Текст книги "Red lines (СИ)"
Автор книги: Never Died
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Это то, чего мы хотим, не так ли, Джордж? Глупая Грейнджер.
– Да, это так, – соглашается Джордж. И снова обращается к девушке. – Мы не понимаем, Гермиона. Разве не это наша цель – не дать Фреду исчезнуть?
И вот теперь жалость в её глазах могла бы переплюнуть даже ту, что появляется во взгляде матери. Её губы изгибаются, так неправильно, так ломко, и голос становится совсем хрупким.
– Всё немного по-другому, – она не отводит глаз, и звёзды в них беззвучно страдают. – Да, если всё получится, вы проведёте жизнь вместе. Но ты, Джордж, ты будешь взрослеть, потом стареть, меняться. Проживешь настоящую полноценную жизнь. Заведешь семью, детей. И однажды вечером в тёплой постели в окружении тех, кто тебя любит, ты умрёшь. Твоя душа покинет тело и пойдет дальше, туда, куда уходят все души. Но Фред… Фред не сможет сделать то же. Он останется здесь навсегда, связанный. Он не покинет землю даже после твоей смерти. Подумайте над этим, оба.
Хлопок двери никто из близнецов уже не слышит.
***
Фред знает, что Джордж не спит. Но с тех пор, как Грейнджер ушла, он едва ли сказал пару слов. Его лоб наморщен, а в глазах отражается глубокий и мучительный процесс пережевывания мыслей по семидесятому кругу.
Ночник на их тумбочке мерцает рыжим светом. Джордж отворачивается к стене и смотрит на свою тень. Фред стоит рядом с его кроватью безмолвным часовым. И ждёт. Он сам не знает, чего. Прорыва плотины?
Что-то должно произойти.
И ожидание пугает сильнее всего.
Всё было хорошо. Всё было нормально, пока Гермиона Грейнджер словно ураган не обрушилась на их мир. И теперь им приходится собирать осколки. Никогда ещё Фред не был так раздражён от этой девушки. Он понимает, что не вправе сердиться на неё, но попробуй объяснить это сердцу. В конце концов, не её вина, что магия, как всегда двулична и лжива. Хочешь что-то получить? Страдай. Хочешь что-нибудь создать? О, сначала испытай боль. Хочешь стать добрым? Потеряй всё, что имеешь. Хочешь быть счастливым? Столкнись со злом. Хочешь просто жить? Умри.
Фред никогда не знал мира, в котором бы не существовало его Джорджа. Он никогда не сомневался в силе их связи. Тут рассказ Гермионы не показался ему удивительным. Но он не мог придумать, что им потом делать с последней частицей правды. Когда Джордж, прожив свои сто пятьдесят, умрёт, что Фред будет делать здесь? Зачем ему земля, зачем этот мир одному?
Нужно что-нибудь придумать. Найти выход. Всегда можно отыскать лазейку. Во всём. Нет ничего непреложного или нерушимого. Когда два варианта неприемлемы, нужно создать третий.
Фред хочет сказать это Джорджу, но тот уж слишком рьяно притворяется спящим, чтобы близнец посмел его рассекретить.
Яблоко, забытое, так и остается лежать на полу. Шаги в коридоре стихают. Фред слышит, как желают друг другу сладких снов Гарри и Джинни и тихо радуется, что звуки поцелуев достаточно тихи, и их не различить даже в ночной тишине.
Он мог бы прогуляться, навестить родителей или братьев, выйти на улицу или хотя бы прилечь, но он выбирает другое и продолжает стоять над кроватью брата.
«Я здесь, – думает он. – Был и всегда буду. Ты не должен закрываться от меня, Джордж. Но если тебе нужно, если нужно именно это, то всё в порядке. Я всё равно останусь рядом, чтобы ты мог рассказать мне, когда будешь готов. Слышишь меня, Джордж?»
Это всегда срабатывало. Мысли из его головы каким-то чудом оказывались голосом в голове брата. Они без легиллименции знали, что думают и чувствуют, дополняли фразы, идеи, эмоции друг друга, как идеально подходящие друг другу пазлы, когда без одного кусочка второй бесполезен, потому что картина не сложится.
Джордж немного поводит плечами и ладонью подбивает подушку себе под щеку. И в этом простом движении Фред получает ответ: «Слышу. Спасибо, Фред». Он знает, что всё получилось. Снова.
