Текст книги "Одна на миллион (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Никита выпятил челюсть и скрестил руки на груди, отчего мышцы на его предплечьях стали выглядеть рельефнее.

– А я думаю, что ты слишком много думаешь. Иногда стоит хотя бы на мгновение перестать анализировать, чтобы понять, что всё вокруг гораздо проще, чем ты думаешь.

Взгляд Никиты был красноречивее любых слов, которые могли бы ещё сорваться с его губ.

– Смешно, – я оскалилась. Впервые за всё время я со злостью смотрела на Никиту Макарова. – Значит, тебе моя помощь не нужна, как я понимаю? А я то, наивная, думала, что мы друзья!

Никита снова хохотнул, но теперь это больше походило на отчаяние, чем на издёвку. Краем глаза я заметила, как немолодая женщина в красном пальто остановилась в паре метров, с любопытством нас разглядывая.

– Ладно, – уже более спокойно произнесла я. Мне пришлось сосчитать про себя до пяти, чтобы перестать трястись. – Просто скажи мне, что случилось? Почему ты срываешься на меня за глупую попытку помочь?

– Да потому что я ТЕБЯ люблю! – Никита как будто задыхался. – Неужели ты не видишь? С самого первого класса! Я не знаю, как вся эта штука внутри работает, но я как только тебя увидел тогда, первого сентября, с этими огромными оранжевыми бантами в волосах, так сразу и понял, что всё пропало. Ты сидела одна за второй партой в третьем ряду и хмурила брови, словно уже в голове какие—то уравнения решала, и каждые пять секунд вздыхала так тяжко, словно уже успела осознать крайнее несовершенство этого мира, а всё, о чём я сам мог думать – так это то, какая же ты красивая!

Внезапно я ощутила невероятную усталость – такую, из—за которой ноги подкашиваются слишком внезапно, чтобы успеть подстраховать себя от падения, и мне пришлось схватиться за Никитино плечо, чтобы не рухнуть.

– О чём ты говоришь? – шёпотом спросила я.

– Я думал, ты поняла … Мне казалось … – Никита сглотнул. – Ты была со мной такая милая: не та девчонка с хмурым и серьёзным взглядом, которую я любил уже десять лет, но та с горящими глазами и звонким смехом, в которую я влюбился по новой.

Я тряхнула головой. Из—за пульсирующей в висках крови заложило уши.

– Я не понимаю, – на выдохе выпалила я. – Ты же … со всеми вокруг такой добрый, как я могла понять, что это твоё отношение ко мне – оно особенное?

Мы стояли лицом к лицу. Я продолжала сжимать его плечо.

– Я добрый со всеми, потому что верю в карму. С тобой я добрый, потому что я люблю тебя.

Я молчала, слушая шелест колес проезжающих мимо машин. Перевела взгляд на женщину в красном пальто позади Никиты – как только та увидела, что я её заметила, тут же ретировалась прочь в прежнем направлении. Затем я снова посмотрела на Никиту. Его глаза были бездонно—синие и бесконечно усталые.

“Скажи что—нибудь!”, – как бы кричали они.

А я словно стала меньше – сжалась до размеров пылинки в огромной Вселенной, но всё равно не могла окончательно исчезнуть.

Я почти слышала, как бьётся моё сердце, когда я произнесла “Прости меня”, – единственное, что мне удалось из себя выдавить.

Никита смотрел мне в глаза, едва заметно приподняв брови. Мне потребовалось несколько бесконечно длинных мгновений для того, чтобы развернуться на каблуках и направиться в сторону дома, вжимая голову в плечи и обхватывая корпус руками. Горечь собственной глупости, перемешанной со страхом от осознания правды, заставила меня громко всхлипнуть, так, что молодая пара с коляской бросила на меня обеспокоенный взгляд.

Той ночью я не спала – лежала в кровати, закинув ноги в светло—зелёных пижамных штанах на стену у изголовья, пока тяжесть собственных мыслей не заставила меня встать и направиться в кухню, чтобы заварить чай. Там я разместилась на угловом стыке двух мягких диванчиков и долгое время смотрела в наполненную горячим и ароматным напитком чашку, прежде чем сделать первый глоток.

