Текст книги "Змеиный князь (СИ)"

Автор книги: Ол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА X. АМИР-АЛЬ-МАДИНА – ГОРОД ДЕВЯТИ ПРИНЦЕВ

Пилигримы и отряд Бердана выехали из южных ворот Нибура и отправились вдоль реки в сторону Волчьей горы. За границей города Мал лишился покоя, обретенного в нибурских стенах, словно бы земля разом ушла из-под ног. Ему оставалось утешать себя, что всё это не более чем иллюзия: пока его преследует Лесной воин, нет на земле места, где можно было бы укрыться от погони. Мал взглянул на воинов Бердана, вооруженных с головы до ног всевозможными приспособлениями для убийства, и горько усмехнулся. Встреченные ими странники, следующие в Нибур, отвечали на расспросы Бердана, что вблизи Волчьей горы ничего не происходит.

Мал, также как и Верн с Морквардом, передвигался на рыжем коне из нибурских конюшен. Конь был хорошо выучен, но странное чувство отчуждения овладело Малом. Ему настолько расхотелось ехать верхом, что он спешился и повел коня под уздцы. Из лошадиных глаз текли слезы: жеребец смотрел на него взглядом, полным страха и обреченности. Мал ощутил присутствие Лесного воина:

– Он рядом. Оставайтесь здесь, дальше я поеду один.

– Я должен поехать с тобой, – сказал Бердан.

Мал не очень-то обрадовался, но признал, что это не прихоть.

– Если нам явится призрак, не издавай ни звука. Говорить можно, когда он примет телесный облик.

– Я так и сделаю, – согласился Бердан и приказал воинам быть настороже.

На горизонте показалась дымчатое облако. Приблизившись, оно сгустилось в тело старика. Взяв под уздцы коня Бердана, Лесной воин сказал:

– Я больше не трону твой город, бесстрашный рыцарь. Скажи это тем, кто послал тебя.

– Ты говоришь от своего имени или от имени того, чью армию ты вел?

– Было сказано от имени того и другого.

После этих слов Лесной воин обратился в призрака и исчез.

– Он сказал те слова, что я хотел услышать. Мы возвращаемся. Прощай, Мал! Нибур благодарит тебя.

Бердан развернул коня и поскакал назад.

– Пусть боги хранят ваш город! – крикнул вослед ему Мал.

Его настигли Верн и Морквард.

– Что происходит? – спросил монгол.

– Я хочу говорить с Лесным воином.

– Но разве ты не разговаривал с ним только что?

– Нет, он говорил с Берданом.

– А с тобой?

– Меня он не удостоил даже взглядом.

– Может, ему нечего сказать тебе?

– Я чувствую его присутствие.

– Вижу, мы здесь лишние, – сказал Морквард, и они с Верном поехали вслед за Берданом.

Мал проводил их глазами, обернулся и увидел, что старик стоит напротив него. От неожиданности Мал даже вздрогнул:

– Если ты хотел показать мне свою силу, то добился цели!

Лесной воин молчал, а Мал уже едва сдерживал гнев.

– Зачем ты разрушал город и убивал его жителей? Чем ты был недоволен? Как ты смеешь превращать в развалины столь разумный и прекрасный мир? Ты не вправе уничтожать плоды чужого труда!

– Я поглощаю жизнь, достойную смерти. Моя пища – гнилые плоды. Таково мое проклятие. Словно стервятник, я пожираю падаль и превращаю в прах то, что должно стать прахом. Всё то, чем ты восхищался в Нибуре, всё то, перед чем ты благоговел, делало твою душу ленивой и ненасытной, потому что всё это не более чем прах и тлен.

Слова Лесного воина остудили Мала. Он признал, что слишком привязался к Нибуру. Город восхитил его ум и парализовал волю. Он разжег в нем любопытство и не хотел отпускать от себя. Мал искал причину, чтобы остаться, и она тут же находилась сама собой: жара, желание познать, увидеть и объяснить. История, случившаяся с ним в городе Саисе, повторялась, и если бы не Лесной воин, как знать, сколько еще причин нашлось, чтобы остаться в Нибуре.

– Оставь всё, что уводит тебя от истинной цели! – призвал Мала старик.

– Я вижу, что ты снова вывел меня на этот путь.

