Текст книги "Чем заканчиваются все дороги? (СИ)"

Автор книги: Medorra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Слушай, beana, – вдруг сказал эльф за ее спиной почти что мирным, задумчивым тоном. – Глядя на тебя, я могу сделать вывод, что баней и горячей водой ты пользуешься регулярно…

Алиса обернулась через плечо.

– Чего рассусоливать-то, – сказала она. – Мясо будет готово через час. Давай, вперед. А то пахнешь, прости, как… Как солдатский лагерь.

Он криво усмехнулся:

– А ты ожидала аромата фиалок и лесных трав? – спросил он ядовито.

Алиса фыркнула.

– Идем, – сказала она, вытирая руки полотенцем. – Покажу, что и как.

Как бы ни старался Йорвет держаться невозмутимо, как бы ни хмурил он бровь, но устройство канализации, водопровода и особенно – смесителя привело его в явное восхищенное удивление. Он даже вполне миролюбивым – для него – тоном задал пару вопросов, а потом сказал, желчно, но без злобы:

– Надо же! И d’hoine способны до чего-то додуматься, когда им надоедает нюхать собственное дерьмо.

Алиса комментировать не стала и сунула ему в руки сверток полотенец и мужские спортивные штаны. Последние она нашла в шкафу на полке сразу же. Просто всегда помнила, где они лежат; так же, как помнила, кому они принадлежали и кто оставил их в ее шкафу, в спешке собирая вещи… Но теперь тот, другой вдруг показался ей еще более далеким, чем параллельный мир.

Прикрыв за собой дверь, она ушла в кухню, сажать мясо в духовку, и вдруг тихонько, хулигански захихикала, как девчонка-подросток: «Ничего-ничего; вот я потом еще при тебе стиралку запущу – посмотрим, какое у тебя будет лицо…»

Между кухней и ванной, под самым потолком, было небольшое окно, которое Алиса вечно держала приоткрытым, и теперь оттуда слышался плеск воды, возня и довольное фырканье. Прислушиваясь к этим мирным, домашним звукам, Алиса совсем успокоилась и повеселела, и хлопотала у плиты с давно позабытым азартом. И вдруг обнаружила, что представляет в мельчайших подробностях, как она тихонечко-тихонечко, неслышно подставляет к стене, разделяющей ванну и кухню, табурет, осторожно на него залезает и в это самое окно заглядывает… Она даже зажмурилась и помотала головой, отгоняя непрошенное и явно лишнее видение. Слила воду с картошки и достала деревянную толкушку, размышляя, остались ли еще в банке соленые огурцы.

Она слышала, как эльф вылез из ванны. Но воду не закрыл. Некоторое время ничего не было слышно, кроме звука льющейся воды. А потом в ванне по стенам, как в железной трубе, загремели проклятия. Алиса похолодела. Сердце у нее ухнуло куда-то вниз. Все любопытство, все предвкушение чего-то неведомого разом сгинуло, водопадом вытекло в невидимую канализацию.

Иорвет ворвался в кухню, едва придерживая на бедрах полотенце. Алиса еще успела про себя нервно хохотнуть – хотела, мол, полюбоваться, изволь! – прежде, чем стальная рука снова, как и неделю назад, схватила ее, стоявшую на том же самом месте, за горло, а лицо эльфа с ужасным шрамом, не скрытым более никакими повязками, приблизилось к самому ее носу и тихо, нехорошо вопросило:

– Так, говоришь, живешь одна? Отвечай мне правду, beanna!

Он сжал руку сильнее, но все же не так, чтобы лишить ее возможности дышать и говорить.

У Алисы мгновенно сложилось два и два. «Идиотка! Черт меня дернул сунуть ему эти проклятые штаны?..» – зарыдала она мысленно. Зачем она вообще стала с ним разговаривать? Зачем, зайдя в квартиру, тут же не выскочила обратно в подъезд, запирая дверь на ключ и набирая 112, 03 – да что угодно!..

Страх навалился на нее, затопил нутро. Колени стали ватными, губы дрогнули… Но вместе со страхом вдруг появилось что-то еще. Что-то, о существовании чего в себе самой Алиса никогда не подозревала. Что-то, с чем было легче умереть прямо сейчас, посреди собственной кухни – но только не плакать, не умолять и не оправдываться.

