Текст книги "Звезда Бессмертия (СИ)"

Автор книги: Ophelia Stern

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Сейчас, когда Скайуокер стал интерном, а его перваки носили гордое звание второкурсников, он все еще поддерживал дружеские отношения с некоторыми из них. Например, с Асокой – смуглой и голубоглазой бойкой девчонкой, с которой они еще в первый день скайуокеровского кураторства друг друга невзлюбили, воюя за лидерство и многократно споря о том, кто главнее – куратор или староста группы. В тот же самый первый день Энакин получил прозвище Скайрокер, а Асока в ответ стала именоваться Шпилькой, и эти прозвища так приелись для всего универа, что мало кто в принципе обращался к ним по именам. Зато, как следствие, именно с Асокой Энакин сдружился более всех остальных.

Поэтому, когда Асока, пришедшая за какой-то справкой, повстречалась Энакину в «Звезде Бессмертия», он весьма охотно согласился провести девчонке экскурсию по всей обширной дядиной клинике. Особо неизгладимое впечатление на Асоку произвело знакомство с местным талисманом Гривусом, и дабы закрепить увиденное и услышанное, Энакин повел подругу в морг.

Надо сказать, что девушкой слабонервной Асока никогда не являлась, а потому ее несильно испугали ни сами «жмурики», как ласково называла своих пациентов доктор Вентресс, ни рассказы Энакина о том, что порой кто-то из них то шевелится едва заметно, то, проходя мимо морга, можно услышать какие-то странные звуки (признаться, тут она дала фору Энакину, который после первого посещения морга с сопутствующими подобными этим рассказами в исполнении Вентресс еще очень нескоро решился хотя бы просто приблизиться к моргу). Но как только на стоящем чуть поодаль столе кто-то зашевелился, Асока все-таки потеряла самообладание и, завизжав, благополучно упала в обморок (Энакин даже выдохнул с неким облегчением, а то ведь почти всерьез в комплексы ударился).

Вентресс, слезая со стола, недовольно протерла глаза, размазав тушь и чёрные тени ещё больше, и начала приближаться к источнику шума. Увидев вначале Скайуокера, с подзависшим видом склонившего голову, а затем незнакомую девчонку, лежащую на полу в позе трупа, Асажж веселым голосом осведомилась:

– Это ты мне вскрывать привел?

– Нет-нет, это не вскрывать! – тут же всполошился Энакин, пытаясь заставить подругу прийти в себя.

– Ну уж нет. Что упало, то вскрываем! – настаивала на своем Вентресс, окончательно перепугав пришедшую в чувства Асоку.

На выручку, как обычно, явился успевший потерять своего интерна доктор Кеноби, который клятвенно заверил Вентресс в том, что кого вскрывать ей в ближайшее время найдется, ведь с таким ассистентом он, вероятно, скоропостижно скончается от инфаркта.

– Это и есть тот доктор, в которого ты втюрился? – уточнила Асока, стоило Кеноби лишь выйти из лифта, на котором они поднимались из царства мертвых в мир живых, то есть – из морга в остальную клинику. – Староват для тебя, не находишь?

– Что?! Когда это я тебе такое говорил, Шпилька?! – возмутился Скайуокер, нахмурившись. – И вовсе он не старый, это ты рядом с ним соплячка, – Энакин был готов отчаянно и верно защищать честь возлюбленного до конца. Однако не пришлось: Асока, явно пожалев его, сама сменила тему.

– Прямо ты, может, и не говорил, но сам факт того, сколько ты о нем треплешься, навевает на определенные размышления, – хмыкнула Асока, закатив глаза при взгляде на покрасневшую физиономию Энакина. – Ну раз уж этот доктор такой расчудесный и талантливый, он же не откажется сделать мне пирсинг? А то я никак не найду, кому можно доверить свой нос, – пожаловалась она.

Энакин, разумеется, ответил, что такими глупостями, как пирсинг, хирург уровня Кеноби заниматься не станет, но вместе с тем в голове его уже начинал созревать новый план завоевания неприступного хирурга. Асока – гений.

Как уж там доктор Вос говорил? Привлечь его чем-то, что ему нравится. А что доктору Кеноби нравится? Правильно. Резать, колоть и всячески кромсать человеческие тела. Отлично!