Я не могла перестать думать о Никите. Думала о его словах, сказанных мне на улице. Думала о всех фактах, которые, так или иначе, должны были навести меня на сомнения или подозрения: его восхищённые взгляды, его лёгкие и ненавязчивые прикосновения, его желание развеселить меня всеми возможными и невозможными способами. Думала о том поцелуе на крыше. Думала о его торчащих во все стороны волосах, ямочках на щеках и смехе человека, намного более мудрого и достойного, чем я когда—либо стану, умеющего даже самые мрачные будни превратить в солнечные выходные.

Я не могла понять саму себя: почему не сказала, что он тоже мне нравится? почему повела себя, как последняя сволочь?

Мне нужно было с кем—то поговорить, но стрелки часов уже показывали далеко за полночь, чтобы звонить Варе, и я поймала себя на мысли, что мне впервые в жизни действительно нужна была мама. Но её не было, и поэтому всё, что оставалось – это вернуться обратно в кровать, укутаться в одеяло как в огромный тёплый кокон и постараться заснуть.

И после ромашкового чая сон пришёл быстрее, чем я предполагала.

Никита не разговаривал со мной два дня, отчего и понедельник, и вторник в школе показались мне невыносимо скучными. К тому же, мне приходилось продолжать посещать актовый зал после уроков и теперь, когда никто не пытался развлечь меня в перерывах между имитацией бурной деятельности, я окончательно убедилась в бессмысленности всего этого.

Никита даже не смотрел на меня. Если честно, мне казалось, что он избегал не только меня, но и всех вокруг. Он все так же смеялся над неуместными и неумелыми пародиями Сёмы, но я не различала в нем того человека, которого, как мне казалось, я знала. Это был не Никита: его тень, картонная копия или же умело созданная им самим проекция, но точно не он.

Даже солнечные ямочки, которые я так полюбила, теперь слишком вычурно смотрелись на непривычно бледном лице.

Я не сказала Варе ни слова. Она разрывала мой телефон всё воскресенье, словно чувствовала, что что—то случилось, но я лишь поставила его на беззвучный режим и продолжала бессмысленно переключать каналы на телевизоре.

После того, как всё её попытки завести разговор разбились о неприступную стену моего молчания, она сдалась окончательно и теперь лишь продолжала кидать на меня косые взгляды исподтишка.

В среду после третьего урока в школьных коридорах раздалась громкая мелодия, напоминающая ту, что проигрывают на вокзалах перед объявлением поезда.

– Раз, два, три, – скрипучий голос директрисы резал слух, – Работает? Ольга Васильевна, нажмите кнопку слева, я ничего … А, хорошо. Внимание! В связи с предстоящим последним звонком и введённой в этом году новой привилегией выбора короля и королевы выпуска путём всеобщего голосования, с сегодняшнего дня и до конца недели отбор номинантов объявлен открытым. Бюллетени для голосования вы можете получить у своих классных руководителей, ящик для бюллетеней расположен на втором этаже напротив актового зала. К голосованию допущены ученики с восьмого по одиннадцатый классы. Спасибо за внимание! … Ольга Васильевна, выключайте!

Я перевела взгляд на Варю, остановившуюся слева от меня. Объявление застало нас буквально в дверном проёме на пути в уборную.

– Сейчас начнётся, – констатировала я, ставя сумку на подоконник напротив раковин и двух маленьких овальных зеркал.

Варя исчезла за дверью одной из туалетных кабинок.

– Что начнётся?

– Игры не на жизнь, а на смерть. Искренне сочувствую всем парням, чьи девушки уже начали составлять агитирующие акции в поддержку их пары. Только представь: последний учебный год – это, для многих, последний шанс хоть как—то самореализоваться в жизни до того момента, пока они не выскочат замуж в девятнадцать из—за случайной беременности и не начнут жизнь унылого младшего продавца в продуктовом. Что далеко ходить – та же Зоя. Она спит и видит, лишь бы только эту корону в ручищах своих подержать. Она же сама этот конкурс и учредила, спасибо богатому папочке. Как говорится – пока сам себя не похвалишь, никто не похвалит.

Я несколько раз провела расчёской по волосам и подтёрла подушечкой указательного пальца лёгкие разводы от туши под глазами.

– А ты сама не хотела бы поучаствовать? – поинтересовалась Варя, выйдя из кабинки.

Когда она поравнялась со мной, я коснулась её лба, проверяя, не больна ли она.

– Ага, сплю и вижу, – прыснула я, вкладывая в эти слова весь сарказм, на который я только была способна.

– А если бы Никита предложил тебе с ним поучаствовать?

Я замерла, не доведя помаду до губ.

– Причём тут Никита? – уточнила я.

– Он нравится тебе, и даже не думай отрицать это.

Я поджала губы. Желание красить их кануло в небытие.

– Не щурься ты, как обезьянья задница!

– Я не щурюсь!

– Ага, как же, – Варя пихнула меня локтем в бок. – Я знаю, что что—то произошло между вами, потому что вы даже не смотрите друг на друга. Точнее, смотрите, но тогда, когда второй чем—то занят. Как дети малые, честное слово! Ты мне не расскажешь?

– Рассказывать—то особо нечего, если честно … Просто оказалось, что он …

Меня перебил громкий мокрый шлепок, словно что—то на мгновение упало в воду, а затем ругань, имеющая знакомый женский голос. Одна из кабинок туалета распахнулась, и оттуда вышла Зоя, прихрамывая. Её левая ступня, одетая в красивые замшевые туфли синего цвета, громко хлюпала.

Я хихикнула в кулачок, а Варя и вовсе сложилась пополам от смеха.

– Заткнитесь, идиотки, – сквозь зубы процедила Зоя, проходя мимо нас.

– Прекрасно выглядите, Ваше Высочество, – произнесла я с наигранно серьёзным выражением лица.

Зоя выпрямила спину, поправила сумочку, зажатую под мышкой, и гордо зашагала прочь из туалета. Когда дверь за ней захлопнулась, я обернулась на Варю.

– Она что, подслушивала за нами?

Подруга пожала плечами, смахивая со щёк невидимые слезинки от приступа смеха.

В середине урока истории, последнего в нашем расписании на среду, начался дождь. Сначала в классе резко стало темнее, чем обычно, а потом где—то вдалеке, возможно, в сотнях метров от нас, раздался мощный разряд грома – и спустя мгновение всё за окном заволокло водяной стеной. Я почувствовала такое дикое спокойствие, и, сама не знаю, почему, обернулась на Никиту, застав его неотрывно смотрящим в окно через два ряда. Мне так хотелось позвать его, рассказать ему о том, почему я люблю дождь, или предложить ему рискнуть здоровьем собственных лёгких и прогуляться после уроков. Я была уверена, что ещё три дня назад он бы согласился на подобную выходку, проронив что—то вроде: “Девятова! Ну неужели ты решила развивать в себе стремление к полноценной жизни?”, – но сейчас он выглядел таким отрешённым, словно сам превратился в меня – в стену, которую едва ли можно пробить.

Дождь продолжал барабанить по крышам и тогда, когда мы завалились в актовый зал. Я дала себе ориентировку на плодотворную работу в надежде на то, что смогу найти утешение хотя бы в ней. Ко мне подключился Ян, вызвавшийся добровольцем в мои помощники по протиранию люстр. Это было определённо не то, чем я бы хотела заниматься, но так, по крайней мере, мы абсолютно не пересекались с Никитой, который продолжал копошиться с компьютером и аппаратурой на сцене.

Мы работали молча: я залезала на стремянку и протирала плафоны влажной тряпкой, а когда та становилась слишком пыльной, кидала её вниз, где Ян споласкивал её в мыльном растворе и подкидывал обратно.

До тех пор, пока я не решила заговорить:

– А у тебя когда день рождения?

– Это секретная информация. Даже моя мама не знает, когда у меня день рождения.

Я опустила взгляд вниз на Яна – мне не удавалось понять по его каменному выражению лица, когда он шутит, а когда говорит серьёзно.