– Ты хочешь узнать ответ или задушить меня? – прыгающим голосом спросила она.

Йорвет ухмыльнулся, злобно на нее глядя.

– Как пойдет, – ядовито сказал он, но горло Алисино все-таки отпустил.

Алиса подалась назад, едва ли не вжавшись в раковину – но смотрела ему прямо в лицо. Неестественно бледная, она все же выпрямилась, сразу став чуть выше ростом.

– Я не лгу, Иорвет! – сказала она хрипло, но четко. – И если я сказала, что живу одна – значит, так и есть.

– Ты дала мне обноски какого-то мужика-d’hoine! – прошипел он. – И после этого говоришь, что ты в этом доме одна?

И тут вдруг, совершенно неожиданно, Алису понесло, не хуже, чем приснопамятного Остапа. Видимо, наступил в ней некий предел, после которого стирается грань между страхом и яростью, и ничем не примечательные люди лезут на амбразуры с голыми руками. Она вдруг вспомнила всё и разом – и синяки на своей шее, и разбитую кружку из Германии, и сломанный стул, и телевизор, и весь свой стыдный ужас. И ее затрясло, да так, что пришлось за край столешницы украдкой схватиться, чтобы попросту не упасть.

– Этот человек давно здесь не живет, – сказала она не своим, а каким-то чужим, металлическим голосом.

– А его тряпки лежат у тебя в шкафу! – ядовито проговорил эльф с вновь прорезавшимся странным акцентом.

– Ты предпочел бы после ванны облачиться в свои? Ты когда их стирал в последний раз, хоть помнишь? – сказала Алиса, деревенея лицом и смутно понимая, что сейчас, скорее всего, будет убита.

Эльф шагнул к ней. Глаз его разгорался адским пламенем. Он тоже словно стал выше ростом, хотя куда уж еще…

– Да как ты смеешь, bloede d’hoine?

– Смею что? Предлагать тебе чистую одежду взамен той грязи, в которой ты сюда явился?

Эльф уже нависал над ней, как смерть над плахой.

– Грязи?!

– А чего же еще? – охваченная каким-то безумием, Алиса криво усмехнулась, словно собиралась в этом перещеголять самого Иорвета.

Эльф дернулся к ней и занес руку. Она не вздрогнула, не отвернулась и не сделала ни единого движения, чтобы защититься.

– Давай, – сказала она, не отводя взгляда. – Если так цивилизованная раса благодарит за гостеприимство, стол и отсутствие лишних вопросов – я очень рада за вас. Вперед!

И тогда случилось то, во что Алиса и сама не верила даже в своем нахлынувшем безумии. Эльф сжал кулак, но опустил руку. Не ударил. Не сломал шею одним небрежным движением… И сделал шаг назад. На скулах его заходили желваки. Алиса чувствовала себя серфером, поймавшим самую большую в жизни волну. Адреналин кружил ей голову так, что она уже не помнила, кто она и как ее зовут.

– Ты говоришь, я – грязная d’hoine. А сам при этом скачешь по квартире, как первобытный, и готов башку мне оторвать только за то, что у меня нашлась для тебя пара штанов в придачу с куском мыла, а еще кусок мяса и хлеба! Прекрасный пример цивилизованности!

– Ты!.. – на секунду он, казалось, даже задохнулся, но продолжал тихо и глухо: – Ты хоть знаешь, скольких я убил за гораздо меньшее? Скольких твоих сородичей…

– Они не мои сородичи! – вдруг заорала Алиса прямо ему в лицо. – И твоя война – не моя война! Ты зачем пришел сюда, скажи на милость?! Убежища просить, или ограбить меня и вышвырнуть в окно? Так давай уже, не стесняйся!

Несколько секунд они сверлили друг друга дикими глазами.

А потом лицо эльфа неожиданно странно скривилось. Алиса, все еще бледная от дикой смеси ярости и ужаса, даже не сразу поняла, что он улыбается – дикой, сумасшедшей улыбкой-гримасой, уродующей его лицо куда хуже, чем шрам. Глаз его горел, как у кота.

– Не премину при случае, – сказал он кладбищенским тоном.

