Текст книги "Гордый кадетский корпус (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Они устроились за маленьким столиком у окна, и временами Марилеву казалось, что девушка, сидящая напротив, действительно юноша, потому что чувствовал он себя с ней свободно. Он рассказывал о других кадетах, что будут учиться с ними вместе, о преподавателе магистре, точнее о том, как узнал его сегодня с новой стороны, а когда перешёл к теме урока совершенно забыл об опасной реальности.

Ирре слушала внимательно, ей не приходилось повторять дважды, и грамотой она владела свободно, занося в тетрадь сложные заклинания, не запиналась на незнакомых словах.

Надо же, а его всегда убеждали, что женщины от природы лишены способностей к наукам и потому удел их воспитание детей и рукоделье у окошка. Ирре даже без преподавателя, отлично понимала не вполне толковые пояснения Марилева, и хотя у неё не было возможности попрактиковаться с веществами, заклинания усвоила быстро. Пожалуй, Хильдеальда она обгонит без усилий, а ведь он мужчина.

Вполне возможно, что и самого Марилева Ирре превзойдёт без труда. Мысль эта показалась поразительной и в первый момент уязвила. Всё-таки прочно вдолбили в него снисходительно отношение к женскому уму. Поразмыслив, Марилев припомнил сестёр, которые, если взглянуть беспристрастно, оказывались ничуть не глупее братьев, а уж каверзу могли измыслить такую, до какой никогда бы не додумался ни один из знакомых мужчин.

Так может быть, женщины и правда, способны к учению, просто им не дают применить ум в достойном деле? Получается, что странно устроен мир. Девочек не заносят в родовую книгу, потому что всё равно уйдут замуж в другую семью, с их мнением не считаются, а после закрытия монастырей выбор судьбы оказывается вообще невелик. Не просто же так Ирре пустилась в столь опасное предприятие, не развлечения пустого ради, а уберегая себя от недостойных претендентов, от горькой участи. Разве не имеет она права быть счастливой?

Новые смелые идеи пугали, но Марилев решил, что в этом месте, где сосредоточена самая передовая магическая наука, и они придутся кстати. Ирре умна, но разве это повод обижаться и искать оправдания собственной неудаче? Нет, это вызов, который вполне достойно принять. Не хочешь, чтобы девочка успевала лучше тебя, из кожи вылези, занимайся день и ночь, но превзойди её в честном усилии. Не позволяй себе злых мыслей – они ослабляют дух и тело. Будь великодушен, пусть она не глупее тебя, но слабее – совершенно точно. Взялся оберегать – защищай, в том числе и от собственного уязвлённого самолюбия. В достойных мыслях чести не меньше, чем в правильных делах.

В своей комнате Марилев устало вытянулся на постели. Трудный день отнял много сил, но утомление не угнетало, а приятно согревало душу. Кадет начал путь к превращению в мага. Он научился, пусть пока под руководством преподавателя Гергебрина, возжигать огонь в чаше и преодолевать недостойные мысли. Он преуспел и в глубине души подозревал, что может собой гордиться.

Глава 7

К науке, как и к работе, Белик подошёл основательно. Любое дело требует добротного исполнения, а значит, нужно не разгибать спины, пока не справишься с задуманным. Простота этого решения изрядно помогала осиливать задачу. Ему иногда казалось, что слово «двужильный» не просто красота речи, а самая что ни на есть истина, и у того, кто трудится, не жалея себя, вырастают дополнительные мышцы.

Наука и та уступала его упорству. Да, поначалу боялся, что витиеватые формулы заклинаний навсегда останутся чужой надуманной красотой, но стоило однажды увидеть, почувствовать, как повинуются его словам и ладоням зёрнышко пшеницы или чаша воды, и словно глаза открылись. Белик разом понял, как нужно нагнетать особую силу, чтобы она удерживалась в руках, не стекая по кончикам пальцев. Ощутил жар колдовства прямо кожей, да так, что однажды устроил себе ожоги, и Доре пришлось залечивать их целебной смолой.

