Текст книги "Я буду носить тебя на руках (СИ)"
Автор книги: Nezumikun
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Вот и сейчас тычками подняли на ноги. Шагаем вперед, смотрю в спину ненавистному ящеру, стараясь подстроиться под их размашистый шаг. Если упаду, меня протащат за горло несколько метров и только потом вздернут на ноги за шкварник, добавив пару оплеух вместо тонизирующего средства. Порезы от их когтей заживают медленно и неохотно, добавляя разнообразия в меню моих острых ощущений.
Передвигаемся быстро и сноровисто, мои пленители знают дорогу, перещелкиваются между собой, толкают в спину древком копья. Издевательски шипят, когда я чуть не падаю, проходя по невидимой тропе как пьяный, шатаясь из стороны в сторону от усталости.
Своих убитых товарищей ящеры даже не похоронили, оставили трупы у озера, предварительно забрав все ценное. Варвары.
Меня сначала тащили на плече, как кусок мяса, а когда очухался, заставили работать ногами. Я было попытался рыпнуться, но сразу схлопотал по морде. Потом долго мотал головой, прогоняя звон и выплевывая выбитые зубы на траву. К счастью, они вырастут через пару дней, главное их прожить.
Видимо, с пленниками у них не принято церемониться. Не кормили, но давали пить минимум воды. В первый же день нашего путешествия я измучился от жажды, ужасно устал и издергался, но это не помешало мне попытаться бежать. Попытка провалилась, впрочем, как и вторая. А теперь у меня нет ни единого шанса.
На ночь мне вкалывают отравленный дротик с более сильной гадостью, чем в первый раз, так что к утру я только начинаю приходить в себя. Гадство…
Обливаюсь потом от жары, одежда превращается в лохмотья. Ящерицам хоть бы хны, наверное, привыкли к такой духоте и дикой влажности.
Продвигаемся все дальше вглубь леса, между топями и болотцами. Мне даже не хочется думать о конечной цели нашего путешествия. Отчаяние грызет сердце непрерывно, в глазах стоит Клён, падающий в воду к зубастым тварям. Я оказался так слаб и ни на что не способен.
Чувства захлестывают меня, грозя вырваться наружу. Беспросветная тоска снедает душу, а погружаясь в сон, я вижу лишь кошмары. Жар гуляет по телу, сменяясь необъяснимым холодом, и я изнутри закусываю щеку до крови, чтобы не заскулить от горя. Началась ломка от разлуки с партнером. Пошел третий день, как мы не вместе, гормоны начинают убивать меня, вызывая тянущую боль во всем теле. Клён, Клён… беленький мой, я устал молиться за тебя. Пусть боги будут благосклонны, и ты выживешь. Только живи, ты ведь сильный, справишься. Только не смей идти за мной!!!
Клён выкрутится, я в это верю, упрямый солдат.
Одна часть меня отчаянно хочет жить любой ценой, надеясь на помощь Клёна, но другая составляющая души вопит об обратном. Пусть он только выберется из того озера, вернется к яхте, там его рано или поздно найдут, не мои, так его соплеменники. Беленький сможет без меня, а я без него нет…
Падаю, меня тащат за шею… хриплю и ссучу ногами, руки за спиной не дают опоры. Меня грубо ставят на ноги. Плохо соображаю от жары, но все же замечаю, как деревья впереди расступаются.
Перед нами деревня ящериц, обнесенная высоким забором. Входим в массивные ворота, жители высыпают на улицу из деревянных домиков. Стоит громкий свист и щелканье, под который мы проходим вглубь поселения.
К нам приближается большой ящер, обвешанный костяными украшениями, с посохом в лапах. Не иначе местный шаман или жрец. Он пообщался щелчками с главой нашего отряда, потом, бренча костями, чешуйчатое создание подплыло ко мне, зыркнуло желтыми фонарями и нехорошо оскалилось.
Они что-то решили для себя насчет меня. Наверное, под каким соусом подавать мою задницу на ужин. Ну, уж нет! Лучше себе вены перегрызу, чем позволю съесть себя!!
Кидаюсь на жреца, клацая челюстями в сантиметре от его шеи. Меня остановили, дернув за удавку. Валюсь на колени, хрипло хватая воздух раскрытым ртом. Горло саднит, непрошеные слезы выступили на глазах. Ненавижу! Как меня достало быть беспомощным!
