Текст книги "I love the challenge (СИ)"

Автор книги: nover.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Ты знаешь, это ужасно пафосная чушь! – воскликнул Алек.

Магнус вспыхнул и опустил глаза, нервными движениями собирая карты со стола.

Алек накрыл его руки своими и продолжил:

– Но мне приятно думать, что я смогу лицезреть твой румянец в другой своей жизни.

Магнус смущенно улыбнулся, но потом поднял взгляд на Алека и поинтересовался:

– А если в следующей жизни я буду совсем другим?

– Каким? – чуть насмешливо спросил Алек. – Каким-нибудь пресыщенным развратным магом с огромной армией поклонников?

Магнус побледнел.

– Почему именно магом? – испуганно спросил он.

– Клэри об этом рисует, – ответил Алек и продолжил: – А я тогда буду воинственным охотником на нечисть.

– Клэри рисует, – задумчиво пробормотал маг, – значит, она помнит…

– Что помнит? – Алек старался поймать его взгляд.

Магнус решительно встал и потянул Лайтвуда за руку.

– Пойдем, Александр, – твердо произнес он.

– Куда?

– Я должен тебе кое о чем рассказать.

Загадочный. Ранимый. Сексуальный.

Алек просто чувствовал, как навсегда прощается со своим сердцем, вручая его Магнусу Бейну.

========== День 7. Семь смертных грехов ==========

– Ваше Святейшество, Вам есть в чём исповедаться?

– Нет.

– Ваши грехи?

– Мой самый большой грех заключается в том, что совесть меня не терзает.

© Молодой Папа (The Young Pope)

Мариз уже успела разобрать корреспонденцию, когда Алек и Иззи, приоткрыв дверь, проскользнули внутрь. Наблюдая за их плавными, скупыми движениями Мариз могла бы гордится детьми – настоящие воины, охотники до кончиков пальцев. Если бы они уже не успели разочаровать ее.

– Я хочу поручить вам расследование, – без проволочек приступила к делу миссис Лайтвуд, едва ее дети заняли места на кожаных креслах, стоящих напротив стола.

– Мы же под домашним арестом, – насмешливо возразила Изабель, тряхнув волосами.

Алек поддержал ее теплым взглядом. Эти переглядывания вновь зажгли в сердце Мариз гнев: если бы ее дети были такими, какими она мечтала их видеть… Эта оборона, эта незримая война, что они вели в последнее время, была направлена против нее. Не против традиций или Конклава, не против приказов – против нее. Как руководителя, как матери. Если ее приказы не саботировали, значит, исполняли их так, что Мариз каждый раз порывалась запереть детей у Безмолвных Братьев.

– Это поручение не потребует от вас отлучаться из Института, – ответила Мариз и, жестко посмотрев на Александра, добавила: – Никуда не отлучаться.

Спокойный, безмятежный взгляд сына вызвал в ней новую волну раздражения. Двадцать лет ее мальчик смотрел только на нее, ловил ее слова, слушал ее приказы… и был абсолютно несчастен, надо признать это. Но ведь они не простые примитивные, их жизнь – служение, где нет места эмоциям. И все же она не могла не отметить, каким уверенным в себе стал выглядеть Александр, как гордо распрямились его плечи, каким счастьем лучились его глаза, стоило этой Нежити появится в его жизни.

Тихий стук двери прервал их с Алеком игру в гляделки.

Джейс и тихо ступавшая Клэри вошли рука об руку. Вейланд кивнул Мариз и, хлопнув по плечу парабатая, остановился у него за спиной, оставляя Клэри право занять единственное свободное место. Девушка медленно опустилась на сиденье, стараясь ускользнуть из-под строгого взгляда Мариз. Какой бы смелой Клэри ни была в обычное время, в общении с ней она всегда чувствовала себя некомфортно. Это льстило гордости миссис Лайтвуд.

– Итак, повторюсь, – окинула она собравшихся строгим взглядом, – Конклав поручил мне собрать информацию о недавно найденном артефакте. – Она усмехнулась, заметив разочарованные лица рвавшихся в бой Джейса и своей дочери и наблюдая заинтересованность в глазах Алека и Клэри.

