Текст книги "Восток Соф (СИ)"
Автор книги: Мехри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
33
Что можно сравнить с душой девушки? Это огромный сосуд желаний волшебного мира. То что называют романтикой, это розовая даль бескрайней чистоты наполненной лишь одной надеждой. Эта невидимая сторона, которая так тщательно спрятана под маской веселья и легкомыслия и смелости, но на самом деле настолько прозрачна и нежна, что увидевший ее однажды, затрепещет и поверит в чудо ибо чудо и есть душа невинной молодости. Всегда верующей в побуждения добра и сказок всего мира, но в тоже время незабываемой о реальности и свой долг. Природа создала меня сильной и открывшая на миг дверь моей души смогла без травм быстро перейти в прежнее состояние. Я умываю лицо от слёз и долгое время стою у зеркала. И сама удивляюсь как спокойно, поддаюсь отголоску прошептавшему мне: Тебе подарили новую жизнь и снова хотят отнять, но стоит ли сопротивляться? И я отвечаю, что просто устала бороться. Возвратившись на кухню я подхожу к маме. Она с ожиданием смотрит на меня.
– Ты одумалась?
– Я не хочу чтобы мы с Ка остались сиротами и поэтому… Слёзы наворачиваются на мои глаза, но я вытираю их и с трудом выговариваю.
– Я согласна. Будет так как ты хочешь.
Услышав такой ответ мама бросает нож и в порыве взрывающей радости крепко обнимает меня.
– Всевышний услышал мои молитвы. Наконец ты одумалась.
С ее грустных глаз потекли слёзы радости, а я слушаю пытаясь найти своему поступку должное оправдание. Мое сердце до конца сопротивляется чувству долга. Я готова вырвать его только бы не ощущать этих обжигающих чувств. И после каждой фразы: – Доченька как я счастлива. Не знаю как реагировать на искреннюю радость матери. С одной стороны я очнулась от долгого транса, словно на меня обрушился ледяной поток. До этого момента я никогда в жизни не думала о себе так глубоко. Но с другой стороны я все еще боюсь стать жертвой прошлых и нелепых воспоминаний. Слова Нилу все еще кружатся в голове, пока я нарезаю овощи и не дают мне покоя. Жестокое обращение будет лишь осколком от всей будущей разбитой жизни, которую я представляю. Мои чувства желающие простой свободы после прожженной любви Амина не поддаются лечению. Все мои мысли до этого связанные с родителями переносятся к нему. Как-будто я упала в какой-то вакуум собственной души. Я всегда знала, что каждая девушка должна стать женой, невесткой, матерью. Но именно сейчас это происходит так не вовремя, что я не понимаю зачем всё это случилось со мной. Мне вдруг вспомнились фрагменты из детства, когда родился Камол и мы беззаботно улыбались друг другу. Розовый неугомонный комок лежал на колыбельке, а я не понимала почему человечек такой маленький. Затем мне вспоминаются жаркие дни, как я бегала из одной комнаты в другую пытаясь поймать шустрого братика. Все это вызывает во мне самые разные чувства, но я никак не могу разобрать к чему они.
– Бог любит тебя. Произносит мама целуя меня и в это время что-то щелкает у меня внутри. Все мысли обретают духовное течение. Туманы рассеиваются в голове, обращая меня к более трезвым мыслям. До этого я не задумывалась, о духовной части своего положения. Но ощущение религиозности берут вверх над моим рассудком, и я поддаюсь эмоциям совести. – Какое это счастье. – Продолжает мама и одновременно со слезами перемешивается ее приятный смех.
– Это фантастическая удача, что ты выйдешь замуж за Мирали.
– Я выйду замуж. – Повторяю будто бы подтверждая себе и чувствую хоть и отдаленную, но холодную тоску. Стать женой безразличного мне человека, разве это счастье? То как радуется мама, объясняет важность сего события. От части ее настроение, а может и слезы, вызывают во мне недосягаемый лик и освобождают от всех пугающих мыслей. Все о чем я думала ранее теперь кажутся бессмысленными. Предо мной открывается невидимый путь. И я уже вижу как иду по нему подчиняясь воле обычай моего рода. От этих чувств мои руки затряслись и пронеслась мысль. – О Всевышний пощади меня.