На следующий же день во время перерыва Энакин, собравшись с духом, подошел к Оби-Вану с весьма необычной просьбой.

– Знаете, доктор. Я уже очень давно хочу сделать пирсинг, но проблема в том, что я ведь не могу довериться кому попало. А вы все так деликатно всегда делаете, и потом, вы же медик с таким стажем, наверняка вам труда не составит…

– Конечно же, я мог бы сделать тебе пирсинг, —воодушевлённо подскочил заулыбавшийся Кеноби. – Так что как только надумаешь, так я сразу…

– Я уже даже серьгу купил! – перебил его Энакин, тут же слегка сбавив тон. – Ну просто понимаете, я очень давно мечтал об этом…

– Где колоть будем? – невозмутимо уточнил Кеноби. – Губа? Бровь? Язык?

– Я хотел бы проколоть копчик! – тут же уверенно заявил Скайуокер, подскакивая с места и поворачиваясь задом к Оби-Вану с явным намерением продемонстрировать ему не только будущее место прокола, но и все, что пониже.

– Энакин, Энакин, стой! Я в курсе, где находится копчик! – протестующие замотал головой Кеноби, выставив перед собой руку и жестом намекнув Энакину натянуть обратно штаны, и с облегчением выдохнул, когда он все же сделал это. – Тебе дядя-то хоть разрешил? – с некой надеждой, причем явно на отрицательный ответ, спросил доктор.

– Мне и не требуется его разрешение, мне двадцать три, а не тринадцать! Но если вас это так беспокоит, вот прямо сейчас позвоню и спрошу, – оживился Энакин, на что Оби-Вану ничего не оставалось, кроме как дать молчаливое согласие.

Набрав номер любимого дядюшки, Скайуокер включил громкую связь, тут же, не тратя времени на приветствия и прочую дань вежливости, переходя к делу:

– Дядя Шив, слушай, а можно мне пирсинг сделать?!

Мистер Палпатин, судя по всему, был чем-то чрезвычайно занят, потому звонку племянника и тем более его абсолютно идиотскому вопросу совершенно не обрадовался.

– Да хоть жопу себе проколи! – раздалось недовольное ворчание из трубки, после чего Скайуокер с довольной физиономией отключил вызов.

– Слышали?! Он разрешил! – ликующе воскликнул Энакин, выжидающе уставившись на Оби-Вана. – Ну так что?

– Ладно, так и быть, – осознав безысходность своей участи с неизбежной необходимостью касаться скайуокеровской пятой точки, Кеноби с присущей ему рассудительностью решил, что перед смертью не надышишься, и чем скорее сие произойдет, тем быстрее останется позади. – Ты пока устраивайся поудобнее, а я схожу за инструментами.

К тому моменту, как Кеноби вернулся в ординаторскую со всем необходимым, Энакин уже был в полной готовности, а именно – раком на кушетке со спущенными штанами, полностью оголяющими филейную часть.

– Штаны можно слегка подтянуть, мне нужна только копчиковая область, а не твои ягодицы, – хмыкнул Оби-Ван, беря в руки шприц со здоровенной, на взгляд очень зря взглянувшего в этот момент через плечо Энакина, иглой. – Анестезию делать будем?

– Нет, пожалуй обойдемся, – нервно сглотнул Энакин.

– Ладно, – спокойно пожал плечами Кеноби, беря иглу для пирсинга, что была в два раза толще и в два раза длиннее первой.

– Нет, давайте все-таки анестезию, – вскричал выпучивший в ужасе глаза Энакин, уткнувшись в свои сложенные вместе руки.

– Да не сжимайся ты так, я еще даже не притронулся! – упрекнул Скайуокера Оби-Ван, произведя сей фразой, вырванной из контекста, в сочетании с увиденным воистину неизгладимое впечатление на зашедшего в этот момент Мола.

– Пизда, – в привычной, но какой-то очень уж растерянной манере прокомментировал тот.

– Чего нет, того нет, – ляпнул Энакин, чувствуя, как краснеет.

В дверях поспешно покидающий ординаторскую Мол столкнулся с Мейсом Винду, который, стоило всей картине разврата, развернувшегося в ординаторской средь бела дня, предстать перед его глазами, воспылал праведным гневом.