Когда стрелки на часах приближаются к трем ночи, а Джордж так же молча смотрит в стену, Фред наклоняется, чтобы мягким движением руки прикоснуться к его боку, и шепотом спрашивает:
– Мы поговорим об этом?
Он устал делать вид, что верит в нелепый обман брата. И Джордж тоже утомлён делать вид, что спит. Он шумно оборачивается и глядит на Фреда. В темноте глаза его кажутся тёмно-синими, будто бушующее штормовое море. О, сколько кораблей утонет в этих омутах.
– О чём тут говорить, Фред? – так же почти беззвучно отвечает Джордж. – Мы едва ли что-то знаем. Возможно, Гермиона ошиблась.
Они оба знают, что скорее Амбридж съест свою розовую кофту с соусом арабьятта, чем Грейнджер ошибётся в знаниях. Но Фред понимает, что сейчас оба они не готовы к этому разговору. Им действительно нужно получить больше информации. У них ещё есть время.
– Может быть, – зачем-то соглашается Фред. – Но главное, что теперь мы знаем, что я такое.
Джордж выпячивает нижнюю губу и немного резко перебивает:
– Ты – не «что». Ты никогда не будешь «что».
– Но я не человек. И не призрак. Только душа.
Фред надеется, что звучит не слишком разочарованно. Но напрасно. Джордж напрягается ещё сильнее.
– Каждый человек – это не тело. Это и есть душа. Она важнее всего. Тело – лишь оболочка. Разве нет? Не в это учат верить всех детей? Не влюбляйтесь в красоту, любите душу.
На последней фразе он смешно пародирует голос тётушки Мюриэль. Кажется, именно она когда-то сказала подобное подростку Биллу, а ещё крошки близнецы играли рядом и всё слышали.
Фред коротко усмехается.
– Ты прав. Просто… наверное, я немного расстроен. Душа – это не так уж и круто.
Джордж фыркает в ответ и указательным пальцем трёт переносицу.
– Всегда думал, что она у нас одна.
Фред, по правде говоря, тоже. Он улыбается от этой мысли, и ему вдруг становится легче. Просто от понимания того, что они с Джорджем действительно видят друг друга и разговаривают. Их связь выдержала всё. И плевать на последствия.
– Так и есть, – он похлопывает брата по животу. – Просто разделённая на два кусочка. Может, после твоей смерти, наши души сольются и станут чем-то прекрасным.
– Самой яркой звездой?
– Самым жарким солнцем.
– Я согласен.
– И я более чем.
Ладонь Фреда замирает на теле близнеца. Он ощущает под кожей лишь ткань одеяла, но знание того, что под этим – Джордж, делает миг особенным.
Джордж протягивает руку и небрежно спихивает с себя кисть Фреда.
– Тебе нужно отдохнуть, – наставительно замечает он. – Ложись спать.
Фред готов спорить – он уже мёртв, ему, в отличие от некоторых рыжих личностей в этой комнате, сон не нужен для физического благополучия. Наверное, у него вовсе не осталось ничего физического, ведь он только душа.
– Ты тоже, – однако, вместо дискуссии просто говорит Фред. – Поспи, Джордж. Нас ждёт очень длинный день.
– Ты прав, – соглашается Джордж и поворачивается на бок. Только в этот раз лицом не к стене, а к кровати брата. – И погаси свет.
Фред кивает и выключает ночник. Он забирается в кровать и глядит на тёмный потолок, прислушиваясь к дыханию близнеца. Когда оно замедляется и выравнивается, Фред понимает, что Джордж уснул, и позволяет себе немного расслабиться.
На самом деле он почти в порядке с тем, что узнал от Грейнджер. Душа, значит, душа. Семь дней – что ж, это не тысяча триста четырнадцать и даже не пятьсот двадцать один, но всё-таки лучше, чем ничего или три.
Единственное, что теперь по-настоящему его тревожит, это финальное заявление Грейнджер. И он лишь может надеяться, что случилось невероятное (пожалуйста, пусть так будет), и Гермиона что-то спутала.
Когда волнение становится почти невыносимым, Фред переворачивается на бок и смотрит на лицо Джорджа на соседней кровати. Во сне брат немного расслаблен. Кажется, сегодня ему снится что-то хорошее или хотя бы нормальное. И это успокаивает.
– Никто не заберет меня у тебя,– в тишину ночи шепчет Фред. – Даже смерть. Даю слово.
========== День 4-й. ==========
Джордж не понимает. В голове какая-то бессмыслица, похожая на кашу. Он всегда ненавидел кашу, липкую, застывшую, похожую на слизняков без ракушек. И теперь это в его голове. В его мыслях. Это – всё, что осталось. Оно разъедает его. Уничтожает.
Отец говорит что-то. Слов не разобрать, они застревают в этой каше и тонут, тонут, тонут.
Джордж моргает, и глазам больно. Почему? Он плакал? Нет, щёки сухие. Тогда отчего так больно? Что случилось?
Они идут через кухню – отец ведёт его, придерживая за плечи. Куда? Откуда? Зачем?
Вопросы тоже пусты и бессмысленны. Как жизнь. Как весь тупой грязный мир.
Джордж ненавидит его.
Это открытие так внезапно поражает, что он останавливается, почти задыхаясь. А потом понимает, что дело вовсе не в этом. Его взгляд сам находит часы со стрелками, подписанными именем каждого члена семьи Уизли. Одной не хватает.
– Джордж, что ты?.. Пойдем, сынок.
Он выскальзывает из рук отца, словно смазан мылом. Каша в голове дрожит, будто желатиновое желе. Такое же мерзкое, отвратительное. Как его вообще едят? Это же…
Стрелка лежит на полу. Джордж опускается на колени так резко, что они громко ударяют об пол, а по телу разбивается осколками в венах и мышцах боль.
Он поднимает её так бережно, словно она сделана из тончайшего хрусталя. И смотрит. Изящными витиеватыми буквами по всей длине идёт имя – Фред Уизли.
И тогда каша начинает пульсировать. И вдруг из неё, из этой невнятной сумятицы, вылезает рука. Длинная, черная, когтистая. И тот, кто следует за ней, готов разорвать Джорджа на части.
Он шепчет:
– Фред…
И хочет исчезнуть.
***
– Фред… Пожалуйста…
Ему жарко. Каша в голове растекается. Его череп проломлен на затылке, и эта белая липкая жижа всё лезет и лезет, ей нет конца. Она спутывает волосы и мысли. И нечто, живущее там, тянет свои когти к самому сердцу.
– Фред…
Кто-то трясёт его, настойчиво, даже грубо.
Джордж медленно открывает глаза. Ресницы дрожат, но он видит в свете ночника рыжую голову и синие глаза.
– Фред, – снова произносит он, но теперь осознанно. Почти. Слизь в голове всё ещё держит его. И Джорджу кажется, что он не лежит, а падает, что кошмар снова затягивает его в свои руки.
– Джордж, – голос Фреда громок и настойчив. Близнец сжимает его кисти, надавливает с силой, достаточной, чтобы Джордж не мог вырваться, но такой, чтобы ему не было больно.
– Слышишь? Не засыпай снова. Не сейчас.
– Я… – губы почти не шевелятся, а голос едва слушается. – Я не могу, Фред.
– Нет! – Фред кричит, будто происходит что-то ужасное. – Открой глаза, Дред! Сейчас же!
И когда брат так просит, так неистово зовёт, Джордж не смеет ему отказать. Он снова поднимает веки, но ресницы продолжают дрожать, смазывая изображение.
– Моя голова, – бормочет Джордж болезненно. Ему хочется плакать, но сил для слёз нет. – Эта каша… Больно…
– Тшш.
Пальцы Фреда оказываются в его волосах и нежно начинают массировать кожу: затылок, виски, потирают, разгоняя кровь и кашу. Очищают.
– Что тебе снилось? – шепчет его голос.
Джордж пытается вспомнить что-нибудь кроме пудинга в мозгах.
– Что-то плохое. Оно не отпустит меня, Фред.
– Пусть попытается, – рычит брат. Защищая. Опасно. И его глаза внезапно оказываются совсем близко. Пальцы продолжают разминать кожу, и от этих прикосновений действительно легче. Джордж благодарно мурлычет, и замечает улыбку на лице Фреда. Ради этого стоит бороться. Он сильнее распахивает глаза. Но боль внезапно ударяет в виски, и он тихо стонет.
– Я не отдам тебя этим кошмарам! – горячо выпаливает Фред. – Ни жизни, ни смерти. Никому!
Джордж верит. Он тянется навстречу прикосновениям, и лечебный массаж, совсем как тот, что в детстве делала мама, помогает. Джордж снова засыпает, но на этот раз ему снится что-то хорошее.
***
Когда он открывает глаза в следующий раз, уже утро. Джордж смутно помнит события ночи, но, кажется, всё было не слишком хорошо. Он чувствует себя немного разбитым, когда приподнимается на локтях и широко зевает. Взгляд его, ещё сонный, обыскивает комнату и сразу же находит Фреда. Брат посапывает на своей кровати, лежа поверх одеяла. Одна рука покоится на животе, вторая свесилась вниз, почти до пола, как и одна из ног.
Джордж не может не улыбнуться, когда смотрит на это зрелище. Всё так мирно, так по-домашнему, что можно позволить себе хоть на чуть-чуть поверить, что ничего плохого не случилось. Что всё это был лишь кошмар. И Фред вытащил Джорджа из него.
Лучи утреннего солнца проникают через задернутые шторы, скользят по полу и стене. Совсем скоро весна сменится жарким летом, любимой порой близнецов. Джордж отбрасывает одеяло и встает. От слишком резкого движения у него на мгновенье темнеет в глазах, и он кладёт ладонь на лоб и останавливается, ожидая, пока всё не вернётся в норму.
Дом в такой ранний час действительно тих, но Джордж всё равно ощущает присутствие всех его обитателей. Это не кажется пустым или брошенным. Скорее – спящим. Будто сам дом тоже мирно дремлет, слегка посапывая во сне.
С первого этажа идут какие-то звуки, и не нужно быть гением, чтобы знать, что это мама. Но наличие второго смутного голоса подталкивает к мысли, что ещё и Флер. Джордж идёт умываться, размышляя, стоит ли после спуститься, чтобы пожелать доброго утра. Это, наверное, было бы правильно. Но как только он вспоминает их взгляды, сразу пропадает желание вновь их видеть.
Он стоит под душем, наслаждаясь тишиной. Всё-таки приятно, когда никто не дёргает тебя, не торопит, топоча за дверью, и не смотрит так, будто ты сделан из стекла, и можешь разбиться от любого неверного слова. По правде говоря, последнее было бы верным, если бы не Фред. Джордж знает это. Знает, что он уже сломан той ночью, в битве, но от падения в пропасть его удержал брат. И если бы их связь разорвалась, если бы близнец не остался… Он понимает, почему все так на него смотрят, чего боятся. И не знает, как объяснить им, что теперь это неважно. Но как только они воспользуются заклинанием и привяжут душу Фреда, они обязательно поделятся этим с остальной семьей. Все они имеют право знать, что их сын и брат рядом. Даже если они никогда не увидят и не услышат его, им станет легче. А Джордж всегда готов выступить в роли посредника при общении.
Когда он выходит из ванной, с волос его всё ещё капает, а полотенце небрежно наброшено на плечи. Джордж чувствует себя как-то иначе. Словно обновленным. И ноющий узел в груди уже не так давит.
– Доброе утро, – голос за спиной заставляет его остановиться.
– Привет, Гарри.
Джордж оглядывается на Поттера и замечает, что тот не в пижаме и вовсе выглядит так, словно давно встал. В его глазах ни капли сна, а уголки рта опущены так сильно, что почти образуют складки. Это странно.
– Чего не спишь? – спрашивает Джордж. Капля воды повисает на кончике прядки на лбу, а потом вдруг стекает по коже, вдоль носа, бежит, торопится. Джордж не стирает её. Отчего-то ему нравится.
– Не хочется, – отвечает Гарри, пожимая плечами. – Плохой сон, наверное.
И Джордж вдруг вспоминает, что этот мальчик напротив него, тоже умер. Но вернулся. Смерть отпустила его. Не потому, что он был с кем-то так сильно связан, а из-за чего-то другого. Он остался жив, побывав на другой стороне. Его мир тоже перевернулся. После такого невозможно остаться прежним. И кошмары – только вершина айсберга. Кто знает, что там, в глубине. Со всем, что произошло с этим парнем, у него должно быть пожизненное ПТСР.
Джордж поражен этой мыслью. Все так сильно трясутся над ним, что никто, казалось, не замечает, что есть ещё один человек, которого той ночью тоже сломали. Разбили на миллион осколков, а потом собрали заново. Только вот шрамы от сколов всё равно остались и никогда не перестанут причинять боль.
От этого Джордж почти задыхается. Он вдруг чувствует себя старшим братом этого мальчика, лучшего друга его настоящего братика. И Гарри со своими зелёными грустными глазами выглядит так, словно нуждается в защите больше всего на свете. Он так искривлен. Он только что потерял последнего человека в этом мире, которого мог бы считать своим отцом. И ему только семнадцать. В его возрасте Джордж кидался навозными бомбами и взрывал фейерверки в школе. Он же не взрослый! Но… разве он когда-то был ребёнком? Со всем, что выпало на его судьбу.
И они стоят сейчас в коридоре, напротив друг друга, но каждый в своем собственном изменившемся мире. Так близко, но в то же время невозможно далеко. Но правда в том, что в безумии Джорджа Фред всё ещё рядом с ним. А Гарри…
– Эй, хочешь чего-нибудь поесть? – внезапно даже для себя самого предлагает Джордж. Он устал быть тем, кого жалеют. Он сильный. Он может помочь тому, о ком все забыли.
Гарри выглядит удивленным не меньше Джорджа. Но кивает.
– Подождешь? Я только оденусь.
Снова кивок.
Джордж спешит к себе. Фред всё ещё спит, подушка упала на пол, а пальцы сжимают скомканное одеяло, будто обнимают игрушку. Это так мило, что Джордж не сдерживает улыбку. Бедный брат, он, должно быть, сильно измучился с кошмарами своего близнеца. Одевшись, Джордж поднимает подушку и кладёт её рядом с головой Фреда.
– Я внизу, – шепчет он зачем-то, прежде чем покидает комнату. Его волосы всё ещё сырые, но он едва ли обращает на это внимание. Но каждая упавшая с них на тёплую кожу капелька заставляет его сердце пропускать удар. И это приятно. Словно подтверждение того, что он жив.
Гарри ждёт его там же и, не мигая, смотрит вперед. Завидев Джорджа, он неловко улыбается, но плечи его сразу же опускается. Думал ли он, что всё это шутка, и Джордж не придёт?
На кухне действительно мама и Флер. Они разговаривают, и Джордж, прислушавшись, понимает, что обе сетуют на то, сколько теперь проблем, из-за которых отцу, Биллу и Перси приходится чуть ли не ночевать на работе. Что Министерство, что Банк – всё в раздрае. Ах, да, Гарри ведь ограбил Гинготтс, нужно будет расспросить его позже.
– Джордж?
– ‘Арри?
Мама и Флер восклицают почти одновременно. Джордж переглядывается с Гарри и замечает в его глазах то же самое желание исчезнуть, что чувствует сам. Он ощущает, что и мама, и Флер смотрят на него. И на Гарри тоже, но в основном на него, и ему хочется закричать: «Вы что, не видите? Он умер за вас! Он умер, а вы жалеете меня!»
Билл был прав. Когда уходит опасность, героев забывают.
– Мы только возьмем что-нибудь перекусить и прогуляемся по саду, – произносит Джордж. И быстро оглядывается на Гарри. – Да?
– Ага, – соглашается тот.
Мама подозрительно смотрит на них, с тревогой, которой быть не должно. Флер же внезапно улыбается, как будто понимает. А, может, и правда? Ведь она умная и внимательная. И она – не Уизли. Точнее, лишь недавно стала частью семьи. Гарри же она знала прежде, и у неё особые чувства к этому человеку. Она может видеть его на самом деле, пока все другие возятся с Джорджем.
– Вот, пожалуйста.
Она протягивает им блюдо с ещё тёплым печеньем и сэндвичами.
– Может, вам что-нибудь приготовить? – как всегда суетится мама. – Завтрак ещё не готов, я не ожидала, что вы встанете так рано, а твой отец, Билл и Перси уже поели…
– Не нужно, миссис Уизли, – мягко перебивает её Гарри, и лицо его светится благодарной улыбкой. – Спасибо. Нам этого хватит. А после – мы позавтракаем со всеми.
Джордж, конечно, не собирается выполнять последнее, но сейчас не лучший момент, чтобы это озвучивать. Гарри с улыбкой берёт тарелку, и Флер заботливо гладит его по плечу, прежде чем отступает. Джордж может её понять. Если бы кто-то спас его брата, он бы тоже любил этого человека до конца своей жизни. Но никто не сделал этого для Фреда.
Солнце кажется тёплым только из окна. На самом деле воздух ещё по-весеннему свеж и прохладен, а листья и трава покрыты росой. Джордж вздрагивает, когда очередная капля воды с волос попадает под футболку и сбегает по спине. Наверное, ему стоило высушить волосы, прежде чем соваться на улицу. Потому что сейчас даже влажное полотенце на плечах быстро становится ледяным. Но он и не думает что-то исправлять.
Вместе с Гарри они в молчании шагают по саду, жуя печенье. Джордж знает, что это не было бы нормальным ни в одной реальности. Кроме той, что у них есть. Всё должно было быть не так. Рядом должны шагать Фред и Рон, и их смех должен заполнять воздух, весёлый, живой.
– Гарри, – Джордж не уверен, может ли спрашивать о том, что его интересует, но никто не запрещает ему попробовать.
Гарри останавливается и выжидающе смотрит на него из-за стекол очков.
– Что там? – Джордж сжимает кулаки. – Что там было, когда ты умер?
Лицо Поттера становится расстроенным. Джордж без труда представляет, как он рассказывал всё Рону и Гермионе, но как всегда отмахивался от ответа перед другими. И он опасается, что так же будет и в этот раз.
– Я не знаю, – произносит Гарри и хмурится. – Там… был Дамблдор. Он сказал, что я могу вернуться или сесть в поезд и отправиться дальше. Он не говорил о том, что будет там. И я… я здесь.
Он разводит руки в стороны, словно извиняясь, и едва не роняет тарелку с печеньем. Джордж молчит. Почему Гарри, тот самый Гарри, всегда убегающий от лишних откровений перед другими, в этот раз честно ответил?
– Ты спрашивает об этом из-за Фреда, да? – мягко интересуется Поттер. И пока все другие ходят на цыпочках, боясь упоминать погибшего близнеца рядом с Джорджем, Гарри делает это так просто, так естественно, что это именно то, что нужно. Никакой жалости. Всего лишь вопрос.
– Нет, – отзывается Джордж. – Не совсем.
Он сам не уверен, зачем завёл этот разговор. Ведь Фред здесь.
– Почему ты вернулся? Ты очень хотел жить, да? – спрашивает он. Гарри глядит на него, без особых эмоций, и кажется таким изможденным, измученным, что его хочется просто обнять и защитить от того зла, что с рождения следует за ним.
– Нет.
Его голос такой равнодушный, чужой. Да, он изменился. Как все вокруг могут этого не замечать?
Джордж не ужасается от такого ответа. Он может это понять – то чувство, когда тебе плевать на собственную жизнь, когда действительно всё равно, есть ты или нет.
– Тогда почему?
Ему зачем-то нужно услышать ответ. Узнать. Гарри задумчиво смотрит на тарелку, а потом неторопливо отвечает:
– Наверное, из-за Фреда.
Очередная капля падает на кожу, между лопаток, и Джорджу кажется, что это не вода, а лезвие кинжала.
Гарри не смотрит на него, продолжая разглядывать печенье. Но его голос, тихий, взрослый, продолжает звучать:
– Я мог выбрать покой. Я так сильно хотел его выбрать. Просто оставить всё это, все проблемы и трудности… Но я видел, как погиб Фред. Я не мог перестать это видеть, даже когда Дамблдор стоял передо мной. И я подумал о том, что если не вернусь, если выберу то, что хочу, Волан-де-Морт победит. И тогда Рон тоже умрет. И Гермиона. И Джинни. Все вы. Я представлял, что он сделает с вами, и знал, что должен вернуться, чтобы не допустить этого.
Джордж поражен таким откровением. Он смотрит и смотрит на Гарри, такого хрупкого, с опущенной головой и потупленным взглядом, с этой неправильной печатью скорби, и желание защищать его только растёт. Этот мальчик хоть когда-нибудь выбирал что-то для себя? Не ради других, а то, чего желал сам.
– Ты жалеешь об этом, Гарри?
Тень улыбки трогает губы Поттера. И ответ может разбить даже камень.
– Я не знаю.
И Джордж в эту минуту забывает о своей боли. Потому что его сердце обливается кровью при виде такого Гарри. Они победили, не так ли? Тогда почему они все несчастны? Когда-то безумно давно, Джордж и Фред услышали одну фразу. Людо Бэгмен сказал им, что победитель – это тот, кто в конце чувствует себя счастливей. И если судить по ней, то той ночью они проиграли.
«Мы проиграли».
Джордж тянет руку и кладёт её на плечо Гарри. Юноша вскидывает голову и смотрит на него. Он вырос. Не такой долговязый, как Рон, но уже и не тот хилый цветок, что сел в поезд семь лет назад.
– Ты говорил с кем-то об этом? – Джордж ловит его взгляд и не отпускает. Эти зелёные глаза совсем не похожи ни на чьи из Уизли, но их обладатель – часть семьи.
Гарри мигает несколько раз и отвечает так, словно не понимает:
– Я говорю с тобой.
– Нет, – Джордж не раздражается, но тяжело вздыхает. Как никогда прежде он чувствует себя старшим. Иногда из-за его вечных шуток и розыгрышей с Фредом, он сам и все вокруг забывали, что близнецы выросли, что они не маленькие дети. – Я имел в виду, с Гермионой или Роном. Может, Джинни.
Гарри даже не думает над ответом.
– У Гермионы полно своих проблем, я не хочу её беспокоить. А Рон и Джинни… Им и так очень тяжело. Они скорбят.
«Как и я, – думает Джордж. – Но мне ты рассказал». И внезапно он понимает. Не только он видит в Гарри младшего брата. Это взаимно. Поттер ищет в нём тех, кого потерял. Раньше был Дамблдор. Был Сириус. И всегда, всегда оставался Люпин. Наставник. Отец. Старший брат. Но сейчас их нет, никого. И, может, в Джордже, таком же потерянном, как Гарри, этот юноша и видит кого-то, кто сильнее и способен его поддержать. Не в Билле или Чарли. И уж, конечно, не в зануде Перси.
У Джорджа и Фреда было полно старших братьев. И только один младший. Тот, кто никогда не нуждался в них на самом деле, кто вечно убегал от их внимания и неловкой заботы, больше напоминающий очередные розыгрыши. Но Гарри… Гарри другой. Ему правда кто-то нужен. И почему-то Джорджу нравилось то, что этим кем-то оказался он. Его якорем всегда будет Фред. Но это важно – быть нужным кому-то ещё. Это тоже будет удерживать его.
– Я понимаю, – он хлопает Гарри по плечу и убирает руку. – И это нормально.
– Знаю. Но… я действительно не хотел возвращаться. Все, кто погибли, разве я заслуживаю жизни больше, чем они?
«О, как же сильно ты разбит, Гарри», – печально думает Джордж. Ему знакомы эти мысли. Нежелание жить. Непонимание. Он чувствовал то же целую вечность, пока думал, что больше не увидит Фреда. Он не забыл, как это тяжело, как лишает сил и придавливает к земле. Когда тебе словно обрезали крылья во время полёта, и ты с той огромной манящей высоты под солнцем падаешь на скалистое дно пропасти, тёмной, холодной, и твоё тело ломается каждой косточкой, но ты зачем-то не умираешь, а просто горишь в этой агонии, кричишь, но никто не слышит.
– Билл сказал, – голос Джорджа немного хриплый от холодного воздуха, – что со временем никто не вспомнит тех, кто погиб. Думаю, это так. Никого из них. Кроме тебя. И это не значит, что ты заслуживаешь жизни больше, чем остальные. Но ты получил этот подарок. И не можешь просто выбросить его. Потому что это причинит боль тем, кто тебя любит.
Это слова Билла. И самого Джорджа. Он не знает, помогли бы они ему, если бы Фреда не было. Может, он бы их даже не услышал. Но сейчас он пытается донести их до Гарри.
– Ты прав, – Гарри вздыхает и трет лоб. Свой шрам. Он замечает, что Джордж наблюдает за его движением, и поясняет:
– Мне не больно. Просто привычка. Наверное, я не должен был вываливать всё это на тебя, извини. Просто… с тех пор, как я вернулся, что-то изменилось. Во мне. И я… я не могу говорить об этом с Роном или Гермионой, не знаю, почему, такое впервые, но…
– Эй! Успокойся. Всё нормально, – Джордж даже почти улыбается. – Вы не живёте втроем на планете. И я здесь.
– Прости, – всё равно бормочет Гарри. – Тебе и без меня плохо. Ведь Фред…
Он замолкает. Джордж опасается, что сейчас из глаз Поттера потекут слёзы, и он тоже начнет его жалеть, как все другие, но ничего подобного не происходит.
– Всё нормально, – Джордж чувствует облегчение. – Я тоже изменился. Все вокруг хотят, чтобы я стал прежним. Но этого никогда не будет.
Разговор становится слишком серьезным. И Джордж хватает с тарелки печеньку и засовывает в рот, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Гарри следует его примеру. Удивительно, какие сюрпризы порой готовит жизнь. Кто бы мог подумать, что из всех людей вокруг, из огромной семьи именно с Гарри Джорджу будет проще всего. Что друг в друге они заметят что-то, что позволит им открыться.
– Джордж! – вопль Фреда заставляет Джорджа подпрыгнуть. Гарри с удивлением глядит на него.
Раздаются шаги, тяжелое пыхтенье, и из-за кустов появляется Фред. Он бежит со всей силы, лицо его красное, а глаза почти дикие. Джордж не может отвести от него взгляда.
– Какого чёрта?! – орёт Фред ещё издалека. Кажется, действительно зло. Он подлетает к брату и толкает его в плечо со всей силы. Джордж покачивается и едва не падает.
– Эй, всё в порядке? – сразу же начинает беспокоиться Гарри.
– Почему ты ушёл, не разбудив меня?! – продолжает кричать Фред. – Я проснулся, а тебя нет. Кровать пуста, и дом тоже. Я всё обошёл, звал тебя! Как ты мог?!
– П… прости, – искренне извиняется Джордж. Он думал, что вернётся до пробуждения близнеца. По правде говоря, его злость сейчас обоснованна. Сам Джордж, наверное, сошел бы с ума, если бы проснулся один.
– Ничего, – говорит Гарри, принимая фразу на свой счет. – Может, нам вернуться? Ты выглядишь расстроенным.
– Прости? – язвительно фыркает Фред. – И это всё? Достаточно? Свалил, чтобы поворковать с Гарри, пока я как придурок носился по всем комнатам.
– Я не хотел, – полным сожаления голосом объясняет Джордж. Фред кривит губы и бросает красноречивый взгляд на стоящего рядом мальчика. Точно. Джордж оборачивается к Поттеру.
– Гарри, извини. Ты иди, ладно? Я немного погуляю один.
Гарри выглядит озадаченно, но кивает.
– Если ты уверен… – немного сомневается он.
– Иди уже, – поторапливает его Фред, которому, очевидно, не терпится поорать ещё. Джордж вздыхает.
– Всё в порядке, правда, Гарри. Просто немного устал. Но наш разговор… я рад, что он состоялся.
Гарри немного расслабляется. Но это лишь подчеркивает то, как изменился он по сравнению с тем, каким был.
– Я тоже. Увидимся.
Он вкладывает в руку Джорджа ещё одну печеньку, прежде чем разворачивается и уходит. Они оба сломаны, но, может, надежда на исцеление есть?
– Как мило, – фыркает Фред тоном, подчеркивающим то, что «милым» он это явно не считает. – Объяснишь, что это было?
– Ничего, – Джордж не хочет ругаться, тем более что он знает, что виноват. – Мне не спалось, и Гарри тоже. А оставаться дома, когда мама так смотрит…
– И?
Фред скрещивает руки на груди и прожигает Джорджа взглядом.
– Он очень одинок сейчас.
– Зато жив.
Джордж замирает от того, как резко звучит эта фраза. Кажется, война изменила всех их. И разве могло быть иначе? Это не детская сказка, где после сражений и потерь герои остаются добрыми и невинными и так же искренне верят в свет, как и прежде. В жизни так не бывает.
– Ты злишься на него? – спрашивает Джордж, немного удивленно. Может ли это быть правдой? Что, если Фред завидует тому, что Гарри вернулся после смерти человеком, а не духом? Возможно ли?
– Нет, – отрицательно качает головой Фред. Джордж не верит.
– Это не так.