– Я лишь очищаю его от всего наносного. Какие бы чувства тобой не овладевали, рано или поздно ты должен освободить оборотня.

– То есть умертвить его? Ты ведь этого добиваешься?

– Твой долг – идти за ней. Иначе ты предашь самого себя.

– Я иду за ней, чтобы примириться, а не за тем, чтобы убить. У нас с тобой разные цели. Тебе не следует помогать мне.

– Твои слова ничего не меняют. Я буду следовать за тобою и оберегать тебя.

– Ради чего?

– Удел оборотня не зависит от того, какое решение ты принял.

Мал был рад тому, что Лесной воин не собирался покидать его и больше не требует убить оборотня. И это же настораживало. Если верить его словам, смерть оборотня неизбежна. Мал не сможет предотвратить ее.

– Неужели ты думаешь, что можешь себе позволить пощадить ее? Загляни в глубину самого себя и ты поймешь, что жаждешь ее смерти не меньше меня, – говорил Лесной воин, будучи уверен в том, что Мал всецело принадлежит змею.

Или же Лесному воину ничего не осталось, как следовать за ним и ждать, что будет дальше? Но если прежде Мал не принимал Оборотня, теперь всё наоборот: он ждет встречи с ней. Когда же душа Маргариты вернется в прежнее тело, он обязательно повезет ее в Нибур. Что бы не говорил Лесной воин об этом городе, он полюбил его так сильно, что до сих пор нисколько не жалел о промедлении на пути к возлюбленной.

– Я не могу не думать о Нибуре…

– У нибурцев есть доблесть, но нет силы. В их телах царят души, повенчанные со смертью.

– Что если и моя душа повенчана со смертью?

Вместо ответа старик обратился в прозрачное существо и исчез.

Мал вернулся к своим спутникам и без утайки изложил им всё, что было сказано призраком. Рассказал и словно бы камень снял с души.

– Страсть настигает тебя, Мал, и разит подобно карающему мечу. А пустынный дух отвращает твое сердце от своеволия и беспечности. Возможно, тебе следует поступить подобно благочестивому Абу Ар-Рузбари, купившему на последние деньги несколько мешков сахара и приказавшему изготовить из него замок с башнями, залами и цветными колоннами. Когда всё было готово, он призвал братьев по вере разорить и уничтожить его… – рассудил Хуфтор.

– Тот, кто позволяет своим глазам жаждать новых впечатлений, впускает в себя бесчисленные желания. После того, как они завладевают сердцем, человек забывает об истине и не замечает, как сворачивает с однажды выбранного пути, – добавил капитан.

– Что-то я не могу понять, о чем вы говорите, – вступил в разговор Морквард. – Но вот тебе и мое слово, Мал: твоя дружба с призраком мне не нравится – я ему не доверяю. Хватит с меня того, что его твари чуть не убили нас.

– Вспомни о том, как он спасал нас. Кто остановил разъяренного оборотня, что набросился на меня в пустыне и чуть не убил меня моим же кинжалом? Кто не позволил нам пуститься в гибельную погоню за стаей разбойников после того, как погиб Асгур? – возразил Мал.

– Пустынный дух всегда знает, что нужно делать. Его век исчисляется тысячелетиями, – они стерли ложные надежды и ожидания, оставив смирение, делающее его неуязвимым. Морквард прав, тебе следует быть более осторожным, – сказал Хуфтор.

Пилигримы вернулись в замок дона Мигеля, собрали вещи, навьючили верблюдов и без промедления поехали по северной дороге. Мал с нетерпением ожидал появления леопарда. Время тянулось всё медленнее. Мала прошибло по’том. Он решил молча дождаться леопарда, но гримаса на лице выдавала его. Верн посмотрел ему в глаза, выражая взглядом готовность исполнить любую просьбу.

– Где леопард?! – не сдержался Мал.

– Мы еще слишком близки к границам Нибура, мой принц.

– Вчера ему это не помешало прийти на выручку! – раздраженно сказал Мал.

Скачущие впереди Хуфтор и Морквард неожиданно рассмеялись. Всю дорогу они вели оживленную беседу. Пытаясь отвлечься от мучительного ожидания, Мал прислушался к их разговору.

