Текст книги "Red lines (СИ)"
Автор книги: Never Died
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Джордж приподнимает голову и удивлённо моргает:
– О чём ты?
– Я уже говорил как-то: она девушка Рона.
Вот так просто. Джордж вскидывает брови.
– И что?
Кажется, он искренне не понимает. Не видит. Может, это невидимость сделала Фреда таким наблюдательным, потому что теперь он имеет возможность пялиться на людей сколько влезет, а те, не зная об этом, забывают прятаться за масками. Или, возможно, ему всё показалось. Фред тяжело вздыхает и качает головой, сдаваясь.
– Ничего, – отвечает он. Джордж мгновенье смотрит, а затем отворачивается. И Фреда поражает его искреннее непонимание. Словно для Джорджа сейчас существует лишь один человек, и это не Грейнджер. И всё, что не связано с близнецом – неважно, не имеет смысла.
Они возвращаются домой уже вечером, и Фред предчувствует бурю. Джордж в отличном настроении – перед тем, как уйти, он ещё пару раз закрепил заклинание, и вышло без единого неверного штриха. Как сказала Грейнджер – идеально. Девушка, кстати, тоже вполне довольна происходящим. Фред уже хочет увидеть лицо Рона, когда тот встретит этих двоих в таком отличном расположении духа после того, как они полдня провели где-то вне «Норы». Это будет забавное зрелище. Невидимость Фреда позволяет ему наслаждаться спектаклем из первого ряда, без риска быть снесённым ураганом.
Мама сразу же встречает их у окна. Видно, как она беспокойно ходит, вглядываясь вдаль, поджимая губы и заламывая руки. Фред обменивается взглядом с Джорджем и чувствует их общую вину. Сейчас слишком тяжелое время, много боли, и раны от потери даже не начали затягиваться. Без отца и Билла дома некому успокоить их маму. Гермионе тоже неловко, она смущается и прячет палочку в карман. Джордж делает то же самое. Ни к чему семье знать, что они ещё и колдовали. Но завтра, о, завтра правда откроется. Как только Фреда привяжут, они с близнецом и Грейнджер посвятят в свой большой секрет всю семью. И те, наконец, перестанут страдать так сильно. Хотя уйдет время на то, чтобы они привыкли к новому состоянию своего сына и брата. Но ведь это мелочи, правда? Главное, что Фред вернётся в их жизнь. Потому что он был нужен им. Как и они ему. Так сильно.
Мама не ругается, не злится, но беспокойство в её суетливом тоне и бегающем нервном взгляде так и льётся через край. Очевидно, что скандал не случился лишь потому, что это Джордж. Она пытается выудить информацию о том, где были Джордж и Гермиона, чем занимались, попутно стараясь запихнуть в них пару тонн еды.
Джинни на шум проскальзывает на кухню, с ногами забирается на стул и подозрительно смотрит. Фред сразу же вспоминает её разговор с его колдографией. Он так и не сказал об этом Джорджу. Завтра это уже не будет иметь значение. Но сегодня не завтра.
– Она подозревает, что с тобой что-то не так, – говорит он, привлекая внимание Джорджа. Он нарочно становится напротив, чтобы близнецу не пришлось оборачиваться и выдавать себя перед сестрой ещё сильнее. – Джинни. Думает, ты не в порядке. Что ты видишь галлюцинации. Беспокоится, что ты…
Слова замирают, не слетев с губ. Что? Что он собирался сказать?
Глаза Джорджа округляются, и в них мелькает какое-то предательство. Однако он лишь поджимает губы и отводит глаза назад к матери. Джинни прищуривается, замечая это. Фред поражён её наблюдательностью. Но он понимает, что так задело брата. Мало приятного, когда тебя считает безумным твоя же младшая сестра. Ещё меньше – когда твой близнец практически произносит это вслух.
– Прости, – вздыхает Фред. – Я слышал, как она разговаривала вслух. Она просто боится потерять ещё одного брата. Как и все они.
Это настолько прописные истины, что Джордж даже не удостаивает его взглядом. Всем и так понятно это. Очевиднейшие вещи.
А потом появляется Рон.
Он протекает на кухню бесшумно, но источаемая им мрачная аура почти осязаема. Лицо его искажено недовольством и сомнениями. Гермиона сразу же смущенно розовеет, но, к своей чести, голову не опускает и выдерживает взгляд почти героически. Джордж снова выглядит так, будто не понимает. То есть, Фред подозревает, что его близнец знает, в чём дело, но честно недоумевает, почему. Как Рону могло прийти в голову нечто подобное, если Джордж об этом даже не думал, если его это совсем не интересовало?
Мама немного робко ставит перед Роном тарелку и накладывает ему большую порцию еды, хотя даже ей очевидно, что младший брат пришёл сюда не за этим. Джинни обхватывает колени руками и наблюдает. Фреду кажется, что сейчас не он один здесь зритель.
Рон жует и пялится на Гермиону и Джорджа. Это смешно, и Фред позволяет себе ухмыльнуться. Взгляд Джорджа моментально скользит к нему, но почти сразу же опускается назад.
– Где были? – наконец, спрашивает Рон.
– Ах, в… – Гермиона не успевает ответить, когда Джордж перехватывает инициативу.
– В «Гинготтс» ездили. Снять немного налички.
– Полдня? – скептически фыркает Рон. Гермиона опускает глаза, а Джордж холодно смотрит на брата. И что-то в его синих глазах, какие-то льдинки, настораживают Фреда так сильно, что ему хочется схватить близнеца и утащить. Он не знает, что будет, не может знать, но ему вдруг становится не по себе.
Рон – единственный из семьи, кто будто игнорирует смерть Фреда. И Джорджа не может это не задевать, даже если он будет отпираться.
– Это проблема, Ронни? Боишься, что я украду твою девушку? – о ледяной тон Джорджа можно порезаться. Рон наливается краской, тужится и жуёт губы.
– Нет. Просто это странно, – наконец, выдает младший брат. Отступает. Фред пытается понять, что изменилось. Эти двое не вступали в открытую конфронтацию прежде. Джордж позволял Рону бежать и переживать боль так, как ему удобно. А Рон не пытался затискать близнеца в своей жалости. Всё всех устраивало. Что-то успело стать по-другому. Почему?
– Нет. Не странно, – отмахивается Джордж. – Ты и Гарри были заняты, Гермиона попросила сопроводить её.
– В банке ужасные очереди. Билл ведь рассказывал на днях, – подаёт голос Грейнджер. И лжёт она искусно, даже если ей это неприятно. Но она обманывает своего парня и лучшего друга, врёт им в глаза, скрывает от них огромную тайну только ради Фреда и Джорджа. Потому что они её попросили. Нет. После всего этого Фред не имеет права быть на неё хоть каплю сердитым.
– А где Гарри, милый? – спрашивает мама. Джинни прислушивается и даже поднимает голову, вытягивая шею.
– Он и Флер отправились к Тонксам, навестить Тедди.
– Бедный малыш, – вздыхает Гермиона. – Гарри очень переживает за него.
Джордж жует бекон, Гермиона и мама продолжают обсуждать сына Люпина, Джинни широко зевает, и только Рон продолжает смотреть на Джорджа. Фреда это настораживает. Ему хочется толкнуть младшего брата, отвлечь его. Что-то в его глазах кажется угрозой. Идущее от него напряжение вибрирует в воздухе. И Фреду кажется, что Рон устал убегать.
– Ты странный, – заявляет младший брат через какое-то время.
Разговор стихает. Фред закрывает лицо руками. И слышит голос Джорджа, разрезающий тишину:
– Я? В чём?
Он на пределе, Фред чувствует это. И мысленно просит Рона: «Не говори, не говори, не говори…» Но когда такое было, чтобы младший брат слушал близнецов?
– Ведёшь себя так…
– Рональд! – обрывает его мама сурово. И одновременно с ней восклицает Джинни:
– Рон, не надо!
Фред убирает руки и смотрит на свою семью. Рон сидит, выставив вперёд подбородок и упрямо сжав губы. Гермиона смущенно смотрит на него, и её нижняя губа немного дрожит. Джинни и мама с одинаковыми взглядами, полными паники и боли. Но Джордж… Джордж холоден и спокоен. И это ужасает сильнее всего.
Никогда в мире, ни при каких обстоятельствах, ни по каким причинам на свете Джордж Уизли не должен быть таким.
– Идём, – Фред подбегает к близнецу и хватает его за плечо, сильно вжимая пальцы. И Джордж вдруг тает. Его холод исчезает от присутствия Фреда, он встает и молча следует за ним.
– Спасибо за ужин, мама, – не оборачиваясь, бросает он. – Было очень вкусно.
Уже наверху, там, где никто не может услышать, Фред, шагающий первым, останавливается, и Джорджу тоже приходится.
– Что с тобой? – прямо спрашивает Фред. – Ты был так счастлив ещё час назад!
Джордж пожимает плечами.
– Малыш Рон способен довести кого угодно.
– Но не нас.
Фред не верит.
– Джордж…
– Это Гермиона, ясно? – выдыхает Джордж. – Как Рон может обвинять её и меня, когда я только что похоронил тебя, а она любит его! Я не понимаю, почему он обижает её. И почему так говорит со мной, про меня. Он неделю этого не замечал, делал вид, что ничего не произошло. Почему сегодня, Фред?
Фред теперь понимает. Он кивает головой и коротко вздыхает.
– Я не знаю. Но однажды это должно было произойти. Рон не может убегать вечно. Никто не может.
Джордж поджимает губы. И в этот момент на лестнице раздаются торопливые шаги, больше похожие на скачки лося, чем бег человека.
– Джордж! – запыхавшись, в коридор выскакивает Рон. Фред заглушает в себе инстинкт встать между ним и Джорджем.
– Я… – Рон вытирает лоб рукой и виновато опускает голову. – Извини меня.
Джордж хмыкает, но без обиды или холода.
– Не ревнуй её ко мне, Рон.
– Я не… Это тут ни при чем, – Рон смотрит на Джорджа и даже не краснеет, хотя это его обычная реакция на смущающие или эмоциональные моменты. – Просто…
Он вдруг мнется, взгляд его становится жалобным, а лицо растерянным и напуганным. И это выражение внезапно отбрасывает Фреда в прошлое, в тот момент, когда игрушка в руках малыша Ронни превратилась в паука, и его личико исказилось ужасом. Впервые за последние годы Фред смотрит на Рона и на самом деле видит своего маленького брата.
– Я… – у Рона дрожат губы, руки и голос. Ладони он прячет в карманы, но с остальным ничего поделать не может. – Просто ты правда странно ведешь себя. Я думал, ты будешь… не знаю… но не таким. А потом ты вдруг уходишь. С Гермионой, но всё равно уходишь. На час. Но вас всё нет, и нет, и нет. И я… Джордж. С тобой ведь ничего не случится, правда?
В синих глазах младшего брата блестят замершие там непролитые слёзы. Он не плачет, но ему больно и страшно. Не за себя. И Джордж видит то же, что и Фред – плотину Рона прорвало. Он был таким же растерянным, маленьким, несчастным, когда змея напала на отца. Когда изуродовали Билла. Когда Джордж лишился уха. Он убегал от боли, надеясь защитить своё сердце, но та всё равно догнала его и затопила.
– Правда, – Джордж не улыбается, когда отвечает. – Не волнуйся, Рон. Я бы не стал впутывать в это Гермиону.
Рон не радуется ответу. Как и Фред. Он напрягается сильнее, чем прежде, от слов брата. Потому что Джордж не сказал: «Я бы не стал делать это». Он бы…
Фред сглатывает комок в горле. Это не должно так удивлять его, не правда ли? Но бедный Рон, кажется, в шоке. Джордж замечает это. Он подходит к младшему брату и хлопает его по плечу.
– Всё будет лучше, Рон. Не сразу, но будет. У тебя, у Гермионы, у Гарри. У всех нас. А теперь иди к ней, потому что я не умею утешать детей.
Он ухмыляется, и Рон немного расслабляется и неуверенно улыбается в ответ, а затем кивает. Джордж треплет его по волосам и легонько толкает назад к лестнице. Фред наблюдает за этим и гордится своими братьями. Они были напряжены и едва не поссорились, но смогли найти слова и поговорить, как бы трудно им обоим не было.
– Рон встал на путь выздоровления, – подмечает Фред. Отрицая случившееся, младший брат никогда бы не смог это пережить. Но, приняв, однажды сможет. Это только первый из миллиона шагов, но самый трудный. И он сделан. Джордж улыбается в ответ, мягко и ласково. Он снова спокоен, холод и возмущение оставили его.
Уже позже, глубокой ночью, они лежат в своих постелях, и Фред не может уснуть. Он прислушивается к дыханию брата, пытается (безуспешно на таком расстоянии) различить удары его сердца.
Завтра. Уже завтра первый этап их волнений будет завершен. Фред останется на земле, в этом мире. И они с Джорджем приступят к поиску способа связать их половинки души вместе. Но сначала они откроют правду своей семье. Рон и Джинни перестанут так волноваться. Мама заплачет от счастья, и папа тоже. Билл рассмеется с облегчением, и Чарли бросится его обнимать. Флер будет улыбаться сквозь слёзы, а Перси разревится как девчонка. И все они будут так рады, так взволнованы, что Джордж и Гермиона устанут отвечать на вопросы, а Фред будет на глазах у всех поднимать вещи, а потом найдет перо, пергамент и напишет всё, что захочет. Для них. И их семья снова будет вместе. Пусть и немного необычно, но это совсем не важно. Главное – ничто больше их не разлучит. Назло смерти, наперекор судьбе и всем законам мира. Ничто не разорвёт связывающую Фреда и Джорджа красную нить.
========== День 7-й. ==========
– Артур! Артур! Смотри! Джордж делает свои первые шаги!
Голос Молли полон счастья. Её муж, играющий с Чарли и Перси, сразу же поднимает голову. Даже Билл, ковыряющийся испорченной вилкой в игрушечном самолётике, обращает внимание на происходящее.
Маленький круглолицый Джордж, похожий на рыжий лучик солнца, неуверенно, пошатываясь, ступает по ковру. Он падает, но почти сразу же встает, неуклюже, неловко, но упрямо. И с упорством продолжает движение.
Мама не может перестать улыбаться от умиления. И отец выдыхает:
– Он идёт к Фреду!
Второй близнец, сидящий в стороне, у дивана, в окружении игрушек и тетушки Мюриэль, вдруг обхватывает коленку женщину ладошками и, покачиваясь, встаёт на ножки. А затем, вытянув ручонки вперёд, начинает такое же неуверенное движение навстречу своему братику. Стремясь воссоединиться с ним.
Их первые шаги в жизни были друг к другу. И с тех пор они делали это всегда – шагали вместе, рядом, а когда жизнь разделяла их, то друг к другу. И сколько бы раз им ни приходилось падать, они готовы были подниматься снова и снова, чтобы, как тогда, в детстве, схватить друг друга за протянутые ладошки, переплести пальчики и упасть вместе с весёлым озорным смехом.
Джордж не помнит этого, но он слышал эту историю так часто – от мамы, папы, от Билла и Чарли, что порой она ему снится как наяву.
Утром он просыпается на влажной подушке и понимает, что плакал. Но это не был кошмар. Во сне он держал Фреда за руку, во сне он снова шёл к нему своими первыми шагами.
И сейчас Фред сидит на его постели, поджав под себя ноги и смотрит с небольшой тревогой, но, заметив, что Джордж проснулся, сразу же улыбается. И в голове молнией проносится самая важная, отчаянная мысль: «Я никогда не хочу с тобой расставаться!»
– Это был хороший сон? – спрашивает Фред.
Джордж смотрит на него снизу вверх.
– Как ты понял?
– Ты улыбался.
– И плакал?
– И это тоже.
Фред не задумываясь протягивает ладонь и вытирает щеку Джорджа. В этом нет ничего странного, это естественно для них. Так же, как дышать.
– Мне снились наши первые шаги, – полушепотом делится Джордж. Фред стирает слёзы с его второй щеки так же бережно, словно брат сделан из хрупкого хрусталя.
– Все так красочно о них рассказывали, что раньше мне тоже это снилось, – отвечает Фред. – Пойдем умываться?
Он хочет подняться, но Джордж вытягивает из-под одеяла руку и хватает близнеца за запястье, не позволяя уйти.
– Давай немного полежим здесь, – просит он. Фред не показывает удивления, просто улыбается ярче и кивает.
– Тогда двигайся.
Несколько мгновений они ерзают и ворочаются, пока оба с комфортом не устраиваются на довольно узкой для двух широкоплечих юношей кровати. Их руки соприкасаются, и оба они лежат так, словно вот-вот упадут, но Джорджу кажется, что с таким комфортом и уютом он не находился где-либо давно.
Ему хочется навсегда остаться с Фредом вдвоем в их маленьком уютном мире.
На потолке множество трещинок и пятен. Некоторые из них (на самом деле, большая часть) появились благодаря близнецам и их первым опытам и взрывам. Они похожи на звёзды наоборот – тёмные на белом фоне. Джордж смотрит на них, но всё его внимание сосредотачивается на брате рядом, на этих ощущениях и чувствах, на этом единственном мгновенье.
И слова, те, которые бились в его сердце уже неделю, но которые он не планировал озвучивать, срываются с губ вместе с тихим коротким вздохом:
– Я так хочу, чтобы ничего этого не было, Фред. Чтобы ты остался жив.
Брат шевелится рядом с ним, ворочается. И после тихо отвечает:
– Я тоже. Но я всё равно рад, что здесь, хоть и такой. Это лучше, чем есть у всех остальных.
– Ты не боишься? – голос Джорджа тихий и слабый.
Фред замирает сбоку.
– Нет.
Он внезапно поворачивается, опираясь локтем на подушку, и теперь смотрит на Джорджа. Его лицо спокойно и расслабленно, глаза внимательные и переполнены чем-то удивительным и прекрасным. Словно солнечное лето, теплое синее море, полное любви и нежности.
– Я знаю, что ты справишься, – убеждённо заявляет он, и сразу видно, что он верит без оглядки в то, что говорит. – Не сомневаюсь ни секунды. А потом у нас будут десятилетия, чтобы найти выход.
Джордж смотрит в ответ, снизу вверх. Он хочет улыбнуться, но вместо этого лишь поджимает губы и тяжело вздыхает.
– Я тренировался лишь пару дней, а получаться стало только вчера.
– И что? – горячо возражает Фред. – Ты уже научился. Теперь не разучишься. Это как летать на метле. Или все те заклинания в школе. Ты все равно умеешь ими пользоваться, даже если давно этого не делал.
Джордж верит. Он готов слепо молиться на всё, что скажет его близнец. Шагать с закрытыми глазами, если брат позовёт. В любую тьму.
– А что будет потом? – всё-таки робко задаётся он вопросом. – Ты останешься таким, а я… Я стану старым, седым и жалким. У меня будет всё болеть, начнётся склероз, или станут скрипеть суставы, или ещё что…
Джордж вытягивает руку, поднимая перед собой, растопыривает пальцы и смотрит.
– Кожа будет вся в морщинах, руки станут трястись. Я больше не смогу ничего делать, никуда ездить, ничто придумывать. А ты останешься свободным и сильным, перед тобой весь мир, все страны и моря. Зачем я буду тебе такой?
Он переводит взгляд с руки на Фреда. И к собственному удивлению замечает в его глазах смешинки. Кажется, брат совсем не проникся грядущей драмой.
– Я уверен, ты будешь крутым стариком, – заявляет Фред. – Не парься, мы уже видели друг друга с бородами, помнишь?
Зачарованный круг Дамблдора, охранявший Кубок огня. Джордж невольно думает о том, что это единственный раз, когда Фред был старым. Теперь – да. Но тогда никто из них не представлял подобного.
Фред замечает его внезапную грусть и вдруг со всей силы бьёт по руке. Джордж пищит и отдергивает ладонь, опуская её вниз.
– За что?
– Чтобы не смел сомневаться.
Джордж моргает под требовательным взглядом Фреда.
– Я не сомневаюсь. Мы сделаем это. Заклинание.
– Сомневаться во мне, – поправляет его брат.
– Я не сомневаюсь! – Джордж приподнимается так резко, что едва не сталкивается с близнецом лбами. От возмущения, что его поняли неправильно, у него даже грудь жжет будто огнём.
Фред близко-близко. По каемке его глаз, на пару оттенком темнее основного цвета, дрожат, скользят звездные блики. А в бархатной синеве, насыщенной, глубокой, в черных больших зрачках Джордж видит себя.
– Тогда не говори так, – отрезает Фред сурово. – Это скорее ты забудешь обо мне, когда встретишься с какой-нибудь кузиной Флер.
Джордж открывает рот, как выброшенная на сушу из воды рыба. Это не так! Он хочет кричать громко, чтобы слышал весь мир, что нет никого на свете, кого бы он предпочел своему брату. Не было такого и не будет.
Фред внезапно довольно фыркает:
– Теперь понял, каково было мне, когда ты заявил, что я уеду путешествовать, когда ты станешь старым? Твои морщины, твоя седина, твои слюни – это твоя жизнь, не смей думать, что я буду любить тебя из-за этого меньше!
Джорджу кажется, что мир вокруг остановился, и время застыло ледяным айсбергом. В воцарившейся тишине он не слышит даже собственного сердца, словно время остановилось тоже. И вся бесконечность пространства сжалась до двух человек – его самого и Фреда. Джордж забывает, как дышать, как думать. Он смотрит на лицо близнеца, в его глаза, но словно не видит на самом деле. Или наоборот – будто впервые видит настолько ясно, у него открылось какое-то возвышенное волшебное зрение, и он может замечать то, что недоступно остальным людям, нечто высшее и прекрасное.
Фред мигает несколько раз, взмахивая ресницами, пока до него доходит. И в глазах его отражается тот же взрыв эмоций, что чувствует Джордж.
Это произошло впервые за двадцать лет. Они всегда это знали, но сейчас это прозвучало. И теперь… что теперь?
Желание сказать что-то такое сильное, что перехватывает горло. Джордж шевелит губами, но мысли не формируются. Фред приоткрывает рот, выпуская маленький вздох. Он даже не мигает, смотрит пристально и цепко.
И тут в мир этой тишины, образовавшийся после взрыва, раскатом грома врезается громкий резкий стук.
Фред и Джордж одновременно вздрагивают и оборачиваются к двери. Стук повторяется, такой же оглушительный и настойчивый. Фред разочарованно стонет и плюхается на кровать, лицом в подушку. Джордж перелезает через него и падает на пол. Его футболка перекошена, волосы разлохмачены, а лицо помято после сна, когда он открывает двери.
– О, Джордж, доброе утро.
Гермиона приветливо улыбается, но при виде юноши краснеет.
– Прости, я не думала, что вы ещё спите, – торопливо извиняется она.
Джордж широко зевает. На самом деле он совсем не сонный, но притвориться проще, чем говорить что-либо.
– Привет, – наконец, здоровается он. – Всё в порядке? Ты что-то хотела?
– Да, – кивает девушка. – Мы с Роном и Гарри после завтрака отправляемся на площадь Гриммо, а затем в Годрикову Впадину. Так что меня не будет всё утро. Вы ведь…
– Да. Мы дождёмся тебя, – подхватывает Джордж. – Спасибо, что предупредила.
Гермиона снова улыбается, хочет сказать что-то ещё, но молчит и, опустив глаза, в итоге уходит. Джордж закрывает двери и оборачивается к Фреду. Тот сидит по-турецки, обнимая подушку, на его кровати и задумчиво жует кончик наволочки.
– Это ничего, – интерпретирует его поведение Джордж. – Главное, успеть до ночи.
Фред закатывает глаза и не отвечает. Они не возвращаются к тому, что было до визита Гермионы: Джордж одевается, а его близнец заправляет кровати.
Очередное утро снова выдается ясным и солнечным. Весеннее солнце с ухмылкой пробирается в комнаты через окна, распространяя своё мягкое тепло в попытках залечить раны этого мира, оставленные войной. Джордж думает, что всё это похоже на раненого зверя, уставшего, зализывающего свои порезы, продолжающие кровоточить. Пройдёт немало времени, прежде чем жизнь вернётся в норму. Что-то уже никогда не станет прежним. Они все изменились. Пути назад больше нет. Он рухнул с первым взмахом волшебной палочки восставшего Того-Кого-Нельзя-Называть. Тогда, три года назад, они уже были обречены, и все их жизни медленно сводились к настоящему моменту. В ту ночь, когда погиб Седрик Диггори, их судьбы были предрешены. Так? Означало ли это, что уже в те мгновенья Вселенная решила, что разлучит двух самых неделимых людей на свете?
В лицо Смерти Джордж хотел прокричать о том, как это было несправедливо. Как сильно это разбило его. Нельзя отнимать жизнь одного близнеца и оставлять второго. Они вместе пришли в этот мир. Они разделили свой первый вздох. И последний у них тоже должен был быть общим. Но не стал.
Тот-Кого-Нельзя-Называть мёртв. Убит. Война окончена. Гарри – её главный герой. Он победил не только главного злодея, но и Смерть. Он вернулся с той стороны. Фред даже не уходил. Он тоже умер, и тоже остался. По-своему. И теперь Джордж скорее вырвет своё сердце, чем потеряет его снова.
Он думает о том, что Фреду и Гарри будет о чем поговорить. Им всем, втроем.
Они делят печенье и молоко, греясь на солнышке на ступеньках крыльца. Джордж щурится от бьющих в глаза лучей, и ему так хорошо и спокойно, что он действительно верит, что война закончена. И для них с Фредом тоже. Почти. Осталась последняя битва. Ещё одно заклинание. И тогда они смогут отдохнуть, смогут вдохнуть полной грудью тёплый воздух и вернуться к жизни.
Кусты напротив крыльца шевелятся, и спустя мгновенье оттуда высовывается круглая голова с красными щеками и маленькими тёмными глазками. Гном озирается по сторонам, словно ищет кого-то (наверняка, Живоглота, этот кот просто председатель фанклуба гномов), и тут его взгляд останавливается на Джордже. Смесь ужаса и восторга отражается на этом маленьком личике – вне всяких сомнений он помнит. Джордж тоже. Он замечает легкую ухмылку на губах брата.
– Годы выдворений не прошли зря, – вслух замечает он. Фред фыркает и трясёт головой.
– Ты же знаешь, что они всегда от этого кайфуют.
– Их сложно судить, у них скучная жизнь.
– Это точно. Но мы всегда делали её ярче.
Гном прислушивается, но заметно, что он готов в любую секунду пуститься наутек.
– Кажется, только Перси никогда не занимался их выдворением, – произносит Фред. Джордж не хочет, действительно не хочет, но всё равно невольно напрягается всем телом. Он принял каждый вид скорби своей семьи, даже Рона. Но с Перси всё было сложнее. Он не мог заставить себя перешагнуть через что-то внутри, похожее на заточенный в груди меч, что резало его, едва в мыслях появлялось имя или образ старшего брата в роговых очках.
Фред знает.
Нет никаких сомнений в том, что он знает. И не одобряет. Джордж чувствует это каждой клеточкой кожи, каждым волосом, каждым атомом. Он не хочет расстраивать близнеца, но не знает, как вытащить этот меч из груди. Может, это убьет его. Или излечит. Он простил бы Перси что угодно, даже предательство всей семьи, себя, но не гибель Фреда. Только не это.
– Я… – Фред читает его мысли, он поворачивает голову и смотрит серьёзно, вдумчиво. – Мы не говорили о том, что случилось в Хогвартсе.
Джордж немного растерян.
– Когда? – только выдыхает он.
Вчера? Неделю назад? Они о многом не говорят. Им не нужно.
– Я вспомнил, – Фред глубоко вздыхает открытым ртом и пальцем сильно проводит по нижней губе, оставляя покрасневший след. – Ту ночь. Когда меня…
Джордж содрогается. Он не уверен, что хочет это слышать. Но на этот раз Фред не отступает.
– Перси был там, – он продолжает давить, хотя голос его тих и спокоен. Он сразил Толстоватого, и это было эффектно. А потом кто-то, не знаю, кто, выстрелил из палочки, и всё взорвалось.
Джордж больше не сомневается, что не желает знать, как умер его брат. Но тот сегодня решил быть беспощадным.
– Перси не мог меня спасти, – Фред сверлит близнеца немигающим холодным взглядом. – Никто не мог.
Джордж готов спорить, что он бы смог.
Но его не было рядом.
И это не вина Перси. Только его самого.
– Я помню, как был мёртв, а он лежал на моей груди, защищая меня от других заклинаний, от взрывов, будто мне ещё было дело. И рыдал. Ты никогда не слышал подобного. Тем более от него. Он бы так и остался там, если бы не Рон. Он бы умер, закрывая меня.
Джордж пытается сглотнуть слюну в горле, но что-то внутри царапает его маленькими коготками-зацепками. Фред наклоняется к нему и шепчет серьёзно и непоколебимо:
– Он не виноват, Джордж.
Меч разрывает грудь, ломая ребра в крошку, разрезая кожу, мышцы, заставляя кровь хлестать водопадом.
Убивая.
– Нет, – собственный голос тихий и хриплый, чужой. Может, меч вырвал ему и часть горла? – Не виноват.
Он понимает это. Теперь – да. И обида на Перси вытекает вместе с потоками крови.
– Это я.
Теперь истина очевидна и открыта для него. Эта мысль всегда жила в нём, но сейчас она обжигает, ранит, как никогда до этого. Теперь, когда он даже подсознательно не может больше обвинять других…
Джордж порывается встать и уйти – так ему больно, что невозможно сидеть. Он вскакивает на ноги, но рука Фреда реагирует моментально и хватает его за край футболки сбоку, тянет, останавливает.
– Это не так, – заявляет Фред твёрдым тоном. Джордж не смеет оглянуться. Он знает, что виновен, он чувствует это, и ему страшно взглянуть в лицо близнеца, погибшего из-за него.
Фред сердито тянет за футболку, настойчиво и немного капризно, дёргает её край и нечленораздельно мычит. Но ничего не говорит. Словно силой мысли пытается заставить Джорджа действовать. Потому что это всегда работает. Между ними.
Джордж делает несколько глубоких вдохов, болезненно отзывающихся между рёбрами, как раз там, где сидел проклятый меч, прежде чем ему становится немного лучше, настолько, что он может обернуться, не рискуя впасть в истерику, едва встретившись с близнецом взглядом. Вот это был бы номер!
Фред смотрит на него так глубоко, что Джорджу кажется, что он падает в море в его глазах. Но он не тонет. Он плывёт. По ровной тёплой поверхности, спокойной, отражающей солнечные лучи. Штиль или шторм – неважно. В этом море ему никогда не утонуть. Эти волны всегда будут поддерживать его на поверхности, обволакивать, согревать.
– Это не так, – повторяет Фред вкрадчиво, с силой, способной перевернуть планету.
«Поверь мне», – слышит Джордж в своей голове голос брата. И больше не хочет уходить. Его плечи расслабленно опускаются, и он кивает. Фред всё ещё держит его за одежду и глядит преданными пронзительными глазами. И Джордж будет проклят, если не поверит ему.
Он снова садится рядом и замечает, что гном всё ещё смотрит за ними из своего укрытия с каким-то любопытством.
– И мы снова его развлекли, – тоже обращает на это внимание Фред. – Чего он так пялится?
– Хах, – коротко смеется Джордж. – Думаю, он давно не видел таких сцен.
– Так мы же королевы драмы, – улыбается Фред. – К тому же, меня он всё равно не видит. Но слышит, как ты со мной говоришь. Сейчас это единственное, как я могу на них влиять.
Джордж не совсем улавливает мысль и в знак этого приподнимает одну бровь.
– Ну, – Фред пожимает плечами с показным равнодушием, – я ведь больше не могу прикасаться к живым. Только к предметам. И тебе. Хотя, если подумать, я вполне могу кидаться в них чем-нибудь…
Слова Фреда растекаются и исчезают, словно скрываемые туманом. Потому что Джорджа внезапно осеняет. И его сердце даже пропускает удар. Ну, конечно. Это же так логично!.. Фред правильно всё сказал – он может прикасаться только к неживому. И к Джорджу. Тогда как призраки не могут ни к чему. И всё это потому, что…
У них одна душа и одна жизнь. Фред больше чем призрак, потому что часть его жива в Джордже. Но Джордж не совсем жив, так как часть его умерла вместе с Фредом. Теперь оба они что-то иное. Но всё равно целое. Одно сердцебиение, одно дыхание на двоих.
И эта мысль вызывает улыбку.
Фред, болтающий о способах достать гномов, замолкает на полуслове и внимательно смотрит на него, слегка поджимая губы. Джордж глядит в ответ и мысленно успокаивает: «Всё в порядке. Всё хорошо». Фред слышит. Он всё равно на всякий случай ещё какое-то время изучает близнеца взглядом, но, кажется, убеждается в правдивости слов брата и перестает волноваться.
