Текст книги "Чем заканчиваются все дороги? (СИ)"

Автор книги: Medorra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Она не спела, а сбацала, выдала, исполнила. Почему-то выбор ее пал на «Johnny, I hardly knew ye” – антивоенной по сути песни, но при определенной манере исполнения до того разухабистой и лихой, что хотелось немедленно кинуться в драку – ну, или сплясать на столе.

В тексте она ошиблась всего два раза. Пьяна она была ровно настолько, чтобы петь, уже не видя вокруг никого и ничего, но при этом еще не лажая и не падая со стула.

Когда она, наконец, с каким-то особым кабацким азартом выдала последние аккорды и, не в силах выйти из образа, со смаком закурила сигарету, повисла тишина. Изумление эту тишину пропитывало, как Алису – алкоголь.

И тут она напоролась на взгляд Иорвета, как на нож. Единственный глаз его горел каким-то темным, совсем не пьяным огнем. И буравил Алису, казалось, до самого дна ее души, охмелевшей и будто чего-то ждущей…

А потом как-то так оказалось, что эльф, не прерывая общей беседы, перетекшей, наконец, в русло куда более мирное и бессмысленное, уже держал под столом алисину руку, и пальцы его гладили ее ладонь так, что у Алисы искрило в голове. Вид у Иорвета при этом был такой, словно он не знает и не ведает, что такое там делает под столом его рука, и вообще не имеет к ней, руке, никакого отношения. Он смеялся и сыпал руганью и шутками, спорил с ведьмаком и что-то рассказывал Алисе, и все это одновременно… Алиса сидела, как гвоздями приколоченная, и понимала, что, даже если в эту самую секунду начнется война и на ее дом упадет бомба – все, что она при этом почувствует, это злость и досаду на то, что Иорвету ее руку придется, наконец, отпустить.

Алиса погрузилась в пенную воду с головой, оставив на поверхности только нос и щеки, и какое-то время лежала так, не шевелясь. А когда вынырнула, услышала смутно доносящиеся из кухни голоса. Один из них был женский, тараторливый. «Цири!» – сразу поняла Алиса и сделала движение вскинуться из воды, скорее спешить туда, к ним. Но тут же выдохнула. «Я-то им там сейчас зачем?..» – в похмельной тоске подумала она, и принялась намыливать волосы шампунем.

– Бу-бу-бу, – что-то говорили за стенкой голосом Геральта, низким и хриплым. – Бу-бу-бу, ду-ду-ду…

– А я вам говорю, что у меня других дел по горло, чем таскать вас туда-сюда через день на вечер! – огрызнулась Цири так звонко, что даже Алиса расслышала.

Сердце ее тоскливо заныло. «Она заберет их, – вдруг с отчаянием поняла она. – Заберет их обоих! Прямо сейчас. И я даже попрощаться не успею…»

Она замерла. Какая-то ее часть уже выскакивала из ванны, торопливо вытираясь, обматываясь полотенцем, выбегая в коридор и оттуда – в гостиную… «Сиди, – сказал ей Здравый смысл голосом, очень похожим на отцовский. – Сиди, девочка. Все правильно. Сказка кончается. И для всех лучше, если она кончится сейчас… В конце концов, ему и впрямь здесь не место. Не место и не время…»

Алиса обмякла, слушая голоса за стеной. Склонила голову на бортик. И подумала: боже мой, когда же проклятое пьянство меня, наконец, уже доконает, и я утону в этой чертовой ванне раз и навсегда!

Цири еще что-то чирикнула, и голоса умолкли. И несколько долгих секунд Алиса просто сидела, слушая это молчание и чувствуя, как оно заполняет каждый уголок ее… головы? Квартиры? Мира?..

Как вдруг замок в двери щелкнул, ловко поддетый чем-то снаружи – и в ванную вошел Йорвет, в рубахе нараспашку, с чашкой кофе в руках и незажженной Алисиной сигаретой во рту. Бесцеремонный, благодушный и наглый.

От неожиданности, возмущения и – глупо было бы врать самой себе – радости Алиса забилась в ванне, как рыба на остроге, садясь и подтягивая колени к груди, разбрасывая клочья пены, откидывая с лица мокрые волосы.

– Ты с ума сошел?.. – только и смогла выдавить она.