– Если ты ни во что не ставишь женщину, тогда она тебя чтит, а если наоборот, бегаешь за ней, в глаза заглядываешь, она сама первой будет тебя презирать!

Эти слова принадлежали Моркварду.

– Так ведут себя нечестивые женщины. Как долго бы не длилась наша жизнь, случай встретить деву возвышенных нравов, остается всё так же мал как у странника, ищущего источник воды в бескрайней пустыне. Но если кто-либо сможет найти ее, он увидит ту, что равна благочестием сотне высокорожденных мужчин.

– Я бы лучше сравнил ее с сотней повозок хорошей снеди. И вот скажи, Хуфтор, неужели ты до сих пор блуждаешь в поисках этой сотни повозок, отказывая себе в хорошем ужине и кувшине вина? – сказал Морквард и расхохотался.

– Пристрастившийся к женским объятьям не обретет блага, – серьезно ответил бедуин.

Моркварда охватил новый приступ хохота.

– Кто отказывает себе в общении с женщинами, сохраняет неприкосновенным то, что дороже всего на свете: мир в своей душе, – добавил Хуфтор.

Морквард вдруг задумался:

– Не хочешь ли ты сказать, что женщина – это наказание для мужчины?

– Кому-то жена нужна так же, как голодному – пища, без нее он не может обуздать вожделение. Такие ублажают плоть и умертвляют дух. Кто-то женится ради продолжения рода, надеясь, что женщина принесет ему сына. Он поступает безрассудно. Сын поначалу станет поедать его пищу, потом, когда подрастет, примется похищать мысли, чтобы снискать среди людей репутацию разумного, а когда люди начнут чтить его, он вздумает, что пришло время возлечь на постель отца и силой вытолкает ее хозяина на тот свет. Другой подвержен страстям, и думает, что жена изгонит шайтанов из его души. Он не только слаб, но и пустоголов. Он не знает, что теперь им будут повелевать как его собственные страсти, так и страсти жены. С этих пор они с двойной силой будут стегать его, как плети, гнать во все стороны до тех пор, пока тот не издохнет, как загнанная лошадь. Находятся и такие, что боятся предстать перед Аллахом неженатыми и берут в себе в жены безобразную старуху. Они ждут, что та умрет через год или два, а они проведут остаток жизни со знанием исполненного долга. Не тут-то было! Дряхлая старуха расцветает пышным цветом и начинает выпроваживать нежданно обретенного мужа в могилу вперед себя. Тот, кто женится, превращается в человека, чье сердце изъедено заботой. По мне дак лучше сразу перерезать себе горло.

Хуфтор замолк, и Морквард признался, что он как раз из числа тех, кто относится к женщинам как к пище, без которой нельзя обойтись. Стоит ему оказаться в городе, он вынужден искать случай, чтобы утолить голод. Мал задумался: что значит для него Маргарита? Ведь влечение к ней нельзя свести к одному желанию получить наслаждение? Возможно, Хуфтор умышленно не упомянул что-то еще, что могло бы объяснить причину его связи с Маргаритой. Мал нагнал проводника.

– Скажи, Хуфтор, разве нельзя прожить с любимой всю жизнь в счастье и радости?

– Разумеется, можно! Какое счастье ты предпочитаешь: ублажать плоть, воспитывать детей, жить в довольстве или богобоязненности? Какое из них тебе больше по сердцу?

– Ни одно из названных тобою. Я вижу счастье в том, чтобы всецело принадлежать любимой…

– Ты так же безумен, как и все остальные, – оборвал его Хуфтор. – Я знал одного высокорожденного человека, взявшего в жены юную принцессу из Византии. Кожа ее была мягкой, как шелк, и белой, как морская пена, а глаза огромные, как у газели. Она так пленила сердце мужчины, что он каждый день посвящал исполнению ее желаний. Их поток был неиссякаем. Жена, добиваясь от мужа одного, уже мечтала о другом, пока не умерла. Когда это случилось, муж оплакивал ее, как собака, потерявшая хозяина. Клянусь Аллахом, он был слаб в своей вере.

– Я говорил о любви к женщине, не затмевающей любовь к истине, а сливающейся с ней.

– Мог бы ты выразить мысль яснее?