Она ворчала, когда грела лекарство, а глаза были круглые, испуганные. Белик тогда впервые обратил на них внимание. Показалось, что если заглянуть внимательно, то и мысли можно будет увидеть, порхающие птичками в грозовом небе. Конечно же он остерёгся.

Магистр Фагор выглядел довольным и сердитым одновременно и велел Белику отдыхать до следующего утра: не работать и не заниматься.

– Спалишь мне школу, герой, – пробормотал он сурово хмурясь, но не удержался и потрепал Белика по волосам ласково, как мамка дома в деревне.

Преподаватель и прежде относился к работящему студенту приветливо, а после того случая начал заметно выделять из класса. Чаще чем у других, останавливался у его стола, наблюдая за магическими усилиями, терпеливо подсказывал, если что-то не получалось.

Иные из соучеников ревниво относились к предпочтению, но Белик не слишком переживал по этому поводу. Силой он обижен не был, что и доказал неоднократно, выходя на кулачный бой с любым, кому приходила охота его задеть.

Часть из побитых, вероятно, затаила вражду, но ничем её не показывала, а большинство охотно потом дружило с умелым поединщиком и первым учеником.

Белик и сам не заметил, как оказался лучшим. Он не слишком ревниво относился к чужим успехам, да и свои казались скромными, но к концу семестра магистр Фагор уверенно вручил ему ключ и тем поставил впереди всех.

Именно тогда сразу после занятий и состоялся серьёзный разговор.

– Скоро каникулы, ученики разъедутся на отдых в родные дома.

Белик кивнул. Он собирался поработать. Свободное время можно использовать с толком, трудясь с утра до вечера, зато в копилке прибавится денег, а они ох как пригодятся, когда он начнёт новую жизнь, подвизаясь сельским магом.

– Твои края слишком далеко, нет смысла туда отправляться, если не обзавёлся пока каретой и резвой парой лошадей.

– Да, я хочу остаться, если это не запрещено.

– Можно, конечно, – вздохнул магистр Фагор. – Ты работаешь не покладая рук и это замечательно, но здоровье тоже капитал и полезно его поберечь.

– Я не хвораю! – почти с обидой ответил Белик. – Я всегда много работал. В деревне вырос, а там лежебок не терпят.

– Это отлично и пригодится в любой жизни, какую пошлёт судьба, но ты мой лучший ученик, я о таком давно мечтал и потому чувствую ответственность за тебя.

Белик промолчал, не решаясь дальше спорить с преподавателем.

– Так вот, – продолжал магистр Фагор. – В Орботе, а это город в отрогах Южного хребта, живёт мой близкий друг, тоже магистр. Я списался с ним ещё в начале осени, и он тебя ждёт. Путешествие пойдёт на пользу. Отвлечёшься от занятий, посмотришь другие места, познакомишься с новыми людьми. В ту сторону как раз пойдёт обоз, и место для тебя сыщется.

Неожиданно предложение преподавателя пришлось Белику по душе. Он хорошо помнил, как трудно, но интересно было добираться сюда. Тогда он почти всё время шёл в одиночку и опасался разбойников, хотя чем бы они могли поживиться в его тощих пожитках? Странствовать с большим торговым обозом было и безопасно и ненакладно для кошелька.

Тайталь поддержал приятеля.

– Тебе понравится, а помогая в дороге возчикам, ещё и сэкономишь.

Так вышло, что путешествия Белик начал ждать с нетерпением, а когда услышал от всё знающих подмастерьев, что театр тоже сворачивает шатёр и с тем же обозом отправляется на юг, предвкушение окрасилось в радужные тона. Он будет видеть Лину на стоянках и в пути. А может быть, даже познакомится с ней. Теперь-то он не юный школяр, отучился целый семестр и скоро станет уважаемым магом. Белик верил, что наберётся храбрости заговорить с прекрасной лицедейкой.

Дора нахмурилась и как-то потускнела, когда о грандиозном предприятии зашла речь. Белик тоже к ней привязался и знал, что будет тосковать в разлуке, но у него лежали впереди новые дали, а она оставалась здесь в скучном городке, где родилась и выросла. Конечно, ей обидно.