Вокруг толпа ящеров, можно отличить мужчин, женщин и детей. Народ одет только в набедренные повязки и рисунки на чешуйчатых телах. У многих костяные украшения. Все галдят, шипят, вонь стоит омерзительная. По моим прикидкам, жителей больше трехсот особей.
Жрец резко прекращает балаган, отдав приказ на своем языке, и меня, подхватив под руки, поволокли к клетке слева от домиков, куда бросили, развязав руки и дав напиться воды из кожаной фляги. Я пил жадно, захлебываясь и давясь, кто знает, возможно, это последняя вода в моей жизни.
На полу темницы сырой мох с непонятными гнилушками. Жители немного потоптались около меня и разошлись по своим делам. Жрец гордо удалился, предварительно тщательно проверив на прочность замок на клетке.
Все, меня оставили в покое. Сворачиваюсь клубком, подтянув ноги к голове, начиная еле слышно скулить от боли, которая выворачивает тело наизнанку.
Теперь понимаю, почему наш брачный период считается священным, и все так носятся со своими выбранными партнерами. Ведь это отнюдь не метафора, жизнь шахиса зависит от благосклонности его второй половины.
Ты отдаешься в руки другого существа полностью. Доверяя свою жизнь, свой разум, свои чувства. Клён, беленький, ты моя жизнь. Я хочу жить, мне страшно умирать… вдали от дома, от тебя, но… живи, обязательно живи, даже если это будет без меня.
Клён.
Очухался через сутки, полностью восстановившись. В течение этого времени мною дважды пытались пообедать, трупы этих неудачников семейства кошачьих я сбросил в воду. От рюкзака остались одни лохмотья, в которых завалялась пара таблеток сухпайка. Проглатываю питательные капсулы, засовываю оставшийся нож в ботинок и начинаю движение по следам ящеров.
Отметины четкие, хорошо читаются. Аборигены не думают прятаться, не опасаются погони. Отлично.
Сливаюсь с окружающим миром цветом кожи, не теряя времени нагоняю группу, уводящую Няншира в неизвестность. Они ушли далеко, но меня вело моё беспокойство, нюх и спринтерская скорость, которую я могу поддерживать часами.
Догнал их только утром третьего дня, поймав по дороге пушистого зверька для пропитания. Съел прямо на ходу, сырым, на остановку не было времени. Прячась в кустах, смотрел, как мурку заводят в ворота деревеньки, и думал о своей нерасторопности. Надо было нагонять раньше. Сейчас шансы освободить хвостатого стремительно уменьшились.
Разведал местность. Деревушка небольшая, обнесена трехметровым бревенчатым частоколом. На воротах охрана. Ящерицы обходят по периметру поселение каждые тридцать минут. Вагон времени.
Я помню, какой сегодня день. Вечером будет ровно трое суток, как мы расстались с Нянширом. Время поджимает, чтобы вытащить кошака в относительно вменяемом состоянии, нельзя медлить.
Надо подумать. Сажусь в корнях дерева, приваливаясь спиной к стволу, закрываю глаза. Четкий план вспыхивает в голове, сказываются годы разработок военных операций. Вовремя вспоминаю об энергетическом костюме, тонкими ободками обхватывающем мои запястья.
Проверяю запас энергии – 100 процентов, идеально для обезвреживания чешуйчатых гадов.
Няншир.
Чем ближе вечер, тем хреновее мне становится. Я катался по полу своей клетки, кожа горела невыносимо, протяжно выл и кусал свои запястья, раздирая их в кровь, надеясь болью физической заглушить дикий диссонанс эмоций и чувств, что душили меня изнутри.
Все рассыпалось осколками разбитых зеркал. Моя сущность, то чем я был – пошатнулось… эмоции перемешались и не поддавались контролю.
Я то смеялся, то плакал, то кидался с жутким рыком на стены своей темницы, оставляя когтями на дереве глубокие борозды. Меня пару раз облили водой для острастки, но это мало помогало.
Одежда липла к коже, мешала, царапала её, все мои нервные окончания словно вылезли наружу и сошли с ума.