После этой беседы мама незамедлительно передает мое согласие директору и вечером он приходит к нам в гости.
34
Выше всех сидит Фарах. Так же как и всегда, скрестив свои руки на груди смотрит мимо меня словно рядом стою не я, а статуя с которой не стоит считаться. Мне становится неприятно. Ка в это время сидит в уголочке рисуя на скатерти звездочки. Вдруг его карандаш падает на сумочку Фарах и он берет их в ручки, чтобы потрогать взрослую вещицу, а карандаш поставить на стол. Однако неожиданная реакция Фарах удивляет всех. Она выдернула сумочку с рук Ка так сильно, что он сжимает пальцы от боли.
– Гадкий мальчик! Прошептала она себе под нос. Ка испугавшись плачет, а потом убегает к маме.
– Зачем ты так? Спрашивает директор, но Фарах хладнокровно фыркает.
– Яблоня от яблони недалеко падает.
Я сжимаю губы от обиды, но она продолжает.
– Я и так терплю вот эту, не хватало еще терпеть и ее родню.
– Перестань дочка, мы же в гостях.
– Ты должен был исполнить свой долг перед моей мамой!
– Давай не будем трогать эту тему сейчас.
– Хотя бы выбрал Лайли.
Вот это поворот, – думаю я, – кто такая Лайли? – И с удивлением смотрю на директора. Но вместо ответа только разжигаю возмущение его дочери.
– Если я хоть краем глаза вижу презрение этой девки потом у нас с ней будет другой разговор.
– Хватит! – Внезапно кричит директор.
Я вздрагиваю.
– Не будет больше никаких разговоров. Она станет моей женой и прошу уважать ее так же как и свою мать.
– А как же мы, твои дети?
– Ничего как то жили до этого, так и проживете.
Фарах на секунду колеблется, но после встает держа голову гордо и несмотря на то что на ее лице отпечаток крайнего унижения повернувшись к двери уходит. Через минуту директор подходит ко мне и садится рядом.
– Извини ее. Она еще не понимает какая ты замечательная. Он берет мои руки и кладет на свои ладони.
– Что вы делайте?
– Пожалуйста, обращайся ко мне на ты и называй по имени. Мы же скоро станем мужем и женой.
Я представить не мог, что настанет день когда ты скажешь да. Теперь я понимаю чего хотел все это время. Обещаю, что буду оберегать тебя от всех невзгод и любить до конца жизни.
– Но я не люблю вас!
– Не надо, не говори так. Я теперь для тебя просто Мирали и забудь все эти формальности.
Я уворачиваюсь и отстраняю его руки.
– Вы говорите это все так легко будто нечто обыденное. Вероятно думайте что я немного глуповата и пару банальных слов сумеют стереть с моей памяти тот факт что между нами почти треть века.
Я встаю, чтобы уйти, но он неожиданно хватает мою руку.
– Я пришел поговорить с тобой.
– Мне нечего сказать вам.
– Зато мне есть. Послушай Соф – он покорно опускает голову и при этом приобретает вид самого несчастного человека. – До этого дня я жил не чувствуя жизни. Мы с женой не любили друг друга. Это был брак по договору, но я не собираюсь ее бросать потому что знаю, должен нести ответственность за нее до смерти. Но когда в тот день ты протянула мне руку помощи во мне зародилось нечто необыкновенное. Да я признаю, что мне сорок четыре года. Но разве ты не замечаешь, как рядом с тобой я превращаюсь в двадцати летнего идиота. И я собираюсь сделать тебя счастливой. Понимаю ты видишь во мне старого и мерзкого типа покушавшегося на твою юность, но я обещаю сделать тебя самой счастливой. А я стану лучше таким каким ты захочешь меня видеть. Только скажи чего ты хочешь и я тут же исполню эту просьбу.
Он стоит с таким покорным видом, что на мгновение мне становится его жалко. Но к счастью в этот момент в комнату входит мама и ему приходится выйти из образа.
Она оставляет сухофрукты и тут же выходит. Я отхожу к окну и спрашиваю.
– Но как же ваши дети? Они мои ровесники.