Мал задумался, как рассказать о чувстве благости и свободы обретенным им рядом с Маргаритой:

– Мужчина счастлив с женщиной, когда они не потакают друг другу, а служат благородной Истине, и она пронизывает светом их нежность и страсть.

Мал замолчал в ожидании ответных слов Хуфтора.

– Это лучше сказанного тобою прежде, но ты сам себе противоречишь. Страсть – повреждение души и затмение разума. Когда мужчиной овладевает страсть, он боготворит женщину и начинает благоговеть перед ней, а не перед Аллахом. Страсть и Истина – несовместимы: одна ослепляет разум, другая просветляет его.

– А как же страстное стремление к Богу?

– Отшельники, как христиане, так и мусульмане, позволяющие себе со страстью помышлять о Боге, встречали на пути страшные искушения и не могли устоять против них.

Мал обернулся к Оцеано, единственному из всех, связавшему себя семейными узами.

– Что скажешь, ты, капитан?

Оцеано бросил взгляд на Илин, та ответила ему улыбкой.

– Счастье можно обрести в слиянии двух сердец, двух душ, двух желаний в одно благодатное стремление.

– Если два сердца, две души и два желания благочестивы, – уже без прежнего пыла проговорил Хуфтор. – Если ты рядом с женщиной испытываешь мир и покой, цени ее как самую драгоценную жемчужину, но если она вселяет в тебя раздор, суету, и дух твой начинает томиться, то возьми самую быструю лошадь и скачи прочь, куда глаза глядят.

– Давайте-ка лучше поедим, прямо сейчас, – предложил Морквард, – от этих разговоров мне что-то есть захотелось.

– Я обязательно вернусь в этот город, – говорит Мал, обращаясь к Бердану.

Они стоят вдвоем на площади возле каменной лошади.

– Этот город безжизнен! – отвечает ему Бердан.

Мал удивляется, смотрит на Бердана и видит вместо него Лесного воина.

– Безжизнен, безжизнен, безжизнен, – слова отдаются эхом, и здания, стоящие вокруг, начинают сыпаться, как карточные домики.

Лесной воин пропадает из виду.

– Оставь мой город в покое! – кричит ему Мал. – Слышишь, оставь его! Не смей убивать.

– Ты сам убиваешь его, – прозвучал голос из пустоты.

Малу становится не по себе. Он чувствует себя убийцей и разрушителем, и ему странно и страшно то, что он делает.

– Убийца! Что ты творишь? – кричит он.

– Открой глаза! – слышит Мал собственный голос со стороны.

– Кто это сказал? – проносится мысль в голове.

– Где ты? Покажись! – вопрошает он пустоту.

– Смотри!

Мал открывает глаза и видит в своих руках окровавленную лошадиную голову. Он отбрасывает ее в сторону, оборачивается и видит, что рыжий конь обезглавлен. Животное бьется в судорогах, из перерубленной шеи хлещет кровь. В руке у Мала – кинжал. Так это он – убийца? Раздается рык леопарда. Мал в ответ шипит. Леопард рычит еще сильнее. Кто-то набрасывается на него и наваливается всем телом.

– Зачем ты убил коня, принц?

Мал слышит голос Моркварда и просыпается. Верн навалился сверху и прижимает его к земле.

– Он был не в себе, – объяснил Хуфтор. – Ты можешь рассказать, что здесь произошло?

Верн высвободил Мала. Тот встал на ноги и начал говорить:

– Я заснул у костра, потом встал, вынул кинжал из связки и вонзил его в шею рыжему коню. Потом появился леопард и зарычал. Я зашипел ему в ответ, – Мал задумался на мгновение и продолжил. – Из шатра вышла Илин и тоже зашипела на леопарда. Зверь зарычал вдвое сильнее. И тут выскочил Верн.

– Но зачем тебе было убивать коня? – недоумевал Морквард.

– Это был не совсем я, Морквард. Коня решил убить змей.

– Что-то я не понимаю, – принялся рассуждать Хуфтор. – Раз ты знал, что это змей, почему ты не помешал ему. Или ты был в глубоком беспамятстве и не мог противостоять чужой воле?

– Это было как во сне, и я понимал, что мне снится сон, я знал, что через меня действует змей, и позволил ему использовать мое тело. У меня не было ни малейшего желания препятствовать. Конь должен был умереть! – прокричал Мал и продолжил спокойным голосом. – Я сожалею о его смерти, но, когда я убивал, у меня не было ни капли жалости.

