355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » nastiel » Одна на миллион (СИ) » Текст книги (страница 5)
Одна на миллион (СИ)
  • Текст добавлен: 29 апреля 2017, 02:00

Текст книги "Одна на миллион (СИ)"


Автор книги: nastiel


Жанр:

   

Драма


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Твоего кота звали Василий Алексеевич? – уточнила я.

– Родители звали его Васей, но, поверь мне, выглядел он как Василий Алексеевич. И, пожалуйста, все вопросы в конце истории, хорошо?

– Хорошо, – со всей серьёзностью согласилась я.

И тогда Никита продолжил, и он рассказал мне о том, как, будучи шестилетним ребёнком, он подумал, что его кот, которому просто захотелось подышать, решил покончить жизнь самоубийством. И он стоял возле окна и около часа распинался перед котом о прелестях жизни, о вкусном корме, и о том, что тот сможет спать на его кровати на самой подушке, если захочет. И это продолжалось до тех пор, пока не пришёл Женя и не стащил кота с форточки.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – рассмеявшись, спросила я.

Никита опустил взгляд на меня и улыбнулся одними губами. Стоя безнадёжно близко к нему, я чувствовала, как живот странно сводит, и я, как довольно неплохой биолог и теоретик, хотела списать это на плохое питание в течение последних двух дней. Хотела. Но не смогла. И, почему—то, сердце неожиданно стало биться чаще.

– Потому что мне хочется. Я, Рита, привык делать то, что мне хочется, не думая о последствиях.

– Не боишься когда—нибудь пострадать из—за этого?

– Нет. – Никита мотнул головой. – Я боюсь проснуться когда—нибудь утром и понять, что упустил возможность.

Во мне вспыхнуло яростное желание поспорить: мне хотелось сказать ему о том, что всегда нужно думать, прежде чем делать, и что за все поступки, даже самые желанные, человек, так или иначе, рано или поздно, будет нести ответственность. Мне хотелось спуститься обратно в класс музыки и наглядно (Господи, да если бы понадобилось, я бы даже диаграмму ему составила!) показать, что в жизни не все вещи держатся на обычном желании, и иногда, если не всегда, прежде чем что—то сделать, нужно взвесить все “за” и “против”. Я даже хотела привести ему какой—нибудь действительно убедительный пример из литературы или кинематографа, но не успела, потому что всё это вдруг перестало иметь смысл, когда Никита Макаров нагнулся ко мне, сокращая и без того минимальное до безобразия расстояние, и поцеловал. Вот так вот просто: продолжая одной рукой обнимать меня за плечи, он обхватил свободной ладонью моё лицо и притянул его к себе. Я не сразу поняла, что произошло, даже тогда, когда его приоткрытые губы коснулись моих. Я просто стояла с выпученными глазами, не имея возможности пошевелиться, словно была парализована.

Поцелуй длился всего пару мгновений, и он совсем не походил на те, которые показывают по телевизору, где любовники страстно облизывают рты друг друга в попытке то ли получить удовольствие, то ли съесть своего партнёра. Это было просто прикосновение губ, настолько детское и невинное, что, наверное, когда тебе семнадцать, это с натягом можно назвать своим первым поцелуем.

Но для меня так оно и было.

Когда Никита отстранился, я ещё несколько секунд не могла дышать, словно все программы внутри меня разом выдали неизвестную ошибку. Никита открыл глаза, и их васильковый цвет на таком близком расстоянии в наступающей темноте приближающейся ночи показался мне ослепляющим. Я прикусила губу, отводя взгляд в сторону.

И тут, кажется, до Никиты словно дошло, что он сделал, потому что он тут же выпустил меня из объятий и сделал шаг назад.

– Прости … Я не должен был, – Никита понизил голос.

А я не знала, что сказать в ответ, и поэтому мне потребовалось около нескольких секунд, чтобы только развернуться на каблуках и двинуться в сторону выхода.

Это выглядело жалко: я, с раскрасневшим лицом, пыхтела и боролась с дверными ставнями, которые никак не хотели подчиняться. Мне хотелось наконец оказаться в кабинете музыки, забрать свою сумку, уйти домой, запереться в своей комнате и представить, что всего этого никогда не было.

– Рита, – голос Никиты раздался где—то совсем близко, и я резко обернулась. Меньше всего мне хотелось, чтобы он жалел меня или пытался остановить или даже просто поговорить. Но Никита лишь обошёл меня, взялся за двери и потянул их на себя, приоткрывая на сколько это было возможно.

Я непонимающе покосилась на него. Он не остановил меня, потому что не хотел, или потому что знал, что я этого не хочу?

Но я не спросила, а он молча опустил глаза вниз. И когда вечерняя прохлада осталась где—то позади вместе с Никитой и ключами, а я оказалась на первом этаже перед кабинетом музыки, где осталась моя сумка, пролетев все лестничные пролёты с бешеной скоростью, цепляясь пальцами за перила, чтобы не слететь, меня охватила паника. Неспособность управлять ситуацией выбивала почву из—под моих ног, и я облокотилась о стену и спустилась по ней на пол, уже не беспокоясь о том, что юбка может помяться. На губах всё ещё чувствовалось чужое присутствие, а перед глазами стояло лицо Никиты, и на мгновение я позволила себе помечтать о том, что, возможно, та девушка, в которую он был влюблён с самого первого класса, это я. Но затем разум взял верх над чувствами – мы просто оказались слишком близко к друг другу в месте, всё было пропитано романтикой; мы просто оказались одиноки вдвоём.

Я тряхнула головой. Дрожащими пальцами я расстегнула две верхние пуговицы на блузке, потому что чувствовала, что в этом большом коридоре слишком мало воздуха, а, может, это всё мои лёгкие, которые до сих пор путают вдохи и выдохи, ведь мозг едва ли понимает, что произошло минутами ранее. Так, в полной прострации, неспособная думать и говорить, я просидела на полу до тех пор, пока не услышала шаги. Их звук, эхом отражающийся от стен, заставил меня вскочить с места и выжидающе уставиться на едва виднеющуюся за поворотом лестницу. Спустя довольно продолжительное время наконец показался Никита. Он шёл медленно, словно его заставляли это делать.

– Я возьму рюкзак и уйду, оставив тебе ключ, – сообщил Никита, останавливаясь в двух шагах от меня. – Если ты не захочешь меня видеть.

Я ничего не ответила, и тогда он прошёл мимо меня, чтобы открыть дверь. Оказавшись внутри кабинета, он подхватил рюкзак за лямку и поднял его, а затем небрежно закинул на одно плечо.

– Я буду в компьютерном классе, – Никита старательно избегал моего взгляда, – До завтра, наверное.

– Стой, – я прикусила губу. Никита замер в дверном проёме спиной ко мне. Его спина казалась мне как никогда сгорбленной, словно груз всего мира лёг на его плечи. – Я слышала, что “Революция” довольно сложная игра.

– Местами.

– Тогда тебе может понадобиться стратегическая помощь.

Никита хмыкнул (Или мне показалось?).

– Только при условии, что последнее решение всё равно будет за мной.

– Думаю, я смогу это пережить.

========== Глава 6 ==========

– В чём смысл этой игры?

Мы сидели в кромешной темноте в кабинете информатики, и лишь яркий экран компьютера освещал наши лица. Никита придвинул свой стул ближе к клавиатуре и забарабанил пальцами по клавишам. Я продолжала следить за быстро меняющимися картинками, которые совершенно ни о чём мне не говорили.

– Победить! – Никита ухмыльнулся.

– А чтобы победить, нужно …?

– Нужно остаться в живых так долго, насколько это возможно.

– А наши тут есть?

– Все, что в красном.

Я кивнула с пониманием дела и наклонилась вперёд, чтобы поближе разглядеть карту местности, что находилась в углу.

– Там есть смотровая башня, – продолжил Никита. – Она помечена крестом. Вот туда—то нам и нужно добраться первее военной армии. Там – портал в крепость. Что происходит дальше, я пока не знаю. Уже целую неделю пытаюсь дойти до смотровой, но меня всё время убивают, когда я подхожу к реке Времени.

– Мм, – я почесала нос, думая о том, что помочь Никите со стратегическими решениями будет гораздо сложнее, чем я думала.