– Фарах немного избалованная, но добрая девочка, а Амин тебя обязательно полюбит.
При упоминании этого имени у меня начинает темнеть в глазах и я теряю равновесие. Директор хочет удержать меня, но я отстраняю его руки.
– Позволь мне помочь тебе.
Он тактично помогает мне присесть. И вдруг мне становится грустно. Возможно он действительно меня любит, но что я могу поделать с собой ведь мое сердце испытывает к нему абсолютно другие чувства. Однажды я уже полюбила и теперь не представляю, как смогу принадлежать другому.
35
Соседи смотрят на меня возбужденными глазами говорящими об их потаенных презрениях. Но я теперь не настолько глупа, чтобы верить когда насмешливо говорят будто бы супружество – это истинное наслаждение. Я прекрасно понимаю, в двадцать первом веке изменены все законы и никто не обязан так рано ковать себя в рабские кандалы. Однако как бы меня не распирало я все же держу свои чувства в тисках. Эмоции остаются при мне вплоть до самого момента, когда мама начала прощаться с гостями. Но именно в этот момент, когда я осталась одна, в пустой комнате, среди всех подарков которых принес директор, тоска охватившая смертельной волной брызнула с глаз.
Я сижу размышляя о происходящем и пытаюсь внушить себе смирение чего требует наши традиции. Нилу чутким образом пытается успокоить меня, но слезы не кончаются, словно столетний ледник оттаивает в груди и превратившись в холодный водопад низвергается с моих глаз. Много раз я готова встать и крикнуть во всеуслышание, что не хочу этого брака, но вновь и вновь вспоминая слова мамы гоню все искушающие мысли прочь. Директор в это время пребывает в умопомрачительном состояние восторга, который лишает человека дара речи и выражается лишь в нежных взглядах. Когда он говорил с мамой все удивлялись каким галантным он может быть. От этого он кажется еще более невыносимыми. После смерти отца в моей душе все перевернулось, а сейчас заново повторяется.
Закрыв глаза я вспоминаю как впервые познакомилась с Амином еще не зная его души и надеялась на нашу взаимную симпатию, а после одним жестом мне дали понять, где мое место и как после этого я боролась со страхами, и болью. Все это так сжато в памяти, что режет душу. Его нет на торжестве. И временами я представляю что он может чувствовать сейчас. Обижен ли он или смеется надо мной? Мой разум находится в смятение между долгом и чувствами. Те чувства никак не стираются с моей памяти и вопреки всему тихий ропот души говорит о неизбежном. Я понимаю что мои спокойные дни подходят к концу. Свадьба должна состоятся в середине июня и каких-то десять дней ограждает меня от пропасти в бездну. За эти десять дней мама должна приготовить все мое приданое, а я обязана сдать выпускные экзамены, и получив аттестат войти совершеннолетней в дом своего мужа. Таким образом я забываю о семнадцати годах своей жизни, ибо тот злосчастный день бесповоротно разделил мою жизнь на – до и после.
Но это странный итог для всех. Моя подруга так мечтавшая о счастье тайно живет в моей комнате не имея больше возможности вернуть свою прошлую жизнь. А мы раньше мечтали видеть друг друга подружками на свадьбах. Пройти весь путь который проходят беззаботные девушки. Вкусить радость замужества. С широким уверенным шагом вступить во взрослую жизнь и после продолжать жить в кругу своей дружбы. А теперь родители поклялись убить ее когда найдут за то что она якобы втоптала их имя в грязь. И мне стоило огромных усилий уговорить маму спрятать ее у себя.
– Сколько лести, – произносит она вытирая мои слезы. – Ты не этого хотела.
– Я уже не знаю чего хочу.
– Все эти годы ты была такой умницей, мечтала о благородном обучение.
– Все это было когда жил отец, а теперь вместе с ним я потеряла и чувства.
– И поэтому ты погребаешь себя заживо?
– А что если директор действительно меня любит?
– Их любовь не похожа на нашу. Ты еще не понимаешь, мы любим душой и сердцем, а они холодным рассудком и плотью. А он взрослый мужчина.
Я прошу подругу прекратить сыпать соль на рану. Потому что и так нагло обманывала себя пустой надеждой.