– Понимаешь ли ты, что шайтан пленил твою душу? – спросил Хуфтор.

– Илин, я дважды видел, как в тебе пробуждалась змеиная сила. Уверен, что ты знаешь больше, чем я. Расскажи о ней, прошу тебя! – обратился Мал к русалке.

– Илин не сможет тебе ничего передать, – вступил в разговор капитан, – так же, как и ты не сможешь рассказать ей о том, что заключено внутри тебя. Но можешь быть спокоен: змеиная сила не может нанести вреда тебе самому.

– Ты ошибаешься.

– Вспомни, как сила отозвалась на поцелуй оборотня. Пойми, что она мудра сама по себе и прими ее как дар.

– Тогда всё было иначе: сила помогла мне расправиться со злодеями, а когда я был в заточении, она выпустила нас. И в том, и в другом случае сила действовала в согласии со мной.

– Когда оборотень в третий раз поцеловала тебя, ты был захвачен страстью, и сила сняла с тебя вожделение, дала тебе спасительный сон и покой. Тогда она действовала без твоего согласия, но тебе во благо. Ты ведь не знаешь, почему змей убил коня, и я не знаю, и никто не знает. Ты считаешь, что совершил злодеяние, но почему бы тебе не допустить, что ты можешь заблуждаться, и сила защищает тебя…

– Ты говоришь глупости! – Мал перебил капитана. – Как можно доверять силе, когда у тебя есть лишь смутные представления о ней! Ты слепо веришь в ее мудрость и справедливость! Змей подчинил мою волю и заставляет меня убивать. Что если он решит уничтожить Маргариту и расправиться с каждым из вас?

– Если бы змей действительно хотел этого, он бы давно это сделал.

Уверенность капитана в благости змеиной силы настораживала так же, как и прежняя уверенность дона Мигеля в том, что враг не прорвется в Нибур.

– Прости, но я не могу изменить своего мнения и сожалею об одном: в Саисе я не избавился от змея. Сегодня бы, не раздумывая, я пошел по пути человека.

Капитан улыбнулся и не стал продолжать спор. Он взял за руку Илин и скрылся в шатре. Морквард подбросил сухих веток в костер. Хуфтор молился. Верн сидел рядом с огнем и смотрел на пламя, поглаживая усы.

Утром первым проснулся проводник. Он разбудил пилигримов и подвел их к останкам убитого жеребца.

– Этот конь был болен редкой неизлечимой болезнью. Из-за него мы могли бы потерять всех остальных лошадей.

– Ты был прав, когда говорил, что Илин похожа на тебя, – сказал, обращаясь к Малу капитан. – В ней также живет как змеиная, так и человеческая сила. У каждой из них свое предназначение, и если одна из них и действует без согласия другой, то лишь для того, чтобы не разрушать твои представления о самом себе. Твой ум еще не готов принять змеиную логику. Когда ты поймешь ее, то сможешь управлять силой. Пока достаточно того, что она оберегает тебя помимо твоей воли.

Мал в душе не принимал слова капитана, но не спорил с ним. Он размышлял о сказанном и ждал возможности поговорить с Хуфтором, так, чтобы капитан не мог слышать их. А пока они были в пути, Мал сравнивал человеческую и змеиную силы: первая – явная, вторая – скрытая. Одна исходит от сердца, потому понятна и легко объяснима, источник второй – неизвестен и сама она – неочевидна. Человеческая сила может быть истинной и ложной, про змеиную же нельзя сказать сразу: во благо она или во зло, поэтому ее проявления вызывают такой страх. Она дает ощущение могущества и превосходства над другими, с чем расстаться труднее всего. Ведь ни у кого из людей нет змеиного торса. Разве можно отказаться от неуязвимости? Выходит, что змеиная сила выгоднее человеческой, тем более сейчас, когда Мал рассчитывает с ее помощью освободить Маргариту. Если верить Хуфтору, Эблис извилистым путем проник в его душу и пленил ее. От этой мысли Мала охватила дрожь, и тело налилось яростью животной души, противостоящей шайтану. Он хотел было закричать, но услышал рык леопарда, и тот словно бы выразил всё то, что он чувствовал сейчас:

– Примирить две силы друг с другом невозможно. Но и отказываться от какой-либо из них он не собирается.