– Возмутительно! Что вы позволяете себе на рабочем месте в рабочее время?! Если уж вы сторонники однополых отношений, то я бы попросил вас хотя бы оставлять свои извращения дома, за закрытыми дверями! Доктор Кеноби, чтобы к концу рабочего дня на столе главврача была объяснительная, почему вы занимаетесь на работе неположенными вещами!

– Мейс, это не то, что ты… – Оби-Ван со вздохом закатил глаза, когда Винду, видимо, не в силах больше лицезреть картину вопиющего разврата, покинул ординаторскую, ворча что-то про содомитов.

После этого штаны Энакин все же подтянул от греха подальше, и весьма вовремя, поскольку не успел Кеноби ввести иглу, а в дверях нарисовался уже дядя Шив собственной персоной. Энакин и не подозревал, что дядюшка сегодня навещал свою больницу.

– Энакин, что ты вытворяешь?! Немедленно слезай! – с порога воскликнул дядя, явно грозя самолично стащить племянника с кушетки, если тот не выполнит его указания.

– Дядя Шив! – недовольно проныл Энакин. – Но ты же сам сказал, что мне можно!

– Ничего я такого не говорил, молодой человек. Я с вами дома поговорю, – нахмурился Палпатин, но тут же расплылся в улыбке. – Эни, ну что за глупости? Ты у меня и без пирсинга красивый. Ну скажите же, доктор Кеноби?

Теперь и Энакин, усевшись на кушетке, заинтересованно уставился на Оби-Вана, явно желая знать его мнение по поводу своей красоты, но тот лишь неопределенно покивал головой, желая сейчас оказаться где угодно, но только не в этой клятой ординаторской.

Очередная по счету попытка соблазнения Кеноби с треском провалилась.

========== «Лунная призма, дай мне Силу!» ==========

Энакин с доктором Кеноби сидели в ординаторской и преспокойно пили чай, когда к ним зашла… нет, ворвалась доктор Вентресс, захлопнув за собой дверь с такой силой, что чашка Скайуокера непроизвольно содрогнулась в его руках и едва не опрокинулась на крайне нежелательное для этого место.

– Что, доктор Вентресс, ваши смурфики все-таки устроили зомби-апокалипсис? – осведомился Энакин, поспешно ставя чашку на стол от греха подальше.

– Да нет, думаю, в этом случае доктор Вентресс обрадовалась бы и немедля возглавила их ряды, – хмыкнул Оби-Ван и, аристократично глотнув чаю, поставил свою чашку на стол. – Что случилось, Асажж?

– Ничего, – хмыкнула Вентресс, подняв голову и прошествовав к столу. – Просто решила тут отдохнуть. А ты иди, тебя там пациент ждет, – сообщила она, достав пилочку и принявшись подтачивать и без того идеальные с виду ногти.

– Что? Это кто же? – Оби-Ван, подойдя, выглянул из-за двери и тут же без особого удивления, скорее с сарказмом, прокомментировал увиденное: – Надо же, какие люди. Давно не виделись.

Подошедший Энакин, которому стало любопытно, успел разглядеть незнакомого ему парня весьма колоритной внешности: здоровый татуированный качок ростом метра под два и в дополнение к этому факту – с абсолютно дикой прической в виде ядерно-желтого ирокеза. Из слов Оби-Вана он успел понять, что этот громила был еще одним постоянным пациентом вроде Гривуса.

– Вот поэтому ты и иди, а я тут посижу, – безапелляционно заявила Асажж, успевшая приватизировать место Кеноби.

Оби-Ван обреченно вздохнул, выходя из ординаторской в коридор как на смертную казнь: Саваж Опресс был из тех, кого отделениям хирургии и травматологии хотелось видеть в числе пациентов доктора Вентресс даже не во имя бонуса в виде халявной бутылки вискаря, а просто потому что морг – это единственное отделение больницы, оказавшись в котором, этот здоровяк не нанесет ей имущественный ущерб. Пока что на счету мистера Опресса была сломанная пополам кушетка, треснувший рентген-аппарат, нос неудачно подвернувшегося санитара и стул с поломанными ножками.