– Если ты действительно готова к вечным мукам, я больше ничего не скажу.
Директор дал за меня щедрый калынь и на следующее утро мама со своей стороны начинает собирать мое приданое.
В течение пяти дней она ходит словно в горячке. Ни какие мелкие детали не могут ускользнуть из под ее чуткого контроля. Она ходит по магазинам, ищет, выбирает, покупает относить обратно и снова покупает. В такие минуты глядя на нее можно подумать, что она отправляет меня на другую планету, а не выдает замуж. Она считает что вся наша семья вскоре должна подняться по социальной лестнице не понимая, что для этого я должна бросить себя в низ головой. Естественно я этого не смогла объяснить ей. Я не смогла сказать, что чувствую по отношению к Амину ибо это прозвучало бы глупо. Кто я такая чтобы могла осуждать директора и к тому-же друга отца. Мама со своим мягким сердцем видит в нем сияющий лик, который также должен озарит и меня. Несколько раз она подстроила так, чтобы мы столкнулись на улице, стараясь тем самым вызвать во мне симпатию к будущему мужу. К счастью наша первая встреча была короткой потому и прошла во дворе нашего дома. Но вторая произошла по дороге к районному магазину с которого я должна была докупить скатерть и салфеток. Он тоже отправился туда по какой-то причине и мы столкнулись у входа.
– Может прогуляемся? – предложил он, но так настойчиво, что мне ничего не оставалось как согласится. Я ругала мысленно маму за такую современную тактику в погоне за сохранениями старых традиций и пыталась найти должное оправдание, чтобы поскорей вернутся домой.
– Я все это время был не прав, – вдруг начал он задумчиво поглядывая вдаль, – и постараюсь никогда не обижать тебя. Скажи что-нибудь. Я все еще не слышал от тебя ни слова.
Он сел на скамью рядом со мной ожидая ответа, но я продолжала молчать. Вдруг он резко обнял меня за талию и прошептал прямо в губы.
– Мне не нужна твоя покорность, мне нужна твоя любовь.
От услышанного я замерла на месте. Мне показалось он все знает и насмехается надо мной или мстит за сына и глумится. И набежавшая грусть так сильно вонзилось в сердце, что вся эта спокойная атмосфера самообмана вдруг опротивело. Я оглянулась вокруг, и стала считать сколько молодых пар проходят мимо. Их было несколько. Парни казались мне садоводами юных душ, а девушки самыми выносливыми цветками. Наверное я чувствовала себя униженной. Меня привело в ужас с какой наглостью этот человек может добиваться своего. В конце то концов как сказала его дочь яблоня от яблони недалеко падает. И я знала что мои опасения не были беспочвенными, сердце внезапно восстало против разума. Оттолкнула его и убежала домой.
Заперевшись у себя в комнате неожиданно задалась вопросом: – Правильный ли я сделала выбор? Не лучше ли было поддаться искушению и уснуть рядом с тем кого я действительно любила. Он бы тоже любил меня, будь я смелой и сейчас отец остался бы жив. А маме не пришлось бы бегать сломя голову в попытке спасти нас от нищеты. И тут я начинаю чувствовать желание открыть ему душу, чтобы он наконец понял, что обманывал себя все это время. Мне захотелось сказать: – Вы ошибайтесь считая меня глупой, на свете есть истинная любовь и я уже познала его.
Ночью когда все уснули я поднимаюсь и спрашиваю у Нилу.
– Может мне рассказать ему все?
– Ни в коем случае! – Шепчет она бросаясь ко мне, как будто боясь, что мой вопрос услышат другие. – Он тебя убьет! Или же ты желаешь себе смерти? Так не лучше ли выбрать другой путь.
– У меня нет выбора.
– Выбор всегда есть. Даже одуванчик оставшись тростинкой пытается сопротивляться ветру.
– Очевидно я слабее одуванчика.
– Ты самая сильная из всех кого я знаю, но не понимаешь, что можешь стать счастливой только обретя свободу.
Я прекрасно понимаю что она имеет в виду и закрыв лицо руками прислоняюсь к ее плечу.
– Я не могу.
– Послушай, через пять дней ты проснешься рядом с тем кому твоя душа будет абсолютно безразлична. К кому ты питаешь отвращение. Ему будет нужна только твое послушание и физическая сила. А его сын будет называть тебя, – эй. Его дочь будет презирать любые твои старания, а ты должна будешь лишь подчиняться им всем и смирится со своей судьбой. Так не лучше ли выбрать святую свободу?
– Ради родных я готова на все, даже на самопожертвование. Ты знаешь, как я люблю их. Это больше чем жизнь. Говоря все это я чувствую мудрое руководство разума и сама удивляюсь, вдруг заметив, что плачу. На этом заканчивается наш очередной разговор и мы оба притворяемся уставшими.
36
На утро я заставляю себя побороть грусть и как раз вспомнив об идеи мамы собрать напоследок класс, звоню всем. Нафиса неожиданно предлагает устроить пикник рядом со школой. Я соглашаюсь с ней и спрашиваю у подруги:
– Ты не обидишься если я пойду на пикник?
– Ну конечно нет. Это твои последние дни и потратив их на меня потом ты будешь сожалеть. Я знаю это наверняка ты захочешь вернуть время вспять, но уже не сможешь.
– Я не буду сожалеть.
– Но почему тогда я слышу в твоем голосе грусть.
– Это не грусть а…
– Сожаление?
– Нет, простая глупость.
– Это не глупость. Я знаю, как ты любишь такие веселья. Помнишь как в детстве ты любила играть под ванилью рядом со школой.
– Пожалуй это были наши самые лучшие дни.
– А потом мы тайно подкрадывались во внутрь школы и устраивали прятки в пустых классах.
– Я никогда не забуду эти дни.
– Я тоже не смогу забыть эти голубые стены, зеленую доску, деревянные полы, белоснежную парту за которым мы сидели. Окна с которых видели огромный стадион. Эта комната была для нас больше чем простым классом.
– Она была миром науки, которая вежливо приняла нас в свое общество и позволила обитать в своих драгоценных просторах.
– Это была маленькая вселенная в котором царствовало знание. Который открывал дремлющие в нас таланты. Я очень любила школу. Она была моим вторым домом.
– Там прошла вся наша жизнь.
– Все радостные впечатления которых я помню до сих пор почти все из этой части моей жизни. Знаешь, а моей первой учительницей была мама именно она открыла для меня двери в мир знания. Когда-то она сказала мне: "сила веры в знание." С тех пор эти слова стали для меня талисманом.
– Ты скучаешь по ним?
– Наверное тебе покажется странным, но когда уходишь из дома родителей становишься другим. Может я повзрослела или просто отупела от мук, но я не чувствую жгучее желание видеть их.
Я не смогла понять Нилу, но представила силу страданий, которые смогли вырвать из ее сердца все земные привязанности и найти единственное спасение в одиночестве.
– Что же ты стоишь! Раз это пикник, значит тебе надо приодеться.
– Меня устраивает мое платье.
– Тогда спеши!
Выхожу за ворота и как всегда настороженно прохожу мимо дверей директора, но вдруг слышу.
– Я не согласен!
– Разве мы будем мешать тебе жить?
– Мне только интересно почему ты выбрал именно ее. Разве мало других женщин?
– Это не твое дело!
– Да? Тогда мне пора.
– Ты никуда не пойдешь!
– Будешь приказывать своей молоденькой жене.
– Оставь его папа! Ему пора начать самостоятельную жизнь.
– А разве здесь он живет не самостоятельно?
– Эта девка совсем одурманила тебя.
– Перестаньте! – Произносит директор ударив кулаком о что-то твердое, так сильно, что заставляет меня вздрогнуть. А тем временем беседа на повышенных тонах переходит в гром.
– В конце то концов я имею право на личную жизнь.
– Но почему ты выбрал именно ее?
– Чем она не устраивает вас?
– Ну конечно, молодая оборванка, которая ничего хорошего не принесет в наш дом. Но раз ты опустился до таких как она не лучше ли было выбрать ту которая хотя бы могла позабавить.
– Амин! У тебя не осталось совести. Миллионы людей такие как она и это не значит что у них нет семьи.
– Хочешь сказать, что берешь ее для чаепития?
– Сынок пойми, двадцать лет я посвятил вашей маме. Но я ведь тоже человек.
Ты можешь со мной не согласится, но в глубине души ты знаешь о чем я говорю. Каждому в жизни нужен кто-то кто бы мог украсить серые будни в старости. Ты сейчас молод и возможно осуждаешь, но когда пройдут годы, то поймешь что я был прав.
– Я все понимаю. Поэтому ухожу.
Ворота открываются, и не в силах видеть его я бросаюсь в бегство. Помимо моей воли слезы начинают капать из глаз. Разумеется я не рыдаю потому что меня оскорбили. Но все что говорил Амин от части правда. Я плачу о мысли, что эти люди никогда не станут для меня родными даже если мне придется отдать им душу. Дойдя до ворот школы я судорожно оглядываюсь и скользя глазами по публике бессмысленно пытаюсь собраться с духом. Но то что было сказано Амином вонзилось в меня так остро, что боль проникает до глубины сердца. Несколько минут я стою незаметной для класса и уже почти решаю повернуть обратно как опоздавшая Санифа кричит позади меня: – Эй ребята!
И все поворачиваются на нас. Она подбегает ко мне и радостно взяв за руки тащит за собой.
– Поздравляю тебя.
Я быстро вытираю слезы.
– Как же тебе удалось заманить директора?
Мы подходим к остальным девушкам, и Нафиса услышав вопрос отвечает за меня.
– Ну еще бы, он же такой богатый, и к несчастью ее сосед. Компания парней стоявшая в двух шагов от нас начинают смеяться.
Каром замечает Нафису.
– Ты находишь его красивым? – спрашивает он подтрунивая над ней с явными намерениями задеть.
– Для некоторых сойдет.
– А для тебя кто сойдет?
Но Нафиса сделав кокетливый вид поворачивается ко мне.
– Ты же враждовала с его сыном? Впрочем, всякий волен делать выбор сам. – Она смотрит на мое платье и добавляет, – но я бы не смогла обменять себя на вещи. Я стою гораздо больше.
И добив мое положение своим неестественным презрением поворачивается к другим. Когда мы говорили по телефону ее голос звучал совсем по иному. А сейчас я чувствую всю низость ее слов и хочу ответить, но не могу. Мы поворачиваем в правую сторону школы где находится маленький двор со старинными чинарами и входом в школьный подвал. Оказалось наш пикник должен пройти не на чистом воздухе, а в недрах подвала прозванного "скелетом", потому что год за годом вандалы чертили на его дверях кровавый череп, передавая историю о проклятие духа убившего себя в нем. Первой входит сама Нафиса и созывает за собой остальных. Но девочки не решаются вот так сразу войти, опасаясь легенды. Меня тоже охватывает страх и не хочется спускаться в темное, сырое помещение. Но вдруг парни окружают нас и кричат.
– Дух уже близок, быстрее вниз! Девочки резко взвизгнув от страха стаей вбегают в подвал. А я, оцепенев, остаюсь одна ожидая духа скорее от страха чем от интереса. Но тут Каром берет меня и подняв пробегает вниз.
– Наша невеста! – Кричит он.
Я не успеваю дать ему пощечину, как Нафиса отдергивает его и захлопывает дверь. Воцаряется полная тишина. Неоновые лампы освещают широкую комнату, заброшенную многочисленным, спортивным инвентарем по углам. Стены серые, каменные и с потолков проходят большие трубы. Уличный шум оставшись за железной дверью. Отдает приглушенным отголоском. Посередине жуткого помещения постелена скатерть, а на ней находятся около десяток штук разных напитков. Нафиса довольно смотрит на меня и я понимаю к чему было ее помощь.
– Ну что приступим, – говорит она и Каром достав свой телефон включает музыку на полную мощность.
Как странно порой одна мелодия может превратить страшное в веселое. Под звуки современного ритма все начинают танцевать позабыв, что находятся там где возможно кто-то действительно мог покончить собой.
– Это наши последние дни! – Кричит Нафиса. – Скоро мы станем взрослыми.