– Они ушли, – деловито сообщил эльф, усаживаясь на стиральную машинку, как на высокую скамейку, и подкуривая сигарету – спичками. – Но Цири мне тут кое-что оставила… – продолжал он, окутываясь дымом; потом, взглянув на Алису, перебил сам себя:

– Что у тебя с лицом, beanna?

Алиса издала горлом странный звук, подавившись сразу кучей слов. И почему-то выдавила только:

– Дым… А у меня похмелье…

Иорвет выразительно поднял бровь, но сигарету все-таки потушил – о край раковины, оставив черную кляксу. После чего приоткрыл дверь, выгоняя дым. И уселся обратно на стиральную машину, глядя на Алису сверху вниз, откровенно ее рассматривая и даже не пытаясь этого скрыть.

– Так вот, – продолжал он как ни в чем не бывало. – Цири оставила мне артефакт, который очень скоро мне придется, скажем так, активно задействовать. А поскольку «скоро» – это не значит «прямо сейчас», ответь мне, beanna…

Алиса сглотнула и наконец смогла выговорить:

– Иорвет!.. Ты что, совсем уже? Выйди отсюда!..

Эльф отхлебнул кофе, отставил кружку. Прищурился, и глаз его лукаво сверкнул. Он даже слегка подбоченился. И завел тоном, явно пародирующим какого-то неизвестного Алисе лектора:

– Удивительный вы народ, d’hoine! Из собственного тела сделали священного единорога, а сами боитесь его и ненавидите, словно подозреваете, что на самом деле оно должно быть чем-то совершенно другим, а вам подсунули, как это говорят низушки и краснолюды, дрянь в базарный день по шапочному разбору…

– Иорвет!.. – взвыла Алиса.

Злорадная улыбка, сверкнувшая на его лице, совсем не вязалась с его тоном. Он явно забавлялся, прямо-таки веселился от души. Все происходящее, казалось, напоминало ему о чем-то хорошем, давно позабытом.

– А между тем, – продолжал он ораторствовать, выпрямляясь и делаясь похожим на собственный парадный портрет, – между тем, что может быть естественней, чем тело? К тому же, luned, ты вряд ли станешь отрицать: стыдиться надо лишь того, что безобразно не только по форме, но и по внутренней сути своей!

Алиса провела рукой по лицу. Тут же выплюнула пену. Прижала колени к груди еще плотнее.

– Иорвет, я тебя умоляю… Я в тебя сейчас чем-нибудь запущу.

Эльф, лучезарно улыбаясь и сверкая глазом, театрально развел руки.

– Так чего же ты медлишь! Будет весело, beanna, давай! Не держи в узде порывы души и плоти. Сие есть не всегда столь хорошо, как учит тому нас мудрость предков…

– Господи, что ты несешь… – обреченно выдохнула Алиса, уже и не стараясь, чтобы голос звучал твердо, понимая, что актриса из нее никакая, что этот эльф ее уже без хлеба съел и глупо притворяться, что это не так. Дикость происходящего, смущение – все это вдруг разом куда-то отодвинулось, уплыло, сделавшись далеким и неважным. Алисе стало смешно. Но, зачем-то все еще пытаясь «удержать лицо», она смотрела куда угодно, только не на эльфа, восседавшего на стиральной машине, как визирь в паланкине.

– Станешь спорить? Приведи же аргументы, уважаемая госпожа! – эльф паясничал и откровенно веселился. Алиса в конце концов не выдержала и тоже и улыбнулась.

– Тебе легко говорить, – сказала она. – Про красоту и естественность…

Он рассмеялся так, что по ванне эхо пошло.

– Да что ты? – иронично спросил он, указывая на свой шрам.

Алиса смутилась. И вдруг сказала, совершенно искренне:

– Он совсем не портит тебя… То есть, я хочу сказать… Ты настолько…

– Опять ты мямлишь, Алиса! – с досадой поморщился эльф. Когда он произносил ее имя, его странный акцент почему-то чувствовался сильнее всего. И это было… волнительно.

Невольно стараясь подладиться под его манеру, Алиса фыркнула, решив тоже держаться как ни в чем ни бывало. «В конце концов, – быстро подумала она, – это же просто разговоры… Не более того».