Предстояло ещё несколько занятых дней. Белик удвоил усилия, стараясь как никогда. Временами его пугала мысль о том, что он может забыть всё, что выучил, и он прилежно повторял заклинания каждую свободную минуту. Произносить их вслух не следовало, даже бормотать под нос, и он проделывал это мысленно, каждый раз перекладывая камешки из одного кармана в другой.

На любой текст был свой камешек, и Белик уже знал их наизусть и определял наощупь. Тёплые гладкие, они сроднились с произносимыми словами.

Обслуживая вечером посетителей в харчевне, он как раз препроводил по назначению первый голыш, когда в зал зашёл незнакомый посетитель. Белик знал здесь практически всех, даже тех, кто заглядывал редко, да и одет незнакомец был по-дорожному. Тёплый кафтан на подкладке, сапоги с опушкой – явно не беден. Потёртости на голенищах говори о том, что путешествовал мужчина верхом. Дорожного плаща при нём не было, а без него по холодному времени никто не ездил, значит, уже где-то остановился, там и коня пристроил, а сюда зашёл просто перекусить.

Белик и сам не знал, зачем ему эти подробности. Быть может, мысль о предстоящем путешествии заставила со вниманием смотреть на того, кто только что с дороги. Тёплые сапоги надо справить, а то бегает в лёгких, благо всё рядом. Путь относительно недальний, но появиться у почтенного мага, друга преподавателя Фагора, следует в достойном обличии. Денег Белик подкопил и мог позволить себе приодеться.

Принеся путнику заказанную еду и питьё, Белик отошёл к большому столу в дальнем конце зала – излюбленному месту обедавших здесь подмастерьев. Почти все уже пришли и терпеливо дожидались своей очереди. Белик приготовился запоминать заказы, когда Гетон, тот парень, с которым дрались когда-то на заднем дворе, сделал знак наклониться пониже и сказал негромко, так чтобы никто другой не расслышал в гомоне общего зала его слов:

– Этот пришлый вокруг кадетского тёрся, похоже, он соглядатай. У тебя там есть приятели, так при случае передай, чтобы остерегались.

Белик удивился, но послушно кивнул. С Гетоном после той потасовки отношения были неплохие, раз-другой даже сходились на заднем дворе, но не по злу, а поразмяться. Белик обучил парня нескольким полезным ухваткам, и тот относился к нему по-дружески.

Выполняя привычную работу, Белик невольно размышлял о том, что только что услышал. Чем может угрожать непонятный лазутчик господам кадетам, он не представлял. Они ведь почти все были дворянами, то есть сословием более других защищённым как законом, так и от закона. На всякий случай Белик постарался рассмотреть чужака как следует. Сделать он это мог безопасно, потому что кто же обращает внимание на прислугу, да и зоркий взгляд подавальщика всегда можно оправдать желанием угодить.

На вид незнакомцу было лет тридцать. Темноволос и темноглаз, лицо и руки обветрены, причём давно и привычно, скорее всего немало времени проводит в дороге, а смотрит и правда, слишком внимательно для случайного посетителя. Изучает каждого, кто шагнёт через порог, словно ждёт кого или, напротив, опасается. Несколько раз откидывался на скамье словно случайно, но при этом бросал взоры на выход в кухню и на задний двор, словно готовился спасаться бегством или же предвидел, что кто-то другой может это сделать.

Прав Гетон, не простой человек зашёл, и надо с ним поосторожнее. Сообразив, что кадеты скоро начнут собираться в харчевню на ужин, Белик предупредил Дору, что отлучится и вышел в переулок. Здесь дул резкий ветер, и сразу пришло в голову, что в дорогу надо действительно одеваться теплее. Всё время занятый то в работе, то в учении, то на бегу между тем и другим, Белик мало внимания обращал на погоду, а ведь уже наступила зима. Шагая по щербатой мостовой, он огляделся. Показалось, что попал сюда впервые. Наверное, прав магистр Фагор, пора выскочить из этого замкнутого круга, а то ведь и знания окажутся слишком узкими, пригодными только внутри школы.

