Текст книги "Red lines (СИ)"

Автор книги: Never Died

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Книга лежит на столе, так, словно это обычный учебник, который может взять кто угодно. Это даже немного безответственно, но, с другой стороны, не ожидал же Джордж в самом деле, что Грейнджер спрячет её за кучей заклинаний и замков.

– Вот, – она протягивает книгу и не сводит с Джорджа глаз с дрожащими в них мерцающими огоньками света. Наверное, подобное должно взывать к его совести, только вот внутри лишь пустота. Ничего нет. Всё-таки он не Рон.

И когда Джордж хватает книгу за другой конец, девушка внезапно не отпускает. Эта твёрдость характера с её стороны непривычна и удивительна.

– Обещай, что не будешь делать это без меня, – голос её требовательный, почти жёсткий. Новая внезапная грань. Где та девочка-заучка, что закатывала глаза на любую шалость и чуть ли не со слезящимися глазами отстаивала права домовых эльфов? Когда она исчезла? Джордж смотрел лишь на Фреда и не заметил этого момента.

– Обещаю, – это не сложно, потому что ему и в голову не приходило делать что-то без руководства Гермионы. Он не станет рисковать душой брата из-за нежелания просить о помощи. Это глупо. Глупым он никогда не был.

– Клятвы даны, пойдем, – немного саркастически бросает Фред из-за спины. Джордж тянет книгу на себя, но девушка всё ещё держит её. И хотя он без труда мог бы вырвать этот томик из её рук, он этого не делает.

– Пожалуйста, Джордж, – Гермиона говорит вкрадчиво, тихо. – Не поддавайся эмоциям. Ты должен всё обдумать. Когда прочитаешь это.

Пальцы разжимаются, и девушка отступает на шаг.

– Ладно, – просто кивает Джордж. Он постепенно начинает чувствовать себя ужасно. Насильно скормленный ужин дает о себе знать, поднимаясь к горлу.

– Давай, – Фред оказывается рядом, будто знает, что с ним происходит, и бесцеремонно тянет за локоть.

Джордж покачивается от этого, и Гермиона наблюдает с недоумением. А затем губы её дрожат, и она стремительно отворачивается.

– Вам пора, – произносит она. Джордж замирает от того, как расстроено звучит её голос.

Очевидно, что она пытается скрыть это, но ничего не выходит. Но почему? Что вдруг случилось, что она сделалась такой печальной? Джордж хочет спросить, но не знает, может ли. В конце концов, они никогда не были друзьями. Но всё меняется, не так ли? Его разговор с Гарри этому подтверждение.

И Джордж топчется на месте, не зная, как поступить. Он не хочет оставлять Гермиону одну, когда ей так грустно, но не представляет, что делать. Он не силён в утешении, особенно девушек. По правде говоря, он всегда умел поддерживать лишь одного человека – Фреда. Но лишь потому, что для этого ни одному из них на самом деле не были нужны слова.

– Гермиона… – он понятия не имеет, что говорить. И то, что Грейнджер по-прежнему спиной к нему, не упрощает задачу.

– Джордж, идём, – Фред снова тянет его за рукав. – Книга у нас. Сейчас вернётся Джинни, увидит, что ты собрался читать, и точно решит, что ты сходишь с ума.

– Ладно, ты прав, – соглашается Джордж. Гермиона молчит и лишь сжимается, будто ей холодно.

Джордж позволяет Фреду себя увести. По дороге в их спальню они встречают Рона и Гарри. Из их разговора понятно, что первый сетует на отсутствие отца, Билла и Перси, а друг просто поддерживает его.

– Им даже не дали время для скорби! – возмущенно пыхтит Рон. Гарри смотрит на него без улыбки и отвечает, ровно, спокойно:

– Думаю, им так легче. Делать что-то, а не сидеть наедине со своим горем.

– Но они бы не были одни! Мы были бы все вместе.

Гарри качает головой.

– Это немного не то, о чем я говорю, это, знаешь…

Он не заканчивает фразу, когда замечает Джорджа. Рон тоже видит брата, и лицо его сразу же вытягивается, принимая своё самое скорбное выражение. Это не маска и не уловка, Джордж знает. Просто это то, как Рон себя чувствует. Он подавляет свои эмоции, смягчает их обычно, но при виде одного близнеца, так похожего на другого, того, кто умер, не может. Это почти не раздражает.

– Они так смотрят, будто встретили инфернала, – подмечает Фред. С его комментарием сложно не согласиться.

– Отец ещё не вернулся? – спрашивает Джордж. Рон качает головой и открывает рот, но так и не произносит ни слова.

Наверное, каждый справляется с горем по-своему. Кто-то, как Перси, утопает в чувстве вины, кто-то, как отец, заваливает себя работой, кто-то плачет целыми днями, как мама, или пытается улыбаться ради других, как Билл, а кто-то убегает от правды, как Рон, или просто тихо скорбит, как Джинни. Джордж не знает, к какому типу относится он сам. И не хочет об этом думать. Он глядит на Гарри и знает, что его взгляд смягчается.

– Всё в порядке?

Этот вопрос адресован именно Поттеру. И хотя Рон тотчас начинает описывать своё состояние, Джордж не слушает. Скорее всего, это не правильно, ведь это его младший брат. Но иногда сложно что-то сделать со своими чувствами, заслоняющими разум.

– Да, – наконец, отвечает Гарри. Джордж удовлетворенно кивает.

– Тогда спокойной ночи вам обоим. Или хорошего вечера, как хотите.

– Пока, малышня, – машет рукой Фред и нетерпеливо цокает языком, торопя близнеца.

– Хороших снов, – прощается Гарри. И за такой обычной фразой Джордж видит истинный смысл. Оба они пленники своих кошмаров. Пожирающих их каждую ночь, тянущих в свою пропасть. Хороший сон – то, что им действительно нужно.

В спальне Джордж и Фред садятся рядышком, прижимаясь плечами, как птицы на ветке, и начинают читать книгу. Нужная глава отмечена красивой тканевой закладкой, вышитой голубыми нитками. Фред с усмешкой рассматривает её, прежде чем отложить в сторону.

И чем дальше Джордж читает, тем больше понимает, что Гермиона не ошиблась. Всё именно так, как она и говорила. Его слабая надежда тает с каждой строчкой. Душа, оставшаяся на земле из-за сильной связи с другим человеком, всё равно обречена. Смерть и Время разрушат связывающие нити за семь дней. И тогда душа исчезнет. Она отправится дальше или станет призраком, в зависимости от того, что выберет.

Джордж всегда знал, что Фред никогда не предпочтет второе. Как и он сам. Быть заточенными в блеклой форме привидения, на одном месте, не ощущать никаких вкусов, запахов, ничего вообще, не быть способным творить – это не для них. Это тюрьма. Вечная.

Заклинание, привязывающее душу к земле, действительно было очень сложным. К нему шло несколько страниц логарифмических и интегральных расчетов, затем крайне трудно произносимая формулировка, видимо, как раз вытекаемая из предыдущих записей, и подробное описание движения палочкой с движущимися картинками.

– Ничего себе! – присвистывает Фред. – Так и руку сломать можно, повторяя всё это.

Джордж вздыхает.

Дальше следует предупреждение о последствиях неправильного произнесения заклинания или любого отклонения от верного жеста. Душа сгорит, поглощенная магией. И не сможет возродиться ни в каком виде. Её не просто не будет в этом мире. Её не будет нигде.

Сердце Джорджа сжимается болью, будто кто-то крепко длинными сухими пальцами сжимает его, впиваясь острыми длинными ногтями в плоть, вызывая крупные горячие капли крови, похожие на слёзы, всё сочащиеся и сочащиеся.

Фред перестает смотреть на книгу и теперь глядит на брата. Джордж ощущает его взгляд, но боится посмотреть в ответ. Что он должен делать? Это не игра. Это не похоже ни на одно заклинание, изучаемое в школе, даже на старших курсах. Как он справится? А если… если он ошибётся?.. Как он сможет с этим жить? Это совсем не то, как было в Хогвартсе – котел не взорвется, брови не загорятся, а волосы не превратятся в змей. Рискуй он собой, он бы не сомневался ни мгновенья. Но Фред… Это же Фред.

– Я в любом случае исчезну через три дня.

Фред как всегда слышит его мысли.

– Но ты сможешь пойти дальше, – неуверенно замечает Джордж. И поворачивает голову. Наверное, это его главная ошибка. Потому что Фред отодвигается от него, и в этих синих глазах сквозит боль.

Когтистые пальцы разрывают сердце Джорджа пополам.

– Ты… хотя бы будешь, – лепечет он жалко. – Хоть где-то.

И снова ошибается. Фред вскакивает и смотрит на него, будто не верит своим глазам.

– Мы… должны это обсудить, – заставляет себя продолжать Джордж. И вместо этих слов он просто хочет себя убить. – Все варианты. И такой тоже.

– Нет! – Фред кричит, совсем как ребёнок, громко и капризно.

Джордж прижимает руку к груди, надеясь унять боль. Ему хочется сжаться, свернуться в комок и заплакать. Он так измучен этой вечной несправедливостью жизни, и ему тоже хочется вопить. Но он не может. Им нужно поговорить.

– Я не хочу это обсуждать, – отрезает Фред, скрещивая руки на груди. Он поджимает губы и смотрит на брата сверху вниз, обвиняющее, жёстко.

– Фред…

Джордж ещё пытается. Но близнец снова кричит:

– Я сказал – не хочу!

Он разворачивается и стремительно выходит, напоследок нарочно громко хлопнув дверью.

И Джордж падает на кровать. Он прячет лицо в одеяло, сжимает его в кулаки и дрожит. Его на самом деле трясет, и он понятия не имеет, как успокоиться.

Это первый раз.

Первая настоящая ссора.

Отвратительней Джордж чувствовал себя только той ночью, когда думал, что больше никогда не увидит Фреда.

Больно. Так… больно.

Он задыхается от немого крика. И нечто тёмное, страшное подстерегает его. Липкое, похожее на кашу (или размятые мозги?), опутывает его по рукам и ногам, тащит за собой. Джордж тянет руку, но сейчас никто не может спасти его. Кроме того одного, кого здесь нет. Кого он только что оттолкнул.

Но всё это… это невыносимо. Джордж не знает, как быть. Как поступить правильно. Он тыкается в темноте, как слепой, и так сильно боится ошибиться, что, кажется, делает это снова и снова.

Живот пронзает, будто ножом. Джордж поджимает ноги и стонет. Он такой жалкий, такой глупый, напуганный, разбитый… Он просто хочет сделать, как лучше. Он хочет, чтобы его брат был с ним. Но он так сильно боится потерять его навсегда, что это выбивает из него всё остальное.

Им нужно просто поговорить. Обсудить всё. И выбрать. Но как выбирать, если все варианты плохие? Они рискнут, что-то пойдет не так, и Фред исчезнет. А если ошибка не случится, он будет навечно привязан к земле, и после им всё равно придётся потерять друг друга. Но если не сделать ничего, то это случится уже через три дня.

– Я потеряю его, – шепот то ли вырывается из горла, то ли звучит лишь в голове. – Я в любом случае его потеряю.

И это – единственная правда.

Нет такого исхода, при котором они остаются вместе. Насмешка Вселенной. Джордж потеряет Фреда.

Он уже это сделал. Когда не спас в той битве. Не был рядом.

Он больше не может лежать, сжигаемый этими мыслями. Фред до сих пор не вернулся, и Джордж вдруг ощущает острое желание его увидеть. Просто взглянуть в его лицо, его глаза. Даже если брат всё ещё злится. Пусть. Только бы был рядом.

Джордж вскакивает с кровати и бежит вниз. Он не знает, где искать Фреда и как. Никто другой не может его видеть, а носиться и орать его имя – проще сразу выписать себе билет в одну сторону до больницы Святого Мунго.

Он чувствует себя как в ловушке.

«Так, – проносится в голове, и Джордж останавливается и выдыхает. – Соберись. Вряд ли он пошел навестить кого-то из братьев или Джинни, это бессмысленно. Он может быть внизу или в саду».

Но ни в гостиной, ни на кухне Фреда нет. Мама сидит в кресле со спицами и нитками на коленях, но не вяжет. Взгляд её застыл и дрожит непролитыми слезами. Услышав шаги, она поднимает голову и смотрит на сына. Губы её тянутся, пытаясь создать улыбку. Джорджу так грустно видеть её такой, но сейчас он слишком обеспокоен тем, что происходит с ним и Фредом, чтобы пытаться уделять время чему-нибудь ещё. Однако он всё равно не может просто уйти. Это же мама. И она потеряла своего сына, а теперь, глядя на Джорджа, видит Фреда.

– Папы и остальных ещё нет? – спрашивает Джордж и понимает, что это тот же вопрос, что он задавал Гарри и Рону. Как будто больше его не волнует ничего. Или – слишком много всего, чтобы замечать остальное.

– Нет, милый. Билл прислал весточку, что задержится. Думаю, отец и Перси тоже, – отвечает мама и поспешно утирает глаза. – Посидишь со мной?

Она просит, и часть Джорджа хочет согласиться. Но он не может. Её жалость – то, что разобьёт его. Он не вынесет этого. Не сейчас. Наверное, он, как и Рон, убегает. Только не от случившегося горя, а от других. В этом разница.

– Прости, но… я немного…

Занят? Спешу? Что?

Но мама не давит. Она снова улыбается и кивает головой.

– Конечно, Джордж. Если ты захочешь покушать, на кухне есть ужин. Чарли и Рон сейчас наверху, пытаются что-то сделать с упырем, чтобы он так не выл.

Вой? Джордж ничего не слышал. Или просто не замечал? Он был слишком поглощён происходящим с ним и Фредом, что просто пропускал всё иное, что происходило.

– Чарли говорил, это мешает спать.

Это ли?

Джордж неловко улыбается матери. И уходит. Он заглядывает на кухню, но там пусто. Обходит весь первый этаж, пока не сдается. Фреда здесь нет. Теперь он прекрасно понимает, что чувствовал близнец утром, когда проснулся в одиночестве, а потом не мог найти его пол-утра.

На улице совсем не холодно – прогревшийся за день воздух не успел остыть, а хорошая ясная погода только способствовала этому. Джордж выходит через заднюю дверь прямо в сад. Мимо проносится курочка, а сразу за ней, растопырив руки – гном.

– Фред?

Голос дрожит на ветру. И ему отвечает тишина. Джордж проходит мимо гаража, где некогда стоял Форд, заглядывает в курятник, но брата нигде нет. Поразмыслив, он шагает дальше, углубляясь в сад. Но потом вдруг резко останавливается – ему кажется, что со стороны сарая раздается какой-то звук.

– Фред? Это ты?

Он надеется, что это не кто-то другой. Иначе выйдет немного неловко.

Деревянная дверь скрипит, когда Джордж отворяет её. И легкий запах пыли и мётел сразу же бьет в лицо. Это приятно. Словно бы его охватывают воспоминания из детства. Старые вещи, мётлы, садовая утварь – всё это хранится здесь. Джордж глядит, и ему кажется, что он видит величайшие сокровища истории. Не для мира. В глобальном масштабе всё это ничего не значит. Несущественное барахло. Но это – их история. Семьи Уизли. Фреда и Джорджа. И потому разве может быть что-то важнее?

Свет, пробивающийся через небольшое окошко вечерний, пастельный, рыжий, словно кто-то раскрасил его мелками. Луч падает прямо на две метлы, стоящие рядом. Такие знакомые, родные. Близнецы не забрали их с собой в Лондон лишь потому, что там им негде было летать. Так они и остались здесь, в ожидании своих друзей и хозяев. Верные. Ох, сколько славных матчей было на них проведено. Джордж не замечает, когда маленькая ностальгическая улыбка трогает его губы. Он тянет руку к своей метле и, когда кончики пальцев прикасаются к поверхности – отнюдь не гладкой, она вся в боевых царапинах и шрамах – ему кажется, что кожу пронзает маленькая искорка тока.

Сбоку снова раздаётся шум. Джордж машинально хватается за пояс, где прежде всегда носил волшебную палочку, но сейчас её нет с собой. Да она и не нужна. Из-за вёдер выползает рыжий кот и, уставившись на Джорджа довольной мордой, громко мяукает.

– Привет, Живоглот.

Кот мигает своими жёлтыми глазами и, подняв хвост трубой, выскакивает в дверь. Джордж тоже выходит. Он всё ещё беспокоится о Фреде и их ссоре, но после посещения чулана его настроение приобретает какой-то меланхоличный оттенок. Забавно, что раньше он не понимал значения этого определения, а теперь – это вся его жизнь.

– Живоглот, вот ты где! – облегченный вздох раздается слева, и Джордж, свернув, видит Гермиону. Девушка стоит на коленях на траве и гладит своего кота. Но, услышав шаги, поднимает голову. Улыбка, до этого игравшая на её лице, пропадает.

– Джордж.

Она выпрямляется. И Джордж вспоминает их неловкий разговор, состоявшийся несколькими часами ранее. Он не знает, как правильно вести себя теперь, но взгляд Гермионы смягчается. Она не злится. И это радует.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он. Гермиона поднимает Живоглота на руки и продолжает гладить.

– Рон и Чарли возятся с упырем, а Гарри с Джинни, так что я решила немного прогуляться перед сном, – отвечает она. И вздыхает. – Если честно, думала о родителях. Когда всё уляжется, я отправлюсь за ними.

– Ты соскучилась?

– Очень.

Гермиона едва-едва улыбается и сразу же прячет лицо в шерсти кота. Наверное, это плосконосое создание напоминает ей о доме и о школе. Обо всём хорошем, что осталось в прошлом, навсегда перечеркнутом войной.

– Я уверен, у тебя всё получится, – заверяет её Джордж, потому что чувствует, что это правильно. Гермиона поднимает на него глаза.

– Спасибо, – шепчет она. И тотчас спрашивает тем самым тоном, которым обычно меняют тему с той, на которую больше не хотят говорить. – А ты что тут? Фред с тобой?

Джордж бы с радостью поболтал о чете Грейнджер. Он прикусывает щеку изнутри, прежде чем отвечает:

– Нет. Я ищу его.

Взгляд Гермионы становится обеспокоенным. Она перестает гладить кота, и тот, чувствуя это, тоже застывает и смотрит на Джорджа с некоторой претензией.

– Что-то случилось? – Грейнджер делает шаг к юноше, и Живоглот выскакивает из её рук.

– Ничего, – отвечает Джордж. Он не собирается делиться происходящим между ним и Фредом ни с кем. Гермиона, кажется, понимает это. Живоглот трётся около её ног, но она не обращает внимания на него, сосредоточившись на Джордже.

– Я помогу тебе. Пойдём, – бодро предлагает она.

Джорджу сложно сдержать скептицизм, даже несмотря на энтузиазм девушки.

– Ты не можешь его видеть, – устало произносит он.

– Верно, – соглашается Грейнджер как ни в чём не бывало. – Но раз он способен передвигать вещи, то я могу его услышать. Правильно? Если он сломает веточку или бросит камень в воду… или вроде того.

Это звучит слишком наивно, чтобы быть правдой. Но Джордж думает, может, Фред просто взбесится, когда увидит его с Гермионой, и перестанет прятаться, поэтому соглашается.

Они идут в сторону пруда, когда Грейнджер первой нарушает молчание:

– Вы уже прочитали?

Джордж только кивает. Прочитали. И из-за этого он сейчас в таком раздрае. Ему кажется, что он пытается удержать воду в руках, но та всё равно просачивается через пальцы, стекает вниз, капает, убегает от него. И, как бы он ни старался, всё бесполезно.

Гермиона глядит на него, мучительно ломая губы, и Джорджу кажется, что он видит весь мыслительный процесс в её голове. Она пытается придумать, что сказать, но не может. Её знания подводят. В книгах не учат, как общаться с человеком, потерявшим свою вторую половину один раз и готовящимся потерять её снова уже через пару дней.

Около пруда они останавливаются. Здесь тихо, даже лягушки не квакают, и ветер не шуршит высокой травой.

– Фред! – снова зовёт Джордж, не сдерживая голоса. Даже если кто-то услышит – плевать. Главное, чтобы его крик донесся до близнеца. Кажется, их дом не такой уж и большой, как можно потерять здесь кого-то?

– Он найдется, – зачем-то говорит Гермиона. Наверное, это её попытка утешить. Возможно, с кем-то вроде Гарри она бы сработала. С кем-то, кто близок девушке по-настоящему. Но не с Джорджем. Грейнджер не знает его достаточно, чтобы понимать, что ему нужно. Она смотрит на него своими умными глазами, но не видит на самом деле. И это нормально. Будь это иначе, Джордж бы испугался.

Но он благодарен Гермионе за попытку подбодрить его. И за то, что она сейчас рядом. И что вызвалась помочь с Фредом. Не только в этот момент, а вообще. Джордж знает, что он бы сошёл с ума, буквально, не метафорически, если бы проснулся утром на восьмой день и не нашёл близнеца. Нигде. Никогда.

Джордж смотрит на воду, заходящее солнце отражается ослепляющими бликами, и это такая привычная картина, из года в год близнецы играли у этого пруда, и солнце точно так же зажигало поверхность своими лучами. Осознание того, что некоторые вещи остались неизменными, греет измотанную душу.

– Фред… – шепчет Джордж, щурясь. Глаза слезятся, но это, конечно, только от солнца.

Он откашливается и, не отводя взгляда от воды, вспоминает:

– Мама рассказывала, что, когда мы только родились, Фред появился первым. На пару минут раньше. А потом я.

Улыбка дрожит, словно от движения воды в пруду, и сердце тихо стонет от тоски по брату и тому счастью, что у них было.

– И он держал меня за руку, – выдыхает Джордж с нежностью в голосе, – словно вёл в этот мир.

Гермиона трогательно смотрит в ответ и улыбается, но в глазах её лёгкая растерянность. Не удивительно. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но будто не решается, боится разбить хрупкий момент неверным словом, и Джордж со вздохом произносит:

– Я знаю, ты считаешь, это невозможно, и мама приукрасила историю для нас…

– Джордж…

Джордж оборачивается и упрямо смотрит девушке в лицо.

– Даже если и так, это неважно. Я знаю, что это правда. Пусть Фред не держал меня за руку физически, но он был тем, кто привёл меня в этот мир. Не мама. Не папа. Он.

И это – единственная настоящая правда. Истина, в которой не может быть сомнений. Джордж не просто верит в это. Он знает. И никакие силы мира не заставят его сомневаться.

Во взгляде Гермионы плещется понимания и сожаление. Она робко вздыхает и выглядит так, словно хочет погладить Джорджа так же, как ранее гладила своего кота.

– Я всегда шёл за ним, – продолжает Джордж твёрдым тоном. Без сомнений. Без колебаний. Это его суть. Всё его «я». Общее на двоих. – Всю жизнь. Как теперь может быть иначе?

И в последнем вопросе пробивается, прорывается глухое отчаяние.

Глаза Гермионы начинают слезиться, и она быстрым движением вытирает их и печально улыбается. Джордж лишь поджимает губы, но больше ничего не говорит. И девушка тоже молчит.

И в тот миг, когда молчание между ними застывает, крепкие руки обхватывают Джорджа поперек груди и в спину утыкается чей-то лоб.

– Я здесь.

Фред.

Джордж не понимает, произносит ли он имя брата вслух или только в своём сердце, но он чувствует, что начинает дрожать, потому что сжимавшее его всё это время напряжение отпускает.

Он обнимает ладони близнеца, позволяя ему прижиматься к себе, ощущает его дыхание между лопатками и не хочет даже шевелиться, чтобы не нарушать это. Он забывает о Гермионе, о мире вокруг, потому что вся его Вселенная сжимается до одного человека, в чьих руках он мог бы провести всю свою жизнь. Каждое её мгновенье. И этого было бы более чем достаточно.

Он хочет сказать: «Не убегай так больше», «Не смей уходить от меня», «Никогда меня не бросай», но не произносит ни слова. Он верит, что Фред знает. Что так же, как и всегда, слышит его голос в голове. И ему кажется, что в глубоком, тяжелом вздохе брата звучит ответ: «Прости. Больше – ни за что». И Джордж прощает. Нет ничего, что он бы не простил Фреду. И на секунду он может позволить себе отпустить тот тяжелый выбор, что ему предстоит.

***

Фред зол. Ух, он в жизни так не злился, как сейчас. И это чувство оттого сильнее, что вызвал его из всех людей именно Джордж.

Наверное, если подумать, Фред даже в ярости. И если бы кто-то попался ему на пути, он бы разорвал этого человека на маленькие кусочки.

И это чувство такое огромное, такое пугающее, что Фред убегает. Это кажется ему единственным выходом, чтобы справиться с ситуацией. Он не имеет никакого представления о том, как действовать, потому что это первый раз, когда он поссорился со своим близнецом. Да это всё равно, что поругаться с самим собой.

Он не знает, куда идти. Его сердце тянется назад в свою комнату, но Фред не слушает. Он бежит вниз, по лестнице. Как можно дальше. По пути ему попадаются Чарли и Рон, что-то болтающие об упыре и сложностях с ним. Фред проскальзывает мимо них, хотя без проблем мог бы пройти и сквозь, но ему это неприятно, и влетает в гостиную. Там мама. Сидит и вяжет. Тогда он выскакивает на кухню, чьё-либо присутствие сейчас прожигает его слишком сильно, даже если его не могут увидеть. Но здесь Флер. Стоит у духовой плиты, в которой, судя по запаху, готовится печенье. Фред думает сбежать и отсюда, когда вдруг слышит тихий всхлип. Он останавливается и осматривается. Но здесь только он и Флер.

Медленно, бесшумно Фред подходит к девушке и заглядывает ей в лицо. Она опирается руками на столешницу, её голова опущена, а глаза закрыты. И по прекрасному лицу скользят чистые слёзы.

Фред не понимает, почему это заставляет его замереть так сильно. Он видел, как Флер плакала прежде в объятьях Билла. Но сейчас – это что-то другое. Совсем. Какая-то новая грань. Эти слёзы не предназначены ни для кого. Они – только её. И сейчас она в тишине и одиночестве оплакивает Фреда всем сердцем.

– Флер, ох… не надо.

Фред не сдерживает маленького вздоха. Он тянет руку к её плечу, забывшись, и пальцы просто проходят сквозь неё, словно сотканы из тумана. И это напоминает ему о том, что он больше не жив. Развернувшись, он выбегает.

И бежит, бежит, бежит. Даже когда падает и лежит на траве, ему кажется, что он всё ещё продолжает движение с какой-то невероятной скоростью. Если он продолжит так, то разобьётся. Но он не может остановиться.

Пока не слышит голос Джорджа, зовущий его по имени.

Только крик. И не больше.

Но Фред останавливается. Он вдруг осознает, что прекратил движение, что мир вокруг больше не кружится, а сам он вовсе не бежит, а просто лежит на траве под деревьями.

Воздух заполняет легкие, щекочет кожу. В высоком небе, покачиваясь, дрейфуют облака, а где-то жужжат мухи и кудахчут куры. И эта злость и обиды, что заставляли его гореть, исчезают. Джордж зовёт его, и всё остальное неважно.

Он поднимается и идёт в ту сторону, откуда доносился крик. Он издалека замечает фигуру брата у пруда. И Грейнджер рядом с ним.

Фред импульсивно хочет схватить Джорджа под мышку и утащить подальше. Но он сдерживает этот порыв и старается не шуметь, когда подходит. А потом он различает слова близнеца. Наполненные такой нежностью, что он буквально тает лужицей.

– Мама рассказывала, что, когда мы только родились, Фред появился первым. На пару минут раньше. А потом я. И он держал меня за руку, – выдыхает Джордж с нежностью в голосе, – словно вёл в этот мир. Я знаю, ты считаешь, это невозможно, и мама приукрасила историю для нас…

Фред почти задыхается от чувства любви к своему брату, захватывающего его. Настолько оно огромное, что весь мир кажется ничтожным по сравнению с ним.

– Джордж… – бормочет Грейнджер. И Фред видит по её лицу, что она тоже заметила эту нежность, эту преданность и любовь Джорджа, такую безграничную, сносящую всё на своём пути. Может, не поняла до конца, но не могла не увидеть.

– Даже если и так, это неважно, – продолжает Джордж. И в его голосе столько веры, что позавидовали бы все самые религиозные фанатики мира. – Я знаю, что это правда. Пусть Фред не держал меня за руку физически, но он был тем, кто привёл меня в этот мир. Не мама. Не папа. Он. Я всегда шёл за ним. Всю жизнь. Как теперь может быть иначе?