– Ты понимаешь, что я хочу сказать, – заговорила она тверже, уверенней. – Йорвет, мне скоро 30! Ты хоть знаешь, что это такое по человеческим меркам?

Эльф перестал улыбаться и смерил ее тем долгим, особенным взглядом, от которого у нее мурашки по коже бежали. Некоторое время он молчал. Алиса заерзала, проклиная его умение держать эти проклятые паузы. «В театр тебя сдать», – подумала она, начиная раздражаться и понимая, как глупо сейчас выглядит – мокрая, взъерошенная, в клочьях пены. Как жалка и смешна эта ее… попытка кокетства? Надежда – на что?

– Если бы жизнь моя длилась столько же, сколько ваша, d’hoine, – заговорил, наконец, эльф, уже без тени веселья, задумчиво, словно самому себе, – я бы, наверное, тоже боялся собственного тела. Потому что это было бы весьма подло с его стороны – подвести меня так рано, возмутительно рано! Может, потому в вас столько ненависти, жадности вашей бездумной?

Алиса думала, что он скажет что-нибудь еще – но эльф вновь замолчал, не сводя с нее своего глаза-прожектора. Алиса едва заметно вздохнула и уставилась куда-то в стену. И подумала, что прямо сейчас вполне можно было бы обидеться чисто по-женски. Даже вспылить, наверное, и выскочить, хлопнув дверью, бежав, наконец, с поля боя, из-под этого взгляда… Только что это изменит? Правду, которая правдой и останется?

Йорвет не спускал с нее внимательного взгляда. Алиса была уверена, что он читает ее, словно открытую книгу. Видит ее насквозь, будто знаком с ней не дни, а годы…

– Но должен сказать, что у меня было время рассмотреть тебя как следует, – вдруг сказал он без тени какой-либо сальности. – И ничего такого, чего следовало бы стыдиться, я в тебе не увидел. Так что не волнуйся за форму; беспокойся лишь о содержании!..

Алиса вновь фыркнула. «И как это понимать? Комплимент? Оскорбление?..»

– Иорвет!

– Что?

– Ты невыносим, – обреченно сказала она. – Ладно, давай уже, говори, с чего ты там начал. Что-то про артефакт, о чем-то меня спросить…

Эльф посмотрел ей прямо в глаза, и по его лицу вдруг пробежала странная рябь, а потом вновь лукавая улыбка. Алису бросило в жар.

– Я подумал, что это может немного обождать, – сказал эльф странным, новым каким-то тоном. – Сперва нам обоим надо привести себя в порядок.

И, кошачьим движением спрыгнув со стиральной машины, принялся раздеваться.

Алиса, обомлев, вытаращила глаза.

– Ты что делаешь? – ахнула она.

– Собираюсь искупаться, – невозмутимо сообщил Йорвет, стягивая сорочку и бросая ее на пол. Вслед за ней полетел и платок. – После вчерашней попойки. Ты против?

– Нет, но…

– Бадья у тебя вместительная. Вдвоем мы отлично в ней поместимся, – и взялся за завязки своих диковинных штанов.

– Сам ты бадья… – обреченно охнула Алиса.

Надо сказать, ванна у Алисы и впрямь была что надо. Она отгрохала ее «по полному разряду», сэкономив на всей остальной мебели и отвалив кучу денег за эту исполинскую, белоснежную угловую конструкцию. Под нее даже пришлось специально перепланировку сочинить… Но сейчас Алисе было не до коммунальной гордости. Сейчас прямо перед ней, стоя босыми ногами на коврике, без лишней суеты раздевался эльф, опасный, покрытый шрамами, непредсказуемый и временами, кажется, сумасшедший… И то, что он делал, не лезло ни в какие ворота. А она, Алиса, сидела в этой ванне, зарывшись в пену по самый нос, и просто тупо таращилась на него, открыв рот и совершенно растерявшись. Иорвет тоже смотрел на нее в упор, и глаз его разгорался, как у кота…

И вдруг Алиса словно очнулась. «Да он же издевается», – подумала она.