К счастью долго ждать не пришлось, не успел Белик дойти до конца улочки, как навстречу свернули Марилев и его брат Ирре.

– Куда-то идёшь? – вежливо спросил дворянин.

Мальчик посторонился, давая дорогу, но промолчал, он вообще был неразговорчив.

– Вас хотел увидеть. В харчевне сидит пришлый человек, к седлу привычный, и глазами по сторонам зыркает. Гетон сказал, что вокруг кадетского корпуса бродил, словно выслеживая кого, вот я и решил предупредить на всякий случай. Касается это до вас обоих или нет, мне неведомо, но лучше лишнее узнать, чем нужное недослышать.

– Спасибо! – приветливо сказал Марилев. – Мы никого не опасаемся, но могли ведь и лихие люди лазутчика послать, в надежде чем-то поживиться.

Мальчик вздрогнул, переступил с ноги на ногу, словно в тревоге или нетерпении, потом дёрнул старшего за рукав.

– Да? – обернулся брат.

– Давай посмотрим на него со стороны. Вдруг кто из родичей решил понаблюдать, не будучи узнан, как кадеты тратят семейные денежки?

– Пожалуй, это выглядит разумнее, – пробормотал Марилев.

Белик первым пошёл обратно сквозь тесную, но хорошо убираемую, чтобы посетители харчевни не обижались, улочку. Сквозь мутное оконце трудно было что-то разглядеть, но кадеты и не пытались. Они прошли вместе с Беликом на задний двор, потом в коридорчик и посмотрели в зал оттуда.

Пришлый человек никуда не делся, так и сидел, прихлёбывая пиво, хотя давно уже должен был поесть и освободить место. Впрочем, особенно странным это не выглядело: болтался человек где-то по пустым равнинам, да лесным деревням, может ему в радость просто среди людей посидеть и разговоры послушать.

Белик стал так, чтобы прикрыть собой кадетов, но им дать случай разглядеть мужчину, и справились они на удивление быстро.

– Мы сегодня ужинать тут не будем, – сказал Марилев, поглядев на товарища. – Пришлём за едой прислужника.

– Хорошо, – ответил Белик. – Я скажу на кухне, чтобы приготовили.

Кадеты ушли так же тихо, как и пришли. Когда за ними затворилась дверь, Белик вернулся в зал, чтобы казалось, что это он ходил наружу за какой-нибудь надобностью.

Дурных мыслей у него не возникло, да и предупредив того из кадетов, кто вообще его замечал и держался всегда приветливо, он совершенно выкинул лишнюю заботу из головы. Посетителей оказалось на редкость много, едва справлялись втроём.

Незнакомец проторчал в харчевне ещё какое-то время, а потом расплатился и ушёл. Деньги дал местные, но Белик заметил в его кошеле и иноземные монеты, хотя удивительного в том не было – странствует человек, по надобности всё.

Заведение закрыли поздно. Тайталь ушёл раньше, он почти никогда не задерживался на уборку. Белик остался вдвоём с Дорой. Она вытирала столы и мела пол, он поправлял всё, что сдвинули с места посетители. Трудились как всегда мирно и молча, но потом Дора остановилась и отложила тряпку.

– Значит, уезжаешь? – спросила как бы невзначай.

Белик, несмотря на усталость, рад был поговорить о предстоящем путешествии и откликнулся охотно.

– Мне здорово повезло, что преподаватель Фагор позаботился обо мне. Конечно, я не прочь был бы здесь поработать и ещё подкопить денег на будущее, но и мир посмотреть хочется. Я моря никогда не видел и гор. У нас на севере только леса и болота, да и здесь – равнина.

– Это так, – согласилась Дора. – Холодно только теперь, ты бы одежды тёплой прикупил.

– Да, вот, завтра после занятий схожу.

– Можешь здесь что-то присмотреть. Отцу оставляют в залог вещи, а часто потом не выкупают. Давай глянем, вдруг тебе что пригодится.

– Давай! – обрадовался Белик, понимая, что ему, как работнику, мастер Лотан уступит со скидкой. – Спасибо, Дора, ты такая добрая, обо мне как о родном брате печёшься.

Дора глянула на него, раздулись на мгновение ноздри, словно девице воздуха не хватало. Белик забеспокоился, но она сразу отвернулась, а потом махнула рукой, приглашая к каморам.

Под хозяйскими хоромами были крепкие клети, один из замков Дора отперла своим ключом. Фонарь она поставила на порог, опасаясь, наверное, поджечь имущество, а его внутри оказалось немало. На крепких полках лежали разные вещи, а то и свёртки тканей. Белик растерялся среди такого богатства, но Дора уверенно сдернула с самого верха добротный даже на первый взгляд кафтан. Неброская на вид ткань оказалась мягкой и пушистой.

– Примерь-ка этот, должен прийтись впору.

Белик не устоял и, скинув полукафтанье, в котором работал, бережно надел протянутую Дорой почти барскую одежду. Она не только пришлась в самый раз, а словно родная обняла тело. Сразу стало тепло и уютно. Белик застегнул крупные пуговицы и отчаянно пожалел, что не может поглядеть на себя со стороны. У богатых горожан, он слышал, есть зеркала, в которых можно увидеть себя в полный рост, но представить это было трудно.

Дора мягко провела ладонью по рукаву, словно тоже наслаждаясь ощущением хорошей материи под пальцами, потом расправила кафтан на плечах, хотя он и так сидел отменно.

– Как на тебя сшито, – прошептала сдавленно, словно задыхалась.

Что с ней сегодня? Нездорова? Так на вид цветёт, румянец на щеках как маковы лепестки.

– Дорогой очень, – с сожалением вздохнул Белик.

Расставаться с хорошей одеждой не хотелось.

– Отец в полцены отдаст, да и не к спеху ему, тут разного добра полно. Вот и на голову, на ноги найдётся.

Дора торопливо повернулась, достала высокую с оторочкой шапку, сапоги с опушкой, как у заезжего человека. Где тут было устоять. От нежданного богатства у Белика закружилась голова. Когда он покажется в таком наряде, лицедейка Лина не сможет его не заметить. Да на такого молодца и дворянская девица посмотреть не побрезгует. Напомнив себе, что и перед чужим магом показаться надо пристойно, Белик отчасти успокоил совесть.

Сапоги тоже оказались впору, а когда надел шапку, то сам себе показался выше ростом. Дора глядела на него, по-бабьи сложив руки под высокой грудью. Хотелось расцеловать её за доброту и заботу, но Белик постеснялся. Всё же не родные, приличия блюсти надо.

– Забирай и пойдём! – отрывисто сказал Дора и первая выскочило во двор, подняв фонарь.

Белик прихватил рабочую одежду и вышел следом. Башмаки Доры уже стучали по лестнице, показалось, что засмеялась она. Над ним? Белик недоумевал, но девица скрылась в хоромах, стукнула дверь, исчез свет.

Шагая в темноте к себе в каморку, Белик недоумевал, что такое с ней происходит. Может быть, просто жалеет, что некому станет помогать? Так Тайталь никуда не едет. Вот разве что скучно на месте. Наверное, Дора просто грустит оттого, что тоже не может отправиться в дорогу.

Глава 8

Марилеву казалось, что эти месяцы пролетели как один день. Он всегда упорно занимался, и, хотя на роду ему было написано остаться на всю жизнь хилым, он единственно своим усердием в телесных упражнениях преодолел судьбу. В кадетский корпус явился не согбенный хворью отрок, а юноша, готовый не только учение одолевать, но при нужде и сражаться.

Как же пригодилась домашняя закалка! Отправляясь в школу, он не задумывался о том, что здесь придётся вести неустанный бой не только с нелёгкой магической наукой, но и соперничать с другими кадетами. До сих пор он соревновался только с собой вчерашним, поскольку никто не принимал его всерьёз как конкурента.

Первым среди всех так и остался Рафаль. Он глотал науку легко как прохладную воду и никогда не утруждал себя лишними занятиями. Едва магистр Гаргебрин отпускал кадетов, как он гордо удалялся из класса, сопровождаемый своими приближёнными. Графский сын нашёл их без труда. Вот и сегодня он прошествовал к двери, насмешливо поглядев на остающихся.

Марилев заметил, что кое-кто из кадетов, робея этих взглядов, тоже покидал комнату для занятий, не затвердив преподанное как следует, но сам ничуть не стеснялся, сидел допоздна. Ирре успевала лучше, но каждый раз оставалась с ним, да и в Хильдеальде Марилев обрёл единомышленника. Так и бдели втроём, расходуя свечи, и напоминая прилежанием усердных заговорщиков, всецело преданных идее.

Марилев освоил возжигание огней и заклинание оружия, даже магические мороки получались с каждым днём всё лучше, но вот скучный серый порошок никак не желал превращаться в грохочущую потеху. То есть, иногда получалось и недурно, иногда – нет, а где та тонкая грань, что отличала уверенность от случая, он пока не постиг.

Магистр Гаргебрин обычно удалялся с большинством, но сегодня задержался в классе. Марилев как раз придвинул к себе плошку с щепотью порошка на самом дне и задумался, пытаясь сообразить, что у него выходит не так, когда преподаватель сел напротив.

– Скоро закончатся занятия, и вы разъедетесь на месяц по домам, – сказал он. – Должен отметить, что ты был одним из лучших моих учеников.

– Но не лучшим, – коротко ответил Марилев.

С одной стороны преданно затихла Ирре, с другой – Хильдеальд. Этот юноша стал надёжным товарищем для обоих. Успевал он неважно, но трудился усердно, а главное не унывал.

– Да, ключ первого ученика придётся отдать Рафалю.

Магистр Гаргебрин помолчал. Марилев чувствовал на себе его внимательный взгляд, но собственный не оторвал от чаши. Ничто ему не мешало, когда он хотел сосредоточиться.

– Рафаль, бесспорно, наделён способностями к наукам, и всё же та лёгкость, с которой он хватает знания, способна подвести в самый неподходящий момент. Он талантливее, но доведись выбирать сейчас из вас двоих, кого взять на военную сечу, я, не колеблясь, выбрал бы тебя.

Слова строго преподавателя польстили, но не смогли затмить чувство справедливости.

– Я всё равно не буду первым, – возразил Марилев. – Ирре учится лучше меня.

Магистр Гаргебрин протянул руку и ласково коснулся кончиками пальцев стиснутых кулачков девушки. Преподаватель никогда не подавал виду, что знает тайну, но Марилев догадывался, что он осведомлён.

– Ирре очень способный мальчик, потому я и позволил такому юному ученику заниматься вместе с другими кадетами, но вряд ли семья позволит ему практиковать широко.

– Вот и зря, – простодушно вмешался Хильдеальд. – Ирре не только науку превзошёл, но и на мечах успешно учится, я видел, как Марилев его тренирует. Подрастёт немного, силёнок прибавится, и Рафалю ещё нос утрёт.

Хильдеальд так и не избавился от простодушной бесцеремонности провинциала, но его мягкая натура и полная неспособность помнить зло расположили к нему почти всех. Даже Рафаль не задирал больше бастарда, просто мало замечал.

Магистр Гаргебрин наклонился вперёд.

– Марилев, ты привык всего достигать тяжким трудом, и это полезнейшее из жизненных приобретений, но иногда нужно просто поверить, что иные вещи уже есть в тебе.

Преподаватель протянул руку, его раскрытая ладонь простёрлась над чашей.

– Возьми сосуд.

Марилев послушался, приподнял над столом щербатую плошку, и ощутил, как защипали кожу невидимые иголки. От чаши исходил ровный жар. Тепло уверенно заскользило к локтям, потом поднялось до плеч и слабо толкнуло в сердце.

– Это ваша сила, – сказал он, – а не моя.

Магистр Гаргебрин покачал головой.

– Закрой глаза и сосредоточься, прогони сквозь себя этот ручной огонь, попробуй поселить его в теле, пусть он освоится там, станет своим.

Марилев опять послушался. Тепло неуверенно растеклось по груди, а по спине от этого забегали колючие мурашки. Нет, не так, нужно принять этот жар как хорошо знакомого друга, а не чужестранца, забредшего случайно. Надо объяснить ему, что он пришёл домой, просто в дальних странствиях позабыл расположение комнат, провести и показать, где что лежит.

Вот голова, вместилище разума. Жар магии здесь почтительный гость, потому что руководить всем надлежит взвешенно и холодно. Вот лёгкие, что позволяют дышать, пусть тёплая сила колеблется с ними в такт. Живот примет её с почтительной готовностью, руки и ноги нальются ею как горячей кровью. Был ещё один орган, который откликнулся на переполнявшие Марилева ощущения, и он так смутился, что едва не вышел из магического транса.

Наполнив себя как сосуд волшебной силой, он представил невзрачный порошок на дне чаши и тотчас понял, как управлять его сутью.

От резкого щелчка Марилев вздрогнул. Кислый дымок нырнул в ноздри. Порошок взорвался! Да, но ведь магистр Гаргебрин держал над чашей ладонь, он мог пострадать.

Боясь как всегда за другого больше, нежели за себя, Марилев открыл глаза и обнаружил, что преподаватель сидит отстранясь от стола и скрестив руки на груди, причём, видимо, уже давно.

Получается, что волшебная сила не передана магом, Марилев просто обнаружил её внутри потому, что поверил в неё или просто время пришло.

– Как замечательно у тебя получилось! – воскликнул Хильдеальд и смачно чихнул. – Настоящее гремучее зелье, правда, Ирре?

Добродушный кадет протянул лапищу и хлопнул девушку по плечу, отчего она едва не слетела со скамейки. В Марилеве тотчас взыграла кровь.

– Эй, полегче, мой брат ещё мал для столь усердного дружества.

Он загородил девушку собой, словно от врага, но почти сразу смутился. Не слишком ли осерчал? Вдруг Хильдеальд что-то заподозрит? Ирре, кажется, отнеслась к бесцеремонности кадета без обиды. Глаза так и светятся, наверное, рада за успех Марилева и готова простить его приятелю свободу манер.

– Вот так! – веско произнёс магистр Гаргебрин. – А теперь, господа кадеты, выметайтесь из класса и не жгите попусту казённые свечи.

Хильдеальд убежал раньше, он всегда спешил в харчевню, не тратя время на такие глупости как омовение лица и рук. Марилев вместе с Ирре пошёл знакомой дорогой позднее, а в переулке их поджидал Белик.

Поначалу Марилев совершенно не встревожился. Он не опасался любых соглядатаев. Семье не было до него особого дела: состояние он имел собственное и распоряжался им с шестнадцати лет. Шпионы тайной службы тревожить высокородных дворян не решались. От лихих людей он рассчитывал отбиться, да и город здесь, а не большая дорога.

Мерилев не обратил бы внимания на предостережение Белика, но Ирре забеспокоилась. Видя, как она нервничает, решил взглянуть на странного человека. Когда разглядывали его из коридорчика, сразу понял, что Ирре чужак знаком. Она не выдала себя Белику, но Марилева обмануть не смогла.

Домой кадеты возвращались скорым шагом. Внизу Марилев задержался, чтобы послать слугу за едой, но догнал Ирре на пороге её комнаты.

– Я… Мне надо побыть одной! – попыталась выпроводить его девушка.

Марилев просьбе не внял. Этикет этикетом, но подруга откровенно напугана, и с этим следует разобраться немедленно.

– Нет, сейчас не время для капризов.

Он решительно шагнул в комнату и запер дверь. Показалось на миг, что Ирре испугалась уже его, но виду она не подала. Воинственно задрала подбородок и глядела сверкающими глазами. Марилев постарался говорить мягко:

– Ты знаешь этого человека, и его появление устрашило. Ирре, я ведь хочу помочь, доверься мне. Кто тебя разыскивает: обиженные женихи или встревоженная родня?

Она съёжилась под его взглядом, как у нахохленной птички возделись плечи. Марилев понимал, что причиняет боль даме, нарушает некоторым образом правила чести, но готов был пренебречь ими сейчас, как отринул и приличия. Он защищал. Мужественные инстинкты велели ему делать это любой ценой. Иногда приходится и толкнуть женщину, чтобы убрать её с пути, допустим, обезумевшей лошади.

– Дело не в том, что я вообще не хотела идти замуж. Меня собирались выдать насильно, – сказал Ирре.

Голос дрожал от натянутых ли как струны нервов или от обиды, Марилев вникать не стал.

– Кто осмелился обращаться так с девицей знатного рода?

– А ты уверен, что я из такого? – хмуро спросила Ирре.

Пытается увести разговор в сторону?

– Конечно, – терпеливо ответил Марилев. – У меня перед глазами были сёстры, я знаю, как воспитывают благородных девиц. Скажи, кто хотел вопреки воле распорядиться твоей рукой?

Марилев знал, что все браки в его сословии сговаривали заранее, и поэтому будущие супруги имели возможность познакомиться и как-то узнать друг друга. Если суженый был девице откровенно немил или недостойным поведением уронил себя в её глазах, такую помолвку могли и разорвать.

Старшины родов брали в расчёт, конечно, не столько девичьи слёзы, сколько имущественные интересы, а они могли пострадать в случае семейных разладов. Новобрачная, вступая в дом мужа, не теряла защиты отца и братьев.

У Ирре не было близких, кроме тётки, а вдова не имела средств конечно, обеспечить девице достаточной обороны. В таких случаях могли и приневолить, а то и просто похитить. Брак свершался, и доказать, что был он против желания молодой женщины уже не представлялось возможным.

Чаще всего на такой шаг шли ради денег и земель. Иногда и незначительное приданое служило приманкой только потому, что взять его было легко.

– Так кто же? – повторил Марилев, потому что Ирре молчала.

– Не скажу.

– Я не смогу защитить тебя, если не буду осведомлён, – терпеливо пояснил Марилев.

Всегда вела себя с ним так покладисто, училась на зависть всем, что пробудило в ней этот приступ упрямства? Ирре смотрела исподлобья. Взлохмаченный парик и выработанная для прикрытия угловатость делали её так похожей на мальчишку, что хотелось всыпать на правах старшего брата. Марилев потряс головой, чтобы вернуть себя в разум. Можно играть, но нельзя заигрываться, об этом всегда следует помнить. Ирре заговорила и оборвала себя почти сразу, словно устрашась произнесённых слов:

– А ты готов меня защищать? Ты ведь не знаешь всех обстоятельств…

– Пожалуй что так, – согласился Марилев. – Но я знаю, что все эти месяцы ты была добрым товарищем, не жаловалась на трудности, помогала мне в учении, и хотя сейчас ты споришь вместо того, чтобы внять голосу благоразумия, того, что мы пережили вместе, со счетов не скинешь. Мы друзья и побратимы. Конечно, я буду защищать тебя от любой напасти. Как ты могла подумать иное?

Несмотря ни на что Марилев помнил, что говорить нужно тихо. Стены тут толстые, двери крепкие, но осторожность никому ещё не вредила. Одна нелепая случайность могла выдать тайну, а единственно скандалом теперь дело явно не закончится.

Марилев постарался рассуждать взвешенно и ясно.

– Давай к делу. Мужчина в харчевне тебе знаком, это я понял. Он из свиты твоего жениха?

– Да, я видела его как-то. Старалась запомнить всех кто около него на такой вот случай.

– Понятно. Кто-то выдал тебя, но сейчас мы не будем на этом останавливаться. Подумаем, что делать дальше. Где ты собиралась провести каникулы?

– Хотела снять комнатку в городе и тихо в ней пожить.

Марилев вообще не задумывался о том, как проведёт вакацию. В поместье сейчас было пусто, родня перебралась в столицу, а город этот он не любил. Что ж, отлично: раз нет планов, то и менять их не придётся.

– Так, – сказал он ещё тише, чем прежде. – Рано утром мы уедем. Занятия закончились, а наблюдать, как Рафалю вручают ключ необязательно. Пусть все думают, что я расстроен неуспехом и предпочёл исчезнуть и не терзаться торжеством соперника.