– О каком артефакте идет речь? – Алек неизменно оставался старшим в группе, лидером, ответственным. И этого не могло изменить даже вмешательство Нежити.

Мариз слегка улыбнулась, повернувшись к сейфу и доставая оттуда завернутый в простую холщовую ткань артефакт. Водрузив его на стол, она кивнула детям, разрешая приблизиться и рассмотреть.

Алек подошел первым, инстинктивно оттесняя остальных, чтобы прикрыть в случае опасности. Развернув ткань, он уставился на лежавшую внутри плоскую пластину, состоявшую из семи сегментов, на каждом из которых было что-то высечено.

– Что это? – он уставился на мать.

– Неизвестно, – пожала плечами Мариз, в который раз привлеченная матовым блеском золотой пластины. – Он был найден на развалинах старой католической церкви в Испании. – Она провела пальцем кресту, выбитому в центре, на сходящихся углах сегментов пластины.

Алек задумчиво оглядел артефакт, перевернув его: на обратной стороне было пусто.

– Это цельная вещь, без сочленений, а значит, вряд ли является тайником или имеет двойное дно… – он покачал головой. – Нет имени мастера. Это странно. Обычно церковная утварь всегда снабжалась клеймом мастера.

– Хм, странная штука, – задумчиво пробормотал Джейс, принимая артефакт из рук брата, – золото, крест… Явно век пятнадцатый – начало шестнадцатого, когда Испания пополнила свою казну богатствами Нового Света.

– Да, – подтвердила Иззи, – золото достаточно хорошо очищено от примесей, – она провела пальцем по сверкающему боку пластины. – До того, как испанцы стали вывозить золото индейцев, эта пластина вряд ли состояла бы из такого высококачественного металла, к тому же, скорее всего, в сплаве присутствовало бы серебро.

Клэри подошла ближе, рассматривая высеченные на сегментах изображения. Джейс, заметив ее интерес, протянул пластину ей. Изображения были еле видны, лишь чуть намечены контуры.

– Что скажешь, солнышко? – мягко спросил Джейс.

Клэри задумчиво провела по гравировке.

– Это похоже на черепаху, – медленно, чуть неуверенно проговорила она. – Это кошка. Кажется, она изображена… ммм… вздыбившей шерсть?

– Кошка в гневе? – с усмешкой спросила Мариз.

– Да, похоже на то, – улыбнулась Клэри. – Это явно змей. Только что это за хохолок у него на шее? Это василиск? – Клэри радостно посмотрела на остальных.

– Это не Гарри Поттер, – осадил ее Алек, – в геральдике тех времен нет и не может быть никаких василисков. А вот крылатый змей вполне мог быть. Некоторые морские города даже ставили его на герб.

Клэри умолкла, смущенная отповедью Александра. Иззи подбадривающе улыбнулась ей.

– Это, похоже, козел, – робко продолжила Фрэй. – На уроках мы разбирали живопись Древней Греции, там очень похоже изображали сатиров. Так что, да, это козел. – Она кивнула головой в подтверждение своих слов.

– А это кто? – Вейланд ткнул пальцем в странное изображение, похожее на куст с какой-то изогнутой линией впереди.

– Хм, не понимаю, – Клэри покрутила пластину в руках, поворачивая ее то одной, то другой стороной. – Действительно похоже на цветок. Но тут везде животные, а на этой вдруг цветок.

Она замолкла, продолжая рассматривать гравировку.

– Что тебя смущает, дорогая? – Мариз спросила самым ласковым тоном, который могла себе позволить. Не стоило пугать девчонку, вполне вероятно, с ее помощью удастся быстро найти разгадку, и она сможет вернуться в Идрис, чтобы окончательно разобраться с Робертом и своей супружеской жизнью.

– Понимаете, на занятиях нам твердили об аллегоричности средневековой живописи. Она всегда отражала людей – их эмоции, их желания, их страхи, но в то время не все можно было изобразить на картине. И тогда художники прибегали к аллегориям, к метафорам. Чаще всего людские желания и эмоции отражали в виде животных, реже цветов. Язык цветов сформировался уже тогда, но… Но, как правило, эти способы не смешивали вместе.