И, не узнавая саму себя, воздвиглась во весь рост, встав из воды. И шагнула через бортик прямо на пол, оставляя за собой клочья белой пены, не торопясь, даже не пытаясь прикрыться или скукожиться. И потянула полотенце с вешалки, решив, что хватит, что она скорее даст себя еще раз придушить, чем начнет суетиться и бежит с позором… И отчего-то на этот раз даже не вспомнила, что эльф по-прежнему может ее задушить независимо от ее на то желания или сопротивления.

Одним движением обернув полотенце вокруг тела, она не удержалась и все-таки обернулась – хотя секунду назад поклялась себе, что ни за что этого не сделает, что просто выйдет из ванны и закроет за собой дверь. И будет вести себя так, словно ничего не произошло. Как дОлжно.

Но она обернулась.

Эльф смотрел на нее без улыбки, без этой вечной своей надменной гримасы. Медленно, но без колебаний он протянул руку и взял ее за запястье – некрепко, но так, что Алиса понимала: вырваться она не сможет, даже если захочет… У нее вдруг закружилась голова и заколотилось сердце. Иорвет слегка потянул ее на себя, заставляя подойти вплотную, заглядывая ей в лицо сверху вниз зеленым, как листва, глазом, в глубине которого мерцало… что-то.

Алису окатило горячей, почти нестерпимой волной. Казалось, внутри, в груди и ниже, все спекается в раскаленный, сладкий, как патока, ком. Словно загипнотизированная, она смотрела эльфу в лицо – без страха, прямо в этот горящий дьявольским огнем глаз.

– Caem a me, – вдруг тихо сказал эльф. Это была не просьба, не вопрос. Это был даже не приказ. Это было словно заклинание, и Алиса, не понимая, кто она и как ее зовут, стояла прямо перед ним. Вдыхала его запах. Ощущала, даже не прикасаясь, какой он горячий, сильный. Настоящий. Более настоящий и реальный, чем любой из мужчин, когда бы то ни было бывших в ее жизни…

«Он же просто воспользуется мной… Как любым удобным предметом в моем же доме…» – успела подумать она. А потом лицо его приблизилось, и Алиса упала в пульсирующую, горячую, бездонную пропасть, наполненную странноватым, терпким запахом тела эльфа. И не осталось места ничему. Даже изумлению.

– Иорвет…

– Что, mo cathu?

– Но я же по прежнему дхойне…

– Ты неправильно произносишь, luned… И не шепчи. Ты же чувствуешь музыку. Ты должна слышать это… Вот послушай: «d’hoine»…

– Перестань. Я серьезно!

– Я тоже. Нет тут ни d’hoine, ни seidhe… Давай, поспи немного, нам нужно отдохнуть…

– А что же тогда есть?

– Есть жизнь, Алиса… Просто жизнь.

========== Глава 7 ==========

Когда они пили на кухне кофе с бутербродами, было уже 4 часа дня. Иорвет рассказал – запросто, не наводя никакую тень на плетень, – что Цири принесла с собой заряженный артефакт, с помощью которого можно было открывать телепорт в Алисину квартиру и обратно. Артефакт был похож на хрустальную салатницу советских времен и, по мнению Алисы, ощупавшей его и разве что не обнюхавшей, ничем от салатницы не отличался. «Сама потом увидишь», – небрежно отмахнулся от расспросов Иорвет, отбирая у Алисы ценную вещь и ставя ее на подоконник, рядом с горшком, в котором доживал свои дни «столетник» Алисиной бабушки. Потом эльф сказал, что в свете вчерашних разговоров с ведьмаком считает излишним Алисе объяснять, что именно здесь через пару дней начнется, и он, Иорвет, намерен эти пару дней провести в праздном безделье и приятных занятиях. Алису так и подмывало спросить, что же именно начнется; но ей было так хорошо просто сидеть на диване, чувствуя своим плечом его плечо, теплое и крепкое… Ее тело было наполнено такой сладкой слабостью, ей так не хотелось вновь Иорвета бояться; а еще ей так нравилось смотреть, как он довольно жмурится – и она так ничего и не спросила, справедливо рассудив, что чему, дескать, быть, того не миновать, и что чем позже она узнает – тем лучше. Чего, дескать, зря расстраиваться.

– Так вот поэтому я и хотел спросить тебя, – продолжал эльф, – как ты проводишь свое свободное время, beanna?

Алиса криво усмехнулась, поворочалась, устраиваясь поудобнее.