Вместе со смертью коня среди пилигримов зародилось отчуждение друг к другу. Они преодолевали бесконечные дороги, вместе принимали пищу, сражались плечом к плечу, но Мал не чувствовал прежней близости между ними. А была ли она прежде? Морквард с самого начала не принимал капитана и Илин. По-настоящему он был привязан только к Хуфтору. Эти двое могли ссориться и смеяться друг над другом, но искра злобы и зависти никогда не проскакивала между ними. Хуфтор был также сдержан в отношениях с капитаном. И хотя тот был умен, рассказывать истории он предпочитал Малу и Моркварду. Верн был ровен со всеми, но его преданность не вызывала сомнений. Да и сам Мал понимал, что для него нет никого ближе Верна – он доверял ему больше всех остальных, ценил его заботу и постоянство. Капитан был когда-то весел и хвастлив, а теперь, после того, как встретился с Илин, стал холоден и почтителен. Морквард смел и решителен, но упрям и бесчувствен. Его изъяны восполнял рассудительный и осторожный Хуфтор. Все они обладали достоинствами и недостатками, которые объединяли их и разводили в разные стороны. Связь между ними, если она и существовала, была настолько хрупкой, что один маленький камешек, нечаянно упавший с небес, мог разбить их союз на части.

Через несколько дней пилигримы заехали в деревню. В ней стояли четырехстенные обмазанные глиной дома с деревянными решетками на окнах. Многие из них покосились и покрылись трещинами.

– Кому могло прийти в голову жить здесь, всего в нескольких днях пути от великого Нибура?

Мал отпустил леопарда, но тот неожиданно отказался покидать его. Принц удивился, но не возражал. Жители деревни нисколько не удивились зверю. В поселении не оказалось постоялого двора, зато им указали на дом, где принимали гостей. Хуфтор признался, что никогда не останавливался здесь и ни с кем из местных не разговаривал.

– Поразительно, я думал, что в Египте не осталось не известных тебе мест, – сказал Мал. – Может, объяснишь, почему в этой деревне нет ни одной собаки.

– Думаю, они извели их из-за поверья, что дом, где живет собака – пристанище мертвых, и в нем не будет детей. Быть может, они боятся собачьих зубов. Как считают мусульмане, собачий укус лишает возможности попасть в рай.

Гостеприимный дом стоял на окраине и был намного выше и шире всех остальных деревенских строений. Договорившись с хозяевами о плате, они отвели лошадей в просторный загон для скота. Он был почти пуст: там стояли корова с теленком, осел и черный жеребец.

Путники расположились под навесом во дворе, обнесенном связками тростника. Чтобы накормить семью и постояльцев, хозяйка варила похлебку под открытым небом. Двое детей вынесли из дома фрукты, мед и чаши с хмельным напитком. Сквозь дверной проем было видно, как хозяин, сидя в плетеном кресле, мастерил из куска дерева фигуру лошади. Под креслом сидела кошка, а у ног спал гусь, и было несколько странно, что его держали отдельно от прочей домашней птицы. Леопард поначалу сидел рядом, потом осторожно заглянул в дом и тем самым нарушил покой его обитателей. Кошка тут же выгнула спину, вскочила хозяину на колени и зашипела, гусь проснулся, вытянул шею в сторону леопарда, загоготал и захлопал крыльями. Леопард вернулся под навес и лег, положив морду на передние лапы.

– Все кошки и гуси Египта – находятся под защитой бога Амона и его супруги Мут. Они почитаются как священные животные, – пояснил Хуфтор.

– Как же они уживаются вместе? – удивился Мал.

– У кошки есть острые когти, у гуся – мощный клюв: неизвестно, кто бы вышел победителем в драке, так что они предпочитают жить в мире друг с другом.

Хозяйка предложила постояльцам сварившуюся похлебку и принялась кормить птиц. К ее ногам сбежались куры, и до сих пор мирно дремавший леопард поймал зазевавшуюся птицу и перекусил ей горло. Мал пристыдил его.

– Я хочу есть, – произнес леопард, отвечая Малу невинным взглядом.

Хозяйка с ужасом наблюдала за тем, как зверь поедает курицу. Едва она пришла в себя, то потребовала, чтобы пилигримы покинули их дом, пока кто-нибудь еще из обитателей двора не лишился жизни. Мал пообещал втройне платить за всех, кто нечаянно попадет в пасть к леопарду. Щедрая плата за ужин и ночлег нисколько не успокоили хозяйку.

– Вы должны мне пообещать, что он больше никого не тронет, – сказала женщина, пристально глядя в глаза леопарду. Тот тоже смотрел ей в глаза.

– Обещай мне, что ты никого не тронешь, – потребовал Мал.

– Обещаю, – сказал леопард и отвел взгляд.

Хозяйка успокоилась и предложила занять все комнаты в доме, а леопарду любое место во дворе.

– Где будете спать вы и ваша семья?

Хозяйка указала на плоскую крышу дома, где под навесом стояли четыре лежанки: две маленькие и две большие.

Мал и Верн заняли одну комнату из четырех, Хуфтор с Морквардом – другую, Илин и капитан расположились в третьей, на верхнем этаже.

Ночью Мала разбудил Верн. Рядом с ним на земляном полу горела масляная лампа.

– Принц, в доме нет ни хозяйки, ни хозяина, ни их детей.

– Может быть, они куда-нибудь вышли?

– Ворота заперты изнутри.

– Что ж, давай попробуем их найти. Не стоит будить всех остальных.

Они оделись, вооружились мечами и вышли во двор. Верн освещал дорогу масляной лампой. Леопард лежал снаружи, прикрыв глаза.

– Ты не видел, куда делись хозяева дома, – спросил Мал.

– Видел.

– И где же они?

– В конюшне.

Верн высветил лампой ворота конюшни. Они были закрыты изнутри.

– Ты уверен, что там люди? – продолжал спрашивать Мал леопарда.

– Они не люди.

Мал оживился.

– Кто же они?

– Они – лошади.

– Леопард говорит, что хозяева дома вовсе не люди, а лошади, – Мал перевел слова зверя Верну.

– Хорошо, что лошади, а не крокодилы, – сказал Верн, почесывая затылок.

– Славная лошадиная семейка!

– И что будем делать?

– Не будем вторгаться в их прибежище. Подождем, пока они вернут себе прежней облик.

– Что если они больше не станут людьми?

– Станут, – сказал леопард.

– Почему ты уверен в этом? – спросил Мал.

Зверь не ответил. Верн пожал плечами. Мал понял, что он так и не догадывается о его разговоре с леопардом.

– Леопард утверждает, что они скоро станут людьми.

– На рассвете, – уточнил леопард.

– На рассвете, – повторил Мал. В последний раз они так долго разговаривали перед путешествием в Эфф, и ему также приходилось вытягивать из леопарда каждое слово. – Сделаем так: вернемся в дом, и будем посматривать за конюшней. Когда семейство выйдет из ворот, мы покинем их дом.

Ждать пришлось недолго. На рассвете раздался крик осла, потом закричал петух и всё семейство: муж, жена, сын и дочь – вышли из конюшни. В то время, как Верн будил спутников, к Малу подошел хозяин дома.

– Господин, прошу вас, выслушайте меня.

– Говори!

– Кто-то украл одну из ваших лошадей.

– Но как похитители смогли пролезть во двор?

– Они проникли сквозь стену загона…

– Не продолжай, лучше покажи…

Хозяин провел Мала в конюшню. В стене загона стеблями сухого тростника была едва прикрыта огромная дыра. Через нее и увели кобылу Хуфтора.

– Я отдам за нее доброго коня, клянусь…

Хозяин указал на великолепно сложенного черного арабского скакуна без единой белой отметины. У жеребца была длинная шея, гордо посаженная голова, узкая спина, стройные мускулистые ноги и пышный хвост.

– Теперь иди и расскажи о том, что случилось, хозяину кобылы.

Хуфтор молился, преклонив колени на плоской крыше дома. Закончив ритуал, проводник в прекрасном расположении духа спустился вниз и сел за стол. В этот самый момент хозяин дома и сообщил ему о пропаже. Настроение Хуфтора разом переменилось, и он гневно прокричал:

– Проклятый осел, возвестивший дурную весть!

Хозяин сжался в ожидании удара.

– Ты – ничтожнейший из смертных! Вместе с этой кобылой похищена часть моего сердца, и ты тоже повинен в этом.

На лбу бедуина вспухли вены от напряжения.

– Взамен я отдам вам своего жеребца…

– Ты еще смеешь что-то мне говорить!

– У меня есть хороший жеребец. Он сослужит вам добрую службу.

– Грязный верблюд, да знаешь ли ты, что за кобыла скакала подо мной?

У хозяина дома и в самом деле был несвежий вид. К тому же от него исходил запах лошадиного пота. Его перепалка с Хуфтором очень веселила Мала, Моркварда и Верна.

– Ты хочешь подсунуть мне вместо благородной кобылы нетерпеливого и ненасытного жеребца. Ты, не способный породить на свет ничего, кроме еще одного невежды, верни мне мою кобылу! «Ту, в чьей утробе скрыто сокровище, чей хребет создан опорой для счастья».

– Простите меня, господин, нет у меня кобылы. Умоляю, возьмите жеребца. Его голова защитит вас от ударов храбрецов, а хвост от нападок трусов, стремящихся уязвить в спину.

– Умолкни! – вскричал Хуфтор и отвернулся. – Проклятый осел, возвестивший дурную весть! Проклятый осел, – сетовал он, сжимая кулаки.

– Почему ты поминаешь какого-то осла? – вполголоса спросил Мал.

–Сегодня с утра крик осла опередил крик петуха и возвестил о том, что он видит шайтана.

Хуфтору ничего не оставалось, как сесть на жеребца. Конь вел себя безупречно. Бедуин постепенно смягчался и к концу дня тайком ласково поглаживал его круп. Выехав из деревни, пилигримы поскакали вдоль одного из притоков Нила.

– Какое раздолье для лошадей! – думал Мал, глядя на обширные пастбища и зеленые холмы.

Вечером у костра Хуфтор разъяснял достоинства и недостатки кобыл и жеребцов:

– Еще в изречениях Пророка сказано, что следует сражаться на кобылах, потому как они умеют избавляться от мочи на скаку, а жеребцам нужна стоянка. Кобыла может дольше скакать без остановки и умеет сдерживать ржание во время засады. Она менее требовательна, легче переносит жару, жажду и голод.

Под рассказ Хуфтора Морквард захрапел прямо у костра. Солнце исчезло за линией горизонта, и вороной жеребец на глазах у всех обратился в черноволосого парня лет двадцати пяти. Он направился прямиком к ошеломленному Хуфтору.

– Уйди прочь от меня, шайтан! – вскричал проводник, вынимая саблю.

Морквард проснулся и с удивлением уставился на жеребца-оборотня. В человеческом облике тот был не менее красив, чем в лошадином.

– Хозяин, я – Сын ночи, твой жеребец.

– Не смей подходить ко мне, нечистый дух!

– Не гони меня, хозяин! Не гони брата своего!

– Какой ты мне брат!

Хуфтор был по-прежнему грозен, но было видно, что его решительный настрой смягчался.

– Тебя что, заколдовали? – спросил Морквард.

– Сколько себя помню, с восходом солнца я обращался в жеребца, а с закатом – в человека. Прошу тебя, хозяин, не отвергай меня. Стоило мне тебя увидеть, как я захотел повиноваться тебе. На всем белом свете не сыщешь лучшего наездника. Клянусь, что никогда не покину тебя, не буду ржать ни в бою, ни в засаде, буду терпеливо сносить голод и жажду и слушаться во всем.

– Но ведь ты наполовину человек, – сказал Морквард, как будто бы он решал участь жеребца-оборотня вместо Хуфтора.

– Зато я смел, вынослив и сметлив, – жеребец тряхнул черной шевелюрой.

– Не знаю, что тебе и сказать, – ответил Хуфтор, возвращаясь к костру.

– А ты соглашайся, Хуфтор. Вот будет потеха, когда ты как-нибудь окажешься верхом на двуногом скакуне.

– Прекрати, Морквард, – перебил Хуфтор, – ночью я предпочитаю спать, а не выжимать последние силы из утомленной дневной скачкой лошади. Будь проклят день, когда мне пришлось войти в деревню, где живут нечестивцы!