Текст книги "Звезда Бессмертия (СИ)"

Автор книги: Ophelia Stern

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Но Энакин, словно по волшебству, заснул прямо на этих словах, не дослушав конец фразы. Во сне он оказался где-то на дальней планете, а вокруг шла война с какими-то роботами, которых была тьма тьмущая, и все на одно лицо. Командовал ими почему-то Гривус, да не простой, а аж с двумя запасными парами рук. Был там и доктор Кеноби, а точнее даже не доктор, а генерал. И выглядел почти так же, как и в жизни, только носил странную светлую одежду, которой Энакин даже слова подобрать не мог. Нечто похожее могли бы носить монахи, если бы их отправили в военный поход. Квинлан тоже тут был, только похожий на помесь индейца и типичного героя какого-нибудь боевика, с прочерченным желтыми полосками лицом. И Асажж была, полностью лысая и тоже с татуировками на лице – она бы наверняка заценила такой стиль. Вроде был с ней даже профессор Дуку – он вот почти не изменился. И Асока – её Энакин, правда, не сразу узнал – у неё в дополнение к татуировкам на лице выросли какие-то причудливые рожки, а одета она была так, что хотелось немедленно снять часть балахонов с Оби-Вана и прикрыть ими девчонку. Был даже давний приятель Энакина Рекс, который пошёл в военно-полевые хирурги, причем сюда его занесло не одного, а с армией собственных копий. Только вот почти у всех были крутые разноцветные лазерные мечи, а у Энакина только какой-то странный железный футляр.

– Энакин! – кричал Оби-Ван. – Врубай свой световой меч!

Но только Энакин отвлёкся от изучения бесполезной штуковины в его руках и поднял голову, как в него граната прилетела.

Зажмурив глаза от ослепительной вспышки, Энакин открыл их уже в другом месте. Вокруг был лес да поляна, металлический цилиндр всё ещё был зажат в пальцах, а рядом сидел огромный серый волк с брутальной серьгой в ухе и глядел на Скайуокера внимательными глазами. Вскрикнув, Энакин резко сел на месте.

– Да не ори, не съем, – произнёс волк отчего-то голосом Квинлана Воса.

– Доктор Вос?.. Почему вы волк? – поинтересовался Энакин, потирая глаза свободной рукой, словно не веря им.

– Так по закону жанра положено. Я тебе должен помочь спасти принцессу. Знаешь, как ее зовут, принцессу-то? – волк-Квинлан заржал.

– Что, неужели Оби-Ван Кеноби?! – округлил глаза Энакин.

– Ага, он самый. Он типа башне сидит, где его Кощей запер. Как увидишь его в этом платье, смотри не трахни на месте, – Вос снова заржал, но ещё более отчаянно.

– А Кощей – это кто? – поинтересовался Энакин, поднимаясь на ноги, вешая цилиндрический предмет на крепление на своём поясе и отряхиваясь.

– Ну как это, кто? Дядя твой! – изумился Вос такой неосведомленности. – А кто ещё, если не Кощей, может зарплату на целую неделю зажмотить?!

– Но доктор Кеноби-то ему зачем? – не отставал Энакин, топая за Квинланом, который пошёл в одному ему известном направлении.

– Слишком много вопросов, малец. Пошли, нам ещё к Бабе Яге надо успеть, чтобы дорогу подсказала. Залезай ко мне на спину, а то плетешься как черепаха Тортилла, – Вос остановился, дожидаясь, пока Энакин вскарабкается на него.

– А Баба Яга кто такая? – спросил Скайуокер, но услышав неодобрительный волчий рык, благоразумно прикусил язык.

В странном доме на ножках, похожем на готический замок уменьшенных размеров, откуда доносились трели Мэрилина Мэнсона, куда привёз Энакина Квинлан, его уже дожидалась Асажж Вентресс.

– О, вот и мой обед подоспел! – радостно воскликнула Вентресс, лихо точившая ножи друг о друга. – Но сначала, конечно же, я тебя вскрою.

– А вскрывать зачем? – испуганно ляпнул Энакин.

– Как это, зачем? Потроха выну, что я тебе дикарка какая-то, жевать целиком? – весьма справедливо возмутилась Вентресс.