– Раз ты считаешь, что это не может быть цветком, то что за животное там изображено? – заинтересовано спросила Иззи.

– Не знаю, – Клэри на минуту задумалась, – может, павлин? – Она ткнула пальцем в пластину и пробормотала: – Вот этот “куст” – его хвост, а изогнутая линия впереди – шея.

– Очень похоже на то, – одобрительно качнул головой Алек.

Клэри улыбнулась.

– А вот эти мелкие рисунки? – Джейс показал на целую россыпь точек, соединенных короткими чертами. Точки окружали одну, побольше. – Если присмотреться, то вот это, – он наставил палец на центральную точку, – похожа на муху.

– Ха, хорошо, что не на комара, – издевательски рассмеялась Иззи. – Джейс, ты не можешь провести даже прямой линии. В вашей семье весь талант достался твоей сестре. Так давай послушаем ее.

При упоминании сестры Джейс закаменел, сжав губы в жесткую линию. Алек, чутко чувствовавший изменение настроения парабатая, повернулся к матери.

– Мы разберемся с этим, – отчеканил он. – Ты получишь подробный отчет. Можем мы забрать артефакт с собой?

– Нет, – отрезала Мариз. – Это не безопасно.

Иззи, чувствуя себя виноватой за насмешку над Джейсом, молча достала телефон, сфотографировав пластину с разных сторон.

Эту ночь им всем предстояло провести в библиотеке.

Когда телефон Алека отчаянно завибрировал на столе, Иззи бросила на брата укоряющий взгляд. Алек вздохнул и вышел в соседнюю комнату.

– Привет, – послышался его голос. В нем нежность странно сочеталась с усталостью. – Нет. Нет. У нас задание. Что? Нет, я не собираюсь… Магнус, ты забыл, что мы… Да, да, я обещаю. Хорошо. Что? Какой-то артефакт. Золотая пластина с… Что? Нет, не смей. Магнус… Черт.

– Что случилось? – хихикнула Иззи. – Великий маг не может оставить без помощи своего маленького сумеречного охотника? – поддразнила она брата.

Клэри негромко рассмеялась, прикрываясь альбомом по средневековой живописи. Джейс взглянул на растерянного Алека, спрятав улыбку за страницами монографии об испанских гравюрах.

– Мой охотник не такой уж маленький, – раздался голос от дверей, заставив Алека пламенеть от смущения.

Магнус Великолепный без приглашения зашел в небольшую комнату, заставленную стеллажами с книгами, и опустился в одно из мягких кресел стоящего в ней гарнитура.

– Но спасибо за “Великого мага”, – обратился он к Иззи, – немногие, знаешь ли, способны признать мои заслуги.

Он опустил глаза, вертя в пальцах одно из своих колец.

– Я бы сказала, “оценить твое величие”, – притворно серьезно проговорила Клэри.

– Ах, бисквитик, ты абсолютно права. Просто я слишком скромен для этого. – Магнус пригладил волосы на затылке, разглядывая Алека из-под полуопущенных ресниц.

– Прекрати, – хрипло выдохнул Лайтвуд.

Осталось непонятным, что он имел в виду: кокетство мага или тот жгучий взгляд, которым Магнус его одарил.

Джейс, чувствуя смущение парабатая, расплылся в широкой улыбке. И только он собирался вставить свой комментарий, как Бейн кивнул, переключаясь в модус “мага-исследователя”.

– Ну, и почему лучших Охотников этого города заперли в тесной и, – он провел пальцем по корешку одной из книг, лежащих на столе, – пыльной комнате?

– Исследования – часть нашей работы, – несколько укоризненно возразил Алек.

– Я только “за”, сладулик, – радостно откликнулся Магнус, – ты выглядишь ужасно сексуально с книгой.

Алек опять впал в прострацию, покрываясь пятнами румянца.

– Ладно, – маг хлопнул в ладоши, – покажите мне, над чем вы работаете.

Иззи достала телефон, взмахом руки смахнув изображения на развернувшийся над столом проекционный экран. На всех фотографиях сияла блеском одна и та же пластина, запечатленная с разных ракурсов.

Клэри быстро ввела Магнуса в курс дела, рассказав о своих догадках относительно изображений на пластине. Она по-прежнему не смогла разгадать два из них.