– Поинтересоваться насчёт знака зодиака тоже незаконно? – уточнила я, возвращаясь к люстре. – Не волнуйся, я никому не скажу. Или, если хочешь, я буду перечислять все в алфавитном порядке, а ты скажешь, когда я попаду в точку.

– Он скорпион. Как и ты, – ответил мне снизу другой голос.

Я чуть не выронила тряпку из рук. Это был Никита.

– Рит, ты не спустишься на минуту? Нужно поговорить.

Я чувствовала на себе его взгляд. Кожа на руках покрылась мурашками.

– Ладно, – отрезала я и начала спускаться.

Вышло не очень изящно – с последней ступеньки нога соскочила, и я с грохотом приземлилась на обе ступни.

– Я хочу извиниться за субботний вечер, – начал Никита.

– Мне всё понравилось – день рождения прошёл замечательно!

– Я не об этом! – Никита слегка повысил голос, но затем тут же прикусил губу. – Просто выслушай, хорошо? – (Я кивнула). – В том, что ты не чувствуешь того же, что чувствую я, нет твоей вины. Ты же всё ещё не чувствуешь? Ну так, просто удостовериться. – (Я улыбнулась и неоднозначно покачала головой). – Сердцу ведь не прикажешь … Но я не могу не общаться с тобой. Я не хочу потерять тебя и общение с тобой. Ты была права – мы можем стать хорошими друзьями. Ведь ты ещё так думаешь, да? Умоляю, скажи да, а иначе всё это будет выглядеть ужасно глупо.

Я чуть кивнула и растянула губы в улыбке.

– Значит, день рождения у него в ноябре.

– Мм?

– Ян. Если он скорпион, то день рождения у него в ноябре. Считай, тайна наполовину раскрыта!

Я видела, как Никита расслабляется. Его лицо снова приобрело привычное выражение, а брови больше не сходились на переносице. Казалось, даже его спина стала ровнее, а поза увереннее. А ко мне снова вернулось это чувство лёгкого смятения, обозначающее его присутствие рядом.

Никита оценивающе оглядел меня. Его взгляд не задержался ни на чём, кроме лица.

– Ты перестала собирать волосы в хвостик … Выглядит замечательно.

Я пристально посмотрела на него, прищурившись:

– Ты бы не говорил так, если бы не пытался извиняться.

– Ох, да пересиль ты себя и просто скажи “спасибо”!

– Спасибо.

Никита кивнул.

– Как думаешь, – он запустил пальцы в волосы, слегка взлохматив их. – Если я тебя обниму, это будет лишним?

– Если ты меня не обнимешь – я задушу тебя вот этой вот тряпкой для протирания пыли!

Лёд тронулся. Никита Макаров сделал шаг мне навстречу и аккуратно обнял за плечи, словно боялся, что я, как песочная скульптура, могу рассыпаться в его руках.

Комментарий к Глава 11

https://vk.com/club75865569 <3

========== Глава 12 ==========

То, что творилось в школе следующие два дня, едва ли можно было назвать агитационными мероприятиями: скорее, это был просто хаос. Одни пары, как я и предполагала, расклеивали по школе плакаты и носили футболки с изображением собственных счастливых лиц и надписями на спине типа “Мой принц” и “Моя принцесса”. Другие показательно обнимались и целовались каждую свободную минуту, демонстрируя тем самым свою жаркую (жаркую – в прямом смысле, потому что некоторые из них увлекались настолько, что были близки к потере сознания от недостатка кислорода). Такие пары, как Зоя и Дима, ни в рекламе, ни в обсасывании лиц друг друга не нуждались – они знали, что победа итак у них в кармане. Лично я проголосовала за Катю и Стаса – пару из 11 “А”. Они были вместе уже довольно долгое по всем существующим мерам измерения времени и всегда напоминали мне замужнюю пару: спокойные, уверенные друг в друге, и не требующие показательного выражения чувств для того, чтобы им поверили.

– Ты уже выбрал кого—нибудь? – спросила я Никиту по пути в столовую.

По пятницам на завтрак всегда давали наивкуснейшую кукурузную кашу с орехами и сухофруктами. Для Никиты, как оказалось, всегда делали отдельную порцию без орехов.

Ну разумеется, разве кто—то в этом мире мог устоять перед его обаянием?

– Ага, – кивнул он.

Мы заняли столик в самом центре столовой, и это было непривычно и неуютно для меня: со всех четырёх сторон чужие взгляды то и делали, что скользили по моему лицу и спине. Никита принёс две порции ароматной каши, пышущей жаром, и два стакана компота из ягод.

Но мне кусок в горло не лез: я сидела и глядела, стиснув ложку, на Никиту. Мне нравилось, когда он надевал футболку с V—образным вырезом, и я с трудом могла отвести взгляд от его крепкой шеи и того места, где она переходила в плечи.

– Ты будешь смеяться. Я проголосовал за Диму и Зою, – сказал Никита.

Я сфокусировала взгляд на его лице.

– Да ладно? – протянула я.

– Ага. Надеюсь, если она получит свою корону, то перестанет быть такой стервой.

– А не всё ли равно? – я запихнула одну ложку каши в рот и, прожевав и проглотив, добавила: – Последний звонок, экзамены, выпускной – и прощай, школа, вместе со всеми одноклассниками, включая Зою!

– О!

– Так что, считай, ты ей услугу оказал.

– Ну а ты за кого проголосовала?

– За Катю и Стаса.

Никита посмотрела на меня так, как будто я только что совершила гениальное открытие. Он часто так смотрел.

– Блин, почему я про них не вспомнил?! Они и правда этого достойны!

Я покачала головой.

– Просто ты не такой умный, как я.

– А вот с этим спорить не буду!

Затем я спросила у Никиты, по какому принципу будут проходить итоговые выборы, и он с искренней заинтересованностью в глазах пустился в объяснения.

– В общем, с шестого по восьмое мая будет проходить выбор трёх пар—номинантов. С одиннадцатого по двадцать третье – выбор победителей. Зоя предложила ещё взять какой—то один день в этом периоде, чтобы все претенденты смогли рассказать, почему именно они достойны стать королём и королевой, но я не знаю, как к этому отнесутся номинанты. Не все, сама знаешь, любят публичные выступления.

– Я бы сказала публичные унижения, – поправила я.

Никита спорить не стал и лишь коротко кивнул. Он расправился с кашей быстрее, чем я, хоть и отвлекался на разговоры. А я не могла одновременно любоваться им, смеяться над его глупостями и есть, отчего к концу перемены моя тарелка была скорее полной, чем пустой.

Мы проводили вместе всё свободное время: на переменах мы сидели в коридоре на подоконнике, после занятий вместе работали в актовом зале, а потом шли домой, где часами висли на телефонной линии. За эти дни я узнала о Никите Макарове больше, чем о Варе, с которой общалась уже больше четырёх лет. Оказалось, что он был фанатом пиратской тематики и обожал черничное мороженое, никогда не был в парке аттракционов и не ездил заграницу. В шесть лет Никита сломал ногу в двух местах, когда свалился с тарзанки, а в тринадцать спас щенка от группы неадекватных подростков, пытающихся поджечь ему хвост, и теперь на его боку навсегда поселился белый шрам в виде четырёхконечной звезды от осколков бутылки.

Мне не хотелось признаваться, но с каждым днём я всё сильнее симпатизировала ему. Каждый раз, когда он невзначай касался меня, убирая выпавшую ресничку со щеки, все мои внутренние стены рушились к чертям.

Для самого Никиты, казалось, совершенно ничего не изменилось после его признания. Он всё так же продолжал восхищённо на меня смотреть и с жаром спорить со мной на разные глупые темы, смеяться, когда я не понимала очевидных вещей и соглашаться, когда я оказывалась права. Он оставался тем же Никитой, каким был всегда. Я же менялась: мне начало нравится часами висеть на телефоне, общаться с другими людьми, кроме Вари, обнимать Никиту при встрече, хвататься за его рукав, когда сильный ветер лишал меня, далеко не хрупкую, но пытающуюся устоять на высоких каблуках, равновесия. Мне нравилось, что его дурацкое чувство юмора заставляло меня смеяться в три часа ночи, когда в семь я должна была уже вставать в школу.

Мне нравился Никита Макаров. Очень. Но несмотря на это, я всё ещё оставалась самой собой: холодность и резкость, выработанную годами, едва ли можно было вычеркнуть из меня одной только милой улыбкой, принадлежащей светловолосому высокому парню с васильковыми глазами. И потому я знала, что любое внезапное событие сможет выбить меня из колеи – и новая стена, выросшая между мной и миром, была бы не самым страшным итогом в этом случае. Но я не могла и подумать, что событие, ударившее меня под дых, произойдёт так скоро.

В понедельник одиннадцатого числа я появилась в школе за пятнадцать минут до звонка. Никита застал меня в гардеробе, когда я лениво стаскивала с себя кожаную куртку, параллельно пытаясь не заснуть, удерживая себя в равновесии лишь упершись одной рукой в стену. Прошлой ночью мы проболтали до двух, а потом ещё целых полтора часа я просто не могла сомкнуть глаза и лишь лежала и смотрела в потолок, не в состоянии стереть глупую улыбку с лица.

– Доброе утро! – провозгласил он, хлопнув меня по спине.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла.

– Руки бы тебе оторвать, – в итоге заявила я.

– Ребята в актовом разбирают бюллетени, – проигнорировав мои возмущения, сообщил Никита.

Я неопределённо покачала головой. Никита стоял рядом, ожидая, когда я поинтересуюсь насчёт голосования.

– Литература? – вместо этого уточнила я, словно за целый семестр не смогла выучить расписание.

Никита схватил меня за руку и слегка сжал её.

– Пойдём, узнаем, кого выбрали номинантами!

– Мне это не интересно.

– Ну пожалуйста!

Я тяжело вздохнула и последовала за Никитой, который так и не дождался моего ответа.

В актовом зале было слишком много народа: несколько человек, включая Яна и Сёму, окружённые стопками с бюллетенями, разместились на сцене, а остальные топтались вокруг, ожидая объявления. Среди них я приметила Зою и Диму и всю их шайку—лейку, а так же Катю, Стаса и даже Варю. Последняя, увидев меня, энергично замахала рукой.

– Ты—то что здесь делаешь? – спросила я, когда она подскочила к нам и в виде приветствия поцеловала меня в щёку.

– Меня парни помогать позвали, – она махнула рукой себе за спину. – Я уже перебрала свою стопку бюллетеней, и ты не поверишь, но …

Шелест бумаги, падающей со сцены, прервал Варю. Я увидела, как Ян всплеснул руками и отплевался, а затем пнул остатки бюллетеней и воскликнул:

– Чёрт с ними! Всё равно везде одно и тоже! – под вопросительные восклицания остальных людей, он сложил ладони рупором. – Номинантами на звания короля и королевы выпуска стали Зоя Тимофеева и Дима Лавров, Катя Котова и Стас Павлов и …

Ян замолчал буквально на секунду, чтобы перевести виноватый взгляд на Никиту, а затем и на меня.

– И я понятия не имею, каким образом, но Никита Макаров и Рита Девятова.

Все, абсолютно все без исключения, в этом дурацком актовом зале посмотрели на меня. Я в буквальном смысле сгорала от стыда под десятками пар чужих глаз. Я посмотрела на Никиту. Тот выглядел таким же удивлённым, и я поняла – он шокирован не меньше моего.

– Ян, дружище, ты ничего не перепутал? – сказал он, кивнув другу. – Просто этого не может быть, ведь мы с Ритой хорошие друзья, а не пара. Мы не встречаемся, а значит это будет не по правилам. И Рита, думаю, со мной согласится. – Он протянул руку в успокаивающем жесте. Я приняла её.

– Спасибо. – Я сжала его ладонь.

В зале повисло молчание, и оно было настолько неловким и пронизывающим, что собиралось вокруг меня и давило со всех сторон, пытаясь подкосить и лишить кислорода.

– Держатся за руки и говорят, что не пара, – раздался где—то в толпе голос Зои.

Все, кто скрывал её от моих глаз, тут же расступились прочь. Зоя выглядела как всегда слишком самодовольной: она небрежно водила пальцами по ремню своей дорогой сумки, висящей на плече, и кривила ровно накрашенные красной помадой губы.

– Ой ли!

– А тебе, наверное, завидно? – прыснула я.

Я знала, что если меня никто не остановит, то я начну плеваться ядом направо и налево как сварливая старуха.

– С чего это вдруг я буду завидовать вам, неудачникам?

Я глубоко вдохнула. Выдохнула. И сказала:

– Брось, все знают, что Дима давно встречается с твоей лучшей подругой Аней. Все, включая тебя. Но ты делаешь вид, что всё хорошо – пять с плюсом за отличную актёрскую игру, Тимофеева. Только вот правда в том, что тебе всё равно никто не верит. Раскрой глаза – люди выбрали вас на автомате, потому что привыкли видеть тебя наверху. Но пирамида не вечна, и при желании кто—нибудь просто возьмёт и снесёт к чертям один кубик у основания, и тогда всё – ты окажешься в самом низу.

По мере того, как я говорила, лицо Зои то багровело от стыда, то белело от злости. Её пальцы крепко впились ногтями в ремешок сумки.

– Рита … – слышала я шёпот Вари за своей спиной.

Никита молчал. Зоя поджала губы в тонкую полоску. Я не видела Диму, но была уверена, что и его лицо залилось краской. Да, люди знали, какая нешуточная драма разворачивалась в их кругах, но почему—то делали вид, словно просто этого не замечают. Возможно, предпочитали не выходить из зоны комфорта – пусть всё будет так, как будет. И я не винила их в этом, ведь сама ещё некоторое время назад придерживалась данной позиции. Но теперь, пока Никита стоял ко мне плечом к плечу и сжимал мою ладонь в своей, любое море было мне по колено.

– Добро пожаловать на экспресс неудачников, следующая остановка – вокзал несбывшихся надежд, – зачем—то добавила я, уничтожив всю серьёзность своего обвинения детской концовкой.

Могу поклясться, что услышала, как Никита хохотнул.

– Я уничтожу тебя, – прошипела Зоя. – Вас двоих. С лица земли сотру.

Она выскочила из актового зала, протиснувшись между учениками, окружившими нас в кольцо, и громко хлопнув двери. Теперь все взгляды снова были обращены на меня.

– Нам пора на литературу, – произнёс Никита.

Я коротко кивнула. И только когда мы оказались за дверью, в небольшом квадратном коридорчике, отделяющем вход в актовый зал и основной корпус второго этажа я поняла, что меня трясёт.

– Хочу, чтобы ты знала – я тут не причём …

До моего дома оставалось совсем немного, до дома Никиты – ещё ближе. Каждый день мы заново прокладывали один и тот же маршрут мимо сквера, за который успевали насладиться не только общением друг с другом, но и тишиной: той, которая никого из нас не напрягала.

– Я и не говорила, что считаю тебя крайним, – мягко перебила я, опуская взгляд вниз. – Я просто не знаю, что теперь делать. Ты знаешь, как я не люблю все эти конкурсы – унижение же в чистом виде, потому что кто—то, так или иначе, в итоге оказывается в дураках. И, поверь моему опыту, это буду я. И ты вместе со мной. А я … – я вдруг заговорила другим голосом, – Не хочу, чтобы твоя репутация в школе из—за меня портилась прямо перед самым выпускным.

– Брось, – отмахнулся Никита. Он обежал меня точно так же, как я сделала тогда, вечером после посиделок у него дома, и теперь шёл ко мне лицом и спиной по направлению движения. – Репутация – это последнее, о чём я думаю. Если хочешь, мы завтра же объявим всем, что участвовать не будем. Прям завалимся в кабинет директора и по громкоговорителю скажем: “Шли бы вы лесом со своим конкурсом! Шли бы вы куда подальше! Не царское это дело, с холопами связываться!”

Никита щурился, энергично размахивая руками и изображая то, как мы вальяжной походкой идём по коридору и смотрим на всех так, словно они недостойны даже крупицы нашего внимания, а я громко смеялась и зачем—то всё время толкала его кулаком в плечо. Мне было хорошо с ним. Так хорошо мне не было даже в компании ромашкового чая с молоком и любимой книги.