– Яга, хватит пугать Энакина! – ворвался в дом Квинлан, недовольно размахивая хвостом. – Ты просто покажи ему дорогу до замка Кощея, и дело с концом. А там он выплатит нам зарплату, и купишь себе нормальной еды. Тут же кожа да кости, что тут есть?!

Яга-Асажж, согласившись с доводами Воса, подробнейшим образом объяснила дорогу и, ворча о куриных мозгах молодежи, на всякий случай еще и волшебный клубочек, что катится по верному пути, выдала. Энакин поблагодарил ее и последовал указанной дорогой. Каким образом в этой галюциногенной вселенной оказался их с дядей особняк, Скайуокер спрашивать не стал. Как и о том, с каких пор в нём устроили перепланировку, вдобавок ко всему прочему прилепив сбоку башню. Чисто интуитивно он сумел догадаться, что в этой самой башне его и ждал доктор Кеноби, а Вос, хоть не сказал ни слова, явно гордился его сообразительностью.

Дядя встретил Энакина возле дома, облаченный в длинный красный плащ, развевающийся за плечами, и с бокалом чего-то тёмно-алого в руке, усыпанной перстнями. Энакин искренне понадеялся, что в бокале было вино.

– Дядя Шив… то есть, великий Кощей! – Энакин моментально состроил самые милые глазки, какие обычно неукоснительно действовали на дядю. – Можно мне к доктору… ой, в смысле, принцессе Кеноби, а?

– Нет уж, племянничек! – гордо вздернул подбородок дядя. – Играть будем по правилам. Смерть моя – в Звезде Сме… То есть, Бессмертия. Достанешь её – получишь своего Кеноби.

На сей раз Энакину верхом на спине волка-Воса, который всю дорогу недовольно ворчал о том, что в следующий раз Скайуокер будет тащить его на своей спине сам, предстоял долгий путь к высокому дереву, на верхней ветви которого висел массивный сундук на цепях.

Не успел Скайуокер въехать, что здесь к чему, как прямо перед деревом будто из ниоткуда появился трехглавый дракон. Причём головы эти отдалёнными чертами напоминали дочь мэра и двух его племянниц. Все на одно лицо: с накачанными гиалуронкой губами, нарощенными ресницами и татуированными бровями.

– Это ещё кто? – испуганно прошептал Энакин, уставившись на Квинлана. Тот на сей раз не стал докучать нотациями, а честно ответил на вопрос:

– Змей Горыныч, – прошептал он затравленно. – Страшная зверюга. Опасная. И главное, непредсказуемая.

– Что надо тебе, путник? – высокомерно поинтересовалась голова слева, изучая наманикюренные коготки.

– Мне нужно достать смерть Кощея, – с предельной честностью ответил Энакин, уже даже не удивлённый, что разговаривает с мутировавшей ящерицей.

– Вот выйдешь за меня замуж – отдам тебе смерть Кощееву, – игриво ответила средняя голова.

Класс. Любимый, стало быть, отверг, зато мифическое земноводное от него без ума на все три головы. Просто класс. Спасибо.

– Я не могу за тебя выйти, я уже предложил свою руку другому. А вот сердце не успел, – продолжал быть предельно честным Энакин.

– Другой – не стенка, подвинется, – кокетливо похлопала ресничками голова справа. – Какие еще будут аргументы?

– Ну для начала, ящерица, он не может выйти за тебя замуж, потому что ты женского пола, а стало быть, на тебе он может лишь жениться, – вмешался Квинлан. – Но и здесь есть один нюанс: вот это вот создание во всём местном недоразумении играет роль благородного рыцаря, которого дожидается в башне принцесса, а ты – Змей Горыныч, что по умолчанию имеет мужской род и видовое отличие. И по закону жанра ты должен похитить и попытаться жениться на принцессе, но тут снова нюанс. Наша принцесса – это принц, но так как ты дракон женского пола…

Левая морда дракона глядела на Квинлана в ужасе, правая – в смятении, а средняя попросту таращилась куда-то в точку перед собой, переживая настигший её экзистенциальный кризис. Энакин верхом на Квинлане попросту объехал трехглавое препятствие.

– Этому учат на кафедре психиатрии, док? – восхитился Энакин.

– Не совсем, но я учился у мастера, – скромно оскалил пасть Квинлан.

Залезть на дерево оказалось недостаточно. Энакину предстояло избавиться от цепей, открыть сундук и достать оттуда Звезду. Усевшись на ветвь, Скайуокер ещё раз покрутил никчёмный металлический цилиндр, сняв его с пояса, и внезапно обнаружил на нём нечто, что вполне могло сойти за кнопку. Ярко-голубой лазер вспыхнул, стоило Скайуокеру нажать на неё. Избавиться от цепей теперь не представляло собой такой уж проблемы. Энакин, спрыгивая на землю вслед за сундуком, с сожалением подумал, что будь он чуточку сообразительнее несколькими минутами ранее – и можно было бы не тратить кучу времени на болтовню со Змеем Горынычем.

Столь же быстро расправившись и с замком, Энакин извлёк на свет уменьшенную модель Звезды Бессмертия с её причудливой шарообразной формой, созданной специально по заказу дяди Шива. Подбросив шар в воздух, Скайуокер взмахнул световым мечом так, будто всю жизнь владел этим навыком, и рассёк Звезду пополам прямо на лету.

– Похоже на какой-то пульт управления, – сообщил Энакин, изучая и вертя в руках неведомый предмет, оказавшийся внутри. Пожав плечами, уже наученный опытом юноша смело нажал на единственную кнопку.

Рядом моментально нарисовался дядя Кощей, что в панике хватался за голову:

– Что же ты наделал?! Это была кнопка вызова налоговой инспекции!

– Вот она, значит, какая – смерть Кощеева, – хмыкнул волк, обращаясь в самого обычного Квинлана. – Наконец-то я выполнил свой долг и могу вернуться к своей привычной форме.

– Энакин! – раздалось издалека.

Обернувшись, Скайуокер увидел доктора Кеноби, бегущего к нему по цветочной поляне, придерживая длинную юбку своего платья для удобства… Чёрт подери, Квинлан не солгал, и доктор Кеноби действительно был наряжен в нежно-розового цвета платье с рюшками и бантиками.

– Доктор Кеноби! – Энакин, расцветая счастливой улыбкой, со всех ног бросился навстречу.

– Энакин! – доктор тянул к нему свои руки, стремясь заключить в объятия, позабыв про свой весьма эпатажный для мужчины под сорок наряд.

– Доктор Кеноби! – повторил Скайуокер, вприпрыжку приближаясь к возлюбленному.

– Энакин! – послышалось совсем рядом.

Скайуокер открыл глаза в палате… Но та ли это была палата?

========== Энакин в стране галлюцинаций. Часть 2: невеста Франкенштейна. ==========

Энакин очнулся на столе морга. Странным ему показалось то, что доктора Вентресс рядом не было, зато над ним тут же склонился доктор Кеноби со скальпелем, в окровавленной маске и халате, который, видимо, не заметив, что тот проснулся, с упоением копошился в его внутренностях.

– Ты ведь хотел предложить мне своё сердце, так? – Кеноби кровожадно улыбнулся, доставая ещё бьющееся, истекающее кровью сердце из вскрытой грудной клетки Энакина.

Скайуокер завизжал, но не от боли, которую он должен бы был почувствовать, а от ужаса происходящего. А доктор Кеноби, небрежно сунув его сердце в карман своего белого халата, принялся сшивать место разреза, беззаботно что-то насвистывая.

– Ну всё, теперь можно начинать подготовку к церемонии, – весело протянул Оби-Ван, всё так же мыча себе под нос какую-то смутно знакомую мелодию, одним ловким движением отрезая нитку.

– Какой церемонии? – в лёгком замешательстве спросил Энакин, порываясь сесть и понимая, что прикован к столу металлическими креплениями за запястья.

– Церемонии нашей свадьбы, разумеется, – немного недоумевающим тоном ответил доктор Кеноби. – Ты же мне предложение сделал, забыл?

Не то чтобы Энакин был против прямо сейчас связать себя узами брака с любимым человеком. Но то, с какой безумной улыбкой смотрел на него Оби-Ван, сняв маску, по меньшей мере напрягало, заставляя припомнить все ужастики про маньяков, которые он пересмотрел за свою жизнь.

Освободив его от оков, обезумевший возлюбленный принялся вальсировать со Скайуокером, который только и мог что ступать за ним в танце, как кукла-марионетка. Они остановились напротив огромного зеркала, и почему-то Энакину и в голову не пришло поинтересоваться, откуда в морге зеркало. На Энакине было свадебное платье – белое, сшитое на старинный манер, и с кровавыми пятнами на нём. Все открытые части тела были словно сшиты вместе из отдельных лоскутов кожи. Энакин выглядел так, словно его порезали на части, а затем по частям сшили обратно. Лицо закрывала фата, но стоило Скайуокеру откинуть её назад, как он в ужасе отшатнулся от зеркала.

– Моё прекрасное создание. Невеста Франкенштейна, – любовно проведя по рассеченной шрамом щеке Энакина, протянул Оби-Ван.

Энакин протестующе замотал головой, но движения снова получались какими-то кукольными, неестественными.

– А вот и наши гости, – Оби-Ван заставил Энакина развернуться и взглянуть на Квинлана, Асажж и каким-то образом оказавшуюся здесь Асоку – Энакин всё ещё был уверен, что находится в «Звезде Бессмертия», а потому был слегка удивлён, откуда она взялась.

– Ну ты и чудовище, Скайрокер! – залилась смехом Асока.

– Моё почтение, доктор Франкенштейн, вы превзошли сами себя! – хрипло рассмеялся Квинлан.

– Кажется, кто-то так хотел быть частью семьи Франкенштейн, что был готов позволить искромсать себя и сшить заново, – с издевательским смехом добавила Асажж.

Помещение, в центре которого оказался Энакин после того, как Оби-Ван неизвестно когда успел его покинуть, заполнялось всё новыми и новыми лицами. Врачи и пациенты «Звезды Бессмертия», бывшие одногруппники Энакина, одногруппники Асоки, доктор Дуку, доктор Джинн, миссис Франкенштейн, мэр со всем своим семейством в полном составе… И все, как один, смеялись над Энакином.

– Ты урод!

– Чудище!

– Монстр!

Круговорот хорошо и не слишком знакомых лиц захлестнул его, и помещение вокруг Энакина начало вращаться с огромной скоростью, а всё вокруг стало сливаться в одно единое пятно, из которого зрение Энакина было способно вычленить лишь лицо доктора Франкенштейна-Кеноби, хватаясь за него, как за нить спасения.

Не выдержав больше слившегося в сплошное гудение шума голосов и бешеного вращения, Энакин зажмурил глаза, открыв их уже в палате. Перед собой он снова увидел зеркало, а в нём собственное отражение – уже без нелепого свадебного платья, но всё ещё безобразное. Завизжав, Энакин инстинктивно замахал перед собой руками, разбив зеркало на осколки.

К Энакину склонилась Асока, за спиной которой стоял Оби-Ван всё в том же страшном окровавленном халате. На лице девушки застыла насмешка.

– Ты что, правда думаешь, что теперь он тебя полюбит?!

***

Тем временем Кеноби не отходил от постели Энакина уже пару часов. Скайуокера, а заодно и самого хирурга, не желающего уходить домой после завершения внеплановой операции, уже заходили проведать Квинлан и Асажж, а теперь и приехавшая подруга Энакина – Асока, узнавшая о случившемся не то от Баррис, не то ещё от кого-то – девочка, частенько навещавшая приятеля на работе, успела познакомиться со многими здесь.

– Видок у него, конечно, ещё тот, – полушепотом прокомментировала Асока, глядя на бледное, но всё ещё красивое для Оби-Вана лицо Энакина, которое теперь рассекали шрамы.

Во сне Энакин то и дело дёргался, морщился, хныкал и стонал, и, честно говоря, Кеноби пожелал бы, чтобы эта милая девочка ушла, как и все прочие, оставив их наедине – тогда он смог бы беспрепятственно взять Энакина за руку или зарыться пальцами в русые кудри.

– Со временем станет почти незаметно, – заверил её Кеноби, для которого спустя столько времени созерцания Энакина все его изъяны стали, словно родные.

– Знаете, ни за что не поверила бы, что он попал в аварию. Энакин рассказывал, что занимался мотокроссом с десяти лет. И так глупо попасть под фуру?.. Я бы скорее поверила в то, что он специально это сделал, – фыркнула Асока.

Оби-Ван поморщился, ощутив неприятное колющее чувство в груди, и кашлянул, слегка похлопав себя ладонью по грудной клетке, чтобы от него избавиться.

– Я думаю, твоё посещение на сегодня закончено. Энакин, как видишь, не в состоянии и вряд ли будет, даже когда придёт в себя. Но я уверен, что он будет рад видеть тебя завтра, – вежливо выпроводил девушку Кеноби.

Стоило ей уйти, как Энакин открыл глаза. И первой его фразой был не вопрос о том, где он или что произошло, как это порой бывало с пациентами. Она была совсем иной.

– Доктор… Я теперь урод? – дрожащим голосом спросил Скайуокер.

– Нет, что ты, – Оби-Ван улыбнулся, положив руку на постель Энакина, рядом с его собственной, будто собираясь невзначай коснуться. В принципе, это бы он и сделал, если бы не…

– Где мой племянник?! Я хочу его видеть! – раздались из коридора возмущенные вопли Палпатина, а спустя минуту в палату ворвался и он сам. – Эни! Мальчик мой! Что же с тобой сделали?! – всплеснул руками Палпатин.

– Дядь, меня фура убила, – ответил явно ещё не до конца отошедший от наркоза Энакин.

– Я уже в курсе произошедшего. Тот недоносок, что был за рулём, понесёт наказание, я это так не оставлю! Но главное, что ты жив… Оставьте нас, пожалуйста. Мне надо поговорить с племянником, – приказным тоном заявил директор «Звезды Бессмертия».

Пришлось выполнять его требования, поскольку обсуждению они не подлежали, а Оби-Ван вместе с тем ощутил жуткую усталость, будто его веки стали вдруг неподъемными, а в глаза насыпали песка. Казалось, ещё чуть-чуть, и он свалится прямо здесь. Вверив Энакина заботам любящего дяди, Кеноби всё же решил позволить себе такую роскошь, как пара часов сна. О предстоящем разговоре с Энакином на тему своих чувств он подумает позже.

========== Призрак фуры из прошлого ==========

Спустя неделю почти вся клиника собралась в палате Энакина после окончания рабочего дня. Доктор Вос даже принёс две бутылки коньяка. Энакину, впрочем, доктор Кеноби пить его категорически запретил, поскольку с обезболивающими, которыми его кололи, алкоголь не сочетался. Баррис по такому случаю вызвалась сходить к автомату с напитками за соком для Скайуокера, за что Энакин был ей благодарен. Зато вот талисман «Звезды Бессмертия» Гривус старался незаметно подставить свой стакан под бутылку, из которой разливали коньяк, за что очень быстро получил этим стаканом по голове от Шаак Ти, которая, наученная теперь горьким опытом, опасалась за здоровье любимого. Немного поворчав, Гривус сам отправился за соком, поскольку спорить с Шаак – себе дороже.

С Гривусом, лежащим в соседней палате, Энакин успел за неделю, в течение которой тот от нечего делать приходил к нему по несколько раз в день, едва ли не подружиться. Кажется, о медицине Энакин за эти дни узнал от Гривуса куда больше, чем за годы в университете. Правда, заходить он мог лишь тогда, когда в палате Энакина отсутствовал доктор Кеноби, а такие минуты выдавались нечасто.

– Эх, жалко, что тебя, Скайуокер, до моего отделения так и не довезли, – в своем стиле сыронизировала доктор Вентресс.

Все засмеялись, включая самого Энакина, но вот доктор Кеноби промолчал. Сначала замер, с тем же пугающим молчанием глядя на свой стакан, а затем резко поставил его на стол и вышел. Энакин так и не понял, что вызвало столь бурную реакцию: доктор Вентресс всегда шутила подобным образом, а порой и вовсе заявляла, что не прочь однажды увидеть среди своих пациентов и самого хирурга. Но Кеноби всякий раз как минимум улыбался её чёрному юмору. Что же произошло на сей раз?

***

Дядя Шив исправно посещал Энакина в больнице каждый день. И исправно притаскивал с собой не только еду, одежду, книги, наушники и всё прочее, что обычно приносят людям в больницу, но и ещё кучу тех вещей, о которых не просил ни Энакин, ни тем более врачи, абсолютно ошалевшие, когда в палату внесли огромный плазменный телевизор. Позже Энакин, правда, догадался попросить у дяди Шива привезти ему ещё и приставку, и с тех пор его дни в больничной палате были заметно скрашены. Далее к интерьеру палаты добавились ноутбук, музыкальный центр, микроволновка, электрический чайник, и – вот этого Энакин и сам никак не мог понять, зачем – персидский ковёр и бархатные шторы с кисточками вместо привычных жалюзи.

Доктор Кеноби на все эти обновления лишь неодобрительно вздыхал и качал головой, не решаясь спорить с самим директором по поводу их необходимости, но вот в приставку с Энакином по вечерам играл с удовольствием. Энакин первое время постоянно проигрывал благодаря тому, что из двоих рук нормально функционировать теперь могла только одна, но со временем приспособился делать многие вещи одной лишь левой.

Первое время ему, конечно, было тяжело держать даже ложку или зубную щётку вдобавок ещё и по той причине, что из всех четырёх конечностей Энакин не чувствовал у себя ни одной. Порой даже просыпался в лёгком ужасе, чтобы убедиться, что хоть он и искалечен слегка, но в целом находится в полной комплектации. В принципе, даже из этого можно было извлечь маленькую выгоду.

– Доктор, а почему я не чувствую конечностей? Это нормально? – поинтересовался однажды Энакин во время того, как Оби-Ван, сидя на краю его постели, в очередной раз помогал ему нормально поесть и кормил с ложки.

– Это нормально, ты же постоянно на обезболивающих, но не волнуйся, скоро всё придёт в норму, – успокоил Оби-Ван, а затем хитро улыбнулся. – Думаю, сейчас, когда у тебя понижен болевой порог, самое время сделать пирсинг копчика.

– Что? – Энакин подумал было, что ослышался.

– Ну помнишь, ты просил меня проколоть тебе копчик? – Кеноби явно вселился, глядя на ошалевшее лицо Энакина.

– Да нет, нет, я передумал, спасибо, – Энакин покраснел и замотал головой, продолжив послушно кормиться с ложечки, не поднимая взгляд.

– Ну как скажешь, – Кеноби напоследок ещё раз лукаво улыбнулся и вернул себе серьёзное выражение лица.

***

Неизвестно, связано это было с теми же обезболивающими или ещё чем-то, но сны Энакину сниться начали странные. Часто после них, просыпаясь, он долго сидел в задумчивости и пялился в идеально белую стену палаты, а перед глазами продолжали мелькать картины давно забытого прошлого. Ещё недавно он не мог вспомнить о родителях ничего, кроме имён и дат на мраморном надгробии. Но теперь вспоминал так, словно это всё было вчера: папины глаза с шальными искорками, когда он показывал малышу Эни очередной фокус, и мамин голос, поющий на ночь колыбельные. Это всё казалось Энакину таким родным, но в то же время таким удивительным.

Но в очередное утро после сна доктор Кеноби, зашедший проведать Энакина, обнаружил его в слезах.

– Энакин, что случилось, что-то болит?! – Оби-Ван выглядел не на шутку взволнованным, подбежав к постели Энакина.

– Ничего, доктор, мне приснился очень плохой сон, – грустно улыбнулся Энакин, взяв руку Оби-Вана, которую он протянул ему, садясь на край кровати, в свои.

– Расскажешь?..

Энакин открыл было рот, но тут в палату заглянули, вежливо напомнив доктору Кеноби о начале сложной операции.

– Пусть оперирует доктор Тачи, – Оби-Ван даже не взглянул на медсестру, чьи брови от изумления подпрыгнули и спрятались за медицинской шапочкой.

Доктор Сири Тачи вот уже несколько лет безуспешно, но с упрямством, которому можно было только поаплодировать, боролась с доктором Кеноби за звание лучшего хирурга клиники и вожделенное кресло заведующего, которое тот так просто отдавать, разумеется, не собирался. И вот теперь чуть ли не собственными руками усадил в него соперницу, отдав ей важнейшую плановую операцию, к которой они готовились полгода. В сложившихся обстоятельствах Оби-Ван и думать о ней забыл. Все равно на работе он вряд ли сможет сконцентрироваться, перед глазами будет стоять лишь напуганный, дрожащий и плачущий Энакин, который глубоко вздохнул и принялся за повествование.

Это случилось девятнадцать лет назад.

Энакин Скайуокер-старший был очень горд собой. Не каждый в свои тридцать два года способен достичь таких высот в области кардиохирургии, в которой он стал одним из самых выдающихся врачей не только города, но и штата, а еще Энакину невероятно повезло в личной жизни. В двадцать пять он женился на до безумия любимой девушке, красавице Шми Палпатин, в двадцать семь стал счастливым отцом очаровательного малыша Эни – они с супругой сразу договорились, что сына назовут только Энакином, а дочку – исключительно Шми. И всего лишь тридцать было Скайуокеру, когда он стал заведующим отделения в клинике, где работал. Прошло каких-то два года, и вот он уже вёз семью посмотреть на то, как строится его собственная клиника.

Пятилетний сын сидел сзади в своём детском кресле. Малыш радовался мокрому снегу за окном: раз снег, значит, скоро Рождество, на которое папа пообещал подарить ему его первый детский байк. Энакин мечтал стать мотогонщиком, но куда больше – доктором, как папа. Отыскав на сидении пакетик сосательных конфеток, Энакин открыл его и, разворачивая фантики, принялся отправлять одну за другой себе в рот. Мальчику показалась забавной идея набить конфетами щёчки, как у хомячка. Папе, который поглядывал в зеркало заднего вида, судя по всему – тоже. Подмигнув Энакину, он продолжил сосредоточенно следить за дорогой. Зато вот мама, повернувшись, ахнула, увидев, что всё заднее сидение усыпано пустыми фантиками, а Энакин довольно и хитро улыбается.

– Эни, так нельзя, у тебя ведь зубки будут болеть, – мама забрала у сына пакет с оставшимися конфетами, пригрозив пальцем.

– Я пить хочу, – пожаловался Энакин-младший, глядя на то, как мама со вздохом начинает искать что-то в своей сумке и протягивает ему бутылочку с водой. Сделав пару глотков и избавившись от липкой сладости во рту, малыш с любопытством поинтересовался: – А куда мы едем?

– В нашу будущую клинику, – довольно пояснил Энакин-старший. – Посмотришь, где папа теперь людей лечить будет. А когда ты вырастешь, она станет твоей, если захочешь.

– Здорово! – улыбнулся мальчик, похлопав в ладошки. – А давайте в цвета играть?

– В цвета? Как это?

– Ну, кто-то называет цвет, а кто первый найдёт что-нибудь этого цвета, тот и выиграл, – пояснил Энакин правила придуманной им же на ходу игры. – Давай ты первый.

– Пусть будет… Красный.

Мальчик надул щечки и нахмурил бровки. Когда он напряжённо о чём-то думал, он всегда делал это забавное личико. Прилипнув к окошку, он внимательно созерцал сменяющийся вид, когда его вдруг осенило.

– Красный грузовичок! – Энакин ткнул пальчиком в сторону лобового стекла.

Энакин-старший имел одну слабость – любил лихачество за рулём. И на сей раз судьба сыграла с ним злую шутку, когда он решил объехать медленно едущую перед ними фуру по встречной полосе, но не заметил той, что выскочила из-за поворота и теперь шла прямо на них. Сворачивать было некуда, и Скайуокер со всей дури ударил по тормозам, которые отчего-то именно в этот момент решили не сработать. Совсем близко ослепительным светом вспыхнули фары, и сигнал гудка сменился на отвратительный скрежет металла.

– …Я был единственным, кто выжил, – закончил свой рассказ Энакин, уже всхлипывая на плече обнимающего его доктора Кеноби.

– Энакин, мой мальчик! – зашедший как всегда не вовремя дядя Шив всплеснул руками, застав племянника плачущим, и чуть ли не подлетел к кровати.

Отлипнув от доктора Кеноби, Энакин уткнулся лицом в грудь дяди и продолжил всхлипывать.

– Дядя Шив!

– Ну-ну, Эни, расскажи мне, в чём дело?.. – Палпатин кинул недовольный взгляд поверх макушки племянника на Оби-Вана, от которого тот ощутил себя не в своей тарелке.

Доктор Кеноби, осторожно поднявшись, будто боясь издать в этот момент хоть один звук, крадущимся шагом поспешил к двери. Однако не успел даже открыть её, отдёрнув ладонь от ручки, поскольку дверь распахнулась раньше. И на сей раз это оказались не ищущие его по всему отделению медсестры и даже не скайуокерские первокурсники, что все как один имели привычку всякий раз врываться так, что дверь почти слетала с петель, а лично шериф города.

– Шив Палпатин? – в руках шерифа блеснули наручники. – Немедленно отойдите от мистера Скайуокера и вытяните руки перед собой. Вы арестованы!

========== Очень большие перемены ==========

На суде Энакин не был. Во-первых, к тому моменту его ещё не выписали из больницы, а во-вторых, не хотелось лишний раз смотреть в глаза дяде Шиву. Но всё же не сдержался и включил видеозапись из зала суда – единственное, на что его хватило.

На миллионера, баллотировавшегося в губернаторы штата, журналисты независимых газет нарыли множество различного компромата. Достаточного для того, чтобы полиция тоже заинтересовалась многими его делами. Были среди них и взятки, и уклонение от налогов, и спонсирование множества весьма сомнительных дел, и даже хранение весьма пикантных фото племянника, в том числе и несовершеннолетнего, сделанных скрытыми камерами. Но вместе с тем всплыло и одно дело девятнадцатилетней давности, которое в ту пору удачно замяли.

Энакин никогда не садился за руль машины Шми, и Шив прекрасно знал это так же как и то, что Энакин не доверял другим водителям, включая собственную жену, и всегда предпочитал водить сам. Шиву казалось, что всё было спланировано идеально: тормозные шланги были повреждены очень искусно, никто бы и не посмел заподозрить Палпатина в гибели родной сестры… Ровно до того момента, как ему позвонили, сообщив об аварии, о том, кто был за рулём машины Шми, и указав количество погибших.

Возможно, это была его, Шива, карма за содеянное, а возможно судьба Энакина – умереть в один день с Шми, но именно в тот день Скайуокер-старший впервые сел за руль машины жены, сдав свою в автосервис по каким-то одному ему известным причинам. Шив до сих пор помнил, как забирал малыша Эни из полицейского участка. Маленького, напуганного и даже не успевшего понять, что произошло, донимающего полицейских вопросами, когда его заберут папа или мама. К счастью, хотя бы в этом судьба сжалилась, и ребёнок даже не пострадал.

У Эни были отцовские глаза, и вместе с тем, как он подрастал, Шив улавливал всё больше сходства между двумя Энакинами – тем, которого он потерял, и тем, которого они могли бы сейчас воспитывать, как общего сына. Они одинаково смотрели, одинаково улыбались, одинаково хмурились, и это разбивало Палпатину сердце, служа вечным напоминанием о его самой большой потере. Даже их смех звучал одинаково. Энакин всегда так смеялся над шутками… а шутками ли?.. Шива о том, что он с радостью увёл бы его у Шми.

За девятнадцать лет не прошло ни дня, чтобы Палпатин не вспоминал Энакина и не ставил себе в вину произошедшее с ним, но со дня похорон побывал на могиле лишь раз. Слишком больно было видеть его имя рядом с именем сестры. Это было выше его сил.

Шив Палпатин, проигнорировав старания своего адвоката, чистосердечно сознался в организации аварии, повлекшей смерть своей сестры Шми Скайуокер и её мужа Энакина Скайуокера-старшего. До остальных обвинений ему не было никакого дела. Одного лишь предумышленного убийства и педофилии хватило с головой для пожизненного заключения. Часть его имущества оказалась конфискована, другая передана племяннику – Энакину Скайуокеру-младшему, как и «Звезда Бессмертия», что по праву наследования принадлежала ему изначально.

Первым делом после выписки Энакин переехал из роскошного дядиного особняка в дом своих родителей. Ну как переехал… Собрал лишь самое необходимое: одежду и некоторые книги, а к дорогим подаркам дяди даже не притронулся. Квартира Скайуокеров нуждалась в капитальном ремонте, но этот факт смущал Энакина куда меньше, чем необходимость жить в доме убийцы. Особняк был поспешно продан по цене куда ниже той, что полагалась бы за него в действительности, как и всё остальное имущество дяди, а вырученные деньги анонимно перечислены детским домам.