От таких слов мне становится грустно словно я не хочу взрослеть. На мгновение я представляю что отец сейчас видеть меня в таком месте. Ведь смерть еще не настолько ушла из моей жизни, чтобы я могла придаваться безрассудному веселью. Мне разрешили праздновать свою свадьбу потому что это было мечтой всей жизни моего отца, но происходящая реальность становится чуждым. Каром совсем развеселившись наливает во все стаканы колу и следит, чтобы каждый взял свой напиток.
– Ну пей же! – Приказывает он мне, подталкивая стакан к лицу. И Санифа выпив свое, громко произносит.
– Это очень вкусно!
Мой класс превращается в настоящую банду непослушных подростков решивших взбунтоваться перед наступающими экзаменами. Нафиса то и дело обсуждает каким должен стать наш последний день. Хотя директор в этот год настрого запретил устраивать подобные мероприятия, я узнаю что класс заказал районное кафе. Нафиса повернувшись ко мне громко и гордо заявляет о том что приготовила для всех такой грандиозный праздник – ни то что был год назад. Я стою в уголке и спокойно слушаю ее. Что-то невыразимо комическое забавляет в ее серьезности. Закончив описывать весь план она неожиданно говорит.
– Конечно есть некоторые кто возможно смог бы сделать то же самое что и я задумала. Но это потому что у нее есть чуткость собаки жаждавшей подражать. Я презираю таких.
Я ощущаю мучительную потребность высказаться этому избалованной девушки и думаю. – Если бы дорогая Нафиса мы остались наедине, я бы не была такой кроткой как сейчас и тоже напомнила бы тебе о многих неприятных моментах твоей жизни. Но прислонившись к сырой стене я лишь представляю как могла бы образумить ее с помощью ее же орудия – злословия. Она продолжает танцевать и пытаясь перекричать музыку продолжает говорить: – Падкие на богатство согласны на всякое.
Во мне начинает пробуждаться сила и не выдержав я отвечаю.
– И это говорит та которая, мечтает оказаться на моем месте.
– Ха. Быть зависимой сироткой?.
– Особым особая участь и каждому свое, – вмешивается Санифа.
– Это кто тут особый, она что ли? А знаешь ли ты что она выходит замуж от безысходности так же как и ее подруга. Этот громкий восклик повергает в прах всё моё спокойствие. Никто еще так жестоко не оскорблял меня, конечно не считая Амина. Я стискиваю зубы чувствуя как начинаю выходить из себя и Нафиса только открывает рот как я бросаюсь вперед и выплескиваю все содержимое своего стакана ей прямо в лицо.
Все застывают.
– Дрянь! Ты испортила мое любимое платье.
Я не успеваю выбежать как она приказывает Карому схватить меня. Одним прыжком он оказывается на лестнице.
– Так это правда что ты и директор?
– Нет, все ложь! – Отвечаю я, пытаясь, высвободится из его рук, но он заграждает мне путь.
– Куда это ты? Веселье еще не кончилось.
Наконец вырвавшись из его объятий я поднимаю глаза и вижу бледное, оскорбленно лицо Амина.
Дверь полуоткрыта. Он стоит в проходе. И сквозь тусклый уличный свет смотрит на нас. Я отталкиваю Карома и выбегаю на верх. За толщей железной двери уже царят сумерки. Летний ветер мягко покачивает деревья и кроме шуршания листвы ни каких звуков не слышно. Кажется что подвал уже проглотил весь шум.
Вопреки страхам я пытаюсь взглянуть Амину в глаза и вижу в них бездонную пропасть тоски. Его черты искаженные, челюсть дернута вбок и шрам на левой щеке стал очевиден.
– Здравствуй Соф.
На сколько бы я не была растеряна, мне становится больно при мысли, что после всего происшедшего он может говорить со мной так спокойно.
– Понимаю, ты не хочешь отвечать.
Я вижу, как его лицо приобретает озабоченный вид и хочу уйти, чтобы прекратить эту мучительную минуту для нас обоих. Поворачиваюсь, но вдруг слышу.
– Если бы я только мог вернуть время вспять, если бы я только мог…
– Не надо Амин, я уже не верю твоим словам.
Он делает несколько шагов в мою сторону, однако останавливается в нерешимости и спрашивает:
– Почему ты это делаешь?