– И всё—таки, меня самого интересует, почему столько людей решили номинировать нас, да ещё и как пару …

– Не знаю, – соврала я.

Потому что всё начинало казаться мне слишком очевидным – в большинстве случаев, мы вели себя именно как влюблённая пара, хоть и так сильно старались это отрицать: он помогал мне надеть куртку, я поправляла его причёску ни к чему не обязывающим жестом. Мы вместе садились в столовой и вместе выходили из школы. Мы всё делали вместе.

Именно поэтому окружающие подумали, что мы в буквальном смысле вместе.

– Хотя, знаешь, что? – я провела рукой по волосам, сама не веря в то, что собираюсь это сказать. – А давай поучаствуем! Не всё Зое с Димой масленица! А если выиграют Катя со Стасом, я буду только рада.

– Ты уверена? – с сомнением переспросил Никита.

Мне не хотелось ставить Никиту в неловкое положение – не хотелось, чтобы он думал, будто бы я делаю это из чувства вины. И поэтому я остановилась на месте и вытянула вперед руку в кулаке с оттопыренным мизинцем.

Никита вопросительно изогнул левую бровь.

– Обещай мне, что мы не дадим Зое и Диме оставить в истории школы след ярче, чем наш собственный. Мы сделаем их – и это не обсуждается.

Никита заметно повеселел: его губы растянулись в однобокой улыбке, образующей морщинки в уголках глаз. Он подцепил своим мизинцем мой и несколько раз тряхнул рукой.

– Обещаю.

– Чудно!

Мы простояли на месте ещё несколько долгих мгновений, прежде чем расцепили руки. А затем Никита произнёс:

– Для протокола: я сказал, что люблю тебя, не потому что хотел услышать то же самое в ответ. Я сказал это, потому что хотел, чтобы ты знала.

Комментарий к Глава 12

https://vk.com/club75865569 <3

========== Глава 13 ==========

Я никогда не любила фильмы из разряда “Это всё она”, где героиня – скромная и неприметная умница, – после сорока минут экранного времени невероятно каким образом становится объектом всеобщего внимания, а главная красавица школы неожиданно страстно начинает хотеть её смерти, и в конце обязательно первая получает корону и самого классного парня, а вторая либо остаётся ни с чем, либо делает то, до чего предыдущие десять лет никак не могла сойти – меняется в лучшую сторону.

И теперь, когда я частенько видела своё имя в коридоре на огромных плакатах, предлагающих выбрать свою королеву выпуска, мне начинало казаться, что я сама каким—то невероятным образом попала в один из таких фильмов. Оставалось только надеяться на то, что он окажется триллером, и вскоре меня убьют – потому что выносить всеобщее внимание казалось для меня невозможным бременем. В сердцах я мечтала выхватить листовки с просьбой проголосовать из рук каждого, кто их раздавал, а так же разукрасить собственное лицо на плакатах чёрным фломастером, но меня сдерживало собственное обещание, которое я дала Никите: сделать это – мужественно выдержать все круги Ада, чем доказать не только Зое, но и самой себе, что меня не так уж просто сломать. Хотя, будет честно признаться, что один плакат – тот, который встретил меня на стене возле входа в туалет, когда я отпросилась выйти на уроке географии, – я всё—таки порвала и смыла в унитаз.

Врать не буду – стало намного легче.

– А ты неплохо держишься, – шепнула мне Варя во вторник на уроке МХК.

– Ну да, – ответила я, умолчав о том, что накануне ночью мне приснилось, как вместо короны на меня надевают огромный шаманский головной убор, и он настолько тяжёлый, что из—за него я падаю со сцены, но не приземляюсь на пол, а продолжаю лететь до тех пор, пока не вижу под собой котёл с кипящей водой и табличкой для резервирования, гласящей “Королева выпуска”. – Я вообще тот ещё крепкий орешек, ты же меня знаешь.

Незадолго до маминого отъезда, у нас с ней случился довольно своеобразный разговор. Она посадила меня перед собой на кухне и минут десять молчала, прежде чем наконец заговорить: