Текст книги "Восток Соф (СИ)"
Автор книги: Мехри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
46
Бездомные, но пока что еще не падшие люди измеряются хозяевами по трем категориям.
Это очень темные разделы. Первым аспектом их жизни составляет работоспособность. Тем кто становится счастливым обладателем роли хозяина абсолютно все равно каков человек и какая у него судьба. Они видят в своем арендаторе только средство заработка и потому очень переживают, сможет ли тот обеспечить их своей платой. Хозяйка привыкшая провожать своих квартирующих с утра и встречать их вечером как неких роботов, которые приносят доход раздражалась моей новой ролью. Она не могла видеть моё присутствия во дворе в обеденный час и тайно разрывалась от злости. Мне самой было неприятно ощущать себя униженной каждый раз проходя мимо нее и притворяться радостной, но что я могла поделать? Узнай хозяйка про мои изрезанные почки тот же час выдворила бы нас, ибо люди не терпят чужих проблем. А моя болезнь равнялась катастрофе для квартирующей. На четвертый день понимая что могу довести до срыва не терпящую чужих людей хозяйку снова вернулась на работу. Но только взяла в руки метлу, как осознала, что с такой слабостью характера не смогу побороть свою обиду и в тот момент во мне произошел внутренний переворот. Рассеянные мысли исчезли и взгляд на работу стал более жестким. Что-то новое проросло во мне. Вместе с тем появилось хладнокровие. Я разработала схему по которой одним движением можно собрать все листья в диаметре двух метров, как согнуть кисти, чтобы поясница не напрягалась. Как смотреть на окружающих, чтобы не замечать их лиц. Но вместе с опытом – так назвала я свое изменение – исчезла радость с которым в первые брала в руки метлу. Со стороны кажется, что во всем виноват голод, но в нас истощилось не только тело, но и вера в людей. Я каждый день по-прежнему встречала эту женщину однако теперь ее лицо для меня изменилось.
Ее глаза больше не казались грустными, они отражают равнодушие, холод которых я прежде воспринимала за грусть. Постепенно я начала замечать ее лихую подвижность с которым она может бегать по ступенькам своего подъезда. Но стоит ей заговорить с нами, как она начинала жаловаться на тысячу болезней.
Иногда когда ее нет дома на улицу выходит ее невеста. Молодая женщина лет двадцати шести, совсем невзрачная на вид. Она похожа на розы, шипы которых намного острее чем ее красота и очень любит поболтать с соседками. Часто получается так, что мы спокойно отдыхаем, сидя рядом с ними, оставаясь невидимыми и не слышимыми. И невольно становимся слушателями их тайн и сплетней. Но в первый раз, когда я отдыхала откинувшись на спинку скамьи, мне не было дел до окружающих. Я смотрела на убирающую мусор Нилу и думала, – как бы поскорей вернуться в грязную комнату и отдохнуть от постоянной усталости. В этот момент ко мне подходят трое молодых женщин, садятся в метре и в ту же секунду осыпают презренным взглядом, но вероятно посчитав меня за нечто безмозглое смотрят друг на друга и начинают беседу. В ответ я также смотрю им в глаза и мысленно сравниваю себя с ними. Внешность не играет никакой роли – я точно знаю свое место. Меня интересует более важное; я пытаюсь вспомнить дворников из нашей школы и свое отношение к ним. И как только закрываю глаза ясно вырисовывается образ худой, до безобразия страшной женщины с сыном подростком. Я никогда не интересовалась ими, не знала их имен и возрастов. Признаюсь для меня они были не больше теней, которые день ото дня проходили с одной стороны в другую и исполняли свои обязанности. В памяти всплывают фрагменты. Смуглый мальчик просит у меня денег говоря: – Деньги за мытье класса. Его голос звучит бесчувственно и монотонно так что я не задумываясь бегу к рюкзаку и возвратившись протягиваю ему какую-то сумму. Мне становится стыдно за эти воспоминания. Появляется глубокое чувство вины. Теперь хочется попросить у них прощения за безразличие, но как бы я не сожалела отныне прошлого невозможно вернуть. А настоящее дышит мне в лицо.
Постепенно мы начинаем узнавать много интересного с уст жителей. В частности об их жизни.
Свекровь замерзшей розы зовут Гуландом, а ее саму Фарзона. Ее подруг и соседок по подъезду Нисо, Мехрангез и Дилноз. Это были мать и две дочери.
Беззаботных как я и легких, как несчастная перышка Нилу. Мехрангез маленького роста с выразительными глазами цвета карамельки. Очень подвижная и проворная. У нее орлиный нос, такой-же как у матери, подтверждающий самолюбие в характере. Кто бы с ней не говорил обязательно должен, был выслушать о том какие у нее красивые волосы светло каштанового цвета и глубокие знания. Она учится как она сама говорит в "юридическом", хотя когда я слышу ее размышление насчет этой профессии думаю над тем, – учится ли эта девушка вообще? Но несмотря на частые ошибки и промахи у нее действительно острый ум. Она никак не может прожить ни минуты без какой-либо шутки или насмешки. Ее подругам часто достаются иголки острого языка, но все они относятся к ней снисходительно. Дилноз оказалась на два года младше нее и более равнодушной к остроте ума. Она предпочитает молчать и быть простодушной. Весь ее облик дышит безмятежностью напоминая Божий одуванчик. Однако природа не одарила ее той белизной, которой так гордится ее сестра. Она смуглая и черноволосая. Ее глаза бесформенные, а брови густые. В обществе своей сестры она быстро начинает меркнуть и превращается в пыль, но мне почему-то она кажется милее. Я всегда представляю себе кого же из них я бы предпочла назвать подругой и ответ всегда приходит одинаковым.
С каждым днем мне становится все более интересно наблюдать за ними. Их разговоры, сплетни, споры и тайны поддерживают мой умирающий дух. Можно назвать это как голод к обществу. Хотя я и не часть этого общества, но в их обликах мысленно представляю себя вместе со своей семей. Я слушаю их и питаюсь живительной энергией беседы, такой далекой от мук и печали, что это дарит мне иллюзию счастья. Бывало возвращаясь в свою конуру я сижу закрыв глаза и в голове перебираю все услышанное, соединяю их с воображением и получаю волшебные картинки в созерцание которых хочется падать и падать.
Но есть и другие. Те кто внушает мне страх. Нозанин из четвертого подъезда считает меня истинным ничтожеством и каждый раз прогоняет со скамейки. Она презирает нас словно прокаженных и всячески пытается оскорбить. Зачем ей это нужно? Никто не знает. Она настоящая красавица. Проживает вместе с дочерью. Я узнаю что этой женщине почти сорок лет, хотя на взгляд я бы не дала ей больше тридцати. Некоторые в доме считают ее непревзойденной ханум, да она и есть такой. Пленительная фигура позволяет ей держаться надменно, в то же время кокетничать. Она работает в банке и каждые выходные к ней приезжает молодой мужчина на дорогом автомобиле. В такие дни она становится подобием хищной кошки, готовой расцарапать любого, кто попытается приблизиться к ее мужчине. Особенно она остерегается свою соседку. От этого презирает и не подпускает ее в свою жизнь. Но чем больше я узнаю эту женщину, тем сильнее чувствую насколько духовно мы выше. Эта женщина совсем другая она не я, не Нилу и даже не Нафиса. Ее смех раздается именно тогда, когда неуместен, а комплименты звучат двусмысленно и неестественно. Хотя посмотрев на ее роскошную внешность можно сказать само благородство. В тот день когда Нилу снова взялась за метлу и я прокорпев над кучей мусора села как всегда на уголок скамейки отдохнуть, через некоторое время рядом садятся две женщины. Они обменялись неестественным рукопожатием и не заметили, как утонули в очередной беседе. Я сидела под деревом с закрытыми глазами пытаясь успокоить жжение новых мозолей на руках и ноющую боль в пояснице; размышляя над тем что же буду есть в этот вечер. Их беседа оказалась пресной, и фальшивой, от чего я перестала вникать в смысл разговора. Речь шла на их излюбленную тему про мужей, что даже меня раздражало. Минут через сорок они встают и расходятся. Я открываю глаза и смотрю на собирающий мусор Нилу, как вдруг из первого подъезда раздается звонкий визг. Нозанин выбегает на улицу закрывая рот и нос одной рукой и подбегая ко мне говорит: – Там в подъезде чьи-то экскременты.
Я не сразу понимаю в чем дело. Встаю и иду к подъезду. На лестничной клетки первого этажа лужа мочи и жидкого стула. Все знают, что по ночам этот дом посещают несчастные бродяги. Но как они прокрались в подъезд, остается загадкой.
Я выхожу и смотрю на Нилу, которая подходит в волнение.
– Что случилось? – спрашивает она. На что я пожимаю плечами.
– Возможно сегодня ночью какой-то несчастный отравился.
Нозанин перебивает меня с яростью крикнув:
– Здесь проживают дети! А это антисанитария. Боже мой, сколько здесь микробов. Что вы за дворники, когда не можете соблюдать банальную чистоту?
Я пытаюсь успокоить ее. Но женщина уже в бешенстве.
Она смотрит на меня так злобно, что весь ее гнев передается через одни только зрачки.
– За что тебе платят?!
Под этим взглядом я не понимаю, как инстинктивно, делаю шаг назад. Она толкает меня по плечу и криком повторяет:
– Эй, тебя спрашивают, за что тебе платят?
Пробегает мысль, – надо что-то сказать, иначе будет хуже, – и с губ слетают:
– За чистоту.
– А что здесь?
Она показывает рукой в сторону подъезда.
Я стою на месте не совсем осознавая, что происходит. На меня снова хлынули поток воспоминаний о прошлом и я отдаюсь им прежде чем покориться страху. Потом смотрю на лужу и спрашиваю сама себя:
– Причем тут я?
Но оказалось, что слова прозвучали вслух.
– Ах вот как? Ты бездельница, кормишься за наш счет. Вот ты кто. И еще смеешь спрашивать причем тут ты? Да ты обязана своей работой нам. Приходишь когда вздумается, взмахиваешь пару раз веником и считаешь это достаточным? Да если бы я была директором ЖЭУ то каждая из таких тварей работала бы до пота и крови. Понабрались всякие! И если бы не добрые жители этого дома вас бы давно вышвырнули с работы. Но ничего, я восстановлю справедливость и сейчас же отправлюсь в ЖЭУ.
От таких слов все во мне перевернулось. Руки задрожали и мною овладело неистовое желание ударить ее, но прежде чем я сделала шаг Нилу покорно ответила.
– Я уберу ваш подъезд.
– Но это не входит в наши обязанности?! Да мы дворники и возможно ниже ее положением, но мы такие же люди. Чем она лучше, пусть убирает сама.
Видимо моя дерзость довела женщину до отчаяния. Она взбесилась.
– Да, кто ты такая?! Таких, как ты в каждом углу. И ты еще сравниваешь себя со мной?! Тебе следовало бы убирать общественные туалеты, а не подметать мой двор.
Под влиянием сильной усталости я готова была упасть и рассыпаться от гнева, но боль от грубого прикосновения женщины пробудили во мне тайную силу. И я взмахнула рукой, но Нилу успела схватить меня, а сама произнесла.
– Мне нужны тряпка и ведро.
– Нет, – ответила оскорбленная Нозанин. – Ты не будешь убирать, пусть уберет она.
– У меня больше сил. Я вычищу подъезд до блеска, а она не сможет. Посмотрите на нее, она совсем слабая.
– Работа никому еще не навредила. И если сейчас она не вычистить эту грязь то я звоню Каримову.
Женщина вытаскивает из кармана телефон и Нилу тут же отводит меня в сторону.
– Пожалуйста Соф не дерзи.
И мне ничего не остается как успокоить подругу.
– Только ради тебя.
– Дайте тряпку, – говорю я сквозь зубы и женщина довольная выключает телефон.
– Пошли за мной.
Через пять минут она выносит тряпку и жидкий хлор.
– Еще нужно ведро, – говорю я. Но в ответ слышу:
– Обойдешься.
Приходится мыть тряпку под уличным краном. Побрызгав хлора на бетон я поднимаю платье и как бы не было противно начинаю оттирать чужие экскременты. Слезы наворачиваются от чувства унижения и как бы я не сопротивлялась им начинают капать. Кровь моя все еще кипит в жилах и ярость прожигает все сознание. С каждым движением кажется вся вонючая смесь прилипает не только к тряпке, но и к моей одежде, рукам, телу и наконец к самой душе.
Вычистив все я убегаю домой и бросаюсь под арык. Исказив все тело в холодной, но приятной воде, смываю всю грязь и не оставляю, ни единого пятна на одежде. За что на завтра у меня начинается горячка.
47
В это время месяц подходит к концу. Хозяйка дома то и дело тревожась за оплату приходит и читает долгие нотации по поводу трудоустройства ее жителей. Мое положение по всем манерам выдает в ней крайнюю тревогу. Она спрашивает, что мы намерены делать в случае худого конца? А может быть мы надеемся на ее великодушие и помощь? Нилу в недоумение от таких вопросов не знает что ответить, пока в один прекрасный день хозяйка не заявляет.
– Приготовьте оплату!
Двадцать шестого июля в шесть часов утра солнце пробивает горизонт. Воздух быстро согревается и мы отправляемся в ЖЭУ. Этот волнительный день сравним, как самый священный ибо он должен озарять нам путь. Представьте себе мучительно долгие тридцать два дня в конце которого вы ожидайте чуда. Ни один трепет пережитый раньше не сравним с этим, не правда ли? Так было и для нас. От этого дня зависело не только следующий месяц, но и вся наша жизнь. Мы шли дрожа от волнения и чувствовали себя путником в бесконечной дороге. Я сравнивала свою жизнь с поединком. Только моим соперником была сама судьба. Дойдя до конторы мы спросили, где бухгалтерия, но удивились, когда узнали что зарплату выдает не кассир, а секретарь директора. Тучная женщина пышных форм и каймой светлых завитых волос. Встречает нас с улыбкой и просит подождать, пока не закончит расчет с другими дворниками. Раньше по глупости я считала единственным достоинством человека его образование. Высокие туфли и маленькие сумочки казались мне стереотипом счастливой женщины. Возможность зарабатывать физическим трудом было для меня настолько нереально, что я боялась даже подумать об этом. Но теперь сидя на скамейке коридора я стала свидетелем бурной деятельности рабочего класса. И еще раз убедилась, насколько была далека от представления истиной жизни. Если мир это сердце, то рабочая сила это горячая кровь, бегущая по ее каналам, быстро и ловко. Так что без этого потока она не стало бы основой всего. Кто были бы все остальные люди если не самое дно очищающая просторы планеты для дальнейшего развития цивилизации, думала я пока секретарша наконец не вызвала Нилу. С минуты посмотрев сквозь призму очков после протянула какую-то тетрадь и сказала Распишитесь. Пока Нилу расписывалась, женщина вытащила из сейфа пачку денег и отделив две купюры протянула их. Ниши лица исказились. Нилу посмотрела на деньги потом на секретаршу и спросила.
– Почему вы даете мне сто сомони? Наша зарплата двести пятьдесят.
Женщина сняла очки и медленно поднявшись с места скорчила самую удивительную гримасу.
– А чего вы хотели? Вместо того чтобы сказать мне спасибо вы показывайте свою неблагодарность? Знайте сколько людей каждый день приходят к нам с мольбами дать им работу. Но Саид Файзалиевич пожалел именно вас думая, что вы умные девушки и принял на работу не требуя трудовой книжки. А вы между прочим несовершеннолетние.
Я чувствовала, как в душе у Нилу все начинает закипать. Но она опустила голову не проронив ни слова и женщина поняв свою власть над нами села довольным видом и добавила.
– Если не хотите работать так и скажите, я сейчас же могу сообщить директору.
– Нет. – Ответила Нилу и сорвавшись с места хотела что-то добавить, но грустно посмотрела на деньги и сжала их в руке.
– Не говорите ему ничего.
– Вот и прекрасно. Теперь освободите помещение, мне нужно дальше работать.
Мы вышли на улицу и Нилу неожиданно заплакала. Вытирая слезы она сильно сжала в руке нашу зарплату. Я старалась не смотреть на нее, чтобы она могла спокойно дать обиде выйти из сердца. Но это несправедливость поразила и меня. Убила последнюю надежду во мне и посеяла мятеж в душе. Все мысли запутались и ранние размышления потеряли смысл. Становится ясно почему все так боятся быть дворниками. Да, это почетное дело для души, но для жизненного блага она мерзкая и унизительна. Не зря люди неосознанно презирают оранжевые жилеты и в то же время бояться его. Потому что они понимают разницу между рабочим классом и образованным. Образованных людей не обдирают как последних идиотов. Над ними не стоят горделиво, как плантаторы усмехаясь над их несчастным положением. Им не говорят, что они не благодарны. Они имеют право на выбор. И тут появляется мысль, которая приносит размышлениям конец. Существовать физическим трудом возможно, но только жить счастливо нельзя.
48
Мы доезжаем до места работы, чтобы найти хотя бы тут защиту от дальнейших мучений. Трепеща от волнений останавливаемся под кровом первого этажа и решаем, что будет лучше если каждый начнет с конца.
Первый этаж пятого подъезда занимает парикмахерская. Я вхожу в подъезд и робко стучу. Ухоженная девушка пахнущая как цветочек выходит в коридор. Я пытаюсь найти более правильные слова для объяснения своего визита, в то время как девушка удивленно оценивает меня. И тут я вспоминаю того мальчика. Что он говорил? "Деньги за дворника."
Я повторяю эти слова как молитву и происходит чудо. Девушка протягивает мне купюру. Боже мой! Если бы в этот момент мне предложили миллион эти пять сомони были бы милее в сто раз. Сжав кулак у самой груди я выбегаю на площадку. Холод тут же исчезает, грязь и слякоть превращаются в тропические луга и мне хочется летать от удивительной теплоты. Но разум повторяет – это только начало, спеши к удаче пока она ждет тебя. Я открываю глаза и оттолкнувшись от стены. Бегу вверх. Стучу в следующею дверь.
– Кто там?
А что теперь ответить, – проноситься в голове и волнения заново накрывают волной. Мой голос хрипло дрожит и я неуверенно шепчу.
– Я дворник.
– Что тебе надо?
Мое горло будто сжали цепями, а эти вопросы затягивают их еще туже. Хочу разжать эти оковы, но боюсь. Боюсь людей, их положения над собой и свою судьбу. Боюсь играть с собственным терпением зная что могу сдаться. И тихо удаляюсь.
Позже я корю себя за такую слабость. – Откуда в тебе взялась столько страха и слабости? – задаю себе вопрос, но не могу найти точного ответа.
Снова поднимаюсь и заставляю себя постучать в дверь Нозанин. Она отвечает что-то и приоткрыв дверь на цепочке молча просовывает один самон.
– Вы должны заплатить два, – вырвалось у меня, но женщина хлопает дверью и в подъезде снова воцаряется полная тишина. Первая удача по тихонько ускользает. На третьем этаже из двух жителей открывают только одни. Во втором происходит то же самое. Прохожу в следующий подъезд, но дойдя до квартиры старшего дома почему-то не стучу и машинально поворачиваюсь к следующей двери. Ко мне выходит молодая женщина лет тридцати и протягивает трех сомоновую копейку. Грусть сходит с души и я радостно отдаю ей сдачу. Поднявшись на третий этаж застаю индусов уходящими. Две девушки в сопровождении молодого мужчины сходят с площадки, осматривая меня с ног до головы. Не желая терпеть их изучающие взгляды я быстро почти нечленораздельно произношу.
– Деньги за дворника?
Они переглядываются, потом что-то шепчут друг другу и повернувшись возмущенным тоном повторяют мои слова.
– Деньги за дворника?
Тогда мне становится ясно в чем тут дело. Либо они претворяются незнайками, либо в действительности не понимают что я говорю им. Но пока я думаю они начинают спускаться.
– Нет постойте! – Вырывается у меня, падаю в крайнюю панику от мысли что опять останусь без денег и вспомнив английский что-то лепечу и тут словно молнией пронзает меня. В ответ они вытаскивают с кармана десять сомон и прежде чем я успеваю опомнится исчезают сквозь двери. Радость и волнение вновь оглушают меня волной. Я уже не помню себя от счастья. Стучусь в следующую дверь, потом еще в два и наконец дохожу до последней.
С прохладной, светлой квартиры выходит пожилая женщина. Ее акцент напоминает наши края.
– Что тебе нужно?
– Деньги за дворника.
– Что?! – Возмущенно переспрашивает она. – Кто ты такая?
– Мое имя Соф.
– Мне безразлично как тебя зовут. Почему ты спрашиваешь у меня деньги?
– Мы новые дворники вашего дома. Вы несколько раз видели, как мы убираем под вашими окнами.
– И что с того? Почему я должна отдавать свои деньги тебе. За дворника платит государство.
– Наша зарплата маленькая для выживания.
– Какой бред. Сейчас дворники живут лучше всяких ученых.
– Но мы нет и вы не справедливо судите о дворниках в общем числе.
– Послушай, у меня нет ни внуков, ни маленьких детей, чтобы я платила за их сор.
– Вы же сами ходите по двору и по справедливости должны заплатить.
– По справедливости я должна немедленно обратиться к Саиду Файзовичу. Да ты хоть понимаешь что он вышвырнет тебя с работы за такие проделки.
Раньше я слышала о том, что жители престижных и старинных домов бывают высокомерные, но они всегда представлялись мне обладателями особых умов и утонченным чувством развитой логичности раз добились этого величия. А теперь предо мной стоит недалекая совсем обыкновенная женщина с огромной желчью в душе и смотрит на мои руки с жадными глазами. Куда делся ее ум? На улице, по дороге куда бы мы не пошли все обращают внимания на наш жалкий и смешной вид, понимая наше ничтожество. Но почему эта женщина решила, что я шикую. Разве она безмозглая? Только абориген может смотреть на человека в лохмотьях с завистью к его жалким доходам. Знаю, что истинно благородные люди существуют в этом доме, но эта женщина явно не из их числа. Если бы мы сейчас поменялись местами, интересно понравилось бы ей самой такое обращение? Обида так и душит горло, но я понимаю, что не чего продолжать разговор и молча опускаю голову.
Я просто трачу драгоценное время в попытках ненужного размышления. Невозможно очистить заплесневевшую от чрезмерного достатка душу. И этот случай еще раз раскрывает занавес правды. Но это уже ничего не означает потому что остальных подъездах происходит все то же самое. Разочарование до того пронзает меня, что я больше ничего не испытываю кроме физической боли. Спускаюсь, подхожу к скамейке и сажусь опустив голову на стол. Теплый ветер дует с востока хотя и не приносит ни капли дождя. Небо оттеняют крупные облака, нависшие над землей. И также могучи проплывают дальше.
– Вы поступайте верно убегая от сюда; они не достойны вас, – говорю я как будто бы эти гиганты живые существа. Общество которое небо избрало стать жителями этого дома. На которых я до сих пор благоговейно смотрела снизу вверх теперь начинают вызывать во мне отвращение. Они уже не кажутся избранными. Наоборот подземными существами с давно сгнившими душонками. Я убеждаюсь в этом после того как вижу беззаботно идущею ко мне Гулпари.
– Отдыхайте?
– Нет, считаю собранные деньги.
Гулпари смотрит на мой скудный заработок и я замечаю горящий взгляд склоненный над моими руками. Закрываю ладонью деньги и подняв голову спросила.
– Вашей невесты нет дома?
– А почему спрашиваешь?
– Вы еще не заплатили нам.
– Неужели, а я думала, что заплатила.
– Нет, вы ошибайтесь.
– Ну как же, разве вы забыли, как я дала вам вкусную еду. А она между прочим стоит гораздо больше чем два сомона. Так что я свободна от выплаты еще на несколько месяцев.
Сказав эти слова она недовольно стягивает сумочку на плечо и уходит. Я остаюсь одна. Совсем разочарованная в этих людях перевожу дыхание и начинаю считать накопленное. К великому ужасу выходит каких-то пятьдесят два сомона.
– И это со всего дома? – вырвалось у меня. – Как такое возможно! Последняя надежда тонет в океане разочарования. Я панически хватаюсь за голову и в одночасье все переворачивается внутри. Однако злоба и ненависть к бездушным жильцам счастливого дома становится менее ощутимей. По мере того как моя горячка отходит. Нилу подходит ко мне и протягивает свою часть. Она собрала не больше моего и так же подавлена. Дорога проходит в молчание. Мы входим с ворот и тут же сталкиваемся с хозяйкой дома. Женщина полоскала белье, но увидев нас выпрямляется и вытирает руки.
– Ну пойдемте, – говорит она, давая, понять руками для чего.
Мы проходим в комнату и не дожидаясь вопроса сами протягиваем деньги.
– Пожалуйста возьмите. Здесь двести сомон, но мы обещаем завтра отдать остальное.
– Как это?
– Мы обещаем.
– Ну смотрите, завтра крайний срок.
– Спасибо вам огромное, вы не понимайте какое доброе дело свершили.
– Надеюсь и вы понимайте свою ответственность.
– Можете не переживать, – отвечает Нилу.
Я закрываю дверь и слышу как хозяйка кричит сыну:
– Отнеси деньги в дом! А сама снова приступает полоскать белье.