Член стоял колом, ныл и пульсировал, а сумасшедшая дрочка не помогала, принося лишь болезненное удовольствие и давая маленькую передышку от медленно наступающего безумия. Потом снова волна жара по телу сосредотачивалась в паху. Хотелось содрать с себя кожу, только бы прекратить все это! Кусаю уже без того измочаленные губы, кисло-сладкая кровь на языке помогает мне не сорваться на крик, но скулеж прорывается. Хорошо, хоть они мне руки развязали, и я ласкаю себя грубо, оставляя царапины, и прихожу в очередной раз к финалу, сжав болезненно ноющий член.
Такое ощущение, что моя кровь превращается в кислоту, а разум соскальзывает в бездну, не в силах зацепиться хоть за что-то.
Не понимаю, когда наступает вечер, просто становится темнее и в деревне зажигаются костры и факелы.
Жители выходят из домов, собираясь кучками, явно готовясь к чему-то.
Появляется жрец с цветастой раскраской на морде, и все затягивают шипящую серенаду с подвыванием. От этой какофонии уши сворачиваются в трубочку, и зубы начинают ныть. Мляяяять… они еще и ультразвуком напирают…
Мне категорически не нравится происходящее, но меня никто не спрашивает. Противное ощущение страха разливается по жилам.
Меня идут убивать.
Я неожиданно четко это осознаю и позволяю себе сорваться в безумие.
Охрана с копьями подошла к клетке, распахивая двери, именно в этот момент я кидаюсь на них со всей яростью, на которую способен. Полосую живот первого на ленточки… второй сбивает меня с ног, но я, вцепившись в него, утягиваю ящера за собой. Мы катаемся по полу, ошметки плоти и крови летят в разные стороны. Воздух наполнен рычанием и визгами боли.
Меня не волнуют мои раны, я их попросту не чувствую, хотя оранжевая кровь уже залила мне глаза и пропитала лохмотья одежды. Умирать, так с музыкой! Заберу с собой как можно больше врагов.
Я рвал зубами жесткую чешую, взрезал когтями плоть и плевался черно-зеленой кровью, попадавшей мне в глотку.
Все звуки слились в какофонию и, наконец, исчезли, когда меня вырубили древком копья в висок.
Везет мне на отключку в последнее время...
====== Часть 8 МНОГО НАСИЛИЯ И СЕКСА! ======
Клён.
В деревушке наметилось оживление. Незамеченным перепрыгиваю через забор и укрываюсь за одной из деревянных лачуг, пережидая. Никто не обратил на меня внимания, аборигены сновали туда-сюда по своим делам, а мне лишь оставалось наблюдать за действием, разворачивающимся в центре деревни.
Ящерицы завыли песнопения, раздражая мой мозг высокими частотами, самый разукрашенный из чешуйчатых подошел к круглому камню, стоящему, словно стол, на возвышении, и стал щелкать и скрежетать, размахивая посохом со свисающими костяными украшениями. Все это подозрительно попахивало жертвоприношением.
Народ медленно собирался вокруг, вторя вою своего жреца. Пространство возле черного камня было освещено воткнутыми в землю факелами. Аборигены готовились к какому-то обряду, и предчувствие не предвещало ничего хорошего.
Наконец, я заметил двух охранников-ящериц, тащивших к месту действия бесчувственное тело хвостатого. Выглядел он паршиво, надо торопиться.
Я выскользнул из своего укрытия, активировал костюм, покрываясь прочной бронёй с головы до пят. Он, конечно, был больше приспособлен для защиты от космических лучей и других вредных воздействий, но мог уберечь и от механических травм, что в данной ситуации и требовалось. Пользуясь тем, что жители деревни поглощены зрелищем, я скользнул тенью между строений, по пути прихватив один из факелов.
Пока ящерицы в экстазе пели свои песнопения, а жрец вытаскивал большой тесак, явно жертвенического назначения, я обежал по кругу поселение, поджигая хижины на своем пути, и обезвредил дозорных, напав неожиданно и перерезав им горло. Трупы спрятал за одним из домиков, чтобы их не обнаружили раньше времени.
Когда Няншира доволокли до камня, отбрасываю факел в сторону, взбираюсь на крышу ближайшей к ним хибары, беру кинжал наизготовку и замираю в ожидании удобного момента.
Кошак в это время очухался и начал отчаянно вырываться из лап ящеров, воя и кусаясь.
Боги, как же ему страшно сейчас… ничего… потерпи, я не дам этим гадам прирезать тебя, словно овцу.
Няншир один раз чуть не вырвался, но охрана не дала ему ни шанса. Мне были видны его глаза, расширенные, почти безумные, с оскаленных клыков капала оранжевая кровь. Он поранил себе губы, разбил руки на костяшках, судя по ужасному виду, его били очень жестоко. Одежда превратилась в кровавые лоскуты. Сволочи!
Отсчитываю секунды, пламя лениво разгорается, охватывая хижины, задымляя пространство. Няншира подтащили к камню, уложили сверху и распяли на нем. Четыре здоровенных ящера держали его тело за руки и ноги.
Он взбрыкнул, освободил руку и полоснул когтями по груди ближайшего ящера. Тот защелкал от боли, отвесил ушастому оплеуху, оглушив.
Жрец подошел к своей жертве, предвкушающе поигрывая тесаком. Народ в восторге благоговейно взирал на священнодействие. Уроды.
Огонь весело потрескивал, пожирая деревянные домики, дымный шлейф дополз до центра деревушки, а я привел тело в боевую готовность и сосредоточился. Все должно занять считанные секунды.
В тот момент, когда ящер с изрядной долей пафоса, красуясь, занес ножичек над грудью Няншира, прыгаю с крыши, приземляясь прямо напротив жреца, и кинжалом сношу ему голову, вложив огромную кинетическую силу в удар. Время привычно замедляется, гася звуки, наступает блаженная тишина, в которой лишь слышен нарастающий гул пламени, пожирающего деревянные постройки.
Жрец медленно, одновременно с головой, роняет тесак на землю. Темная кровь фонтаном бьет из обезглавленного тела, заливая меня. В его глазах успеваю заметить крайнюю степень удивления. Все движутся медленно, словно сквозь воду, мне удается ранить одного охранника в грудь, а второму вспороть живот, прежде чем время приходит в норму, и голова жреца, наконец, катится по земле. Толпа взрывается воем.
Дым дополз до нас, накрывая сизым туманом, запах гари ударил в нос. Пока отмахиваюсь от двоих оставшихся охранников, держащих мурку, население прочухало, что горят их дома.
Народ бросился тушить жилища и спасать скарб. Как ни крути, своя рубашка ближе к телу. Поднялась паника, все орали, беспорядочно бегали, пытались тушить хибары, а я в это время расправлялся с двумя оставшимися ящерами. Одного убил ударом в глаз, длинное лезвие без труда достигло мозга, оставшегося – ударом ноги с разворота по шее, ломая позвонки. Как оказалось – рано обрадовался, еще двое спешат ко мне, расталкивая толпу, вдалеке маячит группа охраны, пробивающейся к нам сквозь беспорядочно мечущийся народ. Дерьмо! Надо быстрее сматываться!
Няншир приходит в себя, мотает головой, и когда на меня набрасываются подошедшая парочка, он с рычанием прыгает на одного сзади, вцепляясь тому в шею. Пользуясь моментом, приканчиваю своего противника, метнув в него подобранный ритуальный тесак, попал точно между глаз. Тело ящера хлопнулось спиной об землю, а Няншир все продолжает рвать горло своей жертве.
Что-то не так… плохо, очень плохо. Ловлю его взгляд, полный безумия. Пиздец, приехали.
Подскакиваю к нему, может, не узнал? Но по запаху должен был определить.
– Няншир, очнись!!! Надо убираться! – но он лишь рявкает на меня, низко приседает, перестав терзать свою жертву, и отмахивается когтями.
– Мурка, кончай придуриваться! Пора делать ноги!
В ответ только яростный взгляд и горловое завывание. Точно кот, взъерошенный, побитый и сумасшедший. Блин… стар я уже для всей этой хрени.
На предельной скорости бью Няншира в энергетические точки на теле. Первые выпады он успешно парирует, но остальные достигают цели, и безвольное тело хвостатого заваливается мне в руки.
Густой дым вокруг все больше наполняет пространство. Взвалив на плечо кошака, я метнулся к забору, по пути пришлось уходить с траектории копий, которые метнули в меня нагоняющие охранники, понявшие, что мы все равно улизнем. Пара наконечников чиркнули по костюму, не причинив никакого вреда. Я бежал не останавливаясь, перемахнул через забор и припустил по лесу, виляя между деревьями. Тьма укрыла нас своими крыльями, защищая.
Ящерам сейчас не до нас, пожар дал немного форы. Ускоряюсь, превращаясь в размытую фигуру. Слышу сигнал костюма, осталось 65 процентов мощности, во время боя я использовал его энергию, усиливая силу ударов, скорость. Без него моя шкура пострадала бы гораздо больше, и все могло бы закончиться не так весело.
Теперь только привести мурку в чувство, и все будет путем.
После двадцатиминутного бега по ночному лесу решаю сделать перерыв и попробовать достучаться до Няншира. Да и вообще, хватит путешествовать на моем горбе, он не пушинка. Деактивирую костюм, осторожно кладу мурку на мох, выбрав местечко посуше, и нажимаю поочередно на точки на теле, приводя в сознание. Ушастый не реагирует на окружающий мир, только дыхание учащается. Непорядок, придется прибегнуть к старинному способу.
Бью его по щекам, хлестко, но старясь не причинить вреда, соизмеряя силу, трясу за плечи. Я с удовольствием бы дал ему отдохнуть, если бы наши задницы не оказались в таком дерьме.
– Да очнись ты, мать твою, мурка!!! Хватит витать неизвестно где!
Открыл глаза, заморгал бессмысленно, уставился на меня, зашипел и попытался врезать. Тогда я делаю самую бессмысленную и самую дурацкую вещь, но эффективную в данном случае. Перехватываю руки с когтями за запястья и впиваюсь в избитые губы поцелуем.
Он рычит, вырывается, но я держу крепко и продолжаю терзать израненные губы, придавливая своим весом к земле. Ну, что ты? Перестань буянить. Я не обижу, только очнись, приди в себя. Яростная борьба наших губ переплавляется в страсть, в какой-то момент он приоткрылся, давая проникнуть внутрь, лизнуть острые клыки. Языки сплетаются, ласкаясь, он перехватывает инициативу. И вот мы оба вовлечены в чувственную игру, от которой сносит крышу и остается только одно желание: раствориться друг в друге, потеряться в огненных волнах и плавать в экстазе вечно.
Как же он скучал! И я…
Сумасшествие продолжалось не долго, я давно отпустил его руки. Няншир удерживал моё лицо в ладонях, прерывисто дыша, оторвался от моих губ и посмотрел вполне осмысленным взглядом. Мы оба грязные, в изорванной одежде, перемазанные своей и чужой кровью, но глаза сияют почище алмазов. Как хорошо видеть в темноте.
– Клён, – тихий вздох на грани слышимости, он прижимает меня к своей груди в железном объятии, чуть не ломая ребра.
– Я это, я. Тише, хвостатый, не буянь больше, – поглаживаю по грязной гриве ушастого, его хвосты обвились вокруг нас. У меня сердце готово выскочить из груди от невыносимо щемящего чувства облегчения и нежности.
– Я думал все… конец уже… или у меня глюки, Клён. Я ведь сорвался… туда, откуда не возвращаются… – его хриплый шепот поднимает волосы у меня на загривке дыбом.
Я мог не успеть, потерять его насовсем, промедли хоть немного. Страх прокатился по венам, разъедая виной.
– Ты теперь в порядке, все наладится, – успокаивающе провожу ладонями по спине сквозь лохмотья одежды.
– В порядке… – отстраняется и вдруг начинает трясти меня за плечи и рычать. – Ты зачем за мной поперся?! В героя захотелось поиграть?! А если бы тебя убили? Или в плен захватили? Убирался бы на яхту и сидел там тише мыши!!!
За кого он меня принимает? Моё недоумение сменяется горечью. Даже не успеваю опомниться, как влепляю ему пощечину. Мы замерли, смотря друг на друга охреневшими глазами.
– Вот мразью меня еще никто не считал, – тихо произнеся, опускаю глаза. В душе стало холодно, словно морозный иней оплел сердце. Обидно и больно, когда в тебе сомневаются.
– Прости, я брякнул не подумав, – кошак легко коснулся губами моего лба и взъерошил волосы. – Перепугался просто за тебя, представив, что бы произошло в случае неудачной попытки меня вытащить. Ты мог не справиться...
– Я справился, никогда не иду на необдуманный риск, запомни это. Не надо гадать, Няншир, – стало вновь тепло и уютно от близости его тела рядом. Злиться на него долго я был не в состоянии. – Мы живы, мы вместе, надо поторапливаться, если хотим чтобы так и осталось. За нами наверняка пошлют погоню, когда разберутся с пожаром. Можешь бежать в предельном темпе?
– Могу, лишь бы подальше от этих рептилий.
И мы рванули сквозь ночной лес, освещенный слабым светом двух лун, пробивающимся из-за крон исполинских деревьев, стремясь как можно скорее добраться до корабля.
Няншир.
Не знаю, сколько мы бежали, я потерял счет времени, растворился в своем дыхании и равномерном стуке сердца. Темп передвижения способствовал сосредоточению, в которое я и погрузился с головой. Жар и смертельная дисгармония моих чувств отступила от близости партнера, давая желанное облегчение. Когда он меня поцеловал, вырывая из безумия и погружая во всепоглощающее удовольствие, это было почти больно.
Слишком резкий контраст от полного отчаяния до слепящей эйфории. Сложно передать словами, что творилось со мной в то мгновение. В любом случае, Клён спас не только моё тело, но и душу.
Как оказалось, я рано обрадовался. Спустя некоторое время жар и огонь в моих венах вновь стал возвращаться, разбивая напрочь всю сосредоточенность. Сердце сбилось с ритма, кожу стало покалывать, а запахи вновь превратились в насыщенные и вязкие. Мы как раз перепрыгивали небольшой овражек. Я неловко зацепился ногой за корень дерева и покатился прямо вниз по влажному мху и траве.
Заскулил от боли в лодыжке, лежа пластом, не в силах подняться и выровнять дыхание, ощущая всем телом нагретую за день почву под собой.
– Няншир, что с тобой? – беленький спустился ко мне, присев на корточки. Слабый свет лун упал точно на него.
– Ногу подвернул, – шепчу тихо, с ужасом осознавая, как слепящая похоть и желание снова овладевает моим телом. Тянусь к Клёну ближе, втягиваю носом такой вкусный аромат свежести и дождя. Наши глаза в отчаянной близости, а носы соприкасаются, дыхание смешалось. Его запах сводит с ума.
– У тебя зрачки во всю радужку, ушастый, и глаза горят оранжевыми фонарями, – спокойно произнес беленький, смотря своими углями прямо в душу. – И еще ты пахнешь возбуждением, безумием и… страхом?
Я борюсь со своим телом, которое хочет одного – трахаться! Подмять под себя партнера, утолить сжигающий голод похоти. Проникнуть в желанное тело до конца, до упора и биться в блаженстве. Мяяяяяяя… Такая буря внутри, контроль ни к черту, я его покалечу просто…
Утыкаюсь лбом в грудь Клёну, из горла непроизвольно вырывается жалобное мяуканье, и он вздрагивает.
– Ты чего?
– Трахни меня, Клён.
– Чего?!!
– Что слышал! Здесь и сейчас. Можешь не церемониться.
Отталкивает от себя, злится.
– Совсем офигел! Один секс на уме, похотливое зверьё! – рычит он и не понимает, что я чувствую сейчас.
Придется объяснить. Мгновенно валю его на землю, фиксируя запястья руками, ноги прижимаю коленями. Склоняюсь низко одним плавным движением, носом втягиваю его запах, он неимоверно меня возбуждает.
– Если ты не трахнешь, тогда я трахну тебя, и не факт, что мы останемся оба в рабочем состоянии после этого. Секс нужен сейчас, как подтверждение, как заявление прав… как привязка к партнеру. – Склоняюсь к бледным губам, вижу в красных глазах понимание.
– Ты мой якорь, а я почти слетел с катушек. Нашего поцелуя было недостаточно. Верни все на место… только ты сможешь… – уже умоляюще шепчу, ослабляя хватку, целуя мягкие губы, вжимаясь своим стояком в его пах.
Соображает он быстро, жадно присасывается ко мне, переворачивает на спину, подминая. Да, так, он главный, я подчинюсь, отдаюсь на его милость. Целуемся бешено. Мяяяяя… не удобно так… отталкиваю. Сажусь, раздвинув ноги, опираюсь спиной на склон оврага. Запах свежей травы дурманит голову. Клён окидывает меня жарким взглядом, облизывается, меня будто током бьет. Расстегиваю штаны, пытаюсь стащить их с себя, он помогает, его руки на моей коже посылают тысячи искр удовольствия. Прикрываю глаза и протяжно поскуливаю, закусив губу от нетерпения.
Вдруг понимаю, какой я сейчас ужасный на вид, с грязной гривой, в рваных лохмотьях, с синяками и старой засохшей кровью на теле… но когда он рвет остатки футболки на груди и прикасается к соскам, все становится неважным. Как ХОООООРОООШОООООО!!!
Клён уже сидит между моих раскинутых ног, расстегивает ширинку, одной рукой поглаживает себя, второй рукой ведет по моей груди вниз, к животу, доводя до мелкой дрожи предвкушения. Глаза в глаза, я бы ему сам подрочил, но боюсь своих кровожадных порывов.
– Давай же, Клён… прошуууу!
Наклоняется, целует в уголок губ, поглаживает мой возбужденный член, позвоночник пронзает яркая вспышка, хвостами провожу по его бокам, ластясь.
– Тише, тише…
Какое тише? Я завою сейчас! Притягиваю беленького к себе, он смотрит в глаза, подносит свою руку ко рту и прокусывает её около большого пальца, глубоко, до крови. Запах жидкости жизни возбуждает еще больше. Не успеваю что-либо спросить, мне затыкают рот языком, который я с удовольствием посасываю, ласкаясь.
Плыву в тумане желания, чувствую пальцы Клёна во мне, скользкие от крови. Дурак. В таком состоянии я боли не почувствую. Обнимаю его крепче, насаживаюсь на пальцы, сильнее, глубже. Непрерывно постанываю. Как хорошо… огненные волны по телу… будет еще лучше. Наконец, беленький решается меня трахнуть, заменяет свои пальцы членом. Хочет войти медленно, но я просто резко притягиваю его к себе ногами, и он, охнув, врывается в меня.
– Ну, ты псих… мурка… да не спеши ты так!
– Не моооогуууууу! – вою и сам начинаю движения, вцепившись в него мертвой хваткой.– Вставь мне сильнее! Не нежничай… Так нужно сейчас. Жестко, сильно…. Чтоб достало до сердца… Пооожааааалуууууйстааа!
Опускает одну руку мне на бедро, другой обнимает, придерживая за спину, впивается в шею губами и начинает двигать бедрами, врываясь внутрь. Горячий, неумолимый, восхитительно упругий. Сладко! Слезы на глазах. Ногами направляю его и мурлычу беспрестанно. Беленький… мой… хочу…
– Ещё! Ещёооо!!! Сильней! – беснуюсь я, мне мало. Мало его губ на коже, его члена внутри, его обнимающих рук, его дыхания, которым не могу напиться. Жажда. Утоли мою жажду, Клён, только ты можешь укротить бушующий огонь внутри. Удовольствие течет по венам расплавленным стеклом, меня все больше ведет от ощущений.
Беленький рычит, терзает кожу поцелуями и трахает не сдерживаясь, при каждом движении задевая центр наслаждения, и я плавлюсь в этом потоке.
Шепчу бессвязно нежности и просьбы. Тела трутся кожа к коже, оставшаяся одежда катастрофически мешает, заставляя мечтать о мягкой постели. Невыносимое наслаждение единения накрывает меня, и я плыву в нескончаемой неге. Все правильно, как должно быть. Он мой, я его.
Клён бьётся во мне, жарко дышит. Ловлю полный нежности взгляд.
– Не могу больше, Няншир.
– Давай, я за тобой. Ах! – смотрю в красные глаза, ласкаю себя рукой, попадая в его ритм. – Бееелеееенькииииий!!! – тяну на выдохе, не расцепляя взглядов, и он срывается.
Судорожное движение Клёна, угольки глаз прикрываются ресницами, приоткрытые влажные губы и сбитое дыхание. Какой он красивый в неверном свете лун. Сжимаю себя сильнее, приходя к финалу. Дрожим оба, обнимаясь.
Боги! Никуда его не отпущу! Даже если сбежать захочет, найду способ удержать. Мой!
– Ну, теперь твои мозги встали на место и нам можно продолжать путь? – Спрашивает ехидно, потираясь щекой о моё плечо.
Вот белобрысая зараза! Ничего, я тебе на корабле все объясню еще подробнее, дождешься.
Мне становится легко и свободно, пружина, скручивающаяся внутри, отпускает, смеюсь от души. Клён отстраняется, гладит по ушам и тоже улыбается.
– Как рука?
– Зажила, – отмахивается.
.
Приведя себя в порядок, отправляемся дальше, нога болит, но это все пустяки, пройдет.
Ловлю себя на мысли, что мне понравилось отдаваться. Надо будет повторить, только не в такой экстремальной обстановке.
Жизнь налаживается.
====== Часть 9 ======
Клён.
Добежали быстро, останавливаясь перевести дух и перекусить тем, что поймаем по дороге. Няншир без проблем ел сырое мясо, даже не морщился. Мы оба звери, каких поискать.
Сбились с пути лишь один раз, обходя большую топь, потеряли на обход больше половины дня.
Приближаясь к кораблю, моё чувство опасности подало сигнал. Я притормозил, осмотрелся, тщательно прислушался, понюхал воздух. Как назло стоял полный штиль.
Мурка тормознул рядом.
– Ты чего, Клён?
– Да вот, чутьё сработало на неприятности. Ничего подозрительного не замечаешь?
Его уши задергались, хвосты заметались из стороны в сторону, и он тоже втянул носом воздух.
– Все спокойно… вроде, – неуверенно протянул он. – До яхты рукой подать, давай поторопимся. – И он передернул плечами, как будто ему было неуютно.
Я ничего больше не стал говорить, но пропустил мурку вперед, если что прикрыть успею. Мы двигаемся сквозь заросли, невольно замедляя шаг, выходим на знакомую поляну. Все тихо и спокойно. Шлюз закрыт, никаких следов посторонней деятельности. Няншир подбегает к своей серебристой птице, набирает код на панели, и я слышу гул ожившего корабля. Шлюз начинает открываться, а у меня спину обдает холодом. Что-то неправильно…
Возле посадочной штанги след от армейского ботинка… ни у меня, ни у него нет такой обуви…
– Няншир, нет! – кричу, бросаясь вперед и понимаю, что поздно.
Мурка оборачивается ко мне, трап опускается на землю… из кустов справа и слева выскакивают два мордоворота шахисской наружности, берут на прицел. В открытом шлюзе стоят еще трое, их оружие направленно на нас.
– Стоять!!! – это мне из корабля приказывает самый высокий и белобрысый, и я застываю на середине пути, у меня на груди скрестились прицелы трех кошаков.
Няншир бледнеет и делает шаг ко мне, белобрысый жестом останавливает его.
– Не суетись, братишка. Нам ни к чему ненужные жертвы, – запах сладостей наполнил воздух, а голос у него подобен мёду. Он плавно скользит по трапу, белые хвосты полощутся в воздухе за его спиной, густая снежная грива рассыпалась по плечам, а пронзительные серые глаза недобро щурятся. Он сногсшибательно смотрится в черном мундире с серыми вставками, за высокими голенищами сапог я разглядел рукояти ножей.
– Ристиш, что это значит? – холодно чеканит Няншир, делая еще один шаг ко мне.
– Да вот, соскучился по тебе, кузен, решил отыскать. Потеряшка ты наша, – белоснежный шахис не торопясь подходит к мурке, убирая свой бластер в кобуру, остальные по-прежнему целятся мне в грудь. – Не хочешь обнять родственника? – и руки раскинул в приглашающем жесте.
– Обойдусь, – морщится брюнет. – Что за цирк ты устроил? Прикажи своим людям убрать оружие, немедленно! Никто не имеет право целиться в мою пару.
Глаза Ристиша расширяются, он принюхивается, ухмылка на губах становится злой, он переводит взгляд на меня.
– Этот замухрышка? Ты совсем потерял вкус, братец, раз позарился на это недоразумение. К тому же он не нашего вида, – презрение из него так и сочится.