– Это, – Магнус указал на один из сегментов, – похоже на собаку, грызущую кость.

Клэри стала листать альбом, который до сих пор держала в руках, чтобы найти значение элемента “собака”.

– Вот, – вчиталась она, – “верность”, “преданность”.

– А что означает то, что она грызет кость? – спросил молчавший до этого Джейс.

Клэри пожала плечами.

– Может, это придает “верности” и “преданности” негативную окраску? – спросил Алек, не обращаясь ни к кому конкретно. – Типа “укусить руку, кормящую пса”.

Все обернулись к нему. Алек немного смутился.

– Как-то так…

– Александр, – вдруг проговорил Магнус этим своим пробирающим до мурашек голосом, – я никогда не думал, что блестящая эрудиция может быть такой возбуждающей. Ты ломаешь все шаблоны.

Алек вновь слегка покраснел, но глаз от Магнуса не отвел.

Несколько минут они потратили на рассматривание рисунка, состоящего из точек.

– Может быть магический анализ что-то покажет? – немного неуверенно спросила Иззи.

– Лайтвуды все так гениальны или вы с Алеком исключение? – мягко улыбнулся Магнус.

Он щелкнул пальцами и на столе появился артефакт, завернутый все в ту же холщовую ткань. Осторожно развернув ее, Бейн направил поток магии на пластину. Прикрыв глаза, он водил рукой вдоль пластины, чуть задерживаясь на покрывавших ее рисунках.

– Нет, не могу понять. Какая-то остаточная магия есть, но слишком слабая, чтобы ей управлять. – Магнус взял пластину, озадаченно разглядывая ее со всех сторон. – Не могу понять ее природу. – Он нахмурился, потирая грани, пытаясь через тесный контакт ощутить какой-то отклик чужеродной магии.

Спустя время он бросил попытки и уселся в кресло, задумчиво скрестив пальцы под подбородком.

– Думаю, я знаю того, кто мог бы рассказать нам чуть больше об этом. – В голосе мага скользила несвойственная ему неуверенность. – Возможно.

Он вытащил телефон и, задумавшись на пару секунд, решительно набрал номер абонента.

– Hola, – поздоровался он. Все присутствующие услышали недовольный голос Рафаэля в динамике. – Я в институте. Здесь есть интересная задача для тебя. Приходи.

Он прервал связь, несмотря на активные вопли протеста с другой стороны.

Через десять минут Рафаэль был в комнате. Он, как обычно, не утруждал себя приветствиями. Его взгляд сразу прикипел к матово мерцающей пластине на столе. Он, жадно втянув воздух, хрипло спросил:

– Откуда это у вас?

– Что это? Ты знаешь? – Магнус привстал с кресла.

Охотники сгрудились вокруг вампира, ожидая его объяснений. Рафаэль кивнул, не сводя взгляда с пластины.

– Это “камень грехов”, – хрипло произнес он. – Я слышал только легенды. Он служил для выявления семи смертных грехов в человеке.

Рафаэль подошел ближе к пластине, остальные последовали за ним.

– Вот это, – он указал пальцем на “кошку”, – гнев. Павлин означает тщеславие, гордость. Крылатый змей символизирует зависть. Черепаха – уныние, лень. Муха, окруженная муравьями, – алчность. Козел – блуд. Гиена, грызущая кость, – чревоугодие.

Тишина, наступившая после его слов, казалось, парализовала всех собравшихся. Наконец, Алек нашел в себе силы спросить:

– Значит, поэтому там есть крест, но нет клейма мастера, верно? Утварь действительно принадлежала церкви, но кто же станет ставить свое имя на таком… – он скривил губы, – орудии.

– Так вот что это за магия, – восхищенно пробормотал Магнус. – Церковь. Молитвы.

– Не совсем тебя понимаю, – нахмурилась Иззи.

– Дело в том, конфетка, что даже обычные предметы, веками служившие людям для отправления культовых обрядов, могут обладать своей магией. Магия – это эмоции. Представь кучу средневековых прихожан, которые веками шли в церковь, принося туда свои боли, печали, радости, надежды. Поэтому в старинных церквях совершенно особая атмосфера.

Магнус облегченно вздохнул. Загадка была решена.

Он еще раз всмотрелся в пластину, встав возле стола вместе с Рафаэлем, аккуратно обводившим бороздки, разделяющие ее на сегменты.

– Я знаю, о чем ты думаешь, амиго, – тихо прошептал Магнус. – Он помнит о тебе. Ты все еще его дитя. Не сомневайся в этом.

Рафаэль затравленно взглянул на него и размазанной тенью выскользнул из комнаты.

Охотники разошлись, складывая книги на место и радуясь, что загадка разрешилась так быстро и еще осталось время на сон.

Алек подошел ближе к Магнусу, незаметно взяв его за руку и сплетя пальцы с его.

Маг прижался носом к щеке своего охотника и слегка потянул воздух, впитывая запах любимого человека. Алек безмятежно улыбался.

– Надо бы убрать за собой, – разрушил момент Джейс, потягиваясь и разминая спину.

Магнус встряхнулся и поднял руку, чтобы, по обыкновению, щелчком пальцев вернуть все на места.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла Мариз Лайтвуд. Судя по глазам, она была в бешенстве.

Мариз

Обнаружив пропажу артефакта, Мариз была раздражена. Понятно, что дети забрали его для изучения – это их расследование. Но она не могла позволить так открыто нарушать ее собственные приказы. Послабление здесь, поблажка там – и вот уже строгий порядок сменяется хаосом. Стоит лишь раз позволить себе быть слабой даже к собственным детям и пожалуйста, ты смещена с поста. Стоит лишь раз закрыть глаза на флирт мужа с другой, как ты оказываешься третьей лишней. Нет, все это Мариз уже проходила. И ей до сих пор не отмыться от подозрений Конклава. Как бы она ни любила детей, но стоит напомнить им, что случается с теми, кто не следует правилам.

Глубокой ночью Институт казался пустым, и стук каблуков Мариз гулко отдавался в коридорах. Ровный свет заливал каменные стены, исключая возможность нечеткого изображения на камерах. Приближаясь к библиотеке, Мариз услышала приглушенный смех и благодаря освещению и пустоте в коридоре успела заметить скользнувшую размытой тенью фигуру вампира, направившегося к выходу. Мариз почувствовала, как гнев охватывает ее. Опять это пособничество Нежити, словно они, нефелимы, дети Ангела, не смогли справиться с пустяковым расследованием сами. Словно их сила и ум не превосходили на порядок любого представителя Нижнего мира.

Она рывком распахнула дверь и увидела то, от чего гнев ее трансформировался в холодное бешенство.

Ее сын, дитя Ангела, держал за руку этого распутного мага; смотрел на него с любовью и восхищением. Ангелы свидетели, как Мариза надеялась, что Алек перерастет этот свой припозднившийся подростковый бунт. И пусть его ориентацию не изменить, в конце концов он вполне мог найти себе пару среди своих. Но связаться с магом – грязным и распутным, осквернить себя этой порочной связью…

– Знаешь, маг, – голос Мариз дрожал от напряжения, но она ни на йоту не повысила его, – я вышла за Роберта в девятнадцать лет, я влюбилась в него сразу, как только увидела. Наша свадьба была волшебной, а моя жизнь с ним – полной любви и заботы. Мы родили и вырастили наших детей с любовью и ангельской помощью. И мой сын вырос замечательным: сильным воином, преданным своему делу, честным и благородным. Он настолько чист, что видит в людях только лучшие качества; а его сердце так велико, что способно вместить любовь к любому существу на этой планете.

Она на мгновение замолкла, а затем перевела взгляд с сына на так и державшего его руку Бейна и продолжила со всем доступным ей презрением:

– Даже к такому мерзкому, отвратительному существу, как ты. Существу, зачатому в насилии и блуде, чья мать отказалась от него, не в силах вынести ужаса содеянного. Существу, чьи порочные наклонности даже не вызывают удивления, потому что порочна сама кровь, зачавшая его. Чьи желания и чаяния подчинены только одному – удовлетворению собственных низменных плотских желаний. Кто многие столетия доказывал и продолжает доказывать, что порченая кровь недостойна жизни в этом мире, поскольку ничего более, кроме войн и страстей, кроме блуда и разврата, принести в него не в состоянии.

Мариз видела, что каждое ее слово становится стрелой, навылет пронзающей душу мага. Что ни один щит не в состоянии его защитить, потому что каждое ее слово лишь подтверждало собственные сомнения мага.

И Мариз получала от этого удовольствие – здесь и сейчас. Не обращая внимания на искаженные ужасом лица детей вокруг, не замечая побелевших губ Александра и сжатых в кулаки рук Джейса.

Она упивалась своей властью над магом – властью причинить ему боль, хоть отдаленно схожую с той, какую он причинил ей, забрав Алека. И даже понимая, что ее поведение далеко от всегда безупречного поведения сдержанного руководителя и матери, она все равно испытывала ни с чем несравнимое удовольствие от этой публичной порки, от унижения ненавистной Нежити.

Алек чувствовал как дрожит рука Магнуса, сжатая в его собственной, как сильно он стискивает зубы, чтобы сдержаться и не нагрубить Мариз. Алек всем существом ощущал как бьет наотмашь по израненному самолюбию Магнуса ложь Мариз. Он и представить себе не мог, что его мать может так намеренно и расчетливо втоптать мага в грязь. Жестокие слова лились потоком, и Алеку хотелось, как в детстве, заткнуть уши и орать, чтоб она прекратила… чтоб прекратила мучить Магнуса. Ведь каждое слово, произнесенное ею, разрывало сердце Алека вдвое больнее и сильнее, чем того, к кому оно было обращено. Магнус был тем, кого он любил, тем, кто так преданно любил его в ответ, и Алек не мог понять, почему мать упорно не замечает этого.

Когда поток обвинений иссяк, Магнус движением руки открыл портал и исчез в синеватых искрах. Оставляя Мариз в окружении ее детей, смотревших так, будто она оборвала сейчас последние нити, их соединяющие. Смотревших с жалостью и презрением, как на отвратительное существо, только по ошибке топчущее одну землю с ними.

Магнус

Воронка портала выбросила опустошенного и раздавленного мага в его собственном лофте. Не находя себе места, он метался по комнате, разбрасывая подушки, смахивая вазы и статуэтки. Председатель Мяо забился под диван и посматривал оттуда на хозяина, блестя зелеными глазами.

Слова Мариз жгли Магнуса не хуже каленого железа. Все, что он когда-то говорил себе сам, все его страхи и сомнения только что получили подтверждение. Он готов был обменяться с любым из примитивных, только чтобы не чувствовать клейма своей крови, своего происхождения. Это знание выжигало его изнутри, словно кислота, отравляя лучшие моменты его жизни.

Телефон в кармане джинсов зазвонил, и Магнус вытащил его, уже наверняка зная имя звонившего. Так и было. Алек.

Представив, как его возлюбленный охотник сейчас придет сюда, как будет стараться успокоить Магнуса, пожираемый своей виной, – ведь его мальчик всегда и во всем винит себя; какой горечью знания будут отравлены его объятия и поцелуи… Магнус решительно забросил телефон на диван и открыл окно портала, в последний момент подумав об убежище, где бы его никто не смог найти.

Выскользнув из портала, он с удивлением понял, что находится в квартире Камиллы в Агре.

Он и забыл про нее после последнего посещения с Саймоном. Но и тогда ему удалось лишь в спешке пройтись по ней, бегло проинспектировав богатства хозяйки. Вкуса у вампирши было не отнять, страсти к раритетам – тоже. Это роднило их с Магнусом. Впрочем, многие долгоживущие существа обрастают со временем дорогими сердцу безделушками, балуются антиквариатом, но лишь немногие, вроде самого Магнуса, Рагнора или Камиллы, умеют отбрасывать ненужное и оставлять действительно ценные и уникальные вещи. Эта способность отделять зерна от плевел создала им в Лондоне в 1880 году репутацию тонких ценителей и блестящих знатоков искусства. Тогда им пришлось консультировать почти все известные дома Англии, включая королевский.

Кстати, их оплатой в той сделке стал знаменитый Кохинур – бриллиант в сто шесть карат, извлеченный из короны британских королей. Магнус точно знал, что Камилла хранила его где-то здесь. Поиски этого камня способны были хоть ненадолго отвлечь его от нанесенной обиды. По крайней мере, Магнус на это рассчитывал.

Обшарив потайное хранилище за статуей змеи, Магнус вдруг обнаружил в комнате оригинал знаменитой Рамаяны, бережно помещенный под стекло. О, этот трактат точно залечит его раны, тем более, что Камилле он уже точно не нужен. Магнус недолго полюбовался на него, обнаружив рядом бесценный подлинник “Витязя в тигровой шкуре”, начертанный лично рукой великого Руставелли. С жадностью он осматривал рукопись, бережно касаясь ветхих страниц. Этой изюминки явно не хватало в его коллекции.

Внезапно взгляд его упал на стоявший за стопкой книг ларец, полный рубинов, горевших нестерпимым блеском. С жадностью схватив шкатулку, Магнус алчно перебирал камни, любуясь их великолепной огранкой и насыщенным цветом.

Однако спустя несколько секунд взгляд его упал на бархатный футляр со слегка сдвинутой крышкой. В щели сверкали невыносимым блеском бриллианты. Выронив из рук шкатулку и не замечая рассыпавшихся камней, Магнус, как завороженный протянул руки к футляру. И – бинго! – у него в руках лежало знаменитое колье “Сатин”, созданное для роли Николь Кидман в фильме “Мулен Руж”. Магнус обожал фильм и обожал Сатин. Прижимая колье к груди, он, как пьяный, бродил из комнаты в комнату, теряясь среди немыслимой роскоши жилища Камиллы.

Комнаты, полные артефактов, драгоценностей и произведений искусства. И все это теперь принадлежало ему. Он, словно дракон, бродил по своей сокровищнице, упиваясь мыслью, что все это теперь только его. Карманы Магнуса были полны драгоценных камней, шею обвивали нити редкого черного жемчуга, на руках красовались кольца и сверкавшие гранями золотые и серебряные браслеты. Голову мага венчала бриллиантовая диадема, принадлежавшая одной из русских принцесс.

Блеск золота словно согревал его, унимая боль от терзавших душу ран.

Наконец он дошел до гостиной, где в запыленном серванте обнаружил бар, составивший бы честь любому магазину алкоголя.

Когда бар был опустошен наполовину, Магнус заснул.

Алек

Магнус не брал трубку.

И когда Алек вбежал в лофт, он понял почему. Среди раскиданных диванных подушек, усеявших пол осколков и сорванных в гневе штор блестящий телефон Магнуса выделялся ярким пятном.

Плечи Алека поникли, он рухнул на диван, откинувшись на мягкую спинку. Что-то тесно сдавливало грудь, мешая дышать. Алек сорвал с себя куртку, отбросив ее куда-то в сторону. Мысли о том, что, возможно, он видел Магнуса в последний раз, постоянно крутились в голове, лишая его возможности рассуждать логично. Лицо мага, искаженное болью, раз за разом вставало перед внутренним взглядом Лайтвуда.

Если бы у него только хватило храбрости заткнуть мать сразу же, если бы он мог так же убивать словами, он, без сомнения, сказал бы ей что-то хлесткое, что-то, что резануло бы ее той же болью, что он видел в глазах Магнуса. Но Алек придумывал достойный ответ хорошо если на следующий день. А потому теперь он мог лишь сидеть, сжимая в холодных ладонях изукрашенный телефон Магнуса и молясь, чтоб с магом не случилось.

Алек вспомнил, как Джейс и Иззи вышли из библиотеки вслед за ним, как обычно спокойная Клэри с отвращением и болью смотрела на поникшую Мариз.

Алек не жалел мать ни минуты. Ее привычка распоряжаться его жизнью привела к тому, что теперь он окончательно потерял единственного человека, которому был небезразличен. Потому что ни Иззи, ни Джейс не сказали матери ни слова, а значит, предали Алека. Если бы он был как они, если бы яркие эмоции не сковывали его, он мог бы достойно ответить, мог бы защитить честь своего любимого. И Алек ненавидел себя за то, что не произнес ни слова, за то, что был так же виновен, как и Мариз.

Но Иззи и Джейс… О, они совсем другое дело. Они не впадали в ступор, не молчали, они всегда могли найти правильные слова. И там, в библиотеке, когда Алеку так необходима была их помощь, они лишь молча стояли. Стояли и слушали, как Мариз навсегда разлучает его с Магнусом.

Он готов был сейчас же вернуться в институт и высказать им все. Вспомнить каждый раз, когда им нужна была помощь Магнуса, каждый раз, когда он выслушивал их переживания, каждый раз, когда они, не стесняясь, врывались в его лофт. Никто из его семьи никогда не знал отказа у Магнуса. Они несли ему свои мелкие горести и обиды, и Магнус их принимал и выслушивал. Но когда понадобилось сказать пару лишних слов, остановить убийственную речь Мариз, их рты словно склеились.

Алек вскочил с дивана, выходя на балкон, большими глотками вдыхая ночной воздух.

Пожалуйста, пусть он вернется, пусть только хоть на миг появится здесь. Алек будет ждать сколько угодно: дни, месяцы, годы. Лишь бы увидеть его напоследок хоть раз.

А потом он вернется в Институт, навсегда лишившись своего сердца и своей любви, и открутит головы всем, кто смог смолчать в той комнате.

Джейс

Отповедь Мариз повергла Джейса в изумление, он никогда бы не мог предположить, что за обычными словами о недостойной Нежити скрывается не только печаль о сыне. О, теперь-то он точно понял, что привлекло Мариз в компании Валентина.

Ему было страшно это признать, но в речи Мариз он услышал отголосок слов Валентина. Отголосок той спеси, того надменного превосходства, той уверенности в собственной исключительности, что пропитывала все речи Моргенштерна.

Джейс ощущал стыд за деяния того, кто считал себя его отцом, с кем его связывали узы крови. Но в то же время его охватывал трепет, стоило ему представить размах планов Валентина. Чтобы только задумать такое, нужно было быть вдесятеро смелее, чем Джейс когда-нибудь мог надеяться стать.

В его годы Валентин был не просто охотником, он вел за собой людей. Конечно, они больше походили на экстремистскую группировку, но его отец имел смелость брать на себя решения, вершить судьбы Нежити, вести за собой соратников. Джейс не имел и капли этой свободы.

Валентин, пусть недолго, но был женат на женщине, которую любил. По-своему, но любил. И имел смелость бороться за нее. За свою семью. И пусть семья была лишь методом решения проблем, пусть он хотел видеть сына и дочь скорее верными последователями его идей, чем теми, кого следует любить и оберегать, но все же он пытался бороться за них. Пытался доказать Джейсу и Клэри, что их место – за его спиной. Да, не в его любящих объятиях, прямо скажем, Валентин не был образцом отца, но даже в этом угаре постоянной борьбы он сражался за них. Не забыл, не опустил рук, не оставил. Валентин добивался их верности, их внимания.

Джейс отнюдь не восхищался Моргенштерном, слишком много было между ними смертей. Но он не мог избавиться от этого странного, свербящего душу чувства, что сам Джейс отступил там, где Валентин шел напролом, проявил слабость в том, что Валентин и препятствием бы не счел.

Чувства Клэри стали в какой-то момент для Джейса той чертой, которую он никогда не пересечет, его ориентиром, его маяком. Она всегда четко видела свой путь, не давая и ему пропасть во тьме сомнений. Поэтому он слепо доверился ее решению, отошел в сторону там, где, возможно, нужно было разбить стену. Даже Клэри была более свободна в своем выборе, чем Джейс.

Она любила своего примитивного друга и была счастлива этой любовью. Впрочем, как и бывший примитивный. Он сиял, словно солнце летним днем, стоило только Клэри послать ему нежный взгляд.

Это было несправедливо! Это он, Джейс, должен был невесомо касаться ее щеки, убирая прядь волос; это он должен был ловить ее взгляд, чтобы обменяться мимолетными улыбками; это он должен был сидеть с ней на крыше Института после заката; это он должен был просыпаться, запутавшись руками в ее волосах. Он, а не какой-то кровосос!!!