваня замолкла.

Пятый тоже затих, только рука издавала механическое шипение, меняя типы захватов, пока он заливал воду, засыпал кофе и включал плиту.

– Ваня, – вдруг спросил он. Опёрся о стойку руками. – Как думаешь, чем мне стоит заняться? Кроме музыки.

Ваня склонила голову набок и сдвинула брови к переносице. Потом тихо, но уверенно сказала:

– Я не думаю, что тебе стоит бросать музыку, Пятый.

– Чтобы не бросать музыку, мне нужно чем-то её играть, – Пятый закатил глаза. Не этого ответа он от неё ждал… А какого именно ждал? – В Меритехе я познакомился с художницей. У неё нет обеих рук, вместо них протезы, – он поджал губы и опустил взгляд. Помолчал немного. – Она продолжает рисовать. И продолжала, даже когда ей ещё не сделали протезы.

– Так, – Ваня повела ладонью в сторону, подавая ему знак, что ему стоило бы взять с художницы пример. – И какие ты сделал из этого выводы?

Пятый дёрнул левым плечом и покачал головой:

– Никакие. Какие мелодии я могу написать, не используя правую руку?

– Ты можешь использовать нас. Куратора, – Ваня пожала плечами. – Бетховен в твоём возрасте уже был частично глухой, но остановило ли его это?

– Ты меня сравниваешь с Бетховеном, а я дай боже на французских импрессионистов тяну.

– Ты бы стал звездой во времена импрессионистов, да, – Ваня рассмеялась. – Слушай. Я знаю, что это непросто. Смириться, поверить. И вернуться к тому, чем ты раньше занимался в таком состоянии. Наверное, сейчас слишком рано, – добавила она. – Уверена, ей тоже было непросто. Спроси её.

– С чего ты взяла, что у меня есть её номер.

Ваня вскинула брови.

Пятый тяжело вздохнул:

– Клаус.

Ваня кивнула.

– Я так много думала о тебе эти несколько недель, Пятый. О твоей музыке, о случившимся, и… – она запнулась, но не остановилась. – Ты спрашивал меня, что тебе делать.

Пятый опустил взгляд.

– Я думаю, что ты должен продолжить писать музыку, – договорила Ваня. – Но решать, конечно, тебе.

Пятый не ответил. Услышал, как закипает кофе, и отвлёкся, чтобы снять кофеварку с огня.

А когда повернулся обратно, Ваня уже повесила трубку.

Ближе к полудню ему пришло сообщение от Долорес.

– Надеюсь, ты уже встал, – сказала она. Голос звучал приглушённо, будто она говорила из-под одеяла. Пятого это удивило. – И как тебе то, что ты нагуглил?

Пятый выгнул бровь и начал набирать ответ, но пока подбирал слова, Долорес надиктовала ещё что-то.

– Я спрашиваю, потому что переживаю, что ты прочитаешь обо мне что-то, чего мне бы не хотелось… чтобы ты знал, – она шумно вздохнула. – Хотя я сама предложила тебе меня погуглить. Я не очень последовательная, – тихо хохотнула. – В общем. Как-то так.

Пятый тяжело опустился в кресло, поставил на старую пианинную треногу рядом чашку с кофе, и, досчитав до трёх и затаив дыхание, нажал на кнопку видеовызова.

Долорес ответила не сразу. А когда ответила, камера первым делом показала потолок, потом кусок протеза, одеяло и светлую макушку.

– Ты мне позвонил, – Долорес сдвинула брови к переносице. – Ты не из тех, кто звонит.

– Не из тех, – Пятый кивнул, держа телефон в бионических пальцах. – Мне не понравилось, как твой голос звучит.

Долорес охнула и втянула шею в плечи.

– Блин, – выдохнула она. – Я тебя что, напугала?

– Нет, но это странно. Я всего-то твои картины погуглил. Это, кстати, было непросто, потому что я не знал твою фамилию, – Пятый сделал глоток кофе, ухмыльнулся и вскинул брови: – Мне понравилось.