– Ну, вообще-то, в последний год чаще всего напиваюсь, – честно сказала она, на секунду изумляясь, до чего же легко выговорилось вслух то, что она так долго даже в мыслях объезжала по кривой.

Эльф хохотнул.

– И все?

Алиса дернула плечом.

– В общем-то, да, – сказала она. – Напиваюсь и лежу тут, на диване, смотрю телевизор. Который ты, между прочим, разбил, – не преминула вставить она.

– Хм, – сказал Иорвет, ни мало не смутившись. – Это тот d’hoine в раме на стене, которого я увидел, выпав из портала?

– Совершенно верно, – подтвердила Алиса, чувствуя некое торжество. – Объясни мне, ради бога, зачем ты это сделал?

– Выпал из портала?

– Нет! Воткнул нож в телевизор!..

Эльф слегка вскинул голову и коротко усмехнулся.

– Выпав из портала в неизвестное мне место? Увидев какого-то d’hoine, что-то нахально буровящего прямо мне в лицо из окна на стене, да еще и с явной угрозой?

Алиса тихонько фыркнула.

– Ясно. Больше вопросов нет…

«Будем считать, что всем повезло, и мужик этот был не настоящий, а всего лишь из телевизора, – подумала она рассеянно. – А уж как повезло мне, что я стояла спиной и ничего нахально не буровила – и не пересказать…»

Но сейчас, когда все еще полураздетая Алиса пила кофе, развалившись вместе с эльфом на диване, эти мысли больше не вызывали в ней ни ужаса, ни гнева. Казалось, кто-то другой думал их в Алисиной голове, и лишь изредка лениво дергал ее за невидимый рукав, а она так же лениво отмахивалась. «Твою ж мать, – рассеяно подумала она, – я же только что переспала с убийцей, террористом и психом. И, чего греха таить, с удовольствием сделаю это снова! Черт, и кто из нас двоих после этого ненормальный?»

Иорвет отставил пустую чашку на стол и приобнял Алису за плечи.

– Но ты же не всегда только напиваешься, – сказал он, словно невзначай легонько поглаживая ее по плечу шершавыми пальцами. – Что-то еще ты же делаешь? Смотришь эти книги свои?.. И почему у тебя нет leede, beanna?

– Кого? – переспросила Алиса, прекрасно понимая, о чем именно он.

– Leede… – эльф пощелкал пальцами в воздухе, видимо, вспоминая, как переводится это слово, слишком редко им используемое там, откуда он пришел. – Любовника! – наконец нашел он. – Или хотя бы ребенка… Я знаю, что продолжение рода для d’hoine – есть суть и цель самого существования…

«Ну началось», – подумала Алиса.

Но… ничего не вскинулось в ней. Ничего не вскипело, заставляя спорить, горячиться, оправдываться, огрызаться. Мир словно замер, сделавшись простым и понятным. А вся прежняя жизнь вдруг сложилась, как паззл, в несложную картинку.

Сама себе удивляясь, Алиса улыбнулась.

– Знаешь, Иорвет, – проговорила она. – Все дело в том, что, как бы тебе сказать… Мы тут живем-живем, и увы, не больно-то много у всех ума, – тут эльф хмыкнул. – Вот и развлекаемся тем, что усложняем вещи простые и упрощаем сложные, которые упрощать ни в коем случае нельзя. Потому и через жопу все у таких, как я.

– Каких?

Алисе стало казаться, что ему и впрямь интересно, хотя речь и шла не о политике, не об оружии, и не о чем-либо другом, как она полагала, для него важном. Она повернулась в его руках, встречаясь с ним взглядом. Он смотрел ей в лицо, чуть склонив голову к плечу, как большая птица; смотрел с интересом и каким-то веселым вызовом.

– Не знаю, Иорвет. Честно, я правда не знаю, кто я. Чего хочу. От чего мне по-настоящему радостно… Точнее, не знала.

«Боже, что я ему такое говорю?» Но эльф молчал, не отводя взгляд. Алиса слабо усмехнулась.

– Знала всегда только, чего я НЕ хочу. От этого и избавлялась. И получила в итоге пустоту.

Иорвет будто бы небрежно, но как-то очень ласково погладил ее по щеке.

– Пустоту можно заполнить, luned, – сказал он просто и коротко. И вдруг отстранился, поднимаясь.

– Пустоту заполнить не только можно, но и нужно, – сказал он, вновь напуская на себя свой обычный вид, насмешливый и ядовитый. – Я бы чего-нибудь, например, съел! И, кстати, где мой платок?

Если бы спустя много лет Алису кто-нибудь спросил о самом счастливом времени в ее жизни – она бы, не колеблясь, тут же вспомнила эти два дня. Вспомнила бы по минутам, по мельчайшим, даже самым незначительным, диалогам, по запахам, по ощущению тепла на коже, по золотистым пылинкам, танцующим в августовском воздухе, напоенном поздней медовой жарой… И – если бы кто-нибудь спросил – она сказала бы даже спустя много лет, не покривив душой: дни эти стоили всего, что только она могла бы за них отдать.

И она отдала. Немного позже.

А пока – после запоздалого обеда она таки отыскала в коридоре пакет с купленной вчера, накануне пьянки, мужской одеждой и всучила Иорвету джинсы и футболку. Эльф кривил губы, ругался на Старшей речи, требовал объяснить, зачем все это– но все же облачился. Алиса, глядя на него и так и эдак, невольно подумала, что в жизни своей даже не стояла рядом с настолько красивым и статным мужчиной… За несколько дней, проведенных в Алисиной квартире, скоя’таэль стал выглядеть заметно лучше. Из глаза его исчез тот лихорадочный, ненормальный блеск, что так Алису пугал, осунувшееся лицо посвежело, движения больше не были резкими и рваными, словно он в любой момент ждал рукопашной схватки. Сытная еда, горячая вода и нормальный сон явно пошли ему на пользу; измученный организм, обладающий, как видно, просто невероятным, нечеловеческим запасом прочности, восстанавливался быстро. Командир скоя’таэлей смотрелся орлом. И тем нелепей выглядела на нем его собственная одежда.

Если стеганый тегиляй и прочая доспешная амуниция еще куда-то годились, пользуясь самым тщательным уходом, то нижняя сорочка и штаны, в которых он разгуливал по Алисиной квартире, смотрелись попросту обносками – и из-за заплаток, и из-за довольно странного фасона. Так или иначе, фигуру эльфа они точно не красили и вызывали в мозгу Алисы давно забытое, где-то вычитанное: «поповские подрясники». Теперь же эльф стоял посреди гостиной в простых светло-синих джинсах и белой футболке – широкоплечий, красивый, полный сильной, гибкой грации. Он был настолько хорош, что Алиса невольно подумала: встреть она такого на улице, шрам на его лице – последнее, что ее бы волновало. Да она бы в обморок упала, как школьница при виде кумира.

Тем не менее, со шрамом и с торчащими, острыми эльфскими ушами надо было что-то делать. Хуже всего было с ушами. Та самая мешковатая хипстерская шапка никак не хотела сидеть, как надо, и явно эльфу мешала. Но в конце концов, видимо, заинтригованный, он смирился и с шапкой, и даже темные очки-пилоты согласился надеть. Алиса еще раз оглядела его с головы до ног.

– Сапоги, – сказала она задумчиво, – можно и твои оставить. За мокасины сойдут. Только штанины натяни поверх…

– Твое великодушие не знает границ, – неприминул съязвить эльф.

В два счета Алиса подвела глаза, надела джинсы и легкую хлопковую размахайку, и взгромоздилась в туфли на платформе и самом высоком каблуке, который только у нее был. Эльф наблюдал за ней, и бровь его ползла вверх.

– То, что мы идем на улицу, я уже понял, – проговорил он с непонятной интонацией, потирая щеку со шрамом. – Не пойму только одного: зачем тебе это нужно?

– Иорвет, – сказала Алиса, запихивая в сумку портмоне с документами от машины и телефон. – Ты хотел провести день в праздности? Вот и проводи.

Молниеносно, как атакующая змея, он схватил ее за запястье, резко притянул к себе, заглядывая в лицо. Снял свои очки. Вновь мелькнула та самая нехорошая, маньячная улыбка, которая Алису так пугала и которую она так надеялась больше не видеть хотя бы в этот день… Но вместо всего того, чего Алиса уже ожидала с упавшим сердцем, он вдруг сочно поцеловал ее в губы и сказал:

– Что ж, веди, d’hoine! Посмотрим, кто такие эти твои психиатры…

И как это ни было удивительно, потом стало все хорошо.