– Здравствуйте, доктор Кеноби, – смущенно пробурчал громила своим басом, стоило Оби-Вану приблизиться. – Вы не видели доктора Вентресс? Мне показалось, я ее видел в коридоре, но она отшатнулась и пробежала мимо. А я хотел пригласить ее на свидание. Как думаете, в этот раз она согласится?

Оби-Ван как раз задумался над тем, как бы помягче высказаться относительно шансов Саважа на свидание с Асажж так, чтобы сохранить при этом в целости свою челюсть, когда в отделение влетел доктор Мол с выражением крайнего беспокойства на физиономии (и это при том, что физиономия Мола, как правило, носила установленное на ней по умолчанию выражение «идите в пизду»).

– Саваж! Что за пиздец опять с тобой произошел?! – подлетев, Мол буквально отпихнул в сторону Кеноби.

– Я подрался, и меня ткнули ножом, – сознался Саваж, тыча пальцем в рану, что на его внушительном плече выглядела как царапина. Оби-Ван хотел поинтересоваться, жив ли вообще тот несчастный, что, видимо, пытался обороняться от двухметровой горы мышц, но вовремя прикусил язык, дабы ненароком не повторить его судьбу. Обидеть Саважа мог каждый. А вот не оказаться в реанимации после этого – не каждый.

– Что я говорил тебе насчет драк?! – Мол упер руки в бока, уставившись снизу вверх на Опресса.

– Что драться плохо, – опустил взгляд Саваж.

Кеноби уже не впервые доводилось наблюдать подобную сцену. Мол был старшим из трех братьев, каждый из которых был у его матери от разных мужей, и считал святой обязанностью опекать младших, включая здоровяка Саважа, которому достигал разве что плеча, так, словно им было по пять лет. Дабы поскорее покончить с этой не самой приятной частью рабочего процесса, хирург клятвенно заверил Мола, что вернет ему брата в ценности и сохранности минут через десять, и предложил Саважу пройти в операционную.

Асажж Вентресс спустя полчаса все же решилась выбраться из своего укрытия и перебраться к себе в морг, где по крайней мере можно использовать жмуриков в качестве живого… то есть, разумеется, мертвого, щита. Однако, в первом же коридоре столкнулась лицом к лицу (а точнее сказать – к груди, поскольку до лица существенно не дотягивала) с Саважем, который, увидев ее, просиял.

– Асажж!.. Эм… Привет, – здоровяк, засмущавшись, отвел взгляд. – Я как раз надеялся тебя увидеть.

– Ну тогда логичнее для тебя будет попасть в другой раз на прием не к доктору Кеноби, а прямиком ко мне, – плотоядно улыбнулась Асажж, собираясь пройти мимо, но увы, Саваж занял собой весь узкий больничный коридор. А далее из-за его спины выскочил доктор Мол.

– Это, Асажж, ты пиздатая, – затараторил он. – Я слышал, ты ужасы любишь. Может, сходим вечером в кино на какой-нибудь пиздецок?.. Это я от лица Саважа, если что!

– Кеноби, спрячь меня от этих ненормальных! – взмолилась Вентресс, поспешно скрываясь за спиной оказавшегося не в то время и не в том месте Оби-Вана. – Я замужем, Мол! Сколько раз повторить надо, чтобы в ваших с братом пустых головах хоть что-то отложилось?!

– Саваж, ну че ты как пиздюк? – укоризненно произнес Мол. – Телочки любят, чтобы их добивались, а ты чего?

Опресс, приободренный словами брата, потянулся к Вентресс в явной попытке выудить ее из-за укрытия. Доктор Кеноби, смущенный таким напором, начал отступать к стенке, оттесняя заодно и Вентресс, в то время как не менее смущенного Саважа со спины подталкивал Мол.

– Ну и жесть, даже из Палпатина-младшего, пытающегося к тебе подкатить, пикапер лучше, чем из этих двоих! Как Мол вообще умудрился увести твою бабу?! – высказала Оби-Вану свое недовольство Вентресс, вовремя вывернувшись и не оказавшись прижатой к стенке. В отличие от Кеноби.