– Если ты не хочешь …

– Нет, хочу, – перебила я слишком резко, а затем объяснила: – Всё равно мне ещё не хочется спать.

Никита едва заметно кивнул. Всё то время, что включался компьютер и грузилась игра, он не сводил взгляда с экрана, и мне даже стало немного обидно: поцеловать – поцеловал, а теперь сидит такой, типа ему всё равно. Хотя чуть позже до меня дошло, что и сама выглядела я не лучше, игнорируя ситуацию в надежде на то, что скоро вся её нелепость растает в воздухе.

– Даже не спросишь, с кем я воюю?

– С кем ты воюешь?

– С целой армией засранцев, которые варварским образом уничтожили мой город и убили всю мою семью. Теперь моя цель – месть. Те, что в красном – бедолаги с такой же судьбой.

Если бы Никита спросил меня, с кем воюю я, я бы сказала, что со своими внутренними демонами.

– Трагедия, – протянула я, упираясь локтем в стол и кладя подбородок на кулак.

– Ещё какая.

Когда «Революция» полностью загрузилась и на экране загорелся обратный отсчёт перед игрой, мы с Никитой прильнули к компьютеру: он с неподдельным интересом, а я только потому, что чувствовала себя должником.

Я глубоко вдохнула через нос, а выдохнула через рот. Это получилось громче, чем я планировала, и я замерла: вдруг Никита подумает, что мне настолько неинтересно? Но он, казалось, не замечал ничего в радиусе километра. Даже если бы я поцеловала его сейчас, он бы вряд ли заинтересовался этим больше, чем вожделенной целью пересечь, наконец, эту чёртову реку.

– Ты пробовал заходить с других сторон? – поинтересовалась я.

– Естественно. Я пробовал уже все обходные положения: побережье реки буквально кишит военными, мечтающими отправить меня к моей семье.

Это звучало двояко, но Никитино лицо не выдавало никаких эмоций, и мне стало интересно, сколько же прошло лет со смерти его родителей, что он так спокойно может об этом говорить. И разве вообще существует положенный срок страдания по тем, кто когда—то был рядом?

– А с воздуха нельзя?

Никита покачал головой.

– А по воде?

– Что?

– По воде. Река же где—то начинается, не может она быть бесконечной.

Никита, щёлкающий левой кнопкой мышки без перерыва уже с полминуты, вдруг остановился.

– Теоретически, – ответил он. – Но как он под водой дышать—то будет? У меня в инвентаре только пистолеты, ножи и парочка гранат.

Никита щёлкнул курсором по изображению рюкзака: на экране открылось новое окно. Пробежавшись по его содержимому взглядом, я цокнула языком и ткнула пальцем на изображение незамысловатого устройства.

– А это, по—твоему, для чего?

Никита прищурился и приблизился к экрану.

– Не знаю, если честно, поэтому я просто держу это в рюкзаке на всякий случай.

– Это ребризер, – объяснила я. – Изолирующий дыхательный аппарат. Странный, правда, какой—то, но я на сто процентов уверена, что это он.

Никита медленно повернул голову в мою сторону. Половина его лица была скрыта темнотой комнаты, а другая освещена экраном компьютера.

– Я восхищён тем, как ты вот так вот просто берёшь и ставишь под сомнение всю целесообразность моей игровой практики за последнюю неделю.

Я пожала плечами. Это не было большим делом, просто очередное совпадение того, что я когда—то где—то прочитала, с тем, что мне попадается в жизни.

– Спасибо, – спустя мгновение добавил Никита.

– Обращайся.

– Я бы с удовольствием, но каждый раз, когда ты помогаешь мне, я выгляжу абсолютным и непробиваемым деревом, которое даже элементарных вещей не понимает.

Я рассмеялась. И когда наконец Никите удалось пройти реку Времени и добраться до смотровой башни, перебив по дороге нескольких военных под мои отчаянные мольбы не стрелять в голову, а только ранить в колено, а затем перенестись с помощью портала на новый уровень, который носил поэтическое название «Райские сады Венеры», он неожиданно вышел из игры. Когда я спросила, не забыл ли он сохраниться, он сказал: «Мы всё равно когда—нибудь должны об этом поговорить», и я не сразу поняла, что он имеет в виду, однако когда он резко повернулся на стуле и протянул руку ко мне, мне хватило ума, чтобы отклониться назад.

Или наоборот не хватило ума, чтобы перестать шарахаться от него, как от высоковольтного провода.

– Ты злишься? – спросил Никита.

– А у меня должна быть на это причина? – я изобразила на лице удивление, и в этот раз оно было искреннее.

Я не видела причины злиться на Никиту Макарова за то, что он поцеловал меня, какие бы цели он в этот момент не преследовал.

– Я не знаю, – пробормотал Никита. В полумраке его лицо было прочитать сложнее обычного, и я предположила, что он растерян. – Я вроде как поцеловал тебя.

– Ааа, – протянула я, словно совсем забыла. – Ты об этом! Ну, это не такое уж и большое дело …

– Не такое … Что? Рит, я поцеловал тебя! В губы!

– Я была там, поэтому подробности можешь опустить, – я попыталась пошутить, но Никита был непреклонен.

Впервые за всё время он выглядел действительно серьёзным.

– Я не шучу.

– Я тоже! – я всплеснула руками. – Тебе разве не кажется, что если мы сделаем вид, словно ничего не было, то всем будет проще?

Казалось, Никита был возмущён моими словами. Через пелену полумрака я видела, как он ловит ртом воздух, словно рыба, в попытке подобрать нужные слова. Мне сложно было понять причину его расстройства, потому что сама я справлялась со всеми редкими неприятностями в своей жизни по одному отработанному плану: просто ждала, пока всё исправится само собой – я не говорила о них, не думала о них, и, рано или поздно, они уходили на второй план.

Хотя это был определённо другой случай – поцелуй с симпатичным парнем с натяжкой можно было обозвать «неприятностью».

– Я просто не понимаю, чего ты от меня ждёшь, – прерывая молчание, произнесла я.

– Ты ушла с крыши – значит, ты что—то почувствовала. Ведь так?

Я пожала плечами, но Никите явно было этого не достаточно. Он снова сделал попытку коснуться меня, и в этот раз я не отстранилась – его рука обхватила моё плечо немногим выше локтя.

– Рит, пожалуйста. Скажи хоть что—нибудь.

– Это ничего не меняет.

– Что?

– Поцелуй. Это ничего не меняет.

Никита прищурился – я поняла это только по освещённой стороне лица. Он смотрел то ли на меня, то ли куда—то сквозь, казалось, целую вечность, а затем отпустил мою руку и развернулся обратно к компьютеру.

– Ты злишься? – спросила я.

– А у меня должна быть на это причина? – уточнил Никита.

Мы говорили словами, сказанными друг другу минутами ранее, и это выглядело так по—детски, словно мы делили какую—то дорогую игрушку, купленную нам родителями.

– Я не знаю …

Мне было стыдно. Я могла бы сказать всё, что угодно, но вместо этого выбрала самое неблагодарное. Кто вообще решил, что «Это ничего не меняет» законно произносить вслух? К тому же, я откровенно врала: самой себе, Никите, всем существующим и несуществующим богам. Врала о том, что поцелуй ничего не поменял, о том, что сегодняшний вечер ничего не поменял, о том, что Никита Макаров ничего не поменял.

Сегодня, когда он смотрел на небо, я смотрела на него. И я могу поклясться, что мы оба видели фейерверки.

– Это будет очень странно, если я обниму тебя?

Никита не ответил, но и я не просила разрешения – я просто дала ему время на то, чтобы успеть сделать выбор и секундами позже либо оттолкнуть меня, либо позволить мне попытаться хоть как—то загладить неловкость.

Сначала я осторожно положила ладонь Никите на плечо, словно пробуя воду большим пальцем ноги прежде, чем зайти по пояс, и только когда поняла, что он не собирается скидывать мою руку, привстала со стула и обняла его, прижавшись своей щекой к его уху.

И это было нелепо, насколько идеально мой подбородок лёг на его плечо.

Той ночью мне очень долго не удавалось уснуть, и потому я сразу услышала, как Никита, лежащий на стульях двумя партами ниже, начал ворочаться на месте, пока окончательно не встал. Половицы под его ногами неприятно заскрипели, и он шёпотом выругался.

– Я не сплю, – громко сообщила я и села.

– Прости, – ответил Никита.

Он зашагал к выходу. Мгновение спустя раздался щелчок выключателя. В глаза резко ударил свет, и я крепко зажмурилась.

– Ты чего встал—то? – поинтересовалась я, продолжая щуриться.

Нащупав край стола, я сориентировалась по нему, чтобы встать, и лишь только потом осторожно открыла глаза. Никита держался за ручку двери, словно ожидая разрешения на то, чтобы выйти из класса. Пальцами свободной руки он тёр переносицу.

– В туалет, – ответил он, продолжая смотреть в пол.

– Всё хорошо?

Я не понимала до конца, почему решила задать этот вопрос: возможно, что—то в лице Никиты меня смутило, или же мне на какое—то короткое мгновение показалось, что он может уйти и больше не вернуться, хоть это было и не так—то просто в ситуации, в которой мы оказались. Я замерла, ожидая ответа, но его всё не поступало: Никита не поднял на меня глаза, не склонил голову чуть в бок, не почесал подбородок и не протянул своё иронично—снисходительное “Я всего лишь хочу сходить в туалет, Рит”. Вместо этого он нахмурил брови ещё сильнее и продолжил тереть переносицу.

Спустя ещё мгновение, он, наконец, ответил.

– Глаза жжёт. Наверное, из—за линз.

Я охнула.

– Ты не снимал их с самой пятницы?

– Я не думал, что так делать нельзя.

– Ты не что, прости? Не думал? Гляньте—ка на него, не думал он! – я всплеснула руками, даже не пытаясь унять внезапный приступ гнева. Я чувствовала себя так, словно несу ответственность за Никиту, и дикое желание отругать этого бестолкового парня на чём свет стоит буквально захлестнуло меня с головой.

И я бы так и сделала, если бы он не поднял на меня свои когда—то чистые и ясные глаза, которые теперь больше походили на два сгустка лопнувших сосудов.

– Господи, – прошептала я и подошла к Никите.

Мне пришлось привстать на цыпочки, чтобы убедиться в том, что ситуация крайне плачевная. Глаза Никиты были пересушены и воспалены.

– Ты с ума сошёл что ли? Так и ослепнуть можно!

Я утрировала, но Никита, который, кажется, привык к тому, что я знаю больше него, мне поверил – я поняла это по тому, как он качнул головой и опустил взгляд, разочарованный своей же собственной глупостью.

– Пойдём, – я схватила Никиту за руку чуть выше кисти. – Я помогу тебе. Захвати ключи.

– Ты не обязана, – Никита повёл плечами. Он стоял на месте, преграждая мне выход из класса.

Я поймала себя на мысли о том, что мне нравится наша разница в росте – забавно было чувствовать себя такой маленькой, но далеко не беспомощной.

– Пойдём, – повторила я, и теперь уже Никита не сопротивлялся.

Я оставила Никиту Макарова у мужского туалета, а сама, как только он исчез за дверью, пустилась бегом по тёмным коридорам школы в сторону медпункта. Влетев в помещение, я на ходу хлопнула ладонью по стене и лишь с пятого раза попала по выключателю. Выругавшись, я принялась вспоминать хотя бы одно название каплей для глаз, но как назло ничего не приходило на ум, а все флаконы, попадающиеся в руки, казались мне неизвестными. И тогда мне не оставалось больше ничего, как хватать всё и без разбора, чтобы уже на месте прочитать этикетки.

Только после того, как я поднялась наверх, запыхавшаяся, с кучей флакончиков разного размера, завёрнутых в подол юбки, я поняла, что забыла закрыть дверь медпункта.

– Господь Всемогущий, – раздалось за дверью мужского туалета. Затем она распахнулась, и я увидела Никиту, согнувшегося над низкой раковиной в три погибели и умывающего лицо. Когда я вошла в маленькое помещение, освещённое одной единственной лампочкой, висящей под самым потолком, он выпрямился, и капли воды, стекавшие по подбородку, начали пачкать его синюю футболку. – Никогда ещё процесс снятия линз не доставлял мне такого адского дискомфорта!

– Бестолочь, – я покачала головой.

Взгляд Никиты скользнул по моей задравшейся юбке и непривычно открытым ногам. Мои щёки вспыхнули.

– Зачем ты принесла столько много всего? – я опустилась на колени на холодный кафель туалетной комнаты для мальчиков. Вся она с пола и до потолка была выкрашена в голубой цвет, и это вкупе с розовыми стенами в туалете для девочек заставило меня всерьёз задуматься о гендерных стереотипах, правящих этой школой.

– Я, вроде как, забыла, какие именно капли нужны, – я выпрямила юбку, и многочисленные флакончики посыпались на пол.

– Забыла? Ты? Да ну не может быть! – Никита присел рядом со мной и схватил в руку первые попавшиеся капли.

– Ты меня напугал немного со своими глазами, – попыталась оправдаться я, но, кажется, только усугубила своё положение – Никита вскинул брови и уставился на меня как на законченную чудачку. – Я подумала, мало ли что—то серьёзное. Ещё не хватало мне потом целый день с твоим трупом провести.

Я заметила, что без линз глаза Никиты выглядели не такими огромными – они больше не заглядывали в самую душу, а, скорее, загадочно в неё поглядывали.

– И не смотри на меня своими красными глазами хронического алкоголика, – попросила я.

Никита демонстративно накрыл лицо ладонями, но я успела уловить однобокую улыбку, в которой растянулись его губы.

Треть растворов оказалась мне незнакома, ещё четверть служила против насморка, а остальные флакончики и вовсе не были подписаны. Единственным, что оказалось полезным для Никитиных глаз, оказался полупустой тюбик, носящий название “Слеза Натуральная”.

– Нашла! – я подскочила на месте, победно вскидывая руку с каплями вверх.

Никита убрал ладони от лица и выдохнул.

– Я спасён! Троекратное “Ура!”!

– Сначала закапай в глаза, я тебя умоляю, а потом хоть голышом танцуй.

– Хочешь, чтобы я разделся? – Никита подмигнул мне.

– Я утрировала.

– А, значит, теперь это так называется?

Я хлопнула себя ладонью по лбу, не в силах вести этот бесполезный обмен несвязными предложениями. Никита расхохотался.

– Капли! – я буквально прыгала на месте от раздражения, но Никита и не думал вставать с пола. Перестав смеяться, он вытянул шею вверх, задрал голову и широко распахнул глаза.

– Я готов.

– Что? – я мотнула головой. – Я не буду это делать.

– Ты хочешь, чтобы я разделся, но не хочешь помочь мне в лечении?

Я закатила глаза, но сделала вид, что пропустила эту остроту мимо ушей: после многочисленного упоминания Никиты без футболки я бы соврала, если бы сказала, что была бы против подобного зрелища. Никита рассмеялся и выхватил из моих рук флакончик с каплями.

– Иногда ты ведёшь себя как ребёнок, – я сложила руки на груди и устало взглянула на Никиту сверху вниз.

Он закапал лекарство в глаза и часто—часто заморгал.

– Я, Маргарита Игоревна, – сказал он, уже встав на ноги и подняв с пола флакончики, – всегда веду себя как ребёнок. А иначе, – он замолчал, протянув мне часть из них, и продолжил, когда я снова соорудила из юбки “корзину”, – с ума сойти можно. Быть взрослым не круто.

– Быть взрослым – возможно. Но вот быть серьёзным иногда бывает очень даже полезно.

Мы вышли в коридор, который совершенно ничего не освещало, кроме тонкого и полупрозрачного лунного света, льющегося из огромных окон. Я непроизвольно приблизилась ближе к Никите, словно он смог бы защитить меня от темноты.

– Зачем мне быть серьёзным, – неожиданно произнёс он. – Если у меня есть ты.

Я прыснула, он промолчал, но я была уверена, что на его губах играла улыбка. Оставшийся путь до медпункта и обратно в кабинет музыки мы проделали в абсолютной тишине.

Чуть позже, когда мы уже лежали на составленных в ряд стульях, подложив под головы собственные сумки, мои мысли внезапно заполнились целым вихрем вопросов, на которые я не знала ответов. Мне хотелось покинуть кабинет и вернуться на крышу, чтобы снова ощутить ночную прохладу на своей липкой от пота коже, и, возможно, частичка меня хотела окунуться в мимолётные воспоминания о поцелуе, который, хотела я или нет, был моим первым, но я боялась разбудить Никиту и потому продолжала лежать на спине, ощущая немую боль в пояснице из—за жёсткой “постели”, и смотреть в потолок.

Я никогда не была поклонником романов или мелодрам, потому что считала их полнейшей ерундой, но тогда, когда перед моими глазами стояло сияющее лицо Никиты каждый раз, когда я их закрывала, я начинала видеть смысл во всех этих стихах о любви и рисунках на асфальте и поцелуях под дождём, и мне становилось так страшно, что я задерживала дыхание в попытке прийти в себя.

А потом, спустя несколько часов, мне удалось убедить себя в том, что, чтобы это ни было, до утра оно точно не доживёт.

Комментарий к Глава 6

http://vk.com/club75865569 <3

========== Глава 7 ==========

Я проснулась далеко за полдень, когда надоедливое солнце принялось обжигать моё лицо, дотягиваясь лучами даже сквозь застеклённое окно. Я распахнула глаза и осторожно потянулась – всё тело ломило от продолжительного сна на ужасно жёстких стульях. Сев, я обнаружила, что Никита уже не спал – его даже не было в кабинете.

На то, чтобы собраться с мыслями и встать, мне понадобилось около десяти минут, на то, чтобы дойти до туалета и попытаться привести себя в порядок – ещё двадцать. На поиски Никиты я не потратила ровным счётом ничего – его голос, переполненный негодованием, отчётливо громко доносился со второго этажа.

Я преодолела лестничные проёмы с удивительной для себя скоростью. Прежде, чем зайти в компьютерный класс, я в очередной раз переплела свои грязные от отсутствия любого душа, кроме раковины в туалетной комнате для девушек, волосы, поправила воротник блузки и натянула улыбку в стиле “я не специально, просто проснулась в хорошем настроении”.

Хотя это было неправдой – у меня болело всё тело, а желудок скручивало в узел от голода.

– Лучше утреннего кофе может быть только утренняя “Революция”? – поинтересовалась я, заглядывая в кабинет.

Никита сидел, вплотную прильнув к экрану, и бил по клавишам со зверской злостью.

– Ага, – кивнул он. – Офигенно бодрит, особенно тогда, когда ничего не получается.

Хуже, чем в “Революцию” играл Никита Макаров, в неё играл только Никита Макаров без очков или линз.

Я опустилась на соседний стул и перевела взгляд на экран. Все эти мелькающие картинки, военные с ружьями и плохо прорисованные пейзажи совсем меня не впечатляли, и вскоре я упёрлась локтями в стол, сложила подбородок на сцепленные в замок руки, и со скучающим выражением лица принялась разглядывать стенд, растянутый на всей стене над компьютерами, рассказывающий о технике безопасности при работе с электронной вычислительной машиной и прочей разношёрстной техникой.

– Ни черта не вижу! – Никита цокнул языком, вцепился руками в край стола и, оттолкнувшись, откатился назад, благодаря стулу с колёсиками. – Это просто невозможно! Ничего не вижу!

Я рассмеялась:

– Действительно, велика беда.

– Но я хочу победи—и—ить, – настаивал Никита.

Он надул щёки, скрестил руки на груди и уставился на меня. Я помолчала секунду, решая, стоит ли предлагать свою помощь или нет.

– Если хочешь, я могу … – произнесла я наконец, но не успела договорить, потому что Никита вскочил с места и ринулся ко мне.

Он схватил стул, на котором я сидела, за спинку, и подкатил его к компьютеру, не оставляя мне совершенно никаких шансов. Стул был опущен ниже, чем надо, и я ударилась грудью о выдвижную панель для клавиатуры.

– Ауч! – взвыла я скорее притворно, чем от действительного ощущения дискомфорта.

– Прости, – сказал Никита, а затем помог мне отрегулировать стул на нужный уровень.

Его не особо волновали мои возмущённые и вопрошающие взгляды – всё, чем он был поглощён, помещалось в один пятнадцатидюймовый экран.

– Короче, вот тут – карта, там – рюкзак. Если нажать сюда, то можно как бы посмотреть назад. Если сработает рация, то нажимай на “С”, а лучше вообще её не трогай, потому что если играть по сети, то можно наткнуться на малолетних школьников, которые не могут придумать ничего лучше, чем назвать тебя жирной свиньёй, а твою маму …

– Я поняла! – перебила я и передёрнула плечами.

– Вот так стрелять, а вот так ходить. Чтобы ползти, плавать или бежать, нужно зажать “Шифт” – он сам выберет, что именно ему нужно.

Я кивала, хотя думала лишь о кнопке, которая отвечает за выход из игры. Никита уселся рядом, прикатив свой стул обратно, и придвинулся так близко ко мне, что одна из его коленок упиралась в системный блок компьютера, а другая – в моё бедро.

– Ты не жди от меня отличных результатов, – предупредила я. – Мой уровень – пасьянс “Паук” с мастями одного цвета.

– Пожалуйста, женщина, не огорчай меня раньше времени, – сказал Никита и указал мне, куда нужно нажать, чтобы началась игра.

И я кликнула “Начать революцию”.

Спустя десять минут после начала, Никита вскочил со стула, когда я подстрелила очередного военного, и принялся прыгать вокруг меня, рассыпаясь в комплиментах. Я не понимала, почему у меня получается: я не помнила, как открывать рюкзак и куда нужно нажать, чтобы начать ползти, и поэтому всё, что я делала – это жала на левую кнопку мыши каждый раз, когда видела героев в военных одеждах.

И почему—то всегда попадала точно в цель.

– Как? Как? – Никита то хлопал в ладоши, то хлопал меня по спине.

– Понятия не имею, – отвечала я, выпучив глаза. – Состояние аффекта, наверное.

Ещё спустя пятнадцать минут, когда на экране выплыла табличка, гласящая о том, что уровень пройден, я успела лишь оторвать глаза от клавиатуры, как Никита подлетел ко мне и заключил меня в крепкие объятия.

– Ты мне нравишься, я заберу тебя домой, чтобы ты прошла мне всю “Революцию”, – объявил Никита. Я молчала. Он продолжал обнимать меня за плечи ещё некоторое время прежде, чем добавил: – Шутка.

Я попыталась пропустить его слова мимо ушей, но “ты мне нравишься” пульсировало в голове, заставляя лицо гореть. Вскоре Никита выпустил меня из объятий, вытер руки о штанины, зачем—то щёлкнул несколько раз пальцами, перевёл взгляд на экран компьютера и спокойно произнёс:

– Ещё разок?

И тут случилось то, чего я никак не ожидала – снизу донёсся голос. Я посмотрела на Никиту и одними губами спросила: “Ты слышал?”.

И, к сожалению, он кивнул.

– Что будем делать? – пропищала я.

Мгновение Никита медлил, а затем метнулся к двери кабинета и закрыл её, запирая нас внутри. Затем он шлепнул ладонью по выключателю, повернулся ко мне и приложил палец к губам. Я замерла, вцепившись пальцами в подлокотники. Шаги, сопровождаемые мужским голосом, приближались, и чем громче они становились, тем сильнее я прижимала саму себя к стулу, словно в какое—то мгновение я смогу полностью в нём раствориться.

– Нет, я не знаю, почему Андрей не пришёл, – было слышно, что разговор мужчине был явно не интересен. – Да, всё было здорово. Нет, дорогая, я же говорил, что сегодня я в ночную. Да, хорошо. Обязательно.

Когда шаги раздались прямо за нашей дверью, я поджала губы – мне казалось, что вот—вот, и охранник распахнёт дверь и найдёт нас, и тогда мы оба поплатимся за то, в чём совершенно невиновны, но разве будет кто—то разбираться?

Но мужчина прошёл мимо кабинета информатики без остановки, продолжая убеждать женщину на другом конце провода в том, что Андрей, кем бы он ни был, наверняка очень расстроен, что не смог прийти к ним на ужин.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю