Текст книги "Red lines (СИ)"

Автор книги: Never Died

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Когда девушки отходят, Джордж оборачивается к Фреду и устало вздыхает:

– Можем ли мы уйти?

На лице Фреда написано яркими красками то же абсолютное желание покинуть это место. Но он вынужденно поджимает губы и качает головой из стороны в сторону.

– Наверное, ещё нет. Билл присматривает за тобой, не думаю, что он позволит.

– Да они все за мной следят, – со вздохом признает Джордж. – Думаешь, я не чувствую? Это обжигает, каждый раз. То, как они смотрят. И видят тебя во мне.

Голос его внезапно дрожит и ломается. Фред стоит рядом и смотрит так, что сразу ясно – он всё понимает. Это тяжело для них обоих. И для всех вокруг тоже. Но они не могут ничего исправить. Не сейчас. Их подарок судьбы – их же проклятье. Никто ведь не ожидал, что всё будет легко, верно? Не у них. Но Джордж знает, что не отдал бы это никому. И если бы Судьба пришла, чтобы забрать свой дар назад, он бы прижал Фреда к груди, вцепился в него изо всех сил и не отдал. Он бы скорее позволил утащить себя в ад, чем разлучить с братом.

Если бы он когда-нибудь сказал подобное вслух, его бы не поняли. Они бы все смотрели на него с мягким укором и недоумением. Все их привязанности не стоят ничего по сравнению с тем, что есть у Фреда и Джорджа. Они особенные близнецы. Действительно – одна душа, нашедшая жизнь в двух телах, но всё равно остающаяся единой. Может, поэтому Фред остался. Смерти не нужна половина.

Они ходят по комнатам, даже высовываются в сад, но повсюду люди, их скорбные полуулыбки и тихие рассказы, полные ностальгии. Все – о Фреде и Джордже. Эти истории забавные и смешные (и разве могли быть другие про близнецов Уизли?), но никто не может смеяться, как раньше. И всегда, где бы они ни оказались, кто-то с рыжими волосами неустанно наблюдает за Джорджем. Часовые. Как будто они правда верили, что он не заметит? Так глупо.

– Они беспокоятся о тебе, – снова озвучивает и так понятную всем вещь Фред. Джордж устало соглашается.

– Я думал, мы вернемся в Лондон и поищем что-нибудь про то, что случилось с тобой, – признается он.

Фред пожимает плечами.

– Успеем. Я никуда не денусь.

– Уж постарайся, – ворчливо фыркает Джордж. Совсем как старикан. Он придирчиво смотрит на брата, но тот действительно выглядит лучше. Кажется, он пришел в себя. По крайней мере, он уже не такой бледный, как на кладбище, и не плачет. Наверное, это безумно страшно – осознать, что ты умер. Особенно, когда себе ты кажешься вполне живым, когда ты всё так же можешь смеяться, есть и спать, будто ничего не случилось. Только вот это не так.

Джордж клянется, что больше никуда не отпустит Фреда от себя. Каждый чёртов раз, стоило им разлучиться, всё заканчивалось плохо. Этой ошибки он больше не повторит.

Джордж ловит на себе странные взгляды Гарри и Рона, которые он не может интерпретировать, но, на всякий случай, поскорее отворачивается, пока этой парочке не пришло в голову подойти к нему и начать изливать сожаления.

– Наверное, тебе стоит не так сильно шевелить губами, – поясняет Фред, замечая его замешательство. – Выглядит странно, что ты болтаешь сам с собой.

– Может, я сошел с ума, – предполагает Джордж, но следует совету брата и прикрывается стаканом. Фред отмечает эту попытку легкой полуулыбкой.

– Главное, сам не начни в это верить. Я лучше буду духом, чем галлюцинацией.

– Эй, я думаю, галлюцинации довольно дружелюбные.

– И много ты их знаешь?

– Помнишь, на пятом курсе?

Фред внезапно хихикает, и в груди Джорджа всё теплеет. Это лучший звук на свете. Конечно, они оба сразу вспоминают, как летом перед своим пятым курсом их папа выиграл поездку в Египет, откуда они тайком провезли какие-то необычные странные травы, желая поэкспериментировать с ними. Разумеется, в чисто научных целях. Но, так как и учеными и подопытными они были в одном лице, то и все последствия употребления высушенных трав приняли сами. На самом деле это было забавно, а Перси наутро жаловался, что всю ночь из их комнаты доносились взрывы, смех и странные звуки. После нескольких проверок в итоге было установлено, что малое количество (пара грамм) в сочетании с мятой и порошком дикобраза образуют потрясающее зелье, способное создавать грёзы. А через несколько лет на его основе близнецы создали невероятные мыльные пузыри, способные потрясти воображение.

– Да, крышу нам тогда снесло как следует, – Джордж снова утыкается в стакан, но в этот раз еще и для того, чтобы скрыть ухмылку.

– Иногда полезно не сдерживать себя, – подмигивает ему Фред.

Не то, чтобы они часто себя сдерживали, как заметила бы мама, услышь она этот разговор. Хотя тогда вначале она убила бы их обоих за подобный эксперимент и всё, что случилось потом.

Но мрачные лица вокруг возвращают к реальности. И Джордж предпочел бы схватить Фреда и сбежать с ним назад в их общие воспоминания, но он вынужден ещё какое-то время оставаться здесь.

Наконец, люди начинают расходиться. Джордж старается держаться поодаль, не желая снова слышать их слова, от которых всё равно никому не станет легче. Но он благодарен всем этим людям, каждому из них, за то, что они пришли. Он знает, что они тоже любили Фреда. Он бы удивился, если бы они этого не делали. Нельзя знать Фреда и не любить его. Это как не любить солнце. Он никогда не беспокоился по поводу того, скольких людей привлекал его близнец или он сам. Они делились своим светом и позитивом, своей радостью всю свою жизнь со всеми, кто был лишён тепла, со всеми, кто нуждался или просто хотел свой кусочек света. И всё равно по-настоящему всегда принадлежали только друг другу.

Когда все посторонние, наконец, покидают дом, Джордж с чистой совестью направляется к лестнице. Но Джинни вдруг оказывается той, кто останавливает его. Он с недоумением смотрит на сестру, и она тихо поясняет:

– Ты не посидишь с нами немного?

Джордж смотрит поверх ее головы на лица братьев, Гермионы и Гарри. Отца и матери нет, и он решает, что тоже не должен оставаться.

– Извини, Джинни, – он старается говорить мягко. – Я устал.

Она сжимает губы, совсем как мама, и кивает с тем самым раздражающим пониманием в глазах.

– Конечно. Спокойной ночи, Джордж.

Он не отвечает, просто уходит. Фред топает за ним, так же молча. Вместе они чистят зубы и собираются спать. Джорджу кажется, что этот день длился тысячу лет, и он не верит, что еще только восемь вечера. Но ему не хочется больше ничего делать. Просто закрыть глаза и освободиться от всего этого. Ноги гудят, когда он стаскивает обувь. Раздеваясь, он замечает на себе взгляд Фреда, но не торопит его, позволяя близнецу самому решить, когда и что говорить.

Поэтому он удивляется, когда понимает, что лежит в постели, а тот всё ещё молчит.

– Фред, – зовёт он. Почему-то шепотом, хотя здесь нет никого, кто мог бы их услышать.

Фред, стоявший у своей кровати, смотрит на него и дергает плечами.

– Я не знаю, наверное, просто устал, – отвечает он на незаданный, но очевидный вопрос. – Всё-таки быть мёртвым очень утомительно.

Джорджу вкладывает в свой взгляд легкий укор, но он ценит попытку брата оставаться позитивным. И когда Фред забирается под одеяло на своей кровати, выключает свет.

– Спи спокойно, Фредди, – бормочет он, и глаза его закрываются.

– И ты, Джордж, – раздается из темноты. И это всё, что нужно. А завтра… завтра они начнут разбираться с тем, что случилось. Но, какой бы ни была причина, главное, что это произошло. И Джордж признается, что, даже если станет известно, что Фреда удержала на земле тёмная магия, ему будет всё равно. Любые силы, хоть сам дьявол.

***

Фред может спать, хотя в этом больше нет необходимости. Физически. Если это ещё можно сказать применительно к нему. Но сейчас ему совсем не хочется. Он лежит в тишине несколько часов, слушая, как дышит Джордж. А потом встает. Беспокойство, поселившееся в нём с похорон, не отпускает. В ушах всё ещё горит мамин плач, а перед глазами то и дело вспыхивает собственное тело в гробу. И как тут не свихнуться? Ведь вот он, здесь! Он ощущает себя, свои мышцы, свои руки, ноги, он может к себе прикоснуться, поднимать предметы, обнимать Джорджа. И всё же его нет.

В доме темно и тихо, когда он выходит на лестницу. Но какое-то чутье ведет его вниз, и он замечает рыжий неяркий свет камина, льющийся из гостиной.

Это отец.

Фред останавливается на пороге и прислоняется плечом к дверному косяку. В груди его что-то сжимается, будто чей-то острый кулак вонзился внутрь и тянет, тянет, тянет.

Отец сидит в кресле и смотрит на огонь. Плечи его опущены, спина сгорблена, а упавший с колен плед так и лежит на полу у ног. Рыжий отсвет вычерчивает профиль и отражается в пустых глазах. Из-за черных теней щеки кажутся неестественно восковыми, а морщины – глубокими и черными. Вместо губ – лишь горестная ломаная, похожая на темнеющую рану. Пальцы рук переплетены, но даже издалека можно заметить легкий тремор.

– Папа, – тихо и отчаянно зовет Фред.

Но мистер Уизли не слышит своего сына.

Фред столько раз звал его, но никогда – так сильно. И именно теперь отец не может ответить. Не может прийти и спасти его. Тогда, когда нужнее всего.

Для маленьких близнецов их мягкий, добрый и забавный папа всегда был героем. Они видели его промахи и неудачи, но от того любили его еще сильнее. Потому что он никогда не был идеальным, словно вырезанная изо льда скульптура. Он был смешным и теплым. Он ошибался, как все люди. И они, глядя на него горящими глазами, понимали, что допускать ошибки – это не страшно. Это нормально. Просто нужно перешагнуть и двигаться дальше. И поэтому они никогда не унывали. Потому что он показал им такое решение. Он их этому научил. Не опускать руки, не ломаться от критики, а просто следовать за своей мечтой, какой бы странной или чудаковатой она ни была.

Милый папа. Защитник. Друг. Родной и любимый. За что тебе это? За что?

Фред подходит к креслу, стараясь не шуметь. Это глупо, но он всё ещё ведёт себя так, словно живой. Он не сдаётся. Всё, как учил отец. Около камина он садится прямо на пол и снизу вверх заглядывает в лицо мужчины.

– Папа, пожалуйста, – снова зовёт он.

Отец даже не мигает. Он не спит, но словно в какой-то прострации. Глаза его кажутся черными и стеклянными. В них нет ни тени привычной доброты или улыбки. Он раздавлен горем. Пережить своего ребёнка, своего маленького сынишку – разве может быть что-то страшнее?

Фред бы отдал что угодно, чтобы обнять отца, чтобы сказать, что он рядом, что он здесь. Забывшись, он тянет руку, желая взять ладонь отца в свою, но его пальцы сразу же проходят насквозь, и он быстро отдергивает их. Это больно. Это как напоминание о том, что он мёртв.

– Пожалуйста, – тихо говорит он, – не страдай так сильно. Мне не было больно умирать, я думаю. Я не помню. Но сейчас я с Джорджем. И со всеми вами. Даже если вы меня не видите. Но он видит. Он всегда будет со мной, он поддержит меня, ты ведь знаешь. Не плачь из-за меня, папа. Я с Джорджем, и значит, всё не так уж и плохо. Ведь правда? Ты же знаешь, что это – то, что мне всегда было нужно. Ох, я такой эгоист, да? Но я счастлив быть здесь, пусть и так. Потому что если бы не… Если бы я… Папа. Джордж, он… Я присмотрю за ним. А он за мной. И мы будем в порядке. Только, пожалуйста, держись. Ты. И мама. Я не хотел, чтобы вы страдали из-за меня.

Отец шумно втягивает носом воздух, и Фред затыкается. Он не знает, что еще сказать, мысли ходят по кругу: от просьбы не плакать до слов о Джордже. Всё, что его волнует. Наверное, он всё-таки большой эгоист.

Они сидят так не один час. Отец совсем не шевелится, и Фред серьёзно беспокоится о нём. И тогда появляется мама. Она входит, пошатываясь. Горе совсем ослабило её, но днём, при детях, она всегда держится, оберегая своих оставшихся сыновей и дочь. Особенно Джорджа. Она словно запрещает себе страдать, зная, что близнецу должно быть хуже. Но сейчас Фред может видеть её без масок. Такой, какой прежде видел лишь папа. И, может, ещё Билл.

Она тихо всхлипывает, когда подходит к мужу и останавливается около его кресла.

– Артур, – голос ее изломанный, чужой, – пойдем.

Он не отвечает. Убитый горем, он не находит сил говорить.

Фред почти задыхается от бессилия.

– Пожалуйста, милый, – шепчет мама. Она наклоняется, берет одну руку мужа в свои ладони и, поднеся к губам, судорожно целует. Кажется, именно это приводит отца в себя. Он моргает, взгляд его внезапно становится осмысленным, и он замечает жену.

– Молли, – шепчет он. И Фред едва ли узнает его голос. – Зачем ты встала? Отдохни.

– Не могу, – она всхлипывает, и слезы скользят по ее щекам. – Только закрою глаза, и снова вижу их. Такие крошки, Фредди и Джорджи. Помнишь, как я всегда планировала их будущее, хотела, чтобы они работали в банке, поближе к деньгам. Или в Министерстве, с тобой. Думала, окончат школу, получат хорошую работу, женятся. А потом они сбежали из Хогвартса, открыли свой магазин и были так счастливы, а я всё ворчала, ворчала… Но они так любили это, всегда такие живые, весёлые. Они так любили эту жизнь и друг друга… Ох, Артур… А потом я снова вижу Фреда м… мёртвым… И Джордж… Как он теперь будет? Он же не оправится, он потухнет один. Они же всегда вместе, всю жизнь. А теперь… Совсем один. О, Джордж… что же с ним будет?

Её речь становится всё более и более бессвязной, и тогда отец поднимается и обнимает её. Фред закрывает лицо руками, не в силах смотреть. Он чувствует под пальцами слёзы, которые не в силах остановить.

– Пойдем, милая, пойдем, – шепчет отец. Фред слышит их шаги и удаляющиеся рыдания матери, но сам не шевелится. Он остается перед камином ещё какое-то время, пока его дыхание не становится ровным, а щеки не высыхают. И лишь тогда он поднимается и шагает наверх. У комнаты родителей он останавливается и, поразмыслив, позволяет себе заглянуть внутрь.

Они лежат вместе, под одеялом. Мама уснула, хотя лицо её в свете ночника еще блестит от слёз. Папа обнимает её, но взгляд его устремлен в потолок, и глаза снова кажутся пустыми, как и в гостиной. Вздохнув, Фред притворяет дверь, стараясь не скрипеть, и шагает к брату.

Едва войдя в комнату, он ощущает изменившуюся атмосферу. Что-то не так. Беспокойство сразу пронзает его ледяными волнами. И Фред резким движением включает свет.

Глаза его сразу стремятся к Джорджу. Как и ноги.

– Н…нет….

Джордж беспокойно ворочается на подушке. Шея его вспотела, глаза плотно сжаты, а губы пересохли.

– Джордж? – Фред садится на постель и зовет брата. – Джордж, проснись.

Джордж не слышит. Он лишь дергает ногами и руками в каком-то беспорядочным движении, одна из рук сжимается на груди, вцепляясь в кожу так сильно, что Фред опасается, как бы брат не повредил себе. Не без труда он разжимает кулак близнеца и, теперь придерживая его ладонь, снова зовёт:

– Джордж!

На этот раз Джордж замирает. Его веки дрожат и медленно приоткрываются. Сонный взгляд находит лицо Фреда, и в нём без труда можно прочесть облегчение.

– Тебе снилось что-то плохое, – тихо поясняет Фред. – Но сейчас всё хорошо. Спи дальше.

– Угу, – безвольно соглашается Джордж. Очевидно, он еще не до конца пробудился. Перевернувшись на бок, он закрывает глаза, и пальцы его в руке Фреда расслабляются.

И когда Фред думает, что брат снова уснул, тот вдруг бормочет:

– Ты будешь здесь?

Фред ощущает, как милая улыбка трогает его губы, когда он отвечает:

– Да. Я никуда не уйду.

– Хорошо.

Джордж сонно улыбается в ответ, и пальцы его на миг признательно сжимают руку Фреда. Уткнувшись щекой в подушку, он засыпает и больше не ворочается и не стонет.

И сейчас, в полусумраке, Фред как никогда ясно видит, насколько всё в его семье сломано. Он не знает, сколько времени понадобится, чтобы это исправить. Может, годы. И он понимает, что не всё в его силах. Но Джордж, так по-детски держащий его руку во сне, – его. И Фред сделает что угодно, чтобы излечить его сердце. И своё тоже. Чтобы залатать раны на их общей душе. И когда-нибудь они смогут двигаться дальше. Вместе.

========== День 3-й. ==========

– Значит, сегодня едем на площадь Гриммо, – говорит Джордж, вытирая полотенцем волосы. Фред делает вид, что не смотрит за ним, а просто внимательно изучает цветочный декор на шторке, закрывающей ванну. Это вызывает у Джорджа снисходительный смешок. По крайней мере, он должен похвалить брата за попытку.

– Мы не принимали ванну вместе с семи лет, – как бы между прочим заявляет он. Фред картинно выгибает брови.

– Так и сейчас не принимаем. В отличие от тебя, мне мыться не нужно.

Это правда. Его волосы выглядят так, словно он пару часов назад помыл и высушил голову.

– Плюсы смерти, – добавляет Фред.

– Тогда чего ты сюда пришел? – задается вопросом Джордж, продолжая лохматить свои волосы на затылке.

– Мне скучно, – отвечает Фред беспечно. – Кроме тебя мне теперь и поговорить не с кем. А отпусти я тебя одного, ты бы здесь заснул.

Джордж сомневается в последнем высказывании, но вслух не спорит. Он смутно помнит, что ему снова снился кошмар, но посвящать близнеца в это не собирается. Фреду хватит беспокойства и без таких мелочей. В конце концов, было бы куда более странно, если бы после всего случившегося он спал как младенец и во сне видел пони, скачущих по радуге (хотя такой наркоманский бред ему, к счастью, никогда не снился).

Наконец, Фред не выдерживает. Он бесцеремонно выхватывает из рук Джорджа полотенце и с преувеличенной силой начинает вытирать его голову. Но даже в этих грубых на первый взгляд движениях полно заботы. Джордж знает, что Фред никогда не повредит ему. И потому не удивляется, когда замечает, как аккуратно руки брата обходят то место, где прежде было ухо, стараясь не задеть слишком чувствительную кожу.

Но всё это в целом щекотно и забавно. Джордж хихикает. Он слышит, как сопит Фред, усиленно вытирая его затылок, а потом нарочно начинает дышать на волосы, словно бы верит, что это ускорит сушку. И от этого еще смешнее. Джордж пытается вырваться, но Фред крепко держит его и вдруг тоже смеется.

Они возятся, толкаются и фыркают, давясь смехом, когда в дверь стучат.

Моментально оба замирают. Фред выпускает полотенце, и Джордж едва успевает поймать его. Сердце его колотится где-то в горле, у адамова яблока. Он только сейчас замечает, что оба они тяжело дышат, а лица их покрасневшие и весёлые.

Слишком весёлые, учитывая общее состояние дел. Стараясь спрятать улыбку и торопливо пригладить волосы одной рукой, второй Джордж отпирает дверь. За порогом стоит Чарли и немного странно смотрит на него.

– Всё в порядке? – спрашивает он настороженно. И пытается заглянуть Джорджу за спину.

Джордж негромко кашляет и кивает:

– Да.

Чарли пристально смотрит и только сильнее хмурится.

– Ты уверен? – настаивает он. – Мне показалось, я слышал что-то…

Джорджу даже немного любопытно, что мог слышать брат, но благоразумие подсказывает, что безопаснее будет не развивать эту тему. Если кто-то узнает, что он смеялся на следующее после похорон Фреда утро, что был счастлив, его точно сочтут сумасшедшим.

– Доброе утро, – ситуацию спасает Гермиона в махровом синем халате и с розовой сумочкой в руках. – Вы все в ванну?

Чарли сразу становится растерянным и смущенным.

– Эм… Нет, я нет, – бормочет он. Джордж сжимает полотенце в руках и выходит. Фред выскальзывает сразу за ним.

– Я уже закончил, Гермиона, – отвечает он, глядя на Грейнджер. Утром она немного не такая, как днем. Забавная. Не сонная, ни в коем случае. Просто другая. Эта, утренняя, ему нравится больше. Хотя в любом состоянии она чрезмерно внимательна. Поэтому он даже не удивляется, когда замечает, как её взгляд скользит по его лохматым волосам и всё ещё красным щекам, но предпочитает не интересоваться сделанными ей выводами.

– Когда вернемся домой, не придется прятаться, – заявляет Джордж, когда дверь в их с Фредом комнату, наконец, отделяет их от всех остальных. Фред отбирает от него полотенце и швыряет на окно, сохнуть.

– Но пока нужно остаться здесь. Иначе все будут беспокоиться.

– Да знаю, знаю, – соглашается Джордж.

Очевидно, что пока никто не отпустит его в их с братом квартиру. Тем более что теперь он один. Даже Билл с Флер живут здесь, хотя ничто не мешает им вернуться в их замечательный коттедж. Да и Гермиона с Гарри тоже тут. Конечно, последнему теперь некуда ехать, но это ничуть не смягчает того факта, что «Нора» стала похожа на улей. И все здесь, видимо, поставили своей главной миссией присматривать за Джорджем. Он может их понять, но это не значит, что его раздражение хоть на грамм меньше.

– Так несправедливо, что они не могут видеть меня, – Фред замирает у окна и смотрит вниз, на сад. Джордж, надевающий футболку, поспешно вытаскивает голову и глядит на брата.

Он знает, что что-то не так. И это звучит глупо, потому что на самом деле всё не так. Но что-то ещё. Помимо основного. Фред, кажется, окончательно пришёл в себя после похорон и даже снова шутил, но в глазах его дрожали какие-то чужие тени.

Джордж проводи ладонью по волосам, приглаживая их, и подходит к близнецу.

– Фред, – его голос тихий, но твёрдый, – что-то случилось ночью?

Он не смог бы объяснить посторонним, как пришёл к такому выводу, просто это было в его голове, как и всё, связанное с Фредом. Они жили в мыслях друг друга.

– Я… – Фред сглатывает, и на миг лицо его искажается. – Я спускался в гостиную и видел папу. Он сидел там один, и я вспомнил, как его покусала змея, и мы так же сидели ночью на площади Гриммо, в креслах, и ждали.

Джордж сжимается. Но он прогоняет холодных призраков прошлого прочь и произносит:

– Мы скажем ему, что ты здесь. И маме. Всем. Как только поймем, что произошло. Они поверят, вот увидишь. Если что, слопаешь тарелку картошки. Против этого им будет нечего возразить.

Маленькая улыбка трогает губы брата, и Джордж довольно выдыхает. Это так привычно – быть поддержкой друг для друга, проще, чем дышать. Самое знакомое и естественное чувство из всех.

– Пойдешь со мной на завтрак? – спрашивает Джордж, отходя к кровати, чтобы надеть брюки. – Или подождёшь здесь?

– Конечно, с тобой, – фыркает Фред и стряхивает с себя апатию. – Вперёд.

Джордж едва успевает застегнуть молнию и бежит за братом.

За завтраком они снова сидят рядом.

Джордж без особого аппетита раскручивает завитой пирожок, превращая его из пышной булочки в мучное подобие серпантина, и прислушивается к тихим разговорам. И почему все голоса такие приглушенные, слабые? Словно доносящиеся из-за тяжелого театрального занавеса.

– Кингсли говорит, большинство из них уже задержаны… – Билл, как всегда, спокоен и сдержан, когда разговаривает с отцом.

– Дементоры вернулись в Азкабан, но не знаю, как им теперь будут доверять, – со вздохом бормочет Перси на другом конце стола. Чарли слушает его и даже что-то отвечает.

– Я собираюсь найти своих родителей, как только всё здесь немного устроится, – информирует деловитым тоном Грейнджер, глядя на Джинни. – Рон обещал мне помочь.

– Ты же не освободишь Кикимера, верно, Гарри? – голос Рона как всегда эмоционален. – Он скончается от такого удара. Будет жалко, он славный малый.

– …Допросы уже в самом разгаре… такой хаос…

– Мы с Перси сейчас отправляемся в Министерство, ты можешь поехать с нами…

– Флер, голубка, поставь это блюдо, оно слишком тяжелое. Пусть кто-нибудь из ребят тебе поможет. Рональд!

– Гарри, вы говорите про Кикимера?

– Полумна прислала мне письмо сегодня утром…

– Джордж, ты не голоден?

Джордж мигает и содрогается, когда, наконец, понимает, что во всем этом безумии разговоров кто-то обратился к нему.

Он поднимает глаза и встречается взглядом с отцом.

– Нет, папа, – он качает головой, стараясь выглядеть убедительно. Отец смотрит на него в ответ, и глаза его кажутся прозрачными. Джордж едва снова не вздрагивает.

– Пап, – снова говорит он, – я хочу съездить в Лондон сегодня.

– В ваш магазин? – отец даже не удивляется, словно утратил способность проявлять эмоции. Или, может, потому, что его горе настолько сильно, что просто задавило всё остальное. – Не слишком рано?

Джордж хочет улыбнуться, но не может. Не тогда, когда на него смотрят эти пустые глаза.

– Нет. Мне это нужно, папа.

Отец кивает.

– Кому-нибудь пойти с тобой?

«Фред, – думает Джордж, – Фред пойдет со мной».

– Нет.

– Ладно.

И Джордж благодарен отцу за его понимание, даже если тот на самом деле понимает не до конца. Но он не навязывается, не копошится и не суетится. Он позволяет сыну поступать так, как тот считает нужным. Он ему доверяет. Это качество всегда восхищало Джорджа. Поэтому, во многом, он и Фред так сильно любили отца и всегда были к нему привязаны.

– Спасибо, папа, – и на этот раз близнецы хором благодарят его. Но вместо привычных двух голосов он слышит один, и сердце его в тысячный раз разбивается.

Отправление в Лондон внезапно становится проблемой.

– Ты еще можешь трансгрессировать? – задается вопросом Джордж. – А летучий порох? Создать портал я не смогу, и машины у нас нет. Сомневаюсь, что Кингсли сможет предоставить для нас министерскую без каких-либо вопросов, а нам сейчас это не нужно.

Внезапно у него перехватывает дыхание и он затыкается. Фред, до этого мирно сидящий на кровати, сразу же поднимается на ноги, словно улавливает мельчайшие изменения в атмосфере.

Джорджу неловко от того, какой вопрос вспыхивает в голове, но он знает, что должен его задать:

– Фред.

– М? – сразу же реагирует близнец.

– Как ты попал сюда? То есть… – Джорджу даже говорить тяжело, – что произошло? Как… как ты это помнишь?

Он морщится, но не отводит от брата глаз. Эта тема не поднималась прежде – слишком оба они были придавлены происходящим и слишком рады, что сумели остаться вместе. Но на самом деле это то, о чём им давно следовало поговорить.

Фред неуютно топчется на месте, а после снова опускается на кровать. И Джордж сразу же садится напротив него. Он не торопит, не подталкивает. Просто ждёт. Фред проводит пальцами по волосам, лохматит их, закусывает щеку изнутри, после облизывает кончиком языка губы и, наконец, отвечает:

– Помню, я сражался вместе с Перси. И он пошутил о чём-то, и это было так нелепо, а потом…

Джордж чувствует, как останавливается сердце в груди. Болезненно. Отчаянно. Хрупкое. И осколочки, мелкие, острые, впиваются в легкие, поднимаются выше, к горлу, мешая дышать.

…А потом Фред умер.

Фред потирает пальцами виски.

– Я очнулся в Большом зале, – тихо говорит он. – Лежал на полу, и вы все были рядом. Мама плакала. И ты сидел с таким странным лицом, что я испугался. Позвал вас, но никто не услышал. Я хотел обнять маму, но не смог, и тогда понял. И когда забрали меня… моё тело… я переместился сюда вместе с ним. О! Джордж!

Внезапно тон брата меняется, становится криком. Глаза его широко распахиваются, и он ошарашенно смотрит на Джорджа. Джордж снова слышит своё сердце в ушах.

– Что?

– Ты не видел меня, – тем же новым, шокированным голосом поясняет Фред. – Когда я очнулся мертвым, ты тоже не мог меня увидеть.

Джордж не помнит ничего из того, что случилось после того, как он увидел тело близнеца. Кажется, в те часы, ставшие вечностью в аду, он не видел не только дух Фреда, но вовсе ничего, кроме тьмы. Но сейчас речь шла совсем не об этом.

– Что же случилось, что потом смог? – задумчиво спрашивает он. Фред хмурится, пытаясь вспомнить.

– Я… я лежал на своём теле, когда вдруг понял, что не прохожу сквозь него. А потом пошел к тебе, и ты знаешь, что случилось дальше.

– Может, тебе просто нужно было время, чтобы… не знаю, сформироваться? – не совсем уверенно предполагает Джордж. Фред смотрит на него.

– Сформироваться? – повторяет он.

– Д… да? В этом состоянии. Знаешь, как бабочка, прежде чем становится собой, бывает куколкой, где она формируется.

Короткий смешок срывается с губ Фреда и повисает в воздухе маленьким солнцем.

– Так я бабочка? – он улыбается, и Джордж фыркает:

– Могу сравнить с ящерицей. Они вовсе из яиц вылупляются.

– Даже не хочу знать, почему ты в курсе всего этого.

– Просто я всегда был умнее.

– А я красивей.

Фред скалит зубы и ослепительно улыбается, словно позирует на камеры перед толпой журналистов и фанатов. Джордж игриво хлопает в ладошки, изображая из себя его почитателя, и знает, что улыбается в ответ.

– Трансгрессируем, – наконец, объявляет он, когда игра прекращается. – Я задам направление, а ты будешь за меня держаться. И всё получится.

Это звучит разумно. Даже если Фред не может трансгрессировать сам, он в состоянии держать руку близнеца. Так они и делают. И, хотя перед уходом из дома Джорджа буквально прожигают встревоженные взгляды Джинни и мамы, он не останавливается.

Площадь Гриммо выглядит мирно и тихо. Даже в середине дня здесь немноголюдно. Кажется, это место застыло где-то в том коротком мгновенье между настоящим и прошлым, и не движется. Словно время и пространство обходят этот уголок стороной. Как и война. Но это не так. Здесь было сердце Ордена Феникса. Здесь многие прятались, Джордж слышал, что даже его младший брат вместе с Гарри и Гермионой какое-то время скрывались за этими стенами. Так говорил Люпин, которого больше нет. Как и хозяина дома, последнего Блэка. Как Дамблдора, бывшего Хранителем тайны этого места. Как и многих других. Но Фред остался. И сейчас он стоит плечом к плечу с Джорджем и смотрит, как вырастает между домами маглов их заколдованное мрачное убежище.

Призрак Дамблдора привычно наскакивает в дверях, а язык на минуту приклеивается к нёбу, но об этих мерах близнецам известно, и они не беспокоятся. Однако то, что предстает перед ними дальше, всё-таки вызывает удивление.

Дом просто не узнать. Из старого пыльного мрачного места, при взгляде на которое хотелось повеситься, он превратился в действительно уютный уголок, где не хватало только хозяев.

– Кикимер что, упал с лестницы и ударился головой? – оглядывается на Джорджа Фред. – С чего он всё так вылизал?

– Не знаю. Но, кажется, в отличие от Сириуса Гарри нашёл к нему подход, – отвечает Джордж. Их голоса негромки – оба слишком хорошо помнят омерзительный характер дремлющей за портьерой матушки Блэк.

Они проходят, ожидая воплей домовика, но того, кажется, нет дома. Наверное, это к лучшему. Джордж не чувствует себя в настроении терпеть ворчание и оскорбления старого эльфа, даже если эти слова ничего не значат и совсем не задевают его. Всё равно приятного мало.

Как и предполагалось, Сириус потрудился на славу, избавляясь от любых семейных ценностей, включая домашнюю библиотеку. Джордж буквально слышит застывшие в стенах голоса Бродяги и Люпина, спорящих о судьбе очередного бумажного издания. Но эти книжные войны, как и те, кто в них участвовали, теперь лишь история.

Странно вернуться сюда после всего, что случилось. Столько воды утекло с тех пор. Но Джордж оглядывается по сторонам и видит развалившуюся на полу Тонкс. Её фиолетовые волосы горят, словно выкрашены люминисцентной краской, лицо виноватое, а подставка в виде ноги тролля валяется рядом. Вот Люпин с мягкой отеческой улыбкой наблюдает за Сириусом, пока тот смеется с Наземникусом, и взгляд его тает, как свеча от жаркого огня. Грозный Глаз размахивает рукой, что-то доказывая Биллу. Снегг подобно черной тени в развевающейся мантии вышагивает по коридору, источая яд. Дамблдор, седовласый, спокойный, словно айсберг, стоит в кухне и смотрит на какие-то схемы. А вот Фред тайком тащит яйца дикси из ведра и протягивает Джорджу, чтобы тот спрятал их, пока не заметила мама.