Была поездка по городу, в течение которой эльф сидел молча, как-то уж очень крепко вцепившись в ручку двери машины. Алиса косилась на него, но понимала, что сейчас самое правильное будет – молчать. Потом была пустая загородная трасса, где можно было, наконец, разогнаться, и тогда, улучив момент, Алиса взглянула на эльфа краем глаза… И увидела, что он улыбается, даже не пытаясь сдержать эмоций. Нажав кнопку стеклоподъемника, Алиса слегка приоткрыла окно с пассажирской стороны. Ветер ворвался в салон, теплый, гулкий и звонкий, пахнущий летом и дорогой.

Потом она включила музыку, сперва негромко, а потом и так, как любила сама, и с удивлением поняла, что мешанина из Muse, Ника Кейва, The Dead South, исландцев каких-то и еще бог знает кого у Иорвета явного отторжения не вызывает, скорее даже наоборот – эльф прислушивался с явным интересом. Вместе с тем, та же «Мельница», проскакивавшая в плей-листе и, по алисиному мнению, наиболее близкая к музыке Иорветова мира, никакого отклика у эльфа не вызвала – скорее наоборот. Он с какой-то усталой брезгливостью наморщил нос, хотя и промолчал. Было видно, что все эти фолк-баллады, так любимые ролевиками всех мастей, вызывают у него какие-то крайне неприятные ассоциации.

Потом они ели вкуснейшую солянку в шоферской кафешке на трассе, заняв столик в самой глубине зала. Иорвета Алиса усадила спиной ко входу и всему остальному помещению. Это явно ему не нравилось и заставляло нервничать – но Алиса настояла, а эльф, как это ни странно, уступил, молчаливо признав, что со спины все же не так экзотичен, как с лица. Он явно оценил и солянку с лимоном, и целый шампур шашлыка со всякими маринадами, съев все предложенное с нескрываемым удовольствием и даже похвалив безо всяких оговорок и «шпилек».

И они говорили, говорили… Это были те самые разговоры, когда потом никто и вспомнить не может, о чем именно шла речь; помнится лишь ощущение беззаботности и близости, которую не выразить словами, можно лишь почувствовать. Эльфа словно подменили. Алиса думала, что он опять начнет ее терзать расспросами, подозревать во всем, что бы ни случилось на свете, копаться в природе вещей, да хоть машину ее разбирать втихаря! Но он улыбался, а не кривился; он шутил сам и смеялся немудрящим алисиным шуткам; даже лицо его словно разгладилось, потеряв на время вечное выражение надменной саркастичности. Он оказался отличным рассказчиком, и безумолку травил партизанские байки с кладбищенским юморком, очень ловко обходя вещи действительно страшные и неприглядные; а Алиса хохотала и вставляла комментарии, превращающие все это в игру слов, эдакий словесный волейбол, театр абсурда, когда оба собеседника в итоге несут околесицу и сами же над ней смеются, словно подростки…

– Хватит, у меня уже скулы сводит, – стонала Алиса, одной рукой вцепившись в руль, а другой отирая слезы, проступившие от смеха, – я сейчас врежусь куда-нибудь!..

– И ты только представь, его не проняло! – продолжал эльф, сопровождая свой рассказ выразительной жестикуляцией. – Этот самый тип и орет нам с дерева: «Я вам как эльфийский король, блядь, говорю!..» При этом – заметь – деревянное ведро никуда у него с головы не делось…

– Не могу, ты меня уморишь сейчас… Ха-ха-ха-ха!

А потом, когда уже совсем стемнело, они сидели в машине на другом берегу реки и смотрели на город, лежавший перед ними, как на ладони. Оба примолкли и, охваченные какой-то странной, светлой задумчивостью, долго молчали, глядя на огни. Постепенно лицо Иорвета вновь оделось маской невидимой брони; и вот уже и глаз словно глубже запал в глазницу, и в уголки губ вернулась упрямая, сардонически-жесткая складка. Алиса украдкой смотрела на его профиль и не могла понять: отчего же ей при виде этого лица так грустно – будто в чем-то втайне виновата, а в чем – и сама не знает…

Тонкие, точеные ноздри эльфа трепетали, словно он силился что-то прочесть в запахах, доносящихся от речной воды. Наконец он сказал:

– Странный у вас мир. Тяжелый.