Мне становится еще больнее. Я ждала совсем других слов. Все это время я хотела чтобы он раскаялся, искренне просил у меня прощения. Но он не сделал этого.
– Это воля моего отца.
– Это не правильно. И вообще я не хочу чтобы ты когда-нибудь сказала, что я сломал тебе жизнь.
– Ты уже сломал его.
– Значит ты предпочла его мне?
– Ты сам заставил меня сделать этот выбор.
– Тогда по закону традиций ты не имеешь право вести себя так будучи его невестой.
– Можешь не опасаться, я не сделала ничего, что могло бы вызвать неодобрение общества.
– Мне наплевать на общество и уж тем более на их мнение. Разве ты не видишь, что происходит со мной?
– Я ослепла в тот день когда умер мой отец!
– Но ему не нужна твоя душа. Ему нужна лишь твоя молодость.
– А тебе? Что тебе нужно было?
– Я знаю что ты не сможешь смириться с этим положением. Ты сейчас испытываешь горе и не можешь правильно определять степень серьезности всего происходящего. Твои чувства притуплены.
– Тебе кажется что самым главным в существование это чувства которые мы должны испытывать? Но жизнь не состоит из одних чувств в нем есть и другая часть – это долг.
– Ты не будешь счастлива без любви.
– Кто внушил тебе что в жизни главное любовь? Это бред воображения. И я ненавижу эти чувства!
– Я понимаю.
– Нет, ты ничего не понимаешь. Мое сердце сопротивляется покориться судьбе, а разум говорит о неизбежном. И все это из-за проклятых чувств что ты внушил мне.
– Это нормально.
– Но наше общество не признает таких слабых как я.
– Соф, это не слабость, а наши чувства. Ты чувствуешь что вы совсем не подходите друг другу он эгоист, а ты гордая.
– Это всего лишь брак, а не каторга.
– Брак с нелюбимым человеком хуже каторги. А ты всегда мечтала о величественном, о духовном. Твои мечты были почти монашескими лишь с одним исключением, чтобы тебя не заперли в четырех стенах, а позволили летать над теми облаками, которых ты выберешь.
– Теперь это не должно тебя волновать.
– Ты всегда будешь меня волновать. И если даже ты сумеешь забыть меня, то я не смогу.
Он сжимает руки в кулак так, что я решаю уйти от греха подальше, тихо поворачиваюсь, но он резко останавливает меня.
– Я предупреждаю. Ты все равно не станешь счастливой с ним!
Содрогаясь я оборачиваюсь и отвечаю.
– Это что угроза?
– Больше чем…
Я и до этого прекрасно знала о его физических способностях, но та борьба противоречий которая происходит в нем сейчас совсем новая – адская. Наклонившись он задерживает взгляд надо мной и добавляет.
– Только из-за того что я люблю тебя ты все еще можешь выбирать.
По правилам я должна трепетать от страха ибо он действительно может в любой момент раздавить меня как букашку. Но вместо этого я возмущаюсь такому деспотическому мышлению и вырываю руку со злостью.
– Не смей!
Слезы бесконтрольно начинают капать с глаз, а разум думает, – зачем я пошла на эту встречу.
Я проклинаю себя. Но еще хуже я чувствую сомнение в своем решение. Надежды, что все может обойтись без лишних страстей больше нет. Последние ростки юной фантазии поддерживающие меня до сих пор исчезают с души. Еще два три дня назад я бы могла заставить себя нарисовать хоть и уродливую, но все-таки романтическую картину своей судьбы, а теперь сердце настолько обледенело, что превращает все в бессмысленный ком.
Порой люди бывают на столько жестокими, что даже свою любовь проявляют в такой же форме. Еще днем я думала о нем с надеждой. Но видимо горбатого могила исправит. Он сейчас угрожал, а что будет когда мы породнимся? Он захочет убить меня своей бездушной любовью. Я и до этого знала что моя натура совсем иная чем его. Природа меня создала слабой. Для меня на первом месте стоят такие вещи как нежность, духовность, спокойствие. Я могу склонить перед ними голову не задумываясь о последствиях, но я не могу терпеть высокомерие и грубость. Знаю, что буду бросаться с ними пока не сойду в могилу. Но я не знала что будет так больно.
