Текст книги "Ad Vitam 1 (СИ)"

Автор книги: Pale Fire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Грен вернул пустую чашку на блюдце и выбрался из кровати.

Туу-Тикки сидела в гостиной и читала с экрана. Грен глянул на текст.

«Как многие излишне маскулинные копы, он делил мир на две половины – мужскую и женскую. Он никогда не высказывался за то, что женщина должна знать свое место, – он просто не понимал, как строить общение с «парнем в юбке». Женщина может заниматься чем угодно, но при этом должна быть женственной, вот как он считал. Все бы ничего, но Крюгер путал манеры с манерностью, скромность с жеманностью, а женственность с капризностью».

Он сел рядом и спросил:

– Детектив?

– Ага. В фантастическом антураже. Оказывается, я ухитрилась пропустить четыре новых книги одного из любимых авторов. Целый цикл.

– Фантастика как-то прошла мимо меня. Старая земная – уж и вовсе.

Туу-Тикки улыбнулась, повернулась к Грену, натянула длинную оборчатую юбку на колени.

– В двадцатом веке ее писали много. Что-то стало классикой, но в основном она устарела.

– Будущее оказалось не тем, каким его представляли?

– Даже не в этом дело. Гибсона я перечитываю с удовольствием, хотя с деталями будущего он крупно ошибся. Ну, в «Нейроманте». В середине восьмидесятых странно было представить себе, какими окажутся даже двухтысячные. Но основная проблематика до сих пор актуальна – самоосознание искусственного интеллекта. Поскольку его до сих пор не создали…

– Его и у нас не создали. Есть законодательный запрет на работы в этом направлении.

– Забавно. А здесь – на клонирование человека.

– У нас тоже. Даже на клонирование отдельных органов.

Туу-Тикки взяла Грена за руку.

– Надо будет как-нибудь сесть и сравнить миры, – предложила она. – Представляешь, Доминик меня сторонится.

– А Кодзу?

– Он меньше. Но он вообще более контактен. А Доминик, похоже, пребывает в культурном шоке.

– Может, он просто не привык общаться с женщинами.

Туу-Тикки кивнула.

– Где они сейчас? – спросил Грен.

– Позавтракали и уехали в город. Я сняла для них наличные вчера. Пусть развлекаются.

– Они еще не решили, чем будут заниматься и где?

– Мне ничего не говорили. Может, тебе скажут. Я думаю, у них сейчас период накопления информации. Миров вдруг оказалось так много, жизнь так разнообразна. И критерии выбора у них меняются. Сам подумай: они жили в очень жестко структурированном обществе, без возможности резко изменить стиль жизни и сферу деятельности. О многих видах деятельности они даже и не знали. Им может захотеться чего-нибудь совершенно необычного.

Грен обнял Туу-Тикки за плечи и притянул к себе.

– А тебе – хочется чего-нибудь совершенно необычного? – спросил он. – У твоих сестер есть лошади. Одна пишет книги, другая танцует.

– Не знаю, – покачала головой Туу-Тикки. – Видишь ли, они все-таки люди. А я – линяющий ши. Пока процесс линьки не завершится, я не вижу смысла на что-то замахиваться. Могут проснуться совершенно неожиданные способности. Так что я просто продолжаю то, что делала раньше. Вот тексты, например, совершенно не идут. Ни в какую сторону.

– Танцы?

– Разве что как физическая нагрузка для общего развития. Но для этого сгодится что угодно – пилатес, йога, та же верховая езда.

– Пение? Ты поешь иногда. У тебя есть слух и довольно неплохой голос. Сырой, правда.

– Я бы пела, если бы писала хотя бы тексты. А так – мне просто не о чем петь. В моем прежнем круге общения была традиция совместных песен под гитару. Тут у меня нет круга общения. В Сан-Франциско довольно мощная русская диаспора, но меня не тянет к этим людям. Меня что-то вообще не тянет к людям.

– А старые друзья?

– Ты же читаешь мой блог.

– Твой последний пост о церкви и людях собрал довольно много комментариев. И, кстати, я согласен с твоими аргументами.

– Спасибо. Так вот, прежний мой круг общения строился в какой-то степени вокруг моих текстов. В последнее время я писать не могу.

– А драббловый флэшмоб?

– Ну разве что. И то я его забросила. Тематические сообщества я только просматриваю. Подтверждений тому, что я хороша в том, что я делаю, мне не нужно – об этом говорят продажи на Этси и комментарии к готовым работам. Понимаешь, у меня разом исчезли все прежние проблемы, и говорить с людьми мне, в общем-то, не о чем. Я могу кого-то поддержать, откомментировать чужой текст, как раньше, но появилась дистанция. Даже не знаю, как объяснить…

– Дистанция между человеком и ши?

– Наверное.

– «Братья» рассказывали мне, что эльфийская зрелость – это около пятидесяти-шестидесяти человеческих лет. А еще о том, что примерно к тридцати пяти годам заканчивает действовать биологическая программа примата. Может быть, дело в этом?

Туу-Тикки пожала плечами.

– Я не знаю, – сказала она. – В юности я была красива. Так говорили. Потом перестала. Вполне осознанно.

– Ты красива, – убежденно сказал Грен.

– Спасибо. Для меня это перестало быть важным. Было – потому что женское тщеславие, и еще красоту можно обменять на поддержку мужчин, на вполне материальные блага. И вот – они у меня есть, совершенно независимо от моей внешности. У меня есть дом – мое рабочее место. Мне платят за эту работу. Я в идеальной физической форме – просто потому, что я гожусь для этой работы и работодатель хочет, чтобы меня хватило надолго. Но для того, чтобы быть безупречной хозяйкой дома-у-дороги, мне не хватает знаний о том, какими могут быть гости и в чем они будут нуждаться.

– Ты можешь посоветоваться с сестрами.

– Я советуюсь. У Тави хороший опыт. Да и у Тами ничего так. Вроде бы все просто. Принять, накормить, напоить, спать уложить. Оказать первую медицинскую помощь. Предоставить одежду, средства гигиены, табак. Быть готовой к тому, что некоторые гости останутся на зиму или на Темное время. Смогу ли я оказать психологическую поддержку – я не знаю. Раньше я это умела.

– Мне в половине случаев платили не за секс как таковой, а за то, что я слушал. Я научился хорошо слушать. Раскручивать людей на откровенность – и не нести информацию дальше. Это ценилось. Ты не скучаешь по старым друзьям?

– Иногда – очень сильно. Но сейчас мне совершенно не о чем с ними говорить. Например, ни у кого из них нет своего сада. А мой цветет. Может, даже плодоносить будет уже в этом году. Мне больше не приходится отвечать на вопрос «почему в конце денег еще так много месяца». У меня не болит голова при перемене погоды. Меня не беспокоят поздняя весна, морозы в марте, шумные соседи в многоквартирном доме, внезапное отключение отопления, качество продуктов в магазине и тому подобные вещи. У меня не болеют кошки, не гадят мимо лотка, мне их даже вычесывать не надо. Мне не нужны лекарства, деньги на врачей, я даже на уборку сил не трачу. У меня на выбор три разных стиля, в которых я могу одеться, и четвертый про запас. Меня не беспокоят странные и бессмысленные законы страны, в которой я живу. Я не конфликтую со своим партнером. Не езжу в общественном транспорте. Не отдыхаю в экзотических странах. Хвастаться всем этим глупо, сочувствовать – как-то лицемерно, что ли.

– Сочувствие не может быть лицемерным, – возразил Грен. – Оно или есть, или нет. Слушай, ты же пишешь каждый день. Выкладываешь неимоверное количество фотографий. Тебя комментируют, и много. Может, есть смысл вести блог еще и в англоязычном сегменте?

– Я пишу на Тумблере. И веду рукодельный блог на Этси. В основном, общаюсь с заказчиками. И с продавцами. Правда, мне практически ничего не нужно.

– То-то посылки приходят каждую неделю.

– Это все украшения. Я пытаюсь подобрать по комплекту украшений к каждому базовому комплекту одежды. Ну и материалы для работы. Те же бумажные салфетки и брадс для открыток дешевле покупать в Китае.

– Ты же можешь не экономить.

– Могу. А могу и экономить. Вдруг мне захочется научиться водить самолет и свою собственную «сессну»? Или заняться ювелиркой? Или слетать в Новую Зеландию на неделю? Это дорого. Даже при моем уровне дохода.

Грен улыбнулся.

– Или научиться дайвингу?

– Может быть.

– Кстати, все хотел спросить: тебе хватает денег на сад?

– Вполне. Йодзу написал, что его можно оплачивать из «гостевых».

– И тебе даже некому им похвастаться.

Туу-Тикки рассмеялась.

– Разве что сестрам. Понимаешь, я ведь еще и не могу никого позвать в гости. Никого из людей. Старые мои друзья – у них просто денег нет на такую поездку, да мы еще и не подружились настолько, чтобы приглашать их. А местных – я не хочу звать в ситтин. Тем более когда у нас гости.

– Ты меня озадачила. Думаешь, мне тоже не стоит приглашать сюда людей?

– В дом, полный духов?

– Да. Действительно. В явно дорогой дом, полный духов.

– Хотя духов можно попросить не показываться…

– Я не готов отвечать на вопрос, откуда у меня такой роскошный дом и кто эти люди в нем. А также кто я, откуда и так далее.

– Вот-вот, – согласилась Туу-Тикки. – То, что мы не выглядим на свой реальный возраст, для знакомых может и прокатить. Но дом не монтируется уже даже с паспортным возрастом. Будут вопросы.

– Что не так с домом?

– Ну, по документам нам с тобой по двадцать три года – только-только получили дипломы, считай. Практически ни у кого из наших ровесников нет своего жилья – они еще только отдают кредиты за обучение. И стиль… он очень зрелый. Не молодежный. Ладно, предположим, у кого-то из нас настолько изысканный вкус. Предположим даже, что кто-то из нас исхитрился заработать достаточную сумму – были прецеденты. Но возникает вопрос, на что мы живем сейчас? К двадцати трем годам невозможно обрести такую финансовую независимость, продавая рукоделие, даже если ты талантливый дизайнер – просто не успешь раскрутиться.

– А я и вовсе бездельник. Получается, наши работодатели вот так вот изящно изолировали нас от любых близких контактов с местными жителями?

– Ну да. Потому что встречаться в нейтральных местах мы можем с кем угодно, в гости ходить к кому угодно, а вот к себе позвать не получится. Кстати, по нам даже уровень доходов толком не читается.

– Это еще почему?

– Ну смотри. Одежда и обувь у нас не брендовая – индивидуальный пошив, кроме джинсов и кроссовок. Лейблов нет. Опознать этот самый индивидуальный пошив мало кто умеет. Это круто, очень круто, я не представляю, как это провернули без примерок… или нет, представляю, можно было просто взять за образец кого-нибудь из братьев и сестер. О, спрошу Тами, она может знать. Машины и мобильники у нас хорошие, но ничего выделяющегося. Привычки и образ жизни – к ним присматриваться надо, а присматриваться некому, мы замкнуты друг на друга. В дорогие и модные места мы не ходим. Совсем уж дорогих покупок не делаем. Но и не экономим. Странная картина вырисовывается.

Грен покачал головой.

– Странная, но в глаза не бросающаяся. Знаешь, у меня всегда было плохо с друзьями. Приятели были, а близких друзей – ни одного. Даже в детстве.

– Может, оттого, что сидхе плохо монтируются с людьми? Ты квартерон, это довольно большая доля Старшей Крови.

– Не знаю. Я как будто просто нигде не мог стать достаточно своим.

Туу-Тикки кивнула.

– Вот-вот. Я довольно поздно нашла «свою» тусовку. Был случай… Я считала одну девушку своей подругой, а она меня – просто приятельницей. Меня это достаточно сильно подрубило. Потом была одна эзотерическая компания, но я и туда толком не вписалась. С анимешниками вот сложилось только. А у тебя как?

– В школе – вообще никак, я тебе рассказывал. В колледже появились приятели, просто ребята с моего курса. Становиться душой компании я не умел, девушками не интересовался, пить почти не пил, наркотиков не пробовал, да еще жил с бабушкой и дедом, а не в кампусе. В армии тоже не сложилось, вся наша рота была – наемники. Для них Титан был не первой кампанией, домашний мальчик в это общество плохо вписывался. У меня был товарищ – ну, тогда я думал, что мы товарищи. Потом узнал, что он меня просто использовал. Я и сел-то из-за него. В тюрьме у меня друзей не было понятно почему. Не тот статус. На Каллисто – тоже. По той же причине. Похоже, и здесь не будет.

– Кто знает? Есть существа, которые к нам придут. Им, я думаю, будет все равно, кто ты, важно только, какой ты. Будут музыканты, с которыми ты играл в пятницу. Вдруг с кем-то сложится?

– Я никого не смогу пригласить к себе, – возразил Грен. – А любое общественное место предполагает известную дистанцию.

– Я не уверена, – возразила Туу-Тикки. – У меня с частью старых друзей отношения сложились в сети, встречались мы только в кафе и парках. Я никого к себе не звала первое время, просто возможности не было. Нам это не мешало.

– Если ты заметила, в сети я общаюсь в основном с людьми из России.

– Не скажи, тебя читает и комментирует два человека из Штатов, два из Канады и кто-то, кажется, из Камбоджи.

– И все они пишут на русском. Кстати, а кто из Штатов?

– Помнишь, к тебе пришел кто-то по ссылке от меня? Не помню точно ник, у него еще ворон на аватарке.

– Нуи? Который сетовал, что разрешение плохое, а потом мы обсуждали вебкамеры? Кстати, этом мужчина или женщина?

– В профиле не указано, да и какая разница? Пишет о себе в мужском роде, живет в Филадельфии, работает адвокатом.

– Интересно все-таки.

– Пока вы не договариваетесь, как опознать друг друга на очной встрече – не имеет значения, поверь.

– А второй кто?

– Анета.

– Да? Я думал, она откуда-то из Европы.

– Ты ее не читаешь?

– Нет.

– Она из Сан-Диего, но очень любит Прованс. Вечно постит виды Прованса.

– Прованс – это Испания?

– Франция. А Сан-Диего – это Южная Калифорния. У них в прошлом году были чудовищные пожары, эвакуировали все пригороды. Слушай, мы, конечно, хорошо языками зацепились, но ты ведь еще не завтракал?

Грен улыбнулся.

– Я забыл.

– И есть не хочешь?

– Не настолько сильно, чтобы обращать на это внимание. Мне и так хорошо. Ты заметила, мы с тобой давно никуда не выбирались вместе? Может, сходим в кино?

– Давай не сегодня. Воскресенье же.

– О, точно. Ну тогда еще куда-нибудь.

– Я посмотрю в интернете, что за мероприятия сегодня в городе и ближних окрестностях. А ты иди пока поешь. Горячего ничего не осталось, но есть греческий салат, булочки и полно копченостей.

Грен поцеловал ее в волосы. И попросил:

– Составь мне компанию. Хотя бы чаю выпей.

Туу-Тикки улыбнулась и кивнула.

За завтраком Грен спросил:

– Тебя не тяготит, что у нас нет общей деятельности?

– А дом?

– Он практически не требует моего участия. Садом ты занимаешься сама. Я ведь даже готовить не умею. Мы почти ничего не делаем вместе.

Туу-Тикки задумалась над чашкой.

– Не знаю, – сказала она. – Действительно, наш расклад таков, что в нем почти нет места общим делам. Ну, кроме закупок продуктов. Концерты, кино, прогулки – это все-таки отдых. В музыке я потребитель, а не творец. Мое рукоделие – занятие для меня одной. А ты умеешь что-нибудь делать руками?

Грен помотал головой.

– Я умею играть на клавишных и на саксофонах. Неплохо стреляю. Умею водить катер класса «планета-космос». Все, пожалуй. Еше я люблю читать – в мое время это было довольно редким хобби. У меня есть чувство стиля, но это не навык и, в общем, не редкость.

Туу-Тикки рассмеялась.

– Вот тут ты ошибаешься. Это редкость. Более того, консультант по стилю – это профессия.

– Я бы не стал заниматься этим для кого-то.

Из гостиной донесся топот – котята играли. Грен всегда считал, что кошки двигаются бесшумно, но к Сессу и Киану это не относились. Если они не спали, их было слышно. И еще как слышно.

Туу-Тикки пододвинула Грену свой телефон.

– Смотри, сегодня в клубе в Беркли выступают Hang Massive. Сходим?

– Какая-то фолковая группа?

– Нет, это как раз очень современные ребята. Hangdram – слышал о таком?

Грен задумался.

– Ты же их ставила, помнишь? Странный звук, но мне понравилось. Забронируешь билеты?

– Там только столик можно забронировать. Сделаю.

– Спасибо. И скинь мне ссылок на рукодельные блоги, которые ты читаешь.

– Хорошо. А зачем?

– У меня наклевывается пара идей. Потом расскажу. Какие у тебя планы на день?

– Да все как всегда. Сейчас пойду поплаваю, потом доделаю альбом и буду вязать. Попалась такая интересная японская пряжа, шелк с шерстью, хочу ее опробовать. Дорогая она, правда… Еще цветы пофотографирую. И книги ждут нечитанные. А у тебя?

– Буду дорабатывать одну заготовку. Куда я ее дену, не представляю, правда. Плюс у меня диски старшего – надо послушать. Он такой… очень плодовитый.

– О, а мне еще надо Тами написать. Вот, кстати, к вопросу о друзьях. Ну, возможных друзьях.

Грен усмехнулся.

– Это скорее родственники и коллеги. К тому же старшие. Немного не то.

– На безрыбье и рак рыба.

Туу-Тикки встала, обошла стол, сунула чашку в посудомоечную машину. Подошла к Грену, поцеловала его.

– Все у нас получится, – пообещала она. – Куда нам спешить?

========== 20 ==========

Ощущение уходящего, тающего в пальцах времени не оставляло Грена. Он почти перестал спать по ночам – бродил по дому, по холму, словно потерял что-то. Книги его не увлекали, фильмы не цепляли, музыкой он занимался больше по привычке. После концерта в Беркли, после того как Туу-Тикки поделилась с ним записями большой кельтской арфы, джаз опротивел Грену вдруг и разом. То, что слушала Тикки, брало за душу, выдувало из нее лишнее. В этой музыке были глубина и простор, она говорила о том, что мир велик, а миров множество. От нее мурашки шли по коже и хотелось плакать. Джаз всего этого не умел. По крайней мере, такой, какой играл Грен. А делать музыку, которая не затрагивает душу до самого дна, он не видел смысла.

Если музыка – это язык, то Грен досконально изучил лишь один ее диалект. Ну хорошо, два – он неплохо играл фортепианную классику. И все это было не то.

Потом он начал видеть призрака – в оконных стеклах, в зеркалах. Словно кто-то заглядывал через них в дом. Стройный, с буйной гривой черных волос, украшенных самоцветами и цепочками. Тонкие пальцы в кольцах, браслеты на детских запястьях, ожерелья и кулоны, яркие одежды, холодный светлый взгляд. То ли мальчик, то ли девочка, не взрослый и не ребенок, вряд ли человек. Он смотрел то строго и выжидающе, то с улыбкой. Не каждую ночь, и все же часто. Грен пытался с ним заговорить, но тщетно. Может, это и правда был призрак. А может, отражение кого-то из духов.

Грен настолько погрузился в свои переживания, что не заметил, как исчезли из дома Доминик и Кодзу. Вчера вроде были, и говорили с Сефиротом, правда, Грен ни слова не запомнил из их беседы. А сегодня – уже нет, и даже их странной машины в гараже не осталось, и запах сигаретного табака выветрился. Грен собрался было спросить у Туу-Тикки, куда делись гости, но забыл об этом.

Прошло еще несколько дней. Грен куда-то ездил, что-то смотрел, что-то читал, что-то играл, пил свой утренний кофе, но между ним и его действиями словно стоял туман. Все казалось ненастоящим, неправильным, не тем. Туман рассеивался, когда он обнимал Туу-Тикки или разговаривал с нею, но Грен был мало расположен к беседам, а Туу-Тикки с головой зарылась в рукоделие. Грен даже видел ее не каждый день. У них разошлись режимы: она поднималась примерно в то время, когда он уходил спать. Валяясь в ванне перед тем, как лечь, он слышал, как она включает музыку в гостиной и то ли танцует под нее, то ли поет. Звуки доносились слабо-слабо. Грен засыпал под звуки арфы, или ханга, или какой-нибудь этники.

– Хочешь услышать эльфийскую арфу вживую? – спросила как-то Туу-Тикки, когда они внезапно встретились в кухне. Для нее это был поздний обед, для него – завтрак. – Тами написала, что у нее эльфийский менестрель в гостях. И обещал что-то вроде концерта.

Грен поднял на нее взгляд от чашки.

– Хочу, – ответил он. – Сегодня?

– Да, вечером, часов в шесть.

– И чем эльфийские менестрели берут за музыку?

Туу-Тикки улыбнулась и покачала головой.

– Не знаю. Можешь спросить. С тобой самим – все в порядке?

– Нет, – честно ответил Грен.

– Я могу чем-то тебе помочь?

– Я не уверен, – сказал он. – Не знаю. Я скажу, если сможешь.

Эльфийский менестрель оказался высоким и худощавым мужчиной без возраста с удивительно живым и одухотворенным лицом. Гладкие длинные золотистые волосы он заплетал в косички у висков, скрепляя на затылке; зеленые, как трава, глаза с радужкой, слишком большой для человека, смотрели дружелюбно. Его одежда, серая и темно-зеленая, ничем особенным не выделялась, только широкий пояс в виде дубовых листьев бросался в глаза. В слегка заостренных маленьких ушах поблескивали серьги – круглые прозрачно-зеленые кабошоны, длинные, поднятые к вискам глаза были слегка подведены, на ухоженных руках – деревянные и костяные резные кольца, соединенные цепочками с широким кожаным браслетом. Звали его Лин. Он подождал, пока ему представят Грена и Туу-Тикки, улыбнулся, оценив сходство между «братьями», пригубил белого вина и начал играть.

Эльфийская арфа была небольшой – видимо, дорожный вариант. Сама по себе она была произведением искусства. Светло-зеленая древесина, искусная резьба на деке, перламутровые колки, слабо светящиеся струны. Но как она звучала! Гул водопада, шепот листвы, шелест песка под солнцем, звон дождя на траве, голоса птиц, волчий вой – в ее звуках было все. Грен не представлял, что можно играть – так. Арфа рассказывала о Дороге, и Дорогу было видно – все ее повороты и колеи, все камешки и травки на обочине, все миры, сквозь которые проходил Лин, разные солнца и разное небо, ветер и простор, свобода и вся необъятность мироздания…

Два часа пролетели незаметно. А потом, уже напоследок, Лин сыграл про возвращение домой. И у Грена зашлось сердце. Ему нужно, нужно было туда, а куда – он не знал.

Музыка смолкла. Лин допил вино, выслушал благодарности. Туу-Тикки, Тами и Грен-средний ушли готовить ужин. Дэн отправился выгуливать собак.

– Это потрясающе, – выдавил наконце Грен. – Невероятно. Извини… у меня нет слов.

Лин налил себе еще вина и рассмеялся.

– Ты наполовину эльф, а эльфийскую арфу слышишь в первый раз? – спросил он. – Странно.

– Так сложилось, – Грену внезапно стало стыдно за свое невежество.

– Вырос у людей?

– Да, – кивнул Грен.

– Бывает. Ты полукровка или четвертушка?

– Я не знаю.

– Неважно. Странно, по первому взгляду я бы сказал, что в тебе почти нет человеческой крови. А наши дети в таком возрасте еще живут дома.

– Мне тридцать.

– Ну да, – улыбнулся Лин. – Может, по человеческим меркам ты и взрослый, но ты ведь не человек.

– Я сам не знаю, кто я.

– Это случается. Ты музыкант?

– Да.

– Как твой брат? Много я слышал про двойников, но увидел впервые.

– Да. Как он. – Грен глубоко вздохнул, собираясь с духом, подался вперед. – Ты берешь учеников?

– А ты, я вижу, готов напроситься?

Грен кивнул.

– Я брожу по Дороге, – Лин вольготно развалился в кресле. – Часто ночую под небом. Бываю в местах, где таких, как мы с тобой, принимают без особой охоты. Я играю не ради денег или славы. И в моих родных краях ко мне относятся с опаской – я же бродяга.

– Как мой дед, – пожал плечами Грен. – Если это был дед.

– Выглядишь ты так, словно это были и дед, и отец, и второй дед, – заметил Лин. – Почти чистая кровь. Ты живешь в таком же городе?

– Да.

– Тяжко. Однако ты привык ко всему этому, – Лин обвел рукой гостиную с ее собаками в корзинках, мягкой мебелью, растениями в обливных горшках, за которыми прятались коты. – Если не к роскоши, то по меньшей мере к комфорту. Ты выдержишь Дорогу? Сейчас весна – но весна только здесь. Будет и летний зной, и дорожная пыль, и дожди, да такие, что даже костра не развести, и мороз, когда чтобы умыться, надо разбить лед. Я в Дороге с Остары до Ночи Дорог. И тебя могут не принять там, где я остаюсь на зиму.

– Я воевал на Титане. В пустыне. Я справлюсь.

Лин улыбнулся.

– Ты отчаянный, я смотрю. Что случится, если я откажу тебе?

Грен понурился.

– Не знаю. Буду учиться сам. Буду искать хорошую арфу. Я не умею ходить по Дороге. Только по зеркалам. Сюда и еще в одно место.

– На чем ты играл прежде?

– Саксофон и фортепиано. Как…

– Да, – прервал его Лин. – Я понял. И что, больше душа не лежит?

Грен кивнул.

– Рояль – арфа, заключенная в клеть, – серьезно сказал Лин. – Саксофон – очень, очень человеческий звук. Он живой, но когда я его слышу, мне видятся глаза зверя в древесной кроне и тени в ночном море. И кучка людей, жмущихся друг к другу у огня. Ты умеешь разжигать костер?

– Нет.

– Готовить на огне?

Грен отрицательно помотал головой.

– Отличить хорошую воду от плохой? Освежевать дичь? Поймать рыбу?

– Нет. Я родился, вырос и жил в городе. На Титане у нас были армейские пайки.

– Люди… – протянул Лин. – А что ты умеешь?

– Стрелять из винтовки и из пистолета. Договариваться с людьми. Убивать.

– И еще множество всего, о чем ты не хочешь вспоминать, – заметил Лин. – Это читается по твоим глазам. Успел ты многое. Идем есть.

За ужином Грен молчал. Лин не прогнал его, но и не дал ему ответа. Грен размышлял, как будет искать кельтскую арфу – можно ли заказать ее в Сан-Франциско? А купить готовую? Где искать учебники и ноты, как играть? Учиться и знать, что это не более чем суррогат… Ждать менестреля с арфой, чтобы попроситься к нему в ученики, и знать, что, может, он никогда не придет. И правда, что делать эльфам на Земле, откуда их изгнали люди? Чудо, что здесь оказался хотя бы Лин.

Над столом витал разговор, к которому Грен не прислушивался. Быстрых внимательных взглядов он не замечал. Когда все ушли в гостиную пить кофе, Грен задержался, помогая Дэну убирать со стола.

– У тебя есть дорожные деньги? – неожиданно спросил Дэн. – Мобильник? Рюкзак хотя бы?

– Мобильник есть, – отозвался Грен. – Может, я еще никуда и не…

Дэн поморщился.

– В твоем случае, это вопрос времени. Сегодня или завтра, так или иначе – ты уйдешь. Тебя что-то зовет. Это бросается в глаза.

– Так сильно?

Дэн кивнул и включил посудомойку.

– Есть дорожные телефоны, заряжаются от солнечных батарей, берут по всей Дороге. Нужные номера я тебе забью. Деньги… деньги есть.

– Я верну.

– Мы убьемся переводить средства из мира в мир. Разберемся. – Он положил руку Грену на плечо и несильно сжал. – Я желаю тебе найти то, что ты ищешь.

– А то, что я оставлю дом на Туу-Тикки?

– Это ничего. Мы поможем. В твоем нынешнем состоянии от тебя все равно не будет проку.

Грен извелся, ожидая решения Лина. А тот не спешил. Они со средним сидели в гостиной и вспоминали общих знакомых, шутили и смеялись, потом Дэн принес гитару и они с Лином играли уже вдвоем. Тами и Туу-Тикки курили, сравнивали свои трубки, обсуждали то ли сорта табака, то ли рукодельные магазины. Пылал огонь в камине, собаки затеяли возню, коты устроили драку на каминной полке и свалили оттуда кучу каких-то мелочей. Наконец Лин отставил арфу и сказал Грену:

– Приходи завтра на рассвете. Выйдем рано.

И Грен прикрыл глаза, чтобы успокоить заметавшееся, как птица, сердце.

Сборы были короткими. От Дэна Грен получил кожаный мешочек с деньгами и мобильник, в который были забиты все нужные номера. Странное сочетание предметов, но Грену было все равно. Он вернулся в свой дом, чтобы собрать рюкзак. Его зачем-то купила Туу-Тикки. Еще предстоял разговор с ней, но сейчас Грену было не до того. Он трепетал от предвкушения, у него, казалось, звенела каждая жилочка.

Брал он с собой немного – зубную щетку и пасту, белье, куртку, пару сменных футболок, запасные джинсы, нож, который он совершенно случайно купил на выставке охотничьего оружия. Едва не забыл расческу и резинки для волос. Принял душ напоследок. А когда духи расчесывали ему влажные волосы, попросил:

– Срежьте половину длины. Срезанное сожгите.

И взрогнул, когда за спиной щелкнули ножницы.

Даже укороченные вдвое, волосы спадали ниже лопаток. Грен собрал их в тугой хвост и спустился в гостиную. Туу-Тикки там не было. Грен нашел ее на кухне. Она паковала в пергаментную бумагу копченое мясо, складывала в стопку плитки шоколада, пересыпала в тканевые мешочки орехи и курагу.

– Тебе понадобится какая-то еда на первое время, – сказала она. – И не забудь взять воду.

– У меня нет фляги.

– У меня есть. Купила, потому что красивая. Но во флягу лучше вино или джин. А воду – просто возьми бутылку. Пластиковая бутылка вообще пригодится.

Грен встал рядом с ней и принялся помогать. Припасов было немного – на день, много на полтора дня пути.

– Почему бумага и ткань?

– Пластик не разлагается и воняет, когда горит. Возьми еще мыло.

– Точно. Про мыло я забыл.

– Чай возьмешь?

– Нет, не вижу смысла. А вот кружку возьму. У нас есть металлические кружки?

– Сейчас посмотрю. Свитер брать будешь?

– Свитер и куртку. Как ты думаешь, лучше беговые кроссовки или трекинговые ботинки?

– Ботинки. Кроссовки не держат серьезной нагрузки. Планируешь пешее путешествие?

– Да.

Грен обнял Туу-Тикки.

– Я постараюсь вернуться, – пообещал он. – Прости, что вот так бросаю тебя, но…

Она прижала пальцы к его губам.

– Тс-с-с… По тебе и так все было видно. Когда ты уходишь?

– Перед рассветом.

– Тебе бы поспать.

– Я все равно не усну.

Собранный рюкзак, в который в последний момент добавили спички, соль и душистый перец, весил килограммов девять. Немного. Груз пехотинца на Титане был больше. Правда, на Титане была другая сила тяжести. И песок.

Всю ночь до утра Грен просидел в гостиной с Туу-Тикки. Она свернулась клубком в его объятиях – немного нервная, чуть печальная и, кажется, все понимающая, хотя о главном они не сказали друг другу ни слова. Говорили о музыке. О доме-у-дороги. О том, что написать Йодзу. Грен совсем забыл про связывающие его обязательства. Просто не хотел про них думать. Вряд ли Йодзу ринется по его следам, чтобы притащить Грена обратно, а остальное не имело значения. Туу-Тикки пообещала отписаться Йодзу сама. У нее были планы – освоить профессию медсестры-травматолога, воплотить задуманные рукодельные проекты, обойти все городские музеи. Грен молчал. Кроме как выйти с Лином на Дорогу и научиться играть на арфе, других планов у него не было.

Когда небо за окнами начало светлеть, Грен поцеловал Туу-Тикки, обулся, тщательно зашнуровал ботинки, забросил на плечи рюкзак и подошел к зеркалу. Обернулся от него и сказал:

– Я люблю тебя. Я постараюсь вернуться.

Туу-Тикки улыбнулась. Улыбка получилась грустной.

– Хорошей тебе Дороги, – пожелала она.