А потом… Коротко рассмеялся. Уже совсем по-другому. Алисе даже на какую-то секунду показалось, что он сейчас фамильярно похлопает ее по плечу. «Если он сейчас до меня дотронется, я в него зубами вцеплюсь, – быстро подумала она, – а он меня наконец зарежет. То-то будет развязка!..»

– Так, ну хватит, – сказал вдруг он властно и отрывисто, словно подводя черту. – Повеселились и будет.

И Алиса увидела, как из полусумасшедшего, бешеного эльфа, в которого до этого Йорвет перекинулся из оскорбительно спокойного aen seidhe, в одну секунду, будто по волшебству, проступает командир, за которым шли в огонь и в воду. «Да он же настоящий психопат!» – быстро подумала Алиса. А Йорвет уже спрашивал ее, отрывисто и четко:

– Кто этот мужчина? Что он делал в твоем доме? Советую тебе не играть словами, beanna, а отвечать прямо.

Алиса чуть склонила голову, скрещивая руки на груди – бессознательно повторяя его любимую позу.

– Понимаю, – сказала она твердо. – Этот мужчина – мой бывший муж.

Иорвет скривился.

– Пару лет назад мы разошлись. С тех пор я его ни разу не видела и ничего о нем не слыхала. Доволен?

Проворчав, словно пес, что-то невнятное на своем языке, эльф отступил еще на шаг и потуже затянул на бедрах полотенце. Взгляда он не отводил, но почему-то Алиса почувствовала, что если не победила, то, по крайней мере, каким-то образом ухитрилась сыграть матч вничью.

– Дать тебе эти чертовы портки – моя ошибка, – продолжала она, как могла, спокойно. – И я ее признаю. Я знала, кто ты и как болезненно относишься ко всему, что связано с человеком, причем любым. Для тебя это оскорбление. Прости меня.

Иорвет, слегка склонив голову, заломил бровь.

– Что?

– Я только что извинилась перед тобой, – безо всякого яда сказала Алиса. – Или этого недостаточно?

Они помолчали, мрачно сопя, а потом Алиса, понимая, что ничего встречного ей от Йорвета не дождаться, скомкано проговорила:

– Оставайся пока в полотенце, что уж… Заброшу стирать твои вещи. К утру высохнут.

И, не глядя на него, ушла в ванную.

========== Глава 5 ==========

Воды он налил на пол столько, что Алиса вознесла осанну прорабу, делавшему ей ремонт и не схалтурившему с гидроизоляцией. Она закрыла, наконец, кран, слила воду из ванны; потом, зло плюнув, вытерла лужи и закинула в стиральную машину валявшиеся на полу скомканные льняные штаны, какие-то непонятного вида тряпки и аккуратно повешенную на крючок зеленую сорочку с затейливой вышивкой, линялую, ветхую, пропахшую табаком и чем-то странным, но отнюдь не неприятным. За простыми, понятными действиями злость и ярость стремительно отступали. Держа в руках сорочку на секунду дольше, чем было нужно, она вдруг почти машинально поднесла ее к лицу, вдохнула запах. «Это же надо, – подумала она устало. – Даже пот пахнет не так, как человеческий!» Она вспомнила, как хотела приберечь запуск стиральной машины, словно какой-то цирковой номер… Ей стало стыдно за свою наивность и ребячество. Стыдно вообще за все, что она говорила и делала.

Как всегда после выплеска сильных эмоций, у нее резко заболела голова. А еще зверски, просто чудовищно захотелось курить. Впервые за два года…

Вместе со злостью ушел и кураж, а горечь и стыд пришли и остались. Она вдруг представила, какой смешной, маленькой и жалкой выглядела в Иорветовых глазах, со своей встопорщенной шерсткой и оскаленной мордочкой. Неудивительно, что он ее все-таки не убил. Посмотреть на разъярившуюся мышь, грозящую коту крошечной лапкой – зрелище, способное, как видно, позабавить даже того, кто живет на белом свете уже так долго…

И вернулась эта мерзкая, липкая тень – тень страха. Она, наконец, поняла, какую грань чуть было только что не переступила. Ее вновь затрясло.

Больше всего на свете ей хотелось запереться в ванне, расплакаться и не выходить до тех пор, пока все не кончится. Пока ЭТОТ не уберется из ее квартиры, пока не станет все опять, как было. Привычно, серо и понятно. Где никто не хватает за горло, не орет, не хамит и не заполняет собой все пространство, весь воздух вокруг. Не заставляет ее, Алису, за неполные два часа времени трястись от страха, от любопытства, от злости – бог знает от чего еще…

Но Алиса выпрямилась и, покусав губы, глубоко вдохнула и вышла из ванны, стараясь держаться так же прямо, словно неведомая сила по-прежнему давала ей и броню, и крылья, и нужные слова.

И шагнула в гостиную, как на ринг.

Иорвет сидел за столом, чуть сгорбившись – взлохмаченный, золотисто-смуглый, сухощавый, в этом нелепом синем полотенце на бедрах, угрюмый. Перед ним, на столе, лежала поднятая с пола деревянная толкушка, которую Алиса выронила во время их стычки, и стояли две бутылки пива, забытые Алисой в пакете у плиты. Запищал таймер духовки. Эльф едва заметно вздрогнул, вскинувшись на звук.

– Мясо, – сказала Алиса охрипшим голосом, – готово.

Они сидели за столом, друг напротив друга, и мрачно жевали. На Иорвете были те самые тренировочные штаны и знаменитый, влажный после быстрой стирки красный головной платок, закрывающий пустую глазницу и частично – шрам. В сочетании с голым торсом и босыми ногами это имело вид еще более подозрительный, чем полное боевое облачение скоя’таэля. Алиса, наконец, тоже переоделась в потрепанные «домашние» джинсы и майку, открывавшую все ее татуировки и синяки.

Эльф хмуро поглядывал на Алису исподлобья, но заговорить, похоже, не считал нужным. В какой-то момент, задержав на ней взгляд, он все же отложил в сторону свой кинжал, вытерев его о штанину, и взял сервировочный нож и вилку. Алиса молча отрезала от большого куска запеченной свинины еще один увесистый шмат и положила ему на тарелку. Жестом предложила добавить картошки. Не строя никаких мин, эльф молча кивнул. Алиса отрезала свинины и себе, зачерпнула из миски квашеной капусты. Потом, поставив на пол пустую бутылку, встала, подошла к холодильнику и достала оттуда еще две, полные.

Эльф ловко свинтил крышку со своей и засопел, словно в раздумье. Потом угрюмо покосился на Алису. Поднял свою бутылку, качнул ею в Алисину сторону недвусмысленным, понятным в любой вселенной жестом, и что-то буркнул на Старшей речи.

– Твое здоровье, – тем же тоном отозвалась Алиса, поднимая свою в ответ.

Помолчали еще. Эльф ел хоть и жадно, но в то же время не без изящества. Смотреть на него было не противно. Наоборот – хотелось накормить его еще чем-нибудь вкусным.

Алиса откашлялась, прочищая горло.

– Ну как, – спросила она мрачно. – Съедобно?

– Хм, – буркнул эльф. – Вполне.

– Но я бы добавил чернослив, – ворчливо сказал он спустя некоторое время.

– Тут уж кому как, – ответила Алиса, тоже отнюдь не сразу.

Паузами в этой застольной беседе можно было забивать сваи. Выдержав очередную, эльф, слегка скривившись, спросил:

– Что ты, черт тебя дери, имеешь против чернослива, beanna?

– Не я, – невозмутимо ответила Алиса. – Мои кишки.

Секунду он смотрел на нее, а потом не то хохотнул, не каркнул. Алиса, сыто отдуваясь, откинулась на спинку стула. И поняла, что курить ей не расхотелось. Скорее, наоборот. «Вот же блять, – подумала она с обреченной досадой. – Два года!..»

Подставила к холодильнику табурет, влезла на него и зашарила в нише наверху, в пыли и паутине.

Заначка была на месте.

Распечатав пачку, она демонстративно чиркнула спичкой о коробок и с наслаждением затянулась. В голове сразу зашумело, будто там прорвало невидимый водопровод, и всё вокруг словно поехало куда-то вниз и в сторону. Она знала, что это скоро пройдет, и потому просто сидела, растекаясь по стулу.

Иорвет смерил ее нечитаемым взглядом, потянулся к своему кисету, лежавшему на столе. Набив трубку, он покосился на спички, но все равно принялся возиться со своим кресалом, или как оно там правильно называется – Алиса не помнила. Комната потонула в дыму.

– Что за дрянь такую ты куришь, – проворчал, наконец, эльф без тени вопроса в голосе. – Клопов ею морить…

Алиса молча пожала плечами – дескать, тебе-то что.

На минуту он замер, как сидячая статуя командора, глядя на Алису поверх своей трубки. А потом вынул ее изо рта и медленно, но без колебания протянул Алисе.

– Возьми, d’hoine, попробуй нормальный табак.

Наверное, Алиса изумилась бы куда меньше, встань он перед ней сейчас на колени и признайся в любви до гроба. Видимо, у нее сделалось такое лицо, что единственный глаз эльфа снова недобро сверкнул.

– Что смотришь? – бросил он. – Не хочешь – не настаиваю!..

Алиса быстро протянула руку и взяла трубку, теплую и приятную на ощупь. Медленно поднесла ее к губам, подумав про себя, что, пожалуй, ничего более важного и при этом странного в своей жизни она припомнить не может.

Табак, наполнив гортань, перехватил дыхание. Он был такой крепкий, что Алиса даже на секунду задохнулась, но вместе с тем ароматный, оставляющий на языке привкус тепла и солнца… Затянувшись еще раз и выпуская дым через нос, она посмотрела на Иорвета. Он глядел на нее испытующе, пристально, не отрываясь, и вдруг усмехнулся. Совсем не гнусно, хотя и не по-доброму.

– Спасибо, – сказала она первое, что пришло ей в голову. – Табак и впрямь хорош.

Он усмехнулся снова. А она вдруг увидела, до чего все-таки выразительное у него лицо. И, неизвестно почему, быстро подумала, изумляясь сама себе: «Интересно – сколько же ему на самом деле лет? Старый он вообще, или молодой?..»

Она протянула трубку обратно. Лицо эльфа вновь сделалось серьезным и непроницаемым. Казалось, он напряженно раздумывает о чем-то, что-то взвешивает на невидимых весах.

Он взял трубку за чубук, причем их пальцы на мгновение соприкоснулись.

– И что теперь? – спросила, наконец, Алиса, сама удивляясь, до чего спокоен ее голос.

Иорвет не спеша выколотил трубку о массивную металлическую пепельницу, которую Алиса с Совой когда-то ради смеха украли из какого-то кабака. Потом посмотрел на Алису, слегка прищурившись и откинув голову назад, словно подначивая на что-то. А потом, враз подавшись вперед, протянул ей руку.

– Может, скажешь, наконец, как тебя зовут, beanna?

Алиса недоверчиво заглянула в сверкнувший лукавством глаз. И вложила свои пальцы в его ладонь, слегка пожав в ответ и называя то, о чем во всей этой кутерьме и не вспоминала – свое имя.

Стараясь не выдавать нараставшего изумления и ничем здравым необъяснимого расположения к этому, без сомнения, опасному, непредсказуемому и бог знает какому еще… не-человеку, Алиса улыбнулась чуть шире. Потом опустила взгляд, посмотрела на его предплечье, на котором виднелись недавние швы.

– Как заживает? – спросила она. – Нормально?

– По-другому не бывает, – небрежно ответил эльф.

Радуясь, что нашлась хоть какая-то тема, чтобы не молчать, а, самое главное, что-то делать, вместо того, чтобы сидеть, не зная, куда девать глаза и руки, Алиса сказала совершенно по-деловому:

– Позволь, я все-таки посмотрю.

Он придвинулся ближе, слегка поднимая бровь, как бы говоря: «Ну, попробуй…»

Алиса положила пальцы на его теплую кожу. Только сейчас она обратила внимание, какая же она гладкая, словно шелковая на ощупь – если не считать шрамов, конечно. Ни единого изъяна, ни одного волоска не было на этой точеной, жилистой и сильной руке. Так же, как и на всем его теле, обнаженном до пояса, стройном, гибком и сильном, совершенном, словно у древней мраморной статуи, покрытой контуром лиственной татуировки…

Она видела его высокую, сильную шею, разворот плеч и ямочку между ключицами. Совершенные очертания скул, нижней челюсти, губ, все время готовых скривиться в ехидную, наглую усмешку… И она видела шрамы.

Шрамы были везде. Пересекали грудь и плечи. Звездами, оставленными – кто знает? – стрелами, а может и клещами палача, цвели на поджарых боках и животе. Они были… как летопись. Летопись того, чего Алиса и представить себе не могла. И вдруг, сейчас, в этот миг, почувствовала. Так сильно почувствовала, что внезапно сердце ее болезненно сжалось.

Сколько же горя, сколько смертей, сколько калечащих душу не моментов – лет, десятилетий, думала она. Такой красивый. Такой живой и отчаянный…

«Мамочки, – обомлел тот, кто был ее здравым смыслом. – Да ты что, забыла, как он тебя душил?.. Ты что, готова уже…»

Алиса сама не хотела додумывать, на что она там готова. Ей стало вдруг и страшно, и горько, и сладко одновременно. Никогда, ни с кем рядом не испытывала она ничего подобного…

– Швы нужно снять…

Ей хотелось, чтобы голос ее прозвучал деловито или буднично. Но он прозвучал так, как прозвучал.

Заметив, как он перехватил ее взгляд, она встала, ожидая какой-нибудь пакости или злой насмешки. Но почему-то не дождалась.

Она подошла к шкафу, достала аптечку, села обратно за стол и принялась осторожно вынимать нитки из краев свежего шрама. Рана затянулась хорошо и прямо-таки фантастически быстро; Алисе оставалось только дивиться.

Эльф не сводил с нее внимательного, изучающего взгляда, откровенно ее рассматривал; и ей вдруг стало по-настоящему неловко.

– Ты целительница? – наконец спросил он, нарушая уже становившееся невыносимым для Алисы молчание.

Алиса откашлялась.

– Нет… Отец… Он научил меня кое-каким мелочам. Говорил, что пригодится, – Алиса усмехнулась. – Он хирург. Это…

– Я знаю, что такое «хирург», – перебил Йорвет. – Так кто же ты?

Его взгляд жег ей щеку и скулу. Ни за что на свете она не решилась бы сейчас посмотреть ему в лицо.

– Я архитектор, – сказала она глухо. – Делаю чертежи, по которым потом строят здания.

– Делаешь чертежи?.. – он приподнял бровь со странной усмешкой, опять растягивая слова в акценте, почему-то то исчезавшем, то появлявшемся у него вновь.

– Ну да, – сказала Алиса, неведомо отчего чувствуя едва ли не стыд и злясь на себя за это.

Йорвет помолчал, следя за ее пальцами. А потом протянул с какой-то горькой издевкой:

– Мир, в котором женщина-d’hoine создает чертежи величественных дворцов, с колоннами и арками!..

Алиса, против воли, все-таки вспыхнула.

– Никаких арок и колонн, Йорвет. Склады и цеха, похожие на гигантские амбары. D’hoine тебя не разочаруют, поверь.

Она сама удивилась, откуда в ней вдруг взялся этот опасный, безрассудный, попросту идиотский рядом с этим эльфом сарказм. И как сильно ее задели его слова, слова пришельца из другого, далекого мира, не имеющего к ней, Алисе, никакого отношения…

– Я закончила, – сухо сказала она, собирая свои принадлежности. Эльф молча, не прекращая глядеть на нее этим своим странным взглядом, потер ладонью предплечье. Видимо, свежий шрам здорово чесался.

«А чего ты ждала? – спросила себя Алиса. – Благодарностей? Извинений?..»

Убрав аптечку, она снова подошла к столу. Села на край дивана, не зная, что сказать или сделать.

– Красивые татуировки, – вдруг небрежно сказал Йорвет, взглядом указывая на ее обнаженные руки.

– Спасибо, – так же сухо ответила Алиса.

– Что они значат?

– Долго рассказывать.

– Я не спешу.

Она, наконец, посмотрела ему в лицо. Едва заметно прищурилась, мазнула взглядом по его плечу и шее.

– А твои? Значат что-нибудь?

– Не увиливай от ответа, d’hoine, – сказал он спокойно. – Хотя, – глаз его сверкнул, – если ответ будет: «Не твое дело», – можешь не трудиться!

Алиса слегка улыбнулась уголками губ.

– Это почему же?

– Потому что я буду знать, что вновь не ошибся. Что d’hoine из пустого обезьянства бездумно копируют вещи, в которых ни черта не понимают, и делают это во всех мирах и пространствах, а не только там, где когда-то был мой дом, – сказал он вдруг очень серьезно и без улыбки.

Алиса встретилась с ним взглядом. Темный, шальной огонь на дне его зрачка едва тлел. Ей вдруг опять стало стыдно. И грустно. В который раз за этот вечер…

– На самом деле так и есть… В большинстве случаев, – проговорила она негромко и спокойно. – Но мои действительно имеют значение.

Он слегка заломил бровь.

– Вот как?

– Да, – сказала она, отворачиваясь. – Но думаю, нам лучше поговорить об этом завтра.

– Не вижу причин откладывать.

– А я вижу, – сказала Алиса, вставая. – Я с ног валюсь. Засыпаю на ходу. Думаю, у нас еще будет достаточно времени поговорить.

Некоторое время он молча смотрел на нее. Потом также молча кивнул в ответ, не то соглашаясь, не то разрешая.

Вместе они передвинули стол в кухню. Алиса разложила ему диван и ушла к себе, искать подушку и постельное. Как назло, под руку попадалась одна дрянь – простынь от одного комплекта, одеяло от другого, ни одной наволочки… Она уже и забыла, когда вообще покупала что-то красивое для себя. Тем более, для своей постели.

Вернувшись в гостиную, она обнаружила Иорвета приводящим в порядок свое имущество. Оружие теперь стояло в углу аккуратно, а не валялось, как попало. Брошенный было на пол поддоспешник, под которым обнаружились еще и кольчужка, и кожаный нагрудник, эльф аккуратно сложил на стул. У Алисы сразу всплыл в голове образ армейской койки, застеленной по линеечке, и начищенных сапог… Отчего-то чувствуя неловкость, она положила на край дивана стопку белья, еще одну подушку и плед. Неопределенно развела руками, дескать – я пошла. Помялась у выключателя, словно невзначай показав, как переключить на ночник или вовсе выключить… На часах был второй час ночи.

Алиса погасила лампу и замоталась в одеяло, как в кокон. Сна у нее, конечно, не было ни в одном глазу. Она банально сбежала, понимая, что все это – слишком много для нее одной. Слишком много для одного вечера. Для ее головы. Для нескольких бутылок пива… «Это будет нелегко… – повторяла она про себя. – Ох до чего нелегко!»

Некоторое время она ворочалась с боку на бок, и то и дело, почти против воли, поглядывала на щель под дверью, которая все еще светилась. Эльф не спал, чем-то тихо возился в гостиной. Кажется, снова курил. Наконец, свет погас, и все смолкло.

Алиса лежала, накрыв голову подушкой. В ушах гулко стучало. Взбудораженная, встрепанная, она была уверена, что так и пролежит без сна всю ночь. Но сама не заметила, как уснула.

Проснулась она на рассвете от того, что страшно хотелось пить. Еще наполовину во сне, села на постели. И вдруг вспомнила…

Глаза ее открылись, как крышечки старинных карманных часов. Несколько секунд она смотрела на едва светлеющее за окном, над рекой, небо. Потом тихо-тихо поднялась и на цыпочках пошла к двери – босая, без штанов, в майке, едва прикрывавшей трусики. Протянула руку к дверной ручке… «Да в конце-то концов, – вдруг подстегнуло ее, – я в своем доме или где!»

Замок, едва слышно щелкнув, открылся. Алиса выскользнула в большую прихожую, из которой была видна, как на ладони, гостиная, а в ней – диван. Даже не повернув в ту сторону головы, Алиса, как вор, прокралась в туалет. Затем в ванную. А затем, неслышно ступая, пошла обратно.

И не удержалась, посмотрела.

Эльф был на месте. Он был по-прежнему настоящий, и он был здесь. Видимо, он до последнего зачем-то боролся со сном, и забылся, наконец, в полусидячей позе, неловко подвернув голову на сложенных горкой икеевских подушках, прижимаясь к ним изуродованной щекой. Он спал совершенно бесшумно, не сопел, не храпел. На лице его застыло страдальческое выражение. Видимо, снилось ему что-то очень неприятное. Скомканный плед был сброшен на пол, а эльф, по-прежнему голый по пояс, в одних штанах, казалось, бессознательно старался свернуться в клубок. Окно в комнате было приоткрыто, и оттуда веяло совсем не летней уже прохладой.

Не совсем понимая, что она делает, Алиса подошла ближе. Подняла плед. И, почему-то задержав дыхание, как перед прыжком в воду, одним движением укрыла им скоя’таэля.

И едва не завопила от ужаса, когда в ту же секунду он схватил ее за запястье и потянул вниз и на себя, заламывая ей руку.

– Йорвет, это я! – сдавлено пропищала Алиса, изо всех сил стараясь сопротивляться. – Пусти…

Хватка разжалась, Алиса вывернулась и оказалась сидящей на краю дивана, потирая кожу на запястье и морщась.

– Никогда не подкрадывайся ко мне, beanna, – сказал эльф спокойно, слегка охрипшим ото сна голосом. – Это может плохо кончится.

– Я уже поняла, – буркнула Алиса, стараясь не выдать злости и смущения.

– Что тебе нужно?

– Хотела пить. Увидела, что ты… В общем, подумала, что тебя надо укрыть. Холодно, – добавила она зачем-то, вдруг отчетливо понимая, что на ней нет штанов…

– Укрыть? – переспросил он так, словно это слово было ему незнакомо.

– Ну да, – сказала Алиса. – Извини. Больше так делать не буду.

Эльф пошарил среди подушек, выудил оттуда свой платок и быстро повязал его вокруг головы. Алисе вдруг показалось, что без платка он чувствует себя… Еще хуже, чем она без штанов.

– Где у тебя вода? – тихо спросил он. – Ты права, пить хочется.

– В кране, – обреченно сказала Алиса. Йорвет сел, спустил ноги на пол, снова искоса взглянул на нее.

«Я все еще у себя дома», – вновь зачем-то повторила про себя Алиса.

А потом поднялась на ноги, словно не обращая внимания на своё неглиже, вышла в кухню, обойдя стол, достала два стакана и налила в них воды. Подошла, один протянула Иорвету. Снова села рядом – почему-то сидя ей было не так неловко.

Вода была холодная и чистая, и впервые за долгое-долгое время Алиса вдруг подумала, что вода – одна из самых вкусных вещей на свете. Она отставила стакан, нерешительно поднялась.

– Пожалуй, надо еще поспать. Слишком рано, – тихо сказала она и шагнула прочь.

(Иорвет)

Во сне, в который он все-таки провалился, хотя и был уверен, что не сомкнет глаз до утра, размышляя, что же делать теперь – в этом сне он снова ехал верхом, окруженный конвоем, оставляя ворота Вергена все дальше и дальше за спиной.

Рук ему не связывали. Относились едва ли не с почтением, не трогали, не били, на привалах старались подсунуть кусок получше и располагали на ночлег, молча сменяя охрану, не оставляя одного ни на миг. Избегали смотреть в глаза, будто могли тем самым убедить самих себя в том, что все, что происходит – происходит не с ним и не с ними… Что это не они везут вчерашнего героя Вергенской осады, самого опытного командира, самого преданного соратника королевы вольного города Верген – того, с кем они сражались плечом к плечу, – под конвоем в условленное место, дабы передать, как государственного преступника, как залог лояльности тому, что осталось от военного союза Северных государств.

Он знал это. Пожалуй, едва ли не с самого начала. С того самого дня, как вошел в зал Совета тогда, в тот самый день, когда отравленная Саския грянулась на пол ему под ноги… Знал, когда Каэдвен был разбит. Тогда, когда королева вернулась, свободная от воли ведьмы Эйльхарт – он знал. Знал цену, которую придется заплатить.

Он уже уплатил ее однажды, в то время, когда носил на рукаве три белых молнии на черном фоне. Но тогда все было иначе.

Он думал о своих бойцах, что остались в Вергене. О том, что теперь у них есть пусть призрачный – но шанс, пусть зыбкий – но союз, пусть нищий – но дом. И хотя бы сколько-то – но времени. Драгоценного времени, за которое он шел теперь заплатить. Какая ирония, думал он. Лежа под колючей, пропахшей конским потом попоной, глядя в костер, он даже усмехнулся этой мысли – едва-едва, уголком рта. В эльфской старинной балладе он бы шел умирать за любовь, прекрасней которой нет в мире. В жизни seidhe давно умирают совсем за другое. За время, например. За пищу. За кров. За то, что веками не имело для них ни ценности, ни значения.