И его отчаяние молнией разрезает его любовь. Гермиона мелко дрожит и смотрит на Джорджа жалостливыми глазами. Он молчит.

И тогда Фред больше не может и не хочет оставаться в стороне. Он подлетает к брату и обнимает его, обхватывает поперек груди, прижимается лицом к его спине и выдыхает, горячо, шумно:

– Я здесь.

Ему кажется, что первое утро после его смерти повторяется прямо сейчас. Они оба такие несчастные, такие потерянные. Неверно сложенные кусочки пазла. Цепляются друг за друга, против всей Вселенной, пытающейся их разделить.

Джордж мягко обнимает его руки в ответ. И Фред слышит его голос в своей голове: «Не убегай так больше. Не бросай меня. Не смей». Ему физически больно. И он вздыхает, отвечая так же про себя: «Прости. Пожалуйста. Больше – ни за что». И чувствует, что его извинения приняты.

Это становится ужасно неловким, когда они вспоминают про Гермиону. Грейнджер тактично смотрит на воду, но её щёки розовые, и ресницы прикрывают глаза в робком смущении. А ещё – она улыбается.

Фред отцепляется от Джордж и встает рядом с ним.

Грейнджер не может его видеть, но понимает, что происходит. Она поворачивает голову и смотрит на Джорджа. Фреду интересно, как всё это выглядело со стороны. Так, будто его близнец внезапно стал обнимать сам себя? Или воздух?

– Если честно, я всегда вам немного завидовала, – внезапно выдаёт Гермиона. Фред и Джордж бросают на неё абсолютно одинаковые удивлённые взгляды.

– Почему?

Грейнджер поправляет волосы, облизывает высохшие губы и неторопливо отвечает:

– В мире магглов есть одна легенда. В ней говорится о том, что у каждого человека на Земле есть родственная душа. Другой человек, с которым их связывают невидимые красные нити судьбы. Они тянутся от мизинца и никогда не порвутся. Таким людям суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства. Знаете, это вроде как просто красивая история. Люди верят в неё, когда устают от непонимания и одиночества, и я тоже никогда не воспринимала её всерьёз. Но сейчас я смотрю на вас двоих, и…

Она вздыхает. И Фред ближе придвигается к Джорджу. Брат не сводит с Грейнджер глаз. Её смущение проходит, и сейчас она выглядит так, будто у неё внезапно выросли крылья – вдохновленной. Такой, какой всегда была в школе. Не эта израненная войной девушка, а та девчонка, что училась лучше всех и по пути спасала двух идиотов от проблем.

– У вас такая связь, особенная, нерушимая. Вы буквально одно целое. Мне всегда казалось, что вы слышите мысли друг друга, чувствуете одно и то же, смотрите на мир одинаково. Вот уж действительно как в легендах – две половины одной души.

И Фред понимает, что, в общем-то, так и есть. Это про них. Их никогда не разделяли ни пространство, ни время. Они родились вместе. И всегда были. Но они никогда не встречали никого другого с отношениями, похожими на их собственные по своей силе. Им повезло, как никому. Другим остаётся только завидовать.

– Красные нити судьбы… – бормочет Джордж, задумчиво сжимая губы. И вдруг восклицает. – Постой! Если у всех есть кто-то, с кем они связаны, то и у тебя тоже. И ты встретишь этого человека.

Фред хочет хлопнуть себя по лбу ладошкой, но ограничивается закатыванием глаз. Гермиона краснеет, наверное, не только лицом, а всем телом. Джордж просто смотрит и, кажется, не понимает.

И тогда до Фреда доходит, что его брат не знает. Он действительно не знает, и это удивительно, потому что, как правило, знания у них тоже были общие. Поэтому, когда Фред выяснил о трепетной любви Рона к Гермионе, он был убежден, что Джордж тоже в курсе. И когда заметил, что это взаимно, не сомневался, что и его близнец это увидел. Но сейчас Джордж моргает в недоумении, и это так забавно, что Фред не сдерживает смеха.

Джордж оборачивается к нему, и он затыкается.