Отправившийся на поиски возлюбленного Энакин был неприятнейшим образом удивлен, обнаружив Оби-Вана зажатым у стенки виденным сегодня качком. Впрочем, кажется, самому доктору Кеноби это нравилось не больше чем Энакину, а исходя из этого, Скайуокер путем недолгих домыслов рассудил, что у него на глазах происходит наглое домогательство и попытка изнасилования его любви.

Такой вопиющей наглости средь бела дня Энакин стерпеть не мог, будь его оппонент хоть трижды двухметровым громилой. Очень кстати Скайуокеру вспомнилось, что в школьные годы он, вопреки возражениям дядюшки Шива, увлекся восточными единоборствами, и более того, к окончанию школы уже имел черный пояс по тхэквондо.

Рассудив, что если не постоит сейчас за честь любимого, то станет недостоин ни его, ни черного пояса, и что внушительные габариты, в три раза превосходящие его собственные – ничто перед ловкостью и скоростью реакции, а также годами тренировок, Энакин взмахнул волосами, которые благодаря очень к месту установленному вентилятору развевались за его спиной, как в лучших традициях аниме, сверкнул решимостью в глазах, пулей пересекая коридор, подскочил с грацией, достойной прирожденного ниндзя, и нанес противнику коронный удар с ноги по голове. Все было на высшем уровне, но Энакин не учел одного: он не в аниме.

– Ай! Больно! – Скайуокер, свалившись на пол, схватился на ногу, в которой после встречи с твердой, как булыжник, головой Саважа, что-то подозрительно хрустнуло.

– Это еще кто? – отступив на шаг и почесывая репу, которую, кажется, только что что-то слегка задело, Саваж с интересом принялся изучать распластавшееся у его ног тело.

– Это мой, – обреченно произнес Оби-Ван, хоть и выдохнул, наконец, свободно, после чего склонился к Скайуокеру, кинув на двух братьев беглый взгляд и поспешно пояснив: – Мой интерн, в смысле… Ты в порядке, Энакин?

– Нога-а-а… – простонал Скайуокер, поскуливая от боли.

– Идти можешь? – осведомился Кеноби, на что Энакин, поднявшийся на ноги, отрицательно замотал головой, удерживаясь на одной ноге и поджимая поврежденную. Оби-Ван цокнул языком: – Ясно. Давай, держись за меня, посмотрим, что у тебя там – надо убедиться, что перелома нет.

Хирург заботливо подхватил своего незадачливого интерна на руки, унося его в отделение, и Энакин обвил его руками за шею, согласный сейчас, кажется, не то что на гипс, а сразу на ампутацию, лишь бы его еще вот так потаскали на ручках.

– Доктор Кеноби, а можно я буду называть вас «семпай»? – влюбленно пробормотал Энакин, явно воспринявший молчание Оби-Вана, как знак согласия.

Саваж, оглядевшись по сторонам, осознал, что Асажж поблизости нет, и, поникнув своими массивными плечами, двинулся к выходу мимо стойки регистрации.

– Эх, ну и дура же эта Вентресс, – со вздохом сообщила Баррис околачивающейся поблизости со стаканом кофе молодой психотерапевту Эйле Секуре. Баррис уже успела заценить из окна байк Саважа, припаркованный рядом со скайуокеровским. – Такого мужика из-за своего старикана Дуку динамит…

========== Миссис Франкенштейн или Семейные тайны доктора Кеноби ==========

Проработав в больнице без малого пять месяцев, Энакин был уверен, что больше никаких сюрпризов жизнь в «Звезде Бессмертия» ему не подкинет. Однако хватило одного взгляда на выражение лица вбежавшей в ординаторскую, где собралась вся их обычная компания, Баррис, чтобы понять, что испытать очередной шок ему только лишь предстоит.

– Миссис Франкенштейн здесь! – отчиталась Оффи, застыв на пороге и тяжело дыша, видимо, от быстрого бега.

В ординаторской повисла пауза, наполнившая комнату молчанием, после которой Энакин наблюдал, как доктора Кеноби, Вос и Вентресс, синхронно повскакав со своих мест, принимаются торопливо приглаживать одежду, застегивая на себе легкомысленно распахнутые халаты, после чего Вентресс оккупировала единственное зеркало, стирая чёрную помаду и нанося бордовую, а Вос завозился:

– Черт, Асажж, у тебя есть расческа?

Вместо ответа Вентресс молча кинула в него расческу из своей сумочки, не отрываясь от своего занятия, и Квинлан, кивком поблагодарив ее, занялся прической Кеноби.

– Я точно нормально выгляжу? – уточнил Оби-Ван, придирчиво оглядев себя в уголке зеркала.

– Точно, точно, ступай уже! – Вос, вернув расческу обратно Асажж, вытолкнул в коридор Кеноби. Энакину было любопытно, кто эта леди, получившая столь странное прозвище, но вместе с тем не слишком-то хотелось выяснять это лично, особенно после того, как Квинлан слегка притормозил его, доверительным шепотом сообщив: – Слушай сюда, малой. Этого божьего одуванчика боится даже твой дядюшка, так что постарайся произвести на неё самое положительное впечатление. Потом ещё спасибо скажешь, что я тебя предупредил, – после этого Скайуокер был нещадно вышвырнут из ординаторской вслед за Кеноби.

– Кто такая эта миссис Франкенштейн? – шепотом поинтересовался Энакин, едва поспевая за Оби-Ваном по коридору.

– Что-то вроде инспектора, – на ходу поспешно пояснил Кеноби, резко затормозив перед невысокого роста миловидной старушкой лет так восьмидесяти – классической такой седой бабушкой с сумочкой и тростью. – Здравствуйте, миссис Франкенштейн. Прекрасно выглядите сегодня, – обворожительно улыбнулся он.

Энакин с удивлением хмыкнул: он-то полагал, что «миссис Франкенштейн» это нечто вроде локальной клички, но, по всей видимости, это действительно была настоящая фамилия данной леди.

– Ой, не подлизывайся, – приподняв трость, старушка слегка погрозила ею, сдвинув седые брови. – Все равно у тебя в хирургии порядок наведу первым делом.

– Ну, ба-а… – протянул Оби-Ван, изогнув брови и сделав жалобный вид, за который Энакин готов бы был простить ему даже ужасный поступок вроде убийства или съедения последнего куска пирога из холодильника. Но вот на миссис Франкенштейн это не произвело ни малейшего впечатления.

– Что опять «ба»?! На вот, держи, хоть пирожков поешь, невесту заодно угостишь, – старушка достала из сумки бумажный пакет, который неизвестно каким образом вообще уместился там, и обоняния Энакина достиг дивный аромат свежей выпечки.

– Невесту? – удивленно переспросил Кеноби, забирая сверток из рук, по видимости, своей бабушки – Энакин только сейчас уловил некое сходство во внешности хирурга и инспектора.

– Ну да, а кто это с тобой? – удивленно распахнула глаза эта милейшая старушка, вытаращившись на смутившегося Энакина, и поманила к себе Оби-Вана, заставив наклониться, громко прошептав, таким образом, что Скайуокер прекрасно различил, о чем идет речь: – Она мне куда больше нравится, чем эта твоя прошлая, худющая и бледная, как селедка. Откормить, конечно, все-таки не помешает, но все же высокая, статная, каких деток тебе родит!

– Не родит! – протестующе мотнул головой Кеноби, слишком поздно поняв, что стоило бы говорить это потише, и кашлянул: – Это мой ассистент – Энакин Скайуокер.

– Все равно угостишь, – не унималась миссис Франкенштейн после нескольких секунд паузы, в течение которых внимательным взглядом изучала Энакина. – Двадцать первый век на дворе, у вас это сейчас в порядке вещей. А ребеночка и суррогатная мать родить может. Сойдет даже эта твоя, к примеру, как ее… миссис Дуку.

Энакин еще не успел даже парой фраз обменяться с бабушкой доктора Кеноби, но за эти несколько минут она уже заработала в его глазах достаточно баллов, чтобы уверенно заявлять, что он готов стать частью столь чудесной семьи, даже несмотря на то что его спутали с девушкой.

– Ба, я вообще-то думал, что ты приедешь только через неделю, ну, знаешь, как обычно, – решил сменить тему доктор Кеноби.

– К сожалению, мы с твоим дедушкой Обероном уезжаем отмечать нашу шестидесятую годовщину на Гавайи, ну, знаешь, он всегда хотел там побывать, – миссис Франкенштейн, мечтательно вздохнув, достала из все той же сумочки черную вазу, любовно погладив ее, а затем продолжила: – Но мы несомненно пришлем тебе гавайских рубашек ко дню рождения… Ой, доктор Мол, здравствуй, милок! – любезно улыбнулась пожилая леди, встретив в коридоре Мола, который даже выдал в ответ подобие милой улыбки. – Исхудал-то как! Что, невеста твоя так готовить и не научилась, совсем тебя не кормит? Надо было тебе тоже пирожков напечь, а то смотреть страшно!

Что ответил Мол, Энакин прослушал, так как был занят обдумыванием той важной информации, что у доктора Кеноби день рождения через неделю, но судя по расстроенной физиономии гинеколога, слова миссис Франкенштейн изрядно его огорчили.

– Никуда чтоб не уходил, я к тебе чуть позже на плановый осмотр приду, – пригрозила старушка, и Мол покорно утащился в сторону гинекологического отделения.

– Асажж, милочка, привет! – увидев доктора Вентресс, миссис Франкенштейн моментально вспомнила ее имя, которое никак не могла вспомнить всего несколько минут назад. – Отличная прическа, дорогуша!

– Благодарю вас, миссис Франкенштейн, – мило улыбнулась Вентресс – поразительно, как эта женщина умудрилась за считанные минуты заставить искренне улыбнуться двух из топа трех самых неулыбчивых людей клиники. Энакин надеялся, что им еще встретится доктор Винду. Просто так, любопытства ради.

– Передавай привет доктору Дуку, – проводив взглядом Вентресс, миссис Франкенштейн повернулась к внуку: – А эта как была шаболда, так и осталась. Вот ведь как забавно выходит. Муж твоей бывшей однокурсницы мог бы стать твоим дедом… Да, да, чего ты так удивленно смотришь? Дуку, между прочим, ухаживал за мной в университетские годы. Хорошо, что я вовремя поняла, что твой дедушка – самый лучший! – вздохнула она, прижимая к груди заветную вазу.

Доктора Винду, к огорчению Энакина, они не встретили. Но миссис Франкенштейн заметила, что неплохо бы пойти и проверить зрение. Причем не свое, а Винду, который по совместительству являлся офтальмологом и который, по словам миссис Франкенштейн, не видел последних двух строк на табличке. В отличие, видимо, от нее самой.

Тем вечером доктор Кеноби провожал свою ненаглядную бабулю, и Энакин в это время остался на попечении докторов Воса и Вентресс, с которыми ему срочно захотелось поделиться своими впечатлениями за день, а заодно и узнать чуть поболее о своей возможной будущей семье.

– Слушайте, а почему у доктора Кеноби с бабушкой разные фамилии? – поинтересовался он.

– Да все очень просто, – махнул рукой Квинлан. – Миссис Франкенштейн – бабушка по линии матери. У них там все в роду хирурги, начиная с пра-пра-прадеда, а может и ранее.

– А урну видел? Ну, черную вазу такую? Так вот, это – прах ее покойного мужа! – с каким-то необыкновенным восторгом поделилась Вентресс, мечтательно вздохнув: – Вот это я понимаю, вот это любовь!

– Его, кстати, и назвали в честь бабушки с дедом. Ну… Оберон и Ванесса. Получился Оби-Ван, – усмехнулся Вос.

Энакин понятия не имел, как они с Оби-Ваном назовут своих теоретических детей, да и вообще никогда в своей жизни не думал о детях, но с той минуты решил, что это и не столь важно. Главное – дожить до внуков, коих непременно назовут не иначе как Оби-Кин и Эни-Ван.

Но перед этим ему предстояла весьма нелегкая задача – научиться готовить столь же божественные пирожки. Вряд ли доктора Кеноби возможно поразить хоть какими-то кулинарными изысками. Но Энакин твердо решил, что попробует в ближайшее же время. Тем более, впереди – такой отличный повод, как день рождения доктора…

========== Доктор Джинн и джинн, который исполняет желания ==========

Все в «Звезде Бессмертия» были в курсе того, что доктор Кеноби ненавидит день своего рождения. Причем никто не мог сказать, по какой причине: то ли потому что боялся старения, то ли все было менее банально, и причина заключалась в том, что в этот день он попросту родился. Но факт оставался фактом, и из чувства уважения к лучшему другу даже Квинлан тактично не поздравлял его с этим днем, а максимум дарил бутылку хорошего алкоголя «просто так».

Однако были два человека, которые стабильно приезжали в «Звезду» в этот день каждый год специально, чтобы поздравить Оби-Вана. Первым из этих людей была бабушка, но в этом году Кеноби мог выдохнуть спокойно после заявления миссис Франкенштейн о том, что она будет в отпуске и, стало быть, не сможет навестить внучка в столь «важную дату». Вторым был бывший начальник Кеноби, со стороны которого сложно было понять, было это знаком внимания или издевкой, но все же с какой-то стороны тот факт, что этот человек помнит о нем спустя столько лет, даже льстил в определенном смысле.

Не ожидая никаких подарков и поздравлений от кого бы то ни было ещё, Оби-Ван, приехав на работу, был весьма удивлен, обнаружив в ординаторской огромный букет роз и кучу воздушных шаров, которые, если верить прилагаемой открытке с поздравлениями, предназначались для него. Если шары он еще мог потерпеть – места занимают кучу, но вполне себе даже милые, то при одном взгляде на розы глаза доктора заслезились и начали чесаться, а в горле неприятно запершило: с раннего детства Кеноби имел жуткую аллергию почти на любые цветы, а на розы – в первую очередь. Только вот «тайного поклонника», как подписался в вышеупомянутой открытке неизвестный даритель, чья личность, впрочем, не осталась для Оби-Вана загадкой, об этом никто не оповестил.

Нацепив маску и перчатки, Кеноби вышел в коридор, удерживая злополучный букет на расстоянии вытянутых рук от себя, при первой же возможности, ничего не объясняя, впихнул его в руки шагавшему навстречу Гривусу, и поспешно умчался в кабинет Воса, оставив ординаторскую проветриваться, а Гривуса – в полном недоумении. Впрочем, очень скоро тот, пожав плечами, отправился на поиски Шаак Ти, дабы вручить объекту своего вожделения шикарный букет роз. Проблема заполонивших помещение шаров была решена еще проще благодаря очень успешно подвернувшемуся в коридоре педиатру Бинксу, которому Оби-Ван сообщил, что в ординаторской его ждет подарок для детишек из его отделения.

– Скажи на милость, Вос, – с порога начал угрожающим тоном Кеноби, – откуда Энакину известно об этой дате?

– Он сам у меня спросил, – как ни в чем не бывало пожал плечами психиатр, тут же выставив перед собой обе руки: – В свое оправдание замечу, что он – любимый племянник директора, и хоть ты мне друг, а найти новое место работы в частной клинике, где столь же лояльно относятся к внешнему виду сотрудников, а еще где я мог бы бухать прямо посреди рабочего дня – весьма проблемно.

– Мог бы заодно хотя бы сказать ему, что у меня аллергия на эти гребаные цветы, – недовольно буркнул Кеноби, жуя супрастин и прекрасно понимая, что от Скайуокера так просто не отделаешься, и что на месте Квинлана он поступил бы аналогично.

Раздавшиеся в коридоре знакомые шаги и звук хлопнувшей следом двери прозвучали для Кеноби подобно траурному маршу. В дверях появилась сначала довольная улыбающаяся физиономия Скайуокера, а затем и он сам, держащий в руках торт, утыканный свечами. Энакин насвистывал поздравительную мелодию и сам сиял не меньше, чем свечи на торте. Оби-Ван испытал двоякие чувства: с одной стороны ему хотелось придушить излишне заботливого ассистента, а с другой – обнять хотя бы за приложенные им старания.

– С днем рождения, доктор! – счастливо, словно это у него день рождения, протянул Энакин, ставя торт на стол Воса, заботливо освобожденный хозяином. – Загадайте желание и задуйте свечки!

Кеноби пересчитал свечи, коих оказалось ровно тридцать девять – еще одно напоминание о возрасте – и со вздохом мысленно загадал, чтобы этот день закончился как можно быстрее.