– В твоем, можно подумать, не жизнь, а легкое порхание, – не удержалась Алиса.

Никак не прореагировав, эльф продолжал:

– В воздухе много лишнего. Я не могу понять, что это – но понимаю, что народ aen seidhe здесь чужой.

Алиса вздохнула.

– Здесь все чужие, Иорвет. Все и всем.

Они молчали долго-долго. Иорвет сидел рядом, на пассажирском сиденье, одновременно близкий – протяни руку, – и далекий, как иная галактика. И в его лице, гладком, не знающим ни бритвы, ни морщин, Алиса отчетливо видела теперь все прожитые им… десятилетия? Столетия? Бесконечную для Алисы пропасть лет, потерь и разочарований. Он казался печальным, будто все прожитое легло на его плечи разом, обняло невидимым темным плащом, поглотив и непримиримость, и веселую злость, и вздорную азартность – все, что, как Алисе казалось, составляло его существо, так в нем раздражало и так нравилось одновременно… Таким Алиса его еще не видела, и даже подумать не могла, что он таким бывает. Ей захотелось что-то сказать, найти хоть какие-нибудь правильные слова – но в отчаянии она понимала, что ничего не может придумать. Все будет глупо и бессмысленно, как забытый флажок, треплющийся на ветру. Потому что – теперь она видела это – даже представить себе она не могла, что же это на самом деле такое – его жизнь.

А потом Иорвет вдруг нашел Алисину руку и тихонько сжал ее своей теплой, сухой, сильной и шершавой ладонью, и сказал очень серьезно и даже как-то торжественно, тоном, совсем не похожим на свой обычный:

– Мне кажется, нам пора домой, luned.

И они поехали домой. Вошли в Алисину квартиру, не зажигая свет, и ночь наполнилась их сбитым, общим на двоих дыханием, стоном и тихим шепотом, в котором непонятные Алисе слова мешались с теми, которые она отлично понимала, но сама была не в силах поверить, что слышит и говорит их здесь, в тишине и темноте одной из последних ночей августа.

Другой день был немудряще похож на предыдущий. Утром они долго валялись в кровати, обнимая друг друга и предаваясь любви то жадно, то нежно и лениво; пересмеивались в полголоса и изредка вновь проваливались в дрему. Потом завтракали. Потом Алиса так же быстро собралась, и они вновь сели в машину и поехали, куда глаза глядят. Иорвет, делая вид, что ему вовсе не любопытно, расспрашивал Алису, как так получается, что все эти железные повозки друг с другом не сталкиваются. Потом спросил, все ли их города такие же большие, и не смог скрыть удивления, когда Алиса сказала ему, что город, в котором она живет – маленькая провинция, не более. Что есть города, где, чтобы увидеть верхушки домов, нужно лечь на землю – потому что так высоко голову попросту не задрать… Что безо всякой магии в этом мире множество полезных и диковинных чудес, только делают их не чародеи, а инженеры и химики.

Потом они поехали в лес, где Алиса сидела на берегу небольшого озерца, растянувшись в сухой августовской траве, а Иорвет совершенно бесшумно и быстро исчез среди деревьев. Спустя некоторое время он так же бесшумно, словно из ниоткуда, появился. Присел рядом. Вид у него был задумчивый и довольно мрачный. Некоторое время он молчал, а потом сказал:

– Хотел бы я знать, станет ли и мой мир однажды таким же.

Алиса не знала, что на это сказать. Она пожала плечами:

– Кто знает… Может, у вас там все будет по-другому.

Эльф вздохнул, сорвал какую-то травинку, принялся ее покусывать.

– Огромные города посреди умирающего леса, – сказал он. – Этот лес… Не хотел бы я быть его частью. Поехали отсюда, Алиса; я увидел все, что хотел. Мне не нравится здесь находится. Я чувствую… – он проворил какую-то длинную фразу на своей Старшей речи, мелодичную и непонятную.

– Я не понимаю твоего языка, Иорвет, – сказала Алиса.