Долорес округлила глаза и склонила голову набок. Моргнула и уточнила:

– Только картины?

– Да.

– А… почему?

– В отличие от некоторых, я предпочитаю давать людям возможность самим рассказать мне о себе, – протянул Пятый. – Уловила мой намёк?

– Эй. Ты не можешь меня осуждать. Ты очень скрытный. Даже Инстаграм удалил.

– Как и все остальные свои социальные сети, так что ты никогда, никогда не прочитаешь переписку бывших участников ансамбля «Зонтики», в которой мы строчка за строчкой капсом «поём» песню Мама группы My Chemical Romance.

Долорес моргнула ещё раз.

– Уверена, что где-то должны быть скриншоты сделанные каким-то особенно старательным фанатом кого-то из вас.

– Ты нас переоцениваешь, – Пятый качнул головой. Закинул лодыжку на колено, устраиваясь поудобнее, и перевёл тему: – В любом случае, Долорес, я предпочту, чтобы ты сама мне всё рассказала. Тогда, когда захочешь.

– Это официальное признание, что я тебя не достала?

– Ты меня… не достала, – Пятый качнул головой. Он говорил с ней, а не просто слушал её голос и отвечал безликими буквами впервые с вечера в ресторане. И ощущения были… странные. Будто они знакомы всю жизнь, хотя он о ней почти ничего не знал. – Я немного обескуражен твоей напористостью, но я и с более доставучими людьми дело имел.

– Вау. Не знаю, мне нужно радоваться или обижаться?

– Сама решай, – Пятый хмыкнул. – Но мне… интересно.

– Что интересно?

– Зачем ты это делаешь? Все эти мелочи, урчание кошки, какие-то малоизвестные факты с Баззфида. Рассказы про погоду, про меня…

– Потому что тебе одиноко, – Долорес ответила не задумываясь. – Потому что близкие или ходят вокруг тебя на цыпочках, или компостируют тебе мозги, что ты слишком драматизируешь, что ты должен, а что не должен…

– Ты сама такая же.

– То, что было в ресторане было о другом, Пятый. Это было не о том, что ты должен продолжать заниматься музыкой или должен ковырять свежие раны.

– О чём тогда? – Пятый сощурился. Голос не дрогнул, и дыхание не сбилось, хотя мысль о той мелодии по ночам сводила его с ума.

– О том, что тебе всё ещё нужно как-то выражать свои чувства, – Долорес облизнула губы. – И ты умеешь это делать только так.

Пятый запнулся и не сразу нашёлся что ответить. Долорес понимала его. Знала, что его мучает. Так, как никто другой не знал.

– Когда я… лишилась рук, я будто всех друзей лишилась. Они все были рядом и старались поддерживать, но никто… не понимал. И никто не мог помочь, – Долорес пожала плечами. – И когда я увидела тебя там, в Меритехе… Я поняла, что с тобой происходит то же самое. И не могла бросить тебя в беде.

– Как романтично.

– Думаешь?

– Нет, – Пятый качнул головой. – Это странно. Но… мне нравится, когда странно.

– О, – Долорес сощурилась. – Это что…

– Нет, – Пятый ещё раз качнул головой. – Но… спасибо.

– Пожалуйста, – она расплылась в улыбке и на щеках появились обаятельные ямочки, и Пятый едва сдержал уголки своих губ от расползания в разные стороны. – Мне продолжать?

– О да, – Пятый поджал губы. – Пожалуйста.

– Тогда, – Долорес сунула руку под одеяло. – Я покажу тебе свою киску.

Пятый выгнул бровь. Он упустил момент, когда настроение Долорес сменилось с серьёзного на игривое, и тем более не ожидал таких слов. С другой стороны, от Долорес он мог ждать только такого. Неуместных шуток, балансирующих между пошлостью и искусством:

– Я бы сейчас оскорбился, но за неделю, что я тебя знаю, я уже догадался, что тебе просто нравятся дурацкие приколы.

– Они не дурацкие, – Долорес вытащила из-под одеяла маленькую серую кошку с зелёными глазами. – Мортиция, это Пятый. Пятый, это Мортиция.

Она ткнула кошку мордой в камеру, и кошка недовольно мяукнула. Но не стала выбираться из бионической хватки хозяйки, покорно продолжая глядеть на Пятого на экране. Если, конечно, она могла его там рассмотреть. Пятый плохо разбирался в животных.

Он неуверенно помахал в камеру рукой.

– При… вет? – сказал он.

Долорес на фоне засмеялась и усадила кошку рядом с собой:

– Я рада, что ты позвонил.

Пятый неожиданно для себя понял, что стоило ей это сказать, как с его плеч и спины сошло непонятное напряжение. Словно подсознательно он боялся, что она не хотела его слышать.

– Я… наверное, тоже.

– Наверное? Эй, – Долорес тряхнула головой. – Ты не уверен?

– Уверен, – Пятый зажмурился и качнул головой. – Обязательно повторим.

– Клятва на мизинчиках?

Пятый насупился:

– По телефону?

– Мне достаточно на словах, – Долорес ему подмигнула. – Так что? Клятва на мизинчиках?

Пятый обречённо вздохнул:

– Клятва на мизинчиках.

– Вот и славно! – она радостно покачалась из стороны в сторону и выключила видеосвязь.

– Вот и славно, – повторил за ней Пятый. – Вот и славно.

Так и повелось. Разговоры с Долорес Пятого успокаивали. На короткие минуты в его квартире становилось не так пусто и темно, как ему казалось раньше.

Она по-настоящему понимала его. Не стараясь, будто играючи, хотя эта мудрость была выстраданной. И она приносила в его жизнь больше внешнего мира, чем сам внешний мир. Была рядом, не будучи рядом.

И знала его боль как свою.

Эта боль не уходила. Даже не притуплялась, но он к ней привык. Привык, что каждый раз, когда слышит фортепиано, что-то внутри затягивается в тугой узел. Что иногда он не может справиться с собой, и звуки мира вокруг превращаются в мелодию, которая будет крутиться в голове, пока он её не запишет.

Потом мелодия затихала. Как затихает дыхание умирающего во сне, обрывая чью-то историю на полуслове.

Пятый мог сочинять, но не мог играть, и вырисовывая четверти и целые, он был не в силах отделаться от чувства горечи.

Блокнот и ручка в кармане были как камни, тянущие его на дно, и которые он не мог не собирать. Этих камней было всё больше, и со временем стало казаться, что они набиваются в лёгкие и мешают дышать.

Он не говорил об этом Долорес, а Долорес никогда об этом не спрашивала. Ей не нужны были слова, чтобы знать. Она проходила через это сама.

========== Весна. II. ==========

Комментарий к Весна. II.

🎶 Noel Gallagher’s High Flying Birds – Ballad of the Mighty

🎶 Petula Clark – Downtown

🎶 My Chemical Romance – The World Is Ugly

А через месяц в Сент-Пол наведался Диего. Пятый не отвечал на звонки «Зонтиков», предпочитая не лезть в обсуждение будущих совместных проектов, не топить себя ещё сильнее и не знал, что тот планирует визит.

Тем утром Пятый проснулся от настойчивого стука в дверь. Он нехотя поднялся, накинув простыню как балахон, добрёл до входной двери и заглянул в дверной глазок.

Под дверью стоял Клаус в неизменной леопардовой шубе и розовом меховом воротнике.

– Пятый, выходи, – нетерпеливо крикнул он. Пятый вздохнул, закрыл дверь на цепочку и приоткрыл дверь.

– Я тебя не звал, Клаус, – хмуро протянул он.

– Ой, да ладно тебе, – Клаус запрокинул голову, делая закат глаз ещё более драматичным. – Я тебе десять сообщений написал, что мы едем. А ты даже собраться не соизволил.

– Знаешь, некоторые люди утром спят.

– Пятый… – Клаус склонил голову набок. – Полпервого. Уже давно не утро.

Пятый потёр глаза.

– Сегодня я в это время ещё сплю, – он вздохнул, закрыл дверь, снял цепочку и открыл Клаусу. Кивнул в сторону кухни: – Кофе сваришь?

– Нет. Диего нас заждался. Я буду следить, чтобы ты одевался быстро, – Клаус прошёл в спальню вперёд Пятого и сразу же к шкафу. – И с чего это ты спишь так долго?

– Хочу и сплю, – Пятый оттеснил его, выудил из шкафа футболку, пиджак и джинсы, и бросил на кровать. – Я бы и дальше спал.

– Это какой-то звоночек? У тебя бессонница, или ещё там что… – Клаус обеспокоенно схватил его за плечо. Пятый стряхнул её уже привычным движением:

– У меня бессонница, но тебя это не должно заботить.

– Как жестоко, – Клаус прижал руки к груди и рухнул на кровать, потом перевернулся на спину и уставился на Пятого.

– Ты знаешь, что ты в уличной одежде лёг на свежее бельё, которое я вчера с трудом поменял, а теперь мне придётся его менять снова? – устало спросил Пятый. Потом одним движением стянул с себя футболку и снял протез с зарядки. Ещё и месяца не прошло, но он уже наловчился надевать его относительно быстро и почти грациозно. Другое дело, что пользоваться им всё ещё было непросто, и иногда пальцы замирали в одном захвате и не реагировали, как бы он ни старался.

Клаус, кажется, никак не отреагировал на его вопрос, только отвернулся к стене. Пятый вздохнул и принялся одеваться. На это тоже уходило немного – самую малость – меньше времени, чем раньше. В такие минуты ему порой казалось, что протез ему, возможно, всё же мешает.

Но это, конечно, было временной мыслью.

– Эй, кто такой «Уродливый Мир 1989» и почему ты с ним говорил пять часов? – Клаус снова перекатился на кровати и подпёр голову рукой. Экран ноутбука Пятого до этого находившегося в спящем режиме, ярко сиял.

Пятый швырнул в Клауса пижамные штаны:

– От тебя я ожидал немного больше уважения к моим личным границам и приватности. «Уродливый мир 1989» тебя не касается, и слезь с моей кровати.

– Ты чего такой нервный?

– Потому что ты не просто повалялся на моих чистых простынях в леопардовой шубе, которая наверняка не один паб видела и не на одном полу валялась, но ещё и влез в мой ноутбук.

Клаус сел и тяжело вздохнул:

– Я помогу тебе поменять постель, расслабься. Но в последнее время ты как будто избегаешь ребят, и это заставляет понервничать.

– Диего поэтому приехал? Беспокоился?

Клаус кивнул.

– Ты не ответил ни на один групповой вызов.

– Мне нечего на них делать, Клаус. Что вы там обсуждаете, работу?

Клаус какое-то время помолчал, будто неуверенный, стоит ли говорить Пятому правду:

– Мы обсуждаем тебя, Пятый.

– Тем более, – Пятый, уже в джинсах и футболке, теперь натягивал на протез рукав пиджака. – Мне до жути надоело, что все разговоры постоянно сводятся ко мне, к тому, как я должен всё это переживать, и что я должен делать. Мне надоела жалость и надоел ваш самообман. Я хочу… – он качнул головой, сунул левую руку в рукав и следом набросил пиджак на плечи. – Говорить о чём-то ещё.

– «Уродливый Мир 1989» – это Долорес, да?

– Какая тебе разница? – отозвался Пятый, потом сделал глубокий вдох через нос и выдох через зубы. – Да, это Долорес. Мы ни о чём особенном не говорили эти пять часов. Она рисовала, я читал.

– Я так и подумал. Ты всё-таки решил дать ей шанс?

Пятый наклонился, захлопнул крышку ноутбука, подобрал телефон и сунул его в карман. Только после этого ответил:

– Она знает. Она единственная знает.

И ничего не добавляя, развернулся на пятках и пошёл на выход.

Диего приехал на своём Саабе. Пятый, не здороваясь, влез на заднее сиденье, на котором уже расположился футляр с альтом.

– И сколько ты здесь рассчитываешь оставаться, Диего? – спросил Пятый пристёгиваясь. Скосил взгляд на альт и испытал укол зависти: Диего мог играть на своём инструменте, а он нет.

– Вечером уеду. Просто хотел справиться, как у тебя дела.

Пятый задумчиво хмыкнул и больше ни слова не сказал. Раннее пробуждение, странное поведение Клауса и решение Диего взять с собой альт в однодневную поездку скомкалось в уродливую обиду. Она была как фальшивая нота, синяк от линейки на ладони.

Клаус плюхнулся на переднее сиденье, сияя улыбкой от уха до уха:

– Уже догадываешься, куда мы тебя повезём, Пятый?

– Понятия не имею, но судя по тому, как этот день начался, это будет концерт симфонической музыки.

– А что, ты хочешь? – Диего глянул на него через зеркало заднего вида.

– Не знаю, ты так шутишь или реально думаешь, что мне хочется сейчас смотреть, как кто-то играет музыку, но тебе очень повезло, что мой протез не может показывать средний палец. Поэтому довольствуйся только одним, – Пятый вскинул левую руку с оттопыренным средним пальцем, а потом отвернулся к окну.

– Ладно, можешь не угадывать, – сдавленно протянул Клаус. Улыбка у него была всё более натянутой, и на мгновение Пятому стало стыдно.

Они старались.

Правда, делали это так, что лучше бы вообще о нём забыли.

– Мы поедем есть мороженое в дайнер.

– Нам что, десять? – Пятый поморщился.

– Не десять. Хотя мне кажется, что ты немного деградировал, и тебе стало десять, – ответил Диего. – Я просто вспомнил, как мы сбежали с репы в дайнер и съели столько бананового сплита, что потом все заболели.

– Ага, а через две недели маэстро Харгривс нам всем метафорически вставил по самые метафорические пончикряки, – пропел Клаус в ответ. Они оба теперь снова уставились на Пятого.

Пятый на них не смотрел. Как только машина тронулась, он опёрся плечом о дверь и прижался лбом к стеклу, рассматривая проносящиеся мимо улицы. Он слышал их разговор, но не хотел отвечать. Даже вспоминать тот день не хотел, хотя прекрасно его помнил.

Ему никак не давался «Лунный свет» Дебюсси, а Клаус терзал его же вторую «Арабеску». Перед репетицией они все встретились в холле, и, обменявшись дежурными жалобами на маэстро Харгривса, решили сбежать с урока.

Они знали, что будут наказаны. И всё равно пошли.

Пятый помнил тот день, потому что в тот день они с Ваней впервые взялись за руки. Тогда он ещё ничего о себе не знал, и Ваня тоже о себе ничего не знала.

– Пятый, – кто-то пощёлкал рядом с его ухом пальцами. Он поморщился и сфокусировал взгляд на Клаусе, просунувшем руку между сиденьями. – Ты чего задумался?

– Нет настроения, вот и всё, – Пятый моргнул. – Если я съем с вами банановый сплит, вы успокоитесь и вернёте меня домой?

– А что, – Клаус вернулся на своё место. – Уже хочешь снова с Долорес поболтать?

Пятый бросил на спинку его сиденья тяжёлый взгляд, будто Клаус это мог как-то почувствовать.

– Нет.

Клаус не стал переспрашивать. Диего свернул к крохотному, но очевидно новому дайнеру. Он открылся всего несколько месяцев назад, но Пятый о нём уже был наслышан: здесь были не только огромные порции «сахарных-бомб» разной насыщенности, но ещё и официантки на роликах и танцы между столами каждый час.

Место было шумным, и Пятый едва сдержал обречённый вздох, и выходя из машины, набрал Долорес сообщение: «У тебя когда-нибудь были дни, когда ты не понимаешь, ты встал не с той ноги, или просто всем хочется тебя взбесить?»

В дайнере гремел Элвис Пресли, официантки ловко скользили между рядов. Они заняли столик в дальнем углу, поближе к музыкальному автомату. Пятый сел напротив Диего с Клаусом, потянулся за меню и сжал на нём бионические пальцы.

И только теперь заметил, как Диего смотрит на его руку.

– Выглядит круто.

– Спасибо, она у меня вместо настоящей, – Пятый елейно улыбнулся и уткнулся в меню. Телефон пикнул, сообщая, что Долорес ответила, и Пятый выложил его на стол экраном вниз. Он должен был хотя бы попытаться поддержать нормальную беседу. – Клаус сказал, тебя сюда привело беспокойство, Диего, – он улыбнулся, поджимая губы, и развернул меню.

– Ты не отвечаешь на звонки. Даже ты бы начал беспокоиться, а ты, наверное, самый бесчувственный композитор в мире.

– Я сейчас испытываю очень много чувств, так что поспорил бы с тобой, – Пятый качнул головой. – Композитор из меня сейчас тоже так себе. Да и будучи «бесчувственным композитором» я бы догадался спросить у Клауса.

– Хочется верить, что когда ты съешь банановый сплит, пассивной агрессии станет поменьше, – нежно пропел Клаус, складывая ладони на груди.

– Не такая уж она и пассивная, – хмыкнул Диего, рассматривая фотографии молочных коктейлей. – Но это же Пятый, чего ещё от него ждать?

– Звучит… справедливо, – Клаус кивнул.

– Не очень, – качнул головой Пятый. – Я не буду банановый сплит, я хочу вишнёвый юбилей.

– Тебе разве можно алкоголь? Ты же на антидепрессантах, разве нет? – Клаус оторвался от своего меню.

– Здесь есть безалкогольный вариант. Но если бы я мог, я бы точно с удовольствием подготовился к дружеской беседе парой рюмок вишнёвого ликёра и киршвассера.

– Что будете заказывать? – подлетела к ним невысокая тоненькая официантка со звонким голосом.

– Безалкогольный вишнёвый юбилей, – Пятый растянул уголки губ в короткой улыбке.

– Банановый сплит. Два, – Клаус прижал меню к столу.

– Доктор Пеппер с двумя шариками мороженого и вишенкой, – попросил Диего и, когда официантка кивнула и крутанувшись на месте укатила к стойке, снова обратился к Пятому. – Так… как ты?

– Плохо, – Пятый дёрнул здоровым плечом. – Но я выживу, если тебя это волнует.

– Ты не сильно-то похож на кого-то, кто так легко бы решил выпилиться, так что меня больше волнует, как ты справляешься.

– Звучит, будто ты мой родитель, который очень волнуется, хорошо ли я питаюсь в своей поездке в Европу по обмену, – Пятый фыркнул. – Нормально я справляюсь, Диего. Как любой другой на моём месте. С ощущением, что все вокруг меня мне что-то должны, но делают это как-то неправильно, – он мотнул головой.

– Он встретил девочку, – перебил его Клаус. – Да, Пятый?

– Может ты перестанешь? – Пятый скривился. – Серьёзно, Клаус.

– Да что не так-то? Может, я тебя к ней ревную, – Клаус двинул бровями и повёл плечами, будто кот, готовящийся к прыжку.

– Ты разве не запал на какого-то «высокого, тёмного и красивого», – Пятый пощёлкал пальцами. – Как там его… Грег?

– Дейв, – Клаус откинулся на спинку и округлил глаза. – О да. Мы познакомились в книжном, – он перевёл взгляд на Диего. – Я выбирал книжку из серии «Как помочь своему другу, который подавляет эмоции», и встретил Дейва. Он мне посоветовал парочку, кстати, – он скрестил руки на груди. – Невероятно красивый, высокий, все эти кубики на животе…

– Клаус, опусти подробности, – бросил на него взгляд Диего.

– А если бы вы знали, как он тр… – Клаус подался вперёд и зажмурился, но договорить не успел.

– Клаус, – Диего вскинул руку. – Я не хочу знать.

– Жаль. Жаль, – Клаус открыл глаза и перевёл взгляд на Пятого. – Ладно, Пятый. Храни свои секреты.

– Большое спасибо за разрешение, Ваше Высочество, – Пятый хмыкнул. Напряжение уходило. Он чувствовал, как расслабляются плечи.

– Большое пожалуйста.

Диего подпёр щёку кулаком, переводя взгляд с одного на другого. На пару мгновений воцарилась пауза, Пятый неловко переплёл пальцы левой руки с бионическими пальцами правой, облизнул губы и спросил:

– А как у тебя дела, Диего?

Пятый спросил это скорее на автомате и тут же осёкся. Диего был другом. Не близким, конечно, но другом, и в нормальной ситуации Пятый хотел бы знать, что у него нового.

Но Диего притащил с собой альт и, скорее всего, его ответ будет завязан на музыке.

Это Клаус знал, что сейчас Пятого будут ранить подробности. Диего о таком мог и не догадываться.

– Рад, что ты спросил, – он хлопнул руками. – Мы с Лютером решили пойти по стопам Клауса.

– Начать красить волосы в дикие цвета, носить узкие шорты и петь про свой охуенно богатый внутренний мир? – Пятый попытался хотя бы на мгновение перевести разговор в русло подальше от музыки. Попытка, правда, была обречена на провал, и он об этом знал.

– Будем мультиинструментальным электроакустическим дуэтом.

– Это Daft Punk, – заметил Пятый. – Но дерзайте.

– У нас всё будет иначе. Мы как раз работаем над композициями, и было бы круто, если бы ты помог.

– Я? – Пятый нахмурился. Перевёл взгляд на Клауса и тот тут же отвернулся, старательно рассматривая музыкальный автомат. – Я больше не пишу музыку, Диего.

– Нам не нужно, чтобы ты что-то писал, – Диего замотал головой. – Но ты точно сделал бы любую композицию лучше. Ты просто… шаришь за гармонию, дружище.

– Я музыкой больше не занимаюсь, – повторил Пятый, стиснул зубы и опустил взгляд. – Ты поэтому приехал?

– Пятый, – Клаус протянул к нему руку, но коснуться не решился. – Ему просто нужна твоя помощь. Из нас всех у тебя лучшие композиции, ты же знаешь.

– Я не могу помочь тебе, Диего, – Пятый уставился Диего в глаза. – И я понятия не имею, почему ты думал, что я смогу.

– Потому что… ты – это ты, – Диего насупился. – Ты писал музыку даже когда лежал в больнице с пневмонией.

– Знаешь, что изменилось? – Пятый разжал пальцы и поднял бионическую руку, сжал и разжал кулак. Суставы меняли положение с жужжанием, и Пятый ничего при этом не чувствовал. – Нет ручек – нет музычки.

Диего открыл рот и что-то сказал, но Пятый его уже не услышал. Выхватил из шума дайнера пение Петулы Кларк. Её звонкий голос нежно шептал:

Просто вслушайся в музыку городского движения, постой на тротуаре и посмотри, как мило выглядят неоновые вывески. Как может это не помочь?

Пятый зажмурился, резко встал и, ни слова не говоря, направился к автомату, на ходу доставая мелочь. Он был обескуражен происходящим, и раздражение, ненадолго отступившее, снова нарастало.

Он сунул пару монет в автомат и нажал на следующую песню, но вместо этого песня Петулы Кларк началась сначала.

Пятый поморщился и нажал на кнопку ещё раз. Потом ещё.

Автомат ещё два раза запустил песню сначала, будто издеваясь.

Как все сегодня, с самого утра.

– Блядский автомат, – Пятый сжал его обеими руками, даже не заметив, как треснул пластик под бионической, и тряхнул его.

Песня в ответ перемоталась снова, и это было последней каплей. Пятый навалился на автомат плечом, а когда Петула Кларк снова запела про центр города, отпрянул и пнул автомат ногой, ломая яркую подсветку и пластиковый корпус.

– Пятый, – голос был знакомый, но звучал как из-под воды. – Пятый, успокойся.